Текст книги "История испанской инквизиции. Том II"

Автор книги: Хуан Льоренте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 46 страниц)

XVII. Граф Фригильяна, член государственного совета, присовокупил, что следовало бы обязать инквизиторов вести отчетность сумм, принадлежащих святому трибуналу. Будучи наместником королевства Валенсия и желая применить эту меру к инквизиторам своей области, он не мог ничего добиться; как будто имущества, конфискованные ими, не принадлежали королю по тому же праву, по какому принадлежали ему поступившие в государственную казну в силу решений других трибуналов. Эти замечания и проект, представленный чрезвычайной хунтой, остались без последствий, потому что главный инквизитор Рокаберти сумел при помощи интриг, поддержанных королевским духовником Фроиланом Диасом, который был подчинен ему как монах, получить благосклонность короля. Что произошло бы, если бы хунта добилась исполнения суровых мер, которые считала необходимыми?

XVIII. Это совещание, которое, по-видимому, было устроено для возвращения порядка ведения дел к истинным правоосновам, само допускает несколько ошибок в юриспруденции. Так, например, оно утверждает: если узурпации инквизиторов, которые они себе позволяют в отношении светских судов, одобрены буллами, то их позволительно совершать. Но это не должно удивлять, ибо эпоха, о которой я говорю, была временем господства крайне ультрамонтанских мнений в канонической юриспруденции. Следует гораздо более изумляться тому, что все вышеизложенное могло быть высказано среди стольких заблуждений и что нашлись достаточно сведущие люди для поддержки принципов, которые очень немногие из испанских юрисконсультов того века осмелились бы защищать.

Статья третья
ПРОПОВЕДЬ, СКАЗАННАЯ ИНКВИЗИТОРАМ САРАГОСЫ

I. В 1693 году позволили напечать указ главного инквизитора, запрещавший чтение произведений Барклая как содержащих несколько еретических тезисов, между прочим тот, который утверждает, что папа не имеет права низлагать королей и освобождать подданных от присяги в верности, и другой, который ставит верховного первосвященника ниже Вселенского собора. Таково было расстройство, царившее в сфере идей и в состоянии знаний в несчастное царствование Карла II. В подтверждение сказанного я приведу проповедь этой эпохи, которая была сочтена достойной чести напечата-ния. Она была произнесена братом Мануэлем Геррой Риберой, матуринским монахом, доктором богословия, профессором Саламанкского университета, королевским проповедником, синодальным экзаменатором Толедской архиепископии и трибунала апостолической нунциатуры. Он произнес эту проповедь в церкви францисканского монастыря в Сарагосе перед арагонскими инквизиторами 1 марта 1671 года, в воскресенье Великого поста, в день чтения ежегодного указа о доносах. Основой проповеди он избрал положенное на этот день место из Евангелия, которое повествует об изгнании Иисусом немого демона и о негодовании фарисеев, утверждавших, что он делает это именем и силою Вельзевула, князя бесовского. Вся его речь была рядом аллегорий, составленных в похвалу святого трибунала и соединенных с возмутительной непристойностью и с нелепым искажением слов Евангелия.

II. Пусть судят об этом по следующим выдержкам. Вступление гласит так: «В первый день марта Моисей открыл скинию, Аарон облачился в первосвященнические одежды, и старейшины колен обещали повиноваться его законам, потому что в первый день марта надлежало открыть церковь Св. Франциска Ассизского в Сарагосе для обнародования апостолических декретов, повелевающих доносить на еретиков инквизиторам, наместникам верховного первосвященника; первые жители города должны были дать здесь обещания верно исполнять эти приказы. Аарон был инквизитором закона, и ныне его представляют инквизиторы Арагона. Иисус Христос был обвинен в суеверии – это преступление инквизиторов. Итак, я сведу свою речь к двум пунктам: первый – обязанность доносить; второй – святость службы судьи-инквизитора…

III. Первый пункт. Религия есть войско; каждый солдат должен извещать своего начальника, если он знает, где находятся враги; если он этого не делает, он заслуживает наказания как изменник. Христианин – воин; если он не доносит на еретиков, он изменяет; по справедливости он будет наказан инквизиторами. Св. Стефан просил Бога, когда его били камнями, не вменять его гонителям их греха. Но эти люди совершили два греха: они согрешили против него, избивая его камнями, и против инквизиции, противясь Духу Святому. Он просит милости у Бога к своим врагам за преступление его умерщвления, и он может это делать. Но он не старается получить для них прощения за другой грех, потому что он видит инквизицию и грех уже объявлен самому Богу. Иаков покидает дом своего тестя Лавана с Рахилью, не прощаясь с ним. Почему он не оказывает уважения, приличествующего зятю? Потому что Лаван – идолопоклонник. Когда идет речь о вере, надо предпочесть религию человеческим соображениям; следовательно, сын должен донести инквизиции на отца, если тот оказался еретиком. Моисей стал инквизитором против своего деда по усыновлению фараона, утопив его в море, потому что он был идолопоклонником, и против своего собственного брата Аарона, упрекая его за согласие на литье золотого тельца; итак, когда существует проступок против инквизиции, не следует принимать во внимание родство. Иисус Навин стал инквизитором против Ахана, повелев его сжечь за то, что он похитил часть добычи из Иерихона, которая должна была быть сожжена; итак, справедливо, что еретики умирают в огне. Ахан был начальником колена Иудина; тем не менее на него был сделан донос; итак, на всякого еретика следует доносить, хотя бы это был принц королевской крови…

IV. Второй пункт. Петр был инквизитором против Симона-волхва;[238]238
  Симон волхв, или маг, родом из Гиттона в Самарии, ранний гностик. Он стремился вывести религиозную мысль христиан из пределов современного им ортодоксального иудейства. По мнению древних христианских писателей, Симон долгое время жил в Риме, между прочим в царствование Нерона (54–68). Библейская критическая школа считает Симона легендарной личностью.


[Закрыть] итак, уполномоченные и заместители наместника Петра должны карать волхвов. Давид стал инквизитором против Голиафа и против Саула; он был суровым инквизитором по отношению к первому, потому что Голиаф своевольно издевался над религией; он был снисходителен ко второму, потому что Саул действовал не вполне свободно, так как был одержим злым духом; инквизитор Давид смягчил суровость своего правосудия, услаждая приятными звуками арфы слух Саула; итак, камень и арфа означают меч и оливу службы инквизитора. Книга Апокалипсиса запечатана семью печатями, потому что она изображает судопроизводство инквизиции, которое ведется так тайно, что кажется запечатанным семью тысячами печатей, только лев может их открыть, и он становится затем агнцем. Можно ли видеть более поразительный образ инквизитора? Для открытия преступлений – это лев поражающий; по открытии их – это агнец, который обходился со всеми преступниками, занесенными в книгу, с добротою, кротостью и состраданием. Старцы предстоят со склянками, а не с бутылками, и эти склянки имеют узкое горлышко; итак, инквизиторы и служители должны говорить немного. Эти запахи приятны: св. Иоанн говорит, что они изображают молитвы святых; это не кто другой, как инквизиторы, которые молятся перед произнесением приговоров. Текст гласит, что служители носят шпинеты;[239]239
  Шпинет (spinetta) – старинный итальянский музыкальный однострунный инструмент.


[Закрыть] почему бы им не быть лютнями и гитарами? Потому что это им не подходило бы; струны этих двух музыкальных инструментов выделываются из шкур животных, а инквизиторы ни с кого не сдирают кожи. Шпинеты имеют металлические струны; поэтому инквизиторы обязаны употреблять железо и применять его сообразно обстоятельствам и нуждам виновных. Гитары касаются рукою – символом деспотической власти; шпинет приводится в действие пером – символом знания; так и должно быть, потому что инквизиторы руководствуются знанием, а не деспотизмом. Рука зависит от тела и от его влияний; перо есть предмет, который нельзя разнять и который независим от влияний; итак, подобает, чтобы это был шпинет, а не гитара, потому что приговор, выносимый инквизитором, не продиктован никаким посторонним влиянием».

V. Я не продолжу дальше этих выдержек, вдохновленных безумием и появившихся под титулом евангельских проповедей. Я надеюсь, что меня извинят за представление их образчика, если поймут, что они дают понять состояние просвещения и вкус, господствовавший в литературе в царствование Карла II. Не стоит удивляться, видя инквизиторов, взявших на себя столько скандальных посягательств, поскольку очевидно, что они до известной степени были могущественнее монарха, как это доказывают распри, о которых я говорил в главе XXVI.

VI. Среди частных процессов, с которыми я ознакомился в Сарагосе, я нашел только три замечательных. Один относится к 1680 году; он был возбужден против дома Мигуэля де Сетины, каноника митрополичьей церкви и сановника-казначея собора города Тарасовы. Другой процесс был возбужден в 1688 году против дома Мигуэля д'Эстевана, регента митрополичьей церкви Спасителя в Сарагосе. Наконец, третий, в 1700 году, был направлен против дона Хуана Фернадеса д'Эредиа, брата графа де Фуэнтеса. Ни один из этих процессов не сопровождался приговором, потому что еретические тезисы, приписанные им доносчиками, не были доказаны при расследовании.

Глава XL
ОБ ИНКВИЗИЦИИ В ЦАРСТВОВАНИЕ ФИЛИППА V

Статья первая
АУТОДАФЕ И ЧИСЛО ЖЕРТВ

I. Карл II Австрийский умер бездетным, и корона Испании перешла 1 ноября 1700 года его племяннику Филиппу V Бурбону, внуку его сестры Марии-Терезы и Людовика XIV, короля Франции. Хотя Филипп V отрекся от престола 20 января 1724 года, но в том же году он снова принял бразды правления по смерти своего сына Луиса I, происшедшей 31 августа, и продолжал царствовать до конца жизни, то есть до 9 июля 1746 года.

II. Главными инквизиторами в эту эпоху были: дом Бальдассар де Мендоса-и-Сандобал, епископ Сеговии, который отказался от должности в начале 1705 года по приказу Филиппа V, назначившего его преемником дома Видаля Марине, епископа Сеуты. По его смерти 10 марта 1709 года его преемником стал дом Антонио Иваньес де ла Рива-Эррера, архиепископ Сарагосы. Он умер 3 сентября 1710 года, и должность главного инквизитора была поручена кардиналу дому Франческо Джудиче, который принужден был отказаться от нее в 1716 году. Преемником его стал дом Хосе де Молинес, аудитор церковного суда в Риме. Это обстоятельство явилось причиной того, что он не мог вступить в должность потому, что австрийцы задержали его в Милане как военнопленного, и он умер в этом городе. В 1720 году преемником его стал дом Диего д'Асторга-и-Сеспедес, епископ Барселоны. Был назначен дом Хуан де Арсаменди, но он умер до вступления в должность. В том же году место освободилось вследствие отставки дома Диего, который был назначен архиепископом Толедо. Его преемник дом Хуан де Камарго, епископ Памплоны, стоял во главе инквизиции до самой смерти 24 мая 1733 года. На его место был назначен дом Андреа де Орбе-и-Ларреатегуи, архиепископ Валенсии. По смерти его 4 августа 1740 года начальником инквизиции стал дом Мануэль Исидор Манрике де Лара, который был раньше епископом Хаэна, а в то время занимал кафедру архиепископа Сант-Яго. Он умер 1 февраля 1745 года; его заместил дом Франсиско Перес де Прадо-и-Куэста, епископ Теруэля, который состоял еще в должности в то время, когда Филипп V перестал царствовать.

III. Двор всегда так благосклонно относился к инквизиции, что инквизиторы думали угодить новому королю, отпраздновав его восшествие на престол торжественным аутодафе, которое произошло в 1701 году. Но Филипп не захотел последовать примеру своих четырех предшественников, которые опозорили себя фанатизмом, и отказался присутствовать при варварской сцене, которая могла нравиться только людям, вкус которых был испорчен слушанием проповедей или чтением книг, изданных еще при Филиппе II и совершенно противоречивших тому, чему верили при Фердинанде V и Карле I и даже в первую половину царствования Филиппа II.

IV. Однако Филипп V не перестал покровительствовать святому трибуналу и остался верен правилу, вбитому ему в голову дедом Людовиком XIV. Этот государь (который в последние двадцать лет своей жизни был одним из самых фанатичных людей среди святош) советовал испанскому монарху защищать инквизицию как средство для поддержания спокойствия в государстве.

V. Эта система приобрела особую важность в глазах государя вследствие указа, обнародованного в 1707 году главным инквизитором Видалем Марине. Этот указ обязывал всех испанцев под страхом смертного греха и отлучения, разрешаемого только епископом, доносить на тех, кто утверждает, что позволительно нарушить присягу на верность, данную королю Филиппу V; он обязывал всех духовников удостоверяться у кающихся при таинстве исповеди, сообразуются ли они с тем, что им предписано на этот счет, и не разрешать их от грехов раньше, чем они послушаются или согласятся, чтобы их духовники сами донесли на преступников, которых узнают. Это предположение не заставило ожидать последствий. Я прочел в Сарагосе несколько процессов, возбужденных инквизицией по делу клятвопреступления. Ни один, однако, не сопровождался окончательным приговором, потому что общее мнение среди арагонцев было против этой меры и инквизиторы ввиду этого не осмелились дать дальнейший ход этим делам. Послание инквизиции Мурсии от 27 июля 1709 года гласит, что там только что привлекли к суду брата Урбана Мальте, францисканского монаха из монастыря Эль-ды, который наставлял своих исповедников, что присяга на верность, данная королю Филиппу V, не обязательна и что позволительно восстать против этого государя.

VI. В царствование Филиппа V почти совсем угас иудейский культ в Испании, где он весьма распространился (хотя тайно) вторично со времени присоединения Португалии к этой монархии. Однако вплоть до смерти государя все трибуналы ежегодно торжественно справляли публичные аутодафе; некоторые устраивали их дважды в год; в 1722 году в Севилье и в 1723 году в Гранаде было даже по три аутодафе в один год. Таким образом, не говоря о казнях, происшедших в Америке, Сицилии и Сардинии, в это царствование насчитывается 782 аутодафе в трибуналах Мадрида, Барселоны, Канарских островов, Кордовы, Куэнсы, Гранады, Хаэна, Льерены, Логроньо, Майорки, Мурсии, Сант-Яго, Севильи, Толедо, Валенсии, Вальядолида и Сарагосы.

VII. У меня находятся перед глазами записи о пятидесяти четырех церемониях, результаты коих таковы: семьдесят девять человек сожженных живьем, семьдесят три сожженных фигурально и восемьсот двадцать девять наказанных церковными епитимьями; в общем число жертв равно девятистам восьмидесяти одному. На этом основании можно установить для каждого года подсчет в три сожженных жертвы (из коих две живьем и одна фигурально) и в пятнадцать других, которые подверглись епитимьям в каждом трибунале испанской инквизиции в царствование Филиппа V.

VIII. Итог жертв для всех трибуналов ежегодно доходил до тридцати четырех сожженных живьем, семнадцати сожженных фигурально и двухсот пятидесяти пяти епитимийцев, так что число лиц, караемых инквизицией ежегодно, доходило до трехсот шести.

IX. Стало быть, в сорок шесть лет царствования Филиппа V было жертв инквизиции: тысяча пятьсот шестьдесят четыре первого разряда, семьсот восемьдесят две второго разряда, одиннадцать тысяч семьсот тридцать третьего разряда, а всего четырнадцать тысяч шестьдесят шесть.

X. Стало довольно обычным мнение, будто инквизиция начала с меньшей суровостью свирепствовать против еретиков, когда на трон Испании взошли принцы из дома Бурбо-нов. Я не разделяю этого взгляда, потому что мне кажется бесспорным, что другие причины содействовали в царствование этой династии уменьшению числа жертв, которое было, однако, значительно и в эпоху Филиппа V. Я буду говорить об этом в следующих главах.

XI. Почти все лица, сожженные живьем инквизицией, и девять десятых из епитимийцев были осуждены по делу об иудаизме; другие были богохульники, двоеженцы, суеверы и мнимые колдуны. Среди последних встречаем Хуана Переса де Эспехо, который был наказан в Мадриде в 1743 году как лицемер-богохульник и колдун. Этот испанец заслуживает упоминания, потому что, приняв имя Хуан де Сан-Эспириту (Иоанн Святодуховский), он стал основателем Конгрегации братьев милосердия имени божественного пастыря, которая существует доныне. Он был присужден к двумстам ударам кнута и к десятилетнему заключению в крепости.

Статья вторая
СЕКТА МОЛИНОСА

I. Среди осужденных имеется несколько молиносистов, потому что Молинос до своего переселения в Рим собрал в Испании несколько учеников, которые распространили там его учение. Видимость духовного совершенства, соединенная с системой, которая допускала свободный полет душевной страсти, привлекла людей, которые не отдались бы заблуждению, если бы не престиж, которым окружил его основатель этой теории. За это вредное учение дом Хосе Фернандес де Торо, епископ города Овиедо, был арестован, препровожден в Рим, там заключен в замке Св. Ангела и присужден к низложению в 1721 году. За принятие этих же взглядов инквизиция Логроньо сожгла дома Хуана де Каусадаса, священника-пребендария города Туделы, ближайшего ученика Молиноса, проповедовавшего с великим усердием и энтузиазмом догматы его мистицизма. После Хуана де Каусадаса заблуждения Молиноса поддерживал его племянник Хуан де Лонгас, белец из монастыря босых кармелитов, известный поныне под именем брата Ивана в областях Наварры, Риохи, Бургоса и Корин, где он посеял много зла.

II. Его вредное учение не замедлило распространиться и имело успех в нескольких других частях Испании. Инквизиторы Логроньо в 1729 году подвергли его наказанию двумястами ударов кнута и послали на десять лет на галеры, откуда он должен был выйти лишь для пожизненного заключения в тюрьме. К сожалению, несколько монахов его ордена приняли его убеждения и передали их многим монахиням монастырей в Лерме и в Корелье, что произвело сильное волнение в инквизициях Вальядолида и Логроньо.

III. Процессы трибунала Логроньо, читанные на разных малых аутодафе с 20 октября по 22 ноября 1743 года, подали повод к появлению нескольких рукописных реляций, которые циркулируют в Испании и возлагают на меня как на историка обязанность беспристрастно напомнить факты. Я начну с женщины, которая по преимуществу фигурирует в этой ужасной трагедии. Она звалась донья Агуэда де Луна и была уроженкой города Корельи в Наварре. Ее родители принадлежали к аристократии этого города. Она поступила монахиней в кармелитский монастырь в Лерме в 1712 году с такой непорочной репутацией, что на нее смотрели как на святую. В 1713 году она приняла учение Молиноса и следовала догматам ереси со всей преданностью самой решительной сектантки. Она провела более двадцати лет в монастыре, и слава ее увеличилась рассказами о ее экстазах и чудесах, искусно распространяемыми братом Хуаном де Лонгасом, приором монастыря в Лерме, провинциалом и другими монахами высокого ранга, которые все были соучастниками надувательства матери Агуэды и заинтересованы в усилении молвы о ее святости.

IV. Возник вопрос об основании монастыря на ее родине, и монастырские власти назначили ее основательницей и настоятельницей. Она продолжала там свою порочную жизнь, не теряя хорошей репутации, которой она пользовалась, но еще более увеличивая ее изо дня в день. Со всех сторон по соседству стекались к ней, ища ее покровительства перед Богом, жаждущие божественной помощи в своих нуждах. Так как местечко Ринкон-дель-Сотто (моя родина) находится в двух с половиной милях от города Корельи, мои родители решили отправиться к ней с целью поручить ее заботам больного ребенка, которого она и обещала исцелить прикладыванием к нему одного из своих камней и с помощью некоторых других средств. Но действительность доказала тщетность ее обещания, так как ребенок вскоре умер.

V. Одним из фальшивых чудес матери Агуэды, которое возбуждало крайнее удивление и которое рассматривали как причину множества других чудес, была способность этой мнимой святой выделять камни. Одна из ее соучастниц делала их из истолченного в порошок кирпича с примесью некоторых ароматических веществ; на одной стороне камня был виден отпечаток креста, а на другой – звезды, то и другое цвета крови. В народе шла молва, будто Бог, желая вознаградить удивительную добродетель матери Агуэды, даровал ей исключительную милость, в силу которой она могла выделять камни, чудотворные при исцелении больных, через мочевой канал, испытывая при этом боли, похожие на боли рожениц. Эти боли действительно не были неизвестны донье Агуэде, которая переживала их неоднократно то в Лерме, то в Корелье; боли происходили от абортов, которые она себе делала, или от естественных родов, причем за ней ухаживали ее соучастники-монахи и соблазненные ею монахини.

VI. Как одна бездна влечет обыкновенно в другую бездну, так и мать Агуэда (которая сильно желала новых чудес, чтобы сделать свою репутацию более блестящей) вызвала демона. Если верить сообщениям, сделанным во время процесса, она заключила с ним договор, отдавая ему свою душу формальным актом, писанным ее рукой, почитая его своим господином, истинным, всемогущим богом и отрекаясь от Иисуса Христа, его религии и его учения.

VII. Наконец, когда жизнь матери Агуэды наполнилась тысячью тайных неправд, прикрытых покровом поста и других внешних знаков святости, на нее поступил донос в инквизицию Логроньо, которая велела заключить ее в свою секретную тюрьму. Она умерла там от последствий пыток прежде, чем ее процесс был подготовлен для приговора. Она созналась среди мучений, которым ее подвергли, что ее мнимая святость была обманом, раскаялась в последние минуты, исповедалась и получила отпущение грехов.

VIII. Брат Хуан де ла Вега, родившийся в Льерганесе в горах Сантандера, провинциал босых кармелитов, появился на малом аутодафе 3 октября 1743 года. С 1715 года, когда ему было тридцать пять лет, он был духовником и одним из соучастников матери Агуэды. Согласно уликам его процесса, он имел от нее пять детей. Его беседы развратили других монахинь, он уверил их в том, что его советы ведут к истинной добродетели. Он написал биографию своей главной ученицы, в которой говорил о ней как об истинном образце святости; он рассказывал множество чудес и все, что могло служить его целям. Он сам приобрел такую репутацию, что его называли восторженным. Монахи, его соучастники, повсюду разглашали, что со времени св. Иоанна Крестного не было в Испании большего монаха-подвижника, чем он. Он велел нарисовать портрет матери Агуэды, который был выставлен в алтарной части церкви; под ним было помещено двусмысленное четверостишие, сущность коего такова:

 
«Иисусе, пусть твоя рука посадит в моем сердце цветок;
Плод придет в свое время, ибо почва очень хороша».
 

XI. Многие соучастницы из невинных монахинь и другие лица заявили, что брат Хуан де ла Вега также заключил договор с демоном; но обвиняемый упорно отрицал этот факт, даже под пыткой, которую он вынес мужественно, несмотря на свой преклонный возраст. Он сознался только, что в качестве провинциала он получил деньги за одиннадцать тысяч восемьсот неотслуженных обеден. Он был объявлен заподозренным в высшей степени и отправлен в пустынный монастырь в Дуруэло, где вскоре умер.

X. Провинциал и тогдашний секретарь, как и два монаха, занимавшие эти должности в ордене в предыдущие три года, отрицали факты. Они были впутаны в показания, арестованы, подвергнуты пытке и разосланы по монастырям своего ордена на Майорку, в Бильбао, Вальядолид и Осму. Летописец ордена, однако, признал преступление и за это был избавлен от ношения санбенито на аутодафе.

XI. Донья Висента де Лойя, племянница матери Агуэды, была принята в девятилетнем возрасте в монастырь города Корельи, когда ее тетка стала там настоятельницей. Она передала племяннице свое вредное учение при содействии провинциала брата Хуана де ла Веги. Эти уроки имели такой успех, что она собственными руками держала свою племянницу, когда провинциал лишал ее девственности, чтобы (как говорила она) это дело имело более заслуг в очах Божиих. Как только донья Висента была взята, она созналась без пытки во всех своих прегрешениях и объявила грехи лиц, которых она считала виновными. Она уверяла только, что никогда не допускала в свою душу никакого еретического заблуждения, которое она признавала осужденным Церковью, хотя считала позволительным все, что делала, потому что в этом убеждали ее духовники и тетка, а она имела самое высокое представление о добродетели этих лиц, а особенно тетки, которая слыла за святую. Откровенность доньи Висенты заслужила ей милость: она появилась на аутодафе без санбенито, в которое были облечены четыре другие монахини, которые даже под пыткой отрицали совершение преступлений, и лишь одна призналась, что узнала вредное учение в детстве от брата Хуана де Лонгаса.

XII. Я не стану останавливаться на передаче всех подробностей, которые я нахожу в моих заметках о процессах, повод к которым дало это дело; они не подкреплены ничем, кроме показаний невинных монахинь этого монастыря, которые образовывали враждебную партию и, следовательно, были расположены верить множеству неправдоподобных, даже невероятных вещей.

XIII. Тем не менее нельзя подвергать сомнению историю камней, которыми будто бы разрешалась от бремени мать Агуэда, так как инквизиция набрала их великое множество. Я должен об этом сказать, как и о ее родах, потому что донья Висента де Лойя указала место, где младенцы были умерщвлены и погребены тотчас после рождения. Произвели розыски, и открытие нескольких скелетов доказало истинность заявления.

XIV. Монахини, признанные виновными, были разосланы по нескольким монастырям, и состав общины был обновлен по приказанию святого трибунала, настоятельницей стала игуменья монастыря в Оканье, и из разных монастырей ордена были вызваны другие монахини. Следовало бы пожелать, чтобы для предупреждения подобных сцен главный инквизитор поставил этот монастырь под наблюдение епархиального благочинного, как было поступлено по менее серьезному поводу в отношении монастыря босых кармелиток Св. Иоакима в Тарасоне, когда туда перевели нескольких монахинь из монастыря Св. Анны, чтобы поддержать порядок и мир в общине. Раз инквизиция вмешивается в то, что происходит в монастырях, изумительно, что после стольких беспорядков в этом роде (сведениями о коих полны архивы, а их непристойность не позволяет мне приводить здесь повествование о них) она не пришла к решению отнять у монахов управление женскими монастырями. Иезуиты были всегда достаточно предусмотрительны в своей политике, боялись этого управления и избегали отягощать себя им.