Текст книги "Челюсти-2"

Автор книги: Хэнк Сирлз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

8

Нейт Старбак сидел на табуретке в комнатушке, где он проявлял фотопленку. Он ненавидел эту работу и предпочел бы даже оказаться наверху с Линой и смотреть телевизор. Его тощий зад страдал на жесткой табуретке, болела спина от стояния за прилавком весь день, а от запаха проявителя и закрепителя его тошнило с детских лет.

Но можно было заработать лишний доллар, если проявить пленку и отпечатать снимки здесь, а не отсылать в лабораторию в Манхэттене. Его отец когда-то этим занимался и, вполне возможно, его дед, если в 90-х годах прошлого столетия было фотодело. Туристы всегда готовы заплатить вдвойне за срочную работу, не понимая, что срочность – дело обычное. Приходилось учитывать каждый цент, ведь половина дохода Старбака уходила на выплаты процентов за банковский кредит. Да и не так давно он очень близко подошел к угрозе банкротства...

Он размечтался. Если примут закон, разрешающий азартные игры... Эмити станет новым Атлантик-Сити... Казино – новым "Ридженси"... Если поднимутся цены на недвижимую собственность в центре, как обещают Вогэн и прочие "шишки"... На этот раз он обязательно продаст аптеку и уедет в Майами. Будь он проклят, если этого не сделает... А тогда пошлет к черту лекарства для Минни и для Эллен Броуди, и не придется отмеривать того и сего, чтобы приготовить микстуру для Вилли Нортона. А если еще зайдет турист с фотопленкой, он ему посоветует сэкономить деньги и захватить пленку с собой при отъезде...

Нужно было продавать аптеку еще до Беды, когда у него был отличный шанс...

Эллен Броуди открыла дверь, ведущую из кухни в небольшой чулан, который Броуди пристроил на заднем крыльце два года назад. Стиральная машина еще работала в режиме сушки белья, и в окошечке виднелась одежда Шона и Броуди, перекатывавшаяся в барабане. Ей показалось, что рыбий запах экскрементов Сэмми так и не выветрился, но полной уверенности все же не было.

Она выключила машину и вынула из нее рваные и вылинявшие джинсы Шона, понюхала и в этот момент услышала, что к двери подошел муж.

– Запах исчез? – спросил он.

Она пожала плечами.

– Все относительно. В конце концов, его джинсы никогда не пахли одеколоном "Инглиш лезер".

– Шон очень переживает, – сказал он.

– Не его вина.

– Сэмми тоже просит его простить.

– И не его вина.

– Я извиняюсь, – добавил Броуди.

– Ты в самом деле чувствуешь себя виноватым?

– Послушай, Эллен, этот тюлень – улика.

– Тогда его должен содержать город.

– Где?

– В гимнастическом зале школы, в городском бассейне, в ванной Гарри Бона, – взорвалась она. – Мне наплевать. Они не имеют права превращать мой дом в зоопарк.

Она вела себя ужасно, просто ужасно. Ведь она полюбила тюленя, действительно полюбила. Он был прекрасен, и всю душу выворачивали его огромные темные глазищи. Да и было приятно, что Шон сразу же потянулся к детенышу. А тюлененок, видимо, считал Броуди своей матерью. Возможно, в этом-то и вся загвоздка. Тюлень, подобно Шону и Майку и всем, кто имел дело с Броуди, немедленно в него влюблялись, а она оставалась в стороне.

– Я попрошу доктора Лина, чтобы он пристроил тюленя, – пообещал Броуди.

– Ладно, не имеет значения. Шон теперь слишком увлечен. – Теперь ей стало стыдно, и она взглянула мужу в лицо, прося прощения. Он нежно ей улыбался. "И почему, черт возьми, он всегда вел себя так по-христиански?" – Просто тебе не следовало стирать и полоскать вашу одежду, а все равно мне пришлось повторить операцию, чтобы убить запах...

– Хорошо, я запомню на будущее.

Нет, он не запомнит. Обязательно возникнет какая-нибудь проблема в городе или один из мальчишек попросит отца сделать что-нибудь поважнее, как, например, покрасить яхту или купить костюм для подводного плавания. А еще лучше заставить ее играть роль заведующей живого уголка бойскаутов...

– О'кей, Броуди, – сказала Эллен тихо. – Наверное, мне надо-таки принять лекарство. Что-то у меня нервы пошаливают.

Он помог ей вытащить белье из машины. Его форменные брюки выстирались хорошо, но на рубашке сохранились пятна, и было решено, что теперь он будет ее надевать, когда придется ковыряться в саду. Они оставили белье на гладильной доске и стали подниматься вверх по лестнице, держась за руки. Она знала, что ей предстоит, и от этого становилось приятно и тепло. По крайней мере, их интимные отношения восстановились, хотя одно время казалось, что все полетело вверх тормашками.

Снимая рубашку, он вдруг прищелкнул пальцами.

– Чуть не забыл. Шон просил меня передать тебе...

Красные предупреждающие флажки.

– Что?

– Насчет девчонок.

– Тебя это не касается, – предупредила она. – Девчонкам выделяется каноэ во время регаты, и все.

– Послушай, я уступил, когда речь зашла о сыне Москотти.

Ему самому стало неудобно за себя.

– На то были свои причины.

Джонни Москотти был единственным сыном мафиози из Квинза, который проводил лето в Эмити. Броуди, считавший, что яблоко от яблони недалеко падает, вначале не решался допустить ребенка к Шону и его приятелям. Он утверждал, что в эту компанию входят только дети местных жителей, а Москотти были туристами. Она начинала сердиться, даже когда вспоминала об этом.

– И ты еще говоришь о конституционных правах.

– Но это же совсем другое дело. Шон считает...

– Самые младшие, в том числе девочки, примут участие в гонках, – повторила она, – но в каноэ бойскаутов.

– Шон полагает...

– Твой сын хитрющий поросенок из числа мужских шовинистов. Она знала, что не права, и поэтому повысила голос. – Самые младшие пацаны принимают участие во всех мероприятиях от игр титанов до дня открытых дверей в Квонсет-Пойнт, а девчонки, по-твоему, сидят дома и пекут пирожки? Я была на их месте, и мне такой расклад не нравится. Если в гонках принимают участие мальчишки, то же относится и к девочкам.

– А если они откажутся, – мрачно заключил Броуди, – из гонок выходит "Ден Три".

– Совершенно верно, – сказала она.

Он молча разделся и залез в постель. Она повернулась к нему спиной и сделала вид, будто спит. Сегодня вечером об интимности придется не вспоминать.

* * *

Жена Старбака постучала в дверь фотолаборатории. «Не прошло и тридцати лет, – подумал он, – как она научилась стучать прежде, чем войти».

– О'кей, о'кей, – крикнул он. – Я уже зажег свет. Входи.

Она вошла и объявила.

– Нейт, пирожки с треской готовы.

"Пирожки с треской! Проклятье! Лучше бы он оставил удочку дома вчера вечером. Теперь ему до конца его дней предстояло есть пирожки с треской".

– О'кей, – смирился с судьбой. – Сейчас только повешу пленку на просушку.

Он посмотрел на конверт, в котором пришла фотопленка. Ее привезли от Броуди с просьбой сделать как можно скорее, а Старбак сначала и не заметил.

Он редко просматривал чужие пленки, за исключением тех, которые давали ему молодые туристы, снимавшие много любопытного. Но пленка, свисавшая на зажиме с веревки, если верить Броуди, была последней, которую отснял какой-то погибший аквалангист. Заинтригованный, Старбак взял конец пленки и стал его разглядывать. Потом он покачал головой.

– Нет, ничего нет, темные кадры.

– Подожди! Посмотри между пальцами!

Он всмотрелся повнимательнее. Она была права. Первые два кадра были отсняты. Старбак осторожно перевернул пленку, чтобы ничего не смазать пальцами, стал пристально вглядываться в снимки. Внезапно он поправил очки.

– На первом кадре был человек в костюме для подводного плавания, позирующий у кормы затонувшей "Орки".

Старбак сощурился, чтобы лучше разглядеть второй кадр.

Слышался звон капель в мойке, сверху доносились звуки телепередачи. У него заурчало в животе.

– Лина, – прохрипел он, – подай-ка мне лупу. Она лежит там, где я печатаю снимки.

Она передала ему лупу. Он снова стал изучать кадр, но уже точно понял, что это значит. Он уже это видел, но хотелось убедиться, что здесь нет ошибки. Это было невозможно...

– Что это? – спросила жена, – что?

Снимок был плохой, кособокий, чуть темноватый и не резкий, как будто фотоаппарат в момент съемки дернулся. Буквы на корме "Орки" казались красными, хотя должны были быть желтыми. А зубы чудовища были серыми, хотя они были белыми...

– Нейт!

Он тяжело опустился на табуретку. Значит, она все еще не покинула Эмити. Значит, ее не убили. Броуди солгал. Вновь пришла Беда, как будто и не уходила. Ему показалось, что его сейчас стошнит...

Он родился в семье рыбаков – охотников за китами. Небольшой атолл в Тихом океане назвали именем его прадеда. Его предки встречались в море с самыми крупными морскими животными. Зов моря жил в его крови.

Если бы Броуди догадался, что изображено на этих снимках, он бы скорее всего выбросил их в море. Поскольку Броуди наверняка солгал, когда рассказывал, что акулу убили, но он не врал, когда описывал ее размеры. Это была самая крупная и толстая акула, какую видел когда-либо человек. Проклятая Белая...

Он приподнял пленку, чтобы и жена могла видеть снимок. Она долго не отрывала глаз от кадра, а потом перевела взгляд на мужа. На ее лице читался животный страх.

– Боже мой, – простонала она. – Что же нам делать?

Ему удалось улыбнуться.

– Будем продавать аптеку, – сказал он. – Закрывать свой бизнес и уезжать. А что же еще делать?

Часть вторая

1

Прошлой ночью Большая Белая проплыла от Эмити к маяку на Файр-Айленде. Плыла она неспешно, со скоростью в десять узлов. Возле Сагапонака удалось поживиться молодым самцом тюленя, а у пляжа Грейт-Саут она погнала косяк морских окуней. Возле Файр-Айленда Белая взяла снова на северо-восток. На повороте она столкнулась с громадным осьминогом, который, заслышав ее приближение, ушел ко дну, чтобы спрятаться в рифе на глубине пятнадцать морских саженей, но слишком рано решил вернуться и за несколько секунд исчез в ее пасти.

Возле Саутгемптона она вспугнула песчаную акулу, но потеряла ее. За ночь она поглотила триста фунтов живого протеина, но к рассвету, когда она вернулась к Эмити, ее вновь терзал голод.

Два дня назад она загнала косяк трески в гавань Эмити, а сейчас нашла второй и погнала его в бухту. Она как раз врезалась в самую гущу косяка, когда стук двигателя парома, шедшего к Эмити, спутал ей все карты и распугал косяк. К тому моменту Большая Белая была такой голодной, что едва не напала на странную тень, прошедшую сверху, но в последнюю секунду передумала.

С борта парома никто ее не видел. Только собака капитана по кличке Вилливау, устроившаяся на верхней палубе, принялась отчаянно лаять.

Она прошла надо дном в поисках зарывшихся в ил электрических скатов, потом схватила зубами и потрясла резиновый рыбацкий сапог. Один из зубов на верхней челюсти слегка расшатался и вызывал постоянное желание сглотнуть. Хотя ее мозг, работавший, как компьютер, подсказывал, что сапог не годится в пищу, зудение в зубе вынудило ее вернуться и проглотить сапог.

В правой матке самый маленький из ее потомства повернулся к своим сестрам и вступил в бой с самой крупной из них.

* * *

Броуди припарковал машину неподалеку от того места, где нашел тюленя Сэмми. С крыльца дома Смита, где жила семья арестованного, жена сержанта полиции гневно на него посмотрела, а затем скрылась внутри, прихватив с собой сына. Броуди помог Тому Эндрюсу надеть снаряжение для подводного плавания.

Бородатый гигант, наконец, согласился принять деньги за поиски остатков взорвавшегося катера. Он взял ласты и направился к воде широкими шагами. Он выглядел как Веселый Зеленый Гигант из сказки. Дойдя до воды, Эндрюс повернулся и стал входить в океан задом наперед. Затем нырнул под набегавшую волну, почти не оставив следа. Вся операция выглядела, как спуск на воду атомной подводной лодки в Гротоне на противоположной стороне бухты.

Броуди взял микрофон рации и сообщил:

– Автомобиль три. Я на пляже у Смита, Полли.

– Слышу, Мартин, – ответила Полли. – Звонила Эллен, сказала, чтобы ты принес парного молока для Сэмми.

Броуди взял книжечку с квитанциями за штрафы и стал писать.

С утра Сэмми выблевал все, чем накормил его Шон, и в гараже прибавилось уборки. Конечно, детенышу нужна была его мать, а мать находилась где-то там, в воде, и готова была о нем позаботиться. Он решил сфотографировать рану как вещественное доказательство, чтобы можно было отпустить Сэмми на волю, когда он поправится и сможет плавать. Но тогда у Шона будет разбито сердце.

На Бич-роуд показалось такси фила Хупла и остановилось у дома Смита. Видимо, Джеппс вернулся к коттеджу, который он снимал. Сегодня утром из Флашинга прибыл потрепанный служитель закона, расточавший льстивые улыбки и сочувствовавший Джеппсу. Своей антипатии к Броуди он не скрывал, затем внес пятьсот долларов в качестве денежного залога и охотно раздавал всем свои визитные карточки.

Джеппс по выходе из такси заметил Броуди и его машину, на секунду застыл на месте, а потом прошел в дом.

Броуди ждал Эндрюса полчаса. Один раз он даже взгромоздился на сиденье в надежде увидеть пузырьки воздуха на воде, но барашки на поверхности мешали что-либо рассмотреть. Он все чаще поглядывал на часы, и его уже одолевало нехорошее предчувствие. Но вот из-за холма показался лохматый пес и набросился на него с лаем. За ним последовал Джеппс. Его живот нависал так низко над плавками, что Броуди вначале даже подумал, что придется его арестовать за купанье голым. Джеппс подошел к машине. Броуди сделал вид, будто настраивает рацию.

– Броуди?

– Чего тебе?

Толстый полицейский улыбался ему, хотя глаза были холодными, как всегда.

– Послушай, Броуди, – начал он, – я здесь в отпуске и приезжаю сюда каждый год, а этому городку нужен каждый цент, который тратят здесь приезжие.

– Но не за счет стрельбы на пляже.

– Я был не прав, Броуди, и хочу, чтобы ты это понял.

Броуди объяснил, что говорить ему об этом не надо. И так все ясно. Сейчас вот по дну лазит его приятель, и он-то и скажет, кто из них прав, а кто виноват. Он посмотрел в сторону моря. Эндрюс вырастал из волны прибоя, как некое доисторическое существо. Собака залаяла громче, а Джеппс сказал:

– Вы все еще ищете аквалангистов?

– Нам бы хотелось знать, – ответил Броуди, – нет ли у них дырок в голове.

Эндрюс держал в руке нечто красного цвета, похожее издали на остатки канистры для бензина. Он вышел на песок, снял ласты и положил канистру на капот машины.

– Аквалангистов не видел, – сказал он. – Нашел двигатель, но не смог сдвинуть его с места. Вот нашел еще это.

Броуди стал изучать канистру. Специалистом по взрывчатке он никогда не был, не изучал баллистику, но красная канистра показалась ему очень странной. Один край был оторван, а в другом зияла огромная дыра, как будто пробитая пулей. Он взглянул на Джеппса.

Толстяк завороженно смотрел на канистру выпученными глазами. На подбородке забился мускул. Потом перевел свои глазки на Броуди.

– О'кей, начальничек. Не знаю, как вы управляетесь в вашей полиции, и не знаю, что вы делаете в вашем вонючем городишке... Но я уверен, что кто-то пытается на меня взвалить чужую вину. – Он постучал пальцем по канистре. – Только попробуй, мы до тебя доберемся...

С этими словами он круто развернулся и пошел к дому.

– Какого черта? – спросил Эндрюс. – Это еще кто такой?

Броуди взял канистру, от которой слабо тянуло запахом бензина, и просунул палец в дырку.

– Должно быть, – сказал он, – сержант напился в выходные дни и спутал наш пляж с тиром. А мишеней оказалось больше, чем предполагалось.

Броуди Сердито бросил канистру в машину. Его голос дрожал:

– Думаю, он знает, что перестарался.

Потом они отправились к городу вдоль пляжа. Голова у Броуди снова начала трещать.

"Что же мне теперь делать?"

* * *

Нейт Старбак посмотрел в глубь аптеки. Его жена Лина все еще протирала прилавок, где была выставлена косметика. Она этим занималась уже минут пятнадцать, сохраняя на лице тупое выражение. Но она явно впустую тратила время. Делать было нужно совсем другое, и ее старательность выводила Старбака из себя.

Он занялся учетом и начал пересчитывать бутылки для пилюль. Но сбился со счета. Будь она проклята с ее старанием... Придется начинать заново... Неожиданно он все оставил и решил выяснить отношения с женой.

– Лина!

Она вздрогнула, как будто он пощекотал ее под мышками. Когда-то он так и делал, но это было миллион лет назад. Тогда ему хотелось ее рассмешить, и она, бывало, вздрогнет, захихикает и сделает вид, что хочет дать ему пощечину. Да, черт возьми, в те годы они были идиотами! Она бы и осталась идиоткой, если бы он ей позволил.

– Да? – откликнулась жена.

– Иди сюда!

Он отвел ее в фотолабораторию, закрыл дверь, не забыв включить табличку "Не входить", чтобы Джеки случайно сюда не заглянула. Конечно, он бы предпочел запереться здесь с Джеки, но она наверняка расскажет все отцу, и тогда на Старбака обрушатся полицейские силы Эмити всем скопом.

– Лина, что с тобой? Забудь, что ты это видела.

– Но я же видела! И ты видел! – Она впервые за долгие годы посмотрела ему прямо в глаза. – Кто-то еще может погибнуть.

– Надеюсь, Броуди.

– Нейт!

– Правда, – добавил он задумчиво, – он никогда не заходит в воду и детям своим не разрешает.

А он и до того в воду не лазил...

Он ее проигнорировал.

– Да, но он же на этом заработал и стал героем. Он же продал свой участок.

Старбак стал расхаживать взад-вперед, сцепив руки за спиной. Он же ей все объяснил вчера вечером. Но до нее, тупицы, ничего не доходило...

Это был заговор посвященных против таких, как он, непосвященных. Наверняка мэр Вилли Вогэн обо всем знал, и Вилли Нортон, этот великий мировой судья, и члены муниципального совета. Они знали, что акула жива, но скрыли это и слупили с Питерсона и его синдиката все, что смогли, за сделку с казино. Ну, погодите! Теперь и у него были кое-какие козыри, и он все продаст, пока еще не поздно...

– Яне хочу, чтобы мы продавали бизнес, – прошептала Лина. – Это наш дом.

– Ничего не поделаешь, придется. И за ту цену, которую нам дадут. И чем скорее, тем лучше. Потом мы уедем как можно дальше от Эмити. Надеюсь, акула сожрет весь этот чертов городок.

– Но нам же не удалось найти покупателя тогда, когда пришла Беда.

Когда пришла Беда? Беда никуда не девалась и никуда не денется.

Объяснять ей что-либо было бесполезно. Она ничего не знала о море и акулах. Его прадед, который дожил до восьмидесяти девяти лет, однажды ковылял рядом с ним по Уотер-стрит, когда он был еще пацаном. Старик присел на поручни у старого пирса, набил трубку и принялся рассказывать байки о тех годах, когда он ходил на китов. А Нейт слушал его... Слушал всеми порами кожи.

В 1897 году у берегов Австралии, рядом с Сиднеем, Большая Белая напала на шхуну и почти ее опрокинула, а через два года вгрызлась в кита, пришвартованного к борту шхуны. В тех местах водилось много белых акул...

У берегов Тонги белая акула окрасила море кровью кита, которого они забили в 1986 году, а через пару лет та же акула в том же месте опять схватила кита. Акулы зорко охраняли свою территорию и никогда ее не покидали.

Когда Бог сотворил Большую Белую, он, видимо, забыл вселить в нее страх. Когда акула находила территорию, где могла всласть поживиться, она оттуда не уходила.

– Предположим, мы никому не скажем... – прошептала жена. – А может, никто об этом и знать не хочет?

– Я думаю, – хитро промолвил Старбак, – кое-кому эти сведения очень нужны...

Когда ему удалось ее успокоить, он даже похлопал ее по заднице. При этом у него возникло ощущение, что он постучал по бамперу своего старого "Доджа". Потом он вскрыл пакет со своей фотопленкой. Казалось, глупо засвечивать пленку после стольких лет. Но он сумел превозмочь себя. В конце концов, за пленку было заплачено всего один доллар и тридцать центов по оптовой цене. Когда речь шла о судьбе всей его аптеки, какое значение имели доллар и тридцать центов? Потом он проявил фотопленку и повесил сушить.

Броуди разыскал просвет в песке на южном пляже и уменьшил скорость. Эндрюс придерживал кислородный баллон, пока они взбирались по крутому склону к Бич-роуд. Потом он положил руку на плечо Броуди.

– Погоди.

Броуди остановился и проследил за его взглядом. В самом конце пляжа группа тощих подростков разбросала полотенца на песке. Большинство были в костюмах для подводного плавания. Возможно это были ребята с курсов Эндрюса.

Он за ними внимательно наблюдал, а потом сказал:

– Просто хотел убедиться в том, что никто нигде не смог раздобыть без разрешения кислородный баллон. До поры до времени, конечно. А теперь поехали.

– Погоди, – в свою очередь сказал Броуди.

Его взгляд остановился на парне, находившемся ближе других. Да, это был Майк в своем новом костюме. Немного дальше вскочил с полотенца сын мэра Ларри Вогэн, побежал к воде и прыгнул в волну. Майк наблюдал за тем, как приближается крутая волна со сверкающей на солнце верхушкой. Он опустился на корточки и подождал, пока вода закроет его по пояс. Ларри звал его из-за линии прибоя. Майк махнул ему рукой в ответ, сделал несколько шагов, зевнул, но внезапно схватился за ногу и заковылял назад к пляжу.

Гигант посмотрел на Броуди и спросил:

– У него, что... судороги бывают?

– Ничего, все в порядке, – ответил Броуди.

Он не собирался извиняться за Майка ни перед кем и никогда.

* * *

Броуди смотрел через прилавок на аптекаря.

– Что значит, все испортили?

Нейт смотрел на него бледно-голубыми глазами.

– Точнее, виноват не я... – Кивнул в сторону жены. Она пересчитывала и записывала в блокнот тюбики губной помады. – Она нечаянно открыла дверь лаборатории.

– И ничего не видно?

Броуди в это было трудно поверить.

Старбак открыл ящик стола, вынул кассету с фотопленкой из желтого конверта с надписью "Срочно. Полиция Эмити". Показал Броуди. Пленка была чистой.

– Черт побери! – выдохнул Броуди.

– Возможно, там ничего и не было. Я слышал, они были пьяные.

– А теперь мы никогда и не узнаем, не так ли, Нейт?

Старбак покачал головой. Броуди почувствовал, как нарастает гнев. Сегодня утром он встречался с женой погибшего адвоката, дамой с темными глазами, пребывавшей в неутешном горе. Он обещал отдать снимки, когда приедет ее брат, чтобы забрать катер.

– Проклятье! Поймите, Нейт, это были последние снимки, которые сделал перед смертью этот человек. Что я скажу его жене?

Старбак пожал плечами. Но в душе его бушевали страсти. Брови нахмурились, а пальцы отбивали чечетку на прилавке. Внезапно, как будто он решил трудную задачу, Старбак бросил на прилавок желтый коробок.

– Передайте, что мы ей дарим новую пленку.

Броуди посмотрел в его ничего не выражавшие глаза.

– Я лучше ей скажу, что вы приносите свои извинения, Нейт. Вы можете подавиться своей новой пленкой!

Уже выйдя из аптеки, Броуди вспомнил, что опять забыл взять пилюли для Эллен, но и на этот раз решил не возвращаться.