сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)
— Меткое возражение, Джордж; не ожидал я этого. Клянусь честью, приятель, вы с первого удара опрокинули меня… Но я, ведь вам это известно, я — старый дурак!
— Как же можно так говорить?!
— А для чего бы я стал это скрывать? Вы абсолютно правы, мой юный друг, надо быть безумцем, чтобы предпринимать такие глупости. Короче говоря, ясно как божий день, что вы не хотите открыть мне настоящей причины вашего путешествия.
— Уверяю вас…
— Что вы хотите скрыть ее от меня? — прервал Сэмюэль Диксон с живостью. — Понимаю, понимаю, Джордж. Но как бы вы ни старались, а рано или поздно дело кончится тем, что вы меня же первого изберете своим поверенным. А пока что я подожду и тогда — будьте уверены, таинственный Удалец, я постараюсь отплатить вам той же монетой.
— Мистер Сэмюэль, вы сердитесь на меня за умолчание…
— Вот уж нисколько, мой милый, — ответил Диксон, крепко пожимая руку молодому человеку. — Помните же, Джордж, что я ваш верный друг. Храните до поры до времени ваши секреты, пока они принадлежат вам лично. Но когда придет время и вам понадобится друг, не сомневайтесь во мне; вы всегда найдете друга, готового служить вам.
— Не знаю, какими словами выразить вам свою благодарность.
— Ну-ну! Все это пустые слова. Вы ничем мне не обязаны; напротив, я ваш должник и не забуду этого… Но время уходит, и мне пора возвращаться в лагерь. Мое отсутствие может встревожить брата. Теперь я порядком отдохнул и настолько собрался с силами, что могу не только сам добраться до места, но и дотащить этого окаянного оленя.
— Напрасно, вы можете навредить своему здоровью.
— Полноте, я совсем не так слаб, как вы воображаете. Вот посмотрите.
— Подождите еще несколько минут.
— А что вы хотите делать?
— Содрать с оленя шкуру и выпотрошить его; шкуру я повешу на это дерево, и вы захватите ее в следующий раз.
— Ей-Богу, отличная мысль! Ну хорошо, потрудитесь, тем более, что мы испытываем недостаток в съестных припасах.
— Эта местность богата дичью, и посмотрите, какой великолепный ландшафт!
— А ведь и вправду! Я и не заметил этого.
Молодой человек принялся за дело; в несколько минут шкура с оленя была снята, а мясо разрезано на части и переброшено через плечо Сэмюэля, уверявшего, что вполне надеется на свои силы и доберется до лагеря, не останавливаясь.
— Позвольте мне, по крайней мере, довести вас до ущелья, а вы обопритесь на мою руку, — сказал Джордж Клинтон.
— Согласен, но каким образом вы узнали, что мне надо проходить через ущелье?
— Да ведь это единственная дорога для выхода из долины, а не то надо делать большой обход.
— Хорошо, у нас уже решено, что я ничего не знаю, — сказал американец со смехом. — Итак, в путь!
Они пошли.
И в самом деле, от того ли, что он собрался с силами, или, что еще вероятнее, сила воли помогала ему сопротивляться боли, только Сэмюэль выступал довольно бодро.
— Смею ли вас просить об оказании мне одной милости? — внезапно сказал Джордж, останавливаясь при выходе из ущелья.
— Какой милости, друг мой?
— Никому не говорите о нашей встрече. Я не желаю, чтобы мое присутствие здесь было кому-нибудь известно.
— Вы серьезно этого хотите?
— Совершенно серьезно.
— В таком случае будьте спокойны. Никто ни слова не услышит о нашей встрече. Никто не узнает о том, что произошло. Э-э! Да чего лучше, я придумаю хорошенькую историю, как это удается некоторым скрытным людям, да обморочу всех. Ведь это, должно быть, не сложная штука, как вы думаете, Джордж?
— Благодарствуйте и прощайте, старый друг! — сказал молодой человек, несколько смущенный.
— Не прощайте, а до свидания! — возразил американец, дружески протягивая ему руку.
Крепко пожав друг другу руки, они расстались. Сэмюэль Диксон углубился вглубь ущелья, а Джордж Клинтон медленно повернул в долину.
ГЛАВА VIII. Каким образом Джордж Диксон стал неожиданным хозяином Оленьей долины
Сэмюэль Диксон продолжал свой путь довольно бодрой поступью, опираясь на ружье, но вскоре ему пришлось убедиться, что он чересчур понадеялся на свои силы; он был вынужден сознаться самому себе, что если мужество и энергия в некоторых случаях всемогущие помощники, то бывают и такие обстоятельства, когда и этого недостаточно, когда эти качества не столько полезны, сколько вредны. В сущности, опыт доказал ему, что эта задача весьма трудна: на протяжении двух миль тащиться с ношей в восемьдесят фунтов по непроходимым дорогам человеку с помятыми в буквальном смысле слова костями после жестокого падения с двенадцатифутовой высоты.
Но как же ему не хотелось бросать свою ношу, которая далась ему такой дорогой ценой, тем более, что его спутники испытывают острый недостаток в провизии и теперь ждут с нетерпением его возвращения, предугадывая, вероятно, что он отправился поохотиться.
Честный американец отер лоб, с которого струились ручьи пота, несколько минут постоял на месте, чтобы отдохнуть, и опять отважно пустился в путь.
Невозможно и рассказать, сколько усилий и страданий стоило ему пробраться по ущелью; последнюю четверть дороги он протащился почти ползком, останавливаясь на каждом шагу, при этом ощущая себя так, будто вся кровь бросилась ему в голову; из глаз его сыпались искры, голова кружилась, горло пересохло, дыхание замирало в груди, виски словно хотели лопнуть, а в ушах стоял зловещий звон. Он шатался как пьяный, страшился лишиться чувств, сознавая, что если придется упасть, то вновь ему уже не встать.
Так бился он больше часа в безумной борьбе силы воли с сопротивлявшимся телом, пока наконец не оказался у выхода из ущелья.
Оставалось пройти еще несколько шагов, и он будет со своими; две-три сотни ярдов отделяли его от лагеря, но сил не хватило, энергия, поддерживавшая его, истощилась, ноги под ним подкосились, и он упал на траву. Минут пятнадцать лежал он неподвижно, без чувства и мысли. На его счастье едва заметный ручеек протекал почти у самых его ног с тихим журчанием. Ползком добрался он до ручья и несколько раз погрузил лицо и руки в холодную воду. Мысли его освежились, лихорадочный жар унялся; теперь он мог обдумать свое положение.
Новая попытка пробраться дальше была бы довершением безумия, да и просто невозможна при таком упадке сил. Он и не думал об этом, но рассчитывал, что его могут услышать, а услышав, тотчас поспешат на помощь. По всей вероятности, вся семья уже встревожилась, и все ищут его.
Оставалось решить, каким образом может быть подан сигнал. Кричать — бесполезно: у него не хватит голоса и на десять шагов. Он мог надеяться только на свое ружье. С большим трудом он зарядил его и, приставив к земле, выстрелил. Так он заряжал и стрелял несколько раз, но на свой призыв не получал никакого ответа.
Он уже начал приходить в недоумение, что могло бы значить это упорное молчание, которого никак не мог себе объяснить, как вдруг со всех сторон вокруг него раздались крики и вслед за тем к нему подбежали брат и племянники с несомненными знаками сильной тревоги.
Помощь подоспела как раз вовремя: истощенный последними усилиями, Сэмюэль Диксон совершенно лишился чувств и словно мертвый лежал на траве, вытянувшись во весь рост. Первой заботой родных было освободить его от оленины, после чего племянники взвалили его на свои дюжие плечи и поспешили к своему стану, где миссис Диксон и мисс Диана с нетерпением и сильной тревогой ожидали результатов охоты.
При виде печального возвращения охотника мать и дочь вообразили, что он убит, и разразились страшными воплями.
Много трудов стоило Джонатану Диксону успокоить их, уверяя, что с братом случился всего лишь обморок и что по милости Божией жизнь его в данный момент не подвергается смертельной опасности.
Благодаря страннической жизни американцы — а в особенности переселенцы и лесные охотники — имеют довольно основательные познания в медицине и хорошо знакомы с искусством врачевания.
Джонатан Диксон, изъездив вдоль и поперек всю Америку, приобрел некоторый опыт, который заменял ему науку и давал возможность обходиться без докторов и в случае надобности самому себе помогать.
Больного положили в крытую повозку на тюфяке, подушках и сняли с него лишнюю одежду.
Увидев большие синяки, испещрявшие его тело, Джонатан не замедлил понять причину недомогания брата.
— Ей-Богу! — сказал он своему старшему сыну, помогавшему ему ухаживать за братом. — Как видно, наш бедный Сэмюэль жестоко ушибся, полетев с высоты вниз головой. Просто чудо, что он не расшибся до смерти.
— Да и то чудо, что он отделался только ушибами и не переломал себе костей, — ответил молодой человек.
— И то правда, Гарри; Бог, видимо, хранил его. Правда, ушибы очень сильные, но мы этому скоро поможем, пока твоя мать приготовит на завтрак оленью ногу. Бедный Сэмюэль! Ведь это он ради нас подвергал опасности свою жизнь. Поди-ка, Гарри, принеси камфарного спирта и попроси у матери кусок сукна, да мимоходом убеди ее приглядеть получше за жареньем оленьей ноги, а то у нее есть несчастная привычка вечно пережаривать дичь, что придает ей отвратительный вкус. Захвати еще бутылку рома. Надо пропустить несколько капель в горло бедному Сэму, это будет ему полезно. Иди же, да поторопись вернуться!
Проводив сына с этими многочисленными поручениями, Джонатан Диксон деятельно занялся смачиванием висков своего брата холодной водой и поднесением к его носу жженых перьев. Но эти столь целительные средства в разных обстоятельствах жизни в данном случае не имели ни малейшего успеха; больной лежал неподвижный и бездыханный, не подавая ни малейших признаков жизни.
Но вот вернулся Гарри с камфарным спиртом, кусками сукна и бутылкой рома.
— Прежде всего нальем ему в горло глоточек рома, — сказал Джонатан.
С этими словами он ножом разжал больному зубы и влил в рот несколько капель рома.
Вдруг Сэмюэль Диксон пошевелился и судорожно заморгал глазами.
— Прекрасно! Одно лекарство действует, — сказал обрадованный переселенец. — Теперь, Гарри, примемся задело!
Вооружившись сукном, смоченным в камфарном спирте, мужчины начали что было силы растирать тело и руки больного.
Результат применения такого сильного лекарства, да еще при таких ожесточенных условиях, сказался почти мгновенно.
Больной извивался на своем ложе так, что его «палачи» с трудом могли его удержать; в этой борьбе несчастный Сэм испускал страшные вопли.
Но он имел дело с людьми, убежденными в превосходстве употребляемого ими средства, и волей-неволей их жертва, видя бесполезность своих молений, воплей и проклятий, Должна была покориться этой операции, продолжавшейся около получаса без перерыва.
— Вот и кончено дело! — сказал наконец Джонатан, весело потирая руки. — Теперь постарайся заснуть.
— Провалитесь вы сквозь землю, окаянные! Палачи! Вы с меня живьем содрали шкуру! — закричал Сэмюэль в сердцах.
— Ух! Какой ты неженка, словно старая баба! Мы едва до тебя дотрагивались, так нежно растирали. А на ночь мы тебя еще разок потрем, и тогда, поверь, все как рукой снимет и завтра ты будешь бодр и свеж, словно ничего и не приключилось.
Сэмюэль вздрогнул всем телом, услышав обещание брата, но ничего не ответил и даже закрыл глаза, чтобы прекратить всякие разговоры, а через пять минут он спал богатырским сном.
Вечером, следуя своему обещанию, Джонатан Диксон пришел опять и с помощью старшего сына, несмотря на просьбы и отчаянное сопротивление брата, опять растер его, только на этот раз операция производилась еще сильнее и продолжительнее.
Ни нежные мольбы, ни грозные проклятия, ничто не тронуло их; они продолжали натирать его с безмятежным спокойствием людей, убежденных в исполнении своего долга.
По окончании этих мучений Джонатан опять посоветовал брату заснуть, заверяя его, что с утра он будет совсем здоров и что, во всяком случае, он может быть спокоен: если и завтра он почувствует боль от ушибов, то в натираниях недостатка не будет.
Такое неприятное обещание произвело целебное действие и окончательно вылечило больного.
На другой день Сэмюэль встал с восходом солнца и давно уже гулял по стану, насвистывая «Янки дудл», когда наконец проснулся его брат.
Уж как же обрадовался Джонатан, видя брата здоровым и невредимым! Он поздравил его с выздоровлением и не замедлил восхвалять до небес целебное средство, с помощью которого они излечили его болезнь.
При одном воспоминании об этом Сэмюэль вздрогнул, удивляясь про себя, как это он смог два раза вынести такую пытку.
Как только родные удостоверились, что Сэмюэль совершенно выздоровел, все подступили к нему с расспросами относительно его исследований, интересуясь также, что явилось причиной его падения.
Переселенец не заставил себя долго просить и рассказал все подробности случившегося с ним, но, конечно, умолчал о своей встрече с Джорджем Клинтоном.
Рассказ его происходил за завтраком; все присутствующие слушали его с жадным любопытством. Мать и дочь с особенным участием внимали описанию живописной долины, куда Сэмюэль попал так внезапно и стремительно — и не мудрено, обе бедняжки страшно утомились от безостановочных переездов с места на место.
— Я уверен, — сказал Сэмюэль, окончив свой рассказ, — что трудно было бы выбрать лучшее место для поселения.
— Это еще надо посмотреть, — ответил Джонатан. Сэмюэль хорошо знал своего брата и понимал, как надо браться за дело, чтобы заставить его делать то, чего другие не могли от него добиться.
— Что касается меня лично, — продолжал Сэмюэль равнодушно, — то меня ничто не привязывает ни здесь, ни там. Мы протащились по этим прериям столько сотен миль, что, право, на мой взгляд лишние пятьдесят миль ничего не значат. Мы можем пойти дальше, — надо же оставлять хорошие места и другим переселенцам, нашим последователям, которые потянутся по нашим следам. А уж земли и воды найдется вдоволь, хотя бы и у Гудзонова залива.
— Вот тебе и раз! — закричал Джонатан запальчиво. — Я вовсе не желаю забираться туда! А вот посмотрим: коли эта долина так хороша, как ты рассказываешь, так мы и тут можем поселиться.
— Ну, не думаю, брат, чтобы тебе понравилась эта местность.
— Это почему? Прошу мне ответить!
— Да как знать? Бывает так, что одному нравится, а другому не нравится. Да я и сам, как подумаю хорошенько, право, ничего особенно хорошего в этой местности не вижу.
— Гм! Надо посмотреть, — процедил Джонатан сквозь зубы.
Сэмюэль не стал настаивать, видя, что попал в цель, и сменил тему разговора.
— Если мы здесь проведем еще день, — сказал он, — то мы с Гарри пойдем в ущелье за оленьей шкурой, которую я повесил на дерево.
— Отчего же не со мной, прошу ответить? — спросил Джонатан угрюмо.
— И с тобой, брат, если тебе это приятно. Я очень рад с тобой пройтись.
— В таком случае, — вскричал Джонатан, — лучше всего отправимся туда все вместе! Вот будет приятная прогулка! Гарри, Сэм, Джек, прикажите Сэнди собрать прислугу. Сейчас же снимемся с лагеря и отправимся на ночлег в ту долину. Тогда мы вдоволь успеем наглядеться и исследовать ее.
— Но как же это, друг мой? — спросила миссис Диксон. — Неужели надо сниматься с лагеря ради такого короткого перехода?
— А чем же вам этот план не нравится? — спросил ее муж сухо.
— Не то чтобы план мне не нравился, но, на мой взгляд, какой смысл утомлять понапрасну людей и лошадей.
— Полагаю, любезный друг, что я гораздо лучше понимаю, что для нас лучше, — ответил глава семейства со значением в голосе и, встав с места, пошел лично отдать распоряжения, чтобы поторопить людей.
Дамы и Сэмюэль Диксон обменялись взглядами и улыбнулись; они понимали друг друга и теперь были уверены, что странствование кончилось и они навсегда поселятся в этой долине.
Не прошло и часа после этого, как все было убрано и длинный караван потянулся по направлению к ущелью. Впереди шли слуги с топорами, чтобы рубить лес и пролагать дорогу.
Сэмюэль Диксон, несмотря на свои уверения, что здоровье его поправилось, тем не менее не поехал верхом на лошади, а сел с невесткой и племянницей в просторную повозку и в веселых разговорах коротал время и скуку продолжительного путешествия.
Иногда дядя поглядывал на бледное лицо племянницы и с лукавой усмешкой потирал руки, продолжительно и звучно испуская свои обычные восклицания: «Гм! Гм!»
Ни мать, ни дочь ничего не могли понять в его многозначительных пантомимах, но напрасно они приставали к нему с расспросами; он ограничивался тем, что таинственно кивал головой и ловко обращал разговор на другие предметы.
Мимоходом сказать, рассказы Сэмюэля произвели глубокое впечатление на его брата Джонатана, и потому он ехал не рядом с повозками, как обычно это делал, заставляя свою лошадь соразмерять свой ход с шагом вьючных животных, но на этот раз скакал впереди повозки.
