Текст книги "Белая львица"

Автор книги: Хеннинг Манкелль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)

Женщина из Истада
1

В пятницу, 24 апреля, в самом начале четвертого, Луиза Окерблум, маклер по недвижимости, вышла из Сберегательного банка в Скурупе. Она немного постояла на тротуаре, вдыхая свежий воздух и размышляя о том, что делать дальше. Хорошо бы, конечно, прямо сейчас закончить рабочий день и поехать домой, в Истад. Но утром звонила клиентка, вдова, которая хотела выставить на продажу дом, и Луиза обещала съездить и посмотреть. Она попробовала прикинуть, сколько это займет времени. Наверно, час. Вряд ли больше. Кстати, надо купить хлеба. Обычно ее муж Роберт выпекал хлеб сам. Но как раз на этой неделе ему было недосуг. Луиза пересекла площадь и свернула налево, к булочной. Старомодный колокольчик звякнул, когда она толкнула дверь. Других покупателей в булочной не было, и женщина за прилавком – ее звали Эльса Персон – позднее вспомнит, что выглядела Луиза Окерблум веселой и говорила о том, как замечательно, что наконец настала весна.

Луиза купила батон с отрубями и несколько наполеонов – не грех устроить домашним сюрприз, пусть полакомятся на десерт. Затем пошла обратно к банку, вернее, к машине, припаркованной у его заднего фасада. По дороге ей встретилась молодая пара из Мальмё, та самая, которой она нынче продала дом. Совсем недавно они сидели в банке, наконец решились, уплатили продавцу деньги, подписали купчую и ипотеку. Луиза понимала, как они рады собственному дому. И одновременно тревожилась. Сумеют ли они выплачивать взносы в погашение долга и проценты? Времена тяжелые, практически все живут под угрозой безработицы. Что будет, если он останется без места? Как бы там ни было, она тщательно проверила их имущественное положение. В отличие от многих других молодых пар за этими двумя не числилось легкомысленных превышений банковского кредита. И молодая жена как будто бы весьма экономна. Наверно, они все-таки справятся с выплатами. А если нет, дом скоро опять выставят на продажу. Может, им с Робертом и доведется его продавать. В последние годы ей частенько случалось и по два, и по три раза продавать один и тот же дом.

Луиза отперла машину, взяла телефонную трубку и набрала номер истадской конторы. Но Роберт уже ушел. Автоответчик сообщил его голосом, что риелторская контора Окерблум закрыта на выходные и возобновит работу в понедельник, в 8 утра.

Сперва она удивилась, что Роберт ушел домой так рано. Но потом вспомнила, что сегодня после обеда у него назначена встреча с аудитором. Поэтому она сказала автоответчику: «Привет, мне еще надо взглянуть на один дом в Крагехольме, а потом поеду в Истад. Сейчас четверть четвертого, в пять буду дома» и сунула трубку в гнездо. Как знать, вдруг Роберт после встречи с аудитором вернется в контору.

Луиза подвинула поближе пластиковую папку, что лежала на соседнем сиденье, и достала листок с планом, который начертила со слов вдовы. Дом стоял возле одной из боковых дорог между Крагехольмом и Волльшё. Да, как минимум час – доехать, быстренько посмотреть дом с участком и вернуться в Истад.

Потом ее вдруг одолели сомнения. Может, лучше все-таки отложить это дело? – подумала она. Поеду прямо домой, по береговому шоссе, остановлюсь где-нибудь ненадолго, полюбуюсь морем. Один дом я уже продала. На сегодня хватит.

Тихонько напевая псалом, она включила мотор и поехала прочь из города. Но у поворота на треллеборгское шоссе опять передумала. Ни в понедельник, ни во вторник она не успеет посмотреть дом вдовы. А та возьмет да обидится и передаст дом другому агентству. Они с Робертом не могут так рисковать. Времена нынче трудные, и без того забот хватает. Конкуренция растет с каждым днем. Чересчур это накладно – упускать сделку, если, конечно, дом мало-мальски подходящий.

Луиза со вздохом свернула в другую сторону. Прибрежное шоссе и море подождут. Время от времени она поглядывала на карту. На той неделе надо обязательно купить держалку для карт, тогда не придется ломать шею, проверяя, правильно ли едешь. Впрочем, дом наверняка найти несложно, хоть она ни разу еще не ездила той дорогой, которую описала вдова. Здешние края она изучила вдоль и поперек. На будущий год они с Робертом отметят десятилетний юбилей своей риелторской конторы.

На этой мысли она задержалась. Уже десять лет. Как быстро идет время, слишком быстро. За эти десять лет она родила двоих детей и упорно, прилежно работала вместе с Робертом, стараясь упрочить дело. Когда они начинали, время было вполне благоприятное, это она понимала. Сейчас им бы нипочем не удалось пробиться на рынок. В общем-то, грех жаловаться. Господь был благосклонен к ней и к ее семье. Надо еще раз поговорить с Робертом, нельзя ли все-таки увеличить взнос в Общество защиты детей. Он, понятно, впадет в сомнения, насчет денег он всегда тревожится больше, чем она. Но в конце концов она непременно уговорит его, обычно ей это удается.

Внезапно Луиза сообразила, что едет не туда, и затормозила. Мысли о семье и об этих десяти годах отвлекли от дороги, и она пропустила нужный поворот. Тихонько смеясь, она покачала головой, внимательно посмотрела по сторонам, потом развернулась и поехала назад.

Удивительно живописный край – Сконе, подумала она. Живописный и открытый. Но и таинственный. Ландшафт, на первый взгляд как будто бы ровный и плоский, мог в мгновение ока смениться глубокими ложбинами, где дома и усадьбы выглядели одинокими островками. Она не переставала удивляться этим контрастам, когда колесила по округе, осматривая дома или показывая их возможным покупателям.

Сразу за Эрикслундом Луиза съехала на обочину и еще раз тщательно изучила план. Пока все правильно. Теперь поворот налево – и перед нею открылась дорога на Крагехольм. Какая красота! Шоссе бежало по холмам, мягко петляло среди Крагехольмского леса, а слева за деревьями поблескивало озеро. Луиза не раз ездила этой дорогой и очень ее любила.

Километров через семь она стала высматривать последний поворот. Вдова сказала, что это обыкновенный проселок, но вполне проезжий. Ага, вот он! Луиза притормозила и свернула направо – нужный дом будет слева, примерно в километре от поворота.

Через три километра дорога кончилась, и она поняла, что все-таки заблудилась.

В первую минуту она едва не поддалась соблазну отказаться от этой затеи и поехать домой. Но взяла себя в руки, вернулась на крагехольмскую дорогу и метров через пятьсот дальше к северу опять свернула направо. Но и здесь не нашлось дома, подходящего под описание. Со вздохом она развернула машину. Надо остановиться и спросить. Ведь неподалеку за деревьями мелькнул какой-то дом.

Луиза заглушила мотор и вышла из машины. От деревьев веяло запахом свежей листвы. Она пошла к дому – длинной, когда-то белой постройке, каких в Сконе великое множество. С мезонином. Посреди двора – колодец с черной крашеной колонкой.

В замешательстве она остановилась. Дом выглядел совершенно заброшенным. Может, все-таки лучше поехать домой, паче чаяния вдова не обидится.

Впрочем, постучать-то можно, подумала она. Попытка не пытка.

Направляясь к крыльцу, она миновала большую красную пристройку. И не устояла перед искушением, заглянула в приоткрытые высокие двери.

Увиденное весьма ее озадачило. В пристройке стояли два автомобиля. Она хоть и не большой знаток, но даже ей понятно, что один из автомобилей – баснословно дорогой «мерседес», а второй – не менее дорогой БМВ.

Значит, кто-то здесь есть, подумала она, шагая дальше.

И этот кто-то денег не считает.

Луиза постучала, но ничего не произошло. Снова постучала, на сей раз погромче, однако ответа и теперь не дождалась. Попробовала заглянуть в окно возле двери – увы, шторы были задернуты. Она постучала в третий раз, потом решила обойти вокруг дома и посмотреть, нет ли на той стороне другой двери.

Там обнаружился заросший фруктовый сад. Яблони не обрезали наверняка лет двадцать, а то и тридцать. Под грушевым деревом – полусгнившая садовая мебель. Испуганная сорока захлопала крыльями и улетела прочь. Никаких дверей больше не было, и Луиза вернулась к крыльцу.

Постучу еще разок, подумала она. Если не откроют, поеду обратно в Истад. И даже успею немножко полюбоваться морем, прежде чем займусь стряпней.

Она громко постучала в дверь.

По-прежнему никакого ответа.

Она скорее почувствовала, чем услыхала, что за спиной во дворе кто-то есть. И поспешно обернулась.

Метрах в пяти от нее стоял мужчина. Стоял совершенно неподвижно и наблюдал за нею. Она заметила шрам у него на лбу.

Ей вдруг стало очень не по себе.

Откуда он взялся? Почему она ничего не услышала? Двор вымощен щебенкой. Он что, нарочно подкрался?

Она шагнула к нему и сказала, стараясь, чтобы голос звучал как обычно:

– Извините мою назойливость. Я маклер по недвижимости, ехала по делу и заблудилась. Хотела просто спросить дорогу.

Мужчина не ответил.

Может, он не швед, может, не понял, что она сказала? В его облике было что-то чужое, наводившее на мысль, что он иностранец.

Внезапно она осознала, что надо бежать отсюда, и как можно скорее. Этот неподвижный человек с холодными глазами пугал ее.

– Ну что ж, не буду вам мешать, – сказала она. – Извините за вторжение.

Она пошла было к калитке, но тотчас остановилась. Неподвижный человек вдруг ожил. Достал что-то из кармана. Сперва она не разглядела, что это. А потом вдруг поняла – пистолет.

Мужчина медленно поднял оружие, целясь ей в голову.

Боже милостивый, успела подумать она.

Боже милостивый, помоги мне. Он хочет меня убить.

Боже милостивый, помоги мне.

Было без четверти четыре, 24 апреля 1992 года.

2

Утром в понедельник, 27 апреля, первый комиссар по уголовным делам Курт Валландер приехал в Истадское полицейское управление злой как черт. Он и сам не мог припомнить, чтобы когда-нибудь пребывал в таком скверном расположении духа. Злость даже оставила вещественный след – во время бритья он порезался, и на щеке красовался пластырь.

Ворчливо отвечая на утренние приветствия коллег, он прошел в кабинет, захлопнул за собой дверь, снял телефонную трубку, сел и уставился в окно.

В свои сорок четыре года Курт Валландер был в полиции на хорошем счету, его ценили за упорство и толковость. Но нынче утром им владели только злость и растущее недовольство. Воскресенье выдалось из тех, какие хочется поскорее забыть.

Во-первых, отец, который жил бирюком в своем доме неподалеку от Лёдерупа, на равнине. Отношения с отцом у него всегда складывались непросто. И с годами легче не стало, ведь Курт Валландер с растущей досадой замечал, что день ото дня все больше походит на отца. Пытаясь представить себе собственную старость, он сразу впадал в дурное настроение. Неужели ему суждено на склоне лет стать таким же брюзгливым и вздорным стариканом, который в любую минуту может выкинуть какой-нибудь совершенно безумный фортель?

В воскресенье днем Курт Валландер, как всегда, поехал к отцу. Они перекинулись в картишки, а потом устроились на веранде пить кофе, наслаждаясь ярким весенним солнцем. И тут отец без всякого предупреждения объявил, что собирается жениться. Сперва Курт Валландер решил, что ослышался.

«Нет, – сказал он. – Я жениться не собираюсь».

«Я не о тебе говорю, – отозвался отец. – Я о себе».

Курт Валландер скептически взглянул на него:

«Скоро восемьдесят стукнет, а ты жениться надумал».

«Я пока не помер, – отрезал отец. – Что хочу, то и делаю. Ты лучше спроси, на ком».

«На ком же?» – покорно спросил Валландер.

«Сам бы мог догадаться, – сказал отец. – По-моему, полицейским как раз и платят за умение делать выводы».

«Так ведь у тебя вроде нет знакомых ровесниц? Сидишь тут сам с собой, как сыч».

«Есть одна. И вообще, кто говорит, что жениться надо непременно на ровеснице?»

Курт Валландер сообразил, что речь может идти только о Гертруд Андерсон, пятидесятилетней женщине, которая трижды в неделю приходила к отцу стирать и убираться.

«Ты надумал жениться на Гертруд? А ее-то вообще спросил, хочет она выходить за тебя или нет? Ты же на тридцать лет старше. По-твоему, ты сможешь ужиться с другим человеком? Это у тебя никогда не получалось. Даже с мамой все шло вкривь и вкось».

«К старости нрав у меня стал помягче», – кротко ответил отец.

Курт Валландер ушам своим не верил. Отец женится? «Нрав к старости стал помягче»? Да он теперь вовсе несносный!

В итоге они поругались. И кончилось все тем, что отец зашвырнул свою чашку в тюльпаны и заперся в мансарде – там была студия, где он писал свои картины, неизменно на один и тот же сюжет: осенний закат, с глухарем на переднем плане или без, смотря по желанию заказчика.

Курт Валландер поехал домой, причем гнал, изрядно превышая скорость. Необходимо помешать этой безумной затее. И как это Гертруд Андерсон, проработав у отца все ж таки целый год, не поняла, что жить с ним совершенно невозможно?

Он припарковал машину в центре Истада, на Мариягатан, неподалеку от дома, и решил не откладывая позвонить сестре Кристине в Стокгольм. Пусть приедет сюда, в Сконе. Отец, конечно, никого не послушает. Но может, Кристина хоть немножко его образумит.

Сестре Валландер так и не позвонил. Поднявшись на верхний этаж в свою квартиру, он увидел, что дверь взломана, а через несколько минут установил, что воры унесли новенькую стереоаппаратуру, музыкальный центр для компакт-дисков, все пластинки, телевизор и видеомагнитофон, часы и фотоаппарат. Совершенно убитый, он долго сидел на стуле, раздумывая, что предпринять. В конце концов позвонил на работу и попросил позвать одного из инспекторов, Мартинссона, который, как он знал, дежурил в это воскресенье.

Ждать, пока Мартинссон ответит, пришлось долго. Небось кофе распивает, думал Валландер, и болтает с дорожными полицейскими, они проводят в эти выходные масштабную проверку уличного движения и сейчас наверняка сделали перерыв.

«Мартинссон слушает. Вы по какому вопросу?»

«Это Валландер. Ты лучше приходи сюда».

«Куда? К тебе в кабинет? Но ты же вроде выходной сегодня?»

«Я дома. Приезжай».

Похоже, Мартинссон уразумел, что дело важное. Больше он вопросов не задавал.

«Хорошо. Сейчас буду».

Весь остаток воскресного дня сотрудник технического отдела осматривал квартиру и составлял протокол. По молодости лет Мартинссон, который входил в группу Валландера, иной раз бывал небрежен и импульсивен. Но все же Валландеру нравилось работать с ним, не в последнюю очередь потому, что парень нередко выказывал изрядную проницательность. Когда Мартинссон и криминалист наконец ушли, Валландер кое-как привел в порядок дверь.

Большую часть ночи он лежал без сна, воображая, как надерет задницу этим ворам, если, конечно, сумеет их сцапать. А когда стало невмоготу сокрушаться по поводу утраты пластинок, принялся, уже безропотно, размышлять, что делать с отцом.

На рассвете Валландер встал, сварил кофе и разыскал страховой полис на квартиру. Сел в кухне за стол и, прихлебывая кофе, перечитал документ, злясь на тарабарский язык страховщиков. В конце концов швырнул полис на стол и пошел бриться. А когда порезал щеку, всерьез прикинул, не стоит ли сказаться больным, лечь в постель и с головой укрыться одеялом. Но мысль, что он будет торчать в квартире и не сможет поставить пластинку, была совершенно невыносима.

Сейчас, в полвосьмого, он, закрыв дверь, сидел за столом в кабинете. С натугой заставил себя наконец вновь стать полицейским и положил трубку на рычаг.

Телефон сразу же зазвонил. Эбба, из проходной.

– Ужасная история с этим взломом, – сказала она. – Они что, вправду унесли все твои пластинки?

– Оставили несколько, на семьдесят восемь оборотов. Может, хоть их послушаю нынче вечером. Если раздобуду патефон.

– Жуть какая-то.

– Ничего не попишешь. А что ты хотела?

– Тут один человек хочет непременно с тобой поговорить.

– По какому делу?

– У него кто-то пропал.

Валландер посмотрел на кучу протоколов на столе:

– А Сведберг не может им заняться?

– Сведберг выехал на отлов.

– На отлов?

– Ну, может, я неудачно выразилась. Он ловит бычка, который сбежал из усадьбы возле Марсвинсхольма, а теперь бегает по шоссе Е-14 и мешает движению.

– А что, дорожная полиция с ним не совладает? Это же их дело!

– Бьёрк послал Сведберга.

– Господи!

– Ну, так я направлю его к тебе? Человека, который пришел заявить о пропаже?

– Ладно, присылай, – кивнул Валландер.

Через минуту-другую в дверь постучали, причем так деликатно, что Валландер даже усомнился, вправду ли слышал стук. Но на всякий случай крикнул: «Заходите», и дверь тотчас отворилась.

Комиссар привык думать, что первое впечатление о человеке решает все.

В посетителе, который стоял на пороге, не было совершенно ничего примечательного. На вид лет тридцать пять. Темно-синий костюм, очки, коротко подстриженные светлые волосы.

Но кое-что все-таки бросалось в глаза.

Посетитель был явно очень встревожен. Судя по всему, не один Валландер ночью глаз не сомкнул.

Комиссар встал, протянул руку:

– Курт Валландер. Комиссар уголовной полиции.

– Роберт Окерблум, – представился посетитель. – Моя жена пропала.

Такой прямолинейности Валландер никак не ожидал.

– Давайте-ка начнем с самого начала, – сказал он. – Садитесь, пожалуйста. К сожалению, кресло не очень-то удобное. Левый подлокотник вечно отваливается. Но вы не обращайте внимания.

Окерблум сел в кресло.

И вдруг разрыдался, мучительно, отчаянно.

Валландер в растерянности стоял у стола. Ладно, подождем.

Через несколько минут посетитель успокоился. Утер глаза, высморкался.

– Извините меня, – сказал он. – Но с Луизой, наверное, что-то случилось. Она не могла просто так взять и исчезнуть.

– Хотите кофе? – спросил Валландер. – Можно и булочки заказать.

– Нет-нет, спасибо.

Валландер кивнул, открыл ящик стола и поискал блокнот. Он вел записи в обыкновенных школьных блокнотах, которые покупал на свои деньги. Так и не научился использовать разнообразные протокольные бланки, которые в огромном количестве рассылало Управление государственной полиции. У него даже мелькала мысль послать в «Свенск пулис» заметку с предложением, чтобы в эти бланки включили и готовые ответы.

– Начнем с вас, – сказал Валландер.

– Меня зовут Роберт Окерблум, – повторил посетитель. – Вместе с моей женой Луизой мы держим агентство по недвижимости.

Валландер записал. Знакомая контора, рядом с кинотеатром «Сага».

– У нас двое детей, – продолжал Окерблум, – четырех и семи лет. Девочки. Живем на Окарвеген, девятнадцать. Я здешний уроженец. Жена родом из Роннебю.

Он умолк, достал из внутреннего кармана фотографию и положил на стол перед Валландером. Женщина самой обыкновенной наружности. Улыбается фотографу. Снимали определенно в студии. Рассматривая лицо на фотографии, Валландер думал, что каким-то образом эта женщина и Роберт Окерблум очень под стать друг другу.

– Снимок сделан всего три месяца назад. Она выглядит именно так.

– И стало быть, она исчезла? – спросил Валландер.

– В пятницу она была в Сберегательном банке в Скурупе, завершала сделку о недвижимости. Потом собиралась посмотреть дом, который выставляют на продажу. Сам я после обеда был у нашего аудитора. Но прежде чем ехать домой, вернулся в контору. На автоответчике было Луизино сообщение, что к пяти она будет дома. Звонила она, по ее словам, в четверть четвертого. И после этого она исчезла.

Комиссар наморщил лоб. Сегодня понедельник. Значит, ее нет уже почти трое суток. Трое суток, а дома двое малышей.

Чутье подсказывало, что это не обычное исчезновение. Валландер знал, что большинство пропавших рано или поздно возвращаются и со временем все получает вполне естественное объяснение. Например, люди частенько забывали предупредить, что уезжают на несколько дней или на неделю. Но знал он и другое: детей женщины оставляют довольно редко. И вот это его встревожило.

Он кое-что записал в блокноте, потом спросил:

– Вы не стерли ее сообщение на автоответчике?

– Нет, – ответил Роберт Окерблум. – Только я как-то не подумал захватить кассету.

– С этим мы разберемся попозже. Известно, откуда она звонила?

– Из машины.

Валландер положил ручку на стол и посмотрел на посетителя. По всей видимости, он действительно искренне встревожен.

– Вы не нашли разумного объяснения ее отсутствию?

– Нет.

– Может, она загостилась у друзей?

– Нет.

– У родственников?

– Нет.

– И никакие другие варианты вам в голову не приходят?

– Нет.

– Надеюсь, вы не обидитесь, если я задам личный вопрос?

– Мы не ссорились. Вы ведь об этом хотели спросить?

Валландер кивнул:

– Да, об этом… Так вы говорите, она пропала в пятницу во второй половине дня. И все-таки к нам вы пришли только сегодня, три дня спустя.

– Я не мог собраться с духом, – сказал Окерблум.

Валландер посмотрел на него с удивлением.

– Пойти в полицию – значит признать, что случилось ужасное, – продолжал Окерблум. – Потому я и не мог собраться с духом.

Валландер медленно качнул головой. Он прекрасно понимал, что имеет в виду посетитель.

– Вы, конечно, ездили ее искать.

Роберт Окерблум кивнул.

– А что еще делали? – Валландер сделал пометку в блокноте.

– Молился Богу, – просто ответил Роберт Окерблум.

Валландер даже ручку выронил:

– Молились?

– Наша семья принадлежит к Методистской церкви. И вчера все прихожане вместе с пастором Туресоном молились, чтобы с Луизой не случилось ничего дурного.

Валландер почувствовал, как внутри что-то сжалось, но постарался ничем не выдать человеку в кресле свою тревогу.

Мать двоих детей, прихожанка независимой церкви, думал он. Не могла она просто так исчезнуть. Разве что в приступе умопомрачения. Или религиозных сомнений. Мать двоих детей в лес не пойдет и руки на себя не наложит. Конечно, и такое случается, но крайне редко.

Валландер догадывался, что все это означает.

Либо произошел несчастный случай. Либо Луиза Окерблум стала жертвой преступления.

– Вы, конечно, думали о возможности несчастного случая, – сказал он.

– Я обзвонил все сконские больницы, – ответил Роберт Окерблум. – Ее нигде нет. К тому же больница сама бы связалась со мной, если б что-то случилось. Луиза всегда брала с собой удостоверение.

– Какая у нее машина? – спросил Валландер.

– «Тойота-королла». Девяностого года. Темно-синяя. Номер MHL 449.

Валландер записал.

И опять начал сначала. Методично, со всеми подробностями расспросил Роберта Окерблума о том, что делала его жена утром в пятницу, 24 апреля. Они рассматривали дорожные карты, а внутри у комиссара нарастало гложущее беспокойство.

Господи, только бы не убийство, думал он. Все, что угодно, только не это.

В четверть одиннадцатого Валландер положил ручку.

– Оснований для беспокойства нет. Полагаю, с Луизой все обойдется, – сказал он, надеясь, что голос звучит уверенно. – Но мы, конечно же, серьезно проверим ваше заявление.

Роберт Окерблум поник в кресле. Валландер испугался, как бы он снова не заплакал. Ему вдруг стало очень жаль этого человека, и больше всего на свете он бы хотел утешить его. Но как это сделать, не выдав собственной тревоги?

– Мне бы хотелось прослушать пленку с записью ее сообщения, – сказал он, вставая. – Потом съезжу в Скуруп, в банк. Кстати, вам кто-нибудь помогает дома с детьми?

– Мне помощь не нужна, – сказал Роберт Окерблум. – Я сам справляюсь. Комиссар, как вы думаете, что с Луизой?

– Пока я ничего не думаю, – ответил Валландер. – Ну, разве только, что она скоро вернется домой.

Вру, подумал он.

Я не думаю. Я надеюсь.

Комиссар сел в свою машину и следом за Робертом Окерблумом поехал в город. Надо прослушать автоответчик и заглянуть в ящики ее письменного стола, потом он вернется в управление и поговорит с Бьёрком. Хотя розыск пропавших ведется согласно давно установленным предписаниям, Валландер намеревался сразу обеспечить себе максимальные полномочия и людские ресурсы. Сами обстоятельства исчезновения указывали на то, что Луиза Окерблум могла стать жертвой преступника.

Контора Окерблумов размещалась в давней колониальной лавке. Валландер помнил эту лавку – когда он, молодой полицейский, приехал из Мальмё в Истад, она еще существовала. Теперь здесь стояли два письменных стола да стенды с фотографиями и описаниями недвижимости. Чуть в стороне – несколько стульев и еще один стол, где разложены объемистые папки-регистраторы, для удобства клиентов, чтобы они могли подробно изучить анатомию разнообразной недвижимости. На стене две большие подробные карты, сплошь утыканные разноцветными булавками. За конторой крохотная кухонька.

Вошли они со двора. Но Валландер все же успел заметить на парадной двери написанную от руки табличку: «Сегодня у нас закрыто».

– Который из столов ваш? – спросил комиссар.

Роберт Окерблум показал. Валландер прошел к другому столу, сел в кресло. Ежедневник, фотография дочерей, несколько папок-регистраторов, стакан с ручками – больше ничего на столе не было. Но похоже, что совсем недавно здесь навели порядок.

– Кто у вас убирает? – спросил он.

– Трижды в неделю приходит уборщица, – ответил Окерблум. – Но пыль мы вытираем сами и корзины с мусором опорожняем каждый день.

Валландер кивнул. Обвел взглядом комнату. Единственный необычный предмет – маленькое распятие на стене возле двери в кухоньку.

Он жестом показал на автоответчик.

– Сейчас-сейчас, – сказал Роберт Окерблум. – В пятницу после трех других сообщений не было.

Первое впечатление, опять подумал Валландер. Слушай внимательно.

Привет, мне еще надо взглянуть на один дом в Крагехольме, а потом поеду в Истад. Сейчас четверть четвертого, в пять буду дома.

Веселая, подумал Валландер. Голос бодрый, веселый. Не испуганный.

– Еще раз, пожалуйста. Но сперва я хочу услышать ваше сообщение. Оно сохранилось?

Роберт Окерблум кивнул, перемотал пленку и включил воспроизведение.

Вас приветствует риелторская контора Окерблум. В настоящее время мы отлучились по делам. Но в понедельник утром контора откроется, как всегда, ровно в восемь. Будьте добры, оставьте ваше сообщение или пошлите факс после сигнала. Спасибо за звонок, будем рады услышать вас вновь.

Судя по всему, Роберт Окерблум чувствовал себя перед микрофоном автоответчика не очень уютно. Голос звучал напряженно.

Валландер вернулся к сообщению Луизы Окерблум, прокручивая пленку снова и снова.

Он пытался уловить некое послание, спрятанное за словами. Хотя понятия не имел, что бы это могло быть. Но пытался.

Прослушав пленку раз десять, он кивнул Роберту Окерблуму: достаточно.

– Я бы взял кассету с собой. В управлении можно усилить звук.

Роберт Окерблум вынул кассету и протянул Валландеру.

– И еще одна просьба. Я осмотрю ее стол, а вы тем временем запишите все, что она делала или собиралась делать в пятницу. С кем думала встретиться и где. Запишите также, какой именно дорогой она ехала – точно или предположительно. И в котором часу. Кроме того, мне нужно точно знать местонахождение дома в Крагехольме, который она собиралась посмотреть.

– Вот этого я не знаю, – сказал Роберт Окерблум.

Валландер удивленно посмотрел на него.

– Луиза сама говорила с клиенткой, которая хочет продать дом, – объяснил Окерблум. – Сама начертила план и взяла его с собой. Только сегодня она бы внесла всю информацию в документы. Если б мы взялись за продажу, то либо она, либо я съездили бы туда еще раз и сфотографировали дом.

На секунду Валландер задумался:

– Иными словами, местоположение дома известно только Луизе.

Окерблум кивнул.

– А когда эта клиентка позвонит снова?

– Наверно, сегодня, в течение дня. Потому Луиза и хотела уже в пятницу взглянуть на дом.

– Вы непременно должны быть здесь, когда она позвонит. Скажите, что ваша жена видела дом, но, к сожалению, заболела. Попросите еще раз объяснить дорогу и запишите ее телефон. Как только поговорите с ней, немедля свяжитесь со мной.

Роберт Окерблум кивнул. И взялся за список, о котором просил Валландер.

Один за другим комиссар открывал ящики стола. Ничего примечательного. Ящики как ящики, ни один не выглядит неестественно пустым. Приподнял зеленый бювар. Там обнаружился рецепт приготовления рубленых котлет, вырванный из какого-то журнала. Потом посмотрел на фотографию девочек.

Встал, прошел в кухоньку. На стене календарь и вышивка – библейское изречение. На полке непочатая баночка кофе. И всевозможные чаи. В холодильнике литр молока и полпачки маргарина.

Вспоминая ее голос и те несколько фраз, что записаны на автоответчике, Валландер подумал, что звонила она наверняка с автостоянки. Голос был ровный. Если б она одновременно вела машину, он бы звучал не так. Когда затем в полиции звук усилят, это предположение подтвердится. Вдобавок Луиза Окерблум явно человек осторожный и законопослушный, она не станет подвергать риску свою и чужую жизнь, болтая по телефону из автомобиля на полном ходу.

Если время совпадает, она в Скурупе, думал Валландер. Закончила дела в банке и собирается ехать в Крагехольм. Но сперва хочет позвонить мужу. Настроение у нее хорошее, ведь в банке все прошло успешно. К тому же пятница, вечер, конец рабочего дня. И погода замечательная. Есть все причины радоваться.

Валландер вернулся в контору, опять сел за ее стол, полистал ежедневник. Роберт Окерблум положил перед ним листок, где записал все, о чем он просил.

– Сейчас у меня остался только один вопрос, – сказал комиссар. – Собственно, даже не вопрос. Но это очень важно. Какой у Луизы характер?

Он говорил в настоящем времени, словно ничего не случилось. Но думал о Луизе Окерблум уже как о человеке, которого нет в живых.

– Ее все любят, – просто ответил Окерблум. – Характер у нее ровный, она часто смеется, общительная. Хотя вообще-то считает, что дела делать трудно. Денежные вопросы и сложные переговоры всегда достаются мне. Она легко впадает в сочувствие. И волнуется. Не может остаться равнодушной к чужим невзгодам.

– Ну а какая-нибудь особенность у нее есть?

– Особенность?

– Почти у каждого есть свои причуды, – сказал Валландер.

Роберт Окерблум задумался:

– Да нет, пожалуй.

Комиссар встал. Уже без четверти двенадцать. Надо непременно потолковать с Бьёрком, пока тот не уехал домой обедать.

– Я свяжусь с вами во второй половине дня, – сказал он. – Постарайтесь не слишком нервничать. И хорошенько подумайте, вдруг вспомните еще что-нибудь важное и полезное для меня.

Вышел Валландер тем же путем, каким вошел.

– Что же все-таки случилось? – спросил Роберт Окерблум на прощание.

– Предположительно ничего, – ответил Валландер. – Все наверняка разъяснится самым естественным образом.

Бьёрка Валландер перехватил в коридоре, когда тот уже собрался домой. Вид у начальника, по обыкновению, был загнанный. Глядя на него, нипочем не захочешь рваться в полицмейстеры.

– Паршивая история с этим взломом, – сказал Бьёрк, состроив печальную мину. – Надеюсь, хоть в газеты она не попадет. Хорошенькое дело – обокрали комиссара по уголовным делам! Процент раскрываемости у нас и без того низкий. Шведская полиция вообще далеко не на первом месте в международной статистике.