Текст книги "История Франции и Европы"
Автор книги: Густав Эрве
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)
Книга IV. Современная иcтория
Глава I
Буржуазная революция
1789–1791
Продажа с публичного торга земель, объявленных национальным имуществом; большая часть церковных земель была куплена буржуа в присутствии завидовавших крестьян
Буржуазия заставляет королевскую власть созвать генеральные штаты (1789). – К 1789 году, после медленного развития, буржуазия стала могущественным классом.
Она стала самым богатым классом общества; в ее руках к этому времени была вся торговля и вся промышленность; она владела уже многочисленными поместьями. Это был затем один из самых образованных классов; он выделил из своей среды великих писателей, каковы Монтескье, Вольтер, Руссо, Дидро, Бомарше, которые дали блестящую критику режима деспотизма и привилегий, угнетавшего буржуазию; в их лице, он выразил также и свои стремления к новому строю, в котором общественные дела должны находиться под его непосредственным контролем, и он мог бы накоплять свои богатства, не встречая помехи со стороны цеховой регламентации, внутренних таможен, угнетающих налогов, и в особенности не подвергаясь опасности потерять при банкротстве государственной казны те колоссальные капиталы, которые он ссудил в течение веков государству. Именно такое банкротство и страшило больше всего крупную п мелкую буржуазию, эти несколько сот тысяч крупных и мелких рантье, которые, одолжив правительству Людовика XVI 4 миллиарда с половиной, видели, что дефицит возрастает, что государство имеет 2 миллиарда мелких долгов, подлежащих немедленной уплате, а между тем двор продолжал расходовать собираемые налоги на безрассудные затеи.
И для того, чтобы заставить королевскую власть произвести реформы, подчиниться контролю прозревшей нации, представляемой буржуазией, капиталисты этой буржуазии отказались с 1788 года давать новые авансы государственной казне. Не имея более ни денег, ни кредита, король и его двор капитулировали; министром финансов был назначен банкир Неккер, уже побывавший в опале в 1781 году за слишком большое покровительство новым идеям, и у короля было вынуждено согласие на то, чего буржуазия требовала уже давно, именно согласие на созыв генеральных штатов.
Наказы и выборы. Три сословия, каждое в отдельности, съехались по бельяжам (бельяж – это выборный и в то же время судебный округ), чтобы занести свои требования в наказы и выбрать своих представителей. Пропаганда великих писателей буржуазии проникла так глубоко даже в ряды привилегированных классов, что некоторые наказы знати и духовенства указывали на необходимость распространить участие в уплате налогов на все классы и установить на ряду с королевской властью выборное собрание для контроля над ним; низшее же духовенство, пользовавшееся зачастую незначительными приходскими доходами, голосовало во многих округах тоже не за богатых епископов, выходцев из знати, а за либеральных священников, сочувствовавших новым идеям.
У третьего сословия составление наказов и выборы происходили следующим образом: в каждом сельском приходе и в каждом городке в составлении наказов и в выборе делегатов участвовали все те, кто платил хоть какой-нибудь налог, т. е. почти что все жители. Выбранные таким образом делегаты собирались в главном городе округа, чтобы соединить здесь все наказы городков и приходов в один наказ от округа и избрать депутатов. Депутатами от третьего сословия избирались при этом не крестьяне или рабочие, а образованные буржуа, среди которых многие судебные члены, а также некоторые выходцы из знати, порвавшие связи с своим классом, как, например, граф Мирабо.
Особенно красноречивы эти приходские наказы. С одной стороны, ясно, что их писал чаще всего какой-нибудь местный буржуа, врач, ветеринар, мелкий рантье; но с другой стороны, сразу чувствуешь, что диктовал их сам Жак Бономм со всею ненавистью, накопившеюся в его сердце за многие столетия против десятины, феодальных прав и страшного гнета налогов. Буржуазия чувствовала, что в своей борьбе с лицами привилегированными она может надеяться на поддержку деревни. Ненависть ко всему, что сохранилось от феодального строя, – вот что крепко связывало буржуазию с французским крестьянством. Что касается до самой буржуазии, то она была единодушна в требовании отмены привилегий дворянства и духовенства в области налогов, в требовании строгого надзора и разумного управления общественным достоянием, в требовании большей человечности при судопроизводстве и, наконец, в желании на развалинах деспотизма осуществить либеральную конституцию. Было бы, впрочем, совершенно напрасно в самых смелых из этих наказов искать признаков противорелигиозного и республиканского духа. Хоть часть буржуазии и была настроена вольтерьянски, тем не менее хорошо известно, что громадная часть народа оставалась приверженной католицизму, и о религии говорилось всегда с бесконечным уважением. В 1789 году Франция была еще страной вполне католитической и горячо преданной королю.
Вопрос о порядке голосования — Генеральные штаты собрались в Версале 5 мая 1789 года. С самого же начала возник вопрос: подавать голоса в общем собрании или же по сословиям? Если голосовать последним способом, то в виду того, что деревенские священники легко будут оттеснены епископами-аристократами, а дворянство в своем большинстве настроено враждебно против всяких мер, клонящихся к уменьшению его привилегий, третье сословие неминуемо будет подавлено двумя другими сословиями. И тогда все реформы будут отклонены двумя голосами против одного.
Если же голосовать в общем собрании, то, так как депутатов третьего сословия больше, чем депутатов от духовенства и дворянства, вместе взятых, буржуазия может быть уверена в своих силах, тем более, что она справедливо может рассчитывать, в случае соединения всех депутатов в одно единое собрание, без особых усилий перетянуть сельское духовенство от богатых аристократов-прелатов на свою сторону.
Король не осмелился разрешить самолично этот важный вопрос, от которого зависели все остальные. Депутаты третьего сословия, выслушав отказ двух привилегированных сословий соединиться с ними в одной и той же зале, и образовать одно общее собрание, постановили, что, как представители 97 сотых народа, они в праве выносить решения для всей нации; 17 июня их собрание приняло название национального собрания.
20 июня, утром, когда депутаты третьего сословия хотели занять свои места, они нашли запертыми двери той залы, в которой происходили обыкновенно заседания; король приказал их закрыть под предлогом приготовления залы к королевскому заседанию. Не подчиняясь такому беззаконному действию, депутаты третьего сословия, во главе со своим президентом Бальи, перешли тогда в другую залу, которая служила для игры в мяч, и там постановили не расходиться, не выполнив принятых ими поручений от народа. Там была дана известная клятва в зале для игры в мяч (20 июня).
Королевское заседание состоялось 23 июня; обратившись к трем сословиям, присутствовавшим вместе, король повелел им совещаться каждому в отдельности. Дворянство и духовенство удалились; но третье сословие не тронулось с места. Маркиз де Брезэ, главный церемонимейстер, повторил приказание короля. «Да, господин, закричал ему в ответ взбешенный Мирабо, мы слышали желания, внушенные королю; скажите вашему повелителю, что мы здесь по воле народа и что нас можно выгнать отсюда только силой штыков».
В течение последующих дней сельское духовенство, а также и некоторые из дворян присоединились к депутатам от третьего сословия; тогда король, по-видимому, пошел на уступки и издал распоряжение о совместных заседаниях трех сословий. Третье сословие вырвало, таким образом, у короля и привилегированных согласие на голосование в общих собраниях. Теперь уже было много труднее помешать проведению реформ. Собрание приняло название учредительного собрания, ибо дело шло ни больше, ни меньше, как о том, чтобы дать Франции конституцию, т. е. закон, регулирующий и определяющий то, как должна управляться страна в будущем, закон – назначением которого было заменить собой «добрую волю» короля.
Разрушение старого порядка. – Разрушение старого порядка было делом нескольких недель. Его произвел уже сам народ; собранию оставалось только освятить это своими постановлениями. 14 июля был нанесен решительный удар королевской власти.
Двор уступил депутатам третьего сословия 23 июня только из боязни восстания в Париже; в это время он не надеялся на достаточность своих войск для того, чтобы прибегнуть к силе штыков.
В конце июня и первые дни июля сосредоточив войско в Версале и у ворот Парижа, король отставил Неккера, и кавалерийские патрули грозно повисли над парижским населением, которое начинало уже волноваться.
Тогда, по предложению импровизированных ораторов. каков, напр., Камил Демулен, обращавшихся к толпе на улицах, в кафе, все стали вооружаться; были захвачены пушки и ружья, находившиеся у Инвалидов в знак единения украсились трехцветной кокардою: толпу рассеяли.
Хотя в ратуше и заседало своего рода избранное муниципальное собрание, но его никто не слушал. Сам народ встал на законную защиту себя и готовился противостоять насилию, которое подготовлял двор. 14 числа раздался всеобщий крик: «в Бастилию!» То была государственная тюрьма, напоминавшая собою об одном из самых ненавистных злоупотреблений старого порядка: o lettres de cachet (тайные предписания об арестах). В то же время это была грозная крепость, которая угрожала Парижу. После сопротивления, стоившего жизни одной-двух сотен людей, комендант де Лонэ сдался; но так как он стрелял по парламентерам, несколько человек, пришедших в ярость, растерзали его.
Весть о взятии Бастилии, этого символа прежнего деспотизма, пробудила во всей Франции и даже за границей, у людей, преданных свободе, чувство неудержимой радости. Казалось, будто наступила новая эра.
И действительно, взятие Бастилии означает собою начало царствования буржуазии и конец монархического деспотизма во Франции.
Ночь 4 августа положила конец феодальному порядку и существованию привилегированных сословий; она была, впрочем, следствием взятия Бастилии.
Когда разнеслась весть о взятии Бастилии, крестьяне бросились на замки, где бережно хранились документы на права дворянской собственности и старые дворянские грамоты, именем которых их владельцы осуществляли по отношению к крестьянству свои феодальные права. Эти замки были крестьянскими бастилиями. И крестьяне их разрушали, как разрушил народ и буржуазия Парижа Бастилию Сент-Антуанского предместия. Замки сгорели вместе со всеми грамотами. Это было начало жаккерии.
Перепуганная знать поняла, что пришло время уступок: ночью 4 августа дворяне, священники, чиновники – все отказались торжественно от всех своих привилегий; феодальный строй был уничтожен в самом принципе; к тому же крестьяне прекратили его – существование на деле. Права дворянства и духовенства, распространявшиеся на личность, были отменены без выкупа. Что касается до феодальных прав на денежные и натуральные повинности и церковных десятин, то они были тоже уничтожены, но для них был признан принцип выкупа; тот, кто нес их на себе, должен был дать некоторое вознаграждение собственникам, ими пользовавшимся до тех пор. Но когда вздумали заставить крестьян расплатиться, последние остались глухи к этому и в силу такого их нежелания, два года спустя, пришлось уничтожить статью о выкупе.
Привилегированные сословия прекратили свое существование с 4 августа.
Королевская власть перестала существовать с 14 июля; нужно было однако еще два революционных дня, 5 и 6 октября 1789 года, чтобы упрочить окончательно первые победы.
Король, побуждаемый своими придворными и особенно своею женой, Марией Антуанеттой, не отказался от мысли возвратить себе всю прежнюю власть. В первых числах октября войска снова были вызваны в Версаль. Офицеры королевского конвоя устроили банкет новоприбывшим офицерам. На этом банкете придворные дамы, в присутствии короля с королевой, заставляли офицеров надевать роялистские, белые кокарды; трехцветные кокарды топтали ногами.
Когда это стало известно, женщины из народа, раздраженные дороговизной съестных припасов, которую они приписывали двору, вышли с рынка, наводнили ратушу и направились в Версаль с намерением перевезти короля с его семейством в Париж: «булочника, булочницу и маленького пекаря», как они говорили.
Несколько мужчин примкнули к этой толпе; национальная гвардия, организованная на другой день после 14 июля и набранная из среды буржуазии, пошла вслед за ними, чтобы, с одной стороны, помешать излишествам, с другой же, оказать народу поддержку. Женщины наводнили королевский дворец, убили нескольких представителей дворцовой стражи и перевезли королевское семейство в Лувр, где оно, находясь с этих пор под бдительным надзором народа, не в состоянии было причинять никакого вреда.
Церковное имущество становится национальным благодаря этому банкротство предупреждено. – Но прежде, чем приступить к устройству общества на новых основаниях, оставалось разрешить еще одну мучительную задачу. Не было денег для уплаты жалованья должностным лицам: правительство было не в силах отдать долги своим заимодавцам, а этими последними были буржуа, депутаты которых стали действительными правителями.
Оставался только один источник: имущество, принадлежащее духовенству, около 4 миллиардов недвижимости. Продаж. а этого имущества могла бы удовлетворить кредиторов государства. Революционная буржуазия не колебалась. 2 ноября 1789 года церковные имущества были переданы в распоряжение нации, которая взяла на себя содержание культа.
Но как распродать эту громадную массу имущества и обратить в деньги?
Тогда устроили следующее. Были выпущены бумажные деньги, ценность которых гарантировалась национальным имуществом и которые имели принудительный курс; это были ассигнации. Эти бумажные деньги предполагалась уничтожать постепенно, по мере распродажи национального имущества, и так как учредительное собрание в продолжение того времени, пока оно существовало, имело осторожность не выпускать бумажных денег слишком много, то они и не обесценивались слишком и циркулировали, как золото и: серебро.
Этой смелой операцией революционная буржуазия восстановила равновесие в финансах, отняв у старого привилегированного порядка одно из основных средств его могущества; в то же время она вернула себе, на время прекратившийся, кредит и произвела очень выгодную операцию. Ибо национальные имущества покупались не только крестьянами; мы имеем точные сведения, что во всех областях лучшую часть церковных имений приобрела буржуазия и зачастую по низкой цене.
Декларация прав человека. – Прежде чем обновить общество, революционная буржуазия захотела формулировать принципы, ее вдохновлявшие.
Учредительное собрание с августа 1789 года приняло декларацию прав человека, следующего содержания:
1. Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах; общественные различия могут основываться только на общей пользе.
2. Целью всякого политического союза является сохранение естественных и неотъемлемых прав человека, а именно: его свободы, собственности, безопасности, и сопротивление угнетению.
3. Основа всякой верховной власти коренится в народе; никакое учреждение, никакое лицо не могут пользоваться властью, которая не исходит именно от него.
4. Свобода заключается в том, чтобы делать все то, что не вредит другим; таким образом, осуществление естественных прав каждого человека ограничивается только обеспечением для других членов общества пользования этими же самыми правами; такие границы может определить только закон.
5. Закон имеет право запрещать только вредные обществу действия. Все то, что не запрещено законом, не должно быть возбранено, никто не может быть принуждаем делать то, что не повелевает ему закон.
6. Закон есть выражение общей воли; все граждане имеют право участвовать лично или через своих представителей в составлении закона; он должен быть одинаковый для всех, охраняет ли он или карает. Все граждане равны в глазах закона и потому одинаково должны допускаться на все почетные должности и ко всем общественным деятельностям согласно своим способностям и сообразно только одному различию в своих добродетелях и своих дарованиях.
7. Никто не может быть обвинен, задержан или заключен в тюрьму иначе, как в случаях, определенных законом, и сообразно тому, как это им предписано. Кто испросит, отошлет, исполнит или поручит исполнить произвольный приказ, подлежит наказанию; но всякий гражданин, вызванный или схваченный во имя закона, должен повиноваться тотчас же: ибо он делает себя виновным уже одним сопротивлением.
8. Закон должен установить только крайне и явно необходимые наказания и никто не может быть иначе наказан, как только во. имя закона, установленного и обнародованного до совершения преступления и примененного в установленном порядке.
9. Каждый считается невинным, пока он не признан виновным по суду; когда будет признано необходимым подвергнуть кого-либо заключению, то всякая мера, которая не является необходимой, чтобы он не скрылся, должна быть строго воспрещена законом.
10. Никто не должен страдать за свои мысли и мнения. даже религиозные, если только их проявление не нарушает общественного порядка, установленного законом.
11. Свободное выражение мыслей и мнений есть одно из самых драгоценных прав человека. Всякий гражданин может говорить, писать и печатать свободно, исключая только злоупотреблений этой свободою в случаях определенных законом.
12. Для обеспечения прав человека и гражданина нужна общественная власть. Эта последняя учреждается на благо всех, а не ради пользы только тех, кому она доверена.
13. Для содержания общественной власти и расходов по администрации необходим общий налог; он должен быть одинаково распределен на всех граждан согласно их средствам.
14. Все граждане имеют право лично или через своих представителей участвовать в решении вопроса о необходимости общественного налога, соглашаться на него свободно, следить за его употреблением и определять его источник, характер, порядок и срок взыскания.
15. Общество имеет право потребовать отчет у каждого из общественных агентов администрации.
16. Общество, в котором гарантии прав не существует и нет также определенного разделения властей, не имеет конституции.
17. Собственность представляет неприкосновенное и священное право, которого не может быть лишен никто, если только этого не требует законно установленная общественная необходимость, и то при условии справедливого и предварительного вознаграждения.
Верховенство народа, свобода мысли, печати, труда, индивидуальная свобода, равенство перед законом, перед налогом, перед обязанностями и почестями, наконец неприкосновенность собственности за исключением случаев отчуждения на общественную пользу – таковы принципы 1789 года.
В обществе, в котором есть и богатые и бедные, в котором с колыбели проявляются глубокие социальные неравенства, буржуазия в состоянии была провозгласить, что все люди родятся «свободными и равными в правах». Провозглашая индивидуальную собственность и свободу безграничной конкуренции основными устоями нового социального строя, она обеспечивала за теми, кто родится богатым и благодаря этому получает образование, господство в новом обществе.
Новые учреждения: конституция 1791 года. – Учредительное собрание посвятило два года целиком выработке конституции для обновленной Франции. Конституция эта была готова около середины 1791 года.
Во главе нации по прежнему стояла наследственная королевская власть; но король из господина и собственника Франции превратился теперь всего лишь в ее первого чиновника; он был лишен права распоряжаться общественной казною, как ему заблагорассудится; на каждый год ему назначалось содержание или цивильный лист в 25 миллионов, которыми он и должен был довольствоваться.
Его делом было следить за исполнением законов, но он и сам должен был им повиноваться. Была сделана уступка, которая казалась многим нарушением принципа народовластия и благодаря которой за королем сохранялась возможность противодействовать, в течение по крайней мере четырех лет, приведению в действие законов, не нравившихся ему: именно он сохранял право на veto (латинское слово, которое значит: запрещаю).
Законы голосовались законодательным собранием, состоявшим из представителей народа, избранных на два года; голосование налога составляло одну из главных задач законодательного собрания.
Чтобы облегчить администрацию, вместо прежних административных подразделений, было создано 83 департамента, подразделявшихся на округи, которые в свою очередь делились на кантоны, кантоны же на коммуны. Департаменты, округа и коммуны управлялись выборными собраниями, которые избирали из своей среды исполнительный совет из нескольких членов, совет департамента, округа; для коммун же место совета занимал мэр с муниципальными чиновниками. Эти местные советы распределяли налоги и были предназначены для управления всей местной администрацией.
Юстиция была предоставлена другим, тоже избиравшимся, гражданам, именно судьям. В каждой коммуне должен был быть мировой судья, делом которого было стараться о примирении сторон; в каждом округе судейский трибунал ведал более важные дела; в каждом департаменте был уголовный трибунал, в котором двенадцать избранных судей должны были выносить вердикт о виновности или невиновности обвиняемого; все эти трибуналы венчал собой кассационный суд, который мог кассировать все судебные решения, если только они заключали в себе большие погрешности. При этом были уничтожены все секретные отделения и всякие пытки.
Духовная администрация реорганизовалась на таких же началах: число епархий или архиепархий было уменьшено с 129 на 83, т. е. на каждый департамент приходилось по одному епископу или архиепископу. Епископы и священники избирались теми же избирателями, что и магистраты; епископы получали каноническую инвеституру не от папы, чужеземного владыки, а от своего архиепископа. Все епископы, под страхом быть смещенными, обязаны были дать следующую клятву: «Клянусь поддерживать всею своею силою французскую конституцию и особенно все декреты, относящиеся к гражданскому устройству церкви». Члены духовенства получали жалование от государства подобно всем другим общественным чиновникам.
При этом поддержкой закона пользовалось только одно белое духовенство; закон не признавал более никаких. религиозных обетов, никакого обязательства, противоречащего естественному праву или конституции; вследствие этого все конгрегации были отменены; в виде переходной меры позволялось, впрочем, монахам еще некоторое время жить в общине, пользуясь содержанием от государства.
Наконец, во всех коммунах национальная гвардия начальник которой был выборный, должна была нести службу по охранению нового строя.
Таким образом, господство закона повсюду должно было заменить собою царство произвола; суверенитет перешел от короля, представителя Бога на земле, к самодержавному народу.
Буржуазный и антидемократический дух конституции 1791 года. – Принцип народного верховенства был провозглашен повсюду; но на деле это было верховенства буржуазии, созданное буржуазиею,
Народ был властелином; но в день голосования народ означал лишь всех тех, кто платил прямой налог, равный, по крайней мере, трем дням труда. Только такие граждане участвовали в голосовании, только они были «активными» гражданами; все другие, т. е. три миллиона французов, имевших более 25 лет, представляли из себя, таким образом, «пассивных» граждан.
Активные граждане собирались в первоначальные собрания по коммунам и кантонам, чтобы назначить избирателей, которые в свою очередь выбирали депутатов; итак, чтобы быть выборщиком, нужно было иметь довольно значительный доход, исключавший всех тех, кто не принадлежал к достаточному классу; для того же, чтобы быть выбранным депутатом, нужно было быть собственником. Таким образом, на деле законную нацию в этой системе представляли собою только богатый и средний классы.
Только эти одни классы составляли и национальную гвардию, куда допускались одни активные граждане; всем же другим, менее зажиточным, доступ был закрыт, благодаря обязательной покупке для себя форменного платья за сбои собственные деньги.
Два факта прекрасно характеризуют дух революционной буржуазии. Учредительное собрание отказалось уничтожить рабство в колониях, чтобы не нанести ущерба интересам богатых плантаторов, работавших на рабах, и богатых негроторговцев Нанта и Бордо, обогащавшихся торговлей черных.
Несколько времени спустя, законом от 14 июня 1791 г., законом. Шапелье, было запрещено рабочим под страхом самых ужасных наказаний вступать в союзы для устройства стачек и защиты своей заработной платы; буржуазия боялась восстановления старых цехов; нет сомнения также, что, отказывая неимущим и рабочим в праве образовать союзы для улучшения собственного положения, она не руководилась эгоистическими классовыми расчетами: она не допускала и мысли о том, что рабочие, безработные союзы могут помешать ей в накоплении богатств. Рабочий класс так мало сознавал свои права и интересы, что он вряд ли мог предвидеть буржуазный характер новых учреждений, и самые приверженные из его поборников, ни депутат Робеспьер, любивший все же народ, ни журналист Марат, в своей газете Аti du Peuple высказывавший трогательное сочувствие страданиям униженных, ни один раз не выступали открыто, чтобы заявить классу, так смело захватившему в свои руки управление, протест демократии и пролетариата.
Федерация (14 июля 1790 года). – С первых же дней революции нация добровольно стала повсюду вооружаться изо всех сил. В каждой коммуне собиралась национальная гвардия; для большей безопасности коммуны одного и того же округа образовали между собою союзы или федерации. Так были федерации в Дофинэ, в Бретани, в Эльзасе.
В 1790 году возникла идея соединить между собою все местные федерации и отпраздновать в Париже праздник федерации, к торжеству революции. В годовой день взятия Бастилии, 14 июля, было устроено празднество на Марсовом поле при всеобщем энтузиазме «патриотов». Так назвали себя друзья революции.
В течение 15 дней 300000 парижан, мужчины, женщины, дети, старики, священники, монахи, знатные дамы, простонародье с лопатами и кирками выравнивали обширное пространство между двумя холмами; 14 июля на этом месте стояли, выстроившись в ряд, депутации от всех национальных гвардий Франции, делегаты от всех полков армии, депутаты учредительного собрания, король, королева и их семейство. Под открытым небом была исполнена торжественная месса, алтарь был воздвигнут на холмике и священнослужители, опоясанные трехцветным шарфом, служили под грохот артиллерийских залпов.
Лафайет, шеф национальной гвардии Парижа от имени всей национальной гвардии Франции, президент национального собрания – от имени нации и, наконец, король громким голосом клялись уважать конституцию, при восторженных кликах и братских лобзаниях. То было по истине народное празднество.
Контрреволюция; бегство короля. – Но последующее не оправдало этого чудного дня. Привилегированные не могли без сопротивления примириться с уничтожением их вековых привилегий.
Часть знати с братом короля, графом д’Артуа, во главе, уехала за границу; там эти «эмигранты», не переставая, побуждали иностранных повелителей к нападению на Францию ради восстановления старого.
Двуличность Людовика ХVI (со старинной гравюры)
Да и значительная часть духовенства высказывала мало энтузиазма перед новыми учреждениями; отчасти под влиянием почтенной религиозной добросовестности, отчасти от недостатка чисто умственной смелости, отчасти же из ненависти к революции, которая уничтожила духовенство, как сословие, и национализировала его богатства, почти все высшее духовенство, увлекая за собою и часть низшего, отказалось признать гражданскую конституцию духовенства и принести присягу. Их признали за ослушников. Они заявляли, что учредительное собрание зашло в такую область, где авторитетна только одна церковь. благодаря влиянию, которое они имели на женщин и на некоторых мужчин, они стали самыми страшными агентами контрреволюции.
Свои упования контрреволюционеры возлагали на короля, который благодаря своему строгому благочестию находился под влиянием духовенства, и особенно на королеву, австриячку Марию Антуанетту, гордость которой страдала от ударов, нанесенных королевской власти. Король и королева сначала притворно согласились на новые учреждения; они даже купили себе благосклонность одного из наиболее влиятельных депутатов, великого оратора Мирабо, отягченного долгами; этому последнему, так как он боялся демократии, нравился проект остановить революцию, зашедшую, по его мнению, уже слишком далеко, установлением конституционной монархии, в которой королю принадлежала бы еще большая власть. Он умер в апреле 1791 года.
Но король никогда и не думал серьезно о плане Мирабо. Он мечтал совсем о другом: о том, чтобы убежать тайно из Парижа, подкупить армию, которой командовал на западе маркиз де Булье, и, пользуясь содействием иностранных королей, идти на учредительное собрание и восстановить старую власть. В ночь с 20 на 21 июня 1791 года королевское семейство скрылось, переодевшись; но оно было узнано, задержано в Варенне и возвращено в Париж.
Перестрелка на Марсовом поле (17 июля 1791 года). – Бегство короля вызвало страшное возбуждение и имело серьезные последствия.
До сих пор нация верила в чистосердечие короля; она была единодушна в своем роялистическом настроении; все ошибки короля она приписывала его плохим советникам. Бегство в Варенн открыло глаза всем: оно в несколько дней создало республиканскую партию во Франции.
В Париже были клубы, в которых собирались горячие патриоты. Один из таких клубов, помещавшийся в монастыре монахов-якобинцев и названный по этому якобинским клубом, был местом свиданий для самых восторженных друзей революции; здесь говорил часто депутат Робеспьер. Новость о бегстве короля поколебала здесь роялистическое настроение, хотя никто еще не осмеливался заговорить о республике.
Но был еще другой клуб, клуб кордельеров, где влиянием пользовался могучий оратор Дантон; этот клуб, более смелый, чем клуб якобинцев, решил составить петицию и положить ее на алтарь на Марсовом поле, для того, чтобы потребовать низведения короля с престола. Великий мыслитель Кондорсе превозносил в это время открыто похвалами республику; ядро этой первой республиканской партии составилось из мелких буржуа, страстно любивших демократию.