355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ханна Маккоуч » Под соусом » Текст книги (страница 8)
Под соусом
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 11:54

Текст книги "Под соусом"


Автор книги: Ханна Маккоуч



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Люсинда что-то верещит, а Дик пристально смотрит в мою сторону. Мы узнаем друг друга практически одновременно.

– Лейла? – говорит он.

– Дик!

Почему я так рада видеть Дика Давенпорта, понятия не имею. Может, эти выходные превратились в такую пытку, что мне приятно любое знакомое лицо? Такое чувство, будто я столкнулась с другом детства.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он.

– То же, что и ты, – улыбаюсь я, прикидывая, стоит ли подойти к нему и обнять.

– Помнишь Люсинду?

– Да, привет. Рада встретиться еще раз. Это Фрэнк, – объясняю я. Солнце растопило на нем весь снег, промокшие армейские штаны обвисли. Вид плачевный. От него тянет запахом мокрой шерсти.

– Очень приятно, Фрэнк, – отвечает Дик. – Это Люсинда.

– Привет, – коротко бросает эта стерва.

– Рад тебя видеть! – говорит Дик; похоже, он, как и я, вздохнул свободнее. Люсинда поправляет головную повязку и солнечные очки от Гуччи, чтобы покрасоваться своими волосами. Она опускает руку в карман куртки, вытаскивает – глазам своим не верю! – зеркальце и принимается подкрашивать губы. А я-то… Боже, каким же, должно быть, чучелом я выгляжу – без косметики, с идиотским чуть отросшим «ежиком» вместо прически.

Двое в одной очереди, двое в другой, друг напротив друга, – похоже, мы поедем вместе. Мы с Диком становимся посередине, а Фрэнк и Люсинда – по краям. Подходит подъемник; Люсинда, элегантно усевшись, теряет палку.

– О, Дик! – жалобно восклицает она. – Моя палка! Моя палка!

– Ничего, Люс, в следующий раз заберем.

– Но не могу же я кататься с одной палкой!

– Я дам тебе свою.

Она утихает. Дик говорит мне:

– Так ты, оказывается, лыжница.

Я киваю, для убедительности сжимая губы.

– А что с тобой случилось в тот вечер? Испарилась куда-то, я и не заметил.

– Да. Знаешь поговорку: не выносишь жару – уходи с кухни.

– Профессиональный подход.

– В общем, да.

– Шикарная у тебя мать.

– М-м-м.

– Слушай, а что если мы прокатимся все вместе?

У Люсинды лицо, как у злодейки в мультике: черт, опять все рушится! Фрэнк выглядит всего лишь расстроенным оттого, что нельзя закурить.

– Почему бы и нет? – одобряю я.

И тут Дик меня удивляет:

– Билли говорил, ты работала инструктором на Западе?

– Работала, – подтверждаю я.

– Может, потренируешь Люсинду, меня она слушать не хочет.

– Целый день только и делает, что дрессирует меня, – жалуется Люсинда. – Замучил уроками.

– Уроки – штука полезная, – замечаю я.

Она испепеляет меня взглядом:

– Не для тех, кто уже умеет кататься.

– Уроки-мороки, – обрывает нас Фрэнк. – Давайте просто повеселимся.

Наверху Люсинда сползает с подъемника, тормозя плугом, а Дик идет рядом, протягивая ей сначала руку, а затем – свою палку.

Прокатимся потихоньку, не спеша. Мы с Диком стоим рядом и смотрим, как спускаются наши возлюбленные: Люсинда – медленно и осторожно, Фрэнк, горе-лыжник, с дикими воплями.

– После тебя, – говорит Дик, и я отталкиваюсь палками. Обогнав Люсинду, подъезжаю к Фрэнку, который уже ждет внизу. Дик смотрит сверху на Люсинду: вдруг ей понадобится помощь. И наконец срывается с места, выписывая большие, скоростные повороты, как в слаломе-гиганте. Ну и ну. Выходит, он не только в бизнесе дока…

Люсинда добирается до нас чуть раньше Дика. А Фрэнк говорит ему то, чего я весь день ждала в свой адрес:

– Классно катаешься.

– Спасибо, – отвечает Дик.

– Он с детства на лыжах, – вставляет Люсинда.

Мечта о бифштексе au poivre[46]46
  С перцем (фр.).


[Закрыть]
с хрустящим frites[47]47
  Картофель фри (фр.).


[Закрыть]
в уютном по-домашнему трактирчике вытесняет из головы все прочие мысли. Мне жизненно необходим вкусный ужин с бутылкой хорошего вина. Ради этого я готова увязнуть в долгах по макушку. Я еще не забыла, как три недели назад мы с Фрэнком в «1492» смаковали бифштексы с кровью. Но когда я предлагаю сходить куда-нибудь вечером, он машет рукой:

– Я думал заказать пиццу или что-нибудь в этом роде.

Пиццу или что-нибудь в этом роде? Я вне себя от разочарования. A-а, будь что будет. Черт с тобой.

– Я угощаю.

В душной ванне мотеля, втирая в кожу лосьон, я слышу, как Фрэнк тихо говорит по мобильнику. Порывшись в сумочке, достаю оттуда матерчатую косметичку. Я взяла с собой туго обтягивающие бедра джинсы, прозрачную черную блузку и лифчик – не очень удобные вещи и не совсем в моем вкусе. Приобрела недавно, можно сказать, специально для Фрэнка. Накладываю основу под макияж, румяна, крашу губы и ресницы и с трудом втискиваюсь в узкие шмотки. Терпимо. Кажется, я похудела.

Мне хочется, чтобы у Фрэнка отвисла челюсть, чтобы он оторвался от своего мобильника и свалился с кровати, исходя пеной от восторга. Но ничего такого не происходит. От мобильника Фрэнк отрывается только для того, чтобы уткнуться в телевизор. Подойдя к окну, я распахиваю его и обольстительно закуриваю. Посмотри на меня, посмотри, посмотри…

Фрэнк на мгновение отводит глаза от телевизора:

– Ты что, накрасилась?

Как будто он моя мать, а я двенадцатилетняя девочка.

– Тебе не будет неудобно в таком наряде? – добавляет он.

О боже.

«Стейк Паб» – темноватое, обшитое деревом заведение с большим салат-баром. Мы оба заказываем фирменные коктейли «Ураган» по 8 долларов, при этом Фрэнк принимается ставить галочки в меню, будто азартный игрок в Лас-Вегасе.

– Ну-ка, посмотрим, я беру фаршированные грибы, креветочный коктейль, говяжью вырезку… Как думаешь, здесь есть этот беарнский соус? Салат-бар… Возьму, пожалуй, полный набор, это всего два доллара сверху. Не возражаешь, Лейла?

Я складываю цены в уме: грибные шляпки – 8.95, креветочный коктейль – 11.95, вырезка – 25.95! Я никогда раньше не пользовалась этой карточкой и понятия не имею, пройдет ли она вообще, тем не менее энергично киваю головой: «Конечно!» Угощать так угощать, все расходы беру на себя. Иначе придется мотать отсюда, не расплатившись. Я уже ненавижу Фрэнка за то, что он поставил меня в такое положение, что он жмот, что он позволяет женщине, на которую ему скорее всего плевать, платить за его ужин.

Но без бифштекса я себя не оставлю. Заказываю самое дешевое мясо безо всяких закусок и салатов, просто с печеной картошкой и овощами (соте из цуккини).

Приносят заказ. Мой бифштекс жесткий как подошва, не разжевать. Может, сделать вид, что подавилась? Фрэнк то и дело бегает за добавкой: то еще хрустящего хлеба, то овощей с голубым сыром.

– Здорово ты придумала. – Он довольно ухмыляется, а я сижу как на иголках: вдруг кредитка не пройдет? С приближением десерта я нервничаю все сильнее.

Пудинг и ирландский кофе для Фрэнка, для меня – ничего.

– Не хочется сладкого.

Угу, не хочется. Мое единственное желание – набить рот сливочным мороженым.

По пути в туалет я решаю зайти в кассу и расплатиться подальше от столика. Официантка вставляет «Мастеркард» в аппарат, и я, затаив дыхание, жду, когда он защелкает. Девушка начинает вертеть в пальцах авторучку, и мое сердце чуть не выпрыгивает из груди. Я молча стою и жду, жду, жду. Она поднимает глаза и спрашивает:

– У вас есть другая карточка?

– Нет. Но эта должна работать, – заверяю я.

– Иногда у нас бывают проблемы с этим аппаратом. Попробую еще раз.

Пожалуйста, сработай. Пожжжалуйста.

– Лейла?

Знакомый голос. Я сразу узнала его, щеки запылали.

– Дик!

– Хорошо поужинали?

– О да, – восторженно отвечаю я. – Очень вкусно!

Официантку мое мнение совершенно не волнует, у нее другие заботы – карточка не проходит.

А к моим проблемам прибавилась еще одна: Дик застыл рядом. Уж не знаю, что его так поразило: то, что моя карточка не действует, или то, что я сама плачу за ужин, но он отводит меня в сторону и спрашивает:

– Проблемы? Если у тебя карточка не работает, могу одолжить наличных.

Он напомнил мне отца, которому, если подумать, в данный момент я бы очень обрадовалась. Мне страшно, мне стыдно, но я стараюсь сохранять спокойствие.

– Да нет, ничего. У меня тоже есть, – тянусь к заднему карману за несуществующим кошельком.

Положение становится критическим, но тут аппарат разражается музыкой, и я на радостях чуть не кидаюсь Дику на шею. Второй раз за день, между прочим.

– Идиотские аппараты, – улыбается он. И добавляет: – Ты сегодня просто прелесть. Я даже не сразу узнал.

– С такими-то фарами меня трудно не заметить.

Что это я ляпнула?

– Точно, – добродушно смеется Дик и, как джентльмен, меняет тему:

– Что тут стоит попробовать?

– Довольно неплохой бифштекс, рекомендую.

Он наклоняется ко мне, как Реджис Филбин[48]48
  Ведущий американского варианта игры «Кто хочет стать миллионером?».


[Закрыть]
:

– Это ваш окончательный ответ?

– И профессиональный!

– Но ты же всего лишь мелкая сошка… Это не я сказал, заметь. Тебя цитирую.

Черт возьми, неужели запомнил?

– Гм…

– Шучу, шучу. Кстати, после вечеринки у Билли мы с друзьями поехали в «Такому».

– Правда?

– Вкуснее всего в меню был салат.

Я не могу скрыть радости.

– Вы брали «Цезаря» или зеленый с сыром горгонзолой, грушей и поджаренными грецкими орехами?

– Оба, – заявляет Дик, пристально глядя на меня.

Огромные голубые глаза.

– Ну, мне пора, – он почти извиняется. Но не уходит. Пару секунд мы стоим и молчим. Потом, положив руку мне на плечо, он говорит:

– Так здорово, что мы тут встретились.

– Да, здорово.

Дик возвращается к своему столику, и я замечаю, что на нем поношенные джинсы, эффектно сидящие на более чем симпатичных бедрах. Сегодня он выглядит аппетитно, куда только исчез тот пай-мальчик. А с ним не соскучишься: каждый день разный.

Когда я возвращаюсь из дамской комнаты, у нас на столе стоит ведерко с бутылкой шампанского и два наполненных бокала. Все тревоги и переживания последних двух дней улетучиваются. Я улыбаюсь:

– Откуда?

Благородный Фрэнк отвечает:

– Прислал наш общий друг – Дик.

– Дик?! – Я ничего не понимаю.

– Не смотри на меня, – пожимает плечами Фрэнк. – Вон на салфетке записка.

Он неловко сует ее двумя пальцами.

Аккуратные печатные буквы: «Я обещал наполнить твой бокал. Выполняю».

Только теперь я осознаю, какими отвратительными были эти выходные. У меня закладывает нос, на глаза наворачиваются слезы.

– За нас! – восклицает Фрэнк с таким видом, будто жизнь наконец начала налаживаться.

Встряхнувшись, я поднимаю бокал и провозглашаю с наигранной улыбкой:

– Лехаим![49]49
  За жизнь! (иврит)


[Закрыть]

Зачем? Ну зачем Дик Давенпорт показал мне, как низко я пала?

На «Западную 12-ю» я возлагаю большие надежды, хотя бы потому, что шеф, Лори, – женщина, а значит, у нас есть что-то общее. В среду, в шесть часов вечера ресторан пуст. Прежде он был модным и «не таким многолюдным». Мне и сейчас он не кажется многолюдным, хотя кто-то вложил немалые средства, чтобы придать ему фальшивый деревенский шарм. В центре каждого стола – букетики сухих цветов, на старомодных подставках – изящные кованые подсвечники с восковыми свечками. Стены кирпичные, пол выложен широкими сосновыми досками.

Лори на кухне приводит в порядок свое рабочее место. Она одна, не считая посудомойщика и помощника. На столе разделочная доска с рубленой петрушкой и несколько пластиковых коробочек с резаным луком, крошеным яйцом, нарубленным луком-шалотом, ломтиками обжаренного перца и тертым голубым сыром. Ничего оригинального. Лори инспектирует каждую коробочку: сует туда нос и пробует содержимое на вкус, определяя, не испортилось ли. Это высокая полная (только что не толстая) женщина с густыми русыми кудрями. По одну руку от нее валяются обрывки целлофановой пленки, по другую – комок теста на рассыпанной муке. Интересно, как она думает успеть к открытию?

– Заходи, заходи! – кричит Лори, заметив меня в дверях. – Ты – Лейла?

– Да. Приятно познакомиться. – Я протягиваю руку, надеясь, что она не станет ее пожимать. Лори вытирает масленые пальцы о заткнутое за фартук кухонное полотенце и хватает мою руку в свою – пухлую, теплую и скользкую.

Посудомойщик моет капусту, предварительно подрезая листья, а помощник режет кубиками морковку, лук и сельдерей. Лори кивает в их сторону:

– Познакомься, Педро и Фелипе.

– Вас только трое? – интересуюсь я.

– Совершенно верно. – Она поворачивается к своим коробочкам и продолжает работу. – Извини, ты не против? Нужно все успеть за полчаса. Пока заказано всего два столика, но будут и другие посетители. Надо подготовиться. Так, еще хлеб в духовку поставить. Ох, черт! Педро, брось-ка ты на минутку эту капусту и выложи тесто на противень.

– Я не вовремя пришла?

Это риторический вопрос. Не знаю, зачем Лори сказала мне прийти в такой час. Видимо, считается, что сейчас, пока нет посетителей, она относительно свободна.

– Да нет, ничего страшного. Я хотела, чтобы ты увидела, какая здесь обстановка в рабочее время. Густав говорил, ты работала на салатах в «Такоме»?

– Да, и в кафе «Орел», и в «Ле Диамонд» во Франции.

– Училась в кулинарной школе?

– «Кордон Блё».

– Вот это да! – Лори берет пучок лука, обрезает зелень и медленно шинкует головки кольцами, по две одновременно. Ножом она владеет не вполне уверенно.

Приходит заказ на один домашний салат и один лососевый паштет. Лори делает три дела враз, но все бросает и бежит к большому холодильнику, достает металлическую тарелку с паштетом и кричит:

– Скорее, Педро! Кастрюлю горячей воды! – Швырнув тарелку в теплую воду, она поворачивается к большой серебряной миске, кидает туда пригоршню зелени, заветрившееся крошеное яйцо, голубой сыр, нарезанные помидоры и огурцы, соль и перец. – Черт, заправку не сделала!

Я подскакиваю к холодильнику, схватив с полки миску, кладу в нее две столовые ложки горчицы, добавляю винного уксуса, соли и перца и начинаю все это энергично взбивать, потихоньку вливая оливковое масло. Краем глаза я вижу, как Лори выкладывает на тарелку лососевый паштет, разглаживая его по краям грязными пальцами и попутно облизывая их. Не завидую посетителю.

Желая спасти заказавшего салат, я направляюсь к раковине. Педро, с белыми, распухшими от воды пальцами, любезно пропускает меня. Вымыв руки с жидкостью для мытья посуды, я возвращаюсь к салату: зачерпываю ложкой заправку, выливаю ее в миску с зеленью и перемешиваю руками. Рядом со мной, на присыпанный мукой столик, Педро поставил тарелку. Я беру пучок зелени, ловко устраиваю на середине тарелки, скручиваю и изгибаю в стиле «Такомы», продуманно разместив между листьями салата ломтики огурца и помидора.

– Отлично! – восклицает Лори. На белом блюде простодушно покоится лососевый прямоугольник, украшенный веточками кервеля и полосками сливок с укропом.

Лори сообщает мне, что для начала готова платить мне семьдесят пять долларов в день. В «Такоме» я получала сотню, но нищим, как известно, выбирать не приходится. Здесь явно требуется моя помощь, и я должна бы рассматривать это как возможность для роста и самоутверждения, должна бы помочь замотанной Лори навести порядок в этом заведении. Но заведение почему-то нагоняет на меня тоску. Я бы даже сказала, оно меня угнетает. Здесь пахнет банкротством: слишком много денег потрачено на декор и слишком мало – на кухонный персонал. Я решаю, что буду разборчивой нищенкой. Может, это и ошибка, но меня не устраивает эта дыра с претензией на деревенский стиль. Я вообще не уверена, что на данном этапе мне нужен какой бы то ни было ресторан.

– Прости, Лей, не знала, кому еще позвонить, – всхлипывает Дина.

Десять часов вечера. Она звонит из бара в «Такоме».

– Ну-ну, не надо. – Я пытаюсь ее успокоить. – Сделай пару глубоких вдохов и расскажи все по порядку.

– Встретимся после моей смены? Черт, я, наверно, не дотяну до конца.

– Все будет нормально, только возьми себя в руки. Конечно, встретимся. Где? Мне все равно.

– Можешь приехать сюда?

Мне жутко не хочется снова появляться в «Такоме», но делать нечего.

– Когда?

– В два часа.

– Буду.

Когда я захожу, Джон (ночной управляющий) вместе с Диной закрывает кассу. В баре чисто, темно и пусто. Джон откидывает стойку, проходит и опускает ее за собой.

– Отличная ночь, – замечает он, имея в виду доходы.

– Одна из моих лучших, – соглашается Дина.

– Привет, Лейла, не думал, что увижу тебя здесь так скоро.

– Я тоже.

– Ну, дамы, я думаю, вы сможете сами закрыть?

– Нет проблем. – Дина машет ему вслед. – Что тебе принести? – спрашивает она, тяжело вздохнув.

– Как насчет «Бэйлис»?

– Хороший выбор. Со льдом?

– Угу.

Вытащив из-под прилавка два бокала, она кладет в них лед и до краев наливает ликер. Чокается со мной. Встряхнув бокалы, мы пьем. Сладкий, бархатистый напиток кажется божественным.

Дина молчит, уставившись в свой бокал.

– Что случилось-то, расскажешь наконец?

Она выходит из-за прилавка и, сгорбившись, опускается на табурет рядом со мной; татуировка-солнышко морщится в мелких складках кожи. Когда она поднимает глаза, я вижу, что она плачет.

– Эта сволочь, Стэн, – трясет головой Дина. – Этот гад трахался с гримершей.

– Козел!

Не очень красноречиво, знаю, но иногда на подобные заявления ничего другого и не скажешь.

– А я-то всегда считала, что у вас все хорошо.

– Все и было хорошо! Было. Понимаешь, мы были идеальной парой. Мне с ним было так уютно… Он обожал меня! Обожал!

Я делаю еще один глоток, но Дина рыдает так, что не может пить. Ее лед тает, сверху уже образовался слой воды.

– Ей двадцать пять. Он говорит, что не бросит ее. Он помешался на ней, готов на все, только бы она спала с ним.

– Козел.

– Нет, чем он думает? Отправить все к чертям только потому, что тебе нравится кого-то трахать?

– Мужики часто ведут себя по-идиотски, – осторожно говорю я: не стоит слишком очернять Стэна, вдруг они еще помирятся.

– А на этой неделе мне исполняется тридцать девять, ты это знаешь? Тридцать – пропади они! – девять! Все, на детях можно поставить крест!

– Я думала, ты не хочешь детей.

– Я тоже так думала.

Дину трясет; я ее обнимаю, и она утыкается лбом мне в плечо.

– Все будет хорошо, – уверяю я.

– Вообрази, я предложила ему сходить вместе к какому-нибудь психологу. Психологу, ха! Совсем до ручки дошла. Всегда презирала всех этих психологов, консультантов… Дурь такая. А теперь вот умоляю его, ползаю на коленях…

– Ну и?

– Он сказал, что к психологу пойдет, но спать с ней не перестанет.

– Да… Тяжелый случай.

– И что, я должна сидеть и обсуждать свои отношения с человеком, который наотрез отказывается перестать трахать эту сучку?

– Думаю, если бы он хоть на время перестал с ней спать, это можно было бы рассматривать как добрый знак.

Дина смеется через силу и в сердцах кричит:

– Сволочь, сволочь, сво-о-лочь!

Затем, качая головой, ложится животом на прилавок и шарит рукой в поисках сигарет.

– У меня есть. – Я вытаскиваю пачку из куртки, зажигаю две сигареты и одну подаю ей.

– Кстати, а что у тебя с тем красавчиком из «Хогс»?

Я пожимаю плечами.

– Нашли общий язык?

– Угу, – отвечаю я, – но все быстро развалилось.

– Так вы встречались? – заинтересованно уточняет Дина: от рассказа о чужой несчастной любви ей стало бы легче.

– Ага.

– Ну?

– Да как сказать, – неопределенно отвечаю я, не желая распространяться обо всем этом кошмаре. – По правде говоря, мне трудно выкинуть его из головы, но кажется, я ему не очень-то нужна.

– У него другая? – с надеждой спрашивает Дина.

– Не знаю. Не думаю.

А ты подумай. Если у него другая, это многое объяснило бы…

– Гм. Может, это даже хуже, если нет другой. Тогда, похоже, он просто на тебя не запал.

Я бы обиделась, если бы не была с ней согласна.

– Угу, это еще труднее пережить.

– Ну, погоди, погоди. Может, все и наладится.

– Видишь ли, он слегка того… Садо-мазо, – открываю я еще несколько карт.

– Что? – в ужасе вскрикивает Дина.

Я немного сдаю назад:

– Никаких крайностей – просто наручники, атласные завязки, все такое…

– Он делал тебе больно? Да я ему яйца отрежу!..

– Нет, нет. Просто странно это, понимаешь? Не настолько уж мы близко знакомы с ним…

– Да бред все это! Я имею в виду, можно делать что угодно, если ты веришь человеку, если тебе с ним хорошо и если это взаимно. Это было взаимно?

– Ну, я особо не возражала, не хотела, чтобы он посчитал меня трусихой.

– Значит, он наигрался с тобой в повязки-наручники, а теперь хочет кинуть?

– Не знаю. В выходные мы ездили в Вермонт. Было паршиво.

– М-да, – тянет Дина, – не похоже, чтобы он так уж старался заслужить твое доверие, если сходу взялся за наручники. Он звонил?

– Не-а.

Думаю, не стоит упоминать о том, что в итоге весь уик-энд оплатила я.

– Ни хрена себе. Полный придурок.

– Это я чувствую себя полной дурой.

– В любом случае сама не звони. Пусть видит, что он тебе до лампочки. Это может его подстегнуть. Хотя, очень может быть, на него вообще не стоит тратить время.

– А со Стэном ты такой же тактики придерживаешься?

– Он слишком хорошо меня знает. Он уже понял, что я раздавлена.

– Ну а если бы на минутку засомневался? Если бы подумал, что ты это переживешь? Что у тебя тоже кто-то есть, например?

– Лейла, я тридцативосьмилетняя барменша. Кому я нужна? От такой тетки все мужики сразу шарахаются.

Она смотрит в бокал, как будто надеется найти там ответ на загадку, которую загадала ей жизнь.

Не верю, что Дина, одна из самых шикарных женщин, которых я знала, может думать, что перестала нравиться мужчинам.

– Как будто оттого, что Стэн тебя бросил, ты разом потеряла свою женскую притягательность. Да перед тобой ни одному мужику не устоять!

– Мужики не могли передо мной устоять, когда у меня был свой мужчина, – возражает она. – А теперь… сама видишь. У них нюх на отчаяние.

– А яйцеклетку-то ты заморозила? – с надеждой спрашиваю я.

Дина молчит; похоже, я перешла черту. Наверно, сейчас опять разрыдается. Но когда она поднимает голову, в глазах пляшут чертики, грустное лицо расплывается в улыбке.

– А то! – заверяет она. – Можешь не сомневаться!

Мне в жизни не удавалось найти работу с помощью резюме, однако положение критическое, и я решаю наладить оставшийся еще со студенческих времен компьютер и заняться утомительной процедурой обновления личных данных. Я изучаю свое старое резюме, это свидетельство дилетантского непостоянства, пытаясь взглянуть на него глазами потенциального работодателя, и понимаю: он придет к заключению, что я ненормальная. Сотрудница видеостудии, помощник юриста, инструктор по лыжам, официантка в баре, повар. Хорошенький послужной список. Что-то не похоже, решит работодатель, на уравновешенного человека с четкими целями, который неуклонно растет благодаря тяжкому труду и упорству. Который поднимается по лестнице! Строит карьеру! Впервые за много лет, разобрав по косточкам собственное резюме, я поняла, что хватаюсь за все и толком не умею ничего. Мне уже двадцать восемь; я выбрала профессию кулинара, и будь я проклята, если я ее брошу. Не имею права – хоть и ненавижу теперь каждую минуту, проведенную на кухне.

Особо подчеркнув кулинарную школу, знание трех языков, опыт путешествий и добавив несколько ресторанов к списку мест работы, я таки заполнила целую страницу исключительно должностями, связанными с кулинарией. Я была не официанткой и не инструктором по лыжам, а поваром на гриле в «Коттонвуд Лодж» в Альте, штат Юта; не помощником юриста, а администратором обеденного зала и поваром на соте в «Бартл», «Дженкмэн» и «Фиппс». Я участвовала в кулинарных шоу «Покер продакшнз» (это правда).

Написав на конверте адрес кулинарного канала на телевидении, я провожу языком по кромке, приклеиваю марку в правом углу и опускаю письмо в почтовый ящик.

Время идет быстро. Джейми съезжает. Денег у меня нет, и с каждым днем долг на кредитной карточке (самый кабальный!) растет. Ничего, как-нибудь выкручусь. Что мне нужно, решаю я, так это отдельная квартира.

Густав говорит, что в Гринпойнте, где он живет, можно найти отдельное жилье за те же деньги, что я плачу сейчас, живя с соседкой. Звучит заманчиво. Поскольку Калифорния в моих планах больше не значится, остается переехать за реку, что тоже здорово. Бруклин, передний край города! Впрочем, это не совсем так. Бруклин был передним краем лет пятнадцать назад. Теперь там не получится просто врыть столб и припарковать у него фургон. Придется подумать о районах подальше (и подешевле), таких, как Гринпойнт, Клинтон-Хилл и Лонг-Айленд-сити (практически – Квинз).

Я пролистываю вторничный номер «Голоса Виллиджа» и субботний «Санди таймс», рисуя в воображении каждую «уютную студию с окнами в сад» и «залитую солнцем двухкомнатную квартирку». Насколько счастливее я буду в новом районе, где все живут по-соседски, где местный мясник будет знать меня по имени, где я смогу устраивать распродажу надоевших вещей на собственном крылечке! Прочь из холодного, безучастного Манхэттена, где тебя никто не знает и не любит. Особенно Фрэнк. Я настроилась на перемены, на человеческое общение.

Болтая со мной по телефону, Билли заявляет:

– Только не говори, что переезжаешь в Бруклин.

– Я прикидываю, – отвечаю я.

– Собираешься покинуть лучший город земли?

– Но это прямо за рекой.

– Это все равно что в Тимбукту! Я больше никогда тебя не увижу.

– Ты и так меня почти месяц не видел, при том, что мы живем на одной стороне острова.

– Мигель, – вздыхает он.

– Это любовь?

– Мне башку снесло начисто.

– Невелика потеря.

– Милая, лучше тебе не знать… Но ты храбрее меня. Я, когда приехал сюда, дал клятву, что буду жить в Манхэттене, и я тут остался.

Он говорит, как Барбара Стэнвик в вестерне.

– Мне это не по карману.

– Ой, только вот этого не надо. Не прибедняйся, а? Попроси Джулию, пусть поможет.

– Не хочу.

– Ну…

Билли явно не решается спросить, но в конце концов, не удержавшись, любопытствует:

– Разве отец тебе ничего не оставил?

– Кое-что, и того уж нет.

– Что значит «того уж нет»?

– Я имею в виду, он оставил мне только на учебу, а эту сумму я потратила.

– Да он же утопал в деньгах!

Об этом я стараюсь по возможности не вспоминать. Но теперь, когда Билли завел этот разговор, я вязну в трясине жалости к себе: какое жестокое, неслыханное наказание изобрели никогда не любившие меня родители.

– Знаю, – вздыхаю я.

– И куда же они все делись?

– Не знаю, он никогда это со мной не обсуждал. Можно предположить, часть получила мать при разводе, а остальное ушло его подружке.

– С ума сойти.

– Да я и не хочу его денег.

– Хочешь.

– Не хочу.

– Дорогая, Ангуса Митчнера твое поведение наверняка бы огорчило.

– Ты представляешь все дело так, будто я собралась жить на улице, Билли. Черт. Это Бруклин! Там очень даже неплохо.

– Я надеюсь, ты, по крайней мере, не опустишься ниже Высот?[50]50
  Фешенебельный район Бруклина.


[Закрыть]

– Высоты слишком дорогие.

– Когда живешь ты далеко, друзьям добраться нелегко, – напевает он.

– Вот так друзья и познаются.

– А какой же район тебе по карману, Мэри Поппинс?

– Приглядываюсь к Гринпойнту.

– ГАНПОЙНТУ?[51]51
  Дуло пистолета (англ.).


[Закрыть]

– Очень мило.

– Когда я прошлый раз был в Ганпойнте, Лейла, я еле ноги унес.

– Быть того не может. Тихий польский район…

– Да куда там…

– Новые ощущения.

– Это мягко сказано. Не забудь купить газовый баллончик.

Я меняю тему:

– Угадай, с кем я на выходных столкнулась в Шугарбуше?

– С Диком Давенпортом.

– Откуда ты знаешь?

– Он рассказывал. И, должен признаться, я очень в тебе разочарован.

– В чем дело?

– Он сказал, ты была там с каким-то парнем.

– Ага, а он там был с какой-то девушкой.

– Ну, если бы тебя не дернуло смотаться с моей вечеринки, то, может, у Люсинды не было бы шансов.

Так нечестно. Я до сих пор переживаю из-за того вечера: во-первых, мы с Диком не поладили, во-вторых, заявилась Джулия, в-третьих, я на весь вечер застряла на кухне с устрицами.

– Билли, не хочу тебя огорчать, но Дик не в моем вкусе, а я, видимо, не в его.

– Он сказал, что ты отличная лыжница.

– Правда?

– Да.

– Ха.

– Вот именно, ха.

– Он и сам здорово катается.

– Догадываюсь, учитывая, что все Давенпорты выросли на лыжах.

– Какой же ты сноб.

– Не делай вид, что ты росла в гетто. Я пока не причисляю тебя к униженным и оскорбленным.

– А пора бы. Может, в детстве мне и привили любовь к шампанскому, но с каждым днем демократичное пивко мне все ближе.

– Что за бред. Ну да ладно. Кто, с твоего позволения, был тот парень?

– С ним все кончено.

– Я даже не знал, что что-то началось!

– У меня были большие надежды, и потому, честно говоря, я в растрепанных чувствах.

– Кто кого бросил? – спрашивает Билли, как статистик при переписи населения.

– Просто разбежались. Он вроде хотел от меня отделаться, я ответила тем же.

– Что значит – хотел от тебя отделаться?

– Знаешь, иной раз глядишь на человека, а он будто каменный? Ты ради него красоту наводишь, белье посексуальнее выбираешь… А он вместо «Ого! Ты выглядишь ошеломляюще!» тянет эдак небрежно: «Ты, что красишься?» Как будто ничто так не уродует, как косметика.

– И ради такого червя ты старалась, надевала сексуальные вещицы? Ради Дика ты и пальцем не пошевелила.

– Так вышло.

– И что этот, твой? Не оценил?

– Хуже. С грязью смешал. Черта с два я теперь буду расфуфыриваться ради мужика… Не скоро, во всяком случае.

– Минуточку! Ты понимаешь, что раз ты на него запала, то скорее всего это тип глубоко отрицательный? На Дика он особого впечатления не произвел.

– Дик говорил о Фрэнке?

– О Фрэнке? Фрэнк? Он что, сантехник?

– Он не сантехник, – вступаюсь я, сама не знаю почему. – Он человек эпохи Возрождения.

– Господи.

– Он особенный.

– Можно начистоту? – Билли начинает горячиться.

– С каких это пор ты стал спрашивать разрешения?

– Ты ведь знаешь, что я тебя люблю, да?

– По крайней мере, ты так говоришь.

– И, как твой друг, я должен сказать: у тебя было достаточно бесперспективных, провальных романов, чтобы понять – любой из твоих парней был «особенным». Ты всегда умеешь сделать самый неудачный выбор.

– Мог бы оставить это при себе.

– Очень грубо, да? Извини.

– Нет. Ты прав.

– Я же не говорю, что я пример для подражания.

– Это уж точно.

– Но я гей, какой с меня спрос? Неужели ты никогда не думала завести семью?

У меня волосы на затылке зашевелились. Ясное дело, думала. Еще как думала. Но я отвечаю:

– Изредка.

– Советую думать об этом чаще, чем изредка, ведь ты не молодеешь, подружка.

– Спасибо, что не даешь забыть.

– На здоровье.

– Пока.

– Нет, подожди! Не вешай трубку. Мне очень жаль, что у вас с Диком ничего не вышло.

– Не в первый раз.

– Послушай, если хочешь подработать, моя тетка Дори всегда ищет поваров для своих вечеринок. Интересует?

– Было бы здорово, – соглашаюсь я, несмотря на то что для меня нет ничего страшнее, чем обслуживать вечеринки какой-нибудь чопорной светской дамы.

– Я ей позвоню.

– Кстати, у тебя нет адреса Дика? Хочу написать ему благодарственную открытку.

– За что?

– На выходных он прислал мне бутылку шампанского «Дом Периньон».

– Класс! – восхищается Билли. – Надеюсь, сантехник оценил.

– Я оценила.

– В таком случае ты не безнадежна.

Фиаско с Фрэнком вылилось в преотвратное, жалкое настроение. С диагнозом этому «особенному» я не ошиблась: трус, жаждущий власти. Пора бы мне это осознать и порадоваться, что я вовремя от него избавилась.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю