Текст книги "История испанской инквизиции. Том II"

Автор книги: Хуан Льоренте

Статья вторая
АМНИСТИЯ, ДАРОВАННАЯ ИНКВИЗИЦИЕЙ, И СВОЕОБРАЗНЫЕ АНЕКДОТЫ, КОТОРЫЕ ИЗ НЕЕ ПРОИСТЕКЛИ

I. Инквизиторы опубликовали льготный указ; явилось более пятисот человек, просивших освобождения от церковных наказаний, которые они могли навлечь на себя в связи с событиями, разразившимися по делу Антонио Переса. Они обещали под присягою являться на службу святой инквизиции каждый раз, когда понадобится. Каждый проситель исповедался в совершенном им грехе, что позволяет нам узнать забавные подробности.

II. Мария Рамирес, вдова Мельхиора Бельидо, показывает, что, видя, как Антонио Переса ведут в инквизицию, она воскликнула: «Несчастный! Продержав его столько времени в тюрьме, они еще не нашли в нем еретика».

III. Кристобал де Эредиа, слуга графини д'Аранда, исповедуется, что он желал, чтобы Антонио Перес выпутался из дела.

IV. Донья Херонима д'Артеага – что она произвела небольшой сбор пожертвований среди сострадательных лиц, чтобы помочь Антонио, который не мог пользоваться своим имуществом.

V. Луис де Антон – что он был попечителем Переса и сделал несколько попыток услужить ему.

VI. Мартина де Аластуси, вдова Антонио Аньоса, – что она готовила у себя дома пищу Антонио Пересу и что сын ее Антонио Аньос, слуга узника, относил ее в тюрьму.

VII. Дон Луис де Гурреа просит отпущения только для успокоения своей совести, которая, впрочем, ни в чем его не упрекает.

VIII. Дон Мигуэль де Сесо просит его также для успокоения своих сомнений.

IX. Дон Мартин де Эспес, барон де Лагуна, член депутации королевства от дворянства, исповедуется, что в комитете представителей он голосовал за обращение к папе по поводу декларирования договора, заключенного с святым трибуналом и утвержденного Его Святейшеством.

X. Доктор Мурильо – что он посещал Антонио Переса в тюрьме, когда тот был болен.

XI. Мария Гарсия, жена Хиля Иваньеса де Уроса, – что, торгуя свинцом, пулями и порохом, она продавала свои товары всем, кто приходил их покупать, со стороны ли инквизиторов для охраны замка Альхаферия, со стороны ли тех, кто выступал против кастильской армии.

XII. Как видно, многие из этих мнимых грехов только смешны важностью, которую им придают; другие – настоящие дела милосердия. Если этого было достаточно, чтобы навлечь церковные кары со стороны инквизиции и если все это может служить предметом отпущения, то очевидно, что прокурор должен был донести, как на заподозренного в ереси, на вице-короля графа де Мората, который не просил отпущения греха, совершенного принятием деятельного участия в волнении, возбужденном в пользу Переса.

XIII. История того же процесса представляет и другие обстоятельства, диаметрально противоположные этому постыдному и низкопоклонному духу колебания и трусости.

XIV. Доктор дом Грегорио де Андиа, викарий прихода Св. Павла, узнав, что один священник отказал в отпущении более чем двумстам людям, потому что они просили об отпущении после публикации буллы папы св. Пия V, не удержался, чтобы не сказать: «Этот священник – невежда. Пусть эти люди, а также все участвовавшие в мятеже, придут ко мне; я разрешу их от всех грехов с удовольствием, не опасаясь ни на минуту этой меры». Смелость викария повлекла за собой его арест, и он был заключен в секретную тюрьму. Много других лиц разделили его участь. Некоторых из них я назову по поводу высказанных ими мнений.

XV. Ипполит Феррер – за то, что сказал: если бы принц Астурийский явился на собрание кортесов Арагона, чтобы быть признанным наследником короля и принять присягу на верность, он дал бы ее только, если бы присягнул предварительно, что пресечет зло, которое инквизиторы творят ежедневно.

XVI. Хуан де Серио, чиновник святого трибунала, – потому что, услыхав, будто арагонцы не потерпят долее инквизиции, отвечал: «Что касается меня, они могут сжечь дом, тюрьмы, документы и даже инквизиторов; я ничего не возражу».

XVII. Хуан де Вильякампа, священник митрополичьей церкви, – за то, что однажды сказал: «Жив Бог, несправедливо так поступать с Антонио Пересом. Я видел однажды вечером, в начале минувшего марта, как маркиз д'Альменара и инквизитор Молина, переодетые, бегали по улицам Сарагосы, отыскивая свидетелей, которые показали бы перед инквизицией против Антонио Переса».

XVIII. Гаспар де Сегура, сарагосский аптекарь, – за то, что высказал следующее соображение о мятеже в этом городе: «Событие чудесно. Бог взял дело в свои руки и не захотел допустить, чтобы Антонио Перес стал жертвой лжесвидетелей». Слушатель Гаспара возразил, что «умершие при защите инквизиции счастливее погибших под проклятием отлучения». «Какая глупость! – сказал аптекарь. – Разве Святая Троица может одобрить отлучения, налагаемые судьями, которые поступают по преступным побуждениям души?»

XIX. Монах-тринитарий – за то, что, узнав, будто кастильцы хотят ограничить права арагонцев и уничтожить их привилегии, осмелился сказать: «Если бы Иисус Христос был кастилец, я больше не веровал бы в него».

XX. Марко де Пленас, хлебопашец, – потому что, понуждаемый просить прощения у инквизиции за то, что участвовал в деле 24 сентября, воскликнул: «Как! Вы мне советуете идти просить прощения у инквизиции! Я предпочел бы иметь дело со всеми адскими чертями. Я буду разговаривать с папой». Ему возразили, что Его Святейшество откажется его выслушать, так как он сам установил власть инквизиции; на это он возразил: «Ну что ж! Мне не в чем сводить счеты с подобными людьми; пусть берут меня». Пленас недолго ждал и дорого заплатил за свою неосторожность.

XXI. Мартин Гиральдо – за то, что, находясь 24 мая вместе со многими другими вооруженными мятежниками у ворот замка Альхаферия, закричал инквизиторам, которых заметил на террасе: «Низкие кастильцы, лицемеры, единственные еретики на свете, верните свободу узникам или вы сгорите в огне, которым вы сжигаете других».

XXII. Мигуэль Ургель, прокурор королевской аудиенции, сознался, что, выслушав заявление четырех членов совета, согласно которому передача узников в руки инквизиции была бы нарушением привилегий, сказал: «Письма инквизиторов достойны смеха. Если король их поддерживает, он – тиран. Освободимся от него и изберем королем уроженца Арагона, так как мы имеем на это право».

XXIII. Педро Гуиндо – за то, что, узнав о приближении к Сарагосе генерала Варгаса с войском, сказал: «Горцы Хаки помогут нам преградить ему путь. Позволят ли арагонцы, как мы, ограничить свои права изменнику, который продал Португалию? Позволят ли они это сделать королю, отлученному, как Иуда, потому что он клятвопреступник относительно наших прав, уважения коих требует папа под угрозою отлучения? Нам было бы лучше с Вандомом в Арагоне, и наваррцам также было бы лучше в Наварре, которую похитил кастилец».

XXIV. Хиль де Меса, арагонский дворянин (который потом был камергером короля Генриха IV и одним из тех, которые активно участвовали в движении в пользу Антонио Переса, ежеминутно с пренебрежением подвергая свою жизнь опасности), сказал одному из своих друзей, упрекавших его в безрассудстве: «Я надеюсь, что никто не переломает мне костей, потому что я ношу на себе бумагу, данную мне итальянским кармелитом, на которой написано обетование Священного Писания: „Кости его не сокрушайте“». Если бы этот милый дворянин вернулся из Парижа в Сарагосу со своим талисманом, он мог бы подвергнуть его испытанию, потому что сенатор Ланц осудил его на смерть, а инквизиторы приговорили к релаксации.

XXV. Хуан де Саланова, узнав, что инквизиторы пошлют Переса в Мадрид, если не удастся взять его, осмелился так сказать чиновнику инквизиции: «Передайте инквизитору Молине, чтобы он готовился к смерти. Если это случится, я убью его собственноручно, хотя бы меня повесили. Зачем король посылает к нам кастильских инквизиторов? Мы увидим, как они поступят, и наведем порядок».

XXVI. Педро де Сеговиа по случаю мятежа 24 сентября выразился следующим образом: «Если бы мне поверили, инквизитор Молина был бы в тюрьме Переса и был бы счастлив, что не случилось хуже, потому что этот мерзавец заслуживает смерти».

XXVII. Антонио д'Аньос, чиновник святого трибунала, – за то, что, разговаривая о результатах дня 24 мая, дерзнул сказать: «Смотрите, как Бог благ! Кто спас невинного? Антонио де ла Альмуниа, лжесвидетель в розыске против Антонио Переса, умер, и я узнал, что он кончил жизнь в безумии, отрицая Бога. Вот что сталось с человеком, который по-отечески покровительствовал девицам в домах терпимости. Вот свидетели, которые нужны инквизиции, называющей себя святою. Очевидно, Молина мечтает о митре; он ожидает ее, как награду… А этот плут Торальба, помогавший в поисках лжесвидетелей, без места и изгнан из королевства. Что стало с подлым маркизом д'Альменарой? Он сошел в преисподнюю. Карета, которую он предложил для перевозки узников в застенки инквизиции, послужила для доставки его трупа в Мадрид. Бог показывает себя, он защищает свое дело».

Статья третья
ИСТОРИЯ ХУАНА ДЕ БАСАНТЕ И ДРУГИХ ЛИЦ

I. Хуан де Басанте, профессор латинской и греческой грамматики в Сарагосе, был также преследуем инквизицией, потому что был другом Переса в тюрьме манифестированных. Но он заслужил часть испытанного им страдания, потому что изменил доверию Переса своими разоблачениями, которые внушило ему пустое сомнение и, в не меньшей степени – вероломство. Он был допрошен 12 марта 1592 года перед инквизицией, после того как на него сослался Диего де Бустаманте. Он говорил в этом случае откровенно и без дурного намерения. Вопреки усилиям инквизитора Молины он не сделал ни одного серьезного показания против Переса. Он припомнил только высказанное им и уже квалифицированное положение, которым Перес, по-видимому, хотел сказать, что Бог спит. При этом Басанте старался смягчить обвинение. Однако 27 ноября, когда Перес был в По, а кастильская армия – в Сарагосе, Басанте написал трибуналу вещи, которых никто от него не требовал и которые доказывают, что он гнусно вел себя с Пересом с половины сентября, а теперь ожидал награды за свое предательство. Он сказал, что Перес ничего не скрывал от него и говорил о плане перепилить решетку тюрьмы, но остерегся сказать, что он сам помогал ему, как показал это 6 января 1592 года Томас Перес де Руэда (который также приложил к этому руку). Басанте прибавил, что, когда оставалось перепилить место не толще ножа, на него напали сомнения; он почувствовал смущение и обратился к своему духовнику, отцу Роману, иезуиту, который потребовал его согласия, чтобы сказать об этом ректору и отцам Эскриве и Гаресу.

II. Четыре священника решили, что следует сообщить об этом святому трибуналу. Отец Эскрива взял на себя это поручение, получив от инквизиторов и вице-короля обещание прощения для сообщника Басанте. Иезуит, сделав доклад тому и другому, все обещал от имени инквизитора Морехона и вице-короля, и поручил Басанте поддерживать по-прежнему дружеские отношения с Пересом и его друзьями, чтобы узнать их разговоры и планы. В результате этой меры побег Переса не состоялся, а инквизитор Морехон узнал обо всем, что происходило. Когда Антонио Перес покинул 24 сентября Сарагосу, он поручил Басанте вскрывать письма, приходившие к нему из Мадрида, и в продолжение нескольких месяцев он исполнял это поручение.

III. Басанте объяснил шифр, которым пользовались в этой переписке, и указал имена лиц, знавших секрет. Он прибавил, что, получив два письма со времени отъезда Переса и передав их дону Мартину де ла Пусе, он узнал, что Перес был в Сарагосе, и уведомил об этом инквизитора Морехона. Перес был бы тотчас арестован, если бы случай не доставил в руки Мануэля Донлопе письмо инквизитора к дону Педро Франкесу, государственному секретарю, которое и решило отъезд Антонио Переса, потому что дало понять дону Мартину де ла Пусе, что Баcанте предал своего друга и инквизитор просит для него награды за предательство. Эти показания Басанте были не единственными, расположившими инквизиторов оказать ему милость. Через него стало известно множество частных подробностей насчет Переса, которые послужили к усилению обвинений его процесса. 8 января 1592 года он прибавил к ним новые разоблачения о других обстоятельствах поведения Переса, например многочисленные пасквили, появившиеся в августе и сентябре, содержание коих принадлежало бывшему министру, а стихотворная форма – Басанте.

IV. Когда Басанте дал это последнее показание, он боялся быть арестованным, так как, говоря об обещанной ему большой награде, он утверждал, что ничего другого не просит, кроме того, чтобы жить спокойно и не быть притянутым к ответственности за памфлеты, которые он составлял вместе с Пересом и за которые он извинялся как мог. Но несчастный Томас Перес де Руэда был тогда в секретной тюрьме и показал на допросе, что Пересу помогали в подготовке бегства он сам и Басанте, так что последний был сочтен за давшего неполное признание и имевшего дурные намерения. Он сразу погубил результат своих разоблачений, поскольку инквизиторы убедились, что он действовал из-за выгоды, а не из-за стремления исполнить обязанности христианина, так как он скрывал свои собственные погрешности. Молчание о памфлетах, которое он долго хранил, было воспринято не как забывчивость, а как результат дурного намерения. Его арестовали, но без излишней суровости; посадили в обыкновенную тюрьму 15 января. Подозрения, возникшие на его счет, увеличились, когда были получены из Мадрида показания Диего Бустаманте и Антонио де Аньос. 24 февраля он уже был в секретной тюрьме, где он дал новое показание и еще другие – 25 марта, 17 апреля и 12 августа. Наконец сдержали данное ему обещание не выставлять его на позор появления в качестве публично кающегося на аутодафе; удовольствовались изгнанием его из Сарагосы и лишением должности.

V. Басанте приписал поведению Переса на последнем допросе какую-то загадочность, которую некоторые обстоятельства позволяют мне скорее рассматривать как простую выдумку этого доносчика. Он притворился, будто не знает ее смысла, но сказал, что постарается его отгадать. Загадка состояла из строчки, составленной из одиннадцати цифр и точек; последние должны быть заменены цифрами. Вот эта строчка:

 
10…0..5..
 

VI. Загадка представляла затем восемь строк из букв или точек. На место точек надо было поставить буквы и образовать стихи в семь или одиннадцать слогов. Я прилагаю здесь вид этих строк, составленных из букв и точек.

 
Quien ponga lo que falta
En este onceno numero pintado,
Y mirando………..
Mostrare………………….
Y que……………
Probare………….
Promete demostrar una gran cosa
A toda nuestra Espafia pro vechosa.
 

To есть:

 
Тот, кто дополнит то, чего недостает
В числе одиннадцать, начерченном здесь,
И смотря………….
Покажет………………………..
И кто…………….
Докажет…………..
Обещает обнаружить важное дело,
Для всей нашей Испании полезное.
 

VII. Способ решения загадки состоял в постановке на месте каждой точки в строке цифры – по выбору Эдипа, и на каждой точке строк со словами – каких угодно буквенных знаков, лишь бы строчки образовали стихи с неизвестным смыслом, рифмы коих были бы одинаковы с первыми двумя строчками. Вся тайна этой загадки заключается в числе одиннадцать, толкуемом и применяемом различным образом. В результате этой комбинации строчка из одиннадцати цифр заполняется следующими цифрами, поставленными на место точек:

 
10,000,000, 502,
10,157,011,524.
 

Этим цифрам соответствуют одиннадцать букв, расположенных так: Felipe II Rey, то есть Филипп II, король.

VIII. Филипп II приближался к шестидесяти шести годам, так как родился в 1527 году. Этот возраст равен шести годам, взятым одиннадцать раз, – мистическое число для короля. Строчка из одиннадцати цифр должна заполниться по указанному мною методу, потому что шестьдесят шесть лет, представляющие – возраст короля, будучи умножены на 1527, год его рождения, дадут в итоге 100 782. Это число, будучи возведено в квадрат, даст 10 157011 524; из этих цифр образована строчка цифр. Восемь строк с буквами заполняются следующим образом:

 
Quien ponga lo que falta
En este onceno numero pintado,
Y mirando esfera alta
Mostrare de Felipe el triste estado,
Y que saturnal hado
Probare que le asalta.
Promete demostrar una gran cosa
A toda nuestra Espana pro vechosa.
 

Эти испанские стихи нельзя перевести на французский с числом букв, равным точкам, стоящим в загадке. Я ограничусь передачей их смысла.

 
Тот, кто дополнит то, чего недостает
В числе одиннадцать, начерченном здесь,
И, смотря на высокую сферу,
Покажет печальное состояние Филиппа,
И кто докажет, что влияние Сатурна
Его застигает, —
Обещает обнаружить важное дело,
Для всей нашей Испании полезное.
 

IX. Показание дает понять, что это важное дело (gran cosa), которое должно быть так полезно для Испании, есть смерть Филиппа на шестьдесят шестом году его возраста (6 х 11), следовательно, когда он не достигает полных шестидесяти шести лет.

X. Для доказательства этого автор комбинирует одиннадцать букв и одиннадцать цифр с одиннадцатью небесами и указывает влияние каждого из них на личность короля в следующем порядке:

XI. Первая буква F со своей цифрой 1 соответствует первому небу – Луны, непостоянство коей заметно в Филиппе.

XII. Вторая буква Е соответствует небу Меркурия. Ему приписывают мудрость. Но Филипп не знает настоящей мудрости, состоящей в завоевании сердец своих подданных; поэтому эта буква стоит рядом с нулем.

XIII. Третья буква L относится к небу Венеры. Король имеет некоторую удачу в этом отношении; поэтому эта буква имеет спутником единицу.

XIV. Четвертая буква I соответствует небу Солнца, могущество которого простирается далеко; с ней соотносится цифра пять.

XV. Пятая буква Р соответствует Марсу. Филипп при помощи дона Хуана Австрийского и герцога Альбы одержал большие победы; поэтому эту букву сопровождает цифра семь.

XVI. Шестая буква Е указывает на небо Юпитера, верховное божество коего распространяет, как золотой дождь, все земные блага. Но так как Филипп очень далек от подражания ему, шестая буква имеет в соседстве нуль.

XVII. Седьмая буква есть первый числовой знак I, относящийся к Сатурну, печальное влияние которого вступает в силу, потому что Его Величество вступает теперь в возраст шестидесяти шести лет, представленных седьмой цифрой I; когда они исполнятся, он подвергнется сатурновой участи.

XVIII. Восьмая буква есть второй числовой знак, соответствующий хрустальному небу, особенность коего – освещать предметы. Король мало расположен проявлять доброту, приличествующую государю, потому что он предпочитает, чтобы его скорее боялись, чем любили. Поэтому здесь стоит единица.

XIX. Девятая буква R соответствует небу, известному у астрономов под именем колеблющегося или дрожащего. Нельзя отрицать, что робость один из недостатков Филиппа II. Она делает его государем нерешительным и несмелым; поэтому ему достается в удел цифра пять.

XX. Десятая буква E означает десятое небо, или твердь. Его характер – постоянство. Филипп обнаруживает его в политике, заставляющей скрывать свои истинные намерения под лживой маской, хотя эти средства часто остаются без результата. Здесь уместна цифра два, так как она означает две степени совершенства в этом качестве короля и в то же время отсутствие многих других.

XXI. Одиннадцатая, и последняя, буква Y соответствует одиннадцатой сфере, или эмпирею, символу верховного возвышения. Ее сопровождает цифра четыре, указывающая, что Филипп II обладает не много более чем третьей частью достоинства, которое ему приличествует, так что, не имея почти двух частей того, что ведет к славе этого возвышения, к возрасту шестидесяти шести лет, он никогда не достигнет эмпирея.

XXII. Деля шестьдесят шесть лет, составляющих возраст короля, на шесть периодов мистического числа одиннадцать и комбинируя их с шестью планетами, им соответствующими, автор находит другую аналогию с цифрами своего счета.

XXIII. Так, Филипп II в свои первые одиннадцать лет был непостоянен, как луна, и ее цифра 1 отмечает этот недостаток.

XXIV. В промежуток от одиннадцати до двадцати двух лет он упорно отказывался от учения из пренебрежения к влиянию Меркурия, что сделало из этого государя нуль в деле литературных познаний.

XXV. С двадцати двух до тридцати трех лет он привязался, но слабо, к культу Венеры, что означается цифрою 1.

XXVI. С тридцати трех до сорока четырех лет он блистал, как солнце, вне и внутри своего государства. Цифра 5 ему приличествует в этом отношении.

XXVII. От сорока четырех до пятидесяти пяти лет он был в некотором смысле подобен богу Марсу, ибо с помощью своих генералов, совершил большие военные экспедиции в Перу,[194]194
  Перу – республика в Южной Америке. С XII по XVI в. Перу была громадная империя инков, охватывавшая кроме Перу современную Боливию, Эквадор и часть Колумбии, Венесуэлы и Бразилии. Покорение Перу испанцами начато было Писарро в 1526 г., при Карле V.


[Закрыть] в Португалию, во Фландрию и в залив Лепанто; на этом основании можно с ним соотнести цифру 7.

XXVTH. С пятидесяти пяти до шестидесяти шести лет в нем не замечается ни одного из прекрасных поступков, которые составляют славу Юпитера, величайшего, совершеннейшего владыки богов. Поэтому этот период его жизни можно пометить только цифрою ноль.

XXIX. Эту работу (к которой можно приложить выражение поэта: сколько в мире пустяков, quantum est in rebus inane) надо рассматривать только как развлечение Хуана Басанте, тридцатилетнего молодого человека, который воспользовался несколькими книгами философии перипатетиков и астрологическим гримуаром,[195]195
  Гримуар – сборник магических формул и заклинаний.


[Закрыть] так как Перес был неспособен заниматься подобными нелепостями. Этот документ не принадлежит какому бы то ни было процессу. Я нашел его в деле Антонио Переса. Он писан рукою Басанте. Однако его содержания не вменили в преступление ни тому, ни другому. Это доказывает, что это была простая шутка между инквизиторами и Басанте; если бы этот род сочинения был настоящим, его было бы достаточно, чтобы мотивировать серьезнейшее обвинение, которое прокурор поместил бы в свой обвинительный акт.

XXX. Томас Перес де Руэда, арагонский дворянин, один из самых искренних друзей Антонио, был релаксирован на общем аутодафе 20 октября 1592 года. Он был арестован 1 января. Я расскажу, как это произошло, потому что это дело заслуживает быть известным. Доминго Айербе, его сообщник и лжедруг, купил безнаказанность своего преступления за счет своей чести и жизни людей, веривших, что он принадлежит к их партии. Он удалился в горы Хаки и в долину Тена, чтобы соединиться с беглецами. Он был свидетелем того, что говорили Кристобал Фронтин, Томас Перес де Руэда и другие товарищи. Он сообщил об этом канонику Уэски, доктору Кортесу, комиссару святого трибунала, который велел арестовать его вместе с Томасом и другими, менее известными лицами. Кристобал Фронтин, выдающийся дворянин Таусты, также попал бы в его руки, если бы Хуан де ла Каса, которому было поручено произвести арест, не посоветовал ему поскорее достигнуть французской границы, что он и сделал на лошади Доминго Айербе. Каноник, знавший эту тайну, хотел косвенными средствами побудить этого предателя также бежать. Но он отказался: инквизиторы, узнав о его аресте, написали канонику, чтобы он вернул ему свободу на слово, потому что его дело отличалось от других. Утверждение бесстыдное, так как весь Арагон знал обратное. Томас де Руэда дал откровенное показание обо всем происшедшем. Но эти признания не могли его спасти, потому что он был одним из тех, кого надо было изъять из амнистии, хотя список подсудимых был составлен в Мадриде по заметкам, посланным из Сарагосы.

XXXI. 9 января Доминго Айербе сделал подробный доклад обо всем, что видел и слышал в горах, и сообщил трибуналу множество обстоятельств и отдельных фактов, которых они никогда не узнали бы без этого свидетельства. Они относились к процессам его компетенции или к другим делам, расследование коих принадлежало сенатору Ланцу, которому инквизиторы сообщили без судебных формальностей все, что они узнали, с обязательством сделать это по форме, если он потребует. Великодушие, которому трудно найти другие примеры, кроме святого трибунала, но которое было потрачено не даром, так как сенатор комиссар отвечал на это соответствующим горячим усердием.

XXXII. Донья Хуанна Коэльо и юные дети, которых оставил ей муж, стали также жертвами сарагосских событий. Они были заключены в замке местечка Пинто, в двух милях от Мадрида, с апреля 1590 года, когда эта героиня ценой своей свободы облегчила побег своего мужа. Второе бегство Переса, который покинул Сарагосу, чтобы вступить во Францию, сделало их заточение более суровым. Показания Диего Бустаманте, Хуана Басанте и некоторых других свидетелей научили инквизиторов, что ничто не печалит так сильно Переса, как мысль, что его жена заключена в тюрьму вместе с ни в чем неповинными детьми, так как Перес женился в 1578 году, и его старшая дочь донья Грегория родилась только в 1579 году. Доказано многими статьями процесса, что Перес неоднократно говорил в своей тюрьме, что ничто в мире не может заставить его отказаться от привилегии тюрьмы королевства, чтобы отдаться добровольно в руки инквизиции, кроме положительного заверения в том, что его жене и детям предоставят свободу и что единственной надежды на разбор его дела в Сарагосе было бы достаточно, чтобы побудить его произвести эту попытку; но, к сожалению, он не смеет ожидать справедливости и убежден, что его пошлют тотчас в Мадрид, где он погибнет на эшафоте.

XXXIII. Эти подробности привели к тому, что инквизиторы писали в Мадрид в конце сентября и в начале октября 1591 года, рекомендуя притеснить больше жену и детей Переса, потому что последний не замедлит узнать это и, может быть, добровольно вернется в тюрьму королевства. Эти догадки инквизиторов были основаны на сведениях, доставленных вероломным Басанте, доверенным лицом Переса для его переписки с Мадридом. Действительно, в последнем письме, пришедшем из этой столицы для Переса в конце октября, его извещали, что семья его переведена в род башни или бастиона замка Пинто, гораздо бодее неудобное помещение, чем ее прежняя тюрьма. Однако Хуанна Коэльо советовала мужу не думать о ее безопасности, потому что известия о его побеге достаточно для того, чтобы она и его дети чувствовали себя лучше. Как извинить инквизиторов за участие, которое они осмелились принять в этой омерзительной интриге? Донья Хуанна Коэльо и ее дети остались в тюрьме, и с ними обходились с большей или меньшей суровостью при жизни Филиппа II, который, умирая, посоветовал своему преемнику выпустить их на свободу.