Текст книги "Парикмахер"

Автор книги: Христиан Шюнеманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

3

В салоне Беату обступили Агнесс, Деннис и Керстин.

– Александра Каспари умерла, ее убили! – сообщила мне Беа. Моя стилистка по окраске волос явно владела информацией лучше, чем бывалый репортер Клаус-Петер.

– Кто тебе сказал? – спросил я. Остальные мастера потихоньку разошлись по рабочим местам.

– Сотрудница из «Чистой косметики». Звонила десять минут назад и хотела с тобой поговорить. Том, у меня нет слов.

Ну и дела! Сначала я слышу про труп в редакции «Мишель», а теперь про Александру!

– Возможно, какое-то недоразумение, – возразил я. – Ведь Александра была здесь вчера вечером.

– Ты ее красил? – спросила Беа.

– В платиновую блондинку, – сообщил я. – Пришлось повозиться, зато вышло классно.

– В платиновую? Значит, все совпадает. Пиарщица сказала…

– Кто?

– Ну, та сотрудница по связям с общественностью из «Чистой косметики». По ее словам, у Александры якобы были платиновые волосы.

Кому понадобилось убивать Александру? Мать-одиночку и успешную журналистку? Сама мысль об этом показалась мне нелепой.

– Сейчас я позвоню главной редакторше, – сказал я. – Ева Шварц наверняка скажет мне точно.

Красные губы Беаты растянулись в радушной улыбке. Так она всегда встречает своих клиентов. За моей спиной стояла ее девятичасовая клиентка Вера Цернак. Как всегда, она прежде всего направилась в сортир.

В своем кабинете я набрал телефон Евы Шварц.

– Журнал «Вамп», приемная главного редактора; Барбара Крамер-Пех у телефона. Доброе утро.

– Доброе утро.

– Ах, господин Принц! – В голосе секретарши тотчас зазвучали нотки страдания. – Вы уже слышали о нашем несчастье?

Дело дрянь, подумал я. Увы, Беа права.

– Значит, все так и есть, никакой ошибки?

– Ужас, совершенный ужас! Вот что тут произошло. Несчастная, несчастная девочка! Наша стажерка обнаружила ее сегодня утром и сначала даже не узнала. Боже мой, как быстро разнеслась весть!

– Как не узнала? – Неужели Александру изуродовали, надругались над ней? – Ее что?.. – Мой голос дрожал.

– Что?

– Александра, ее что?..

Очевидно, Барбара убрала трубку от уха и разговаривала с кем-то в приемной.

– Алло! – прокричал я. – Алло!

– Тут полиция, они забрали ежедневник фрау Шварц… то есть конфисковали, это так у них называется… Ужасно, как я теперь буду работать без него? Да еще кровь на ковре, я вас спрашиваю, кто теперь согласится сидеть в том кабинете? Я боюсь отойти от стола, ни за что не хочу смотреть, как ее будут увозить. Такого мне еще не приходилось переживать… того, что теперь у нас…

– А кто убил?

– Хороший вопрос!

– Вы можете соединить меня с Евой?

– Фрау Шварц сейчас допрашивают! – Барбара Крамер-Пех сделала паузу. – Сначала забрали у меня ежедневник, без которого я как без рук, а теперь допрашивают главного редактора. Передать ей, чтобы она вам позвонила?

– Да, если у нее найдется минутка.

– Я непременно скажу ей, господин Принц. Всего хорошего.

– Вам тоже, насколько это возможно.

Впрочем, Барбара Крамер-Пех уже положила трубку.

В салон я вошел с лестничной площадки через дверь черного хода. Дизайнер по интерьеру приделал к ней вешалку для пелерин – чтобы замаскировать и ради экономии места. Внезапно на меня повеяло смесью сандала и ванили, чуть приправленной пачулями и шоколадом, – карамельным ароматом Александры, сладким и насыщенным. Запах исходил от пелерины, которую я надевал на нее при стрижке. И это было шестнадцать часов назад. Александры больше нет, она убита, а ее запах еще витает тут, как будто она живая.

Известие о насильственной смерти Александры Каспари стало сенсацией среди ее коллег. За следующие полтора часа мы приняли по телефону четыре записи на тот же день на краску и стрижку. В людей словно вселилась нечистая сила. Специалистка по ювелирным украшениям рассказывала про вандализм в редакции «Вамп», спортивный репортер якобы слышал, что Александру изнасиловали (он назвал это «сексуальным насилием»). Прибывала и курсировала все новая информация, исходившая из сомнительных источников. Каких только глупостей не болтали про убитую, но опровергать их было бесполезно – это означало бы испортить людям весь кайф. Якобы Александра хотела бросить работу. Якобы ей грозило увольнение. Якобы все ее доходы подлежали аресту за долги. Подобные слухи меня неприятно поразили. Но тогда я впервые задал себе вопрос, каким образом Александра, с ее солидным, но все-таки не безразмерным окладом, ухитрялась оплачивать свои дорогостоящие затеи.

Беа разговаривала со своей клиенткой Верой Цернак.

– Скажите, а разве потом не чувствуется неприятный запах? Тут к нам недавно зашла одна клиентка, так у нее были такие пузыри на пятках! Я еще подумала, боже милостивый, неужели это когда-нибудь заживет? Да что там! Я и сама не лучше. С моими баварскими копытами да в парижские туфельки! Вообще-то, я слышала, что водяные мозоли лучше всего лечить именно мочой.

– Да, это правильно. Важно, чтобы она была свежая, только-только из организма – и сразу смочить рану, мозоль, экзему и типа того. Тогда моча буквально творит чудеса.

Вера Цернак уже сидела в моем кресле. Беа положила ей на шею полотенце.

– Том, кто способен на такое? – вполголоса спросила моя стилистка.. В ее глазах светилась грусть. Что я мог ей сказать? У меня уже появились подозрения, что смерть Александры нас так просто не отпустит.

– Фрау Цернак, – спросил я, – все снять на одну длину, а челку для разнообразия сделать прямую?

Вера Цернак никак не могла принять решение. Я же подумал о том, сколько раз я радикально менял облик Александры и как ее забавляли такие превращения. Впрочем, большинство клиентов уверены, что даже два сантиметра способны безвозвратно изменить их жизнь.

Когда я закончил стрижку, меня сменила Беа. Она упаковала голову Веры Цернак в алюминиевую фольгу, превратив клиентку в странное существо – в детстве я был уверен, что именно так выглядят пришельцы с Марса. Марсианин читал журнал, осветлитель делал свое дело, а Беа воспользовалась краткой паузой и скрылась на кухне. Я прошел за ней следом и притворил за собой дверь. Беа сняла с ног лодочки и, болезненно морщась, растирала ступни.

– Что скажешь? – спросил я. Мы оба думали об одном и том же.

– Александра непременно хотела сделать себе новую прическу именно в этот вечер, – медленно проговорила Беа. – Она была даже близка к истерике, помнишь? Тогда мне это показалось странным. Дурацкое чувство.

– Ты преувеличиваешь, – ответил я. – Самый обычный телефонный разговор, у нас десятки таких каждый день.

– «Ты преувеличиваешь, самый обычный разговор», – передразнила она меня. – И самое обычное убийство?

Что тут возразишь? Убийство не поддавалось никакому объяснению. Я мог лишь сказать вот что:

– Александра взглянула на себя в зеркало, ужаснулась и позвонила нам. И правильно поступила – ее волосы в самом деле выглядели неважно.

– Не только волосы! Александра была бледна как стенка, ноги абсолютно разбиты – разве ты не видел водяные мозоли на ее пятках? Во какие огромные! – Беа сложила из пальцев кружок величиной со сливу. – Словно она полдня куда-то бежала, спасая свою жизнь!

– Да, верно, она показалась мне какой-то дерганой и отрешенной.

Беа пришпилила меня взглядом.

– Почему она была такой? Почему ей понадобилась прическа – вот так, вынь да положь?

– Когда ей предложили чай, она уже немного расслабилась. Во всяком случае, мне так показалось.

Беа кивнула.

– Близнецы – они такие. Быстро успокаиваются и быстро заводятся. Дальше-то что?

– У нас всегда было так заведено, хотя мы и не обговаривали это специально: я делаю с ее волосами все, что хочу, а она мне доверяет. Ей это нравилось. Так вышло и на этот раз.

– Я не об этом спрашиваю. О чем вы говорили? Что она тебе рассказывала?

Деннис сунул голову в дверь.

– Беа, пожалуйста, иди сюда!

– Если бы ее красила я… – Беа ударила ладонью по столу, – то сейчас я бы уже знала, в чем дело!

Я ехал в такси на встречу со Стефаном, и у меня никак не шли из головы слова Беаты: если бы она красила Александру, то вытянула бы из нее все новости и теперь бы точно знала, в чем дело. Может, я пропустил что-нибудь мимо ушей? Но ведь если бы Александра хоть мимоходом обмолвилась, что кто-то, возможно, покушается на ее жизнь, такие слова, разумеется, не прошли бы мимо моего сознания. И вообще, у кого могли иметься причины для убийства Александры Каспари? Как всегда, я щедро расплатился с водителем и прошел в «Дукатц».

– Как дела? – Стефан наклонился ко мне. Он был в рубашке с коротким рукавом и, разумеется, при галстуке. На его шее блестела испарина. Потом он поставил кейс на пол и рухнул на стул. Пока он приходил в себя, его глаза с любопытством шарили по кафе, оценивали людей, сбежавшихся в обеденный перерыв на островки тени под пестрыми зонтиками. Все места были заняты. Я обрадовался его приходу.

– Что пьешь? – спросил Стефан.

– Белое вино с минералкой.

– Будешь заказывать что-нибудь из еды?

– Я только что съел кусочек торта. Весьма рекомендую.

Стефан взял со стола меню. Приди он раньше моего, он непременно дождался бы меня и ничего не заказывал.

В Мюнхен он приехал уже много лет назад – изучать юриспруденцию; я же бросил школу незадолго до окончания и смылся в Лондон. В те времена только там можно было выучиться на классного парикмахера. Мы никогда не теряли друг друга из поля зрения, и я знал о его делах хотя бы в общих чертах. Когда восемь лет назад в Мюнхене открылся мой салон, Стефан давно уже обрел прочный социальный и профессиональный статус. Жил он вместе с Сабиной, психологом по профессии. Что мне в ней больше всего нравилось – ее длинные, шелковистые волосы, которые превосходно годятся для ступенчатой стрижки. Стефан и Сабина скорее домоседы, избегают шумных сборищ и вечеринок, болтовня их утомляет. Когда они сидят на балконе, в окружении домашних цветов, и молча изучают свои бумаги, Сабина просто прихватывает волосы на затылке широкой заколкой.

Стефан захлопнул меню и заказал сэндвич с окороком и яблочный сок с минералкой. Потом взмахнул рукой, на которой красовались часы с серебряным браслетом, и потер ладони, словно с мороза. На его лбу, у корней волос проступили светлые капельки.

– Прости, – сказал я, – что продинамил тебя утром. Но мне, честное слово, было не до бега. Да еще этот жуткий звонок спозаранку…

Стефан лишь отмахнулся, мол, нечего и говорить.

– Томас, мне нужен твой совет.

– Да? Что такое?

– У меня новый клиент, появился два дня назад – хотя и не записывался ко мне заранее, но я его все-таки принял, так получилось. Просто у меня появилось окно – не состоялось судебное слушание, поскольку ответчик… – Стефан заметил выражение моих глаз. – Ладно, не важно. Короче, стоит он передо мной, большой такой, сильный мужик, вот такой… – Стефан раскинул руки. – Тебе бы он понравился.

– Ну, и что?

– Так вот, этот мужик утверждает, что его регулярно лупцует жена.

– Бедняга.

– И ты этому веришь?

– Недавно в «Вамп» напечатали статью о женском насилии – что-то типа «темная сторона личности, потенциал насилия, блуждающий в глубинах сознания» и все такое.

– Я говорю сейчас не о твоих журналах, – вздохнул Стефан, – там что угодно наврут, а о реальной жизни. Про бабу, которая дубасит своего мужика за то, что тот не вынес мусорное ведро или вернулся с работы позже обычного. Вот о чем.

– Может, ему это нравится?

– Вряд ли.

Официантка подала сэндвич и сок. Стефан поблагодарил ее. Я заказал новую порцию своего напитка, попросив положить в него лимон и побольше льда. За соседним столиком сидела женщина, пепельная блондинка. Где-то я уже ее видел. Посеченные кончики ее волос явно не знали ножниц парикмахера целую вечность. Она либо не заметила моего кивка, либо не сочла нужным ответить, уткнулась в журнал и курила тонкую сигарету. Александра Каспари тоже курила тонкие сигареты.

– Тебе бы хотелось такого? – Стефан проговорил это с набитым ртом.

– Чего? – рассеянно переспросил я. – Ах да, ты имеешь в виду побои? Едва ли. Если, конечно, в них нет примеси эротики. А тебе?

– Я бы в ответ сам навешал Сабине оплеух.

– Кстати, она читала ту статью. С большим интересом.

– Где? У тебя? – Стефан выпятил челюсть и мотнул головой в мою сторону.

– Где же еще?

– Верно, такую ерунду читают только у парикмахера. Сам-то ты зачем это читаешь? Тебе что, интересно?

– Такие вещи читают многие люди, обоего пола.

Иногда мир Стефана кажется мне ужасно простым. Он признает специальные журналы по юриспруденции, а также солидные немецкие газеты. О легкомысленных журнальчиках и тому подобном чтиве он имеет такое же слабое представление, как и о хорошей художественной литературе.

– Глянцевые журналы мне здорово помогают, – терпеливо пояснил я. – Например, пару месяцев назад в «Вамп», среди прочих новинок, назвали и мою серию по уходу за волосами. Это золотая информация, без преувеличения тебе говорю. Я тут же заметил результат.

– Дорого тебе обошлось такое упоминание?

– Это редакционный сюжет, не реклама, так что информация мне ничего не стоила. Ну, не считая одного приглашения и нескольких пробных флакончиков. По сути, тут мне помогли приятельские отношения с редакторшами.

– Больше ничего?

Стефан начинал действовать мне на нервы.

– Журналистки пользуются у тебя скидками?

– Нет. Редакторши тоже не пользуются.

– Почему же тогда они пишут о твоем зелье?

– Потому что у меня качественная продукция. Потому что считают, что о ней стоит написать.

Стефан вытер губы, потом все лицо и, смяв салфетку, положил ее на тарелку.

– Не сердись на меня. Мне пора. – Он порылся в сумочке, висевшей на поясе, отыскивая бумажник.

– Не ищи. Я угощаю.

– Спасибо, Томас. – Теперь он чувствовал себя обязанным непременно сказать мне что-нибудь приятное. – Скажи-ка, как дела у твоего нового друга, как там его… – Стефан задумался, припоминая имя. В реестре его памяти мой русский приятель пока еще не закрепился.

– Алеша.

– Совершенно верно.

– Если бы я знал, – буркнул я. Отвечать мне не хотелось.

– Завтра утром будем бегать?

– Созвонимся.

Стефан потрепал меня по плечу и зашагал в сторону Одеонсплац – его контора там прямо за углом – вероятно, на встречу с побитым мужем. Я обсасывал ломтик лимона и размышлял, что агрессивные бабы встречаются чаще, чем мы думаем. Александра тоже была властной особой и, когда ссорилась с Холгером, швыряла в него тарелки. В семейной жизни она явно была не такой кроткой и покорной, как у меня в салоне, в парикмахерском кресле. В чем тут дело? Как это объяснишь?

Женщина, сидевшая за соседним столиком, уже ушла. Остался лишь новый номер журнала «Вамп», уже августовский. Теперь, когда пресса принялась мусолить убийство, смерть Александры Каспари принесет издательству увеличение тиража.

Мысленно я перебрал все, что говорилось сегодня до полудня. Никто даже не обмолвился о новом любовнике Александры. Неужели я был единственным, кто знал про ее шуры-муры с кем-то из коллег? А точнее, с кем-то из сотрудников журнала «Вамп»?

Я выудил пальцем из стакана последний кубик льда и сунул его себе за шиворот. Через несколько секунд он расплавился на горячей коже.

4

Сначала я увидел лодочки на низком каблуке, они двигались в такт русской рок-музыке – с компакт-диска, который Алеша привез мне из Москвы. Больше я ничего не мог разглядеть, не вывихнув шею, – в это время я как раз наклонился, потому что филировал Теадоре кончики волос. Теадора забеременела почти в сорок и через неделю-другую ожидала двойню. Гормонотерапия и искусственное оплодотворение вызвали настоящий близнецовый бум среди сорокалетних клиенток. С начала беременности Теадора сменила высокие каблуки на обувь на плоской подошве и заработала с непривычки растяжение связок. Теперь ходила с палочкой, но и при этом была на полголовы выше своего азиатского супруга.

Незнакомая женщина, обладательница лодочек, спрашивала меня. В ее каштановых волосах осветлены несколько прядей – без всякой фантазии, довольно скучно; краска, вероятно, была куплена в той же недорогой аптеке, что и темные очки. С первого же взгляда мне стало ясно, что женщина пришла в мой салон не ради прически.

– Анетта Глазер, старший комиссар криминальной полиции. – Она сняла очки и сощурила глаза, окруженные мелкими морщинками. Ее рукопожатие оказалось крепким. Намеренно ли она говорила о своей должности в мужском роде? – Я хотела бы поговорить с вами об Александре Каспари. У вас найдется пара минут?

Полиция явилась ко мне уже на следующий день после убийства? Почему?

– У меня сейчас клиентка. Я освобожусь не меньше чем через полчаса. Вас это устроит?

– Хорошо.

– Может, пока присядете?

Фрау Глазер огляделась. Совсем недавно я сделал в салоне ремонт. Теперь тут все светлое и царит минимализм. Длинное зеркало, перед которым сидят клиенты, освещается не прямым светом, а подсветкой. Поэтому клиенты не пугаются своего цвета лица, как это обычно бывает в парикмахерских. Возле входной двери на полке выстроились в ряд баночки и флаконы из моей линии по уходу за волосами «Томас Принц», а также мои трофеи – хрустальные шары и пирамиды, которые я регулярно получаю в Лондоне, на конкурсах парикмахеров. Тут я вспомнил, что одну пирамиду я отдал на время в редакцию «Вамп», где ее сфотографируют и напечатают в журнале вместе с моим прогнозом модных причесок на осень. Перед изогнутым столом администратора деревянный пол, покрашенный белой краской, к сожалению, уже немного затерся. Нравится мне и абстрактная картина, нарисованная художником прямо на белой штукатурке, – ярко синие и оранжевые мазки.

– Лучше подождите меня в задней части салона, там стоит удобная софа. Пойдемте, я вас провожу, – сказал я комиссарше и пошел впереди нее через холл, мимо четырех раковин. У одной раковины, откинув голову, неподвижно сидела с закрытыми глазами смуглая женщина, новая клиентка, словно в ночном полете по бизнес-классу; ее волосы, длиной до бедер, сейчас заполнили раковину, словно гигантская порция зеленовато-черной морской капусты. Деннис старательно их промывал. Когда мы поравнялись с ним, он рассеянно кивнул.

В конце холла светлый дощатый пол сменился темным паркетом. Тут владения Беаты. В этот момент она макала кисточку в один из трех горшочков, стоявших на столике, и сосредоточенно покрывала пряди клиентки густой массой. В воздухе витал легкий аммиачный запашок, словно от жидкости для мытья окон, которой мне, еще ребенку, разрешали поливать из пульверизатора фигурки на огромном зеркале, занимавшем всю лестничную площадку. (Разумеется, с согласия экономки.) Мне нравился кисловатый запах и сама бутылка с этикеткой, на которой красовался мужчина с огромными бицепсами. Давно это было.

Комиссарша помалкивала. Вероятно, бывать в таком фешенебельном салоне ей еще не доводилось. Во дворике, среди цветущих растений, еще одна посетительница с фольгой на волосах негромко разговаривала по мобильному телефону.

– Беа, – сказал я, – это фрау Глазер, комиссар из криминальной полиции. Беата Зимм, моя стилистка по окраске волос.

Беа стянула с рук прозрачные перчатки, которые надевает всегда, когда работает с краской.

– Пожалуйста, зовите меня Беа, на Беату я больше не отзываюсь, – сказала она и, словно давно ждала прихода полиции, спросила: – Вы здесь из-за Александры? Ее смерть ужасно нас потрясла.

Беа была чуть выше комиссарши, может благодаря каблукам, и на пару лет моложе. Ей недавно стукнуло сорок три. Длинная черная юбка подчеркивала ее круглые бедра. Анетта Глазер, в отличие от нее, носила свободную рубашку поверх джинсов.

– Что это? – Комиссарша показала на черный лакированный столик, на котором Беа смешивала краски. Многие посетители принимают его за кофе-бар, потому что он стоит в углу.

– Я пришлю вам кофе и вернусь через двадцать минут, – сказал я, как всегда умолчав, что у нас предлагается лишь посредственный, фильтрованный кофе, иначе клиенты постоянно требуют добавки. Разумеется, я никогда не произношу вслух то, что иногда думаю: извините, но у нас парикмахерская, а не кофейня. Беа усадила комиссаршу на диван возле пачки роскошных, суперглянцевых гламурных журналов.

Двадцать минут спустя я разделался со стрижкой, сам провел за нее через кассу семьдесят пять евро и записал Теадору на следующий раз. Она заковыляла к выходу под мои пожелания здоровья связкам и близнецам. Таксист вылез из машины и помог Теадоре втиснуть туда ее огромный живот. Я вернулся в салон.

Анетта Глазер стояла перед зеркалом рядом с Беатой, все еще смешивавшей краски.

– Александра постоянно находилась в поиске, – вещала Беа, – но при этом проявляла скепсис. Вы, фрау Глазер, Весы, поэтому намного больше тяготеете к гармонии, и я вполне могу себе представить, что гармония может служить для вас достаточной мотивацией в жизни. Вам не кажется?

Не успела комиссарша ответить, как я подал ей знак, что теперь свободен. За это время она не притронулась ни к кофе, ни к журналам.

– Пройдемте в мой кабинет, там прохладней.

В холле она остановилась перед головой в парике, укрепленной на железной палке. Голова бесстрастно взирала на фрау Глазер. Мои стилисты используют свободные минуты, чтобы тренироваться и оттачивать свои навыки. Я это ценю и поощряю их честолюбие. Самый способный среди них Деннис. Два года назад я сделал его топ-стилистом. Клиенты, которые стригутся у него, платят больше, чем клиенты других мастеров (кроме моих, разумеется). Впрочем, Керстин тоже быстро совершенствуется. Особенно в холодной завивке, модной линии на грядущую осень.

Мы прошли через дворик к лестнице, ведущей в полуподвал, в мой кабинет.

– Там наверху я живу. – Я показал на балкон второго этажа. Левкои окончательно ожили, их тяжелые цветки свисали через перила. На третьем этаже сидел старик Хофман между своих глициний и роз. Я помахал ему рукой. Комиссарша достала мобильный.

– Давайте я пойду впереди, – предложил я. – Там внизу кроме моего кабинета находятся и учебные классы.

– Торстен? Я все еще у парикмахера. Нет, у которого стриглась Каспари. Да. Где-то через час. Пока. – Комиссарша энергично надавила на кнопку. – Извините, пожалуйста. Так, говорите, учебные классы?

– Да. Там, вдоль стены. Приблизительно шесть раз в году мы устраиваем семинары, показываем новые тенденции в моде, новые прически и демонстрируем различные приемы стрижки. Пожалуйста, присаживайтесь.

В комнате для переговоров, где вокруг длинного стола стояли двенадцать стульев, я подвинул к комиссарше кресло-качалку, с которого ей была видна терраса с зелеными растениями. Солнечные лучи попадают на эту террасу лишь в разгар лета.

– Сейчас Деннис принесет нам что-нибудь прохладное.

Анетта Глазер лишь махнула рукой и закрыла глаза. Этикетки на флаконах моей серии по уходу за волосами издалека почти не читались. На автоответчике мигали четыре новых сообщения, в факсе лежала карточка дневного меню «Оранги», что на Кленцештрассе, и приглашение на сегодняшний вечер. На вернисаж одной фотожурналистки. Вероятно, туда явится множество коллег Александры и, пользуясь случаем, все станут обсуждать жуткое происшествие.

– Вы уроженец Мюнхена?

Я сел спиной к террасе.

– Нет, я из Цюриха.

– Интересно. Как-то незаметно. Я имею в виду ваш выговор. Совсем не чувствуется диалекта. – Комиссарша повесила на спинку кресла свою пухлую сумочку на длинном ремне. – Вы и там работали парикмахером?

– Я уехал из Швейцарии двадцать с лишним лет назад. Если быть точнее, то за год до окончания школы. А со своим «диалектом» я специально боролся. Мои родители хотели, чтобы я встал во главе фабрики одежды, которой после смерти отца управляет моя мать. Вечерние платья, эксклюзивные фасоны, все очень дорогое. Но мне хотелось непременно стать парикмахером. С самого детства. Но какое отношение это имеет к Александре Каспари?

– Рассказывайте дальше.

– Я поехал в Лондон, на учебу к Видалу Сэссону, уперся рогом и отказался уходить до тех пор, пока мне не дадут возможность доказать, что у меня есть талант. Через час меня приняли на работу. Это было счастье.

– Видал Сэссон? Слышала о таком. Когда же вы приехали в Мюнхен?

– Почти десять лет я разъезжал по Европе от фирмы «Сэссон», в качестве шеф-стилиста – показывал парикмахерам нашу технику стрижки. В Лондоне у меня была лишь одна комната, так называемый «бедситтер», когда вместе спальня и гостиная. Знаете такие? Затем обосновался в Мюнхене. Восемь лет назад. Тут живет моя сестра с мужем и детьми. Вам в самом деле это интересно?

– Я любопытна, этого требует моя профессия.

– Мне тоже всегда любопытно узнавать что-то новое о своих клиентах.

– А кто учится на ваших семинарах? Парикмахеры из Мюнхена?

– В основном из Гамбурга и Берлина, из Мюнхена чуть меньше.

– Но ваши клиенты – в основном жители Мюнхена?

– Да, многие. Но некоторые приезжают и из других мест. Самый дальний клиент, кажется, из Москвы.

– Фрау Зимм, то есть Беа, сказала, что ваш салон посещают многие журналисты.

– И они тоже. Александра Каспари была лишь одной из них.

Анетта Глазер наклонилась и положила перед собой блокнот.

– Вы давно ее знали? С какого времени?

Я подумал.

– С тех пор как она стала вести раздел косметики в своем журнале. То есть лет шесть.

– Вы хорошо ее знали?

– Трудно сказать. Впрочем, довольно хорошо.

– Вы были друзьями?

– Это слишком сильно сказано. В первую очередь я ее парикмахер. Верней, был им. Ее смерть до сих пор не укладывается у меня в голове.

– Она вам доверяла? Делилась с вами своими секретами?

– Она знала, что я умею их хранить.

– В самом деле?

– Если бы не умел, у меня тут очень скоро не осталось бы ни одного клиента.

Анетта Глазер кивнула.

– Фрау Каспари была у вас в среду вечером?

– Откуда вы знаете?

– Видела запись в вашей тетради.

– Все произошло очень быстро. Она позвонила, и я записал ее на тот же вечер, на восемнадцать часов.

Дверь открылась. Вошел Деннис, что-то пробормотал и поставил на стол поднос. На подносе был чайник с травяным чаем, графин воды и вазочка с кубиками льда и ломтиками лимона.

– Это означает, что вы оказались одним из последних, если не последним, кто видел фрау Каспари живой, – сказала комиссарша.

До сих пор это вообще не приходило мне в голову. Значит, теперь я превратился в особенно важного свидетеля? Или сам попал под подозрение? Может, это уже допрос? И мне требуется адвокат? А как же место преступления?

– Вам не бросилось в глаза что-либо странное в Александре Каспари? – спросила комиссарша.

– Она была усталая и дерганая. У нее довольно большие проблемы на работе и в личной жизни.

– Может, она как-то намекала, что ей угрожают?

– Нет, наоборот. Она собиралась ехать в отпуск. Кай должен был отправиться на это время к отцу в Берлин.

– С кем она собиралась ехать?

– Понятия не имею. С кем-то новым. – Я налил в оба стакана чаю до половины и подвинул комиссарше лед и лимон. – Хотите?

– Благодарю, с удовольствием. У фрау Каспари было много знакомых мужчин?

– Она рассказывала мне явно не обо всех. Но вы скажите, пожалуйста, как умерла Александра.

– Ей проломили череп. Острым предметом.

Я попытался представить, как кто-то бьет Александру острым предметом по голове. По той самой голове, которую я незадолго до этого массировал и причесывал. Что за ненависть и сила стояли за тем ударом?

– Господин Принц, я ценю ваш такт, но все-таки что вы знаете про личную жизнь Александры Каспари?

– У нее сын, Кай. Он был ей очень дорог. Во время нашего последнего разговора… – Дальше я не мог говорить. Внезапно мне стало плохо. Пришлось встать и выйти на свежий воздух. На террасе я прислонился к стене и глубоко вздохнул несколько раз. Александра. Надеюсь, ей не пришлось страдать.

– Господин Принц?

Я не обращал внимания на комиссаршу.

– Вам плохо?

– Нет, ничего. – Я снова вернулся в кабинет, сел за стол и уронил голову на руки.

– Повторяю вопрос. Что вы знаете про личную жизнь Александры Каспари?

– У нее были сложные отношения с мужем, отцом Кая. По сути, даже очень напряженные. Они совершенно не находили общего языка. Александра называла его еще и плохим отцом.

– Почему?

– С одной стороны, она считала его слишком строгим, с другой, ненадежным. Кроме того, жаловалась на его скупость. Якобы он оплачивал всегда лишь самое необходимое. Вы уже с ним беседовали?

– Пока нет. Он приедет из Берлина лишь сегодня или завтра утром.

– А с Каем?

– Да.

– Вы заметили, что мальчик ходит на протезе?

Анетта Глазер искренне удивилась.

– Александра заботилась о том, чтобы у Кая всегда были лучшие из существующих протезов. Очень дорогие. Холгер, отец мальчика, кажется, никогда не участвовал в этих затратах.

– Тем не менее мальчик должен был жить во время каникул у отца.

– Перед этим Александра собиралась с Каем в Цюрих – ему опять потребовался новый протез, прежний уже становится мал.

Анетта Глазер слегка задумалась.

– Не рассказывала ли вам Александра Каспари про какие-либо конфликты или ссоры? Имелся ли у нее повод для ссор?

– Нет, я ничего не знаю об этом.

– Для меня важна любая информация.

– Кажется, ей стало трудно общаться с Каем. У мальчика переломный возраст. Александра пожаловалась мне, что ему постоянно требуются деньги, он грубит и все такое. Она даже подозревала, что он балуется кокаином. Но не видела в этом особой трагедии.

– Понятно. – Анетта Глазер что-то записала в блокнот.

– Вы уже догадываетесь, кто мог это сделать? – спросил я. – И когда?

– Ясности пока нет. Во всяком случае, поздно вечером. По-видимому, тот человек неплохо ориентировался в редакции и знал, где кабинет фрау Каспари. – Комиссарша посмотрела на меня в упор. – Вы когда-нибудь были в редакции?

– Нет.

– Мы предполагаем, что убийца принадлежит к ближайшему окружению фрау Каспари. Что он был ей очень близок.

– Почему?

– Потому что убийца как бы… ну, скажем… проявил заботу о своей жертве. По-видимому, после совершения убийства он почувствовал сострадание.

– Как это? Каким образом?

– Когда ее обнаружили, она лежала на полу вытянувшись, со сложенными на груди руками, ну, словно в гробу. Убийца даже подложил ей под голову подушечку.

Вскоре Анетта Глазер попрощалась и уехала на серо-голубом «ауди». Беа тут же представила мне краткий анализ свойств комиссарши.

Был полдень. Солнце достигло зенита. Мы сидели вдвоем в тенистом дворике. Глазерша, по словам Беаты, обладает хорошими аналитическими способностями – ведь она Весы с Девой в асценденте. Однако, на вкус Беаты, для сотрудницы полиции она слишком сентиментальная, слишком мягкая и пассивная. И слишком неприметливая. Типичное следствие влияния Венеры, от которого страдают люди этого знака.

– Ты слушаешь меня? – спросила Беа.

Я растянулся на скамейке, подложив руки под голову, и глядел в пустое синее небо, похожее на экран телевизора. Я видел лежавшую на подушке голову Александры, видел в моих фантазиях эту пропитавшуюся кровью подушку. Закрыл ли убийца глаза своей жертве? «Мы предполагаем, что убийца принадлежит к ближайшему окружению», – сказала комиссарша.