Текст книги "Час мертвых глаз (ЛП)"

Автор книги: Харри Тюрк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Примерно во время, когда они должны были готовиться к обратному полету, Биндиг посмотрел на часы. Он сразу вспомнил о самолете и понял, что на него не стоит надеяться. Он перелетел бы озеро, и если посадочные огни не были бы зажжены, то сделал бы один или два разворота и полетел бы назад. Он не вернулся бы, и какой-то другой самолет тоже нет. Связь была разорвана. Биндиг подумал, что никому из их группы не удалось бы добраться до посадочной площадки. Группа была потеряна; операция «Кладбище» провалилось. И несколько подорванных ими грузовиков не нанесли бы никакого существенного вреда готовности Красной армии.

Он отбежал далеко. Стрельбу больше не было слышно, это место лежало на расстоянии нескольких километров за ним. Биндиг даже не знал, было ли там еще сопротивление или уже все закончилось. Он бежал, как быстро несли его его ноги, со сверлящей болью в черепе и с повязкой на лбу, на которой уже успела замерзнуть кровь. Его нервы колотились. Он давно снова поставил на предохранитель пистолет от страха выстрелить из него каким-то неумышленным движением. Он чувствовал себя слабым и разбитым. Ему казалось, что он в любую минуту должен упасть на землю и остаться лежать. Но он знал, что это означало конец, если бы он теперь упал и остался лежать. Может быть, он, такой, каким он был сейчас, и мог бы поспать несколько часов. Но когда он проснулся бы, у него больше не было бы сил подняться и идти дальше. Он боялся этого.

Наконец, он спрашивал себя, куда он вообще должен был идти. Он не знал этого. Он убежал, но без цели. Прислонившись к дереву, он закурил сигарету. Она пробудила в нем голод, и он съел несколько галет. Он не наелся тем, что было у него в карманах. Шоколад был последним. Он берег его, но не знал точно для чего. Тогда он пошел дальше, одна рука прижата к повязке, в другой пистолет. Когда на востоке начало смеркаться, лес раскрылся, и перед ним лежала развилка дорог. Он присел на корточки на краю леса и долго наблюдал за дорогой. На ней были следы машин, но в настоящее время она была тиха. У развилки стоял указатель. На половине высоты под ним была прибита сине-белая табличка с надписью на русском языке. Биндиг осторожно приблизился к доске и расшифровал имена. Он запомнил их и прокрался назад в лес. На снегу он развернул карту, которую нес в кармане. Это продолжалось довольно долго, пока он нашел место, где находился. В начинающемся утреннем сумраке он склонился над развернутой на снегу бумагой и расшифровывал имена местностей, рек, фольварков.

Он бежал на запад. К фронту. Но он еще не приблизился к фронту, потому что он, не замечая, много раз делал крюк. В его страдающей от боли голове неясно сформировался план продвигаться дальше к фронту и попытаться перейти его. Он знал, что это, наверное, было бы возможно, но видел, что путь туда был еще очень далек. И он не знал лесов, которые простирались до самого фронта. В этих прифронтовых лесах бурлила жизнь. Они были битком набиты исходными позициями, пехотой, артиллерией. Они были опасны и в них были тысячи глаз. Тысячи винтовочных стволов подстерегали в них. Люди, которые спросили бы его о том, откуда у него рана на голове, которые вообще обратились бы к нему, и которым он не мог ответить. Он посмотрел на себя сверху вниз.

Под разорванной, окровавленной белой маскировочной накидкой на нем была форма красноармейца. Он прикусил губу и посмотрел на леса, нарисованные на карте. Эти леса не были сделаны для человека вроде него. Для того, на ком была чужая форма, и кто не знал, позволит ли ему рана на голове пройти еще несколько часов.

Тогда он обнаружил, что находился вблизи от Хазельгартена. Он положил палец на карту и провел им по бумаге от места, на котором он стоял теперь, до деревни, а оттуда до линии, по которой проходил фронт. У него получилась прямая линия. Он сделал это один раз, а потом, через некоторое время, еще раз. При этом он увидел, что палец и вообще вся рука была в крови, и он снова ощупал инстинктивно бинт на голове. Она на ощупь твердо замерзла, но по краям была влажной. Там медленно пробивалась кровь, и сбегал по лбу Биндига, всё ещё попадая и в глаза. Но она бежала медленнее, и ему больше не приходилось вытирать ее так часто.

Хазельгартен, думал он, вероятно, там будет проще, так как он знает местность. Но как я перейду фронт? Пока я доберусь туда, я буду совсем слабо стоять на ногах. И они устроили там свою систему стрелковых ячеек. Но я больше не тот Биндиг, который беззвучно и быстро делает себе проход с помощью ножа-стропореза. Пока я туда доберусь, я буду только слабым привидением в советской форме. Или я сдамся еще раньше. Он опустил голову и закрыл глаза. Они все мертвы, думал он. Тимм мертв, и Цадо мертв. Паничек тоже, и обер-ефрейтор с «болсом». И пять русских и другие тоже. Я последний. И к фронту ведет эта прямая линия, между обоими маленькими озерами, над лугом, до территории, по которой проходил когда-то раньше фронт, прежде чем мы потеряли Хазельгартен. Дальше будет Хазельгартен, и далеко за ним проходит теперь фронт. К западу от него. Нельзя быть уверенным, правильно ли они обозначили его на карте. Когда мы вылетали, там впереди была изрядная неразбериха.

Небо на востоке светлело. Биндиг теперь точно мог ориентироваться, когда пошел дальше. Он прокрался через дорогу и взял путь на Хазельгартен. У следующей дороги, которую ему пришлось пересечь, он должен был просидеть целый час на корточках сбоку в лесу, пока решился перейти проезжую часть. Был светлый день, и машины стремительно неслись по накатанному снегу. Они не опасались немецких самолетов, так как не было никого, кто мог бы их обстрелять. Сначала Биндиг подумал, что весь тыловой район охвачен волнением из-за нападения поблизости от дровяного склада. Он предполагал, что все дороги будут перекрыты и пехота систематически прочесывает территорию. Но он не заметил никаких признаков подобного. Казалось, что больше ничего не произошло. Джипы деловито проносились туда-сюда, грузовики рычали в бесконечных колоннах. Между ними танки и артиллерия, снова и снова артиллерия, повозки с закутанными фигурами на козлах, часто в длинных колоннах. К некоторым повозкам были привязаны сани. Маленькие, похожие на низкую лодку, полностью загруженные транспортные средства. Биндиг лежал в заснеженной роще, и ему с трудом удавалось запомнить все, что происходило на дороге. Боль сверлила его голову; иногда ему на минуту приходилось закрывать глаза. Когда он пролежал час у проезжей части, он понял, как мало операция «Кладбище» могла помешать развертыванию этой армии. Он никогда еще не лежал так непосредственно и так близко от пути подвоза. В первый раз он рассматривал чужих солдат из такого незначительного удаления без всякого задания, предписывавшего ему определенный путь. Наконец, когда поток машин на короткое время прекратился, он вскочил и решился перебежать дорогу. Пот лился из его пор, когда она на другой стороне скрылся среди ветвей деревьев. Он еще долго думал, что его заметили, и иногда останавливался, с пистолетом в руке, ожидая предполагаемых преследователей. Но их не было.

Вообще он целый день больше не видел ни одного солдата, так как каждый раз, когда обнаруживал признаки скопления войск, он делал большой крюк. Во второй половине дня голод был настолько силен, что он съел последнюю шоколадку. Теперь у него в карманах остался только первитин и несколько сигарет. Он только чуть-чуть приблизился к Хазельгартену. Он слишком много раз делал крюк, и он должен был слишком часто отдыхать, истощенный от потери крови. Но он тащился дальше, пока не наступил рассвет. Это было примерно в то время, когда ему пришлось обойти одну из деревень, которые лежали на его пути. Он обходил ее очень далеко, но деревня раскинулась широко и была полна войск. Из печных труб в небо поднимался дым. Биндиг с края песчаного карьера довольно долго наблюдал все, что происходило между домами. Дымящие трубы и огни в окнах вызывали у него воспоминания о тепле и защищенности. Он пристально глядел на деревню, и впервые он подумывал, что произошло бы, если бы он теперь просто пошел туда и сдался. Он не додумал до конца свою мысль, он только посмотрел на свои сапоги и на светло-коричневую форму, которая была на нем. Он сказал себе, невозможно было бы просто так пойти туда, не смирившись с тем, что будешь там убит. И он хотел жить, он никогда раньше еще не цеплялся так со всей силой за жизнь. Он хотел спасти ее. Они убьют тебя, думал он. Ты носишь их форму, а это запрещено. У них есть право просто поставить тебя к стенке, и никто не будет сожалеть о тебе, если они так и сделают. Ты знал, каковы ставки, и ты согласился участвовать. Так выглядит конец. Ты должен идти дальше.

Позже он отыскал в лесу дорогу, которая вела напрямик на запад. Дорога была засыпана снегом, и Биндиг шел по ней, пока вскоре после полночи не вышел снова из леса.

Там перед ним лежала довольно широкая, свободная поверхность, озеро, вдоль по правому берегу которого проходила дорога, которую ощупывали фары проезжавших машин. Слева к берегу примыкала деревня. Одна из маленьких сгорбленных деревень со спрятавшимися под снегом домами. Биндиг видел, что в некоторых окнах горел свет, и он знал, что должен будет пересечь озеро между дорогой и деревней. Было темно. На этом удалении его нельзя было увидеть ни с улицы, ни из деревни. Он еще раз зашел в тень деревьев и зажег остаток сигареты, которую наполовину скурил в полдень. При этом он рассматривал озеро и оценивал расстояние. Ему нужно было пройти один километр или больше, пока он доберется до другого берега. А там начинались заросли кустов, которые, наконец, переходили в лишь размыто видимый лес. Это было большое расстояние.

Лед был покрыт только тонким снежным покровом. Ветер смел снег. Только иногда отдельные заносы громоздились выше. Сапоги Биндига были на кожаной подошве. Это позволяло ему уверенно стоять на гладкой ледяной равнине. Но он мог идти, только качаясь. Он устал и был голоден. Боль в голове все еще оставалась. Она стала слабее, но таблетки, которые Биндиг принимал время от времени, не могли устранить ее окончательно.

Таким образом, он больше скользил, чем шел, и не заметил опасное место на льду. Здесь несколько дней назад кто-то ловил рыбу. Он расколол лед или даже выломал, бросив в воду несколько ручных гранат в воду, и после взрыва подобрал рыб, которые всплыли наверх с разорванным плавательным пузырем. Некоторые из них, которые были слишком малы для него, он оставил. Они после нескольких часов были заморожены в этом месте, когда лунка снова покрылась новым ледяным слоем.

Все это Биндиг увидел и понял только гораздо позже.

Он вступил на свежий слой льда, и тот не выдержал под его ногами. Он бросился назад, но движение оказалось слишком слабым. Он провалился в прозрачную, ледяную воду, и когда он тонул, он сильно ударился раненым местом в голове о край льда. Он кричал, но его голова уже была в воде, и ничего нельзя было услышать, кроме неразборчивого бульканья. Силы Биндига еще хватило, чтобы сделать еще пару движений пловца, которые подняли его на поверхность. Он мог держаться на воде, но куда бы он ни хватал, чтобы вылезти на лед, тот крошился, и он при его попытках снова и снова погружался в воду с головой.

Он глотал ледяную воду и чувствовал, как это медленно парализовало его силы. Его пальцы застывали. Он едва ли мог двигать ногами в тяжелых сапогах. Решение закричать пришло совершенно неожиданно. Биндиг звал на помощь, даже не думаю, что произошло бы, если бы кто-то услышал его. Однако никто его не слышал, так как из его горла выходило только какое-то карканье, которое нельзя было услышать дальше, чем в нескольких метрах от места, где он провалился.

Он чувствовал, что никакая помощь к нему не придет, и он с отчаянными усилиями хватался за тонкие кромки льда, которые отламывались и падали в воду рядом с его головой. Он не заметил, что потерял повязку, и его рана снова кровоточила; так как было темно, и он не мог видеть окрашенную кровью воду. Метр за метром лед ломался как хрупкое стекло. Но потом Биндиг добрался до края старой, толстой ледяной поверхности. Он почувствовал это, так как тут лед не треснул, когда он за него уцепился. Он был тверд и выдержал его вес, когда он уцепился за него, обессиленный от движений, с которыми он вынужден был держаться на воде.

Ему удалось выбраться из воды так, что он мог упереться локтями об лед и передохнуть. При этом он чувствовал, как нижняя часть тела медленно застывала, и как ему становилось все тяжелее двигать конечностями. Но в истощенном теле еще жила часть прежней гибкости, и Биндиг, который преодолел страх, начал рассчитывать свои действия. Он двигал локти сантиметр за сантиметров так далеко по льду, что он с головой лежал далеко за краем льдины. Все зависело от того, выдержит ли лед этот вес. Но лед был толст. Это был старый лед еще со дней сильных морозов.

Биндиг заметил, что вода с волос бежала у него по лицу. Но эта вода показалась ему странно теплой, и когда он провел языком по губам, то понял по вкусу, что это была кровь. Почти в то же самое мгновение он почувствовал боль, которая снова сверлила у него в ране, и которую он снова осознал только теперь снова. Это привело его к последнему, самому отчаянному усилию. Он приподнял сначала одно плечо, а потом другое. Он почувствовал, как при этом он скользнул на сантиметр вперед. Он повторил это один раз, а потом еще раз. Кромка льда прижималась к его груди, потом было так, как если бы эта кромка скользила все ниже, с груди вниз до области желудка, глубже и дальше, до тех пор пока большая часть веса туловища не лежала над кромкой, пока Биндиг, медленно двигаясь вперед на предплечьях, не смог вытащить из воды ноги.

Он продолжал лежать неподвижно и опустил голову на руки. Через четверть часа ледяные предметы одежды приклеились к его коже, и еще через четверть часа они накрепко замерзли. Кровь, которая текла на его ладони, была теплой. Он устало поднял голову и осмотрелся. Нигде никого не было. Никто его не слышал и не видел. Там впереди озеро заканчивалось, до этого места оставалось еще несколько сотен метров.

Он поднимался, пока не лег на колени. У него кружилась голова, и он ощущал слабость. Любое движение усиливало сверлящую боль в голове. Когда он двигался, замерзшие предметы одежды шелестели. Лежа на коленях, Биндиг оторвал лоскут от когда-то белой маскировочной накидки, ставшей разодранной и грязной. Ему пришлось размораживать его в руке, так как он замерз. Он обвязал этим лоскутом голову, насколько хорошо ему это удалось, а потом с большим напряжением сил смог встать на ноги. У него подкашивались колени, пока он тащился дальше, но он добрался до края озера, а оттуда дальше, через невысокий кустарник, по слегка затвердевшему снегу глубиной по щиколотку, дошел до леса. В слабом лунном свете он вытащил из кармана карту, но едва мог на ней что-то разглядеть. Он взял направление на запад и поплелся дальше. Иногда он едва не падал, и тогда он на пару минут прислонялся к какому-то дереву. Холод пронзал его тело и там, где замерзшая одежда оттаивала от тепла его тела, она вызывала у него лихорадочный озноб.

Утром он снова посмотрел на карту. Он находился в окрестностях Хазельгартена. Он стоял, прислонившись к дереву, и разглядывал местность. Далеко на западе лежала деревня. Он мог видеть ее. Она лежала в утренней дымке, и Биндиг сомневался в том, что у него еще хватит сил добраться до нее. Из Хазельгартена уже больше не могло быть далеко до фронта, и Биндиг считался с тем, что позже, когда артиллерия начнет стрелять, он так узнал бы направление. Но какой толк со знания направления, если он уже не смог бы пройти это расстояние? Теперь он должен был быть очень осторожен. Колонны двигались по главным дорогам и обходным путям чаще, чем обычно. Тут и там стояли орудия. Всё было в движении. Тут было настолько оживленное движение, что Биндиг медленно начал сомневаться, сможет ли он вообще добраться до фронта. То, с чем он должен был считаться, это больше не был отдельный часовой, на которого он нападал ночью. Это была вся армия со всем тем, что было ей нужно для ближайшего наступления. Это был военный лагерь гигантских размеров, плотность которого казалась Биндигу невероятной.

Белая накидка была настолько разорвана, что она волочилась за Биндигом по снегу. Он снял ее и просто бросил. Продолжая плестись дальше, он заметил, что его силы были на исходе. Его шаги становились все более неуверенными, и боли изматывали его, с тех пор как он больше не мог принимать таблетки против боли. У него еще оставались две сигареты, но они, как и таблетки, размокли в ледяной воде озера и стали непригодными. Он где-то потерял и зажигалку. Он не сожалел об этом. У него вообще больше не было силы сожалеть о чем-то. Он тащился вперед. Единственное, ради чего он собирался с силами, было внимание, с которым он наблюдал за местностью. Это страх заставлял его это делать, но он этого не замечал.

К полудню он рухнул на землю в первый раз и оставался лежать между светлыми кустами на лугу, который он пересекал, целый час. Он не чувствовал себя более сильным, когда проснулся, но ему удавалось снова встать на ноги. Когда день заканчивался, он лежал на склоне на краю ложбины, которая вела когда-то от Хазельгартена к фронту, и смотрел через нее на хутор, в котором жила Анна.

Ему доставляло некоторую боль видеть эту местность еще раз, но его способность что-то чувствовать притупилась за две последних ночи, и он состоял только лишь из комка костей и мышц, который вяло и слабо следовал за инстинктом выживания. Он мог отчетливо видеть хутор. В нем, кажется, ничего не изменилось. Очевидно, во время боев дом не пострадал. Забор тоже еще стоял, но ворота во двор были открыты. В окнах стояли все еще старые, собранные из обломков стекла. Через какое-то время Биндигу показалось, что из трубы поднимается слабый дымок. Но он не мог это точно разглядеть, потому что за домом стояла темно-серая туча, на фоне которой дым из трубы нельзя было различить.

Женщина появилась на дворе совершенно неожиданно. Она вышла из двери дома и выставила ведро с кормом на дворе, так же как она часто делала, когда Биндиг у нее бывал. На ней была красная косынка, и она не задерживалась долго во дворе. Она только оставила ведро и вернулась в дом. За серой тучей лежал запад. Из того же самого направления слышался приглушенный гул орудий. Несколько отдельных выстрелов, не имевших большого значения. Снежная поверхность вокруг деревни была перерытой и грязной. Она была усеяна воронками от снарядов. То тут, то там лежала уничтоженная техника. Снег в последние дни больше не шел.

Биндиг смотрел на хутор недоверчиво, почти испуганно. Ему казалось, что его чувства его обманывают. Он посмотрел в другую сторону, на деревню. Солдаты, должно быть, жили в подвалах, потому что на земле после последних боев не осталось ни одного целого строения. Между развалин стояли машины. Биндиг перевел свой взгляд оттуда снова на хутор и понял, что чувства его не обманули. Ведро стояло там перед дверью. Сомнений не было: за дверью, в той же кухне, где он в первый раз сидел с ней за столом, была Анна. Он попытался встать. Это ему удалось, но отобрало почти все его силы. Он поскользнулся и покатился со склона вниз. Когда он снова вскочил на земле ложбины, то шаг за шагом, пошатываясь, двинулся вперед. Внезапно он знал, что это было последним усилием, к которому он еще мог принудить себя.

Было совершенно темно, когда он достиг хутора. Ворота во двор все еще были открыты. Когда Биндиг прошел их, дом начинал качаться и кружиться у него перед глазами. С трудом ему удалось открыть дверь в дом. Он с полузакрытыми глазами на ощупь пробирался сквозь темноту прихожей. У двери кухни он заметил луч света. Он не знал, что его лицо и его одежда были перепачканы кровью, что его руки были покрыты засохшей кровью и грязью, что лицо его было бледным и с впалыми щеками, а лоскут, который он намотал себе вокруг головы, был больше похож на полотнище красного знамени, чем на кусок белого полотна.

Он на ощупь нашел дверную ручку и нажал на нее, и когда дверь поддалась, он, растянувшись во весь свой рост, упал на пол кухни.

Он еще заметил офицера, который сидел за столом, но он и не подозревал, что это был Варасин, как и то, что он пришел, чтобы принести Анне одну из больших буханок солдатского хлеба и несколько маленьких мешков с пшеном и бобами. Он больше не слышал, как кричала женщина, и больше не видел, как Варасин вскочил и поспешил к нему.

Женщина прикрыла лицо руками. Варасин тряс Биндига. При этом он взволнованно спрашивал: Эй!… Вы слышите меня! Как вы попали… в эту форму…

Тогда он увидел под сползшим лоскутом рану на голове. – Боже мой! – кричала Анна. – Боже мой, что это… что это только…

– Ранение в голову, – тихо сказал Варасин, – дайте мне несколько чистых кусков ткани и горячую воду. Быстрее… давайте…