Текст книги "Шрамы Мафии (ЛП)"
Автор книги: Хардин Грэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Шрамы Мафии.
Серия: Случайная Королева Мафии. Книга 2
«Никогда не стоит ненавидеть своих врагов, это повлияет на ваше суждение.»
Роберто Герхард
Глава 1
Амелия
10 лет и 9 месяцев назад…
Я сегодня похоронила маму.
Я не могла поверить в это. Это действительно произошло. Один из самых больших моих страхов в жизни. Потерять ее и пережить кошмар – похоронить ее. Положить ее в землю и смотреть, как исчезает всё, чем я когда-либо дорожила.
Она была для меня всем.
Всё не должно было так произойти.
Всё было неправильно.
Всё это, каждый последний кусочек моей жизни.
В прошлом году в это время я была так счастлива. Очень счастлива. Я думала, что, должно быть, пережила воплощение своей жизни.
Воплощение. Это слово использовала мадам Буглез, когда рассказывала нашему классу о своих чувствах, когда ее впервые приняли в балет Большого театра.
Она была прима-балериной в течение многих лет, но сказала нашей небольшой группе, что, хотя это было потрясающе, но то, что было лучшим и самым ярким событием в ее жизни, это получение шанса и возможности, когда ее впервые приняли.
Это была классическая фраза, я знаю, что справлюсь, если у меня будет шанс.
Вот как я себя чувствовала, когда в прошлом году входила в большие залы Джульярда в Линкольн-центре.
Мне только сказали, что меня приняли там на обучение с сентября этого года. Меня и моих родителей пригласили на мероприятие «Приходи и посмотри». Это было мероприятие, которое Джульярд устраивал, чтобы в следующем году студенты смогли оценить, какой будет жизнь в его стенах для талантливых людей. Мне там понравилось. Мне там очень понравилось.
Я знала, что могу быть прима-балериной. Я могла бы быть лучшей танцовщицей, звездой любого шоу, но что мне нравилось, так это шанс.
Возможность.
Было намного лучше, что моя мама была там. Я никогда не видела, чтобы она выглядела такой гордой. Она сияла. Лицо сияло счастьем и любовью. Волнением за меня.
Волнение от того, кем я стану.
Я так хорошо помнила тот день, но это было всё, чем он когда-либо остался. Памятью. Воспоминанием о том, что могло быть.
До сентября оставалось всего два месяца. Я осмотрела свою красивую спальню, подходящую для принцессы, и слезы навернулись на глазах.
Я не собиралась в Джульярд. Я не могла, не после всего. Я подумала, что это станет отличным подарком на восемнадцатилетие, так как мне должно было исполниться восемнадцать на той же неделе, когда я бы начала учебу. Было так тривиально думать о днях рождения сейчас.
Мой мир изменился и погрузился во тьму в день смерти моей матери. Ровно две недели назад. Я все еще не могла в это поверить.
Две недели назад я приехала домой после того, как пообщалась с друзьями и увидела, как на дороге остановилась полицейская машина. Я даже не припарковала как следует свою машину. Зная и чувствуя, что что-то ужасно произошло, я припарковалась рядом с полицией и помчалась в дом, где я получила новости.
В доках произошла перестрелка, и моя мать попала под перекрестный огонь.
У меня все еще были проблемы с обработкой объяснений.
Когда я впервые услышала об этом, у меня в голове возникло множество вопросов. Вопросы, на которые все еще не было ответа. Что моя мама делала в доках? У нее не было причин быть там. Я не могла даже представить, почему, и незнание убивало меня.
Но отсутствие знаний было наименьшей из моих проблем. На моем пути были большие проблемы.
Я потеряла одного родителя, и мне казалось, что я теряю другого.
Мой отец был ...
Он был вне себя, когда впервые узнал о моей матери. Это было естественно и нормально. Я тоже была вне себя и все еще не переставала плакать.
Но он. Боже. Я видела его сторону, о существовании которой не подозревала, и это открыло мне глаза на правду о моей семье.
Я думала, что мы заработали богатство, просто развивая и продавая недвижимость. Однако в действительности было нечто более зловещее.
Я видела это в фильмах, слышала в новостях рассказы о преступных семьях. Мафия. Мафиозные семьи, как в «Крестном отце» и «Хороших парнях».
Чего я не знала, так это того, что я была её частью.
Мне было семнадцать лет. Я прожила семнадцать лет на этой земле и никогда этого не знала. Никогда не имела ни малейшего понятия, что что-то кажется неправильным или чувствуется неправильным. Мне все казалось нормальным до той ночи, когда мы узнали о маме.
В ту же ночь после ухода полиции в дом пришли мужчины, которых я никогда раньше не видела. Мужчины, которые без сомнения, были плохими новостями.
Папа пытался уговорить меня остаться в моей комнате, но он мне был нужен. Я пошла в свою комнату, но спустилась вниз и услышала повышенные голоса.
Папа говорил, что собирается кого-то убить, а мужчины запоминали имена.
Я слышала, как один из них сказал агент.
Я не думала, что они хотели кого-то убить, но что-то подсказывало мне, что я была неправа.
Я пряталась в туалете в комнате рядом с офисом отца, пока они не ушли, и я была уверена, что он уже лег спать. После этого я воспользовалась возможностью проникнуть в его офис, который всегда был под запретом.
Я думала, что это потому, что он был привередливым, но это не так.
Я шныряла вокруг, любопытствуя. Я искала, пока не нашла секретную кнопку под краем его стола из красного дерева, и в полном шоке наблюдала, как его книжный шкаф открылся, обнажив ряды пистолетов, гранат и другого оружия, которое я не могла описать.
Шок сделал меня невнимательной, потому что стук моего сердца оглушил меня, поэтому я не слышала, как он подошел ко мне сзади и поймал меня, когда я шпионила.
У нас был такой большой спор. Такая ужасная ссора. Однако больше его напугало то, что я узнала о его секрете, и он кричал на меня, говоря, что мне не следовало вторгаться в его личную жизнь и что мне нужно молчать об этом. Я все время спрашивала его, зачем ему оружие и что все это значит.
Ночь закончилась тем, что я пошла в свою комнату в слезах и от боли.
После этого всё не стало прежним.
Всё и сейчас не так как прежде.
Я была в своей комнате и ждала. Ждала не знаю чего. Четыре часа назад мы вернулись с кладбища, и уже наступила ночь.
Моя дверь открылась, и вошла Миллисента. Она была моей няней и нашей главной домработницей с момента моего рождения. Я была уже слишком взрослой, чтобы иметь няню, но она, как всегда, заботилась обо мне. По правде говоря, она была единственным человеком, которая заставляла меня продолжать весь этот кошмар.
Она несла поднос с молоком и печеньем, как раньше, когда я была маленькой. Она всегда заканчивала смену таким образом, и часто печенье было тем, что она делала.
Я выдавила улыбку, которой действительно не чувствовала.
– Амелия, пожалуйста, поешь это, – умоляла она.
Я была уже такой худой и не ела как следует после смерти мамы. Может быть, кусочек хлеба. Кроме этого, у меня не было никакого аппетита.
Мой взгляд упал на мягкий кремовый ковер, окружающий мои ноги. Я сидела у окна, прижав колени к груди, и не смотрела наружу.
Я не могла есть печенье, как бы оно ни пахло.
Миллисента подошла ко мне с ним и поставила поднос на тумбочку рядом со мной.
– Я не голодна, – сказала я ей.
Она опустилась на пол и села передо мной. – Раньше я могла подкупить тебя парой историй, когда ты была маленькой.
– Эти времена давно прошли. У меня было так много всего, о чем я хотела поговорить. Я избегала всех. Друзей и семью, ту маленькую семью, которая у меня была.
День за днем я собирала по кусочкам разные события.
Несколько лет назад мои дядя и двоюродный брат были застрелены. Моя мать попала под перекрестный огонь. Я нашла в офисе отца армейское оружие.
Сегодня я пришла к истине.
Сегодня, когда я смотрела, как отец оплакивал мою мать, он даже не смотрел на меня.
– Ты должна что-нибудь съесть. Как еще ты сможешь набраться сил, чтобы поехать в Джульярд? – она попыталась выразить надежду. Разговор о том, над чем я работала всю свою жизнь, должен был привить мне что-то положительное, но этого не произошло и не произойдет.
– Я не поеду, – сказала я ей. Мой голос наполнился печалью.
Она ахнула и коснулась моей руки. – Амелия, нет, ты должна. Твоя мать хотела бы, чтобы ты это сделала.
– Я не могу. Танцы были связаны с моими эмоциями. Счастьем и грустью.
Они не были связаны с потерей. Конечно, потеря тоже была эмоцией. Печаль была в ее глубине.
Испытав потерю и вызвав этим онемение, я могла сказать, что это было то, что высасывало из вас жизнь. Она напала на вашу душу и убила все внутри человека, сделав вас такими, какие вы есть.
Потеря сделала это и заменила всё чем-то другим. В моём случае это была месть, и прямо сейчас я чувствовала, что мой отец как-то причастен к смерти моей матери. Возможно, он не спустил курок и не был с ней в то время, но я видела и слышала достаточно, чтобы знать, что он приложил к этому руку.
– Амелия, танцы это ты, и ты это танцы. Я никогда не видела более красивой танцовщицы. Это исходит из глубины тебя. Ты не должна отказываться от этого, – она нежно сжала мою руку.
– Спасибо за твои добрые слова. Это всё, что я могла сказать, хотя мне хотелось сказать гораздо больше.
Я думала… Она знала про папу? Видела ли она тоже пистолеты или что-то еще, что казалось неправильным в доме?
Миллисента не была похожа на женщину, которую это устраивало. Она была милой и любящей. От нее исходило изобилие доброты.
Нет ... я не думала, что она знает. У папы был офис в городе, в котором он работал. Обычно он никогда здесь не вел дела. Во всяком случае, я не знала об этом.
Но тогда… что я действительно знала?
Она наклонилась вперед, поцеловала меня в лоб и встала, чтобы уйти. – Позвони мне, если я тебе понадоблюсь. У меня уже конец смены, и я вернусь завтра.
Я кивнула, хотя и не собиралась ей звонить.
Примерно через полчаса после ее ухода я спустилась в офис отца. Дверь была закрыта, но я открыла ее и вошла.
Он сидел за столом, держась за голову руками. Его взгляд встретился с моим, когда я вошла, оставив дверь открытой.
– Я хочу правду, – потребовала я. Все внутри меня достигло точки кипения, и я была готова взорваться. – Мама умерла из-за тебя, не так ли?
Слеза скатилась по его щеке, отвечая на мой вопрос, и мое сердце упало.
– Я не знал, что она будет в доках. Она не должна была быть где-то рядом, и никто не должен был умереть.
Я слышала, что было еще четыре смерти. Перестрелка была между федералами и этими парнями.
Папа говорил так, будто знал больше, чем все остальные.
– Что все это значит? Что ты сделал? – я снова заплакала, не в силах понять, что все это значит.
Он встал и подошел ко мне, возвышаясь надо мной своим ростом. – Амелия, моя дорогая, ты никогда не должна никому говорить об этом. Никогда, пожалуйста.
– Почему? Что, если я пойду к копам и скажу им, что это ты? Мне было все равно. Мой отец был зеницей моих глаз. Моим героем. Мои родители для меня были лучшими, о чем могла мечтать девочка, и они относились ко мне так, как будто я была самой важной в их мире. Однако моему отцу удалось разрушить видение, показав мне, что это всего лишь фасад.
– Я не забочусь о себе. Я забочусь о тебе. Есть еще кое-что, чего ты не поймешь. Ты можешь ненавидеть меня, если хочешь, но я буду защищать тебя до самой смерти. Я буду любить тебя до последнего вздоха. Все, о чем я прошу – это не задавай никому никаких вопросов и не говори ни о чем, что у гас происходит.
При этом я заплакала. – Папа… Она умерла из-за тебя?
– Ты не понимаешь.
– Тогда объясни мне.
Он покачал головой, и на его лице появилось торжественное выражение. «Нет, amore mio. Нет. Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Это защитит тебя. Я бы предпочел, чтобы ты меня ненавидела, чем знала правду.
– Оружие, смерть. Дядя Антонио и кузен Бернардо тоже погибли от огнестрельного оружия. Мы часть мафии?
Он зажмурился и снова открыл глаза.
Нас прервал звук открывающейся с силой входной двери и шаги.
Внутрь ворвались трое крупных мужчин в черных костюмах. У них был стандартный криминальный вид. Закаленный и жестокий.
– Босс, у нас проблемы. Тэгу нужна ваша помощь. Там федерал ... Мужчина замолчал, когда увидел меня.
Выражение лица отца сразу же отчитало его.
– Босс? – я дышала, еле слышно, но папа меня слышал.
– Иди в свою комнату, Амелия, и оставайся там.
– Мы похоронили маму сегодня. Ты мне нужен. По моим щекам текли свежие слезы.
– Я вернусь. Иди в свою комнату и оставайся там. Иди, – рявкнул он.
Я ушла, оставив их, но остановилась наверху лестницы и прислушалась.
– Федералы задают вопросы, и Тэгу нужна ваша помощь, чтобы выбраться из города, – продолжил говоривший ранее мужчина.
– Я позабочусь о транспорте, – ответил папа. – Вы схватили всех агентов из списка?
– Все мертвы, кроме Петерсона.
– Оставьте Петерсона мне. Он мой. Я сам отрежу ему голову за его невнимательность.
Я зажала рот рукой. Папа говорил об убийстве кого-то.
Я смотрела, как они вошли в коридор, готовые уйти. Папа был последним. Он остановился почти инстинктивно и посмотрел на меня вверху на лестнице.
Я стояла наверху, где перила изгибались, чтобы перейти на следующую ступеньку. Это было место, где я могла спрятаться лучше, если бы я больше углубилась в изгиб, но я не смогла этого сделать. Итак, он увидел меня. Он увидел меня и окинул меня суровым взглядом, зная, что я подслушиваю разговор.
Он отвел взгляд от меня и продолжил идти с мужчинами, закрывая за собой дверь.
Я вернулась в свою комнату, выглянула в окно и увидела толпу мужчин, стоящих снаружи. Пока некоторые уезжали на машинах, некоторые оставались и стояли на страже у въезда.
Дом охраняют, охраняют меня.
***
Я плакала перед сном и оставалась в своей комнате следующие два дня. Миллисента приходила несколько раз, пытаясь заставить меня поесть.
Я отказывалась от всего.
Я не могла есть и с трудом могла сосредоточиться. Я была уверена, что это было связано, но мне было все равно.
С каждым днем становилось все хуже, а вокруг были все эти странные люди, которых я не знала.
Пришла суббота, и я решила поесть. Было уже после обеда. Я сделала себе бутерброд, который съела, и еще один, который съела, как только быстро проглотила первый.
Раздался звонок в дверь, и я вышла из кухни, чтобы ответить.
Снаружи стоял темноволосый мужчина.
– Привет, я агент Петерсон из ФБР. Я ищу ... – Он даже не успел выговорить слова, как один из мужчин, которых я видела работающими с моим отцом, схватил его.
Откуда он так быстро взялся? Я его никогда не видела.
Я закричала и отскочила назад, когда двое мужчин ввалились в дом.
Папа выбежал из офиса на звук моего крика и ссоры.
Его лицо, когда он увидел агента Петерсона, превратилось во что-то темное и смертоносное – такого взгляда я никогда раньше не видела. Я сразу вспомнила, что он сказал прошлой ночью.
Что он сам отрубит агенту Петерсону голову за свою неосторожность.
– У тебя хватило наглости заявиться сюда, – кричал папа.
Мужчина, держащий агента Петерсона, отпустил его и толкнул к папе.
– Папа, – крикнула я.
Папа посмотрел на меня и нахмурился, но быстро вернулся к агенту, который теперь тяжело дышал.
– Тебе нужно признаться. Тэг преследует меня, – поморщился агент Петерсон.
Отец прорычал. – Как ты посмел прийти сюда! Ты все испортил. Я слышал, твоя пуля убила мою жену.
Я посмотрела на агента Петерсона, не в силах поверить в происходящее. Он убил мою мать.
– Это был несчастный случай. Рафаэль, что она делала в доках? Никто не видел ее приближения. Как будто она внезапно оказалась там, и было уже слишком поздно. Повсюду стреляли. Был полный бардак. Первыми достали оружие и открыли огонь люди Тэга. Мы должны были защищаться, и Элоиза попала в ловушку. Она возникла из ниоткуда. Теперь моя работа находится под вопросом из-за того, что произошло, и Тэг хочет, чтобы моя семья умерла.
– Что ты думаешь я должен сделать? Серьезно, скажи мне.
– Я не знаю, что еще делать. У меня есть дети. У меня есть дети, – взмолился он.
Папа ударил его кулаком в лицо. Кости треснули, и агент Петерсон отпрянул в объятиях человека, который бросился на него у двери.
Я отодвинулась к стене, ведущей к кухне, затаив дыхание, затаив сердце. Держась за рассудок. Когда мой нормальный, приземленный дом превратился в это?
В одном я была чертовски уверенна. Мой отец очень хорошо постарался скрыть это от меня. Такой образ жизни. Он так легко превратился в монстра, которого я видела перед собой.
Прямо передо мной он вытащил пистолет из заднего кармана и дважды выстрелил агенту Петерсону в ноги. Я закричала.
– У меня тоже есть ребенок. Как ты думаешь, что Тэг сделает со мной? – папа зарычал и выстрелил еще раз. – У меня есть семья, которую нужно защищать, и имя. Заберите его.
Агент Петерсон кричал и метался по полу. Кровь была повсюду.
На помощь пришли еще двое мужчин, схватили его и унесли.
– Брут, останься с моей дочерью. Если этот дурак заговорит, могут быть проблемы, – сказал папа более высокому мужчине. Он даже не потрудился скрыть гнев в голосе или скрыть, кто он такой. – – Смотри за ней. Он посмотрел с него на меня, я съежилась в углу, прижимаясь к стене, как будто я хотела, чтобы она меня поглотила.
Я бы так хотела. Мне хотелось, чтобы она затянула меня прямо в другое измерение и удерживала там до тех пор, пока мир, который я знала, не вернется.
Потому что это был кошмар. Должно быть так и было.
Я смотрела, как они уходят. Я смотрела, как папа уходит, и знала, что случится что-то плохое.
Брут посмотрел на меня, по крайней мере, с сочувствием, но ничего не сделал.
Я удалилась в свою комнату, которая стала для меня тюрьмой, и решила, что теперь могу сделать только одно.
Уехать.
Но отпустит ли он меня? Разрешит ли мой отец уйти?
В любом случае я собиралась уехать в Нью-Йорк через несколько недель, и не было никаких разговоров о том, что этого не произойдет. Если Миллисента не сказала ему, что я не поеду, он не узнает.
Я не могла оставаться здесь после всего того, что я увидела.
Мои чемоданы были упакованы к тому времени, когда папа вернулся ранним утром следующего дня.
Мне просто нужно было спланировать, как я уеду. Чем скорее, тем лучше.
Когда через три дня я увидела в новостях, что агент Петерсон был найден в озере с изуродованным телом и без головы, меня несколько раз вырвало.
Папа действительно убил его.
Вот и все. Скоро должно наступить сегодня вечером.
У меня были деньги, которые позволили бы мне позаботиться о себе. Это было наследство, которое мне оставили бабушка и дедушка. Поскольку они предоставили его мне, чтобы я могла использовать деньги, когда буду готова, у меня не было проблем с доступом к наследству.
У меня было пятьдесят тысяч долларов. Этого было бы более чем достаточно. Я действительно хотела использовать их, чтобы открыть танцевальную школу, которой я хотела владеть, к тому времени, когда мне исполнится тридцать. План состоял в том, чтобы танцевать в компании, пока мне не исполнится 25 лет, а затем преподавать. Я планировала вернуться в Джульярд в качестве учителя. Заниматься этим несколько лет. После открыть свою танцевальную школу. Может быть, в каком-нибудь красивом и сказочном месте, например, в деревне в Италии возле замков моих бабушек и дедушек.
По крайней мере, я могла мечтать об этом, если не жить.
Прямо сейчас я не знала, что со мной будет. Мне просто нужно было выбраться отсюда.
И я не хотел сцены. Я не собиралась прощаться. Мне удалось крепко обнять Миллисенту перед тем, как она ушла раньше, но я никогда не допускала того, что, вероятно, это будет последний раз, когда я увижу ее. Я подумала, однако, что она подозревала, что со мной что-то не так, потому что я съела ее печенье и выпила молоко.
Я не хотела, но сделала это, чтобы запомнить её так.
Папа был в своем офисе, и несколько его приспешников были рядом. Я хотела просто выскользнуть, но это было бы сложно. У меня был рюкзак и сумка для ручной клади. Я была налегке.
Я забронировала рейс в Лос-Анджелес. Думала, что это было самое большее, чего я могла достичь. Я забронировала номер в гостевом доме «Пекан», так как он выглядел как место, где я могла бы остаться на некоторое время, чтобы собраться с мыслями и подумать о следующем плане действий, о котором я понятия не имела.
Увидев, что проход к двери был свободен, я быстро подошла к нему, идя по прямой линии и не оглядываясь.
Большие липкие руки сжали мою в ту минуту, когда я повернула медную ручку.
– Куда ты направляешься? – спросил папа хриплым, полным боли голосом. Я резко повернула голову и увидела выражение его лица. – Амелия, ты куда?
У меня перехватило дыхание, и я открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла произнести ни слова. Я впервые увидела его с тех пор, после того, как он стрелял в агента Петерсона, а потом появились новости по телевидению.
Я смотрела в большие карие глаза отца, которого так любила, и чувствовала, как надвигающаяся гибель разочарования хлынула в мое сердце.
Все это было ложью. Все было ложью. Он был плохим человеком, человеком, который убивал людей, и это его вина, почему моей матери больше не было со мной.
– Я покидаю тебя. Оставляю все это, – плакала я.
На его лице отразился стыд. – Ты не можешь уйти. Он запаниковал и крепче сжал мою руку до такой степени, что стало больно.
– Я ухожу. Я не могу здесь оставаться. Ты убил его, не так ли?
Тьма наполнила его глаза.
– Амелия, есть вещи, которых ты не понимаешь. И, как я уже сказал, я буду защищать тебя до самой смерти.
Я покачала головой. – Как его убийство защитит меня?
– Защитит. Просто защитит.
– Ты убил его и отрубил ему голову, как и обещал. Почему ты так поступил? Как ты мог это сделать? – слезы текли из моих глаз, когда я думала обо всем этом и о том, сколько боли, должно быть, пережил этот человек.
– Амелия, мне жаль, что тебе пришлось участвовать во всем этом. Мне жаль, что я не смог уберечь тебя от этого мира, в котором живу. Я хотел, чтобы у тебя была нормальная жизнь».
Я не знала, почему он подумал, что это хорошее оправдание, и что я смогу это принять.
– Я должна пойти в полицию. Это был второй раз, когда я угрожала этим, но в этот раз это было серьезно.
Он огляделся, чтобы убедиться, слышит ли кто-нибудь. – Если ты сделаешь это, мы все умрем. Ты слышишь меня? Включая тебя.
– Ты бы меня убил? – я едва могла выговорить слова.
– Дитя мое, я сказал тебе, что никогда не допущу чтобы что-то с тобой случилось. Тебе бы волноваться не обо мне. Пожалуйста, оставайся здесь, где я смогу защитить тебя.
Я покачала головой. Все было так жестоко и болезненно.
– Нет. Я не могу здесь оставаться. Я не могу. Я умру, если останусь. Мое сердце разбито, – я сжала губы, когда увидела, как по его щеке потекла слеза.
Столько слез пролилось в этом доме за такой короткий промежуток времени.
– Амелия, пожалуйста.
– Нет, папа. Я так сильно любила тебя, и теперь мне невыносимо смотреть на тебя. Когда я вспоминала, как он застрелил агента Петерсона, и боль, которую я видела на лице этого человека, меня снова начинало рвать. Затем я представила себе его обезглавленное тело, и мне захотелось закричать. Это сделал мой отец. Он убил человека. – Ненавижу тебя. Я ненавижу тебя за то, что ты сделал, – крикнула я, и голос вырвался из рыданий. – Я ненавижу тебя, – кричала я, и это было вызвано всеми эмоциями, которые я испытала за последние несколько недель.
– Amore mio.
– Нет, не надо. Ты кого-то убил, и это твоя вина, что умерла мама. Я ухожу, – заявила я. – Я никогда не вернусь, никогда. Ты не тот, кем я тебя считала.
– Я люблю тебя, милая девочка. Он притянул меня к себе, но я отступила, сохраняя прежнее расстояние.
– Ты никогда не сможешь любить меня и быть таким человеком.
– Я люблю тебя больше, чем ты когда-либо могла представить, и даже больше, – крикнул он, тяжело дыша. Я не знала, что что-то может пробиться сквозь охватившие меня гнев и горе, но это произошло. Я увидела правду в его словах сквозь тоску, которая текла в его глазах.
Мне всегда удавалось знать, когда люди говорят правду. Сейчас я не хотела это чувствовать, но почувствовала.
Это ничего не изменило. Я все еще хотела уйти.
– Если ты меня любишь отпусти меня. Отпусти меня и позволь мне жить нормальной жизнью, которую я хочу. Это было самое правильное, что я когда-либо делала. Выражала себя, выражала правду о том, чего хотела. – Отпусти меня.
– Что-то случится с тобой, и я не смогу тебя защитить, – он поморщился.
– Я ничего не скажу. Это шло против всего, что было внутри меня, но я думала, что это единственный путь к побегу. Обещание молчать. – Я ничего не скажу.
– Нью-Йорк, ты думаешь сможешь туда поехать? – его голос был тяжелым.
– Нет. Я не могу поехать в Джульярд. Боль слишком сильная. Я не могу танцевать. Мама была моим сердцем и душой, а ты ... Боже, ты был моим всем. Я больше не могу танцевать. Пожалуйста, позволь мне уйти.
Он посмотрел вниз, затем перевел взгляд вверх, чтобы встретиться со мной. – Амелия, пожалуйста, останься здесь. Так безопаснее.
Я покачала головой. – Нет. Я не могу. Если я останусь, от меня ничего не останется.
Это правда. Я знала, что это правда. Я бы сошла с ума, потеряла бы рассудок.
– Пожалуйста, папа́, отпусти меня, – умоляла я. Я называла его так, когда был маленькой.
Только тогда он отпустил меня, но выглядел он как смерть. Его лицо побледнело, и в его чертах промелькнул страх.
Он смотрел на меня, а я не отрывала от него взгляд. Мы смотрели друг на друга, потом что-то изменилось в его чертах. Что-то, что подсказывало мне, что он размышляет.
– Ты никогда не должна говорить об этом и никогда никому не говори, кто ты. Еще больше слез текло по его щекам. – Никогда не говори никому, кто ты, Амелия.
Я отвернулась от него, не удосужившись ответить, схватилась за ручку и открыла дверь.
Порыв ветра пронесся над крыльцом. Я вошла в него и продолжила идти, не оглядываясь.
Оставив все, что я знала, и все, кем я была раньше.