Текст книги "Девять дней (ЛП)"

Автор книги: Хулина Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 30

«Мудрецы говорят: спешат лишь дураки, но я не могу не любить тебя» – Can’t Help Falling In Love by Elvis Presley.

Лили

– Я понятия не имею, какие у них вкусы, – говорит Колин, кладя коробку на кофейный столик.

Гостиная немного мала для десяти огромных хоккеистов и одного крупного футболиста… и меня. Ну, может, сама гостиная – нет, но диван – определённо нет.

Нас всего пять человек (Уис, Аарон, Зак, Майлз и я), сидящих на диване, в то время как другие сидят на полу, и становится немного тесновато. Бруклин крепко спит за спиной своего отца.

Колин все ещё стоит на ногах. Уверена, что меньше чем через минуту я буду сидеть на нём вместо удобного дивана.

– Шоколад, очевидно, – говорит Майлз с сарказмом.

– Да, – присоединяется к разговору Кайден.

Колин закатывает глаза и делает глубокий вдох, стараясь не комментировать глупость своих друзей.

Он убирает мои руки с колен, поднимая меня на ноги. Когда я собираюсь запротестовать, Колин садится и, как и было предсказано, сажает меня к себе на колени.

Его руки обхватывают мой живот, прижимая меня ближе к себе.

– Ты в порядке? – спрашивает он тихо, так, чтобы слышала только я.

Я киваю, затем быстро произношу:

– Да.

– Ты устала?

Устала. Я действительно устала. Сейчас только одиннадцать, но я уже устала. Если бы я не была взволнована, увидев, как некоторые хоккеисты оценивают шоколад, я бы наверняка уже поднялась наверх. Я даже не знаю, что такого захватывающего в том, что спортсмены пробуют шоколад, но это так.

– Нет, – соврала я, – но спасибо, что спросил.

– Да ладно, неужели никто не знает, какой у Hershey’s вкус? – спрашивает, посмеиваясь Уис, я всё ещё не уверена, что это его настоящее имя. Он достаёт коробку с батончиками «Hershey’s» и ставит её на кофейный столик.

– Это дегустация шоколада, Эзра, – я думаю, что это Эзра, – мы попробуем разные сорта. «Hershey’s» явно должен быть в списке, – говорит один из парней. Я не имею понятия, кто это говорит. Абсолютно. Может быть, мне следовало спросить Колина, как их зовут.

Майлз вскрывает коробку и открывает одну плитку, вручая каждому человеку по кусочку. На нашу удачу, нас ровно двенадцать человек и эта плитка «Hershey’s» состоит из двенадцати штук, так что всем всё досталось. За исключением остальных коробок, но мы не говорим об этом. Они закрыты, но, в конце концов, они буду съедены.

На счёт «три» мы все съедаем по одному кусочку. В этом нет ничего нового ни для кого из нас.

Некоторые из этих парней действительно серьёзно относятся к дегустации, наслаждаясь вкусом, открывая другую плитку, чтобы попробовать ещё раз.

– Я поставлю ему два из пяти Умпа – Лумпа, – говорю я, начиная составлять рейтинг. Если бы только я знала, что из-за моей оценки около девяти голов спортивных парней повернутся в мою сторону, как будто я кого-то оскорбила.

– Что, чёрт возьми, такое Умпа-Падумпа? – Зак смотрит на меня с широко раскрытыми глазами, приподняв брови и нетерпеливо ожидая объяснений.

– Умпа – Лумпа, – поправляю я. – Из Чарли и шоколадной фабрики.

– У нас есть шоколадка оттуда?

Майлз смеётся, поднося руку ко рту, чтобы прикрыть его.

– Это фильм.

– Как будто никто из вас, ребята, этого не знает? – Я смотрю на Колина, молясь о том, что он смотрел этот фильм, но когда вместо этого он пожимает плечами, я чуть не падаю с него на пол.

– Мы исправим это, как только закончим.

После того, как ребята поставили свои оценки, мы переходим к следующей плитке шоколада. Нам требуется добрых тридцать минут, чтобы попробовать следующие три варианта, просто потому, что Колин, Эзра и Зак слишком серьёзно относятся к дегустации. Они анализируют каждый кусочек, сравнивая их с предыдущими. Если бы они просто сравнивали вкусы, это было бы понятно, но нет, они сравнивают цену с объёмом и все такое.

Это нелепо, но весело… в некотором роде. Я предполагаю, что Колин делает это главным образом для того, чтобы рассмешить меня, и это действительно заставляет меня смеяться. Много смеяться.

Каждый раз, когда он тянется за очередным кусочком и издаёт эти дегустационные звуки, которые, кстати, чертовски меня раздражают, – я не могу удержаться от смеха.

Проходит ещё полчаса, и мы, наконец, добираемся до последней плитки шоколада. Мой желудок болит, протестуя против того, чтобы попробовать последнюю плитку, которую сейчас раздают.

Я чувствую, что если съем ещё хоть один кусочек, то взорвусь. Ребята так не выглядят. На самом деле, я думаю, что они могут продолжать есть ещё час. Я бы с удовольствием посмотрела, чем это закончится.

Однако что-то в этом последнем кусочке шоколада кажется странным. Ну, не то чтобы он просрочен или отравлен… но что-то подсказывает мне, что пробовать его – это плохая идея.

Когда Паркер, по-видимому, лучший друг Уиса, считает до трёх, говоря нам поторопиться, потому что он так сильно хочет попробовать, мой мозг внезапно начинает работать, пытаясь понять, что не так с этим кусочком шоколада в моих руках.

Только когда Паркер досчитал до трёх, я понимаю, почему это плохая идея.

– Подожди, – говорю я, хватая Колина за запястье, не давая ему отправить свой кусочек в рот.

Его брови сходятся, а глаза прикованы к моим. Я уверена, что на его лице даже написано некоторое беспокойство за меня, но я игнорирую это. Он должен беспокоиться о себе.

– Лили, это точно такой же кусочек шоколада, который мы пробовали раньше. Возможно, другой вкус, другая марка, но всё равно это просто шоколад, – говорит Зак, посмеиваясь. Я уверена, что он просто смеётся надо мной, но сейчас мне на это наплевать. Особенно, когда Колин смотрит на Зака с жаром в глазах, как будто он говорит Заку отвалить.

Взяв у Колина кусочек шоколада, я поворачиваюсь к Майлзу.

– Дай мне обёртку, – требую я, протягивая руку. Он берёт её и протягивает мне, его брови сведены вместе, как и у всех остальных.

Я проверяю упаковку, вчитываясь в каждое слово, пока не нахожу то, что ищу. Это занимает у меня целую минуту, но потом на обороте написано самым мелким шрифтом, какой я только могла себе представить.

– В нём содержится кокос, – бормочу я, в основном для себя. – Почему они не написали эту информацию прямо на обложке?

Может быть, неразумно злиться на это, но я действительно злюсь. Я знаю, что аллергия, особенно на орехи, может развиться в считанные секунды.

Сколько людей, страдающих аллергией, должно быть, съели это, думая, что это молочный шоколад, потому что так написано на лицевой стороне упаковки?

И что самое ужасное, вы даже не чувствуете запаха кокоса. А может быть это хорошо? Учитывая, что некоторым людям достаточно просто понюхать продукт, на который у них аллергия, чтобы вызвать её.

– Тебе он не нравится?

Игнорируя того, кто только что задал этот вопрос, я смотрю на Колина, видя его ошарашенное выражение лица. Я хочу прикоснуться к его лицу, но сомневаюсь, что это такая уж отличная идея, поэтому вместо этого я встаю, беру его за руку и тащу за собой в ванную.

Он молчит, что необычно, потому что Колин обычно много говорит, когда находится рядом со мной.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, начиная паниковать. Что, если уже слишком поздно, его дыхательные пути вот-вот закупорятся и он умрёт? – Ты можешь дышать?

Он слегка кивает, настолько, что я едва это вижу.

– Колин, тебе нужно поговорить со мной, пожалуйста. – Не думаю, что я когда-либо умоляла кого-то поговорить со мной. – Может, мне вызвать скорую? Чёрт возьми, я всё равно могу это сделать, просто чтобы убедиться, что с ним все в порядке.

– Ты…

Я достаю свой телефон из заднего кармана, пытаясь разблокировать его с помощью Face-ID. Почему всякий раз, когда ты спешишь, твой телефон просто не хочет включаться?

– Лили, – слышу я голос Колина в тот самый момент, когда начинает течь вода. Я думаю, что он моет руки.

Набирая номера экстренных служб, я собираюсь позвонить им, когда Колин забирает у меня телефон.

– Я в порядке, – говорит он, приподнимая мой подбородок так, что наши глаза встречаются.

Лёгкий ветерок касается моего лица, когда он вздыхает. Когда он подносит другую руку к моему лицу, проводя большими пальцами под моими глазами, только тогда я замечаю, что по моему лицу текут слёзы.

Почему я плачу? Господи, что происходит?

– Милая, я в порядке, – говорит он мягко, спокойно. Его голос ровный и низкий, но обнадёживающий. – Я в порядке, – повторяет он.

Я не уверена, кого он пытается убедить – меня или себя.

– Ты мог умереть, – снова бормочу я про себя, но он, конечно, слышит это.

Слёзы продолжают скатываться из моих глаз, стекая по щекам. Мысль о смерти Колина слишком абсурдна, о ней слишком больно думать.

Что бы я делала, если бы он это съел? Что, если бы он умер?

Единственный источник света в моей жизни не может умереть вместе со мной. Колин не может умереть из-за меня. Он не может умереть, даже если захочет. Никогда. Ладно, может быть, от старости, но даже это почти переходит все границы.

Мне нужно взять себя в руки. Я не могу испытывать к Колину тех чувств, которые испытываю сейчас. Это несправедливо по отношению к нему.

Конечно, Колин с самого начала не хотел, чтобы я умирала, но меня так сильно беспокоит не его смерть. Я имею в виду, я не хочу, чтобы он умирал, но боль, которую я испытываю, просто думая о его смерти… вот что меня беспокоит.

То, как сжимается моё сердце и сжимаются лёгкие, когда я думаю о потере этого парня. То, как у меня начинает болеть голова, а глаза начинают слезиться, когда я думаю о том, что никогда больше его не увижу.

– Колин? – я шмыгаю носом, всё ещё плача.

– Пожалуйста, прекрати плакать, mi sol, моё сердце этого не вынесет. – Он вытирает пару капель так же быстро, как они появились, но они продолжают появляться. – Ты разбиваешь мне сердце, Лилибаг. Мне невыносимо видеть, как ты плачешь.

Ты разбиваешь мне сердце, произнося эти слова, Колин.

Раздаётся стук в дверь, за которым кто-то спрашивает:

– Всё в порядке? – Я не узнаю этот голос, но уверена, что Колин понял кто это.

– Да, всё хорошо. – Колин говорит немного громче, нежели когда он разговаривал со мной.

– Я вызову скорую, – сообщает парень Колину, как мне кажется.

Колин качает головой, но, конечно, его друг не может видеть это через дверь, поэтому он заговаривает.

– Нет, всё в порядке. Мне она не нужна, Уис.

О, Уис, он же Эзра.

– Ты уверен?

Колин вздыхает, слегка посмеиваясь. Кажется, его раздражает, что люди заботятся о нём. Это довольно иронично, учитывая, что этот парень заботился и продолжает заботиться обо мне больше, чем моя мать когда-либо на самом деле, начиная с самого начала моей жизни.

Пока он идёт, чтобы открыть дверь и поговорить с Эзрой с глазу на глаз, я использую это время, чтобы вымыть руки, избавляясь от остатков кокоса.

– Ребята очистили комнату от всего кокосового, так что вы спокойно можете выходить, – слышу я слова Уиса, за которыми следует тихий смешок Колина.

– Я подумал, что ты позовёшь ещё кого-нибудь и попросишь их принести кокосы.

– Я думал об этом, – смеётся Уис, – Просто чтобы подшутить над тобой. Но риск того не стоил.

– Я в порядке, Уис, обещаю. Я не почувствовал запаха, и даже если бы почувствовал, не думаю, что из-за этого я бы умер. Я не реагирую на запахи, я реагирую на их потребление.

– Это значит, что красотка спасла тебе жизнь, – бьюсь об заклад, что Уис самоуверенно улыбается.

– Её зовут Лили.

– Каждый заслуживает прозвища.

Вытирая руки, чтобы отвлечься, я пытаюсь сохранить спокойствие, прежде чем ударить Уиса по его заурядной физиономии. Ладно, кого я обманываю? Этот парень красив, и я подумала, что он милый… до того, как эти слова слетели с его губ.

– У Лили есть одно, на самом деле, у меня есть несколько для неё. Ей больше не нужно прозвище, особенно то, которое основано на её внешности.

В считанные секунды Колин берет меня за руку и притягивает к себе, обнимая так, словно только что предложил себя в качестве моего личного щита, которым он и является. Я знаю, что это так. Колин никому не позволил бы поступить со мной плохо, я просто знаю, что он бы этого не сделал.

– Не мог бы ты сказать всем, чтобы они расходились по домам? Я думаю, мне нужно немного побыть одному. Ты знаешь, смириться с тем фактом, что я чуть не умер, – хватка Колина на моей талии усиливается, но не причиняет дискомфорта, скорее наоборот. Это успокаивает. – Эзра кивает.

– Наедине с собой и со своей девушкой.

– Да, она меня не беспокоит. Как ты и сказал, моя девочка.

Будь я проклята, если от этого мои щеки не пылают, чувствуя, как огонь покалывает мою кожу. По некоторым причинам моему телу сейчас нравится это ощущение огня на моей коже. Это часто случается, когда Колин рядом.

Сколько бы я ни твердила себе, что не могу позволить Колину приблизиться ко мне так близко, что я не могу причинять ему боль ещё больше, чем уже причинила, кажется, я не могу это остановить.

Как будто этот мужчина даёт мне какую-то силу, о которой я и не подозревала, что её можно получить. Он не просто электрическая лампочка, проливающая немного света в затуманенное пространство, которым является моя жизнь. Нет, он – целое солнце. Дарит мне свет, тепло, помогает цветам расти в дождливые дни.

Я даже не замечаю, как Эзра уходит, а Колин ведёт меня наверх, в свою спальню. Или я подсознательно забираюсь к нему в постель и накрываюсь одеялом. Дело не в том, что я устала, может быть, так оно и есть, когда Колин так близко ко мне, я погружаюсь в свои мысли и даже не замечаю, что делаю, пока не устану.

– Mi sol, тебе, наверное, стоит переодеться во что-нибудь более удобное перед сном. Я слышу, как он роется в своём шкафу.

Мысленно молясь о том, чтобы Колин передал мне одну из своих рубашек для сна, я позволяю себе наблюдать, как он роется в своей одежде.

Мне нравится его запах. Колин большую часть времени пахнет, как «rosewood» (прим. пер.: I значение: Палисандр – название древесины ряда пород тропических деревьев; II значение: название духов), и все же запах Колина никогда не проходит мимо меня. Его запах всегда приятный, тёплый и успокаивающий. Я даже не подозревала, что от кого-то может так приятно пахнуть, пока не встретила Колина.

Может, это какой-то осколок в моём мозгу говорит, что от него приятно пахнет, но опять же, я не против этого. Колин всегда успокаивает меня, даже когда я этого не хочу. Просто знать, что он здесь – со мной – и не отпустит меня без боя, – это заставляет меня чувствовать себя хорошо, спокойно.

И, словно моя молитва была услышана, Колин бросает рубашку прямо в мою сторону, которая приземляется мне на голову. Он смеётся, наполняя мою грудь каким-то странным теплом. Мне так хорошо знакома эта теплота.

Я стягиваю её вниз, стараясь насладиться запахом Колина. Это сразу же вызывает улыбку на моём лице, на моей разбитой и потрясённой душе.

Не заботясь о том, что Колин смотрит на меня, на моё тело, я кладу рубашку перед собой и начинаю снимать свою. Вздох, срывающийся с мягких губ Колина, когда я сажусь на его кровать в одном лифчике и джинсах, быстро превращается в низкий стон, когда мои руки тянутся за спину, расстёгивая лифчик.

Чтобы устроить представление для Колина, – я притворяюсь, что не знаю, что он смотрит на меня голодным взглядом, – я потягиваюсь. Моя спина выгибается дугой, мои груди чуть сильнее вздымаются в воздух.

Избегая взгляда Колина, который, я уверена, больше сосредоточен на моей груди, чем на моих глазах, я натягиваю его рубашку через голову, медленно опуская её на грудь, затем немного быстрее спускаю на живот.

Я не могла допустить, чтобы он подумал, что я сделала всё это нарочно.

Мои глаза следят за его телом, когда он подходит к стороне кровати, где я сижу, останавливаясь рядом со мной. Колин снимает одеяло с моих ног, затем осторожно, но твёрдо тянет их, заставляя меня лечь на спину.

Я не задаю ему вопросов. Я бы не осмелилась этого сделать. Колин мог делать со мной всё, что хотел, мне всё равно. Ладно, может быть, это немного преувеличено. Но прямо сейчас я бы позволила ему делать всё, что угодно. За исключением, может быть, плохих вещей, таких как… накачать меня наркотиками.

Ощущение его тёплых рук на моём теле посылает ещё одну волну комфорта по моим венам, точно так же, как его смех ранее. К моему неудовольствию, это также заставляет меня страстно желать его.

Моё дыхание учащается, когда Колин задирает мою рубашку, пока мой живот снова не освобождается. Предвкушая его прикосновение, я разочаровываюсь, когда он наклоняется и оставляет поцелуй на моем животе, затем расстёгивает пуговицу на моих джинсах, расстёгивает молнию только для того, чтобы снять с меня брюки. В ту секунду, когда на мне больше нет джинсов, он натягивает рубашку, прикрывая меня.

Хмыкнув, я закатываю глаза, когда понимаю, что он всего лишь собирает мою одежду с кровати и не собирается набрасываться на меня.

Почему меня это вообще волнует? Мы с Колином не должны набрасываться друг на друга, как кролики. Мы должны быть друзьями, и не более того.

Он должен попытаться убедить меня, что я хочу остаться в живых, что, как мы все знаем, на самом деле всё равно не сработает.

У нас не должно быть дружбы с привилегиями. И всё же я жажду его прикосновений. Жажду приятного облегчения, которое он мне даст.

– Напомни, как назывался тот фильм? – Я слышу, как он говорит, но мои мысли все ещё где-то далеко.

Мои мысли все ещё сосредоточены на его руках на моём теле, скользящих по нему, лаская каждый дюйм. Его губы на моих, когда наши языки встречаются. Его бедра прижимаются к моим, его эрекция давит на меня прямо перед тем, как он заставляет меня вздыхать, забываться.

– Лилибаг? – Похоже, его это забавляет.

О Боже, неужели я сказала всё это вслух?

Мои глаза встречаются с его, и я уверена, что моё лицо краснеет, когда он понимающе улыбается мне.

– Кино? С этими шоколадными фигурками.

Я не могу сдержать смешок.

– Это не шоколадные фигурки. Они Умпа Лумпы.

– Умпа-Лумпа, Хумпа-Пумпа, Шоколадный стрелок. Это всё одно и то же. Как называется этот фильм?

– Ты только что сказал Шоколадный стрелок вместо Умпа-Лумпа? – говорю я, искренне смеясь.

Он пожимает плечами.

– Похоже на то. Название?

– Чарли и шоколадная фабрика.

Менее чем через несколько минут Колин оказывается со мной в постели, прижимая меня к себе, когда по его телевизору начинается транслироваться фильм.

ГЛАВА 31

«Мы на правильном пути к плохой карме» – Rock Bottom by Hailee Steinfeld, DNCE.

Колин

Заходить на кухню в шесть утра – это единственное, чему я не научился.

Пока я не осознал, что это может быть приятно.

Как только я спускаюсь по лестнице, я вижу кухню, и мои глаза падают на Лили, стоящую перед плитой.

Она готовит завтрак. Снова.

Я не помню, чтобы когда-нибудь в этом доме пахло свежей клубникой, бананами или даже блинами. Но с тех пор, как Лили приходится оставаться здесь, она готовит завтрак каждое утро.

И я быстро понял, что она любит блины. Не обычные, нет. Лили кладёт в тесто клубнику и бананы. Кажется, теперь это мой любимый вид блинчиков.

Честно говоря, я даже не знал, что это такие бывают. Очевидно, что бывают, но я не расстраиваюсь по этому поводу.

– Доброе утро, – говорит Лили мягким и сонным тоном. Не думаю, что она так давно проснулась, если верить её сонному голосу.

Она не смотрит на меня, просто продолжает готовить, когда я подхожу к ней.

Стоя прямо за ней, я медленно и так нежно обхватываю её руками, опуская голову, пока мой губы не оказываются на уровне её уха.

– Доброе утро, mi sol, – прошептал я, а потом поцеловал её в висок.

Она дрожит, но я не думаю, что это из-за моего прикосновения. Её кожа холодная, она замёрзла.

– Ты должна была потеплее одеться перед тем, как спуститься сюда, – сказал я, потирая руки вверх и вниз, чтобы согреть её. Она хихикает.

– Может, я хотела, чтобы ты согрел меня.

Прежде чем ответить ей, мой телефон завибрировал. Как бы я не ненавидел проверять телефон, когда я с Лили, я знаю, что должен.

Я отдаляюсь от Лили, чтобы ей было комфортно и достаю телефон из кармана, когда иду за кухонный стол, занимая место.

Эйра: Чем занят?

Что бы Эйра ни планировала (в шесть утра), это не может быть чем-то хорошим. Она никогда не спрашивает, чем я занят.

Колин: Собираюсь завтракать. ¿Por qué? (Прим. пер.: А что случилось?)

Эйра: Вчера ты не пришёл домой. Можем ли мы сделать что-нибудь весёлое сегодня? Я знаю, что у тебя есть занятия и тренировка, Papá (Прим. пер.: Папа) мне сказал. Но Колин, сегодня ты мне очень нужен.

Как я могу отказать ей? Никак.

Эйра: И приведи Лили, если она хочет. ¡Te quiero, Colin! (Прим. пер.: Люблю тебя, Колин!)

Вздыхая, я борюсь с желанием, чтобы не застонать. Сказать Эйре, что Лили – моя девушка, что является полной ложью, было худшим решением, которое я когда-либо принимал.

Лили ещё не знает, что она моя девушка.

Вместо того чтобы продолжать писать своей сестре, я решил позвонить ей. Это не только легче, но и, я должен услышать её голос, пока не стало слишком поздно.

Она сразу же берёт трубку.

– ¡Ay, Colin! Es bueno que llames. (Прим. пер.: О Колин! Как хорошо, что ты позвонил).

Конечно, хорошо, что я позвонил. Я знаю, что Эйра тоже предпочитает звонки, нежели смс.

– Чем ты хочешь заняться, enana? (Прим. пер.: гном) – спрашиваю я, обратив на себя внимание не только Эйры, но и Лили.

– Лили катается на коньках? Мы могли бы пойти на каток, quizás (Прим. пер.: может быть)? О, мы можем научить её, если она не может кататься на коньках. Это тоже было бы весело!

Эйра слишком взволнована для человека, кому положено быть прикованным к постели и едва способным стоять на ногах. Особенно в предвкушении возможного катания на коньках.

– Не хочу тебя расстраивать, enana, но она может. Однако я не думаю, что она пойдёт. Дай я спрошу у неё.

Я точно знал, что Лили повернёт голову, а потом нахмурится, как только я произнёс свой второй вопрос. Но ради Эйры, я должен спросить.

– Лилибаг? – Она хмыкнула, дав мне понять, что слушает. – Эйра спросила, можем ли мы покататься на коньках вместе. Я знаю, что ты не ступаешь на лёд, но….

– Я не могу, – прерывает она, хмурясь и поворачиваясь лицом ко мне. Милый, маленький и раздражённый хмурый взгляд. – Ты знаешь, что я не могу. Я знаю, что мне это понравится, но я не могу начать делать то, что мне нравилось, только чтобы оставить это снова через пару дней.

И это на два дня меньше того, что мне бы хотелось. Сегодня пятое октября, то есть осталось всего три дня. Два из которых предназначены для меня.

Я слышу, как Эйра задыхается в трубке. Но Лили пока не знает, что она опять встанет на лёд. Я не дам ей умереть без чувства свободы, которое она когда-то чувствовала от катания, которое она так любила.

Я уверен, что если я скажу Лили, почему для меня так важно, чтобы мы пошли с Эйрой… так, погодите.

– А ты сможешь пойти? Ты уже не такая сильная, как раньше, Эйра, – я спрашиваю по-испански, не хочу, чтобы потом Лили задавала вопросы.

– Я в порядке, мистер медбрат. Я знаю, что ты меня будешь меня держать. Mamá (Прим. пер.: маме) не нравится, что я еду, но она, конечно, не собирается меня останавливать. И ты знаешь почему.

Я знаю почему. И я ненавижу это.

– Лили, я действительно должен пойти с ней. Я в долгу перед Эйрой. Я не ходил к ней вчера, это меньшее, что я могу сделать.

И, возможно, я должен сказать тебе всю правду… но я не могу.

– Ты можешь идти. У меня всё равно занятия. Я также могу поделать мозги Аарону некоторое время, подразнить его за то, что он любит какую-то девушку или что-то в этом роде.

Как бы интригующе это ни звучало, мне нужно, чтобы Лили пошла со мной. Я знаю, что она будет задавать вопросы, на которые я не смогу дать ей ответов, но мне нужна Лили рядом.

– Она должна прийти, gigante (Прим. пер.: гигант). Пожалуйста.

Даже моя сестра ноет, чтобы Лили сопровождала нас.

– Ты нужна мне, Лили. – Проведя руками по волосам, я тихо вздохнул. – Если что-то случится, мне нужно, чтобы ты позвонила 911.

Она смотрит на меня взглядом типа «что за фигня», молча спрашивая меня, о чём идёт речь. Жаль, что я не могу ей рассказать, поскольку это только ранит её чувства.

– Эйра немного неуклюжая, у неё тонкая кожа и легко ломающиеся кости, – соврав, объясняю я. Но, может, это не такая уж большая ложь. Её так легко обидеть.

Эйра фыркает, прекрасно зная, что я ей соврал.

– Ты такой врунишка, – говорит она по-испански. – Никаких разговоров о раке, поняла. Приведи её, por favor (Прим. пер.: пожалуйста).

—♡—

На это потребовалось много уговоров и обещаний, – и пара молочных коктейлей, – после которых я всё же уговорил Лили пойти со мной.

Эйра сидит на лестнице у входа на каток в Нью-Йорке. Похоже, сегодня он закрыт, наверное, мой отец сделал это. Моя мать стоит рядом с Эйрой, вероятно, вручая ей, шесть разных перчаток и миллион шарфов.

Мы все знаем, что Эйра сейчас очень хрупкая, но блин, серьёзно?

– ¡Ay, hijo! (Прим. пер.: Ой, сынок!), – крикнула мама, когда увидела, как мы с Лили выходим из машины.

– ¡Y sus novia, Lily! (Прим. пер.: И его девушка, Лили!)

Мне вдруг стало интересно, насколько я облажался, когда Лили узнала, что я говорю по-испански. Ведь моя мама даже не пытается скрыть свои испанские гены.

Думаю, я тоже не должен, но мне всегда было трудно не чувствовать осуждения за это. Это похоже на один случай, который произошёл в старшей школе, когда у меня был акцент и другие дети смеялись надо мной, что очень меня задело.

И, очевидно, я переключаюсь между языками по телефону, даже перед ней. Что, не буду врать, сбило меня с толку, когда Лили сказала мне об этом.

Я едва замечаю, когда переключаю языки. И всё же, я знаю, что не хожу по округе, показывая свои испанские гены.

– Позаботься о сестре, хорошо? – Беспокойство в её голосе не останется незамеченным. Я не могу винить её, Эйра вообще не должна находиться на улице. Я понимаю, что ей это нравится, что она хочет жить, но на самом деле это невозможно в данный момент.

– Я не позволю, чтобы с ней что-то случилось, Mamá.

– Хорошо, хорошо. Убедись, чтобы Эйра надела перчатки, колготки, шлем, шарфы и….

– Estaré bien, Mamá (Прим. пер.: Я буду в порядке, мама), – заверила моя сестра. – Estoy enferma, no muerta (Прим. пер.: Я больна, а не мертва).

Моя мать взглянула на неё, как и я. Это не было смешно, когда Эйра сказала это в первый раз, и не смешно сейчас. Особенно сейчас.

Я протягиваю руку Эйре, помогая ей подняться.

– Я могу ходить, Колин, – говорит она, зная, что я вполне мог бы отнести её внутрь.

– Это хорошо, а то я не знаю, как ты катаешься.

Когда мы стояли перед катком, Эйра не могла дождаться, чтобы попасть на него. Она любила кататься, как и Лили. Разница в том, что Лили перестала кататься на коньках, потому что у неё не было мотивации делать это больше, Эйра же была вынуждена слушаться врачей.

Я купил Эйре одного из тех милых пингвинов, которых используют маленькие дети, когда они учатся кататься на коньках. Вместо обычных помощников на коньках у них есть пингвины. Очевидно, что они не настоящие.

Это даже не имеет значения, как они выглядят, это только для некоторой поддержки. Эйра не в состоянии кататься так, как она хочет, она нуждается в помощи.

– Ты фигуристка? – спрашивает Эйра, рассматривая Лили c ног до головы.

Несмотря на тот факт, что Лили изначально не хотела приходить сюда, она отказалась кататься без своих костюмов. Она сказала что-то о том, что если она собирается сделать это, то она должна сделать это правильно.

Мне на самом деле всё равно, в шортах она или джинсах… или в форме для катания. Пока Лили будет ходить по льду, я организую вечеринку… незаметно. Не хотелось бы её спугнуть.

Улыбка, которую дарит Лили, не похожа на её взгляд. Нежные зелёные глаза полны боли, когда она мягко кивает.

– Бывшая фигуристка. Я давно не каталась.

– Как и я, – подбадривая, сказала Эйра, хватаясь за руку Лили. – Я никогда не каталась профессионально, мой отец не разрешал мне. Но Колин и Эйден часто брали меня на арену, чтобы покататься.

– Мой брат приводил меня на каток, когда мне не разрешали быть там из-за тренировок по хоккею, говорит Лили, улыбаясь воспоминаниям.

Эйра очень ярко улыбается. Одним из её многих талантов является зарождение улыбок на лицах людей. Искренние и сияющие улыбки. Каким-то образом Эйре всегда удавалось вырастить цветы даже во время бури.

– Так что давай, Лили, давай покатаемся, – Эйра тянет за руку, но Лили не шевелится. Нахмурив брови, она отпустила руку Лили, сделав шаг назад. – Возможно, Колин сможет переубедить тебя лучше меня.

Я кладу пингвина на лёд для Эйры, помогаю ей ступить на него. Когда я убедился, что с ней всё хорошо, я тепло улыбнулся ей и стал наблюдать, как она медленно и осторожно начинает кататься.

Я бы солгал, если бы сказал, что я совершенно спокоен по этому поводу. Я искренне боюсь, что что-то случится с Эйрой в ближайшие пару минут.

– Я не могу этого сделать, Колин, – шепчет Лили.

Я повернулся, чтобы посмотреть на неё, взяв её лицо в свои руки, заглядывая глубоко в её летние зелёные глаза.