сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)
— Позвольте вас спросить, мистер Диксон, — сказала она с горячностью, — а нас-то вы на кого покидаете? Кому вы поручаете защищать нас в случае нападения этих свирепых дикарей, которыми кишат прерии? Отец, неужели вы решитесь покинуть нас без всякой защиты в прерии, так далеко от любой помощи?
— Та-та-та! Любезная дочка, — возразил отец со смехом, — пожалуйста, не делай из всего трагедию. Мое отсутствие будет непродолжительным, кроме того, я не покидаю вас без всякой защиты, как ты вздумала уверять.
— Но сами посудите, отец…
— Послушайте, мисс Диана, в своем деле, кажется, я один судья… Дядя Сэмюэль останется вашим защитником.
— Волей-неволей, — проворчал Сэмюэль. Джонатан улыбнулся и крепко пожал брату руку.
— В мое отсутствие Гарри будет управлять хозяйством; наш дом — что твоя крепость, слуг много, все хорошо вооружены и искренно нам преданы. Какая же опасность может грозить тут? Да и повторяю, что я скоро вернусь.
— Но каким же образом вы думаете путешествовать? — спросила Сюзанна робко.
— Самым удобным и наименее утомительным: в большой пироге, которая уже сегодня была спущена на воду. Со мной поедут младшие сыновья Сэм и Джек, да еще один слуга — Сэнди. Из этого вы можете видеть, что в защитниках у вас недостатка не будет.
— Но, друг мой, тебя-то не будет с нами, не будет хозяина, чтобы руководить ими и поддерживать их.
— Довольно толковать! — прервал Джонатан резко. — Кажется, вас не должна бы удивлять эта поездка. Неужто вы и в самом деле воображали, что я буду торчать на одном месте и даже не попытаюсь осмотреть окрестности своих владений?
Упорный и деспотичный характер Джонатана Диксона не допускал споров; его семейство давно изведало всю невозможность переубедить его. Мать и дочь замолчали.
Хозяин отправился на берег; за ним толпой вышли все переселенцы, провожая его.
Он простился с семьей и слугами, нежно обнял жену и дочь, пожал руку брату и отдал последние приказания старшему сыну, затем спустился в свою пирогу, насвистывая «Янки дудл» — кажется, больше для того, чтобы скрыть свое волнение от внезапной разлуки. По его приказанию Джек отчалил от берега, течение подхватило пирогу, и вскоре отважные путешественники скрылись из вида за поворотом реки.
Печально возвратились домой мать и дочь в сопровождении Сэмюэля, видимо, сильно расстроенного неожиданным отъездом брата.
ГЛАВА XVI. Неожиданное появление новых личностей
Перенесемся теперь в широкие степи, покрытые мелким и желтым, как золото, песком, расстилающимся на необъятное пространство на правом берегу Миссури, на сто миль ниже нового поселения, основанного за несколько недель перед тем в Оленьей долине, и почти на таком же расстоянии от форта, возвышающегося на противоположном берегу, основанного обществом меховых торговцев для безопасности своей меновой торговли мехами с краснокожими.
На тот берег можно было попасть только через узкое ущелье между двумя остроконечными утесами, грозно возвышающимися как раз напротив острова, величину которого трудно было определить ночью, хотя в темноте размеры его казались значительными.
Сквозь туман, как звезды, сверкали многочисленные огни. Остров, покрытый сплошным лесом, имел одно сообщение с берегом — посредством узкого, но опасного брода, исполненного водоворотами и безднами, так что человеку мало знакомому с этой местностью безумно было бы пускаться на видимую опасность, тем более, что два высоких мыса, недоступных со стороны берега, вполне защищали вход, и в случае нападения какого бы то ни было неприятеля жители острова немедленно могли занять эти грозные вооруженные высоты; с другой же стороны реки остров был недоступен.
Впрочем, его жители не скупились на средства к обороне, так что остров совершенно господствовал в этом месте над рекой, и без дозволения его жителей никто не мог совершать плавание по реке в этих местах.
Остров этот — надежная крепость, убежище страшных разбойников, которые в ту эпоху опустошали пустыни Дальнего Запада под предводительством ужасного атамана, самовластного управителя острова.
В первое время формирования рот волонтеров американское правительство признало эту позицию за благоприятный стратегический пункт, и по приказанию начальства были возведены надежные укрепления, которые были заняты сильным отрядом.
К несчастью, волонтеры, сделавшие своей целью грабеж и разбой, мало заботившиеся о политических вопросах, тоже поняли, что местность эта превосходна, и так крепко утвердились на недоступных высотах, что все усилия правительства выжить их оттуда оказались безуспешными.
Но так как эти разбойники сохраняли некоторое приличие в своих грабежах и очень редко нападали на американских подданных, большей частью малоимущих, то и правительство, сознавая свое бессилие овладеть неприступной твердыней этих бесстрашных пиратов, смотрела сквозь пальцы на все их проделки и поддерживало с ними дружелюбные отношения, разумеется, до первой возможности осудить их на примерную казнь.
Разбойников нельзя было провести этим ложным миролюбием, вызванным крайней неизбежностью; они очень хорошо понимали, на чем основаны действительные намерения правительства по отношению к их шайке, и потому не зевали, а всегда были настороже.
Но в ту эпоху Северная Америка была очень малолюдна: только берега Атлантического океана были заселены настоящим образом; даже американцы, за исключением некоторых отважных охотников до приключений, совсем не знали размеров своего необъятного отечества и потому не решались пускаться в путешествие по непроходимым дремучим дубравам, покрывавшим большую часть страны.
Вот почему разбойники хотя и принимали меры предосторожности, однако имели довольно основательную причину полагаться на безнаказанность своих действий, по крайней мере, говоря о настоящей минуте; что же касается будущего, так они, по правде сказать, и не заботились о том: что значит будущее для подобных людей?
Сотни всадников расположились в степи, которая была описана нами в начале этой главы. Лошади, привязанные к деревьям, ели свой корм; вокруг ярко пылавших костров группировались кучки людей: кто спал, кто разговаривал. Бдительные часовые бодрствовали, наблюдая за общей безопасностью.
В шалаше, устроенном из древесных ветвей, сидел человек на черепе бизона и внимательно просматривал какие-то бумаги при свете горевшей ветви окоты 3 , воткнутой в песок; через некоторое время он тщательно спрятал бумаги в портфель и запер его на замок.
Другой человек стоял в почтительном ожидании его приказаний.
Читавший был Том Митчелл, ожидавший — Камот.
Часовой у шалаша охранял вход, прикрытый вместо двери одеялом.
Было около четырех часов утра; звезды на небосклоне померкли; восток окрасился беловатыми полосами света, предвещавшими незамедлительное появление утренней зари; густой туман поднимался над рекой, окутывая стан зловещим саваном; промозглая стужа давала себя чувствовать.
Том Митчелл поднял голову и сказал:
— А ведь здесь и промерзнуть можно. Ты спишь, Камот?
— Никак нет, ваша милость.
— Тогда подбрось дров в костер; разве ты не видишь, что он гаснет?
Камот развел яркий огонь, так что в шалаше стало совсем светло.
— Вот так-то лучше! Хоть жизнь в жилах чувствуешь, — сказал Том Митчелл, потирая озябшие руки. — Сядь-ка, Камот.
Тот молча повиновался.
— Ты что, устал?
— Я не знаю устали, когда служу вашей милости, — ответил тот с красноречивым выражением преданности.
— Ну, я так и знал, что другого ответа не дождусь.
— Не вам ли я всем обязан?
— Ничем ты мне не обязан; один раз я спас тебе жизнь, а ты два раза спасал меня; стало быть, мы давно поквитались.
— Я не так думаю, но…
— Но? Что значит это но?
— Мне хотелось бы просить вашу милость об одной услуге, — ответил тот с запинкой.
— Только не позволения расстаться со мной!
— О, этому никогда не бывать! — воскликнул Камот с жаром.
— В таком случае говори без страха. Денег тебе надо, что ли?
— По вашей милости денег у меня больше, чем надо. Нет, мне нужно совсем другое.
— Хорошо, послушаем.
— Вот видите ли, мне хотелось бы, чтоб в другой раз вы мне не давали таких поручений, как было намедни.
— Когда это?
— А вот четыре дня назад; помните?
— Отлично помню, — ответил Том Митчелл, смеясь. — А почему так, приятель?
— Да потому, что мне совсем не весело играть роль изменника. Вот оно что, ваша милость.
— Напрасно, мой старый друг. Заверяю тебя, что ты отлично выполнил свою роль.
— Может быть, только мое доброе имя от этого страдает.
— Ты старый дурак! Мне требовался надежный человек; на одного только тебя я могу вполне положиться. Это поручение принадлежало тебе по праву.
— Ну, раз так, дело другое.
— Перестал сердиться? — спросил атаман, протягивая ему руку.
— Как можно мне на вас сердиться! — воскликнул Камот, почтительно целуя руку, в то время как слеза катилась по его лицу.
— Полно, полно, ведь ты знаешь, как я тебя люблю… Ну, что новенького на острове?
— Ничего; только молодая индианка тоскует.
— Вечерняя Роса?
— Да. Она только и знает, что проливает горькие слезы; следовало бы ее отправить к родным.
— Будь спокоен, мы скоро это сделаем.
— Тем более, что это развязало языки…
— Что такое? — прервал его атаман, нахмурившись. — Кто там осмеливается…
— О, теперь уж не осмелится!
— Кто болтал?
— Стюарт. Но теперь кончено, болтать он больше не будет.
— Ты заставил его замолчать?
— Да, всадил ему пулю в лоб.
— Хорошо сделал, хоть средство чересчур сильно.
— Может быть, ваша милость, только оно произвело превосходное действие: теперь никто и языком не пошевелит.
— Я думаю. Ну, а что там на реке?
— Пирога спустилась вниз по реке, в ней сидят четверо.
— Их не остановили?
— Нет.
— Очень хорошо. Вероятно, их рассмотрели как следует, — кто они? Белые?
— Точно так. Это переселенец из Оленьей долины; с ним сын и слуга-негр.
— И куда же его понесло?
— Можно узнать.
— Нет, после, когда поплывет назад.
— Остановить его?
— Тогда скажу. А как за время моего отсутствия складывались ваши отношения с соседями, жителями форта?
— Так себе, ни худо, ни хорошо. Я передал вам письмо от майора Арденуора.
— Я его прочел. Он просит назначить ему свидание сегодня на рассвете. Не знаю, какая могла бы быть тому причина.
— В форт прибыли гости.
— Ага! Что за люди?
— Не могу сказать; кажется, французы. Один-то из них наверняка француз.
— Сколько же их всего?
— Трое.
— А-а! — произнес Том Митчелл задумчиво. — Кто был на разведке?
— Птичья Голова — ведь он француз. Хотел было я послать Версанкора, да он пьян, как сапожник.
— Камот, а ведь ты недолюбливаешь Версанкора.
— А что делать? Терпеть не могу пьяниц! На них никогда нельзя полагаться.
— Это правда. Смотри в оба за Версанкором; я и сам-то не очень полагаюсь на него.
— Уж не прозеваю, будьте спокойны.
— А теперь слушай меня хорошенько.
Камот наклонился к атаману, и тот минуты три что-то шептал ему на ухо.
— Понял? — наконец спросил атаман обычным голосом.
— Вполне, ваша милость.
— Так поторопись же: минут через двадцать рассветет, нельзя терять ни минуты.
Камот вышел из шалаша.
Честный мексиканец был правой рукой и поверенным Тома Митчелла, вполне на него полагавшегося.
Несмотря на роль изменника, в которой он появился в первый раз, Камот, однако, был вполне достоин безграничной доверенности своего господина.
Атаман разбойников занялся приведением в порядок своего туалета; не более двух часов прошло с тех пор, как он возвратился из далекой экспедиции, вся добыча была немедленно перенесена на остров, а разбойники расположились на берегу для ночлега.
Когда атаман мог наконец предстать перед посторонними в приличном виде, тогда он отдернул занавесь.
Вид лагеря совершенно изменился.
Огни погасли. Обе высоты справа и слева были заняты стрелками. Ущелье охранялось отрядом, состоящим из двадцати человек. Лошади стояли оседланными на берегу реки, люди держали их в поводу, готовые вскочить в седло при первом же сигнале.
Том Митчелл обвел всех довольным взглядом.
Следуя привычке, Камот исполнил приказание своего атамана с замечательной быстротой и сметливостью.
В эту самую минуту восток загорелся и появилось солнце; вся декорация, точно в театре, быстро изменилась: со всех сторон полились потоки света; ландшафт, мрачный и пустынный во тьме ночной, вдруг принял вид величественной красоты.
В ту же минуту из ущелья раздался барабанный бой, призывающий к сбору.
— Пора! — прошептал атаман.
Он остановился у входа в шалаш и, опершись на саблю, остановился в ожидании.
После коротких переговоров из ущелья вышли четверо незнакомых господ, на одном из которых был надет мундир майора американской армии; впереди всех шел Камот, почтительно указывая господам дорогу к своему атаману, который, со своей стороны, сделал несколько шагов им навстречу.
— Доброе утро, капитан Митчелл, — произнес майор дружеским тоном, — вы уже ждали меня?
— Я имел честь получить ваше письмо, майор, — ответил капитан вежливо.
— Кхе! Кхе! — откашлялся майор. — Мне действительно понадобилось переговорить с вами о важных делах.
— Я к вашим услугам.
— Прежде всего позвольте мне представить вам двух господ. Они французы и, как все их соотечественники, имеют неудобопроизносимые фамилии; но люди они отличные, и я ручаюсь за них как за самого себя.
При этих словах он натянуто рассмеялся.
Капитан молча поклонился французам, незаметно окинул их быстрым и проницательным взглядом; те, по-видимому, держались настороже, и их бесстрастные лица ничего не выражали.
Первому из них казалось около пятидесяти лет; он был свеж, бодр, красив и имел самую изящную наружность. Второй выглядел гораздо моложе; его загорелое лицо дышало энергией; он был высокого роста, богатырского сложения, простого обращения и в небрежном костюме.
Майор продолжал:
— А вот этот господин наш земляк.
— Мистер Стонуэлд из Бостона, — сказал капитан с усмешкой.
— Разве вы меня знаете? — спросил толстый американец.
— Имею эту честь, да и кто не знает мистера Стонуэлда из дома Стонуэлда, Эврара и К°, самого богатого арматора в Бостоне — или, лучше сказать, в целом мире?
Толстяк самодовольно огляделся по сторонам и отвесил церемонный поклон.
— Вот как! — сказал майор с удивлением. — Стало быть, вы уже знакомы? Тем лучше, тогда дело уладится скорее.
— Я не понимаю, о чем идет речь, — возразил Том Митчелл.
— Любезный капитан, эти господа крайне нуждаются в вашей помощи и пожаловали ко мне собственно за тем, чтобы увидеться с вами. Должно быть, их дело очень важно, если они не устрашились путешествия по ужасным дорогам в продолжение целого месяца.
— Должно быть, не иначе, — повторил Том Митчелл рассеянно.
— Кроме того, господа французы рекомендованы мне очень усердно самим министром иностранных дел.
— Вот как! — произнес Митчелл, смотря на них с удивлением.
— Что касается мистера Стонуэлда, хотя я давно уже знаком с ним, однако он счел за необходимое представить мне рекомендательное письмо, собственноручно написанное генералом Джексоном. Итак, любезный капитан, если вам угодно сделать мне приятное, покорнейше прошу принять в соображение эти рекомендации, подкрепляющие просьбы этих господ, и по возможности исполнить эти просьбы.
— Можете ли вы в этом сомневаться, майор?
— Никак, никак не сомневаюсь, но — кхе! — вы сами знаете, иногда на вас находит и вы становитесь чересчур торопливы. Кхе! кхе!.. Не обращайте на меня внимания — этот окаянный туман лезет мне в горло, да так, что я никак не могу откашляться; кроме того, я же ведь еще и натощак… Но, признаюсь вам, кроме того, что я вам уже сказал, я не знаю ни одного слова, в чем заключаются их дела.
— Я весь к услугам этих господ точно так же, как и к вашим, майор, — отвечал капитан холодно, — и буду считать себя счастливым, если смогу сделать им одолжение при тех слабых средствах, которыми располагаю.
— Кхе! — возразил майор. — Вот что значит умно говорить… Кхе!.. Клянусь честью, умный человек не может обещать больше. Кхе!.. Теперь надо бы перейти к разговору посерьезнее, а как мне сдается, кхе!.. место тут не совсем удобное… кхе! виноват, капитан… для такого разговора.
— Я в отчаянии, — проговорил Том Митчелл с неизменно холодным высокомерием. — К несчастью, я не был заранее предупрежден, а потому могу предложить только то, что есть у меня под рукой.
— А почему бы, кхе!.. нам не переправиться на остров? Что вы скажете на это, капитан? Мне сдается, что там место поудобнее для переговоров… кхе!.. Впрочем, это простое замечание с моей стороны.
