Текст книги "Я хочу рассказать вам о..."
Автор книги: Хорхе Букай
Жанры:
Психология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
Лягушки в сливках
У меня была сессия. Я уже сдал два экзамена и один зачет. Следующий экзамен был через неделю, и мне нужно было много заниматься.
– Я не выучу, – сказал я Хорхе. – Бесполезно тратить силы на заведомо обреченное на провал дело. Думаю, лучше всего мне пойти с тем, что есть. Так, по крайней мере, если меня срежут, я не буду страдать, что зря потратил всю неделю на учебу.
– Ты знаешь сказку про двух лягушек? – спросил Толстяк.
Однажды две лягушки угодили в сосуд со сливками.
Они тут же почувствовали, что тонут: было невозможно плыть или держаться на поверхности в этой массе, густой, как зыбучие пески. Сначала обе лягушки барахтались в сливках, чтобы добраться до края сосуда. Но все было бесполезно, они оставались на месте и постепенно погружались. С каждым разом им было все труднее всплывать, чтобы набрать воздуха.
Одна из них сказала другой: «У меня больше нет сил. Выбраться отсюда невозможно. Плавать тоже не получается. Если мне все равно суждено умереть, зачем продолжать страдать? Не понимаю, какой смысл изнурять себя бесполезными усилиями перед неминуемой смертью».
После этих слов она перестала барахтаться и быстро утонула, ее буквально поглотила эта густая белая жидкость.
Другая лягушка, более настойчивая или, может быть, упрямая, сказала себе: «Ничего не получается! Плыть в этом невозможно. Тем не менее, даже если придет моя смерть, я предпочитаю бороться до последнего вздоха. Не хочу умирать ни секундой раньше положенного».
И она долгими часами продолжала барахтаться и бить лапками, не двигаясь с места.
Но вдруг в результате ее стараний сливки сбились в масло.
Удивленная лягушка подпрыгнула и, скользя как на коньках, добралась до края сосуда. Оттуда она смогла вернуться домой, весело квакая.
Человек, считавший себя мертвым
Помню, я задумался над сказкой о лягушках.
– Это как стихотворение Альмафуэрте [7]7
Альмафуэртэ – псевдоним аргентинского поэта Педро Паласьоса (1854 – 1917).
[Закрыть], – заметил я. – Не считай себя побежденным, даже если ты побежден.
– Может быть, – сказал Толстяк. – Но я думаю, в этом случае больше подходит что-то вроде «не считай себя побежденным, пока ты не побежден». Или, если хочешь, «не объявляй о своем проигрыше до окончательного подведения итогов», потому что…
И, поскольку у нас еще оставалось время, он рассказал мне новую сказку.
Жил-был человек, очень мнительный в том, что касалось его болезней, и особенно боявшийся смерти.
Однажды среди прочих безумных идей ему пришло в голову, что, может быть, он уже мертв. Тогда он спросил свою жену:
– Скажи, жена, может быть, я уже умер?
Жена рассмеялась и посоветовала ему потрогать себе руки и ноги.
– Видишь? Они теплые! Это доказывает, что ты жив. Иначе твои руки и ноги были бы холодными как лед.
Человеку это показалось очень разумным, и он успокоился.
Несколько недель спустя, когда шел сильный снег, человек пошел в лес за дровами. Там он снял перчатки и начал рубить деревья топором.
Машинально он вытер лоб рукой и заметил, что она холодная. Вспомнив слова жены, он снял ботинки и носки и, к ужасу своему, убедился, что ноги тоже ледяные.
Теперь у него уже не осталось сомнений: он понял, что мертв.
«Нехорошо мертвому человеку рубить дрова», – подумал он.
Поэтому он положил топор рядом с мулом, а сам лег на обледенелую землю и застыл с руками, скрещенными на груди, и закрытыми глазами.
Вскоре стая собак подошла к переметным сумам с его провизией. Не встретив никакого сопротивления, они разорвали сумки и съели все, что нашли в них съедобного. Человек подумал: «Повезло им, что я мертв. А не то я бы их разогнал».
Стая продолжала кружить и вынюхивать и обнаружила привязанного к дереву мула – легкую добычу для острых собачьих зубов. Мул визжал и лягался, но человек и пальцем не пошевелил, а только размышлял, как бы он его защитил, если бы не умер.
За считаные минуты они расправились с мулом, и только несколько собак остались обгладывать кости.
А ненасытная стая продолжала кружить возле этого места.
Вскоре одна из собак учуяла человека. Она посмотрела вокруг и увидела дровосека, неподвижно лежавшего на земле. Она медленно подошла, очень медленно, поскольку знала, что люди – опасные существа, способные на любое коварство.
Через несколько секунд вся стая, исходя слюной, окружила человека.
«Сейчас они меня съедят, – подумал он. – Если бы я не был мертв, все было бы по-другому».
Собаки подошли поближе… и, видя, что он не двигается, съели его.
Привратник в публичном доме
Я был уже на третьем курсе и, как многие другие студенты, начал задумываться, стоит ли учиться дальше. Я поговорил об этом со своим психотерапевтом, отлично понимая, что сам себя заставляю продолжать учебу.
– В этом вся загвоздка, – сказал Толстяк. – Пока ты думаешь, что обязан доучиться и получить диплом, этот процесс не будет доставлять тебе никакого удовольствия. А если ты не будешь получать хоть немного удовольствия, некоторые стороны твоей личности могут сыграть с тобой злую шутку.
Хорхе без конца повторял, что не верит в усилие. По его мнению, невозможно добиться ничего хорошего, делая над собой усилие. Однако, как мне кажется, в этом случае он ошибался. По крайней мере, это могло бы стать исключением, только подтверждающим правило.
– Но, Хорхе, я не могу бросить учебу, – сказал я. – Не думаю, что в том мире, в котором мне придется жить, я добьюсь чего-либо, не имея высшего образования. В любом случае, диплом – это хоть какая-то гарантия.
– Может быть, – сказал Толстяк – Ты знаешь, что такое Талмуд?
– Да.
– В Талмуде есть сказка об одном самом обычном человеке. О привратнике в публичном доме.
В этом городке не было менее престижной и малооплачиваемой работы, чем привратник в публичном доме… Но чем еще мог заниматься этот человек?
На самом деле он не умел ни читать, ни писать, и у него не было никакой другой профессии. Он действительно был на своем месте, ведь его отец был в свое время привратником в этом публичном доме, а до него – отец его отца.
Десятки лет публичный дом переходил от отцов к сыновьям и привратницкая – вместе с ним.
Однажды умер старый владелец, и во главе дома встал молодой человек, целеустремленный, творческий и предприимчивый. Он решил модернизировать бизнес.
После ремонта комнат он вызвал персонал для инструктажа.
Привратнику он сказал:
– Начиная с сегодняшнего дня помимо своих основных обязанностей вы будете составлять еженедельный отчет. Там вы будете указывать количество пар, приходящих каждый день. У одной пары из пяти вы будете спрашивать, какого они мнения об обслуживании и что они бы хотели изменить. И раз в неделю вы будете подавать мне этот отчет с комментариями по вашему усмотрению.
Привратника бросило в дрожь. Он никогда не боялся работы, но…
– Я был бы счастлив услужить вам, господин, – пробормотал он, – но я… не умею ни читать, ни писать.
– Ах, как жаль! Как вы понимаете, я не могу нанять дополнительного человека, который бы делал эту работу, но и ждать, пока вы научитесь писать, тоже не могу, поэтому…
– Но, господин, вы не можете меня уволить. Я работаю здесь всю жизнь, как мои отец и дед…
Ему не дали закончить фразу.
– Послушайте, я все понимаю, но не могу ничего сделать для вас. Естественно, вы получите компенсацию, то есть некую сумму денег на пропитание, пока вы не найдете другую работу. Мне очень жаль. Удачи вам!
Тут он развернулся и ушел.
Человек почувствовал, что мир рушится. Он даже представить себе не мог, что окажется в такой ситуации. Он вернулся домой безработным, впервые в жизни. Как же теперь быть?
Он вспомнил, что иногда, когда в публичном доме ломалась кровать или ножка шкафа, у него получалось делать самый простой срочный ремонт с помощью молотка и гвоздей. И подумал, что первое время мог бы этим заниматься, пока кто-нибудь не предложит ему работу.
Он поискал по дому необходимые инструменты, но нашел только несколько ржавых гвоздей и клещи в зазубринах. Ему нужно было купить полный набор инструментов, и он готов был потратить на это часть полученных денег.
Соседи сказали ему, что в их городке нет скобяной лавки и что придется поехать верхом на муле в соседний город, в двух днях пути. «Ну и что?» – подумал он. И отправился в дорогу.
Обратно он привез красивый ящик с инструментами. Он не успел еще разуться, как постучали в дверь; это был его сосед.
– Я пришел спросить, не одолжите ли вы мне молоток.
– Вы знаете, я сам его только что купил, и он мне нужен для работы… Меня ведь уволили…
– Понимаю, но я бы вернул его завтра рано утром.
– Договорились.
На следующее утро сосед, как и обещал, постучался к нему в дверь.
– Видите ли, мне еще нужен молоток. Не могли бы вы продать мне его?
– Нет-нет, мне он нужен для работы, а до ближайшей скобяной лавки к тому же два дня верхом.
– Предлагаю вам сделку, – сказал сосед. – Я оплачу вам два дня дороги туда и два дня обратно и еще стоимость молотка. Вы же все равно безработный. Что скажете?
Действительно, он получал работу на четыре дня…
Он согласился.
Когда он вернулся, у дверей его дома поджидал другой сосед.
– Привет, сосед. Это вы продали молоток нашему общему другу?
– Да…
– Мне нужны кое-какие инструменты. Я готов оплатить вам четыре дня дороги и немного сверху за каждый инструмент. Вы же понимаете, не у всех есть четыре свободных дня, чтобы ездить за покупками.
Бывший привратник открыл свой ящик с инструментами, и сосед выбрал тиски, отвертку, молоток и долото. Расплатился и ушел.
«…Не у всех есть четыре свободных дня, чтобы ездить за покупками», – не выходило у него из головы.
Если это так, то его услуги по покупке инструментов могли бы понадобиться многим.
Во время следующей поездки он решил рискнуть частью компенсации и привезти дополнительно те инструменты, которые уже продал. Так он мог бы не тратить лишнее время на поездки.
Об этом узнали в его квартале, и многие соседи перестали сами ездить за покупками.
Раз в неделю новоиспеченный торговец инструментами ездил и покупал то, что заказывали его клиенты. Вскоре он понял, что, если найти помещение для склада, можно меньше времени тратить на дорогу и больше зарабатывать. Поэтому он взял в аренду необходимое помещение.
Потом торговец расширил вход на склад и несколько недель спустя поставил витрину. Так в городке появилась первая скобяная лавка.
Все с удовольствием делали там покупки. И ему уже не нужно было ездить в соседний городок: оттуда ему присылали все, что он заказывал, ведь он был выгодным клиентом.
Со временем покупатели из соседних деревень тоже стали пользоваться его услугами, потому что для них это была экономия времени.
Однажды он подумал, что его друг, токарь, мог бы делать для него головки молотков. А еще… Почему бы и нет? Клещи, тиски и долото, а за ними гвозди и шурупы…
Короче говоря, за десять лет этот мужчина стал миллионером, владельцем фабрики инструментов, и все благодаря своей порядочности и трудолюбию. И в конце концов превратился в самого влиятельного предпринимателя округи.
Его состояние было так велико, что однажды в связи с началом учебного года он решил подарить своему городку школу, где бы учили не только грамоте, но и самым нужным для того времени профессиям и ремеслам.
Глава городской администрации и мэр устроили пышный праздник по случаю открытия школы, а также торжественный ужин в честь ее основателя.
Когда подали десерт, мэр вручил ему ключи от города, а глава администрации обнял его и сказал:
– Мы, с чувством уважения и благодарности, просим вас удостоить нас чести поставить свою подпись на первой странице Книги почетных гостей новой школы.
– Это была бы честь и для меня, – сказал человек. – Думаю, ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем расписаться там, но я не умею ни читать, ни писать. Я неграмотный.
– Вы? – удивился глава городской администрации, который никак не мог в это поверить. – Вы не умеете читать и писать? Вы создали промышленную империю, не умея читать и писать? Я просто поражен. Я спрашиваю себя, каких высот вы бы достигли, умей вы читать и писать!
– Я могу ответить на ваш вопрос, – сказал человек очень спокойно. – Если бы я умел читать и писать… я был бы привратником в публичном доме!
На два размера меньше
В тот день я пришел с заранее заготовленной темой: я хотел продолжить разговор об усилии.
Во время сеанса мне все казалось очень разумным. Но, когда нужно было применить новые знания на практике, мне не удавалось быть последовательным в том, что в теории звучало так заманчиво.
– У меня создается впечатление, что я совсем не могу жить, не прилагая хоть изредка усилий. Скажу больше, на самом деле мне кажется, что никто не может без этого жить.
– В чем-то ты прав, – сказал Толстяк – Большую часть последних двадцати лет моей жизни я старался быть верным своей философии, но не всегда у меня это получалось. Думаю, со всеми происходит то же самое. Идея «нет усилиям» – это испытание, постоянная работа, самодисциплина. Следовательно, необходима определенная тренировка.
Сначала мне тоже все это казалось невозможным, – продолжал он. – Что подумают обо мне другие, если я не пойду на это собрание? Если я не буду внимательно слушать, хотя мне плевать, что они там хотят сказать? Если я не поблагодарю этого человека, который, по моему мнению, заслуживает презрения? Если я откажу в просьбе, которую просто не хочу выполнять? Если позволю себе роскошь работать четыре раза в неделю и не стану гнаться за большими заработками? Если я выйду в свет небритым? Если я откажусь бросить курить по принуждению и дождусь, когда это произойдет само собой? Если…?
Где-то я писал, что идея необходимого усилия – это социальный продукт, плод определенной идеологии, идеологической системы, на самом деле очень строго определяющей облик социального существа. Понятно, что, если человек ленив, злобен, эгоистичен и небрежен, он должен делать над собой усилие, чтобы стать лучше. Но разве человек действительно таков?
Я слушал зачарованно, и не столько из-за слов Хорхе, сколько из-за моего собственного представления о том, какой должна быть жизнь: без напряжения, в мире с самим собой, спокойной, без спешки и без этого вечного вопроса: «Что я здесь делаю?»
Но с чего же начать?
– Сначала, – продолжал Хорхе, словно подслушав мои мысли, – и прежде всего, нужно выбраться из западни, в которую мы угодили в раннем детстве. Эта западня – мысль, так укоренившаяся в нашем сознании, что внешне и внутренне стала частью нашей культуры; «Ценится только то, что достигается с помощью усилий».
Как сказали бы американцы, это bull-shit [8]8
Абсурд, ерунда ( англ.)
[Закрыть](бычий навоз). Каждый может понять на основе своего опыта, что это не так, и тем не менее мы строим свою жизнь, исходя из этой якобы неоспоримой истины.
Несколько лет назад я описал один клинический синдром, который, хотя и не зарегистрирован ни в медицинских, ни в психологических научных трудах, наблюдается или когда-нибудь наблюдался у каждого из нас. Я решил назвать его «синдром ботинок на два размера меньше», сейчас поймешь почему.
* * *
Один человек входит в обувной магазин, и к нему подходит любезный продавец:
– К вашим услугам, господин!..
– Мне бы хотелось пару черных ботинок, как на витрине.
– Разумеется, господин. Давайте посмотрим: ваш размер… сорок первый, не так ли?
– Нет. Дайте мне тридцать девятый, пожалуйста.
– Простите, господин. Я работаю в обувном магазине уже двадцать лет, и я прекрасно вижу, что вы носите сорок первый. Может быть, сороковой, но никак уж не тридцать девятый.
– Пожалуйста, тридцать девятый.
– Простите, позвольте мне измерить вашу ногу.
– Измеряйте что хотите, а я хочу пару ботинок тридцать девятого размера.
Продавец достает из ящика прилавка этот странный инструмент, которым продавцы обуви измеряют ногу, и с удовлетворением провозглашает:
– Видите? Как я и говорил, сорок первый!
– Скажите, кто платит за ботинки, вы или я?
– Вы.
– Хорошо. Тогда принесите мне тридцать девятый.
Продавец, смирившийся и в то же время удивленный,
идет за парой тридцать девятого размера. По дороге до него доходит, что ботинки, наверно, приобретаются этим господином не для себя, а в подарок.
– Вот, как вы просили, тридцать девятый размер, черные.
– Подайте, пожалуйста, рожок.
– Вы хотите их надеть?
– Да, разумеется.
– Вы их покупаете для себя?
– Да! Так вы принесете мне рожок?
Без рожка нельзя обойтись, если вы хотите, чтобы эта нога влезла в этот ботинок. В результате нескольких попыток, сопровождаемых нелепыми позами, клиенту удается впихнуть всю ногу в ботинок.
Ворча и постанывая от боли, он делает по ковру несколько шагов, которые даются ему все труднее.
– Хорошо. Я их беру.
У продавца болят ноги от одной только мысли о том, каково пальцам клиента, сплющенным внутри ботинок тридцать девятого размера.
– Упаковать вам в коробку?
– Нет, спасибо, я пойду прямо так.
Клиент выходит из магазина и с грехом пополам проходит пешком три квартала, отделяющие его от работы. Он кассир в банке.
В четыре часа дня, после шести часов на ногах, втиснутых в эти ботинки, у него гримаса боли на лице, а из покрасневших глаз обильно катятся слезы.
Его коллега из соседней кассы, наблюдавший за ним всю вторую половину дня, очень обеспокоен.
– Что с тобой? Тебе плохо?
– Нет. Это все ботинки.
– А что с ботинками?
– Они мне жмут.
– Что с ними произошло? Они намокли?
– Нет. Они на два размера меньше, чем моя нога.
– Чьи же они?
– Мои.
– Я тебя не понимаю. А ноги у тебя не болят?
– Ноги болят невыносимо.
– Так в чем же дело?
– Я тебе сейчас все объясню, – говорит человек, сглатывая слюну. – У меня в жизни мало радостей. Действительно приятных моментов в последнее время все меньше.
– и?
– Эти ботинки меня просто убивают. Я ужасно страдаю, это правда. Но через несколько часов, когда я приду домой и сниму их, представь себе, какое наслаждение я испытаю! Какое наслаждение, приятель! Какое наслаждение!
– Правда, это похоже на сумасшествие? И это оно и есть, Демиан, это оно и есть.
Таковы, по большей части, наши правила воспитания. Я думаю, моя позиция – это тоже крайность, однако стоит примерить ее на себя, как костюм, чтобы понять, как он на тебе сидит.
Я считаю, что ничего стоящего нельзя добиться с помощью усилий.
Я ушел от него, думая о его последней фразе, грубой и разящей наповал:
– Усилия нужно делать… только при запоре.
Столярная мастерская «Эль сьете» [9]9
Седьмой ( исп.)
[Закрыть]
– Кроме тупоголовых есть еще люди, не принимающие ничью помощь, – пожаловался я.
Толстяк удобно устроился и рассказал мне:
За городом стоял маленький домишко, что-то вроде небольшого ранчо. В передней его части располагалась мини-мастерская с кое-какими станками и инструментами, а позади – две комнаты, кухня и совсем простенькая ванная.
Однако Хоакин не жаловался. За последние два года столярная мастерская «Эль сьете» стала популярной в городке, и он зарабатывал достаточно, чтобы не тратить свои скудные накопления.
В то утро он, как всегда, встал в половине седьмого, чтобы увидеть рассвет. Но он так и не смог дойти до озера, потому что в двухстах метрах от дома наткнулся на тело раненого и искалеченного юноши.
Хоакин упал на колени и приложил ухо к его груди… Там, в глубине, сердце из последних сил старалось поддержать то, что еще оставалось от жизни в этом грязном теле, провонявшем кровью и спиртным.
Хоакин сходил за тележкой и погрузил на нее юношу. Придя домой, он переложил тело на свою кровать, разрезал на нем лохмотья и осторожно обмыл его водой с мылом и спиртом.
Юноша был пьян и зверски избит. У него были порезы на руках и спине, а еще сломана правая нога.
В течение двух следующих дней вся жизнь Хоакина сосредоточилась на заботах о здоровье его незваного гостя: он лечил и перевязывал раны, закрепил сломанную ногу между двух досочек и поил юношу куриным бульоном маленькой ложечкой.
Когда молодой человек пришел в себя, Хоакин был рядом и смотрел на него с нежностью и тревогой.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Хорошо… мне кажется, – ответил юноша, рассматривая свое отмытое и вылеченное тело. – Кто обо мне заботился?
– Я.
– Почему?
– Потому что ты был ранен.
– Только поэтому?
– Нет, еще мне нужен помощник.
И оба от души рассмеялись.
Наевшийся и отоспавшийся, не выпивший ни единой рюмки с тех пор, Мануэль, так звали юношу, быстро пошел на поправку.
Хоакин пытался обучить его своему ремеслу, Мануэль изо всех сил старался увильнуть от работы. Неоднократно Хоакин внушал ему, испорченному разгульной жизнью, мысль о преимуществах честного труда, доброго имени и добропорядочной жизни. Иногда казалось, что ему удавалось достучаться до Мануэля, но два часа или два дня спустя тот не просыпался вовремя или забывал выполнить работу, порученную ему Хоакином.
Прошло несколько месяцев, и Мануэль окончательно поправился. Хоакин отдал ему самую большую комнату в доме, долю в бизнесе и первую очередь в ванную в обмен на обещание целиком посвятить себя работе.
Как-то ночью, пока Хоакин спал, Мануэль решил, что шести месяцев воздержания было вполне достаточно и что одна рюмочка ему совсем не помешает. На случай, если Хоакин вдруг проснется среди ночи, он закрыл дверь своей комнаты изнутри и вылез через окно, оставив зажженной свечу, чтобы казалось, что он дома.
За первой рюмкой последовала вторая, а там и третья, четвертая, и еще, и еще…
Он распевал песни со своими собутыльниками, когда мимо бара под рев сирены проехали пожарные. Мануэль не подумал ничего плохого, пока на рассвете, шатаясь, не добрался до дому и не увидел толпу, собравшуюся на улице.
В пожаре уцелели только часть стены, станки и кое-какие инструменты. Все остальное уничтожил огонь. От Хоакина осталось только четыре или пять обуглившихся костей, которые и похоронили на кладбище под плитой, где Мануэль попросил выгравировать такую эпитафию:
Я это сделаю, Хоакин, я это сделаю!
С большим трудом Мануэль восстановил столярную мастерскую. Он был лентяем, но не безруким, а навыки, полученные от Хоакина, помогли ему сохранить этот бизнес.
Ему всегда казалось, что Хоакин откуда-то смотрит на него и постоянно подбадривает. Мануэль всегда вспоминал о нем, когда у него в жизни происходило что-то очень важное: свадьба, рождение первого ребенка, покупка первой машины.
А в пятистах километрах оттуда Хоакин, живехонек-здоровехонек, спрашивал себя, имел ли он право лгать, обманывать и поджигать такой красивый дом только для того, чтобы спасти одного молодого человека.
Он ответил на этот вопрос утвердительно и рассмеялся, вспомнив, как полиция городка перепутала свиные кости с человечьими…
Его новая столярная мастерская была немного скромнее предыдущей, но уже известна в соседнем городке. Она называлась «Эль очо» [10]10
Восьмой ( исп.).
[Закрыть].
– Иногда, Демиан, в силу жизненных обстоятельств тебе трудно помочь любимому человеку. Тем не менее если и стоит преодолевать какие-либо трудности, так только для того, чтобы помочь ближнему. Это отнюдь не моральный долг или что-нибудь подобное. Это жизненный выбор, который каждый может сделать в свое время и по собственному усмотрению. Благодаря моему собственному опыту и наблюдениям я пришел к выводу, что свободный и хорошо знающий себя человек щедр, приветлив, старается помогать другим и одинаково счастлив, отдавая и принимая подарки. Поэтому каждый раз, встречаясь с людьми, думающими только о себе, не спеши ненавидеть их: у них достаточно собственных проблем. И всякий раз, когда ты поймаешь себя на низменных, подлых или мелочных мыслях, не упусти возможности задуматься, что же с тобой происходит. Я уверен, где-то ты свернул с нужного пути. Однажды я написал:
Невротику не нужен
ни психотерапевт,
который его вылечит,
ни отец, который о нем позаботится.
Все, что ему нужно, —
это учитель, который ему покажет,
в какой точке пути он заблудился.