355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Хуан Гойтисоло » Цирк » Текст книги (страница 2)
Цирк
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 01:44

Текст книги "Цирк"


Автор книги: Хуан Гойтисоло



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

– Нет дома, пошел к дону Хулио, – с важностью сказал Элпидио.

– Ах, вот как? – невозмутимо произнесла Селия.

– Вы только послушайте: в воскресенье, две недели назад, дон Хулио зашел ко мне в бар. Знаете, мы ведь с ним старые друзья. Во время войны я, можно сказать, спас ему жизнь… Меня очень беспокоил мальчик. Я и рассказал дону Хулио обо всем, а он говорит: «Пришлите его ко мне как-нибудь вечерком. Посмотрим, нельзя ли что-нибудь сделать».

– Дон Хулио – могущественный человек, – многозначительно заметила девушка. – Я уверена, если он заинтересуется этим делом, то уладит его мгновенно.

– Конечно, уладит: это так же точно, как то, что меня зовут Элпидио. У мальчика одна блажь в голове, пора бы уж ему образумиться.

– Пабло сначала рассердился, – объяснила жена. – Говорил, что ни дон Хулио, ни кто другой ничего не может сделать и так далее, и тому подобное. Но сегодня утром он вдруг передумал – я так и не поняла почему – и сказал, что пойдет к дону Хулио.

– Мальчик не так уж глуп, он понял, что дон Хулио может ему быть полезен. Гордость хороша, но на ней одной далеко не уедешь.

– У Пабло всегда был странный характер, – сказала Хулия. – Я часто спрашиваю себя, в кого он такой уродился. Во всяком случае, ни на кого из моей родни он не похож.

– Это возраст, жена, возраст. В его годы я вел себя точно так же.

– А мне, – сказала Селия, допив стакан кока-колы, – он кажется очень рассудительным мальчиком.

– Так оно и есть, – поспешно отозвался Элпидио. – Но все дело в том, что Хулия обращается с ним, как с младенцем, забывает, что он уже мужчина.

– Я знакома и с его друзьями, – продолжала Селия с улыбкой. – Они очень симпатичные.

– О, вы их плохо знаете!.. Если бы вам, как мне, приходилось встречаться с ними каждый день…

– Я как-то разговаривала с одним из них… Кажется, его зовут Атила.

– Фу! Он хуже всех! – вскричала Хулия. – Я его и на порог не пущу!

– Да? Я встретила его как-то, когда гуляла на кладбище. Он подошел ко мне, поздоровался и был очень любезен.

– Полно! Не верьте! Все эти жители бараков – шайка бродяг. Доверьтесь им, и вам не избежать неприятностей.

– О нет, не думаю! По-моему, он хорошо воспитан, живет с матерью. Он сказал мне, что его отец погиб на войне.

– Слишком уж вы простодушны, – заявила Хулия. – Раз они вами интересуются, значит, у них есть какая-то цель.

– Цель?

– Атила и еще один парень из их компании целое лето гуляли с одной разведенной немкой… И можете себе представить, ради чего – ради денег…

– Как это нелепо! – сказала Селия, краснея до корней волос – В жизни не слыхала ни о чем подобном.

– Да, дочка, это настоящие подонки. – Хулия поставила корзинку с вязаньем на буфет и снова подошла к Селии, потирая руки. – Я на вашем месте не стала бы даже с ними здороваться.

Наступило молчание, которое нарушал лишь раздраженный голос дедушки:

– Не пойду!.. Какого черта!..

Затем официант просунул в дверь свою вытянутую, как у тапира, голову и сказал, что ему пора сменяться.

– Ладно, – неохотно отозвался Элпидио. – Подождите меня минутку.

Селия, воспользовавшись случаем, распрощалась.

– Ну, я побегу! Если Матильде зайдет к вам, скажите, что я не буду ужинать дома и пойду прямо в «Гайярре».

Элпидио проводил ее на улицу, вернулся в бар и, заняв свое место, оперся локтями о стойку. Несмотря на канун праздника, кабачок был почти безлюден. Сидя перед пустым стаканом, сорокалетняя иностранка читала у стойки газету, а за столиком старый Филомено развлекался тем, что раскладывал пасьянс.

Элпидио выбил из трубки пепел и набил ее снова. Как он и ожидал, Хулия вышла из столовой и, вздыхая, села в кресло.

– Бедная девочка! – сказала она, чтобы начать разговор. – Как ты думаешь, правда то, что говорят?

В ответ Элпидио только развел руками.

* * *

Несмотря на свою старую дружбу с Атилой, Пабло так и не привык к петушиным боям. Свирепость дерущихся птиц, распаленные зрители, кровь – все внушало ему неодолимое отвращение. Но главное – ему становилось решительно не по себе, когда он видел напряженное лицо друга, его судорожно стиснутые руки и горящие глаза. Бесполезно обращаться к нему, тянуть за рукав, пытаться как-то привлечь к себе внимание. Атила всем своим существом принимал участие в бое: на шее у него набухали вены, бугром вздувались бицепсы, он курил не переставая, зажигал, отбрасывал прочь и снова зажигал одну сигарету за другой.

Когда Пабло пришел в «Погребок», Атила выпустил Мачакито против петуха, принадлежавшего каким-то цыганам. Хуана сидела на лавке в дальнем углу. Увидев Пабло, она подвинулась, освобождая ему место. С бледным лицом, зажав в руке погасшую сигарету, она словно завороженная следила за боем. Вокруг нее парни из команды Атилы громкими криками подбадривали его петуха. В первом ряду, стоя на коленях, стонал, бурно выражая свои чувства, Хуан Божий человек, дурачок.

Петухи одновременно отступили и стали клевать землю, как бы подзадоривая друг друга. Затем, словно повинуясь какому-то сигналу, они возобновили сражение. Их тела яростно сшиблись, и перья закружились в воздухе.

– Продолжаешь? – спросил Атила хозяина другого петуха.

– Да, – ответил тот, отирая платком пот. – Какого черта!

Пабло пытался поймать взгляд Хуаны.

– Кто этот цыган? – спросил он.

– Я его не знаю, – ответила Хуана не оборачиваясь. – Никогда раньше не видела.

Мачакито загнал своего противника в угол площадки и принялся со злобным остервенением долбить его шею.

– Продолжаешь? – ехидно спросил Атила.

– Дерьмо.

– Продолжаешь?

– Так растак…

– Продолжаешь?

– А черт! – крикнул цыган. – Делай что хочешь.

Шея его петуха обильно кровоточила, он тщетно пытался уклониться от разящей шпоры Мачакито.

– Бери! – крикнул цыган, швыряя деньги на землю. – Подавись ими.

Он порывисто схватил побежденного петуха, гребешок которого, как и гребешок Мачакито, превратился в жалкий окровавленный хохолок. Из кармана брюк цыган достал кусок ваты и, не переставая ругаться, оказал петуху первую помощь.

Атила тоже подобрал своего петуха и, обняв, укачивал его на руках, точно маленького ребенка. Потом он сунул его в клетку и сказал буфетчице:

– Пусть он побудет у вас, я потом зайду за ним.

Он все еще был возбужден после напряженного боя и вытер пот рукавом пиджака. Товарищи по команде окружили его, вратарь Эрнесто поднес вина. Атила пил, высоко подняв кувшин, запрокинув голову и громко причмокивая языком. Осушив кувшин, стукнул по мраморной стойке и заказал бутылку вина.

– Пей, приятель, – сказал он, протягивая бутылку цыгану.

Тот, ворча, принял приглашение. Лицо его блестело от пота. Он отхлебнул добрый глоток. Атила радостно засмеялся и похлопал его по спине. Окружающие тоже выпили, бутылка переходила из рук в руки.

Только тогда, казалось, Атила заметил друга, и в глазах его появился стеклянный блеск. Сжимая лежавшую у него на коленях руку Хуаны, Пабло растерянно глядел, как Атила приближается к нему с невозмутимой улыбкой на губах, засунув руки в карманы.

– Как дела, ребятки?

Должно быть, он уже слегка опьянел. Он обнял их обоих сразу и звучно расцеловал.

– Как вам понравился Мачакито?

От него разило вином. Хуана встала, сделав движение, чтобы уйти.

– Прощай, – сказала она Пабло. – Мне пора домой.

Но Атила схватил ее за руку и заставил снова сесть.

– Ты останешься, куколка.

Пока они препирались, Пабло соскользнул со скамьи и пристроился по другую сторону стойки на штабеле ящиков с лимонадом.

– Рюмку рома, – сказал он буфетчице.

Женщина сразу же налила ему, но он не пил, все еще оглушенный двусмысленностью происходящего, и ждал, когда успокоится дыхание. Рядом Эрнесто разговаривал с друзьями.

– Пойдешь завтра на матч?

– Загляну, чтобы вам посвистеть.

В углу Атила продолжал сжимать кисть Хуаны. Если прислушаться, можно было, несмотря на шум и гам, разобрать, о чем они говорили.

– Придешь?

– Мне больно.

– Придешь?

– Отпусти меня.

– Придешь?

– Я тебе сказала – пусти.

Атила оставил ее наконец. Побежденная Хуана, не подымая глаз, смущенно расправила складки юбки. Потом взяла с консоли сумку и нетвердыми шагами направилась к выходу.

Атила несколько секунд не двигаясь глядел ей вслед: его глаза блестели, как два стеклянных жука, на рубахе под мышками темными кругами выступил пот. Потом, засунув руки в карманы, он медленно повернулся, сверля Пабло вопрошающим взглядом.

– Как дела? – спросил он наконец.

– Я только что от него.

Не сговариваясь, они сели за угловой столик, подальше от товарищей.

– Тебе удалось?

– Старик не отходил от меня ни на минуту… Я не мог ничего сделать.

– Дурак! – прошипел Атила.

– Я два раза пытался, но…

– Заткни глотку.

– …не было никакой возможности…

– Я тебе сказал – замолчи.

В его голосе звучала та жестокость, которая не делает различий между другом и незнакомцем, товарищем и противником… Когда Атила заговорил с ним таким тоном, Пабло почувствовал, как щеки его запылали.

Его друг некоторое время сидел молча. Потом рука, державшая сигарету, описала дугу и мягко опустилась на плечо Пабло.

– Я слушаю тебя, – сказал он.

Пораженный, Пабло несколько секунд глядел на него, не веря своим ушам.

– Видишь ли… – произнес он, откашливаясь.

Неизвестно почему, ему вдруг показалось ужасно трудным в немногих словах рассказать, как прошел его визит.

– Когда я позвонил, он сам открыл мне дверь и провел в свой кабинет.

– Он был один?

– Да… Во всяком случае, я никого больше не видел… Его кабинет – первая комната слева от входной двери… Напротив – столовая, а в глубине коридора – лестница.

– Короче.

– Я сразу же понял, когда вошел, что это та самая комната, о которой говорил отец: шкаф, письменный стол, камин… Когда я клал на стол книги, мне удалось разглядеть сейф…

– Какого типа сейф? – спросил Атила, приглаживая усики. – Вделан в стену? Передвижной?

– Передвижной, квадратный, небольшой… Я ждал случая отделаться от старика, чтобы пошарить по ящикам, но не было никакой возможности.

– А свой трюк с кашлем ты не пробовал?

– Как не пробовал?! – воскликнул Пабло с горечью. – Я кашлял чуть не полчаса. Еще немного – и я надорвался бы.

– И что же? – нетерпеливо перебил его Атила. – Никакого результата?

– Никакого результата? – язвительно повторил Пабло. – Этот тип спросил, что со мной. Я сказал, что простудился и мне нужен аспирин. «Аспирин? – обрадовался он. – К счастью, я никогда с ним не расстаюсь». Бац – он достает аспирин из кармана пиджака. «Я запиваю его водой, сеньор», – говорю я. Но он, кажется, все предвидел. Встает, направляется к шкафу и приносит кувшин с водой… Ну, не подлость ли это?…

– Надеюсь, ты по крайней мере не вызвал у него подозрение – сказал Атила. – Черт побери, о чем же вы говорили все это время?

– Сам не знаю… О всяких пустяках… Я пошел к нему из-за стипендии… У папаши Мартина, по кличке Жмот, так мало денег, что ему приходится побираться в муниципалитете… А поскольку у старика рука длинная…

– Хорошо, договорились… Теперь нам нужно только узнать – оставит ли он завтра ключи Эредиа.

– Завтра?! – испуганно воскликнул Пабло.

– Да, завтра, в праздник святого Сатурнино, покровителя города. – Атила пустил ему в лицо струю табачного дыма. – Никогда в жизни нам не представится более удобный случай: Эредиа – сторож, служанка – на танцах. Вся ночь – наша.

– А старик? Кто поручится, что он не заявится домой, когда мы будем там?

– Ну, и глуп же ты! – сказал Атила. – Разве ты не читал «Эль Эко»?

– Нет… А что там?

– Старый хрыч – президент хунты казино. В этот час он непременно будет на балу.

Атила хотел еще что-то прибавить, но вдруг запнулся. Кто-то бесшумно подкрался к ним, отбросив на стену гигантскую тень.

Это был Хуан Божий человек, дурачок. Его глаза светились, точно фары. Он улыбался, обнажая верхние коренные зубы, и возбужденно жестикулировал – совсем как пьяный.

– Ладно, ладно, видели тебя, – отмахнулся от него Атила. – Иди, не маячь здесь.

* * *

– Когда я услышала рожок, было часов семь, не меньше… Мы шли по Главной улице мимо «Олива». Ненука сказала: «Это там», и я побежала на площадь Муниципалитета.

Ее стакан с фруктовым соком был покрыт прозрачной пленкой испарины. Лус-Дивина прикоснулась к нему пальцами, и мгновенно образовалось пять островков – неровных, расплывчатых, напоминавших след какого-то чудовищного животного. Но они быстро потеряли свои очертания – испарина поглотила их снова.

– А потом? – спросила Роса. – Что было потом?

– Ничего особенного. Некоторые пошли за ним до Мирамара и зажгли на площади огонь.

– В прошлом году было интереснее, – сказала Монтсе. – Помнишь, как толпа подошла к твоему дому?

– Конечно, помню, – отозвалась Лус-Дивина. – Папа надел мавританский тюрбан, вышел на балкон и произнес речь.

– Я этого не видела, – сказала Лусила. – Это правда, что он бросал в окно деньги?

– Да нет! Какие враки, – краснея, возразила Лус-Дивина. Она снова прижала к стакану пальцы и стала нервно рисовать на запотевшем стекле какое-то озеро. – Ребята просили его выступить, вот он к ним и вышел.

– Лусила путает, – вмешалась Роса. – Ей, верно, рассказывали, что он одно время дарил деньги всем приходившим к нему детям, даже тем, что из бараков.

– И вовсе не дарил, – запротестовала Лус-Дивина. – Взамен ребята приносили ему раковины, цветы, рисунки…

– Рисунки? – воскликнула Мария-Глория. – Самая обыкновенная мазня. Мальчик из лавки на углу принес ему лист бумаги в чернильных кляксах и получил за это шесть реалов.

– Ведь папа – художник, он говорит, что детские рисунки… – начала было Лус-Дивина, но сразу же умолкла.

Когда подруги обсуждали поступки отца, оставалось одно – молчать. Объяснения, которые ей давала мать, на таких девочек, как Роса, не производили никакого впечатления.

Одно было совершенно очевидно: папу, который для нее и для матери был лучшим существом в мире, люди, не скрывая этого, считали просто забавным сумасбродом.

Лус-Дивина часто опрашивала себя, чем это можно объяснить, и в конце концов пришла к выводу, что тут какая-то тайна, которую ей не разгадать.

– Завтра, – сказала она, чтобы переменить тему разговора, – я устраиваю ужин. Не забудьте. Приходите все.

Среди подруг воцарилось молчание. Лус-Дивине почему-то показалась, что они переглянулись.

– Кого ты думаешь пригласить? – спросила наконец Мария-Глория.

– Еще не знаю, – ответила Лус-Дивина. – Пакиту и ее брата… Вас… Викки… Педро… Альваро…

– Завтра я иду на футбол, – сказала Роса. – Эрнесто, мой двоюродный брат, стоит в воротах, я буду болеть за него.

– Я тоже думаю сходить поглядеть, – отозвалась Лус-Дивина. – Само собой разумеется, ужин начнется не раньше семи.

– Словом, я тебя не обнадеживаю, – заявила Роса. – Если смогу, загляну к вам.

– Ой, посмотри-ка, кто идет! – воскликнула вдруг Монтсе.

Увидев в зеркале отражение Викки, Лус-Дивина была потрясена. Ее подруга казалась красивее, чем когда-либо, в своем голубом свитере из ангорской шерсти, коротких брючках, с прической «лошадиный хвост». Викки держала в руке незажженную сигарету и, проходя мимо группы моряков, небрежно кивнула им.

– Что будете пить? – спросила ее женщина за стойкой.

Викки несколько секунд колебалась.

– Дайте мне кока-колы, похолоднее.

Чувствуя, что вызывает восхищение, она постояла еще немного перед зеркалом, внимательно разглядывая свое отражение.

– Я растрепана, как ведьма, – изрекла она наконец, приглаживая непокорные пряди волос.

– Брось, брось, не скромничай, – перебила ее Монтсе. – Ты прекрасно знаешь, что выглядишь потрясающе.

– На таком ветру невозможно сохранить прическу, – пробормотала Викки, пропуская мимо ушей ее замечание.

– Можно ли узнать, откуда ты явилась? – спросила ее Мария-Глория, когда она села.

– Ходила в «Олива» на танцы.

– Полагаю, не одна, – игриво сказала Монтсе.

– Разумеется. Меня водил Альваро.

– Вот обманщица! – воскликнула Лусила. – Вчера вечером я видела тебя под ручку с Педро.

– Что за вздор! – отпарировала Викки. – Если я хожу с Педро, разве я не могу ходить с его братом?

– Я видела вас обоих поздно вечером на Пасео, в том месте, где не освещено…

– Хотелось бы мне знать, что ты там делала в этот час, сыщик из сыщиков…

– Была с папой и мамой, к твоему сведению. Мы возвращались от дяди с тетей, и вдруг мама сказала: «Посмотри-ка, кто это там? Не Виктория ли с сыном доктора Гонсалеса?» Я оглянулась и увидела: вы стояли в обнимку.

– Ах, так? – небрежно протянула Викки. – Что же еще ты видела?

– Больше ничего… Если этого, по-твоему, мало…

– Ерунда!.. Я уж думала, ты собираешься рассказать приключенческий фильм. С твоим-то воображением…

– Ты же не станешь утверждать, что я говорю неправду…

– Нет, конечно, нет… Но если бы ты меньше косила, ты заметила бы, что твои сплетни мне надоели.

Лус-Дивина и ее подруги расхохотались. У бедной Лусилы глаз стал косить еще сильнее. Она сказала только:

– Большое спасибо.

– Если я тебя обидела, извини, – прервала Викки последовавшее за этим неловкое молчание, – но впредь постарайся не совать нос в чужие дела.

Помолчали еще. Через некоторое время Мария-Глория спросила:

– Ты свободна завтра вечером? Лус-Дивина устраивает ужин.

– Завтра? – переспросила Викки (сердце Лус-Дивины билось, словно зажатая в кулаке птица). – Нет, занята. Иду на surprise-party.

– Что ты говоришь? – промычала Монтсе, у которой рот был набит шоколадом. – Кто тебя пригласил?

Викки прислонилась головой к деревянной лакированной колонне. Подчеркнутая освещением чудесная красота ее лица ослепляла, от нее было больно глазам.

– Сеньоры Лопес, – ответила она. – Соня, их дочь, звонила мне сегодня утром. По-моему, там будут еще дочери бразильского консула и несколько мальчиков-иностранцев.

– Хотела бы я взглянуть, как у них в доме, – сказала Мария-Глория. – Мама как-то рассказывала, что они держат мажордома и полдюжины лакеев.

– Да нет же, ты путаешь, – вмешалась ее сестра. – Мама сказала, что с такими деньгами они могли бы держать не только мажордома, но и дюжину слуг.

– На днях я проходила мимо их сада. Перед оградой стояла толпа народу, уж не знаю – то ли глазели на лакеев, то ли еще на что-то.

– Наверняка разглядывали новый павильон, – сказала Викки. – Сеньор Лопес распорядился построить гимнастический зал и зал для игр.

– Как тебе повезло! – с завистью воскликнула Монтсе. – Учительница как-то познакомила меня с Соней, но она, наверное, забыла о моем существовании.

– Когда они устраивали прием для старшей дочери, – сказала Роса, – праздник длился до утра.

– У Сониной мамы во всем чувствуется размах, – пояснила Викки. – Не то что у матери твоей подруги, – прибавила она, обращаясь к Монтсе. – В последний раз у них на вечере уже через два часа во всем доме не осталось ни капли пунша.

– Сеньора Ровира вечно скаредничает, – подтвердила Мария-Глория. – Когда праздновали именины Тете, не хватило бутербродов, и пришлось спешно посылать прислугу в лавку.

В этот момент в дверях кафетерия появился Панчо в ковбойском костюме – широкополой шляпе, клетчатой рубашке, короткой кожаной куртке и техасских штанах. С его пояса свисала кожаная кобура с двумя игрушечными револьверами. Войдя в зал, он выхватил их с замечательной быстротой и направил на группу, в которой находилась его сестра.

Онемев от восхищения, Лус-Дивина смотрела, как он, лавируя меж пустых табуретов у стойки и столиков, выкрашенных в желтый цвет, вразвалку подходит все ближе – с напряженным лицом, держа указательные пальцы на спусковых крючках, хорошенький и хрупкий, как фарфоровая статуэтка. Американские моряки перестали петь и свирепо замахали воображаемыми пистолетами. Но Панчо, вскинув голову, прошел мимо них, не проявляя враждебных намерений. Подойдя к столу, где сидели девочки, он немного отступил и, победно выставив вперед свое оружие, с силой нажал на спусковые крючки.

– Как дела, Панчо?

– Ты откуда?

– Отчего это ты не в духе?

– Кто тебе подарил костюмчик?

Не отвечая на град вопросов, Панчо целился в девочек, позволяя любоваться собой.

– Это мамин подарок, – объяснила Викки, польщенная успехом брата. – Вчера ему исполнилось девять лет.

– Мы ш Карлитошом перебили челое племя, – заявил мальчик, – Больше дешяти тышяч индейчев. Они наш ошадили в шторожке, и мы ни одного не оштавили в живых, ни одного, ни одного…

– Поди-ка сюда, – сказала Роса, обнимая его, – Твой костюмчик – просто прелесть!

– У братишки Джорджа был похожий, – вставила Викки.

– Да, помню, – подтвердила Монтсе. – Из грубой ткани, с кожаной курточкой…

– Кстати, – ехидно спросила Мария-Глория, – что слышно о твоем друге?

Викки посадила брата на колени и с беззаботным видом отпила глоток кока-колы.

– Он в Мидлбери-колледже, в Ридинге… Как раз вчера я получила от него два письма.

– На днях в школе говорили, что вы поссорились.

– Какие глупости! Мы с Джорджем, как и прежде, хорошие товарищи. Следующим летом он приедет сюда на два месяца, а я навещу его, когда поеду осенью в Англию.

– Тете говорила, что вы больше не переписываетесь, и еще кто-то сказал тогда, что Джорджа видели с одной итальянкой…

– Несомненно, Лусила, которая ездила в Англию шпионить за ним, – ядовито подсказала Викки.

– Не будешь ли ты так любезна оставить меня в покое? – сказала Лусила. – На этот раз ты меня задираешь.

– Ладно, ладно, – успокоила ее Викки, – не сердись…

– Хорошо, вернемся к нашему разговору, – настаивала Мария-Глория, – ты пойдешь завтра к Лус-Дивине?

– Я уже сказала, что не могу, – повторила Викки. – В восемь я должна идти на surprise-party.

– Ты могла бы прийти раньше, – предложила Лус-Дивина, – а потом, в восемь…

– Нет, я не успею. Мне пришлось бы еще возвращаться домой, чтобы привести себя в порядок, и…

– Кажется, я тоже не смогу, – сказала Лусила.

– Что ж, после матча мы с сестрой придем.

– А мальчикам можно прийти? – поинтересовался Панчо.

– Да, – ответила Лус-Дивина.

– Тогда, ешли хотите, мы поиграем в полицейшких и гангштеров. У меня ешть два пиштолета, рогатка и нож. В шаду мы поштроим баррикаду и будем брошать бомбы в другие дома…

– Знаешь, Панчо Вилья, – сказала Викки, дергая его за уши, так что они стали пунцовыми, – если ты будешь строить такие гнусные планы, я скажу маме, чтобы она отняла у тебя костюм of cowboy.

– Я не штрою гнушные планы, – возразил глубоко оскорбленный Панчо. – Я только шкажал, что мы можем поиграть в гангштеров и полицейшких, чтобы вешело провешти время.

– Нечего тебе об этом думать, – сказала Мария-Глория. – Хочешь быть с нами – веди себя как взрослый.

– Тогда, – сказал он, засунув ручонки в карманы техасских штанов, – что, черт возьми, вы будете делать? Вешь вечер ешть?

– Мы сядем под миндальным деревом и будем разговаривать, – ответила Мария-Глория, – а когда нам надоест, станем загадывать загадки.

– В таком галучае я думаю, что не приду, – объявил Панчо. – От ваших жагадок можно умереть шо шкуки… Может быть, я жагляну, когда подадут ужин, а потом пойду ш Карлитошом в другое мешто…

Убаюканная жужжанием голосов, Лус-Дивина, как сквозь сон, глядела на стол, заставленный бутылками, тарелками, стаканами. Слева от нее американские моряки громко хлопали в ладоши, и самый пьяный из них, фальшивя, подпевал пластинке. Потом музыка смолкла и накупила долгая пауза. У дальнего края стойки перешептывались парочки. Слышалось энергичное пыхтение кофейного аппарата и гудение микстера, сбивавшего гоголь-моголь для Панчо. Наконец Викки вытащила из кармана портсигар и бережно раскурила сигарету.

– Кто-нибудь из вас слышал, что говорил глашатай? – спросила она.

Сделав над собой усилие, чтобы стряхнуть сонливость, Лус-Дивина переломила пополам соломинку, которую держала в руках.

– Я шла с Ненукой по Главной улице, – сказала она, – и, проходя мимо школы…

В этот миг из проигрывателя полилась новая мелодия, какая-то чужая и в то же время знакомая.

* * *

Такси, на котором ехал Ута, было «ситроеном» устаревшей модели. Хозяин держал машину на стоянке против большого ресторана, в двадцати метрах от Гран Виа, и, когда швейцар обратился к нему, тут же вызвался довезти пассажира до Лас Кальдаса.

– Только мотор ведет себя не очень-то по-христиански, – не вдаваясь в подробности, сказал он Уте, когда тот сел в машину, – поэтому я предпочел бы захватить с собой механика.

Развалившись на кожаном сидении, Ута ответил, что он может брать с собой столько механиков, сколько пожелает.

– Если случится авария, мы составим партию в карты.

Искусно миновав все уличные заторы, водитель такси подвез Уту к огромной станции обслуживания.

– Подождите меня, сейчас я его поищу, – сказал он. – Тем временем машину проверят.

Ута вытащил из кармана портсигар и не спеша раскурил сигару. Он оперся локтями о пружинистый подлокотник сиденья и с увлечением стал разглядывать рабочих гаража.

Отделенный от них стеклянной перегородкой, в новом, с иголочки пальто, кашне и перчатках, он был склонен сурово судить о рабочих – со смесью высокомерного презрения и утонченного ужаса. Заурядные люди. Вот именно – заурядные. Работают целый день, у них грязные руки и лица в мазуте, получают пособие на каждого ребенка и состоят в каком-то профсоюзе. Поскольку его отец говорил, что они «социально полезны», Ута с гордостью думал, что сам он паразит – столапая гидра с головой водяной лилии, вызывающе бесполезная, предательски фальшивая.

К счастью, отъезд дело решенное, вскоре он покинет этот гараж. На следующий день к ужину он снова будет в Лас Кальдасе. Правда, у него не хватит денег, чтобы расплатиться с хозяином такси, но, если подумать хорошенько, это не так уж важно. Во-первых, люди тотчас же возмещают свои потери. С другой стороны, дома нетрудно будет найти заимодавца, который ссудит ему нужную сумму. Шофер удалится со сказочными чаевыми в кармане, не переставая кланяться. Кто знает, может быть, он даже попытается поцеловать ему руку!

Ута подумал об этом со смутной улыбкой… Во время своей последней поездки в Севилью он, как и теперь, совершенно запутался в долгах, но удача поспешила ему навстречу в обличье майора-баска. «Здесь, – сказал ему Ута, – у меня нет даже жалкого крова, мне негде преклонить голову, в то время как два выставочных зала в Барселоне оспаривают друг у друга исключительное право на показ моих полотен. Если бы благородный человек, подобно вам, испанец и католик, помог в решающий момент Эль Греко, ныне все исторические труды превозносили бы его до небес».

Ослепленный этим доводом, майор со щедрым гостеприимством распахнул перед ним двери своей виллы. Но через несколько дней, устрашенный количеством и жадностью кредиторов, которые набросились на него, он отвез своего гостя в джипе на аэродром; там ему нетрудно было отыскать знакомого летчика, который из дружеских чувств к майору согласился переправить Уту в Барселону, спрятав его в кабине своего самолета.

Так и теперь он благополучно прибудет к месту своего назначения, и никто, как и тогда, не потребует у него денег за проезд. Утешенный этой приятной мыслью, Ута снова принялся разглядывать людей, которые его спасут, на этот раз более благосклонно. Хороший народ. Всегда внимательный, самоотверженный и трудолюбивый, движимый идеалами справедливости. Сокровище, Настоящее сокровище.

Повторив несколько раз про себя эти слова, он почувствовал, что у него пересохло горло, и решил немедленно промочить его. На углу находился кабачок, освещенный зелеными кольцами неоновых трубок «Ута открыл дверцу такси и не спеша направился к заведению.

– Дайте мне две бутылки коньяка.

Пока человек, стоявший за прилавком, ходил за коньяком в комнату позади бара, Ута лениво облокотился о стойку.

– Ах да, – ворчливо прибавил он, – принесите мне еще бочонок.

– Бочонок? – Голова бармена тотчас же высунулась из-за двери.

– Да, бочонок, – подтвердил Ута, – чтобы поставить туда коньяк.

Им внезапно овладела потребность импровизировать, и он прибавил непринужденно:

– Красного или черного дерева – все равно. Главное, чтобы его не пробивали пули.

– У меня нет такого бочонка, сеньор.

Бармен оперся о косяк двери и некоторое время разглядывал посетителя с явным недоверием.

– Мои приятели только что проделали славную работенку, – объяснил Ута, делая вид, что ничего не замечает, – чистую работенку, мастерскую.

Человек снова исчез за дверью, но при этом следил, чтобы она не захлопнулась.

– За десять минут. Настоящий рекорд. – Ута наклонился вперед, словно собираясь сообщить дополнительные подробности, но вдруг выпрямился. – Словом, завтра у вас будет возможность прочитать об этом в газетах.

Бармен вернулся с двумя бутылками и осторожно поставил их на стойку.

– Вас устраивает терри, сеньор? Или, может быть, вы предпочитаете другой сорт?

– Принесите фундадор, [5]5
  Бренди Fundador – знаменитый и популярный испанский напиток, который относится к «хересным бренди».


[Закрыть]
– ответил Ута. – Это любимая марка Джимми. От фундадора у него наверняка прекратится кровотечение.

Бармен унес обратно в кладовую обе бутылки. Через некоторое время он возвратился с двумя другими бутылками требуемой марки.

– Желаете чего-нибудь еще? – спросил он.

Ута снова погладил бородку и сделал вид, что не слышит.

– Нам казалось, что это дело безнадежное, тем более при таком скоплении публики. Но Джимми был великолепен. Никогда не видел, чтобы он действовал так быстро и ловко.

Теперь человек за стойкой глядел на него с откровенной неприязнью.

– Вы что-то сказали? – спросил Ута, внезапно приблизив к нему лицо.

– Сеньор?

– Ну! – Ута стукнул кулаком по стойке. – Что вы сказали?

– Ничего, сеньор, я ничего не говорил.

Молчание длилось несколько секунд, Ута подозрительно разглядывал бармена.

– Завернуть бутылки, сеньор?

– Нет, пока нет. Сначала дайте мне выпить.

– Чего прикажете, сеньор?.

– Чего? То есть как это чего? – воскликнул Ута. – Разумеется, того же, что и всегда.

– Я вас не понимаю, сеньор.

– Уж не хотите ли вы сказать, что не помните меня?…

– Вы ошибаетесь, – сказал бармен. – Я вижу вас впервые.

– Ну и что? – сухо ответил Ута. – Разве я уверял вас в обратном?

Он пытливо оглядел бармена и весело поставил диагноз:

– Конченый человек.

Шофер такси уже прижимался толстым носом к стеклу, и Ута поманил его пальцем, повернувшись спиной к хозяину.

– Как мотор? – спросил он, когда тот вошел.

– Как новый.

– А плечо Джимми?

– Отлично.

– Сменили ему повязку?

– Только что.

– Промокла?

– Ерунда… Немного.

Лицо шофера оставалось совершенно серьезным, и Ута одобрительно подмигнул ему.

– Что будешь пить, Джонни?

– То же, что и вы, шеф.

– Две можжевеловых с ромом?

– Великолепно.

Ута повернулся лицом к стойке.

Не дожидаясь, когда ему повторят, бармен уже составлял смесь.

– Что будем с ним делать? – спросил Ута, кивнув на него.

– Делать? – переспросил новоявленный Джонни.

– Он слышал больше, чем следует, и может разболтать.

– Никогда не поздно устроить ему баню.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю