Текст книги "Испорченный (ЛП)"
Автор книги: Х. М. Уорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Глава 4
По возвращению в комнату общежития, настроение мое хуже некуда. Я встретила идеального парня и облажалась. Даже не знаю, что я сделала не так. Может быть это из-за того, что я оцарапала его руку? Или упомянула о его мертвой кошке или еще о чем? Я иду по коридору. Все двери распахнуты. Я живу в женском общежитии. Некоторые девчонки уже переоделись в пижамы, другие – все еще в дневной одежде.
Прохожу несколько дверей и машу девчонкам из комнат. Кто-то свистит мне, пока я иду мимо.
– Горячая мамочка! – кричит светловолосая девушка. Я не особо хорошо ее знаю. Наше общение с ней сводится к «привет» и «пока» по пути на занятия. Смотрю на нее, а она двигает бровями, предполагая, что мне что-то перепало.
Ага, да ничего мне не перепало.
Повернув за угол, в конце коридора вижу свою распахнутую дверь. Страх с волнением заполняет мое горло. Я не хочу обсуждать Питера с Милли. Плюс, она, должно быть, просто в бешенстве, что я бросила ее за ужином. Я поступила просто паршиво, но Дасти – о, Боже. Она могла выбрать кого-то еще более неподходящего? Хуже него только седой старый байкер, страдающий фетишем ног. Черт.
Я смотрю на дверь и чувствую, как решение проблемы струится внутри меня. То, что произошло с Питером, лучше забыть. Не хочу говорить об этом. То, что меня отвергли – уже плохо, но сам факт того, что я встретила его и позволила так поступить, а потом еще и была отвергнута – в общем, это еще хуже. Вроде того, что отказ – это такой тренд. Будто регулярных ударов судьбы недостаточно. Я стряхиваю свои волнения и пытаюсь надеть маску. Ничего не случилось.
Сегодня вечером наша комната стала общественным эпицентром этажа. Я захожу внутрь и останавливаюсь около шести девчонок, скрючившихся на полу. Смотрю на Милли с выражением «это-что-за-хрень»?
Она сидит на стуле рядом с общим столом, который встроен в стену. Из-за отсутствия испарины на лбу и всеобщей агонии, я полагаю, что она ждет своей очереди. На полу больше нет места.
– Мы нашли старые кассеты с занятиями по накачке брюшного пресса. Меган сказала, что сделает все упражнения. И мы поспорили, кто сдастся первым.
Я киваю и сажусь на свою кровать, бросив сумочку на тумбочку. Милли наблюдает за мной. Могу сказать, что она хочет поговорить, но пока молчит. Отлично. Я сбрасываю каблуки, хватаю свои шмотки и направляюсь в душ.
Сегодняшний день – просто отстой. Хочу смыть его. Целиком и полностью.
В душе по мне хлещет горячая вода, но как бы долго я тут не стояла, я не могу выкинуть из памяти прикосновения Питера к моему телу. Будто он высек их в моем сознании. Я не знаю, что сделала не так. Я не знаю, занялась бы этой ночью с ним сексом – зайти настолько далеко и так быстро, слишком не похоже на меня – но я даже и не думала, что все закончится так неожиданно.
Я пытаюсь смахнуть возбуждающее и в то же время беспокойное ощущение, которое скручивает меня так сильно, и возвращаюсь обратно в комнату. Прошло около двенадцати минут с тех пор, как я ушла. Шесть девчонок лежат на полу, схватившись за животы.
– О, Боже! Я умираю, – доносится со стороны Эви. Она свернулась клубочком. Ее темные волосы разлились на полу вокруг ее головы, будто пузырек с чернилами.
– Я же говорила, что будет сложно! Я говорила, но никто даже и слушать не стал! – Милли говорит, уперев руки по бокам, тем самым посылая каждой «я-же-вам-говорила».
– Так, – прерываю я, – и кто выиграл?
Милли смотрит с жалостью и трясет руками.
– Тиа продержалась дольше всех. Девять минут.
Тиа поднимает руку в воздух и откидывает большой палец.
Я смеюсь:
– Отлично, Тиа, и поздравляю всех вас. Упражнения просто нереальные. Вдобавок, завтра вы все не сможете разогнуться, как девяностолетние старушки.
Кто-то начал смеяться, но вскоре смех сменился стонами раскаяния.
Милли смотрит на меня со своей кровати. Она сидит, обхватив колени руками.
– Так, и куда же ты пропала на весь вечер? Я думала, что ты захочешь принять участие в этом.
У Милли мягкие светлые локоны. Она собрала их в высокий конский хвост, когда пришла домой; на ней майка и боксеры.
Я пожимаю плечами, показывая, что это не важно, но сжатие моей груди дает понять, что это не так.
– Нигде, правда. Извини, что бросила тебя.
Милли выглядит раздраженной, но потом ее плечи расслабляются, и я уверена, она простила меня.
– Я не должна была заставлять тебя приходить.
Тиа выпаливает:
– Ты что устроила для нее еще одно свидание вслепую? Ты, наверное, хочешь, чтобы тебе надрали задницу, Милли.
Она права. Все знают, что в этом году меня об этом лучше даже не спрашивать.
– Девчонка из Джерси не посмеет надрать мне задницу, – говорит Милли, и корчит рожицу Тие. – У меня иммунитет.
Я смеюсь: – Не после того, что было сегодня. Больше никаких свиданий вслепую. Пожалуйста, сдерживай себя и не своди меня с очередным придурком, ладно? Я могу найти таких и сама, и если найду, ты будешь обеспечивать меня мороженым, пока меня не станет тошнить.
– Мороженое? – говорит Тиа, лежа на полу. Я смотрю на нее как раз в тот момент, когда она пытается встать. Ее лицо корчится от боли. – Тебе что двенадцать? Большие девочки напиваются в хлам после дерьмового свидания.
Я не пью. По крайней мере, сейчас, но никто об этом не знает. Я смеюсь вместе со всеми и соглашаюсь завтра вечером сходить в бар. На следующее утро мне на работу, так что я смогу улизнуть пораньше, не успев напиться, и никто и не вспомнит об этом.
* * *
На следующее утро я рано приезжаю на работу. Я ассистент преподавателя, или АП. Работаю на факультете английского языка, с тех пор как выбрала этот предмет профилирующим. Офисы находятся наверху, в стороне от аудиторий. Я и еще несколько студентов, работающих тут, слоняются, не понимая, куда делся весь преподавательский состав, ведь все кабинеты пусты. В это время дня, здесь настоящая суматоха, телефоны звонят, гудят копировальные машины. Преподаватели, как правило, в спешке, торопятся, чтобы успеть к восьмичасовым занятиям, но сегодня не тот день.
Сегодня здесь царит зловещая тишина.
Я прогуливаюсь и возвращаюсь в кабинет Тэдвика. Нет и признака того, что он здесь; нет дымящейся кружки кофе, компьютерный монитор не включен. Должно быть, он опаздывает.
Я кладу сумочку в ящик его стола, чтобы ее никто не украл, и смотрю на фотографии на столе. Тэдвик не так стар для профессора; мужчина, лет сорока пяти с густыми каштановыми волосами и темными глазами. На одной фотографии рядом с ним две малышки, которые смотрят на Тэдвика, будто он лучший в мире папа. Они выглядят счастливыми; как это не похоже на мою семью, не могу даже представить насколько.
Я выхожу из его офиса и присоединяюсь к остальным. Кто-то вспоминает про «правило пяти минут», и мы все смеемся. Я запрыгиваю на пустой студенческий рабочий стол, который находится за пределами офиса Тэдвика. Ассистент-выпускник, или АВ, Маршал, ходит взад вперед, протирая дыру в ковре. Опоздание находится за гранью его понимания. Прибавляя к этому его нервозную личность, он становится похож на сумасшедшего. Все мы в итоге опоздаем, потому что явно что-то не так, а не, потому что эта заминка по его вине. Занятия уже начались. Уже пять минут девятого. Все ассистенты обязаны отметить отсутствующих и разойтись по занятиям, но в главном офисе никого нет. Нет и списка посещаемости. Ничего нет. Все до сих пор закрыто, будто сейчас середина ночи.
Все преподаватели собрались в конференц-зале в конце коридора. Один из студентов, Райн, пытался подслушать, стоя под дверью, но, в конце концов, вернулся, сказав, что ничего не расслышал.
– Где все? – Маршал спрашивает меня с паникой в голосе. Он высокий худощавый блондин с телом скейтера, то есть плотно очерченные мышцы, не слишком большие, но и не слишком маленькие. На него приятно посмотреть. К сожалению, он слишком сумасшедший, чтобы с ним считаться. Возьмем требующую внимания девушку, которая помешана на контроле, и социальную забывчивость, что при суммировании приведет нас к личности Маршала. Хоть с ним и сложно поладить, но преподаватели его обожают из-за безупречной работы. Все, что он делает, безукоризненно.
– Они в конференц-зале, – говорю я, подпиливая ногти. В животе возникает неприятное ощущение. Не могу даже представить, что заставило их оставить ассистентов и занятия.
Маршал фыркает:
– Что обсуждают? Занятия уже начались. Ты же знаешь, что все первые курсы ждут в течение пяти минут, а потом уходят.
Я киваю. – Знаю. Но Тэдвик строг. Один раз он пришел с двадцатиминутным опозданием и отметил всех, кто отсутствует.
Так как он допускает только две неявки на занятие, этот случай подставил половину класса.
– Человек-легенда, по крайней мере, если речь идет о том, чтобы усмирить свой гнев. Сомневаюсь, что они уйдут.
Маршал и я приставлены к одному профессору. Он отвечает за старших, а я за первокурсников. Так как звук моего нервного подпиливания ногтей заставляет Маршала взглянуть на меня, я переключаюсь на очистку своего свитера от ворсинок. Он вздыхает и трясет головой. Не моя вина, что в напряженных ситуациях я нервничаю. Кроме того, я плохо спала этой ночью, так что не вынесу два дерьмовых дня в подряд.
С утра я прикрепила улыбку к своему лицу, и она не покинет моего лица, что бы ни произошло.
Я покачиваю ногами и наклоняюсь к парте, ставя руки по обе стороны от бедер. Секундой позже, пошатываясь, входит Тиа и плюхается на диван в другом углу комнаты. Все ее вещи падают рядом на пол, и она стонет.
– Что это с ней? – спрашивает Маршал, смотря на Тию. – Надеюсь, она не заболела. Она не должна быть здесь, если болеет, – когда он это произносит, его голос поднимается на пол октавы.
– Успокойся, чудик. Прошлой ночью она выиграла соревнования по тренировке пресса.
Он моргает на меня, не понимая.
Тиа вставляет:
– Мой пресс не создан для этого. Чертов пилатес [3]3
Пилатес – система физических упражнений (методики фитнеса), разработанная Йозефом Пилатесом. Система пилатес включает в себя упражнения для всех частей тела.
[Закрыть]. Такое чувство, что кто-то использовал мои внутренности вместо боксерской груши.
Она стонет и переворачивается на бок.
Неожиданно, Маршал поворачивается ко мне.
– Мне кажется, история о том, что Тэдвик завалил половину курса – всего лишь слух, – он постукивает пальцами по губам и продолжает: – Но все же хороший слух, как известно, способен вселить страх в первокурсников. Возможно, они останутся.
– Они останутся, – говорит Тиа из другого конца комнаты. Не знаю почему, но она лежит. Она не может сидеть прямо. Рука Тии взмывает в воздух, когда она продолжает. – С другой стороны, мой класс, скорее всего, уже ушел. Они и двух секунд не будут ждать Стриктленд.
Маршал смотрит на нее и отмахивается:
– Это потому что Стриктленд – простофиля.
Кто-то в дверях за Маршалом прочищает горло.
– Правда? А я даже и не знала, – доктор Стриктленд проходит в центр комнаты. Это главное место среди всех офисов. Она смотрит на Маршала. – Я усилю бдительность над классом в этом семестре, и скажу, чтобы они за это благодарили тебя, Маршал.
Глаза Маршала чуть не вышли из орбит. Уголки губ Стриктленд дернулись вверх. Она любит подразнить его. У Маршала проблемы с пониманием сарказма. Стриктленд одаряет его взглядом и говорит:
– Неужели, я бы действительно так поступила? Ну, правда, Маршал. Научись уже определять, когда над тобой подшучивают.
Доктор Сиэнна Стриктленд – глава департамента. Это пожилая женщина, с медной кожей и с полосками проседи в темно-рыжих волосах. Обычно она носит яркие брючные костюмы. Но сегодня она вся в черном, что полностью не соответствует ее характеру. Стриктленд машет рукой, чтобы прервать мольбы Маршала. Выражение ее глаз заставляет мой желудок упасть. Произошло что-то ужасное.
В продолжении Стриктленд складывает руки перед собой и говорит:
– Есть более важные вещи, которые необходимо обсудить. Боюсь, что у меня плохие новости. Возможно, вы знали, что с тех пор, как в прошлом году у доктора Тэдвика случился сердечный приступ, его занятия проходили только два раза в неделю. И он приложил неимоверные усилия, чтобы начать возвращаться в прежний режим, однако, – она складывает ладони и обводит комнату взглядом, – жизнь не всегда складывается так, как мы ее планируем. Доктор Тэдвик скончался в минувшие выходные.
Моя челюсть открывается, как и у всех остальных. Когда Тэдвик вернулся на работу, он шутил по поводу своего сердечного приступа. Он был полон жизни, и так молод, по сравнению с другими профессорами. У него был свежий взгляд на жизнь, он был готов пробить брешь в этом мире. Большинство профессоров здесь были старше его вдвое. По сравнению с ними, Тэдвик был молодым преподавателем. Все хотели попасть к нему.
Поражающее удушье заполняет комнату. Я вижу свой ужас, отраженный в лицах остальных. Всем нам он нравился. Стриктленд дала нам время осознать это, и дальше тихо заговорила:
– Знаю, знаю. Это было неожиданно. Все думали, что он… – голос Стриктленд искажается. Она пытается не показывать эмоции на своем лице, но не может. – Он был надежным коллегой и хорошим другом. В свете случившегося, мы должны были быстро найти замену, чтобы студенты доктора Тэдвика могли закончить курсы. Университет нанял нового преподавателя, в прошлом одного из наших студентов, чтобы тот вел его занятия.
– Сидни и Маршал вы встретитесь с ним с минуты на минуту. Он пошел в аудиторию, чтобы сообщить группе об изменениях. Я не в курсе, проведет ли он сегодня занятия или отпустит их. Мы оставили это решение за ним.
Маршал и я киваем.
Не могу поверить, что Тэдвик умер. Меня охватывает приступ шока, и никак не может отпустить. Бедные его дочери. Мое сердце сжимается в груди. Я встречалась с ними пару раз. В последний раз, когда я их видела, они приходили сюда с матерью, приносили Тэдвику обед. Это был большой сюрприз. А теперь его нет. В этой семье образовалась дыра, которую невозможно будет залатать. Мои глаза жжет, но слезы не проступают. Я провела так много времени своей жизни в слезах. Они не упадут, пока я не позволю, а я не могу этого допустить. Не здесь. Не сейчас.
Стриктленд смотрит на меня, будто может прочитать мысли на моем лице.
– Похороны сегодня в полдень, если хотите прийти и выразить свое почтение.
Стриктленд рассказывает, где именно будут проходить похороны, после чего поворачивается ко мне и говорит:
– Пожалуйста, позаботься о группах. Некоторые студенты могут быть очень расстроены. Доктор Тэдвик был многообещающим преподавателем. Никто не ожидал такого поворота событий.
Я знаю, что студенты расстроятся, особенно в группах Маршала. На старших курсах небольшие группы. Все друг друга знают. Моя группа первокурсников огромная, около сотни студентов. Большинство из них не очень хорошо знакомо с Тэдвиком. Даже не знаю, как они воспримут это известие. Ошеломленная, я киваю и разворачиваюсь, чтобы уйти. Мое занятие идет внизу прямо сейчас, и нового преподавателя, вероятно, уже сожрали живьем.
Пока я иду вниз по лестнице и думаю о Тэдвике, я чувствую эту полую область в центре моей груди. Мои эмоции в полном беспорядке. Вдобавок к тому, что произошло прошлой ночью, я чувствую, как контроль над ними ускользает. Я ослеплена. В моей голове вспыхивают образы, наполненные улыбкой Тэдвика, его голосом, занятиями – вещи, которым он научил меня, невозможно забыть. Как отклик его жизни, которая была прервана, все кажется таким бессмысленным. Так не честно. Я чувствую, как тяжесть в груди оседает на желудок, и меня начинает тошнить. Не могу ничего поделать, кроме того, чтобы думать, что Тэдвик все еще жив и одет в лоскутное пальто с большими страшными пуговицами. Я представляю его за кафедрой и понимаю, что больше никогда не увижу его там снова.
Существуют люди, которые не торопятся переходить к обучению других. Однако это кажется глупым. В то же время, я думала, что знаю все, но у Тэдвика было другое мнение на свой счет. «Жизнь – это путешествие», – говорил он. «Никто не может знать абсолютно все, а самое лучшее, что и не должен». Он имел в виду, что я не должна все понимать, чтобы жить своей жизнью.
Это и есть разница между мудростью и знанием. Тэдвик был мудр. В моем горле застревает комок, когда я подхожу к дверям аудитории. В другой день, я бы зашла с другой стороны и села на первый ряд, но не сегодня.
Комок в моем горле вырос настолько, что его уже нельзя было проглотить. Я стою перед парадным входом в аудиторию, и неподвижно смотрю на серебряную ручку. Прежде чем войти внутрь, я произношу небольшую молитву в память Тэдвика, на благо его семьи. Я не особо верю во все это, но ничего не могу поделать. Сейчас это кажется правильным.
Когда я открываю двери аудитории, вижу бесконечные ряды мест. Они все еще заполнены. Полагаю, новый преподаватель продолжает занятия, как ни в чем не бывало. Одна из студенток разговаривает, отвечая на вопрос из «Антигона», заданный на сегодня.
Взглянув вниз в переднюю часть комнаты, вижу черный костюм нового преподавателя, и не беспокоюсь по поводу того, чтобы взглянуть ему в лицо. Я медленно спускаюсь по лестнице. Никто не смотрит на меня. Все знают, что я младший АП. Я смотрю под ноги, пока спускаюсь по лестнице по направлению к передней части огромной комнаты. Я будто в пузыре. Звуки вокруг меня размыты, но примерно на полпути мое внимание привлекает передняя часть комнаты. Волосы на моей шее встают дыбом, и я чувствую на себе пару глаз.
Медленно я поднимаю взгляд, чтобы увидеть, кто смотрит на меня. Он останавливаются на мужчине в передней части комнаты. На мгновение он смотрит на меня, и я вздрагиваю. Каждая частичка моего тела перегружена. Чувствую, как мозг в моей голове раскалывается и распадается на части.
Этого не может быть, только не со мной, только не сейчас.
Я останавливаюсь и смотрю.
Это Питер.
Глава 5
Каждый дюйм моей кожи покрывается мурашками. Ледяная дрожь пробегает вниз по спине и перемешивается с похотью, еще наполняющей меня с прошлой ночи. Я глазею на него, замерев на ступеньках. Питер смотрит на меня своими великолепными глазами. Его рот замирает на полуслове, голова наклоняется в сторону, пока он смотрит на меня. Питер моргает, будто я от этого исчезну, как плохой сон, и одно моргание позволит мне раствориться.
Я понятия не имею, о чем он думает. Выражение его лица раздражающе безразличное. Ужас медленно просачивается сквозь меня, словно кислота, выжигая остальные эмоции. Хоть и не чувствую их сейчас, я знаю, они все еще здесь, придавленные шлюзом, который вот-вот прорвется.
Осознание приходит ко мне, когда я замечаю его одежду – этот утонченный костюм, который идеально сидит на его прекрасном теле. Он стоит перед кафедрой. Он отвечает (или отвечал) на вопрос студента. Вот, черт.
Питер – замена профессора.
Питер – преподаватель.
Питер – мой босс.
Мое сердце становится хрупким, как стекло, и если я вздохну, оно разобьется. Я ощущаю большое давление, хотя ничто ко мне не прикасается. Чувствую силу, врезающуюся в мое тело, в мою потрепанную душу. Слишком много сегодня пошло не так. Трещины начинают разламывать меня на куски.
И шлюз срывает. Я не хочу этого, но чувства вырываются наружу. Задыхаясь, закрываю рот рукой, и так сильно сжимаю губы, что они начинают болеть. Часть моего рассудка говорит продолжить движение и тихо сесть на место, но я не могу. Я словно примерзла к ступеням, я разваливаюсь. Питер следит за мной своими изумительными глазами. Он ни на секунду не отрывает взгляд. Он стоит неподвижно, будто я самое большое потрясение, которое могло с ним произойти.
Студентка, которая отвечала до этого, Лили, продолжает повествование. Краем глаза, я вижу, что она поднимает руку вверх.
– Извините, Доктор Гранц? – спрашивает она.
Питер вздрагивает, и его голова поворачивается к Лили. Он улыбается, как ни в чем не бывало. Будто мое появление не имеет значения. Студенты, которые сидят рядом со мной, поглядывают на мою замороженную фигуру, все еще стоящую на лестнице. Низкий голос Питера заполняет комнату. Динамик так четко его отражает, что я не могу вынести этого. Мои ноги приказывают тащить свою задницу подальше отсюда, но я не могу.
Я убираю руку от лица и иду к своему обычному месту, в начале аудитории. Питер больше на меня не смотрит. Занятие продолжается, и я занимаюсь своей работой: отмечаю посещаемость и размещаю его вопросы на интерактивной компьютерной штуковине, которую университет приобрел в прошлом году. Для ответов студенты используют iTouch, а преподаватель может видеть их записи. Такие манипуляции помогают как студентам, так и учителям, хотя большинство из последних не умеют этим пользоваться, вот почему в каждой группе есть ассистент.
За час я просто оцепенела. Я не могу справиться с этим. Слишком много произошло так быстро. Я больше не могу здесь находиться, в аудитории Тэдвика, зная, что никогда снова его не увижу. Вдобавок осложнения с Питером. Не могу вынести того, что буду видеть его каждый день, позволять ему говорить, что мне делать, сидеть с ним часами и сортировать документы. Мой желудок скручивается и вращается, в секунду вырабатывая все больше кислоты. К концу занятия, я облокачиваюсь на свой стул так, что моя голова практически касается спинки сиденья.
Питер отпускает группу. Он поворачивается и ненадолго смотрит на кафедру, пока я собираю свои вещи, чтобы уйти. Когда я встаю и начинаю подниматься по ступеням, слышу свое имя.
– Сидни Коллели, пожалуйста, подойдите ко мне, прежде чем уйдете.
Я слышу шелест бумаг за собой, когда Питер собирает свои записи.
Медленно повернувшись, я смотрю на него. Комок в моем горле достиг размера моей головы. Я не могу глотать. Я трещу по швам. Я чувствую это. Разговаривать с ним – не самая лучшая идея, но в аудитории еще остались несколько студентов. Я не могу его проигнорировать.
Как и должно быть, люди заметили, что что-то пошло не так, когда я увидела Питера. Свидания с профессором противоречат политике университета, так же как и свидания с боссом. А Питер относится и к тому, и к другому. Если кто-то узнает, что между нами произошло, нас обоих уволят. В академии подобных вещей не допускают. Правила были прописаны черным по белому, когда мы записывались в ассистенты. Было время, мы думали, что спать с профессором даже звучит непристойно, но теперь – черт, черт, черт. Мозг переключился в режим паники. Пока иду к Питеру, пытаюсь его заблокировать.
Я улыбаюсь, будто он не произвел на меня никакого эффекта, и складываю руки на груди.
– Значит, доктор Гранц, правильно?
Питер смотрит на меня исподлобья. Он складывает бумаги и убирает их в свою сумку.
– Да, я защитил докторскую в прошлом семестре. Совсем недавно. Еще к этому не привык.
Я киваю.
– Ммм, полагаю именно поэтому забыли упомянуть об этом.
Питер смотрит на меня, как бы говоря, что здесь не место это обсуждать. Его глаза прожигают дыру в моих, будто я не имела права ляпнуть подобное. Я первая разорвала наши смертоносные гляделки и посмотрела в сторону. Не перенесу этого сейчас. Питер прочищает горло и говорит:
– Пожалуйста, встретимся в моем офисе в три часа. Есть вещи, которые нам надо обсудить, – говоря это, он хватает стопку бумаг из сумки, вытаскивает их и кладет на кафедру.
Я не отвечаю ему сразу. Просто смотрю на свою обувь, на мои старенькие кеды от «AllStars». Затем мой взгляд переходит к его черным туфлям. Двухцветные кожаные туфли, винтаж, один из моих любимых стилей обуви. Они напоминают мне о танцах, смехе – вещах, которые в данный момент так чужды.
Я открываю рот, будто хочу что-то сказать, но потом решаю, что оно того не стоит. Мне нужна эта работа. Я разрывалась, чтобы меня сюда взяли, и я не позволю Питеру все испортить. Я киваю и разворачиваюсь. Не оглядываясь, поднимаюсь по лестнице.
В моей голове созревает план. Мы должны держать дистанцию. Мне нужно сменить преподавателя. Надо найти Стриктленд и попросить ее приставить меня к кому-нибудь еще.
Дойдя до верхней площадки, вижу Маршала, входящего в дверь. Он смотрит на меня, а дальше кивает в сторону Питера.
– Ну и как он?
Я оборачиваюсь, наблюдая за тем, как Питер пишет на интерактивной доске спиной ко мне. Повернувшись к Маршалу, резко спрашиваю:
– Мне-то откуда знать?
Маршал странно смотрит на меня. Проходя мимо, ударяю его в плечо, потому что он не двигается, а я не хочу продолжать разговор.
Мне надо найти Стриктленд. Немедленно.
* * *
Когда я подхожу к кабинетам, все приходит на круги своя. Ассистенты за своими столами, профессоры в спешке ходят по коридорам между парами – кофе в одной руке, документы в другой.
Подхожу к офису Тэдвика и встаю напротив открытой двери. Я сидела здесь часами. Наклонив голову, я опираюсь о дверной косяк. Обвожу глазами комнату, смотрю на книги Тэдвика, его любимую литературу, поэмы. Мой взгляд переходит к фотографиям и какой-то маленькой глиняной фигурке, которая похожа на раздавленную кошку. Одна из его дочерей сделала это для него. Я помню, как он принес ее и с гордостью демонстрировал работу своего будущего художника. В тот день он сиял.
Быстро моргая, пытаюсь побороть жжение, которое появляется в глазах. Жизнь коротка. Я знаю, но никак не могу поверить в то, что его больше нет. Не могу поверить, что больше его не увижу. Это так нереально. Мой разум борется с этим и не хочет принимать факт того, что доктор Тэдвик мертв.
На мое плечо опускается рука, и я чуть не выпрыгиваю из кожи. Быстро поворачиваюсь, сильно стараясь не ударить этого сумасшедшего. Вообще подкрадываться ко мне – плохая затея, но сегодня, – это супер плохая идея. Я зла. Я в шоке. Я всё и ничего. Мне хочется что-нибудь разбить. Боль в руке, которую я получу от удара, даст мне то знакомое чувство, с которым я могу справиться.
Как же исправить ЭТО, я не знаю.
Прежде чем ударить в лицо, стоящего сзади, вижу доктора Стриктленд. Она не отступает и не наклоняется, когда я поворачиваюсь. На ее лице улыбка, вернее, что-то на нее похожее. Это просто способ спрятать боль, маска.
– С тобой все в порядке, Сидни? Я понимаю, ты и Маршал, должно быть в шоке.
– Я в порядке, – говорю я, пытаясь вернуть моему голосу обычное звучание.
Это мой ответ на все. Я в порядке. Все хорошо. Все прекрасно. Но ничего хорошего в этом нет. Все – отстой. Моя фальшивая улыбка сползает с моего лица.
– Ладно, я вру. Я не в порядке. Я не ожидала этого. Не уверена в том, что теперь делать.
Стриктленд смотрит на меня с таким состраданием, что сложно удержать ее взгляд и не заплакать.
– Пойдем со мной, – опуская руку, она уходит, и я следую за ней в ее офис.
Когда я впервые здесь оказалась, подумала, что она помешанная кошатница. Повсюду фигурки, картинки котят, абсолютно повсюду. Маленькие пластмассовые котята игриво покачиваются на лампах, керамические рыжие коты сидят на полках, на стульях – кошки, вышитые крестиком, а на столе – рамки с фотографиями ее домашних питомцев. Ну, правда. Это пугает. Со временем я узнала, что она стала жертвой шутки, а когда поняла, что кошачья тематика до чертиков пугает людей, решила оставить все на своих местах. У нее своеобразное чувство юмора.
Я присаживаюсь на вышитых котят и откидываюсь на спинку кресла. Стриктленд садится за свой стол.
– Сидни, я знаю, сегодня для тебя был тяжелый день. Дорогая, ты кого-нибудь теряла раньше?
Я киваю и плотно держу руки на коленях. – Да.
Она медленно кивает в ожидании, что я продолжу, но я молчу. Есть вещи, о которых я не говорю, секреты, которые не рассказываю. Я не могу говорить об этом. Не сейчас, никогда больше.
– Ты можешь поговорить об этом с консультантом и преодолеть все стадии скорби. Лучше, когда ты не одна справляешься с этим. Нам всем не хватает его.
Я киваю.
– Как прошли занятия у первых курсов этим утром?
Я смотрю на нее.
– В порядке. Доктор Гранц продолжил занятия, – я останавливаюсь, и случайно ляпаю: – Есть ли какой-то способ перейти к другому преподавателю?
Стриктленд удивлена. Она наклоняется вперед и кладет руки на поверхность стола.
– Зачем? Что-то не так? Доктор Гранц…
– Нет, – говорю я, быстро отступая. – Просто, мне кажется, я не смогу сидеть в кабинете Тэдвика каждый день. Для меня лучше, если я буду работать с кем-нибудь еще, – я лгу. Ну, почти. Я не хочу сидеть там с Питером каждый день. Не хочу смотреть на него и вспоминать его руки на мне, и, уж тем более, не хочу вспоминать, как он меня бросил.
Доктор Стриктленд трясет головой.
– Извини, Сидни, но все ассистенты были распределены в течение нескольких месяцев. Больше нет свободных мест. Тебе придется справиться с этой потерей, и, я уверена, доктор Гранц будет счастлив тебе в этом помочь, если ты не захочешь нас покинуть, – пока она говорила, ее глаза расширились. Последнее, чем она хочет заниматься, это брать на работу и обучать нового ассистента, тем более в середине года.
– Нет, я не уволюсь. Мне нужна эта работа, – я смотрю на свои руки: лак, который еще вчера был так аккуратно накрашен, сейчас весь содран. Образы вчерашнего вечера мелькают в моих мыслях. Я вижу глаза Питера и слышу его голос, эхом раздающийся у меня в голове. Возвращается ощущение его рук, прожигающих кожу, и его дразнящие поцелуи. Я должна это усвоить. Теперь Питер – часть моей жизни, хочу я того или нет.
