Текст книги "Захватчики под парусами"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Дерзкие негодяи! – прошептал граф. – Надеюсь, что их повесили…

– Нет, ваше сиятельство; два часа сражались они со всеми городскими силами и в конце концов предложили капитуляцию, которая и была принята.

– Как! – вскричал граф. – Принята?! О! Это уж чересчур!

– Однако это истинная правда, ваше сиятельство; они угрожали, что если им не дадут свободно удалиться, они взорвут весь дворец вместе с собой, предварительно перерезав всех пленников, находившихся в их власти, и первой – графиню. Губернатор рвал на себе волосы от бешенства, а пираты только смеялись.

– Но это же не люди! – вскричал граф, с гневом топнув ногой.

– Я вам и говорил, что это не люди, а демоны. Офицеры уговорили графа согласиться на капитуляцию. Пираты потребовали, чтобы улицы очистили от толпы, велели привести лошадей для себя, для графини и одной ее горничной, намереваясь держать их заложницами до тех пор, пока не окажутся в безопасности, и покинули дворец, хорошо вооруженные, уводя с собой мою бедную госпожу, дрожавшую от страха и походившую скорее на мертвую, чем на живую. Пираты не торопились: они шли шагом, смеялись и разговаривали между собой, оборачиваясь и даже останавливаясь иногда, чтобы окинуть взглядом толпу, которая следовала за ними на почтительном расстоянии. Таким образом они вышли из города. Обещание свое они добросовестно сдержали: через два часа графиня, с которой обращались чрезвычайно вежливо, вернулась в Санто-Доминго, провожаемая до дворца восклицаниями и радостными криками людей, которые уже считали ее погибшей. Через день граф приказал проводить мою госпожу сюда, в этот дом, куда доктора предписали ей переехать на некоторое время, чтобы отдохнуть от ужасных волнений, которые она, без сомнения, испытала за то время, пока находилась во власти разбойников.

– Я надеюсь, после вашего приезда сюда не случилось ничего необыкновенного.

– Случилось, ваше сиятельство, – вот почему я вам говорил вначале, что мне одному известно о происшествии, изменившем образ жизни моей госпожи. Один из пиратов имел с ней продолжительный разговор. Я присутствовал при этом разговоре, правда находился довольно далеко и не мог слышать, что он ей сказал, но зато все видел и могу судить о впечатлении, которое он произвел на нее. Я последовал за моей госпожой, решив не оставлять ее и помочь ей, если будет нужно, даже ценой собственной жизни.

– Вы добрый слуга, Бирбомоно, я благодарю вас.

– Я только исполнял свой долг, ваше сиятельство… Как только разбойники оставили ее одну, я приблизился к моей госпоже и проводил ее в город. Через несколько дней после нашего приезда сюда моя госпожа переоделась в мужскую одежду, тайно вышла из дома в сопровождении меня и фрея Арсенио, который не хотел ее оставлять. Она привела нас на берег, к бухте, где уже ждал один пират. Этот человек опять имел продолжительный разговор с моей госпожой, потом, посадив нас в пирогу, отвез на испанскую бригантину, дрейфующую у берега; после я узнал, что эта бригантина была нанята фреем Арсенио по приказанию моей госпожи. Как только мы поднялись на это судно, оно вышло в открытое море; пират вернулся на берег в своей пироге.

– Что за сказки ты мне рассказываешь, Бирбомоно!

– Сеньор, я говорю вам чистую правду, как вы меня и спрашивали, ничего не прибавляя и не убавляя.

– Хорошо, я тебе верю, но все это так невероятно…

– Перестать мне, ваше сиятельство, или продолжать мой рассказ?

– Продолжай, черт побери! Может быть, среди всего этого хаоса блеснет какой-нибудь свет.

– Наша бригантина начала лавировать между островами, рискуя попасть в руки разбойников, но каким-то непостижимым чудом сумела пройти незаметно, так что через неделю мы добрались до острова, имеющего форму горы, называющегося, кажется, Невис и отделенного только узким каналом от острова Сент-Кристофер.

– Но вы сами мне сказали, что Сент-Кристофер – притон пиратов?

– Точно так, ваше сиятельство… Бригантина якорь не бросала, а только спустила шлюпку. Мою госпожу, монаха и меня посадили в эту шлюпку и высадили на остров. Только поставив свою крошечную ножку на берег, графиня обернулась ко мне и взглядом приказала оставаться в шлюпке. «Вот письмо, – сказала она, подавая мне бумагу, – ты отвезешь это письмо на Сент-Кристофер, отыщешь там одного знаменитого пирата, которого зовут Монбар, и отдашь ему письмо в собственные руки. Ступай, я полагаюсь на твою верность». Что я должен был делать? Повиноваться, не так ли, ваше сиятельство? Матросы на шлюпке, как будто зная, куда надо меня везти, пристали к острову Сент-Кристофер. Мне удалось встретиться с Монбаром и отдать ему письмо, после чего я скрылся. Ожидавшая меня шлюпка доставила меня на Невис. Сеньора поблагодарила меня. На закате солнца Монбар приехал на Невис и разговаривал около часа с монахом, пока донна Клара пряталась в палатке; потом он ушел. Через несколько минут графиня и дон Арсенио возвратились на бригантину, которая так же благополучно отвезла нас на Эспаньолу. Монах остался во французской части острова, – по какой причине, я не знаю; графиня и я вернулись сюда и живем здесь вот уже десять дней.

– Что дальше? – спросил граф, видя, что мажордом замолчал.

– Это все, ваше сиятельство, – ответил Бирбомоно. – С тех пор донна Клара оставалась взаперти в своих комнатах и ничто не нарушало однообразия нашей жизни.

Некоторое время граф сидел молча, потом встал, с волнением прошелся по комнате и, обернувшись к Бирбомоно, сказал:

– Хорошо, мажордом, благодарю вас. Молчите обо всем происшедшем; ступайте и помните, что никто в доме не должен подозревать о том, насколько важен наш разговор.

– Я буду нем, ваше сиятельство, – заверил его мажордом и после почтительного поклона удалился.

– Очевидно, за всем этим кроется какая-то ужасная тайна, – пошептал молодой человек, – и сестра наверняка желает, чтобы я разделил эту тайну с ней! Боюсь, что я попался в ловушку. Неужели Клара не могла оставить меня в покое в Санто-Доминго?

Глава XXII. По дорогам

На другой день донна Клара если не совершенно оправилась от волнения, испытанного накануне, то, по крайней мере, находилась в состоянии более удовлетворительном, чем осмеливался надеяться ее брат после обморока, свидетелем которого он стал.

Но ни брат, ни сестра не допустили ни малейшего намека на вчерашний разговор. Донна Клара хотя и была очень бледна и особенно слаба, выглядела веселой и даже, опираясь на руку графа, немного погуляла в саду. Но брат не обманывался на ее счет; он понял, что сестра жалеет о том, что говорила с ним слишком откровенно, и старается ввести его в заблуждение относительно своего истинного душевного состояния. Однако он не показывал этого и, когда сильная дневная жара немного спала, выразил намерение осмотреть окрестности, желая тем самым дать сестре возможность побыть одной. Взяв ружье, он отправился верхом в сопровождении мажордома, вызвавшегося служить ему проводником. Донна Клара не удерживала его; напротив, она была очень рада представившейся на несколько часов свободе.

Молодой человек поскакал с лихорадочным нетерпением; он находился в сильном волнении, в котором сам не мог дать себе отчета. Несмотря на свой эгоизм, он принимал живейшее участие в несчастье сестры. Ее кроткая безропотность невольно трогала его сердце. Он был бы рад подарить хоть сколько-нибудь радости этому сердцу, разбитому горем. С другой стороны, странный рассказ мажордома беспрестанно приходил ему на память и в высшей степени подстрекал его любопытство. Однако он ни за что на свете не хотел расспрашивать сестру о темных сторонах этого рассказа или хотя бы даже намекать ей, что ему известно о ее общении с флибустьерами острова Сент-Кристофер.

Граф ехал с мажордомом по равнине, охотился и разговаривал о посторонних предметах, но никак не мог выкинуть из головы рассказ мажордома. Внезапно он обернулся к своему проводнику.

– Кстати, – заметил он как бы невзначай, – я еще не видел духовника моей сестры; как, вы сказали, его звать?

– Фрей Арсенио, ваше сиятельство, францисканец.

– Чего же он прячется?

– Я уже объяснял вам вчера причину, ваше сиятельство.

– Может быть, я не спорю, но у меня все так перемешалось в голове, – возразил граф с притворным равнодушием, – что я не помню, что именно вы мне говорили об этом. Вы обяжете меня, если повторите.

– Пожалуйста, ваше сиятельство. Фрей Арсенио оставил нас в ту минуту, когда мы приехали сюда, и с тех пор не показывался здесь.

– Странно… А донну Клару, кажется, вовсе не тревожит это продолжительное отсутствие?

– Не тревожит, ваше сиятельство; сеньора ничего не говорит о фрее Арсенио и даже не осведомилась, вернулся ли он.

– Все это очень странно, – пробормотал молодой человек. – Что значит это таинственное исчезновение?

После этого граф быстро прервал разговор и опять занялся охотой. Прошло уже несколько часов с тех пор, как они выехали из дома и незаметно отъехали довольно далеко. Солнце клонилось к горизонту. Граф хотел уже возвращаться, когда вдруг из леса, от которого всадники были отделены только кустами, послышался треск ломаемых ветвей, и несколько быков выскочили на равнину, преследуемые – или, лучше сказать, подгоняемые – десятком ищеек, которые выли от бешенства и кусали их. Быки, штук семь или восемь, промчались, как ураган, мимо лошади графа, которая от неожиданности так испугалось, что с минуту оставалась неподвижна, не зная, что ей делать. Свирепые животные, преследуемые собаками, вдруг резко повернули и бросились обратно в лес, но в эту минуту раздался выстрел и один бык, пораженный в голову, упал на землю. В то же мгновение из леса выскочил человек и бросился к быку, лежавшему неподвижно и полускрытому высокой травой. Этот человек, по-видимому, не замечал испанцев, он шел большими шагами, на ходу заряжая свое длинное ружье, из которого сделал такой искусный выстрел. Все произошло так быстро, что дон Санчо еще не успел опомниться от удивления, когда мажордом наклонился к нему и тихим, прерывающимся от страха голосом шепнул:

– Ваше сиятельство, вы хотели видеть пирата. Рассмотрите же хорошенько этого человека, это – пират.

Дон Санчо был не робкого десятка. Когда первое удивление прошло, он полностью овладел собой, медленно и хладнокровно подъехал к незнакомцу и с любопытством стал его рассматривать.

Незнакомец был молодой человек среднего роста, очень стройный и крепкого сложения. Его правильные, энергичные и довольно красивые черты лица дышали смелостью и умом. Без сомнения, долгое воздействие холода, зноя, дождя и солнца придало его лицу очень резкий смуглый оттенок; он носил коротко подстриженную бороду.

Костюм его отличался, так сказать, первобытной простотой: он состоял из двух рубах, панталон и камзола из толстого полотна, до того покрытого пятнами крови и грязи, что невозможно было узнать его первоначальный цвет. На незнакомце был кожаный пояс, с которого свисал с одной стороны чехол из крокодиловой кожи, в котором находились четыре ножа и штык, а с другой стороны – большая горлянка, заткнутая воском и наполненная порохом, и кожаный мешок с пулями; через плечо была перекинута свернутая маленькая палатка из тонкого полотна. Обувь его состояла из сапог, сшитых из невыделанной воловьей шкуры. Длинные волосы, подвязанные кожаным ремешком, выбивались из-под меховой шапки с козырьком, покрывавшей его голову. По характерной форме его ружья, дуло которого имело четыре с половиной фута длины, легко было установить, что оно изготовлено в Дьеппе оружейным мастером Бражи, который вместе с мастером Желеном из Нанта владел монополией на производство оружия для авантюристов.

Во внешнем облике этого человека, вооруженного и одетого таким образом, угадывалось нечто величественное и страшное. Инстинктивно чувствовалось, что находишься лицом к лицу с сильной натурой, с личностью избранной, привыкшей полагаться только на себя, которую никакая опасность, как бы ни была она велика, не должна ни удивлять, ни страшить.

Подходя к быку, он искоса бросил взгляд на двух охотников, потом, не обращая на них внимания, свистнул собакам, которые тотчас же бросили преследовать быков, послушно вернулись и встали рядом с ним. Вынув нож из чехла, он принялся сдирать кожу с быка, лежащего у его ног. В эту минуту граф подъехал к нему.

– Кто вы такой и что делаете тут? – спросил он резким голосом.

Буканьер поднял голову, насмешливо взглянул на человека, который разговаривал с ним таким повелительным тоном, и, презрительно пожав плечами, ответил:

– Кто я? Вы видите, я – буканьер. Что я делаю? Сдираю кожу с быка, которого убил. Что еще?

– Но по какому праву вы позволяете себе охотиться на моих землях?

– А-а! Эти земли принадлежат вам? Очень рад. Видите ли, я охочусь здесь потому, что мне так нравится; а если это не нравится вам, то мне очень жаль.

– Что это значит? – спросил граф надменно. – Каким тоном осмеливаетесь вы говорить со мной?

– Тоном, который меня в общем-то устраивает, – отвечал буканьер, приосанясь. – Поезжайте-ка своей дорогой и послушайтесь доброго совета: если вы не хотите, чтобы через пять минут ваш роскошный камзол обагрился кровью, не проявляйте больше интереса к моей особе, как я не стану интересоваться вами, и не мешайте мне заниматься своим делом.

– Этому не бывать, – запальчиво ответил молодой человек. – Земля, на которой вы распоряжаетесь так дерзко, принадлежит моей сестре, донне Кларе Безар! Я не позволю, чтобы на ней так своевольно распоряжались такие негодяи, как вы. Убирайтесь сию же минуту, а не то…

– А не то? – повторил буканьер, и в глазах его сверкнули молнии, между тем как мажордом, предчувствуя недоброе, благоразумно стал за спиной своего господина.

Граф оставался холоден и бесстрастен перед буканьером, решив дать немедленный отпор, если увидит малейшее подозрительное движение. Против всякого ожидания грозный взгляд авантюриста почти тотчас же сменился спокойным, черты лица приняли обычное беззаботное выражение, и он ответил тоном почти дружелюбным:

– Эй! Чье вы имя произнесли, позвольте вас спросить?

– Владелицы этих земель.

– Это понятно, – улыбаясь, сказал авантюрист. – Но как ее зовут? Пожалуйста, повторите это имя.

– Извольте, – откликнулся молодой человек презрительно, так как ему показалось, что его противник уклоняется от ссоры, грозившей разгореться между ними. – Я произнес имя донны Клары де Безар-Суза…

– И прочее и прочее, – смеясь, перебил авантюрист. – У этих чертей испанцев есть имена на каждый день в году. Ну-ну, не сердитесь, молодой петушок, – прибавил он, заметив краску на лице графа, вызванную отпущенным им замечанием. – Мы с вами, быть может, более близки к соглашению, чем вы полагаете. Что вы выиграете в битве со мной? Ничего! А потерять можете, напротив, многое.

– Я вас не понимаю, – сухо заметил молодой человек. – Надеюсь, вы мне все объясните.

– Это сделать не долго, вот увидите, – продолжал незнакомец, все так же улыбаясь.

Обернувшись к лесу, он приложил руку ко рту и закричал:

– Эй, Олоне!

– Здесь! – тотчас ответил человек из глубины леса.

– Подойди сюда, – продолжал буканьер. – Кажется, здесь найдется кое-что по твоему вкусу.

– Ага! – отвечал Олоне, все еще невидимый. – Посмотрим!

Молодой граф не знал, что и думать о таком повороте событий. Он опасался грубой шутки со стороны этих полудикарей. Он не знал, отдаться ли гневу, кипящему внутри него, или терпеливо ждать, что произойдет дальше. Но тайное предчувствие заставляло его сдерживаться и действовать осторожно с этим человеком, который, по-видимому, не держал никакого злого умысла против него и обращение которого, хотя резкое и грубое, было, однако, вполне Дружелюбным.

В эту минуту показался Олоне в таком же костюме, как буканьер. Он быстро подошел к нему и, не обращая внимания на испанцев, спросил, что ему нужно, бросив на траву шкуру дикого быка, которую нес на плече.

– Кажется, ты мне говорил, что Тихий Ветерок прислал тебе с Прыгуном записку сегодня утром? – продолжал буканьер.

– Это правда, Польтэ, я говорил тебе об этом, – отвечал тот. – Мы даже условились с тобой, что поскольку тебе хорошо известны здешние края, то ты отведешь меня к особе, которой я должен вручить этот дьявольский листок бумаги.

– Ну, если хочешь, ты можешь сейчас же исполнить данное тебе поручение, – продолжал Польтэ, указывая на дона Санчо. – Вот родной брат этой особы.

– Как! – воскликнул Олоне, устремив внимательный взгляд на молодого человека. – Этот красивый щеголь?

– Да – по крайней мере, он утверждает, что это так; ты знаешь, эти испанцы такие лгуны, что на их слово никак нельзя положиться.

Дон Санчо покраснел от негодования.

– Что дало вам право сомневаться в моих словах? – вскричал он.

– До сих пор ничего, и потому я говорю не о вас, а о всех испанцах вообще.

– Итак, – спросил его Олоне, – вы брат донны Клары Безар, владелицы дома дель-Ринкон?

– Еще раз повторяю, что я ее брат.

– А чем вы мне это докажете? Молодой человек пожал плечами.

– Мне все равно, верите вы мне или нет.

– Может быть, но для меня очень важно знать наверняка. Мне дали записку к этой даме, и я должен точно исполнить поручение.

– Отдайте же мне эту записку, я сам ей отвезу.

– Вот как вы решили, – сказал Олоне с насмешкой. – Так я вам и отдал это письмо ни с того ни с сего.

Он громко расхохотался, и Польтэ последовал его примеру.

– Эти испанцы не сомневаются ни в чем, – заметил буканьер.

– Так убирайтесь же к черту с вашей запиской! – вскричал с гневом молодой человек. – Какое мне дело, что вы оставите ее у себя!

– Полно, полно, не сердитесь, черт побери! – примирительным тоном произнес Олоне. – Может быть, есть способ все устроить к всеобщему удовольствию; я не так темен, как кажусь, и намерения у меня самые благие, я только не хочу быть обманут, вот и все.

Молодой человек, несмотря на очевидное отвращение, которое внушали ему авантюристы, не смел, однако, покинуть их; письмо это могло быть очень важным, и сестра, конечно, никогда не простила бы ему необдуманный поступок.

– Ну, говорите же, – сказал он, – только поскорее, становиться поздно, я далеко от дома и хочу возвратиться до заката солнца, чтобы не тревожить сестру понапрасну.

– Какой любящий брат! – продолжал Олоне с иронической улыбкой. – Вот что я вам предлагаю: скажите этой даме, что слуге Монбара поручено передать ей письмо и что если она хочет получить его, то пусть придет сама.

– Как, сама придет, куда?

– Сюда, конечно! Мы с Польтэ хотим устроить букан на этом месте и будем ждать эту даму весь завтрашний день. Мне кажется, я предлагаю вам очень простой и легкий способ.

– И вы думаете, – отвечал граф с иронией, – что моя сестра согласится на свидание, назначенное презренными авантюристами? Полно, вы с ума сошли!

– Я ничего не думаю, а делаю предложение, которое вы можете принять или отвергнуть, вот и все. Что касается письма, то она получит его не иначе, как если приедет за ним сама.

– Почему бы вам не отправиться со мной к ней? Это, кажется, было бы гораздо проще.

– Может быть, я вначале так и собирался поступить, но потом передумал; сами решайте, что вам делать.

– Моя сестра слишком уважает себя для того, чтобы решиться на такой поступок, я заранее уверен, что она с негодованием откажется.

– А может быть, вы ошибаетесь, господин щеголь, – сказал Олоне с лукавой улыбкой. – Кто может знать, что думают женщины?

– Чтобы прекратить разговор, и так уже слишком затянувшийся, я сообщу ей то, что вы мне сказали, только не скрою от вас, что я буду ее отговаривать всеми возможными способами.

– Делайте что хотите, это меня не касается, но знайте: если она захочет приехать сюда, то никакие ваши рассуждения ее не удержат.

– Посмотрим.

– Не забудьте сказать ей, что письмо это от Монбара. Во время этого разговора, вовсе его не интересовавшего,

Польтэ с равнодушием и беззаботностью, которые отличали буканьеров, срезал ветви и вбивал колья для палатки, приготовляемой на ночь.

– Вы видите, – продолжал Олоне, – что мой товарищ уже принялся за работу. Прощайте же, до завтра. Мне некогда разговаривать с вами дольше: надо помочь ему сделать букан.

– Помогайте сколько хотите, но я убежден, что вы напрасно рассчитываете на успех поручения, которое я принимаю на себя.

– Посмотрим, но вы все-таки скажите, сеньор. Да, еще одно слово! Смотрите, чтобы не было никакой измены!

Молодой человек не удостоил их ответом, он презрительно пожал плечами, повернул свою лошадь и в сопровождении мажордома галопом помчался к домику. Отъехав на некоторое расстояние, он оглянулся; палатка уже была раскинута, и оба буканьера деятельно занимались буканом, так мало заботясь об испанцах, которые, без сомнения, бродили в окрестностях, как будто находились за пятьсот миль от ближайшего жилища. Граф задумчиво продолжал двигаться по направлению к дому.

– Вот, ваше сиятельство, – сказал ему мажордом, – вы видели пиратов, что вы теперь о них думаете?

– Это люди грубые, – отвечал граф, печально качая головой, – да, грубые и неукротимые, но чистосердечные и относительно честные – по крайней мере, с их точки зрения.

– Да-да, вы правы, ваше сиятельство, вот почему они каждый день продвигаются все дальше и дальше, и если им позволить, я боюсь, что им скоро будет принадлежать весь остров.

– О! До этого мы еще не дошли, – сказал граф с усмешкой.

– Извините меня, ваше сиятельство, если я спрошу вас, намерены ли вы говорить сеньоре об этой встрече?

– Хотел бы я не говорить; к несчастью, судя по тому, что вы мне рассказали о том, что происходило между моей сестрой и этими людьми, мое молчание может иметь последствия очень важные для нее. Лучше, кажется, прямо сказать ей обо всем; ей лучше меня знать, как поступить.

– Я думаю, что вы правы, ваше сиятельство. Для сеньоры содержимое этого письма может оказаться очень важным.

– Наконец-то мы приехали, слава Богу!

Когда они подъезжали к дому, уже настала ночь. С удивлением заметили они необычное движение около дома. Огни, зажженные в долине, бросали яркий свет в потемках. Приблизившись, граф узнал, что огни эти разведены солдатами, которые расположились на биваке. Доверенный слуга ожидал приезда графа и, заметив его, тотчас подал ему несколько писем и просил пожаловать к сеньоре, которая ждала его с нетерпением.

– Что здесь случилось? – осведомился он.

– Две полусотни прибыли сюда на закате солнца, ваше сиятельство, – отвечал слуга.

– Так! – сказал он, слегка нахмурив брови. – Скажите сестре, что я сейчас буду у нее.

Слуга поклонился и ушел. Молодой человек сошел с лошади и отправился в комнату донны Клары, заинтересованный неожиданным прибытием войск в такое место, где, по-видимому, всегда царило спокойствие и где его присутствие было бесполезным.