Текст книги "История испанской инквизиции. Том II"

Автор книги: Хуан Льоренте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 46 страниц)

Статья третья
ПРОЦЕСС ГЛАВНОГО ИНКВИЗИТОРА И ПОСЛЕДСТВИЯ ПРОЦЕССА, ВОЗБУЖДЕННОГО ПРОТИВ МАКАНАСА

I. Не менее шума наделал, хотя по другому поводу, процесс, возбужденный против дома Бальдассара де Мендоса-и-Сандобала, епископа Сеговии и главного инквизитора. Таков результат ослепления, которое иногда поражает поддавшихся страстям людей, что путь, на который они вступают для удовлетворения этих страстей, приводит их к гибели. В предыдущей главе мы видели несправедливое поведение этого прелата в отношении дома Фроилана Диаса, избранного в епископы города Авилы и духовника короля Карла II. Так как верховный совет отказался – вполне справедливо и столь же энергично – санкционировать огромное злоупотребление властью главного инквизитора, которое хотел совершить Мендоса, то последний приказал арестовать трех наиболее оппозиционных членов совета. Он посредством лживого доклада потребовал от короля увольнения дома Антонио Самбраны, дома Хуана Арсамени и дома Хуана Мигуэлеса и отослал последнего в оковах в Сант-Яго, в Галисию. Он придумал безрассудный план отнять у совета инквизиции право вмешательства в процессы, приговор которых выносился на его решение, а у членов совета – право голосования окончательного приговора.

II. Невозможно было, чтобы этот деспотический переворот не послужил предметом королевской резолюции. Филипп V благоразумно полагал, что следует узнать мнение совета Кастилии, и 24 декабря отправил это дело на рассмотрение членов совета. Приговор, вынесенный собранием 21 января 1704 года, замечателен своей мудростью. Совет предлагал как необходимую меру восстановление верховного совета в правах, которыми он пользовался со времени учреждения инквизиции, и вызов трех членов совета, которые были уволены со службы. Король приказал исполнить решение совета Кастилии и выразил желание, чтобы Мендоса отказался от своей должности и выехал из Мадрида.

III. Следует, я думаю, помнить, что этот прелат перед смертью Карла II был более расположен к австрийскому дому, чем к династии французских Бурбонов. Упорство епископа Сеговии, поддержанное апостолическим нунцием, с которым он был в дружбе, довело его до жалобы, обращенной к папе, который написал королю через посредство своего нунция письмо, где жаловался на характер обращения с одним из его уполномоченных высокого ранга. Нунций, желая содействовать папе со своей стороны, довел до сведения Филиппа свой протест, продиктованный ультрамонтанским духом, самым несовместимым с правами верховной власти. Король твердо держался принятого решения и настоял на том, чтобы главный инквизитор подал в отставку и удалился в свою епархию. Мендоса вынужден был повиноваться; его дело закончилось более удачно, чем он заслуживал, так как наказание почти нисколько не было соразмерно с злоупотреблением властью, которое он совершил, преследуя Диаса и членов верховного совета. Если бы светский судья позволил себе так поступать со своими подчиненными, гражданская власть не поколебалась бы предъявить свои права и подвергнуть его крайне суровому наказанию. Из всех бедствий человеческой жизни едва ли хоть одно может сравниться с несчастием видеть обеспеченную безнаказанность могущественных преступников в то время, когда гонение падает на голову слабого человека, лишенного защиты.

IV. Король вскоре дал новое доказательство твердости в защите прав короны своим поведением с главным инквизитором Джудиче в деле дона Мельхиора де Маканаса, о котором я говорил в XXVI главе. Преступление этого прокурора состояло в том, что он осмелился мужественно защищать власть своего государя против невыносимых притязаний римской курии по многим пунктам юрисдикции и против притязаний испанского духовенства относительно личных и судебных привилегий. Он не только был судим и осужден за жалобы и представления, которые делал королю против папских посягательств, но и вынужден был добровольно уйти в изгнание, чтобы избежать секретной тюрьмы святого трибунала, которую главный инквизитор по соглашению со своим советом предназначил для него.

V. Правда, Филипп V не обнаружил в этом случае столько энергии, как в деле Мендосы, потому что интриги имели другой объект и направление их переменилось. Иезуит Добантон, заместивший Робинэ в должности королевского духовника, и новая королева Изабелла Фарнезе, которая действовала через кардинала Альберони, дружившего тогда с Джудиче, изменили положение политических дел, так что поведение Маканаса, который держал себя как подданный, полный усердия и верности своему господину, представлялось теперь преступным.

VI. Римская курия не преминула содействовать этой интриге, горячо жалуясь через своего нунция и третируя Маканаса как подозреваемого в исповедании ошибочных взглядов Марка Антония де Доминиса и протестантов. Эта тактика не нова: она была в употреблении со времени Филиппа III против каждого испанского юрисконсульта, который отваживался выступать против папских захватов и против злоупотребления властью.

VII. Маканас был жертвой слабости испанского правительства до тех пор, пока после смерти Филиппа V Фердинанд VI не вызвал его в Испанию и не запретил главному инквизитору Пересу де Прадо беспокоить его по поводу его процесса с инквизицией. Вскоре он назначил Маканаса своим чрезвычайным посланником на Ахенский конгресс.

VIII. Удивительнее всего было видеть, как Филипп V получил от совета инквизиции оскорбление, за которое не отомстил, несмотря на то, что оно было так нестерпимо. Этот государь пожаловался на декрет, подписанный кардиналом Джудиче в Марли (близ Парижа) в 1714 году и запрещавший чтение произведений Маканаса. Члены верховного совета имели дерзость ответить королю, что король властен упразднить инквизицию, если считает это необходимым; пока же она существует, Его Величество не имеет права препятствовать ее действиям, сообразным с апостолическими буллами.

IX. Ответ был удобен в применении к запрещению книг, данному инквизиторам в силу одного указа Филиппа II. Но взгляды изменились. Самые ревностные защитники прав короны не знали в ту эпоху в точности, о чем было договорено; между тем уверенный тон, принятый ультрамонтанами, убеждал, что право, которое присваивали себе инквизиторы, было существенно и присуще первосвященнической власти.

X. Тем не менее совет Кастилии, прежние рассуждения которого предоставляли достаточно данных для открытия истины, предложил королю 3 ноября 1714 года решительные доводы в пользу декрета об упразднении святого трибунала. Указ о его уничтожении был заготовлен, и удар был бы нанесен, если бы не было интриг, о которых я говорил и которые велись королевой, иезуитом Добантоном и кардиналом Альберони. Они напомнили монарху правило, рекомендованное его дедом Людовиком XIV, и вскоре он издал новый указ, который аннулировал распоряжения первого. Этот документ датирован 28 марта 1715 года. В нем государь признает, что он слишком много уделял внимания зловещим советам вероломных министров, одобряет запрещение инквизицией произведений Маканаса (которые благоприятствуют прерогативам его короны), восстанавливает отставленных членов верховного совета и хвалит поведение кардинала Джудиче.

XI. Указ инквизиции против сочинения Маканаса охватывал тем же запрещением и труды Барклая и Талона,[240]240
  Денис Талон (1628–1698) – президент парижского парламента, юрист, защищавший права короны против покушений папской власти. После него остались судебные речи и юридические трактаты.


[Закрыть] потому что они защищают права государя против притязаний римской курии, и Филипп V имел слабость позволить и это в ущерб своему авторитету.

XII. Такое скандальное поведение не позволяет удивляться тому, что инквизиторы занялись в то время квалифицированием как достойного осуждения письма достопочтенного Палафокса к папе Иннокентию X (я его нашел в Сарагосе), чтобы подготовить его запрещение. Нечего удивляться и тому, что в 1732 году они обнародовали другой декрет, который в труде епископа Мельхиора Серо под заглавием О богословских местах вычеркивает тезис, по которому возможны случаи, когда братское исправление позволительно без доноса на еретика.

XIII. Подобное решение позволяет думать, что евангельское учение не имеет никакого веса в делах религии, несмотря на всеобщее значение заповеди, данной Иисусом Христом.

XIV. Святой трибунал недолго медлил с продолжением своих несправедливых действий. 6 февраля 1744 года он запретил чтение напечатанного в трех томах в лист труда Николаса де Хесу Беландо под заглавием Гражданская история Испании, посвященного королю Филиппу V. Автор потребовал, чтобы его выслушали на суде, но это требование привело только к его аресту инквизицией. Дом Хосе Кирос принял на себя его защиту и вскоре разделил его участь. О них можно справиться в статьях Беландо и Кироса в главе XXV.

XV. Эта суровость поражает тем более, что видишь, как в то же время инквизиторы действуют крайне умеренно, когда идет речь о наказании чудовищного множества детоубийств, совершенных монахами и монахинями города Корельи и доказанных юридически. Если свидетели говорили правду, там было более двадцати абортов и более тридцати убийств, совершенных над новорожденными, большинство которых, по показаниям свидетелей, не были крещены. Другие суды не преминули бы послать на эшафот всех сознавшихся в таких ужасных проступках, чтобы устрашить новых возможных преступников. И однако, при этом обстоятельстве, достойном быть отмеченным как единственное в истории инквизиторов, они обнаружили благость и милосердие, так часто восхваляемые в их постановлениях, тогда как за единственный пункт юрисдикции, который дом Хосе Кирос осмелился защищать против их правил, они ввергли этого несчастного в подземную тюрьму, сырую, способную в три месяца погубить самого здорового человека. Они поражают Маканаса изгнанием на тридцать лет и лишают других должностных лиц их должностей, отличий, имуществ и их семейств.

XVI. Среди процессов, с коими я ознакомился в Сарагосе, я открыл один, очень похожий на процесс Корельи. Он был возбужден в 1727 году против монахинь из местности Касбас и против брата Мануэля де Валя, францисканского монаха. Однако в этом процессе мы не встречаем таких преступлений, как детоубийство, договоры с дьяволом и вообще ничего такого, что могло бы внушить ужас. Это только результаты слабости, сопровождаемые попытками скрыть их от людей.

XVII. Среди осужденных р эту эпоху мы находим: дома Мануэля Мареса, каноника-дудовника в Сарагосе, в 1716 году, дома Франсиско де Миранду, каноника в городе Тарасоне, в 1719 году, дома Франсиско де Хименеса, священника-настоятеля в Ансаниго, в 1736 году. Обвинения против них явились скорее средством невежества и фанатизма доносчиков, чем результатом вредного учения обвиняемых, которым вменили в вину только еретические положения о прелюбодеянии.

Глава XLI
ОБ ИНКВИЗИЦИИ В ЦАРСТВОВАНИЕ ФЕРДИНАНДА VI

Статья первая
СЧАСТЛИВЫЕ ПЕРЕМЕНЫ ВО ВЗГЛЯДАХ И ИДЕЯХ

I. Умирая, Филипп V оставил корону Фердинанду VI, своему сыну от первого брака с Габриэллой Савойской. Этот государь царствовал с 9 июля 1746 года до 10 августа 1759 года, когда он умер бездетным. Преемником его был Карл III, король Неаполя, сын Филиппа V и Изабеллы Фарнезе, его второй жены. Когда Фердинанд вступил на престол, инквизиция королевства имела своим главой дома Франсиско Переса дель Прадо, епископа города Теруэля. По смерти этого прелата в должности главного инквизитора выступил дом Мануэль Кинтано Бонифас, архиепископ Фарсала, который оставался на этом посту до смерти Фердинанда VI.

II. Хороший вкус в литературе в Испанском королевстве, подготовленный при Филиппе V, особенно распространяется с царствования Фердинанда VI. На этом основании установился взгляд, что восшествие Бурбонов на престол Испании произвело переворот в системе святого трибунала. Однако эти государи не издали никакого нового закона об инквизиции; они не внесли никаких изменений в ее старинный кодекс и, следовательно, не препятствовали жертвоприношениям многочисленных аутодафе, которые имели место в их царствование. Но Филипп V создал в Мадриде королевские академии испанской истории и испанского языка по образцу парижских и покровительствовал дружеским и литературным сношениям нескольких испанских ученых, известных хорошим вкусом, с теми, которыми обладала Франция со времени возрождения наук и искусств в царствование Людовика XIV.

III. Дон Хуан де Феррерас, дон Хуан де Сантандер, дон Хуан д'Ириарте, дон Франсиско Перес Байер – главные библиотекари короля; дон Грегорио Майянс, дон Луис де Саласар, дон Бенито Фейхоо, дон Феликс Масонес де Лима, герцог Сотомайор, посол в Лиссабоне, а затем председатель королевского совета военных орденов, его брат дон Хаиме, граф де Монтальво, посол в Париже, главный директор инженерной части и многие другие великие люди, которые блистали, покровительствуемые Фердинандом VI, получили образование при его предшественнике Филиппе V. Майянс и Фейхоо наметили путь хорошего вкуса, который другие должны были расширить, выравнять и осветить; на их примере сформировалось великое множество ученых критиков, которые сделали честь царствованию Карла III.

IV. Конкордат, подписанный в 1737 году с римской курией относительно контрибуций, наложенных на имущество духовенства, и относительно некоторых пунктов дисциплины, сделал более редкими случаи обращения в Рим. Стали считаться разумными очень многие мысли, которые невежество и суеверие, с одной стороны, и недоброжелательство – с другой, представляли до сих пор как мало религиозные и благоприятствующие неверию. Учреждение еженедельных листков познакомило с иностранными трудами, прежде никому не известными, а также с решениями многих католических государей по вопросам, относящимся к духовенству, которые несколько раньше народ счел бы за покушение против религии и ее служителей, как мы видели это, когда говорили о случае с произведениями Маканаса, Барклая и Талона. Публикация периодического издания, известного под названием Дневника литераторов («Diario de los literates») и редактируемого доном Хуаном Мартинесом де Салафранкой и двумя другими учеными в царствование Филиппа V, открыла глаза великому множеству людей, которые до этой счастливой эпохи не имели никакой возможности ознакомиться с хорошими книгами и обладать достойными руководствами для суждения о подобных книгах.

V. Все эти обстоятельства, а равно и другие причины, имевшие место в царствование Филиппа V, подготовили интересный переворот, совершившийся в испанской литературе при Фердинанде VI. Как хорошо растущее дерево, хотя еще слабое, она на глазах у всех выросла, приобрела силы, расширилась и расправила свои ветви с 1753 года, с эпохи, когда новый конкордат с римской курией особенно ослабил принцип юридических уступок в пользу церковной власти, предоставляя монарху распоряжение всеми церковными доходами. Благодаря этому многие юрисконсульты усвоили учение, противоположное ультрамонтанским принципам и благоприятствующее правам монарха, учение, которое сто лет тому назад не поколебались бы назвать еретическим. Тогда увидали, что в Риме поддерживается мнение Галилея,[241]241
  Галилее Галилей (1564–1642) – уроженец Пизы, великий основатель механики как науки о движении. Все мировоззрение Галилея направлено против схоластики и догматики средневековья и выражает наиболее прогрессивные тенденции эпохи Возрождения. При папе Урбане VIII Галилей добивался отмены декрета, осуждавшего учение Коперника, но безуспешно. В 1632 г. он опубликовал на итальянском языке знаменитое сочинение «Диалоги о системах мира Птолемея и Коперника», в которых он говорил о движении Земли и неподвижности Солнца. Противники идей Галилея убедили Урбана VIII, что под Симплицио (одно из трех лиц «Диалогов») разумеется сам папа, и Галилей предстал перед чрезвычайной комиссией по обвинению в противоречии с Библией. В следующем году он, по приговору инквизиции, был принужден отречься от своего учения и от «ереси» Коперника и был лишен свободы. Но, несмотря на папский интердикт, в протестантских странах сочинения Галилея издавались.


[Закрыть] преданное вместе с его автором анафеме инквизицией столетием раньше, подобно тому, как теперь можно увидеть, что сам св. Августин допускает существование антиподов[242]242
  Антиподы – люди, обитающие на двух диаметрально противоположных пунктах Земли. Отцы Церкви видели в представлении об антиподах противоречие с Библией, и всякий, кто разделял учение об антиподах, подвергался отлучению от Церкви.


[Закрыть] со времени открытия Америки без боязни нарушить уважение к Священному Писанию.

VI. Эти счастливые перемены были великим благом для человечества, потому что инквизиторы, а следовательно, и все второстепенные служащие святого трибунала начали замечать, что чрезмерная ревность к чистоте католической религии рискует принять ошибочные мнения за истинные. Уже учение Маканаса перестало быть предметом соблазна для умов; уже спокойно выслушивали все написанное по поводу жалоб на насилие, без опасения анафемы, ежегодно выпускаемой папою в булле На вечери Господней («In coena Domini»); уже не устрашали толки о том, что скоро в Испании будут пользоваться правом апелляции против злоупотреблений, правом, которое, как было известно, действовало во Франции, потому что оно почти не отличалось от того права, которым пользовались испанцы против насилия посредством действия от имени церковных судей. Этот быстрый поворот, запечатлевшийся во взглядах, не замедлил показать, как несправедливо и жестоко было осуждение Мура, Сесо Себальоса, Сальгадо, Рамоса дель Мансано и стольких других испанских юрисконсультов прошлого столетия, и внушил больше осмотрительности инквизиторам в подобных случаях, если бы таковые представились; они заставляли бы их опасаться немилости двора, который назначал пребенды и бенефиции. Я признаюсь, однако, что, несмотря на все это, на дона Бенито де Фейхоо поступил донос в святой трибунал как на подозреваемого в неверии, как я рассказывал об этом в главе XXV, в статье об этом знаменитом испанце.

VII. Действие новых идей и совершившихся перемен в мнениях особенно дает себя знать в уменьшении числа процессов по делу об иудаизме и, следовательно, числа аутодафе, так как во все царствование Фердинанда VI не только не было ни одного общего аутодафе, но и частные казни этого рода стали очень редки. Большое количество евреев, которые были переданы в руки светской власти или подверглись епитимьям при Филиппе V, после казней, совершенных над представителями этой нации в царствования Филиппа III, Филиппа IV, Карла II и Филиппа V, явилось причиной того, что впоследствии не было открыто почти ни одного иудея. На протяжении пяти или шести лет едва справляли одно публичное аутодафе, да и на нем появлялись только богохульники, двоеженцы и мнимые чародеи.

VIII. Факты, о которых я только что говорил, совершившийся переворот в идеях, который постепенно приобрел новые силы, знания, накоплявшиеся вследствие указанных обстоятельств людьми, призванными к должности инквизиторов, имели столь любопытный результат, что число жертв при Фердинанде VI нисколько не соразмерно с числом людей, осужденных в течение предшествующего царствования. Я не думаю, чтобы при этом государе было более тридцати четырех аутодафе, более десяти сожженных живьем и более ста семидесяти епитимийцев. Первые принадлежали к иудействующим рецидивистам, а остальные были подвергнуты епитимьям за проступки того свойства, о которых я говорил несколько выше; среди этих жертв я не нахожу ни одной, история которой могла бы заинтересовать читателя.

IX. Янсенизм и франкмасонство занимали инквизиторов в царствование Фердинанда VI, иезуиты обозначили именем янсенистов тех, которые не следовали мнению Молины относительно благодати и свободной воли, и даже канонистов, которые ставили каноны и соборы первых восьми веков Церкви выше папских булл. Между тем их противники дали им и их приверженцам имя пелагиан. Ненависть, которую питали друг к другу обе эти партии, доводила их до взаимного обвинения в защите тезисов ошибочных, ложных, неприличных, ведущих к заблуждению, благоприятствующих ереси и даже еретических. Но иезуитская партия торжествовала в Испании, потому что духовниками Филиппа V и Фердинанда VI были иезуиты и доверие к ним было очень велико у этих двух монархов. Немногие испанцы осмелились бы принять учение, противное учению господствующей партии, потому что пришлось бы отказаться от всякой общественной должности и от церковных санов. Это сделало доносы на молинистов крайне редкими, тогда как их противников было легко преследовать. Однако малое число последних и их безупречное поведение устранили преследование. Естественно, что иезуиты заставили осудить все книги, учение коих было противно учению Молины. Отсюда те скандальные происшествия, которые возникли в 1748 году и в следующих годах между доминиканцами и верховным советом. Речь шла: 1) о включении, которое иезуиты Карраско и Касани сделали украдкой и собственной властью, нескольких католических трудов (как отмеченных янсенизмом) в Индекс, опубликованный главным инквизитором Прадо в 1747 году; они притом злоупотребляли поручением, которое было им дано, а именно – редактировать каталог книг, запрещенных предыдущими указами; 2) о запрещении трудов кардинала Нориса, на которое августинские монахи жаловались папе Бенедикту XIV (последствия этого выступления см. в главе XIII); 3) о такой же мере, употребленной против сочинений достопочтенного Палафокса, которую инквизиторы принуждены были отменить, когда папа объявил, что они – католические и не должны служить препятствием к канонизации их автора.