Текст книги "Парикмахер"

Автор книги: Христиан Шюнеманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Когда вы приехали в Мюнхен?

– Несколько дней назад, – ответил Холгер, наблюдая, как Кай растирает ногу от бедра вниз. – Как твоя нога, Кай? О'кей?

– Примите мои соболезнования, господин Каспари, – сказал я. – Как все ужасно. Я достаточно хорошо знал Александру. Мы все в шоке, что и говорить!

Холгер опять уставился на листву деревьев: то ли скучал, то ли ему было больно говорить на эту тему? Ладно, не важно, я должен двигаться дальше. Ради чего мы со Стефаном прели больше часа в машине?

– В издательстве много говорят про смерть Александры. Высказываются самые разные версии, – сообщил я.

– В самом деле? Например, что?

– Чаще всего речь идет о ее новом друге.

Кай перестал массировать ногу и уставился на какой-то камешек. Глаз он не поднимал.

– Его никто не знает, – продолжал я. – Александра рассказала мне о нем, но только намеками.

– Меня это не интересует, – отрезал Холгер.

– Кай, а ты что-нибудь знал про нового друга твоей матери? – спросил я. Стефан толкнул меня в ребра.

– Я не хочу, чтобы Кая втягивали в эти дела. – Холгер уже злился. – Вся история и без того слишком тяжела для мальчика.

Я не сдавался.

– К счастью, еще есть Клаудия. Александру наверняка порадовало бы, что ее подруга так заботится о мальчике. Если бы она могла узнать об этом. – Стефан снова двинул меня по ребрам.

– После похорон я уеду в Берлин вместе с Каем. Мальчик там отдохнет от этой истории. Нам нужно прийти в себя от шока, опомниться. Впрочем, вас это уже не касается. – Холгер решительным жестом завинтил термос. – Ты идешь, Кай?

Мальчик взял протез и стал пристегивать его к ноге.

Времени у меня не оставалось. Теперь или никогда. Я был вынужден говорить открытым текстом. Возьму пример с Александры и, чтобы хоть как-то его подцепить, отброшу стыд.

– Между прочим, – начал я и бессовестно соврал, – в свой последний вечер, то есть незадолго до убийства, Александра мне сообщила, что вы приехали в Мюнхен. По-моему, полиция располагает другой информацией – что вы в то время находились еще в Берлине.

– На что вы намекаете? – Внезапно Холгер зашипел, так что изо рта полетели брызги слюны.

– На то, что вы не сказали полиции всю правду.

– Что вы себе позволяете!

Кай смотрел то на отца, то на меня. Мне было не по себе.

– Я не хочу делать никаких выводов, – сказал я. – Этот факт лишь озадачил меня.

– Вам хотя бы ясно, что вы мне тут приписываете? Вы… вы… парикмахер!

– Простите, пожалуйста, – вмешался Стефан. – Речь идет лишь о снятии противоречия. Вы утверждали, что в то время, когда произошло убийство, вас в Мюнхене не было. Ваша погибшая жена сказала другое.

– А вы кто такой? – Лицо Холгера побагровело и теперь напоминало солнце на закате.

– Стефан Хаммершмид, адвокат.

– Адвокат. Еще интересней! Я не собираюсь тут перед вами оправдываться. Если хотите что-либо против меня предпринять, ступайте в полицию! Кай, ты готов наконец-то? – Холгер почти кричал.

– Пожалуйста, не волнуйтесь. Я сожалею…

– Ни хрена вы не сожалеете!

Кай прижал кулаки к глазам.

– Что все это значит? – завыл он. – Что вы делаете?

– Вот видите, что вы устроили? – Холгер схватил сына за плечо, но тот завыл еще громче.

– Оставь меня, оставьте все меня в покое! Говнюк! Отцепись от меня! Говнюк! Говнюк!

Холгер навис надо мной. На его гладком лбу, словно маленькая петля, билась вена, дыхание отдавало кисловатым кофе.

– Принц, вы еще пожалеете об этом. Клянусь!

После этих слов он быстрым шагом двинулся к автостоянке вслед за сыном. Кай подволакивал левую ногу, словно она больше не принадлежала его телу.

13

Мать шла по салону, как государственный деятель, приехавший с визитом в другую страну. Я скромно сопровождал ее. Она по очереди поздоровалась с Беатой, Деннисом, Керстин, Бенни и другими стилистами, спросила про Китти, которая еще не вернулась из отпуска, и с любопытством осматривала комнаты. Она еще не была здесь после ремонта. Ей понравились светлые тона в передней части салона, где стригут. Зато пестрые абстрактные картины на штукатурке она назвала жуткими. Поинтересовалась, из какого материала сделан темный паркет, похвалила непринужденную рабочую обстановку и дала совет – поставить на стойку разноцветные вазочки для конфет – мол, надо порадовать глаз броскими цветовыми пятнами.

Словом, она была в своем репертуаре. Наконец, мать села в кресло, ее закутали пелериной. Она болтала ногами и разговаривала со мной. Ее мысли были заняты изготовлением карамели для чая и кофе, а мне хотелось доказать, что я хороший парикмахер. Я обслужил ее по полной программе: краска, стрижка, чай с травами. Впрочем, мать потребовала кофе, «такой, Macchiato», и «Файнэншл таймс», «пожалуйста, на английском». Суперглянцевые журналы она отвергла. Через два часа она покрутится перед зеркалом и заявит, что стрижка опять получилась коротковата, а вот цвет красивый.

После этого я обессилел и улегся на скамье во дворике. В моем желудке комом лежали булочки с печеночным паштетом, которые я купил на рынке Виктуалинмаркт, возвращаясь из Английского сада, и заглотнул на ходу. Из салона доносились смех, щелканье ножниц, завывание фенов. Белые лоскуты завивались на небе в мелкие локоны, но солнце все равно их скоро разгладит. Я закрыл глаза. Вот бы теперь вздремнуть, лежа под деревом, и чтобы тебя кто-нибудь щекотал травинкой. Я услышал шаги. На стол поставили чашку, на деревянную дощечку упала коробка, кто-то сел. Щелкнула зажигалка. Я люблю запах загорающегося табака, он напоминает мне о прошлом, о детстве, о супругах Берг, наших служащих, которые курили на кухне. Иногда мне позволялось заплетать фрау Берг косички, крысиные хвостики, с которыми она ходила по кухне, будто хиппи.

– Ну-ка, рассказывай. – Голос принадлежал Беате.

– Прямо и не знаю, с чего начать. Ведь произошло так много всего.

– Давай по порядку. Глаза можешь не открывать, если тебе так лучше.

Я сосредоточился. Сначала редакция. Я увидел Еву Шварц в ее красивом белом кабинете, в пестром платье, делавшем ее похожей на попугая, в окружении сексуальных «Вамп»-девиц на множестве обложек, но напуганную грязной сделкой, которую тайком от нее совершила Александра, продавшись концерну «Клермон» и пустив эти деньги на покупку «порше», протезов для Кая, на финансирование вечеринок и других безумных трат. Подумаешь, тоже мне неприятность! Ведь эта сделка могла никогда и не выйти наружу. К тому же «Клермон» был и, вероятно, останется богатым рекламодателем. В то же время Александра, талантливая, увлеченная своей работой редакторша, с ее творческим подходом, была опасной конкуренткой для Евы Шварц и, возможно, метила на ее место. Все это я рассказал Беате.

Она вдохнула полной грудью воздух, потом выдохнула.

– Значит, у Евы Шварц все наладилось, – заметила она. – От Александры она избавилась, конкуренток теперь у нее нет, и дело о взяточничестве не выйдет за стены редакции – да и кого оно может теперь интересовать? Это уже вчерашний снег. Она и дальше будет работать с Дюра, не обмолвившись ни словом о той истории. Возможно, он и в самом деле был тем самым любовником.

Фабрис Дюра из концерна «Клермон»? Или все же скорее Клеменс Зандер из рекламного отдела? Ведь Александра говорила про «коллегу». Не исключаю, что Дюра в конце концов окажется еще и педиком. Хотя на вернисаже он флиртовал с Евой Шварц. Как сказала бы комиссарша, он педик, раз носит розовые рубашки. Может, мне надо это просто-напросто проверить?

Беа сортировала вслух свои собственные соображения.

– Ева Шварц рафинированная особа. Не нужно забывать, ведь Скорпионом правит Плутон, а вместе с ним Марс, обе планеты страстные. Если влияние плохое, Скорпион реагирует насилием. Ты вот, Том, совсем другой. Если Марс стоит у тебя в неблагоприятной позиции, ты делаешься несговорчивым и эгоистичным, но от тебя все равно не исходит насилие.

Я нашел, что Беа отклонилась от темы.

Я рассказал про Барбару Крамер-Пех, секретаршу, которая обожала Александру и, возможно, даже была в нее влюблена. Но Александра никогда ее не замечала. Ревность – может она стать мотивом преступления?

– Гороскоп?

Я понятия не имел.

– Я допускаю, что она Рак, – заявила Беа. – Ведь у Барбары Крамер-Пех заметна потребность прислониться к кому-то сильному, хотя она и сама не прочь заботиться о других, опекать, верно? И все же, если ее оттолкнешь, она может испортить тебе жизнь своей местью. Не нужно недооценивать Рака и в другом плане – он неплохой дипломат и хитрец. Точно, она явно Рак. Лицо у нее полное? Взгляд меланхоличный, подбородок круглый, неразвитая мускулатура? Да, она Рак. Мой муж номер два тоже был такой.

Беа дала превосходное описание Барбары Крамер-Пех.

– Что там у Глазерши? – спросила Беа. – Знает она, наконец, про орудие убийства?

– Нет. – Мне припомнился камень со стола Евы Шварц: розовый кварц с острыми выступами и гранями. Могла ли она бесстыдно выставить орудие убийства на столике в своем кабинете? Я сел на лежаке, слишком быстро, и у меня закружилась голова – нарушилось кровообращение.

– Я понимаю, ты не захочешь меня слушать, но у меня Клаудия Кох не вызывает доверия, – заявила Беа. – Она разыгрывает из себя невинную овечку, но я все равно ее не исключаю.

Беа всегда городит огород на пустом месте. Я начал нервничать.

– Послушай-ка, – возразил я. – Хватит молоть чепуху! Клаудия была лучшей подругой Александры, ей сейчас очень больно, она вся почернела от горя.

– Между прочим, у меня сейчас свободное время, – сообщила Беа, меняя тему.

– Я уже видел это по тетради. Что собираешься делать?

– У меня назначена встреча с моим новым знакомым по Интернету, его звать Роберт. Челюстной ортопед, сорок пять лет, немного старше меня.

– Звучит солидно.

– У него борода.

– Можно сбрить.

– Я хочу тебя попросить об одном одолжении. Позвони мне в половине пятого. Если я отвечу: «Поезжай на Аммерзее без меня», тогда все в порядке. Но если скажу: «О'кей, я тоже поеду в Шварцвальд», ты должен немедленно меня забрать. Мы идем в «Дукатц». Ну, выполнишь мою просьбу?

– Ясное дело. Я позвоню тебе, как только мы закончим дела у Стефана.

Я набрал домашний телефон Клаудии. Первые три цифры совпадают с номером Александры. Ведь дом тот же самый.

– Кох слушает, – сухо прозвучало в трубке.

– Тебе нездоровится или что?

Клаудия рассмеялась.

– Нет, ничего особенного.

– Я могу тебе чем-нибудь помочь? – спросил я и вышел с трубкой за дверь. На Ханс-Сакс-штрассе было тише и спокойней, чем в салоне.

– Почему ты позвонил? У тебя есть ко мне какое-то дело? – поинтересовалась Клаудия.

– Я хочу тебя кое о чем попросить, точней, речь идет о Кае. По-моему, я немного огорчил мальчишку. – Тут я рассказал ей, что произошло в Английском саду.

– Что же ты теперь от меня хочешь?

– Сорри, Клаудия. – Почему она так резко разговаривает со мной?

– Томас, я не сержусь. Я только… ну, просто… понимаешь, я не могу…

Неужели у нее нет никого, кто мог бы ее утешить?

– Может, мне приехать? – спросил я.

– Это очень любезно с твоей стороны, Томас. – Клаудия попробовала засмеяться, но это ей не удалось. – Но только я хочу побыть одна. На меня все так внезапно обрушилось, а я не такая сильная, какой, возможно, всем кажусь. И теперь все эти вещи, которые всплывают на свет… Я-то думала, что хорошо знаю Александру. Думала, что знаю ее вдоль и поперек.

– Что ты имеешь в виду?

Я услышал, как она высморкалась.

– Уже пятнадцать, – да что я говорю? – почти двадцать лет она была моей подругой. – Клаудия, кажется, отпила глоток воды. – Мы вместе поступили в университет. Она носила брюки, как Марлен Дитрих, тогда так еще никто не ходил, и я сказала ей, что это клево. Вот так мы и познакомились, можешь себе представить? А теперь это. Она влезала в долги, жила как Екатерина Великая, сорила деньгами. – Клаудия всхлипнула, похоже, прижала платок к губам. – Извини, что ты теперь обо мне подумаешь?

– Я думаю, ты просто образец стойкости.

– Теперь я спрашиваю себя, можно ли было вообще ей доверять? И доверяла ли мне Александра? И была ли вообще между нами дружба, собственно говоря?

– Тебе известно, кто был ее последним любовником?

Молчание в трубке. Потом неуверенно:

– Значит, ты тоже не знаешь? Я этого не понимаю. Ведь Александра никогда не делала тайны из своих романов с мужчинами. На этот раз все по-другому. Может, это было что-то серьезное?

– Абсолютно точно, что нет. Об этом она мне все-таки сообщила.

Клаудия опять всхлипнула. Вероятно, ее нервы и вправду на пределе.

– Она мне наверняка бы все рассказала в ближайшее время. А теперь уже поздно. Как мне хочется ее обнять, понимаешь, как раньше, когда мы еще были совсем близкими подругами!

Я перестал ее понимать.

– Когда она позвала меня в «Вамп», после моей жизни в Мериленде и социальных исследований, я была абсолютно раздавлена морально. Все, что я делала до этого, пошло коту под хвост, и я вообще не имела представления, как мне жить дальше. Тут Александра устроила меня на эту работу. Сначала, естественно, с испытательным сроком. Но у меня все сразу пошло как надо. Действительно, потрясающая помощь с ее стороны!

Я прислонился к стенке у двери салона и стирал рукавом рубашки высохшие дождевые капли-следы ночной непогоды – с серебряной таблички «Томас Принц. Уход за волосами». Я вспоминал. Александра прервала тогда учебу из-за своей беременности. Она тоже изучала социологию. Клаудия целеустремленно продолжала учиться, университет закончила с отличием, но без всяких перспектив устроиться на хорошую работу. Между тем у Александры уже был в журнале собственный кабинет. Вот тогда она и помогла своей подруге поступить в редакцию. Клаудия была посторонней в издательском деле, так что ей невероятно повезло. Александра же смотрела на свой поступок как на нечто само собой разумеющееся, она считала себя обязанной поддержать подругу и не делала из этого никакого подвига.

– Не упрекай себя ни в чем, Клаудия, – успокоил я ее. – Ты была ей хорошей подругой, я точно знаю. А когда кто-то вот так внезапно уходит из жизни, всегда остаются вещи, которые хочется исправить или выяснить. Это нормально. – Мои слова прозвучали как вполне доброкачественный бальзам на раны.

Из салона вышел клиент. Без слов мы кивнули друг другу. Он отправился вниз по Ханс-Сакс-штрассе, любуясь на свое отражение в стеклах витрин.

– Томас, ты единственный, с кем я могу так говорить.

– Давай как-нибудь встретимся и вместе поужинаем. Как насчет завтрашнего вечера?

– Томас, нет, в самом деле, я не могу.

– Ты не должна прятаться в своей норе!

– Да… нет… не сейчас, пожалуйста, пойми это!

– Тогда приходи, по крайней мере, в мой салон. Я тебя подстригу. Ты сама убедишься, насколько тебе станет легче. – Я услышал, как на другом конце провода Клаудия тихонько рассмеялась. – Я назначаю тебе время, – сказал я. – Завтра вечером. В салоне никого не будет, и я сделаю тебе стрижку, какую ты захочешь.

– Ах, Томми!

Вверх по Ханс-Сакс-штрассе шагал молодой парень. Через плечо он нес «морскую» сумку с двумя ручками. Нет, это невероятно! Мне уже мерещатся призраки!

– Договорились, Клаудия? – спросил я, наблюдая за приближающейся фигурой. Когда он поравнялся с отелем «Олимпик», у меня уже не осталось сомнений – это он. Алеша. Как он добрался сюда? От радости у меня в горле заклокотал смех.

– Посмотрим. Возможно, до завтра.

– Чао, Клаудия, чао, чао. – Я нажал на кнопку. Алеша помахал мне рукой, сумка соскользнула с его плеча. Я бросился ему навстречу, остановился и пробормотал: – Алеша! Ты! – Я убрал волосы с его лица. Алешина кожа была темней обычного, а веснушки – по-прежнему все на месте.

Он засмеялся и спросил:

– Ты удивлен, а?

14

Подписи были поставлены, заверены, и теперь мы смотрели, как секретарша Стефана торжественно высыпает леденцы в вазочку. Они падали звонко, как монеты. Все ждали шампанского и речи, которую я должен был произнести, как сын своих родителей. С бокалом в руке я встал перед папкой с нашими документами и заговорил. Я разглагольствовал не хуже какого-нибудь министра о «новом проекте» дома Принц и о его «грандиозных перспективах», пошло острил по поводу запрета на сладости в дни нашего детства и теперешней обязанности сосать леденцы и завершил все тостом. На этом официальная часть закончилась.

– Спасибо, Томас, – сказала мать и дотронулась до моей щеки.

Теперь меня должна была заменить Регула.

– Не сердись на меня, – сказал я ей. – На обед я не останусь. Алеша приехал.

– Ну и приведи его с собой.

– У меня в салоне мама приняла его за Маттео и поставила меня в неловкое положение. Я с Маттео давно уже не общаюсь.

– Как типично для мамы. Ладно уж, отваливай!

Стефан отозвал меня в сторону.

– Том, я должен с тобой поговорить.

– Я очень тороплюсь.

– Больше не разговаривай ни с кем так, как сегодня утром с Каспари. К этому мужику надо относиться серьезно. Тем более к его угрозам. Он слов на ветер не бросает.

– К угрозам? – Я потрепал Стефана по его мощному загривку. – Не беспокойся, я могу постоять за себя.

Тут меня снова перехватила мать.

– Приезжай поскорей ко мне. В сентябре я буду в Ницце. Привози с собой своего симпатичного француза.

Наконец-то я был на улице. Алеша ждал меня в кафе у Хофгартена. Ему захотелось пройтись через город, схватить за золотые лапы льва перед Резиденцией, поглядеть на красные герани у Ратуши и голубой трамвай, включиться в безмятежный мюнхенский темп жизни. Алеша живет в Москве и Рейкьявике, а теперь еще и в Мюнхене. Я был счастлив, я был самым счастливым парикмахером на свете. Я почти бежал.

Алеша сидел на солнышке, вытянув ноги, и беседовал о чем-то с парой за соседним столиком. Слушая ответы, он, как всегда, наклонял голову набок. Потом я увидел то, что увидел. Кто-то подстриг ему волосы.

– Кто это был? – спросил я.

– Что? Ты о чем? – Алеша удивленно посмотрел на меня снизу вверх.

– Волосы.

– Волосы? Деннис, твой топ-стилист.

– С какой стати Деннис тебя стрижет?

Парочка ухмыльнулась. Алеша встал, что-то произнес по-русски, положил на столик деньги и потащил меня за собой.

– Что в этом плохого?

– Почему тебя стрижет кто-то чужой? Зачем?

Алеша остановился.

– Ну ты и деспот!

– С боков он сильно срезал, и по-новому, мне придется привыкать к новой линии. Впрочем, – я привлек Алешу к себе, – получилось хорошо. Он действительно хорошо тебя подстриг.

– Томас! – Как обычно, Алеша сделал ударение на втором слоге, на «а». – Да он ничего и не срезал, только самые кончики. Почти незаметно.

По песчаной дорожке мы вошли в Хофгартен. Иногда Алеша забегал вперед, то купаясь в солнечных лучах, то ныряя в длинную тень деревьев. Я медленно шел за ним, замечая, как во мне нарастает ощущение близости. Мы были в разлуке почти три месяца. У фонтана я догнал его. Погрузил руки в воду. Вдруг Алеша ударил ладонью по поверхности и сильно обрызгал меня, как делают иногда дети. Он хотел убежать, но я схватил его за плечи и крепко сжал. Алеша совсем размяк, когда я плеснул водой ему на лицо и волосы, а потом слизнул влагу с его губ. Две дамы, сидевшие в тени, тут же встали и удалились.

В конце парка мы пролезли сквозь дыру в колючем кустарнике и вышли на узенькую тропинку, которая существует там все годы, что я живу в Мюнхене. Алеша рассказал, что ему понадобилось продать одну статуэтку – для этого он и приехал в Мюнхен. Выгодная сделка, о которой он договорился со своей галеристкой Екатериной Никольской еще до того, как мы с ним познакомились. Мы сели на лужайку, спускавшуюся к реке. Алеша откинулся назад и оперся на локти. Я положил голову на его колени. Журчал Эйсбах. Алеша щекотал мне подбородок сухим стебельком, водил им вокруг моей ямки.

– Алеша, – спросил я, – что означает русское слово «мускус»?

– Мускус? Это, ну… у оленей жир такой… секрет железы, понятно?

– А-а, понятно.

– Почему ты спрашиваешь?

– Долго рассказывать. За последние дни столько всего произошло. Я даже звонил тебе и хотел обо всем рассказать. Мы все в шоке. Недавно была убита Александра, одна из моих клиенток. Полиция допрашивала меня, потому что я сделал ей прическу буквально за пару часов до ее смерти. В ее редакционном кабинете я нашел письмо, адресованное ей по-русски и по-английски, там кириллицей написано слово «мускус».

– Она что, торговала мускусом?

– Не знаю. У нас это запрещено.

– В Сибири браконьеры охотятся на кабаргу, мускусных оленей. Кажется, мускус ценится едва ли не дороже золота, и нелегальная продажа мускуса приносит бешеные доходы, – сказал Алеша.

– Кому он нужен? Ведь в парфюмерии используется синтетический мускус.

– Кажется, он ценится в китайской медицине. Например, хорошо повышает потенцию. Ты не знал этого?

– Пойдем.

На мосту через Эйсбах, который в этом месте похож на горный поток, мы присоединились к другим зевакам. Мальчишки-серфингисты в блестящих черных гидрокостюмах пытались сохранить равновесие на волнах, носясь зигзагами поперек речки, туда-сюда, туда-сюда, словно гибкие зверьки. На них нацелилось множество объективов. Один парень сорвался с волны, доска подлетела в воздух, словно выброшенная катапультой, гидрокостюм скрылся в потоках воды. Алеша перегнулся далеко за каменный парапет, я крепко держал его на всякий случай. Неудачник выбрался на берег, на старт вышел следующий участник.

На Максимилианштрассе мы шлялись вдоль витрин, словно у нас не было никакой цели и мы просто искали приключения, в котором могли бы вместе поучаствовать. Алеша отпускал шутки в адрес минималистского стиля, в котором были оформлены многие витрины – один-два флакона, пара тряпок. Он говорил, что у них прежде, при социализме, всегда были такие витрины, а теперь это стало признаком стиля.

– Теперь у нас тоже всего полно, – сказал он.

Я разглядывал нас обоих в тонированном стекле. Один чуть-чуть более приземистый, волосы не взъерошенные, а гладкие и почти до подбородка, другой повыше, с непослушной шевелюрой. Картина все еще казалась мне новой, непривычной.

Алеша открыл передо мной дверь какого-то магазинчика одежды.

Я посмотрел разложенный товар, словно был обязан что-нибудь купить, и нашел брюки из прочного материала с накладными карманами и не на молнии, а на кнопках – они мне больше нравятся. Примеряя их в кабине, я услышал такой разговор.

– Вы куда едете? – спросил продавец.

– На Кубу, – ответил мужской голос.

Ну вот, опять Куба, подумал я; сначала Александра, потом Ким, теперь этот мужчина – все хотят на Кубу. Неужели на свете нет других стран?

Брюки морщили сзади. Я хотел выйти и посоветоваться с продавцом, приоткрыл дверь и внезапно увидел в щелку эти ботинки: черная кожа, начищенная до блеска, шов на подъеме, будто шрам. Мне были знакомы эти ботинки. Я видел их совсем недавно. Вчера. Это он, Клеменс Зандер. Значит, он собирался на Кубу?

– И когда поедете? – спросил за дверью продавец.

– Через десять дней, – ответил мужской голос. А женский добавил:

– Это получилось абсолютно спонтанно. Поэтому я и сказала, что надо обязательно побывать на Макси, сейчас это самое важное, ведь когда мы вернемся, распродажа уже закончится. Нравится рубашка? Клеменс, примерь, пожалуйста. Это как раз те тона, которые больше всего подходят моему мужу.

Клеменс Зандер уезжал «абсолютно спонтанно» на Кубу со своей женой. Может, путевки заказала Александра, чтобы ехать «вместе с ним» – ее новым любовником?

Был ли Клеменс Зандер тем самым таинственным любовником? Занималась ли она с ним любовью перед своей смертью?.. Тут мои размышления оборвались – я получил дверью по лбу.

– Томас? – Алеша протиснулся ко мне в кабину. Я приложил палец к губам.

Алеша усмехнулся.

– В чем дело? – спросил он. – Почему ты не выходишь?

– Не могу, там стоит один знакомый чувак, он мне кажется подозрительным. Короче, он не должен меня увидеть; возможно, сейчас у меня появятся доказательства…

Алеша поцеловал меня в губы.

– Пожалуйста, не надо. – Я удержал его руки. – Брюки мне все-таки узковаты. Принеси мне на размер больше. – Я вылез из брюк и вытолкал Алешу из кабины.

– Такая модель только этого размера. Других размеров нет! – крикнул Алеша через дверь.

– О'кей, – ответил я, натянул старые штаны, застегнул на кнопки рубашку и открыл дверцу кабинки. Потом прошел, словно дерзкий вор, не глядя по сторонам, к выходу. Алеша за мной. На улице я взял его за плечи и сказал: – Это мог быть он! Представь себе! Он мог быть любовником Александры. Такие вот дела!

Алеша ничего не понял.

– Пошли быстрей отсюда.

Я заглянул через стекло в магазинчик. Там стоял Клеменс Зандер со своим орлиным носом и смотрел мне прямо в глаза.