355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Хассо Стахов » Трагедия на Неве. Шокирующая правда о блокаде Ленинграда. 1941-1944 » Текст книги (страница 10)
Трагедия на Неве. Шокирующая правда о блокаде Ленинграда. 1941-1944
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 04:10

Текст книги "Трагедия на Неве. Шокирующая правда о блокаде Ленинграда. 1941-1944"


Автор книги: Хассо Стахов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Дивизия выдвигается на исходную позицию для проведения наступательной операции с целью улучшения положения на всем участке «Бутылочного горла» восточнее Мги. Солдаты совершают марш при сильнейшем морозе и резких порывах ветра. Проезжая часть покрылась ледяной коркой, проселочные дороги непреодолимы из-за метровых заносов. С грустью все вспоминают о подготовленных к зиме позициях под Ленинградом (в районе Урицка. – Ю. Л.), которые им пришлось покинуть самым спешным порядком.

В эти месяцы полки 269-й пехотной дивизии постоянно переходили из одного подчинения в другое. Офицеры в таких случаях называют это на своем профессиональном языке «сменой диспозиции». Положение частей, с боями отходящих от Волхова и все еще остающихся в окружении, обострилось вдруг настолько, что потребовалась помощь 269-й пехотной дивизии. Ее полки практически сразу же по прибытии с ходу вступают в бой. Железнодорожные станции Малукса и Погостье вновь оказываются в руках русских. Затем с боем удается их отбить. Гамбуржцы (269 пд. – Ю. Л.) пробиваются в район Западных Бараков к окруженным там частям восточно-прусской 291-й пехотной дивизии. Только создав сильное прикрытие транспортным колоннам, удается перебросить туда продовольствие и боеприпасы и забрать обратно раненых. За каждым деревом их подкарауливает смерть. Русские полностью перекрывают дорогу, делая лесные завалы и ставя мины. Ловушка вновь захлопывается. Двое суток продолжаются бои, после чего удается прорвать заграждение, погрузить на сани раненых солдат 291-й пехотной дивизии, находившихся в простреленном пулеметными очередями деревянном сарае. Измотанные, полузамерзшие солдаты 291-й пехотной дивизии, оборонявшие Бараки, пускаются в обратный путь. Но через несколько сотен метров колонны наталкиваются на русских. Вновь немцы оказываются в окружении, дорога на Малуксу для них снова закрыта. Приходится в который раз с боем отбивать Бараки и опять штурмом брать Малуксу.

В конце концов удается оборудовать линию опорных пунктов. Появляется даже возможность нанести удар по противнику из отвоеванных Западных Бараков. Но после этого батальоны вновь подвергаются угрозе окружения. Раненые немецкие солдаты даже попадают в руки русских, но затем их быстро удается освободить. Дивизия почти полностью обескровлена. Теперь она отходит к железнодорожной насыпи у Погостья. Удается также организовать скоординированный отход «волховских бойцов», отступающих с северного участка фронта. Но за это приходится расплачиваться слишком дорогой ценой. И все это проходит под лозунгом: «На Восточном фронте без перемен».

Еще не так давно можно было услышать язвительный вопрос в связи с теми трудностями, что испытывали тогда немецкие солдаты: как же, мол, при таком самопожертвовании и готовности выполнять приказы им не удалось выиграть войну? Это странный аргумент, так как сегодня каждый из нас может получить информацию из объективных источников. И бессмысленно ждать дискуссии о том, что любые усилия в этой жизни неизбежно завершаются успехом. Нам остается лишь с уважением и удивлением относиться к способности людей совершать сверхчеловеческие поступки. И этого не могут отрицать даже самые радикальные из наших немецких республиканцев. Может быть, это будет убедительным доводом для последующих поколений, чтобы они смиренно преклонили колени, а не продолжали высокомерно усмехаться.

Разумеется, на этом не заканчивается жертвенный путь 269-й пехотной дивизии. Теперь ее передовая линия обороны с опорными пунктами, имеющими наименования «Адель», «Маленькая Эрна», «Долли», «Цилли» и «Бэби», подвергаются возрастающему давлению противника. Здесь 8-я советская армия намерена нанести удар на Мгу и концентрированными усилиями свести на нет оборонительные планы немцев на других участках фронта. В это же время одно за другим поступают донесения об атаках под Погостье, о сибирских лыжных батальонах, действующих в тылу немецких позиций, о заблокированных путях снабжения, перерезанных линиях связи, захваченных противником полевых кухнях, нападениях на транспорты с ранеными.

В тот самый день, когда Вторая ударная армия переправилась через Волхов, 8-я советская армия перешла в наступление из района Лодвы (в настоящее время лесное урочище в 30 км юго-восточнее Мги. – Ю. Л.). А у излучины Невы под Дубровкой (район Невского пятачка. – Ю. Л.) стояли войска, готовые выступить им навстречу, как только те захватят Мгу. До самого марта 1942 года продолжались бои. Однако красноармейцы не смогли добиться успеха.

Было бы несправедливым утверждать, что русские зря шли на такие жертвы под Ленинградом, когда атаковали немцев. Лишь немногие из тех немцев, кто остался целым и невредимым, и из тех, кто получил ранение, радуются своему оборонительному успеху и тому, что они были упомянуты в Сводке верховного командования вермахта.

По-прежнему не утихают бои за Погостье. Вновь и вновь переходит из рук в руки в ходе атак и контратак позиция, протянувшаяся вдоль железнодорожной насыпи. Неделями не стихают бои за лесные просеки и опушки. Такие названия, как «Опушка-сердечко», «Просека-Z», «Звезда Мерседес», остаются на всю жизнь в памяти солдат. Оставленные опорные пункты спустя несколько дней вновь начинают подавать признаки жизни. Их блиндажи внезапно превращаются в самые неистовые очаги схваток. Разведывательные дозоры натыкаются на оставленные буквально несколько минут назад командные пункты, где совсем недавно суетились офицеры, посыльные, связисты, солдаты резерва, находились раненые и те солдаты, что отбились от своих частей. Лежащих вокруг убитых солдат происходящее больше не касается. Роты, оставившие вдоль просеки свою технику и личные вещи, находят их по возвращении развороченными русскими танками. Солдаты, захватившие пленных, исчезают навсегда, как, впрочем, и сами пленные. То же самое касается многих из тех, кого спешно бросают в бой, так как прибыли они на замену как раз в момент атаки. Бесследно исчезают также связисты, посланные искать повреждения на линии, подносчики снарядов и солдаты постов подслушивания.

Шестая глава
КРОВАВАЯ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ НАСЫПЬ В ПОГОСТЬЕ. ВСТРЕЧА ЧЕРЕЗ МНОГО ЛЕТ

На узком пространстве одновременно разыгрываются отдельные эпизоды, которые прежде не смог бы вообразить себе ни один из участников вооруженного противостояния. Они сопровождаются диким упоением триумфа, ужасом смерти, безумием и сильнейшим изнеможением. Происходит все это на местности, закрытой со всех сторон лесом, где новичок совершенно не может ориентироваться и где большие участки помечены на карте как поля и лужайки, а на самом деле представляют собой труднопроходимые места и дремучие заросли. Даже простое перечисление этих эпизодов создаст для читателя общую картину пережитых кошмаров.

Именно здесь немцам приходится оставить противнику один из бункеров. Когда уцелевшие после боя солдаты обнаруживают, что в нем остался еще один их тяжелораненый товарищ, то один из ефрейторов выносит его оттуда во время атаки русских, невзирая на сильный огонь их артиллерии.

Вот русские внезапно толпой бросаются в атаку прямо на железнодорожную насыпь. Расчеты двух тяжелых минометов, отрезанных в лесу от своих войск, обрушивают с холодной отчаянностью огонь на атакующих. Они намерены таким образом как можно дороже продать свою жизнь. За короткое время выстреливаются 400 мин – весь их наличный боезапас. Вся полоса наступления почернела от тел убитых. Около 500 красноармейцев нашли здесь свою смерть. Но атаку удалось отбить.

Лошади мгновенно объедают солому с крыши обрушившейся хаты. Рядом красноармеец-туркмен везет со склада на санях мины и застревает на лесной просеке в глубоком снегу. Он оставляет сани и идет разведывать другую дорогу. В результате полностью теряет ориентировку и оказывается в тылу немецких позиций, где попадает в плен. Другой красноармеец, наступавший со своим батальоном, вынужден залечь под воздействием огня противника. Там он затем и засыпает, смертельно усталый. Будят его уже немцы.

Вот вперед выдвигается немецкая колонна подносчиков боеприпасов. Каждый солдат тащит четыре снаряда. Им требуется два часа на преодоление двух километров. Спустя еще один час они валятся с ног от усталости.

А там четыре русских танка, отрезанные от приданной им пехоты, утюжат вдоль и поперек позицию немецкого батальона, к счастью, не нанося урона живой силе.

В другом месте русские, проникнув в глубь немецких позиций, в опьянении от успеха, набрасываются на пожитки немецких солдат, оставленные в ранцах на санях, которые застряли в лесу. Застигнутые врасплох внезапной контратакой немцев, они гибнут среди бритвенных принадлежностей, носовых платков, книг и консервных банок.

Здесь немецкие солдаты вынуждены теперь ориентироваться по протоптанным в снегу тропинкам, так как просеки, отмеченные на картах, давно уже заросли лесом.

В закутке блиндажа связистов оружейный мастер устраивает свою мастерскую и начинает между радистами и телефонистами под артобстрелом русских ремонтировать карабины и пулеметы и тщательно снаряжает пулеметные ленты.

В другом месте солдаты сидят в воронке, тесно прижавшись друг к другу, укрывшись от ветра и, подобно обезьянам, грызут замерзший на морозе хлеб и сосут колбасу, твердую, как кусок льда.

Вдалеке батальон докладывает о готовности идти в бой, имея 7 офицеров, 77 унтер-офицеров и 347 солдат. В первой же атаке он теряет 6 унтер-офицеров и 41 солдата, после чего сразу получает пополнение. Через три недели боев он докладывает, что имеет в наличии 4 офицера, 7 унтер-офицеров и 36 солдат. Теперь такое становится обычным явлением.

Немецкие подносчики пищи ночью взбираются на танки, стоящие позади их блиндажей. Входные люки задраены, изнутри доносится только храп. Подносчики пищи улыбаются, насколько им позволяют задубевшие на морозе рты. Внезапно один из них замечает на башне танка надпись на русском языке. Крадучись и втянув голову в плечи, подносчики пищи спешно отходят от этого места.

Считалось нормой, когда солдаты по обе стороны фронта сутками не получали горячей еды и когда суп насквозь промерзал в контейнерах. А как вообще спали тогда солдаты? Землистого цвета лица, вялые, неестественные движения, лихорадочно блестевшие глаза – все это свидетельствовало о недостатке сна. Некоторые дремлют на ходу. Шатаясь, идут они по открытой местности, а, войдя в лес, натыкаются на деревья. В блиндажах, где нет никаких предметов, они выглядят как один большой пустой ящик, 15–20 человек спят стоя, как в переполненном вагоне метро. Те, кто засыпают на посту, подвергают опасности не только свою жизнь, но и других солдат. Если бы за это их всех стали наказывать, то количество дисциплинарных частей превысило бы регулярные войска. Поэтому патрульные все время бегают по цепочке от поста к посту и ударами под ребра будят спящих.

Можно ли в таких условиях содержать в чистоте свое тело? Отведенные на отдых роты могут помыться в созданных в приказном порядке дезинфекционных стационарах. Там они меняют белье, отдают в чистку засаленную, изношенную и набитую паразитами военную форму. Русским удается даже оборудовать бани в прифронтовой полосе, разумеется, если позволяет стабилизировавшаяся обстановка. Их солдат заставляют даже заниматься гимнастикой на подручных спортивных снарядах. Но в эти месяцы фронт нестабилен, и замена подразделений происходит очень редко и на короткий период. Пока солдаты пребывают на морозе, они не чувствуют вшей на своем теле. Но через пятнадцать минут нахождения в теплом блиндаже начинается пытка: не обращая внимания на воинские звания, все начинают чесаться самым нещадным образом. Временами солдаты пытаются бриться. Куска березовой коры хватает, чтобы разогреть снег в полевом котелке. Но для этого нужно вначале найти свободное место в блиндаже. А его, как правило, нет. 9 апреля 269-я пехотная дивизия докладывает, что ее солдаты уже почти четыре месяца не имеют крыши над головой, страдают от недосыпания и отсутствия условий для умывания. Их внешний вид абсолютно неприемлем.

К эпизодам военного времени, остающимся в памяти навечно, относится и кошмар танковой атаки, которой солдаты сами ничего не могут противопоставить. И если даже в данный момент им приданы противотанковые пушки и самоходные штурмовые орудия, или так называемые подразделения истребителей танков, то и они не в силах устранить опасность.

Тяжелые советские танки КВ-1, применяемые в районе Погостья и при прорыве на Волхове, развивают на открытой местности скорость не свыше 15 километров в час. Более маневренными и эффективными оказываются танки Т-34, но и их скорость не превышает 20–30 километров в час. Однако они преодолевают участки местности, считающиеся непроходимыми для боевой техники. Солдаты, доставляющие на себе боеприпасы и другой груз, могут здесь передвигаться лишь черепашьим темпом. Поэтому русские танки кажутся намного более проворными, и немцы удивляются тому, как необычно быстро катятся они и маневрируют, уворачиваясь от выстрелов противотанковых орудий, а их превосходная огневая мощь подавляет любые противотанковые средства противника.

Визуальное и слуховое восприятие – вот две составляющие танкобоязни для неопытных полков, прибывших из Франции. Она дает о себе знать еще до открытия огня танками. Чудовища достигают своими размерами около семи метров в длину, трех метров в ширину и от двух с половиной до трех с половиной метров в высоту. Гусеницы шириной 70 сантиметров предотвращают глубокое проседание в мягкую почву. К техническим параметрам можно отнести и шум, издаваемый танками: грохот и клацанье мощных дизельных двигателей, стук, дребезжание и визг ходовой части. Как только танки приближаются, сразу же раздается звук выстрела пушки калибра 76,2 мм, которую немецкие солдаты знают еще и как полевое орудие и окрестили именем «Ратш-Бум» (за очень высокую начальную скорость полета снаряда, вследствие чего хлопок от выстрела и разрыв снаряда происходят почти одновременно. – Ю. Л.). За ним следует стрекот двух танковых пулеметов. И нет ничего удивительного в том, что пехотинца, находящегося в подавленном моральном состоянии и физически измотанного, охватывает чувство беспомощности, отчаяния и страха. Он стремится убежать от опасности, но это бегство означает для него верную смерть. Поэтому ему ничего не остается, как, дрожа от страха, продолжать оставаться лежать в окопе и стрелять в пехоту, приданную танкам.

То тут, то там немецкие противотанковые пушки пытаются огнем окаймить лесные просеки по ходу движения танков. Наводчики таким образом маркируют расстояние до деревьев с тем, чтобы первый же выстрел по цели был удачным. Но русские танки идут к просеке в поперечном направлении, пересекают ее с максимальной скоростью и, развернувшись в лесу, идут уже вдоль нее, обходя минные заграждения, которые были заблаговременно поставлены немцами в прилегающем кустарнике. С грохотом утюжат они стрелковые окопы на лесной опушке и пытаются смять гусеницами противотанковые пушки. Немцы отсекают бронированные машины от сопровождавшей их пехоты, в то время как танки пытаются в свою очередь защититься огнем своих орудий. Теперь приходит черед истребителей танков. Они укладывают и маскируют мины по следу движения бронированного чудовища, так как знают, что оно из чувства предосторожности будет возвращаться тем же самым путем. Они запрыгивают на него, чтобы грязью заляпать смотровую щель и стрелковую оптику, ослепив его таким образом. Прикрепляют кумулятивные заряды и магнитные мины под консолью башни, зажигают бутылки с горючей смесью над кожухом двигателя и у выхлопной трубы. Они даже подползают к гусеницам, чтобы подложить под них мины. «Когда пехота отрезана от танка, а ты забрался на него, то с тобою уже ничего не случится», – так говорят бывалые вояки.

Как же выглядит в оптимальном варианте отделение истребителей танков? Возглавляет его командир отделения, как правило, это унтер-офицер. Он вооружен пистолетом типа «08» или «Р-38», либо русским «Токаревым», в зависимости от того, что ему больше нравится. В руках держит магнитную мину кумулятивного действия весом более трех килограммов. В карманах у него две ручные гранаты-лимонки. Один из солдат его отделения несет «тарелку» – противотанковую мину. Ее еще называют миной типа «Т». Весит она 10 килограммов и крепится на бедре. К ней прилагается взрыватель нажимного действия, реагирующий на воздействие танковых гусениц. Помимо этого, в отделении имеются еще два солдата, которые тащат на себе магнитную и противотанковую мины и по две ручных гранаты. Истребителям танков придано в качестве прикрытия пехотное отделение, обычно в составе десяти бойцов. Оно ведет бой с пехотой противника, сопровождающей танки, и отвлекает их на себя.

Танк обороняется с помощью пушки и пулемета, а также за счет маневра назад и в стороны. Лес, который до этого служил ему укрытием от танков, штурмовых орудий и артиллерии противника, теперь становится его врагом. Обзор из танка крайне скудный. А в лесу он становится еще хуже. Если танку удается завладеть преимуществом, не допустив того, что атакующий противник окажется вне зоны поражения, то в этом случае быстрая пуля становится для истребителя танков чаще всего самым милосердным исходом.

Один из новоиспеченных ефрейторов пытается выскочить из воронки, чтобы бросить в открытый люк танка две ручных гранаты. Но его движения скованы морозом, и он лишь с большим трудом поднимается из снега. В этот момент танк Т-34 разворачивается. Стрелок-наводчик обнаруживает юнца и открывает по нему огонь. На таком коротком расстоянии, отделяющим их друг от друга, у ефрейтора нет никаких шансов остаться в живых. Другой обер-ефрейтор на бегу прикрепляет магнитную мину к танку, пятящемуся назад по просеке, и тот вспыхивает огнем. Несколько месяцев спустя ему это уже не удалось бы сделать, так как танки оснащаются цементной подушкой, к которой магниты не прилипают. В другом месте на поле боя один из немецких радистов всаживает в корму танка прямо в жалюзи системы охлаждения заряд из ракетницы. Мотор сразу же занимается огнем.

Вот ефрейтор срывает двумя противотанковыми минами гусеницу с танка. Танк начинает кружиться на месте. Командир выпрыгивает из люка и в яростном ослеплении стреляет в ефрейтора из пистолета. Но тот с такой же яростью направляет на него свою винтовку и сбивает противника прикладом на землю.

Если же истребителю танков удается обездвижить бронированное чудовище, то экипажу в большинстве случаев остается лишь уповать на быстрый и погибельный для него взрыв. Иначе, так и так приговоренный к смерти, он все равно будет разорван взрывом в клочья после бесконечного и мучительного ожидания или убит выстрелом при попытке выбраться наружу.

Известен страшный случай, произошедший в излучине Невы под Ленинградом. Русские захватили там плацдарм (Невский пятачок. – Ю. Л.). Стремясь его расширить, два танка KB-1 прорываются через остатки немецкой передовой линии, но затем безнадежно застревают. Немцам удается отрезать от танков пехоту сопровождения. Гигантские боевые машины ожесточенно огрызаются огнем из танковых пушек. Мин для их уничтожения у немцев нет. Поблизости не оказалось также и противотанкового орудия. Экипажи стреляют во все, что движется вокруг их боевых машин. Но из-за огня немецкой пехоты они не могут покинуть танки. Проходит около двух суток с начала их прорыва, после чего один из экипажей все же делает попытку выбраться наружу, но ручными гранатами немцы загоняют его обратно. Несколько минут позднее немцам на подмогу подтягивается противотанковое орудие. Кумулятивными снарядами удается в конце концов поджечь огромные танки, которые все еще продолжают изрыгать огонь. Оба экипажа гибнут.

Чем больше задумываешься над такими подробностями, тем явственнее представляешь себе сущность ремесла, которым владеют люди по обеим сторонам Ленинграда. Здесь они все стали профессионалами военного дела. Неделями напролет они стреляют из винтовок и пистолетов в себе подобных людей, зачастую с расстояния в несколько метров. Они вонзают друг в друга штыки, душат друг друга, бьют саперными лопатками, бросают ручные гранаты в укрытия противника. В боевых донесениях немецких рот можно прочитать о солдатах, которые всего лишь за несколько дней уже убили десятки человек. В своих личных документах они зарегистрированы как люди самых безобидных профессий, таких как садовник, маляр, почтальон, студент, складской рабочий. А в окопах напротив них сидят трактористы, заготовители сена, литейщики, бухгалтеры и киномеханики. Их боевые заслуги ничем не отличаются от немецких. Солдаты, разделенные линией фронта, носят в карманах фотографии своих жен, детей, родителей, истрепанные клочки бумаги с записями о том, кого следует оповещать об их гибели. Там лежат также письма от самых близких им людей, которые обращаются к ним: «Мой маленький», «Бедный мальчик», «Ты самый ненаглядный». Их просят всегда потеплее одеваться, носить шерстяные носки («Ты ведь сам знаешь, как легко подвержен простуде»), не совершать легкомысленных поступков. Пусть это делают забияки и те, кто поздоровее.

Немецкая пропаганда создает новый тип человека – волховского бойца. Под ним понимается стойкий, как сталь, обитатель леса – Тарзан с камнедробильным подбородком, не теряющий никогда чувства мрачного юмора, готовый броситься за фюрера хоть в огонь. В действительности все это выглядит, разумеется, иначе. Это доведенное почти до последней степени измождение, которое отчетливо отражается на застывших, как маска, лицах специалистов по ведению лесных боев. Отсутствующий взгляд, настороженно прищуренные веки при возникновении необычных звуков, осмотрительные движения, машинальный поиск пачки сигарет, затем окурок в углу рта, холодный взгляд и вдруг внезапный приступ ярости, раздражительная реакция на уставные команды, на бессмысленную сумятицу служебного распорядка в тыловых подразделениях. Эти люди ведут себя в странной степени отчужденно, как будто находятся где-то уже совсем далеко. Они доступны лишь частично. Это уже не те юнцы, которые несколько месяцев назад, смеясь, прощались со своими девушками. Они уже повстречались со смертью, сами убивали и дрожали от страха. Они теперь знают, как выглядят люди, побывавшие в мясорубке войны. Никогда им не избавиться от запаха и дыма пороха, машинного масла, паленой резины и горелого мяса, которые из обугленного скелета танка тянутся на весь лес, где каждое дерево сочится от ран, нанесенных осколками.

Часто солдаты устраивают свои стрелковые ячейки и укрытия из снежного наста между горами из трупов, носящих немецкую и русскую форму, лежащих вперемежку и застывших как лед. Их никто не собирается закапывать, даже если бы для этого нашлись время, силы и инструменты. Солдаты просто перешагивают через них, как через спящих людей. Они смотрят на них так, как будто это их братья: все они жертвы среди жертв, не принадлежащие уже окружающему их миру.

Военные чиновники имеют на это свою точку зрения. Их волнует вопрос: куда девать всю эту массу мертвых солдат? Убитые немцы получают свои одиночные могилы, березовые кресты тогда и там, где это с ними происходит. А русские? Среди документов одной из советских дивизий, сражавшихся на северном фланге Волховского котла, была обнаружена бумага, в которой излагается вопрос «Об уборке трупов и разложившихся останков». Документ предписывает поступать с ними в соответствии с советскими инструкциями на этот счет. В нем описывается, как делаются массовые захоронения на 50, 100 и 200 человек. Как и с помощью каких взрывчатых веществ создаются ямы для этого. Сколько слоев создается из трупов и насколько глубоко они затем закапываются? Это чисто технические вопросы. Устраняется лишь проблема. О похоронах нет речи.

Десятки тысяч немцев и русских остаются непогребенными, частью оставшись лежать после атак на проволочных заграждениях и минных полях, частично при поспешном отступлении. Пилоты разведывательных самолетов не верят глазам своим, когда после отхода немецких войск видят, как русские тракторами запахивают их солдатские кладбища. Но между тем нам известно, что спустя 50 лет после окончания войны группы русской молодежи жертвуют месяцами свое свободное время, чтобы достойно захоронить останки своих соотечественников, которые до сих пор лежат непогребенными у берегов Волхова, озера Ильмень и у реки Ловать. В большинстве случаев они также достойно относятся и к найденным останкам немецких солдат.

Постепенно исчезает воспитанное годами чувство презрительного отношения к человеку. Сталин в порыве мести и будучи разочарованным недостаточным, по его мнению, боевым духом Второй ударной армии, отказался слушать что-либо даже об ее убитых солдатах.

Мы, немцы, впрочем, имеем мало оснований упрекать русских в том, что они недостаточно внимания уделяют своим погибшим солдатам. Идеологическое ослепление перекинулось у нас и на мертвых. В некоторых населенных пунктах Германии и сегодня можно увидеть, как строго разграничивалось погребение несчастных людей, угнанных на принудительные работы и военнопленных, которых хоронили в отдалении от местного немецкого населения. А то, что в этом смысле и по сей день происходит преследование мертвых, об этом мы знаем по Битбургу (имеется в виду известное посещение немецких военных могил в этом городе президентом США Р. Рейганом. – Ю. Л.).

Зачастую из-за недостатка времени солдат, погибших при отступлении, хоронят в земляных или снежных укрытиях. Правда, в немецких дивизиях имелись так называемые «офицеры-могильщики», ответственные за погребение. Они вели дивизионную документацию вплоть до каждой одиночной могилы. Но тот, кто сам видел, как быстро разваливается в боевой обстановке даже самая гуманная бюрократия, тот уже не удивляется отсутствию так необходимых теперь документов.

Но вернемся к живым. На некоторое время оставим в покое солдат, сражающихся в районе прорыва Второй ударной армии, в наспех оборудованных блок-постах у штаб-квартиры 18-й армии в Сиверской на реке Оредежь, в опустошенных войной лесах у Спасской Полисти и у железнодорожной насыпи между станциями Погостье и Шала. Ни русским, ни немцам не удается хотя бы немного перевести дух. В одинаковой степени страдают они в том мире ужаса, который сами создают друг другу. На всех участках фронта под Ленинградом сохраняется нервозная обстановка. Нет никаких свидетельств того, что сытые оккупанты чувствовали себя в то время безмятежно и лишь ждали, когда мертвый огромный город сам упадет им в руки, как созревший плод. Как раз об этом сегодня у нас много говорится. Кажется, нет конца перестрелкам из окопов, на открытых пространствах и на участках, выдвинутых к переднему краю и к самой линии фронта.

Русские держат немцев под Колпино в постоянном напряжении своими изнурительными атаками, как раз в том районе, откуда шоссе из Ленинграда ведет свой путь на юго-восток, в район боевых действий. Там находятся предприятия, на которых, как слышали немецкие солдаты, работают теперь их военнопленные соотечественники. Их заставляют это делать также в районе Лодвы и по другую сторону «Бутылочного горла». Поэтому сейчас немцами неустанно ведется «работа по латанию прорех»: роты и батареи, батальоны и полки перебрасываются с одного участка фронта на другой, более опасный.

Но все-таки бои за опорные пункты и позиции ведутся не так долго и ожесточенно, как крупномасштабные операции с участием огромного количества боевой техники. Поэтому иногда случаются дни, когда в передовой полосе действуют одни лишь разведывательные дозоры. Там они стреляют и захватывают часовых. Зато борьба с природой ведется постоянно. У солдат вырабатывается утонченное восприятие на изменения, происходящие на окружающей местности. Ставя минное заграждение на перемычке между болотами, они обнаруживают, что торфяная почва под снегом продолжает тлеть, напоминая о последствиях осенних боев. Небольшие подразделения проваливаются в болоте в тех местах, которые до этого считались прочно замерзшими. Внезапно обнаруженные следы на свежем снегу выдают, что русским удалось проникнуть сюда. На тех немногих дорогах, что проложены в болотистых лесах, взлетают на воздух от замаскированных мин сани и вездеходы-снегоуборщики. Однажды, напав на деревню, сибиряки гонят своих лошадей прямо на минные заграждения. Затем во взорванные проходы бросается пехота, поджигая все дома и лишая немцев последнего пристанища.

Здесь, также как и в других местах, солдаты переживают те же самые мучения. Каждый топор, лопату, ящик с боеприпасами, карбидную лампу, переносную печку для блиндажа – одним словом все, что нужно солдатам, – приходится нести на себе на многокилометровые расстояния, чтобы не погибнуть в удаленном опорном пункте среди снега и льда. Когда противнику удается подойти на расстояние прямой видимости к дороге, связывающей опорные пункты, то раненых приходится спешно обеспечивать самым для них необходимым. Они должны лежать замаскированными до тех пор, пока не удастся под покровом ночи оттащить их назад. По обеим сторонам фронта солдаты со злорадством наблюдают, как у противника исчезают в печках бревна из хат, разбитых снарядами. Целыми днями напролет ведутся огневые дуэли между пехотинцами и пулеметными расчетами. Для этих целей противники используют также и компас. Его деревянная часть укладывается на твердую поверхность таким образом, чтобы подвижная стрелка пеленговала скопление металла как направление, откуда ведется вражеский огонь. От холода слезятся глаза и расплываются ориентиры.

Местность, где разыгрываются стрелковые дуэли, производит зловещее впечатление: изуродованные участки леса, обезображенные деревья-великаны, лужайки с разбитыми танками и печными трубами сгоревших домов, проволочные заграждения, которые ветер то заносит снегом, то сдувает с них этот снег. На заграждениях застывшие, как лед, трупы. Днем и ночью сохраняется опасность, днем и ночью наносятся друг другу булавочные уколы. На Восточном фронте без перемен.

Русские лазутчики ведут разведку своеобразными способами. Часто их сбрасывают за немецкую линию фронта на парашюте. Как, например, это происходит с 19-летним студентом ленинградского института физкультуры им. Лесгафта, которому поставлена задача разведать, где лучше всего можно нарушить систему снабжения немцев, узнать, где находятся их командные объекты и наиболее привлекательные цели. Его обнаруживает немецкий патруль. Он одет не в военную форму, а как гражданское лицо. Ему известно, что поэтому с ним будут обращаться не как с солдатом регулярной армии, а как с партизаном. Его волнует не то, что ему предстоит умереть. На допросе он признается с некоторым смущением, что ему невыносимо тяжело оттого, что его не воспринимают как военного разведчика. Когда его запирают в чулане, то он, накинув на шею веревку, кончает жизнь самоубийством.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю