Текст книги "Белая львица"

Автор книги: Хеннинг Манкелль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

24

Смерть всегда представлялась Курту Валландеру черной.

Теперь, стоя в тумане на берегу, он вдруг понял, что смерть равнодушна к краскам. Здесь она белая. Туман окутывал его со всех сторон, он лишь смутно улавливал плеск волн о берег, но главным был именно туман, который усиливал ощущение, что идти некуда.

Когда он стоял там, наверху, на полигоне, в окружении невидимых овец и все вдруг кончилось, в голове не было ни одной четкой мысли. Он знал, что Виктор Мабаша мертв, что сам он тоже убил человека и что Коноваленко опять скрылся, утонул в кромешной белизне. Сведберг и Мартинссон вынырнули из тумана как собственные бледные призраки. На их лицах он прочел тот же ужас, что обуревал его самого: ведь кругом мертвецы. Хотелось и бежать куда глаза глядят, чтобы никогда не возвращаться, и броситься в погоню за Коноваленко. Те минуты запомнились ему как бы со стороны, будто он не имел к ним прямого касательства. Там был другой Валландер, и этот другой Валландер размахивал оружием. Не он, а тот, кто волей случая им завладел. Только когда велел Мартинссону и Сведбергу не вмешиваться, а потом, оскальзываясь, спустился вниз по склону и очутился один в тумане, он стал мало-помалу осознавать, что произошло. Виктор Мабаша мертв, убит выстрелом в лоб, как Луиза Окерблум. Толстяк дернулся и вскинул руки. Он тоже мертв, застрелен им, Валландером.

Из горла вырвался крик – одинокий человеческий вопль среди тумана. Возврата нет, думал он в отчаянии. Я пропаду в этом тумане, как в пустыне. Когда он рассеется, меня уже не будет.

Он попытался собрать крохи рассудка, которые, кажется, еще сохранились. Вернись, думал он. Ступай назад, к убитым. Там твои коллеги. Сообща вы найдете Коноваленко.

Потом Валландер зашагал прочь. Не мог он повернуть обратно. Если он еще что-то должен, так это искать Коноваленко, при необходимости убить его, но лучше схватить и передать Бьёрку. После этого он будет спать, а когда проснется, кошмар уйдет. Нет, неправда. Кошмар останется. Застрелив Рыкова, он совершил поступок, от которого не избавится никогда. Значит, в любом случае надо искать Коноваленко. И он смутно угадывал, что уже сейчас ищет способ искупить смерть Рыкова.

Коноваленко где-то здесь, в тумане. Может быть, совсем рядом. От бессилия Валландер наугад выстрелил в белизну, словно пытаясь разорвать туман. Отвел со лба потные, липкие волосы. Рука окрасилась кровью. Должно быть, поранился, когда выстрел Рыкова разнес стекла на Мариягатан. Он посмотрел на себя – одежда в крови. Кровь капала на песок. Он стоял неподвижно, ждал, когда успокоится дыхание. Потом двинулся дальше. По следам Коноваленко на песке. Пистолет сунул за пояс. Дробовик снял с предохранителя и держал наготове, обеими руками на уровне бедра. По следам он догадался, что Коноваленко спешил, чуть ли не бежал. Он тоже ускорил шаг, шел по следу, как собака. Плотный туман внезапно вызвал у него ощущение, будто он стоит на месте, а песок движется. Одновременно он увидел, что Коноваленко останавливался, – должно быть, огляделся, а потом сменил направление. След вел теперь назад, вверх по склону. Как только Коноваленко выйдет на траву, след уже не различишь, подумал Валландер. Вскарабкавшись на косогор, он сообразил, что находится на восточной оконечности стрельбища. Остановился и прислушался. Далеко позади завыла, удаляясь, сирена. Потом совсем рядом заблеяли овцы. И опять тишина. Он пошел вдоль забора на север. Ведь забор был единственным ориентиром. В любую минуту из тумана может вынырнуть Коноваленко. Валландер попытался представить себе, как это – получить пулю в голову. Но не смог. Сейчас смысл его жизни заключался в том, чтобы идти вдоль забора, и все. Где-то затаился Коноваленко, с оружием в руках, начеку, и убить он намерен именно его, Валландера.

Когда Валландер вышел к шоссе на Сандхаммарен, вокруг по-прежнему был только туман. За дорогой вроде бы маячил силуэт лошади, неподвижной, настороженной.

Он помочился прямо посреди шоссе. Услышал, как поодаль, по дороге на Кристианстад, проехала автомашина.

Он зашагал в сторону Косеберги. Коноваленко исчез. Опять скрылся. Валландер шел куда глаза глядят. Легче идти, чем стоять. Как было бы замечательно, если б из этой белизны ему навстречу вышла Байба Лиепа! Но там никого не было. Только он сам и сырой асфальт.

Возле старой сломанной доильной скамейки стоял велосипед. Замка на нем не было, и Валландер решил, что велосипед оставлен специально для него. Закрепил дробовик на багажнике и покатил дальше. При первой же возможности свернул с асфальта на щебеночный проселок, каких здесь, на равнине, было великое множество. По этим проселкам он в конце концов добрался до отцовского дома. В окнах темно, только одинокая лампочка горит над крыльцом. Он постоял, прислушиваясь. Потом, осторожно ступая по гравию, прошел за дом, спрятал велосипед на задворках. Он знал, что запасной ключ отец хранит в старом цветочном горшке, у лестницы в подвал. Отпер отцовскую студию; там был чуланчик без окон, где отец держал краски и старые холсты. Закрыв за собой дверь, Валландер включил лампу. Электрический свет удивил его. Он словно ожидал, что и здесь будет сплошной туман. Подошел к умывальнику, холодной водой кое-как смыл кровь с лица. Взглянув на свое отражение в потрескавшемся зеркале на стене, он не узнал собственных глаз. Широко раскрытые, в красных прожилках, испуганно бегающие. На грязной, электроплитке он сварил кофе. Было четыре утра. Отец встает в половине шестого. К этому времени необходимо уйти. Сейчас нужно прежде всего найти убежище, скрыться. Разные варианты, одинаково немыслимые, мелькали в голове. Но в конце концов он сообразил, что делать. Допил кофе, вышел из студии, пересек двор и, стараясь не шуметь, отпер дверь дома. В ноздри ударил затхлый стариковский запах. Валландер прислушался. Тишина. Осторожно прошел на кухню, где стоял телефон, и затворил за собой дверь. К собственному удивлению, он помнил номер. Взялся за трубку, прикинул, что скажет, и набрал номер.

Стен Виден ответил почти сразу же. По голосу Валландер понял, что не разбудил его. Лошадники встают рано, подумал он.

– Стен? Это Курт Валландер.

Когда-то они были очень близкими друзьями, и Валландер знал, что Стен не выкажет удивления.

– Слышу, – отозвался он. – Что это ты в такую рань звонишь?

– Мне нужна твоя помощь.

Стен Виден ничего не сказал. Ждал продолжения.

– Встретимся на сандхаммаренском шоссе. Бери машину и приезжай. Мне нужно ненадолго где-нибудь укрыться. Хотя бы на несколько часов.

– Где встретимся? – спросил Стен Виден и закашлялся.

По-прежнему курит свои крепкие сигарки, подумал Валландер.

– Я буду ждать у съезда на Косебергу, – сказал он. – Какая у тебя машина?

– Старый «дуэт».

– Сколько тебе нужно времени?

– Туман густой. Минут сорок пять. Может, чуть меньше.

– Я буду там. Спасибо за помощь.

Валландер положил трубку и вышел из кухни. Не устояв перед искушением, прокрался через гостиную, где стоял старенький телевизор, и осторожно отвел драпировку: там, в комнате для гостей, спала его дочь. В слабом отсвете лампы над кухонной дверью он увидел волосы, лоб и кусочек носа. Линда крепко спала.

Он вышел из дома, уничтожил следы своего визита в студию, сел на велосипед и на перекрестке с магистральным шоссе свернул направо. Добравшись до съезда на Косебергу, поставил велосипед за бараком службы связи «Телеверкет», спрятался в темноте и стал ждать. Туман по-прежнему был густой, как молоко. Внезапно в сторону Сандхаммарена проехала полицейская машина. Валландеру показалось, что за рулем сидел Петерс.

Со Стеном Виденом Валландер виделся последний раз больше года назад. В связи с тогдашним расследованием подвернулся случай заехать на виденовскую конеферму неподалеку от развалин Шернсундской крепости. Стен тренировал скаковых лошадей. Жил бобылем, должно быть, многовато и часто пил и поддерживал сомнительные отношения со своим женским персоналом. Когда-то у них была общая мечта. Стен Виден, обладатель красивого баритона, станет оперным певцом, а Валландер – его импресарио. Но мечта не сбылась, дружба ослабела и в конце концов прервалась.

И все же, наверное, он был моим единственным настоящим другом, думал Валландер, ожидая в тумане. Не считая Рюдберга. Но с Рюдбергом все по-другому. Мы бы никогда не сблизились, если бы не работали в полиции.

Минут через сорок из тумана вынырнул вишневый «дуэт». Валландер выбрался из-за барака, сел в машину. Стен Виден посмотрел на его лицо, окровавленное, грязное. Но, по обыкновению, ничуть не удивился.

– Потом расскажу, – сказал Валландер.

– Если захочешь, – отозвался Стен Виден. Нераскуренная сигарка висела в углу рта, в машине пахло перегаром.

«Дуэт» ехал мимо полигона. Валландер съежился, стараясь спрятаться. Несколько полицейских автомобилей стояли на обочине. Стен Виден сбросил скорость, но не остановился. Дорога свободна, оцепления нет. Он искоса глянул на Валландера, который пытался спрятаться, но ничего не сказал. Они проехали Истад, Скуруп, свернули налево к Шернсунду. Вот наконец и конеферма. Туман так и не рассеялся. Возле конюшни стояла заспанная девушка лет семнадцати, курила сигарету.

– Моя физиономия мелькала и в теленовостях, и в газетах, – сказал Валландер. – Я бы не хотел, чтобы меня узнали.

– Ульрика газет не читает, – ответил Стен Виден, – а по телевизору смотрит только видеофильмы. У меня тут есть еще одна девушка, Кристина. Она тоже ничего не скажет.

Они вошли в неприбранный, запущенный дом. Такое впечатление, что со времени его последнего визита здесь ничего не изменилось. Виден спросил, как насчет закусить, Валландер кивнул, и они устроились на кухне. Он съел несколько бутербродов, выпил кофе. Стен время от времени исчезал в соседней комнате, а когда возвращался, запах спиртного усиливался.

– Спасибо, что приехал за мной, – сказал Валландер.

Стен Виден пожал плечами:

– Да ладно, чего уж тут.

– Мне нужно поспать час-другой. Потом я все расскажу.

– Я пойду к лошадям. А ты тут поспи.

Виден встал, Валландер пошел за ним. Только теперь он почувствовал, до чего устал. Стен Виден провел его в маленькую комнатушку с диваном.

– Чистые простыни у меня вряд ли найдутся. Но одеяло и подушку дам.

– Этого более чем достаточно.

– Где ванная, помнишь?

Валландер кивнул. Пока что не забыл.

Он снял ботинки. На полу скрипнул песок. Куртку бросил на стул. И лег. Стен Виден, стоя в дверях, наблюдал за ним.

– Как ты тут вообще? – спросил Валландер.

– Опять начал петь, – ответил Стен Виден.

– Вот об этом ты обязательно мне расскажешь.

Виден вышел. Валландер услыхал, как во дворе заржала лошадь. Последнее, о чем он подумал, засыпая, было: Стен Виден совершенно не меняется. Те же всклокоченные волосы, та же сухая экзема на шее.

И все-таки что-то изменилось.

Проснувшись, Валландер не сразу понял, где находится. Голова болела, и каждая мышца тоже отзывалась болью. Он потрогал лоб – определенно поднялась температура. Потом, не двигаясь, лежал под одеялом, от которого пахло конюшней. Хотел взглянуть на часы, но обнаружил, что ночью где-то их потерял. Встал, прошел на кухню. Стенные часы показывали половину двенадцатого. Он проспал четыре с лишним часа. Туман поредел, но пока не исчез. Валландер налил себе кофе и сел за кухонный стол. Потом опять встал и принялся один за другим открывать кухонные шкафы, пока не нашел таблетки от головной боли. И в ту же минуту зазвонил телефон. Он услышал, как Стен Виден снял трубку и ответил. Речь шла о сене. О цене на поставку. Закончив разговор, Стен вошел в кухню:

– Уже проснулся?

– Мне было необходимо поспать, – ответил Валландер.

Потом он рассказал, что произошло. Стен Виден слушал с бесстрастным видом. Валландер начал с исчезновения Луизы Окерблум. Рассказал о человеке, которого застрелил.

– Я вынужден скрываться, – закончил он. – И коллеги сейчас, разумеется, ищут меня. Но во спасение мне придется солгать. Что я, мол, лежал без сознания в кустах. Прошу тебя только об одном. Пожалуйста, позвони моей дочери и скажи, что я жив-здоров. И чтобы она никуда не уезжала.

– Не говорить, где ты?

– Нет. Пока не стоит. Но она должна тебе поверить.

Виден кивнул. Валландер сказал ему номер телефона. Однако на звонок никто не ответил.

– Постарайся дозвониться, ладно?

В кухню вошла одна из девушек-конюхов. Валландер кивком поздоровался, а она сказала, что ее зовут Кристина.

– Съезди за пиццей, – сказал Стен Виден. – И газеты заодно купи. В доме совершенно нечего есть.

Он дал девушке деньги. Вскоре на улице заурчал мотор, и «дуэт» отъехал.

– Ты говорил, что снова начал петь, – сказал Валландер.

Впервые за все время Стен Виден улыбнулся. Валландер помнил эту улыбку, хотя последний раз видел ее много лет назад.

– Я пою в церковном хоре в Сведале. Иногда солирую на похоронах. Оказывается, мне очень этого не хватало. Правда, лошади не в восторге, когда я пою в конюшне.

– Импресарио тебе не нужен? – спросил Валландер. – Вряд ли я останусь в полиции после этой истории.

– Ты же стрелял в порядке самозащиты. На твоем месте и я бы стрелял. Скажи спасибо, что у тебя было оружие.

– По-моему, никто не поймет, каково это.

– Все пройдет.

– Никогда.

– Все проходит.

Стен Виден опять взялся за телефон. И опять безуспешно. Валландер пошел в ванную, принял душ. Стен Виден снабдил его рубашкой. От нее тоже пахло конюшней.

– Как идут дела? – поинтересовался Валландер.

– Какие дела?

– С лошадьми.

– Есть одна очень хорошая. И еще три подают надежды. Но Дымка – настоящий талант. На ней можно здорово заработать. Думаю выставить ее в этом году на дерби.

– Ее зовут Дымка?

– Да, а что?

– Вспомнил сегодняшнюю ночь. Будь у меня лошадь, я бы, наверно, взял Коноваленко.

– Дымка для этого не годится. Незнакомцу на ней не усидеть, мигом сбросит. Талантливые лошади часто с норовом. Как и люди. Эгоистичны и капризны. Мне иной раз кажется, будто она хочет, чтобы я повесил в денник зеркало. Но бегает она резво.

Вернулась Кристина, нагруженная коробками с пиццей и газетами, и сразу ушла.

– Она что, есть не будет? – спросил Валландер.

– У девушек своя компания в конюшне, – сказал Стен Виден. – У нас там есть маленькая кладовочка. – Он полистал лежавшую сверху газету. Один из заголовков привлек его внимание. – Про тебя пишут.

– Не хочу я ничего слышать. Рано пока.

– Как скажешь.

Когда Стен Виден позвонил в третий раз, ему наконец ответили. Трубку сняла Линда. Валландер слышал, что она упорно задает вопросы. Но Виден сказал только то, что велено.

– У нее гора с плеч свалилась, – сказал он, положив трубку. – Обещала не уезжать.

Они принялись за пиццу. На стол вспрыгнула кошка. Валландер угостил ее, причем заметил, что от кошки тоже пахнет конюшней.

– Туман рассеивается, – сказал Стен Виден. – Я когда-нибудь говорил тебе, что побывал в ЮАР? Это я к слову, по поводу твоего рассказа.

– Нет, – удивился Валландер. – Я не знал.

– Когда с оперой ничего не вышло, я решил уехать. Подальше от всего, ну, ты помнишь. Надумал стать охотником на крупную дичь. Или искателем алмазов в Кимберли. Книжек начитался, не иначе. Вот и отправился туда. Приехал в Кейптаун, но провел там всего три недели – этого мне хватило с избытком. Я сбежал. Вернулся домой. А после смерти отца потихоньку занялся лошадьми.

– Сбежал?

– Видел бы ты, как там обращаются с чернокожими. Я со стыда сгорел. В собственной стране они ходили с шапкой в руке да еще просили прощения за то, что существуют. В жизни не видал такого кошмара. Никогда не забуду.

Виден утер рот и пошел в конюшню. А Валландер размышлял о его словах. Н-да, очень скоро придется съездить в управление, в Истад.

Он наведался в комнату, где стоял телефон. И нашел то, что надо. Полбутылки виски. Отвернул крышку и как следует хлебнул, раз-другой. За окном проехал на гнедой лошади Стен Виден.

Сперва меня обокрали, думал Валландер. Потом взорвали квартиру. Что дальше?

Он опять лег на диван и натянул одеяло до самого подбородка. Жар оказался выдумкой, головная боль прошла. Хочешь не хочешь, а придется вставать.

Виктор Мабаша мертв. Коноваленко застрелил его. Вокруг дознания по поводу пропажи и смерти Луизы Окерблум сплошные трупы. Выхода нет. Как же все-таки схватить Коноваленко?

Немного погодя он уснул. И проснулся только спустя четыре часа.

Стен Виден сидел на кухне с вечерней газетой в. руках.

– Ты в розыске, – сказал он.

Валландер недоуменно посмотрел на него:

– Кто?

– Ты, – повторил Стен Виден. – Ты объявлен в розыск. По всей стране. Кроме того, между строк можно вычитать, что у тебя временное умопомрачение.

Валландер выхватил у него газету. Его фотография, а рядом Бьёрк.

Стен Виден сказал правду. Он в розыске. Как и Коноваленко. Вдобавок его подозревают в невменяемости.

Он с ужасом посмотрел на Стена Видена:

– Позвони моей дочери.

– Уже позвонил, – ответил тот. – Сказал, что с головой у тебя по-прежнему все в порядке.

– Она поверила?

– Да. Поверила.

Валландер сидел не шевелясь. Потом принял решение. Что ж, он сыграет роль, которую ему отвели. Истадский комиссар уголовной полиции, не вполне вменяемый, исчезнувший и объявленный в розыск. Так он получит то, в чем более всего нуждается.

Время.

Увидев Валландера в тумане неподалеку от моря, на поле, где паслись овцы, Коноваленко с удивлением признал, что встретил достойного противника. Произошло это в ту самую минуту, когда пуля настигла Виктора Мабашу и он, уже мертвый, падал навзничь. Коноваленко услышал в тумане крик, резко повернулся и одновременно прянул в сторону. Тогда-то он и увидел его, слегка располневшего провинциального полицейского, который снова и снова бросал ему вызов. Да, он явно недооценил этого человека. Затем у него на глазах Рыков упал, получив две пули в грудь. Прикрываясь трупом африканца, Коноваленко пятился по прибрежному склону, зная, что Валландер пойдет за ним. Полицейский не отступит, и он очень опасен.

В густом тумане Коноваленко бежал вдоль берега. На бегу связался с Таней по мобильному телефону, который был у него с собой. Таня ждала в машине на истадской площади. Меж тем Коноваленко был уже у ограды полигона и, выбравшись на шоссе, увидел щит с надписью «Косеберга». По телефону он руководил Таней, объясняя ей, как ехать, и постоянно призывая соблюдать осторожность. О смерти Владимира он не сказал ни слова. Успеется. Все это время он внимательно следил за окрестностями. Валландер был где-то рядом, этот первый опасный и беспощадный швед, какого он встретил лицом к лицу. Но вместе с тем Коноваленко не слишком доверял своему впечатлению. Валландер всего-навсего провинциальный полицейский. Что-то в его поведении вообще было не так.

Вот наконец и Таня. Коноваленко сел за руль, и они поехали к дому в Тумелилле.

– Где Владимир? – спросила она.

– Позже приедет, – ответил Коноваленко. – Нам пришлось разделиться. Я после съезжу за ним.

– А африканец?

– Мертв.

– Полицейский?

Он не ответил. Таня поняла, что операция прошла не вполне удачно. Коноваленко ехал с превышением скорости. Что-то мучило его, лишало привычного спокойствия.

Именно тогда, в машине, Таня поняла, что Владимира нет в живых. Она ничего не сказала, держала себя в руках, пока они не вошли в дом, где Сикоси Цики, сидя в кресле, встретил их равнодушным взглядом. Там она разрыдалась. Коноваленко ударил ее ладонью по щеке, раз, другой, третий, все сильнее. Но она билась в истерике, пока он не накачал ее транквилизаторами, причем в такой дозе, которая мгновенно ее усыпила. Все это время Сикоси Цики неподвижно сидел на диване, глядя на них. Коноваленко казалось, будто он на сцене, а Сикоси Цики – единственный внимательный зритель. Когда Таня отключилась – то ли уснула, то ли впала в беспамятство, – Коноваленко переоделся и налил себе стакан водки. Виктор Мабаша наконец был мертв, но он не испытывал долгожданного удовлетворения. Конечно, кое-какие чисто практические проблемы разрешились, в том числе щекотливая ситуация с Яном Клейном, но он знал, что Валландер придет за ним.

Этот не отступит, снова отыщет след.

Коноваленко залпом выпил еще стакан водки.

Африканец на диване – безмолвный зверь, думал он. Смотрит на меня в упор, без враждебности, без дружелюбия, просто смотрит, и все. Ничего не говорит, ни о чем не спрашивает. Если надо, сутками будет так сидеть.

Пока Коноваленко было нечего ему сказать. С каждой уходящей минутой Валландер подбирается все ближе. И ему необходимо перейти в наступление. Подготовка к заданию, к операции в ЮАР, пока подождет.

Коноваленко знал, в чем слабость Валландера. Вот в это уязвимое место он и нанесет удар. Но где находится его дочь? Где-то неподалеку, вероятно в Истаде. Однако не в квартире.

Через час у него сложился план действий. Правда, сопряженный с большим риском. Но он понимал, что в борьбе с этим странным полицейским без риска не обойтись.

Ключом к его плану была Таня, а поскольку она будет спать еще долго, остается только ждать. Ни на миг не забывая, что Валландер где-то там, в тумане и тьме, и что он подбирается все ближе.

– Как я понимаю, большой человек не вернется, – сказал вдруг Сикоси Цики. Голос у него был очень низкий, английский язык звучал певуче.

– Он совершил ошибку, – отозвался Коноваленко. – Оказался чересчур медлителен. Как видно, вообразил, будто есть возможность отступить. Но так не бывает.

В этот вечер Сикоси Цики не произнес более ни слова. Встал с дивана и ушел в свою комнату. Коноваленко подумал, что, несмотря ни на что, преемник, присланный Яном Клейном, нравится ему куда больше. Надо будет упомянуть об этом завтра, в разговоре с ЮАР.

Все, кроме него, спали. Шторы были плотно задернуты, и он опять налил себе водки.

Около пяти утра он тоже лег спать.

Таня вошла в Истадское полицейское управление около часа дня в субботу, 16 мая. Она все еще была не в себе, потрясенная смертью Владимира и одурманенная транквилизаторами, которыми ее накачал Коноваленко. Однако решимость помогала ей держаться. Ее мужа застрелил Валландер. Тот полицейский, что приходил к ним в Халлунду. Рассказ Коноваленко о смерти Владимира совершенно не соответствовал действительности. Но в результате для Тани Валландер выглядел чудовищем, необузданным, жестоким садистом. Ради Владимира она сыграет роль, какую отвел ей Коноваленко. А потом будет ждать подходящей минуты, чтобы убить самого Коноваленко.

Она вошла в проходную. Женщина за стеклом улыбнулась ей навстречу и спросила:

– Чем я могу вам помочь?

– Я хочу подать заявление, мою машину ограбили, – сказала Таня.

– О-о, посмотрим, кто может вас принять. У нас тут нынче все вверх дном.

– Понимаю, – сказала что творится.

– Никогда не думала, что у нас в Истаде случится такое, – сказала дежурная. – Да, знал бы, где упадешь, соломки бы подстелил.

Она попыталась связаться с сотрудниками. Наконец кто-то ответил.

– Мартинссон? Найдешь минутку принять жалобу о взломе автомобиля?

Из трубки доносился возбужденный голос, протестующий, сердитый. Но женщина не сдавалась.

– Что бы ни было, а работать нужно как всегда, – сказала она. – Кроме тебя, я никого не застала. Да это и не займет много времени.

Сотрудник на другом конце провода сдался.

– Вас примет инспектор Мартинссон. – Женщина указала Тане, куда пройти: налево, третья дверь.

Таня постучала и вошла в кабинет, где царил сущий хаос. Мужчина за столом выглядел утомленным и загнанным. На столе горы бумаг. Встретил он ее с плохо скрытой досадой, но предложил сесть и полез в ящик за бланком.

– Взлом автомобиля?

– Да. Украли радиоприемник.

– Обычное дело, – вздохнул Мартинссон.

– Извините, – сказала Таня. – Нельзя ли попросить стакан воды? Ужасно першит в горле.

Мартинссон посмотрел на нее с удивлением:

– Конечно. Сейчас принесу.

Он встал и вышел из кабинета.

Таня уже приметила на столе телефонную книжку. Едва Мартинссон закрыл за собой дверь, как она схватила ее и открыла страницу на «В». Там был телефон Валландера на Мариягатан и номер его отца. Достав из кармана листок бумаги, Таня быстро записала его, положила книжку на место и огляделась.

Мартинссон вернулся со стаканом воды и чашкой кофе для себя. Зазвонил телефон, он снял трубку, положил ее рядом с аппаратом. Потом задал Тане несколько вопросов, а она рассказала о мнимом грабеже. Сообщила номер машины, припаркованной в центре города. Дескать, украли радиоприемник и сумку со спиртным. Мартинссон все записал, затем дал ей прочесть протокол и попросил подписать. Она назвалась Ирмой Александерсон, указала адрес на Мальмёвеген и вернула листок Мартинссону.

– Вы, наверное, очень огорчены происшествием с вашим коллегой, – сочувственно сказала она. – Как бишь его? Валландер?

– Да, – сказал Мартинссон. – Печальная история.

– Я все думаю о его дочери. Когда-то она училась у меня музыке. Но потом переехала в Стокгольм.

Мартинссон посмотрел на нее с интересом:

– Сейчас она снова здесь.

– Вот как? Тогда ей здорово повезло, что она не пострадала в пожаре.

– Она у деда, – сказал Мартинссон и положил трубку на рычаг.

Таня встала:

– Не буду вас задерживать. Спасибо за помощь.

– Пустяки, – ответил Мартинссон, пожимая ей руку.

Таня понимала, что, как только она выйдет за порог, он забудет о ней. Вдобавок на ней темный парик, без которого он и вовсе никогда ее не опознает.

Она кивнула дежурной за стеклом, прошла мимо кучки журналистов, явившихся на пресс-конференцию, и очутилась на улице.

Коноваленко ждал ее в машине, у бензоколонки в одном из переулков, ведущих к центру города. Таня села в машину.

– Дочь Валландера находится у своего деда. Телефон я записала.

Коноваленко взглянул на нее и расплылся в усмешке.

– Тогда она у нас в руках, – тихо сказал он. – А раз так, мы доберемся и до него.