Текст книги "Мотив омелы (ЛП)"

Автор книги: Хлоя Лиезе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Итак, ты имела дело с мистером Скруджем, – говорит он, – и сегодня первое декабря. Это значит, что ты сегодня украсила книжный магазин. Это кого угодно вымотает. Как ты это делаешь сама, выше моего понимания. Тебе следует нанять кого-нибудь в помощь.

– На это нет денег, Элай.

– Этот придурок, с которым она работает, мог бы ей помочь, – бормочет Джун в свой суп.

– Ха, – я фыркаю. – Он бы никогда и не подумал. Джонатан такой гринч.

Поставив фильм на паузу, Элай дипломатично говорит:

– Возможно, праздники – непростой для него период.

Мы с Джун сверлим его суровыми взглядами.

Он поднимает свободную руку в знак капитуляции.

– Я просто говорю, что по разным уважительным причинам не все любят праздники.

– А что тут не любить? Я усердно работаю, чтобы включить и отобразить все зимние праздники, чтобы каждый, кто посещает «Книжный Магазинчик Бейли», чувствовал себя желанным гостем.

Элай кладёт утяжелённое одеяло мне на колени.

– И у тебя это прекрасно получается. Но, следуя твоей логике, если мы действительно приветствуем любое празднование сезона, это включает в себя приветствие даже тех, кто не считает его таким праздничным.

Я морщу нос.

– Мне не нравится, когда в твоих словах есть смысл.

– Не мог бы ты оставить свою шляпу психотерапевта в кабинете и перестать быть таким сострадательным? – Джун вытягивается в кресле и забирает пульт у него с колен. – Это начинает сказываться на мне.

– Да, Элай, – я шутливо подталкиваю его ногой. – На чьей ты стороне вообще? Могу я напомнить тебе, что работа с Джонатаном Фростом сократила годы моей жизни? Что у меня развилась изжога с тех пор, как он пришёл в магазин?

– Ладно, – говорит Джун, – медсестра во мне должна заметить, что твоя изжога контролировалась бы гораздо лучше, если бы ты не была сертифицированным шоколадоголиком. И если бы твой рацион не состоял на девяносто процентов из помидоров.

– Я наполовину итальянка! С этим ничего не поделаешь.

Джун с довольным вздохом плюхается обратно в своё кресло с пультом в руках.

– Если отбросить диетические предпочтения, этот парень всё равно мудак, и он определённо не помог твоей ГЭРБ.

– Могу я кое-что спросить? – говорит Элай.

– Хорошо, – ворчу я. – Только давай побыстрее. Я хочу смотреть на кукол, одетых в викторианскую одежду, и забыть о реальности.

– Джонатан знает, что ты относишься к аутическому спектру?

Я ёрзаю и помешиваю свой суп.

– Нет.

– Но Бейли знают, – уточняет он.

– Да.

– К чему ты клонишь? – спрашивает Джун, сверля его одним из своих резких, устрашающих взглядов.

– Я к тому, что с четой Бейли ты, Габби, становишься самой собой, верно?

Я киваю.

– И не то чтобы я думал, что тебе нужно навешивать на себя ярлык, чтобы быть самой собой с людьми, – продолжает он, – но мне интересно, есть ли причина, по которой Бейли знают, а Джонатан нет. Являешься ли ты самой собой с ним?

Я избегаю взгляда Элая, уставившись в свой суп, от поверхности которого поднимается пар.

– Я не знаю. Может, по большей части? Я не скрываю свои сенсорные особенности и не притворяюсь кем-то другим, кроме той, кто я есть…

– Но, – мягко подталкивает Элай.

– Но я не объясняла свои социальные сложности, ничего такого, что я бы изложила, пытаясь завязать с кем-то дружбу или отношения, потому что… ну, у меня не было никаких планов дружить с ним или что-то ещё.

– Почему нет? – спрашивает Элай.

– Просто он всегда был таким… пугающим, высокомерным и…

«И ты со дня вашей первой встречи была закомплексованной, – отчитывает ангел на моём плече, – потому что видела в нём очеловеченное воплощение всех черт, что заставляют чувствовать себя неравной».

Дьявол на другом плече ничего не говорит – просто размахивает своими вилами, демонстрируя выдвижную рукоятку, которая делает их достаточно длинными, чтобы столкнуть ангела с моего плеча и отправить её в свободное падение с воплями.

Мне кажется, я схожу с ума.

– Габби? – голос Элая вырывает меня из моей дилеммы «ангел-дьявол». – Я понимаю твою логику, и ты знаешь, что я всегда буду уважать твоё решение по этому поводу. Тем не менее, ты же понимаешь, насколько отношения между вами двумя могли бы стать лучше, если бы он знал, какие его поступки сбивают тебя с толку, затрудняют общение и давят на твои больные мозоли?

– Но тогда… – я нервно сглатываю, облизывая губы. – Но тогда он узнает моё слабое место. И я не узнаю его слабое место.

Дьявол на моём плече кивает в знак согласия.

– Или он может последовать твоему примеру и тоже покажет тебе своё слабое место, – возражает Элай. – И тогда у вас будет общая уязвимость. Вы можете даже стать друзьями.

Джун бросает на него ещё один резкий взгляд. Происходит своего рода нейротипичный разговор глазами.

– Эй, – я щёлкаю пальцами. – Прекратите говорить без моего участия.

– Элай читает слишком много любовных романов, – говорит Джун.

Я хмурюсь, переводя взгляд с одной на другого. Я зарабатываю на жизнь чтением и продажей любовных романов и не улавливаю связи.

– А?

– Мне просто интересно, не нравишься ли ты ему, – осторожно говорит Элай. – Но поскольку он не знает, в чём твоя особенность, он до сих пор запарывал все попытки показать, что ты ему небезразлична.

Я ошеломлённо смотрю на него. В комнате раздувается пузырь тишины, и тут я взрываюсь смехом. Я смеюсь так сильно, что у меня болят бока, а по лицу текут слёзы.

– О Боже. Отличная шутка.

Элай не смеётся.

– Я серьёзно.

– Я не впечатлена, – говорит Джун. – Даже если она ему действительно «нравится», быть мудаком – это извращённый, женоненавистнически регрессивный способ показать это.

– Да нет ни единого шанса, – говорю я им. – Особенно учитывая, что до сегодняшнего дня он явно думал, будто я всё ещё встречаюсь с врагом.

– Но ты порвала с Треем, как только узнала, кто он на самом деле, – говорит Элай.

Джун растерянно моргает, глядя на меня.

– Так почему этот мудак думал, что вы двое до сих пор встречаетесь?

– Я не давала ему отчёта о своих отношениях, и пусть я считала довольно очевидным тот факт, что Трей исчез из поля зрения, думаю, Джонатан предположил, что мы всё ещё вместе и что я просто стала более сдержанной в этом вопросе.

Элай придвигается ближе на диване.

– Хорошо, но как он узнал, что вы расстались?

Я с тоской смотрю на фильм, поставленный на паузу.

– Мы когда-нибудь увидим привидение, которое до смерти напугает Майкла Кейна?

– После того, как ты прояснишь ситуацию, – говорит Элай.

Вздохнув, я отставляю свой суп и плюхаюсь обратно на диван.

– Сегодня утром Трей отправил в магазин гротескно дорогой праздничный букет с запиской, в которой говорилось, цитирую: «Всё, что я хочу на Рождество, – это ты»².

– Фуууу, – Джун морщится. – Что за жуткий тип. Сколько разных его номеров ты заблокировала?

– Пять. Я думала, что достаточно ясно выразилась. Итак, этот букет доставили, – говорю я им. – Джонатан увидел записку, а потом обругал меня за то, что мой парень недостаточно тактичен, чтобы заказать букет с ненавязчивым ароматом. Вот тогда-то я и сказала ему, что у меня больше нет парня.

Элай откидывается на спинку, поглаживая подбородок.

– И как Джонатан отреагировал на это?

Я тянусь к креслу Джун и нажимаю на воспроизведение на пульте в её руке.

– Он сделался цвета слякотного уличного снега после долгого дня пробок и разинул рот, как сломанный щелкунчик. Это было восхитительно.

Глаза Джун распахиваются шире. Элай одаривает её медленной самодовольной улыбкой, но я едва замечаю.

– А теперь, пожалуйста, можем мы посмотреть «Рождественскую песнь с Маппетами?» – спрашиваю я у них, кладя ноги на колени Элая. – Мне нужно, чтобы хотя бы один Скрудж в моей жизни получил то, что ему причитается.

***

После фильма я принимаю душ, затем переодеваюсь в свою любимую пижаму с принтом в виде снежинок. Завернув волосы в футболку, чтобы высушить кудри, и напевая Greensleeves, я вальсирую в свою спальню. Имбирный Пряник, моя рыжая полосатая кошка, дремлет, развалившись, как морская звезда, на моём кресле-шаре³. Я поднимаю её, сажусь на её место, затем кладу её к себе на колени.

Улыбаясь от звука и ощущения её раскатистого мурлыканья, пока она снова погружается в сон, я включаю ноутбук, и экран вспыхивает.

Фотография Джун, Элая и меня, тесно прижавшихся друг к другу, заполняет экран. Элай улыбается, каштановые локоны падают ему на глаза, которые прищурены, потому что этот мужчина не может не моргать, когда его фотографируют. Блестящие чёрные волосы до подбородка, нос с горбинкой, широкая улыбка – Джун обвивает руками наши шеи, висок к виску с Элаем, приглаживает мои локоны к голове, пока я целую её в щёку. Снег посыпает наши головы, как сахарная пудра, а «Зимняя Страна Чудес» в оранжерее представляет собой гобелен замысловатых мерцающих огней позади нас.

Глядя на фотографию, я переполняюсь благодарностью – за любящих родителей, которые являются хорошими людьми, за друзей, ставших братьями и сёстрами, которых у меня никогда не было, за верного домашнего питомца, за город, в котором я чувствую себя как дома, за любимую работу с начальством, которое я люблю ещё больше. Мне есть за что быть благодарной. И если моё единственное настоящее бремя в этой жизни – пусть даже очень большое, угрюмое бремя – это Джонатан Фрост, то я думаю, что смогу с этим справиться.

– Эй.

Я оборачиваюсь и вижу Джун, стоящую на пороге моей комнаты.

– Ты в порядке? – спрашивает она. – Я знаю, мы немного повздорили из-за ситуации с «заклятым врагом на работе». Я просто защищаю тебя. А Элай – безнадёжный романтик.

– Я знаю, – я улыбаюсь. – И я люблю вас обоих за это. Я в порядке. Просто устала.

Она кивает.

– Хорошо. Не засиживайся допоздна, разговаривая с Мистером Реддитом.

Я закатываю глаза.

– Да, мамуля.

Элай и Джун признались, что не совсем понимают, почему я ежедневно общаюсь с человеком, которого никогда не встречала, чьего настоящего имени я не знаю, о чьей личной жизни я тоже мало что знаю, за исключением того, что – этот мир теснее некуда – мы выяснили, что живём в одном городе.

Я могла бы попытаться объяснить свои отношения с Мистером Реддитом, как прозвали его Джун и Элай, но я оберегаю то, как здорово себя чувствую, разговаривая с ним. По ту сторону экрана я самая утончённая версия себя – умею чётко выражать свои мысли, остроумна, проницательна. Мистер Реддит не видел, как я пытаюсь прочитать выражение его лица, не замечал, как часто я надеваю наушники с шумоподавлением, и не узнал, насколько тревожной я становлюсь, когда моя жизнь отклоняется от распорядка. И послушайте, я люблю себя такой, какая я есть, каждую свою частичку, и те части, которые легко вписываются в этот мир, и те, которые нет, но совсем другое дело – просить кого-то другого любить меня за все эти части.

Я не показываю Мистеру Реддиту те части, которые ему не подходят, и, поступая так, я также не рискую, что он их отвергнет.

Вот почему я больше ничего не рассказываю Джун и Элаю. Я знаю, как бы они это восприняли. Элай поощрял бы меня принимать уязвимость. Джун сказала бы, что человек, который меня заслуживает, будет без ума от меня всей, а в противном случае он может идти нах*й.

И мои друзья были бы правы. Но им легко говорить. Они не понимают, на что похоже стремление к дружбе и романтике для меня, что быть аутистом и демисексуалом означает не просто выставлять себя напоказ, как это бывает с любым человеком, когда он знакомится с людьми и пытается наладить связь, но ещё и взвешивать, когда и как доверить кому-то правду о том, кто я такая… правду, которую не всегда встречают с пониманием, принятием или добротой.

Итак, я никому не рассказывала про Мистера Реддита с тех пор, как мы встретились, чуть больше года назад в книжном подразделе Реддита⁴, где беседа сильно накалилась, когда один парень начал снисходительно объяснять «1984» Джорджа Оруэлла, а его оппонент – то бишь, я – терпеливо, логично указал, насколько тот неправ.

Всё быстро пошло наперекосяк. Парень начал обзывать меня нехорошими словами.

А потом появился Какого_Чарльза_Диккенса, как настоящий крутыш, и поставил ему риторическую подножку. Ну то есть, мне не нужен был рыцарь Реддита в сияющих доспехах, но я не возражала против такого. Так началась наша книжная онлайн-дружба.

По негласному соглашению, Какого_Чарльза_Диккенса, он же Мистер Реддит, и я общаемся только по вечерам в чат-платформе «Телеграм», которая требует регистрации с указанием номера телефона, но позволяет показывать только имя пользователя. Зная свою склонность к гиперфокусировке, граничащей с одержимостью, я намеренно не скачивала приложение телеграма на свой телефон, а это значит, что я могу общаться с ним только дома за своим компьютером.

Каждый вечер, пообщавшись с Джун и/или Элаем, в зависимости от их рабочего графика, затем поужинав и приняв душ, я устраиваюсь за своим столом с Имбирным Пряником на коленях и заканчиваю день разговором с Мистером Реддитом. Я человек привычки, и он стал жизненно важной частью моего распорядка дня. Вот почему, когда я снова поворачиваюсь к экрану и открываю свой чат в телеграме, моё сердце замирает. Нового сообщения нет.

Редко бывает, чтобы Мистер Реддит не оставил для меня сообщение. С тех пор, как мы начали разговаривать, это случалось дважды, и оба раза он позже объяснял, что был болен и не мог писать.

Я делаю глубокий вдох, пытаюсь выдохнуть своё разочарование и просматриваю вчерашний вечерний чат между бывшим «Какого_Чарльза_Диккенса», который сменил своё имя пользователя на Мистер Реддит, поскольку я проговорилась, что моя соседка по комнате прозвала его так, и Маргарет Кэтвуд, или, как окрестил меня Мистер Реддит, МКЭТ, потому что я ничего не могу с собой поделать. Я начинаю с его сообщения, которое ждало меня, когда я садилась за стол вчера вечером.

МИСТЕР РЕДДИТ: Можем мы поговорить о том, что Марианне Дэшвуд нужны упражнения на глубокое дыхание?

МКЭТ: Она безнадёжный романтик. Она и должна выглядеть немного драматично.

Он читает «Чувство и чувствительность» Джейн Остин, ибо я устроила ему взбучку за то, что он прочитал только «Гордость и предубеждение».

МИСТЕР РЕДДИТ: «Немного» драматично? «Не время и не случай создают близость между людьми, но лишь общность наклонностей. Иным людям и семи лет не хватит, чтобы хоть сколько-нибудь понять друг друга, иным же и семи дней более чем достаточно». Серьёзно? Семь дней «для создания близости»? Учитывая эту просветлённую мудрость, направляющую её романтическую жизнь, не буду врать, я предполагаю, что Марианна влюбляется в придурка.

МКЭТ: Ну типа, да, она влюбляется в парня, который оказывается хамом. Но тут не только её вина! Он очаровывает её и, как ни странно, забывает сказать, что он разорён и должен жениться на богатой наследнице, которой Марианна определённо не является. Ей разбивают сердце, так что будь с ней поласковее.

МИСТЕР РЕДДИТ: СПОЙЛЕРЫ!

МКЭТ: Да ладно, она безнадёжный романтик этого произведения. Ты знал, что Остин собиралась сокрушить её душу.

МИСТЕР РЕДДИТ: СПОЙЛЕРЫ, КЭТВУД.

МКЭТ: Прости!

МИСТЕР РЕДДИТ: Ну да, ну да.

МКЭТ: Да! Я не думала, что нахожусь на территории спойлеров. Я думала, это очевидно.

МИСТЕР РЕДДИТ: Это совсем не очевидно! Я читаю любовный роман, ожидая, что парень, в которого она влюбляется, будет достойным спутником, а не сердцеедом.

Несмотря на то, что я перечитываю это, я снова ахаю. Имбирный Пряник сонно моргает и переворачивается на спину. Поглаживая её животик, я драматично вздыхаю и качаю головой.

– Не волнуйся, Пряничек, я указала ему на его ошибки.

МКЭТ: Мистер Реддит. Истории Остин часто романтичны, но это не совсем романы в современном смысле. В первую очередь это романы о хороших манерах.

МИСТЕР РЕДДИТ: Вау. Я думал, Остин была одной из самых ранних и влиятельных писательниц любовных романов.

МКЭТ: Ну, её работы романтизированы популярной культурой, превращены в фильмы, которые подчёркивают романтические аспекты. А «Гордость и предубеждение» – это просто сногсшибательно романтично, я не могу с этим поспорить. В других её романах тоже есть невероятно романтичные сюжетные линии и моменты. Просто она… не обязательно автор любовных романов в полном смысле этого жанра. Как бы я ни обожала Остин, романтический жанр не ограничивается такими вещами, и я бы хотела, чтобы как можно больше людей знали об этом.

МИСТЕР РЕДДИТ: Жаль, что я тоже не знал. Потому что я по глупости ожидал «И жили они ДОЛГО И СЧАСТЛИВО».

МКЭТ: Ну, по крайней мере, ты знаешь этот критерий романов – ХЭ.

МИСТЕР РЕДДИТ: Я знаю, мы говорим о множестве разных книг, но у меня такое чувство, что любовные романы – твой любимый жанр. Я прав?

МКЭТ: Определённо. Это всё, что я могу читать в последнее время – ну, кроме того, что мы с тобой совместно перечитываем Остин.

Когда-то давно я читала разнообразную художественную литературу, но последние несколько месяцев только романы. После целого дня дуэлей с Джонатаном «Какой вздор!» Фростом мне нужно, чтобы придурки получали по заслугам, и только счастливый конец. А ещё я продаю кучу любовных романов в книжном магазине. Я страстно желаю, чтобы люди бросили вызов безжалостным стереотипам об этом жанре и попробовали его. Я была готова к тому, что Мистер Реддит тоже проявит некоторые из этих предрассудков.

Но он этого не сделал.

Улыбка согревает моё лицо, когда я читаю его ответ. Прошлой ночью это сообщение заставило меня засветиться, как семейную рождественскую ёлку, после того как папа накидал на неё всё, что только мог. И сегодня вечером оно снова заставляет меня сиять.

МИСТЕР РЕДДИТ: Тогда хорошо, Кэтвуд. Скажи мне, что почитать.

МКЭТ: Серьёзно? Ты будешь читать любовный роман?

МИСТЕР РЕДДИТ: Буду. С чего мне начать?

Я просматриваю список рекомендаций, которые я ему дала (возможно, я немного увлеклась и перечислила свои самые любимые книги по порядку, но я же книготорговец, рекомендовать книги – моя радость!). Когда я подхожу к концу нашего чата с обычным для Мистера Реддита «Крепких снов, МКЭТ», я прикусываю губу и воюю с самой собой. Мои пальцы зависают над клавишами, до боли желая напечатать то, что я столько раз обдумывала за последние несколько месяцев, с тех пор как мой разум начал задаваться вопросом: а что, если?

Что, если бы моя онлайн-дружба с Мистером Реддитом переросла бы в дружбу в реальной жизни? А потом, что, если однажды это переросло бы во что-то большее? Эта надежда – на возможность большего с ним – постепенно подкрадывалась ко мне с тех пор, как я рассталась с Треем.

Зная, как устроена моя натура, неудивительно, что после года ежедневных бесед с Мистером Реддитом мы стали настолько близки, что иногда по ночам, когда меня захлёстывала редкая волна тоски, именно мысль о нём приводила меня в себя – тепло, которое, как я представляла, наполняет его голос, вдумчивость, с которой он задаёт каждый свой вопрос, и любопытство к моим ответам.

Каждый раз, когда это происходит, я чувствую себя немного более готовой спросить его: «Как ты думаешь, нам стоит встретиться?»

Но пока я смотрю на свой экран, мужество покидает меня, особенно в свете его молчания сегодня вечером. Что, если он всего лишь хочет быть моим другом? Что, если я разрушу эту хорошую, безопасную, утешительную связь, которая у нас есть, когда попрошу исследовать наш потенциал и стать чем-то большим?

Так что, в конце концов, я не печатаю то, что хочу. Я не решаюсь рискнуть и признаться в том, что думает и Марианна – эта бедная, безнадёжная романтичная натура:

«Если бы я только могла узнать его сердце, всё остальное было бы просто!»

Глава 3

Плейлист: Lindsey Stirling, Sabrina Carpenter – You’re a Mean One, Mr. Grinch

По дороге на работу я внушаю себе позитивный настрой. Сегодняшний день будет лучше. Несмотря на то, что я ворочалась с боку на бок, беспокоясь о Мистере Реддите и о том, почему он не прислал сообщение, а затем, когда я, как обычно, обратилась к аудиокниге по историческому роману, чтобы успокоиться, пока не навалился сон, у меня состоялся тревожный опыт чтения книги, герой которой казался точной копией Джонатана Фроста.

Когда я слушала повествование от лица героини, моё воображение отказывалось представлять кого-либо, кроме него – этого сварливого, неулыбчивого засранца-героя, который пах зимним лесом как Джонатан, говорил как грубый, неприветливый Джонатан и выглядел как широкоплечий, мускулистый Джонатан.

Хуже того, продолжая слушать свою романтическую аудиокнигу, я, наконец, заснула. Именно тогда мои сны взяли верх.

Оказавшись в странной мешанине любовного романа эпохи регентства, звучавшего в моих наушниках, и злой работы моего подсознания, я была дерзким синим чулком, прячущимся от битком набитого бального зала в библиотеке её семьи с бульварным чтивом. Джонатан был серьёзным, задумчивым герцогом, чьи радикально благоприятные взгляды на индустриализацию шокировали остальную знать, несмотря на то, что их сельскохозяйственное богатство быстро угасало, поэтому он прокрался в ту же библиотеку, где пряталась я, чтобы сбежать от своих непримиримых товарищей-аристократов и найти себе бодрящую порцию лучшего односолодового виски моего отца.

Но вместо этого он нашёл меня. И спросил, что я читаю. И привет, со мной именно так можно выехать на скоростную полосу дороги к дружбе: поговорить со мной о книгах. Одно привело к другому. Подшучивание забавляло. Габби Синий Чулок была скорее игривой, чем раздражённой. Герцог Джонатан был любопытен, а не сварлив. Вместо враждебности, присущей нашей динамике в реальной жизни, мы были готовы вспыхнуть.

С меня слетели шейный платок и корсет, нижние юбки и застёжки, а затем его большое, сильное тело навалилось на моё, его суровый рот шептал мне на ухо непристойности, заставляя меня извиваться и задыхаться под ним. Это было так ярко: ревущий огонь, мягкая сброшенная одежда под моей спиной, пока он наполнял меня, прикасался ко мне, умело доводил до наслаждения, как будто он изучил каждый дюйм моего тела и точно знал, как свести меня с ума…

Раздаётся гудок, вырывающий меня из моих мыслей. Я вышла прямо под колеса встречного движения, для которого горит зелёный свет.

– Смотри, куда идёшь! – кричит таксист.

К счастью, их голоса и прерывистые гудки заглушаются моими наушниками с шумоподавлением. Подобные громкие звуки причиняют боль моему мозгу. Я поднимаю руку в знак извинения и спешу перейти улицу.

– Простите!

Прибавив скорость, я несусь по тротуару. Я снова опаздываю, потому что проснулась такой взволнованной после своего сна, такой возбуждённой, что едва смогла нормально одеться. Затем я вышла за дверь без сумки и поняла, что не надела ботинки. Я в полном раздрае.

И у меня кризис. Потому что для меня привлекательность работает не так – я желаю людей, с которыми чувствую близость, связь. Которые мне нравятся. Джонатан мне не нравится.

«Но действительно ли нравиться – это то, что тебе нужно? – шепчет дьявол у меня на плече. – Или это близость? Связь? Ты связана с ним, не так ли?»

«Скорее уж заточена с ним в ловушке, – напоминает ангел на другом плече. – Запутана. Порабощена. И это не хорошие вещи».

Ангел права, но и дьявол не ошибается. Мы с Джонатаном связаны. Да, это запутанная связь, объединённая нашей любовью к книжному магазину, но разделённая взглядами на то, как им управлять; мы противоположные личности, которые терпеть друг друга не могут, но во многих отношениях знают друг друга изнутри, однако это не делает нашу связь менее прочной. И, Боже, какое абсурдное количество времени мы провели вместе, будучи только вдвоём в книжном магазине, препираясь и провоцируя друг друга. Сколько, по словам Джонатана, прошло часов? Больше двух тысяч?

Это очень много. Слишком. Это явно действует мне на нервы, заставляя моё тело фантазировать о том, чего мне меньше всего следовало бы хотеть от мужчины, которого я терпеть не могу.

«Наверняка есть причина, по которой ты фантазируешь о нём, – шепчет дьявол. – Разве ты не хочешь это выяснить?»

Ангел чопорно цокает языком, качая головой. «Раньше она фантазировала о Мистере Реддите. Вот о ком она должна фантазировать…»

– Уф! – я вскидываю руки и топаю по тротуару. У меня нет времени на эти дебаты между ангелами и дьяволами. У меня даже нет времени взять себе горячего какао с мятой. А это значит, что мой распорядок нарушен, я голодна, мне не хватает сахара, и мне катастрофически не хватает вкусных сезонных напитков.

Как раз в тот момент, когда моё настроение действительно ухудшается, в наушниках начинает звучать джазовая версия «Sleigh Ride» в исполнении Эллы Фитцджеральд (конечно же), и я не могу удержаться от лёгкой улыбки. Внезапное счастье, которое приносит музыка, напоминает мне о том, как я начала этот поход на работу: решительно настроилась оставаться позитивной. Так что я подбадриваю себя, завершая прогулку до магазина. Сегодняшний день будет лучше! Работа обещает быть отличной! Книжный магазин красиво украшен к праздникам; у меня впереди целый месяц весёлых праздничных мероприятий, которые привлекут толпы людей, продадут книги и поднимут настроение. И никакой травмирующий сексуальный сон о Джонатане Фросте в обтягивающих бриджах меня не сломит.

Открывая дверь в книжный магазин, которая, как всегда, не заперта, потому что Джонатан неизменно приходит первым, я чувствую прилив радости, упиваясь этим пространством.

Отполированные, сияющие деревянные полы и колонны, встроенные книжные полки, каждая великолепная балка, изогнутая вдоль сводчатых потолков. Ряды за рядами красочных книжных корешков заполняют полки и громоздятся на деревянных столах – настоящий сундук с книжными драгоценностями. Газовый камин пляшет весёлыми языками пламени под каминной полкой, которую я украсила крупными яркими украшениями, сверкающим искусственным снегом и мягкими сосновыми ветками. По всему потолку развешаны мои самодельные сверкающие украшения из папье-маше и обожжённой глины в честь зимних праздников, переплетённые белыми, золотыми и серебряными лентами и отражающие утренний свет, как восход солнца отражается в замёрзшем пруду.

Открывающийся передо мной вид, успокаивающий запах книг, смешанный со свежесрезанными вечнозелёными растениями, окутывает меня одеялом праздничного блаженства.

Вот почему мне становится ещё больнее, когда я получаю сдвоенный удар узнавания и страха. Это не Джонатан Фрост с его ледяным взглядом приветствует меня, напоминая, что я опаздываю на три минуты. Это тепло улыбающаяся чета Бейли. Владельцы. Которые редко бывают здесь и уж точно не с утра пораньше.

– Доброе утро, дорогая! – окликает миссис Бейли из дальнего конца магазина.

Мистер Бейли с мягкой улыбкой направляется ко мне и машет рукой.

– Входи, Габби.

На нём весёлый клетчатый галстук-бабочка в тон и подтяжки, которые сочетаются с юбкой миссис Бейли. Они настолько очаровательны, что у меня в горле образуется ком. Эти люди важны для меня – их магазин и эта работа важны для меня. И что-то не так. Я знаю это.

Огибая большой центральный выставочный стол, миссис Бейли заключает меня в объятия.

– Счастливых праздников, дорогая! Магазин выглядит великолепно… – она отстраняется, изучая меня, пока я пытаюсь улыбнуться ей в ответ. – В чём дело?

– Вот это-то мне и хочется знать.

Её улыбка слегка увядает.

– О, Габби, не волнуйся. Это просто небольшая деловая беседа. Всё будет хорошо.

Мистер Бейли потирает лоб и бормочет себе под нос:

– Просто небольшая деловая беседа.

– Расслабься, Джордж. Не напрягай свои подтяжки, – миссис Бейли нежно похлопывает его по руке, затем снова поворачивается ко мне. – Габби, иди вперёд и раздевайся, а потом давай присядем за стол в задней комнате. Джонатан только что позвонил и сказал, что будет здесь через минуту.

– Он вас ожидает? – мой голос срывается на писк.

Миссис Бейли устраивается на стуле с одного края стола и хмуро смотрит на меня.

– Я рассказала Джонатану о встрече на прошлой неделе, когда зашла незадолго перед закрытием. Он сказал, что передаст тебе информацию. Он этого не сделал?

Некоторые другие боссы могли бы использовать современные методы общения, такие как электронная почта или текстовые сообщения, или, чёрт возьми, даже телефонный звонок, но чета Бейли – явные технофобы. У них даже нет мобильных телефонов. Я узнаю что-либо от них лично или не узнаю вообще. Джонатан знает об этом. Это выводит его из себя. Хотя, по-видимому, не настолько, чтобы он не использовал это в своих интересах.

Вау. Я знала, что он придурок, но это новый уровень.

Хотя крошечная часть меня на самом деле испытывает облегчение, ведь это не висело у меня над головой целую неделю, поскольку моя тревожность растёт на почве неизвестности, и я бы потратила последние семь дней на то, чтобы заработать себе язву, подать заявление на пособие по безработице и бессмысленно переставлять книжные полки, я всё равно ошеломительно зла.

Потому что Джонатан не знает, что он избавил меня от недели беспокойства.

Он не знает, что в идеале я бы узнала, скажем, за день до этого, дала бы себе двадцать четыре часа на то, чтобы пережить катастрофу и подготовиться к худшему. Он не пытался защитить меня от склонности моего разума к навязчивому беспокойству. Нет, он скрыл от меня эту встречу, чтобы одержать верх. И я не позволю этому случиться. А значит, я не говорю Бейли, что нет, Джонатан не уведомлял меня об этой встрече, хотя это было бы равносильно признанию, что я совершенно не готова.

– Оооо, – вру я, разматывая шарф, затем снимаю пальто. – Та встреча. Конечно. Я просто запуталась в днях.

Миссис Бейли, кажется, купилась на это.

– Можно понять. Я так волнуюсь в это время года. Слишком много всего происходит!

Натянуто улыбаясь, я бросаю взгляд на часы. Джонатан опаздывает на десять минут. Он никогда не опаздывает.

– Итак… где Джонатан?

– Здесь.

Я подпрыгиваю на полметра в воздух и стискиваю в груди своё колотящееся сердце. Я пытаюсь держать взгляд опущенным, но, кажется, не могу остановить свои глаза, когда они скользят вверх по его телу. Мои щёки горят. После того страстного романа-аудиокниги, превратившегося в сон прошлой ночью, я едва могу смотреть на него. Вот только я вроде как не могу перестать смотреть на него.

Его тёмные волнистые волосы растрёпаны ветром. Его бледно-зелёные глаза блестят, как сосны, поцелованные морозом. Розовый румянец согревает его выдающиеся скулы, обожжённые холодным воздухом, и в руках он держит подставку со стаканами на вынос. Кто-то настолько злой не должен быть таким горячим. Я не могу поверить, что мне приснился сексуальный сон о нём. Я хочу стереть эти воспоминания из своего мозга.

– Габриэлла.

Я поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом.

– Что?