Текст книги "Ильхам Алиев"

Автор книги: Гусейнбала Мираламов

Соавторы: Виктор Андриянов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

Александр Иванов утверждает, что все, кто знал о странном инфаркте Алиева, один за другим умирали. «Первым был заведующий секретариатом, а после работавший с Черномырдиным Валерий Гриднев. Он попал в автокатастрофу у арки на Кутузовском проспекте в Москве. После этого у подъезда элитного дома КГБ на Мичуринском убили лечащего врача Алиева Дмитрия Нечаева, который в 1987 году был приставлен к шефу на период реабилитации. Спустя некоторое время выбросился из окна Дмитрий Щербаткин – в конце 80-х он возглавлял ту самую больницу».

Впору задаться вопросом: кому так сильно мешал Алиев, уже ушедший в отставку? Московским вершителям судеб? Алиев понимал истинное лицо Горбачева, Яковлева, выступал против них. Но здесь, скорее, дело ограничивалось ненавязчивым сервис-контролем: прослушками и тому подобными штуками. Силам, которые рвались к власти в Азербайджане? Алиев не раз говорил, в том числе и своим армянским друзьям в Москве, в частности заместителю министра строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности Союза Аракеляну: «Если бы я был в тот период в Азербайджане, никакого Карабаха, никакого Сумгаита бы не было».

– Это точно, – добавляет Юрий Петрович Баталин. – Я убежден в этом. Алиев сумел прекратить войну в Карабахе. Начались переговоры. Понимаю, как трудны такие переговоры. Но какими бы долгими они ни были, все равно это лучше войны.

На XXVII съезде КПСС Гейдара Алиева, уже персонального пенсионера союзного значения, избрали членом Центрального Комитета. Биографическая справка перечисляет его партийные и государственные должности, вплоть до самой последней (на то время): «С октября 1987 г. по ноябрь 1988 г. государственный советник при Совете Министров СССР».

Должность почетная. Вернулись силы. Он, как всегда, к 8.30 приходил на работу в свой небольшой кабинет и все острее чувствовал: в его советах никто здесь не нуждался.

«Я добивался встречи с Горбачевым»

Гейдар Алиевич Алиев, персональный пенсионер союзного значения (была такая официальная формулировка), оставался членом Центрального Комитета КПСС. Практически отстраненный от дел, он тем не менее пытался что-то подсказать властителям, посоветовать, поделиться своими рекомендациями.

– Я добивался встречи с Горбачевым, но он меня не принял. В тот момент я уже был пенсионером. Помощники говорят: он занят, мы доложили. Там всегда ответ простой – мы доложили, он знает, нужно ждать, когда пригласит. Ждал день, два, месяц, нет ничего. Позвонил еще раз. Разумеется, он меня не принял. Я добивался встречи с Лигачевым. Он тоже не хотел меня принимать, но однажды утром я просто пришел в ЦК очень рано, сел у него в приемной, – то есть вот так, явочным порядком, сижу и жду. Приезжает. Я ему про обстановку в Нагорном Карабахе излагаю свои взгляды. Он слушал, слушал, ничего толком мне не сказал, а я-то думал, что в какой-то степени могу быть полезным.

– Вы предлагали Лигачеву конкретный план действий?

– Ну… В общем, я говорил ему, что обстановка такова… нужно принимать самые решительные меры. «А мы, – говорит он, – меры принимаем». Вот и все. То есть в моем участии нет никакой нужды. И мои советы тоже не требуются. Тогда я пошел к Разумовскому, он, кстати говоря, принял меня не сразу, хотя я был членом Политбюро, а он только секретарем ЦК. Я тоже говорил, говорил, он сидел, вроде бы слушал, но я так и не понял, дошли до него мои советы или все без толку (из диалогов с телеведущим Андреем Карауловым).

«Сов. секретно ЦК КПСС

О мерах в связи с обострением обстановки в Нагорном Карабахе и вокруг него.

Развитие событий в Нагорном Карабахе и вокруг него может привести к массовым вооруженным столкновениям между азербайджанским и армянским населением в НКАО, Нахичеванской АССР и на всей территории Азербайджана. Принятых мер по обеспечению общественного порядка и безопасности населения силами внутренних войск и подразделений милиции может оказаться недостаточно.

В связи с этим уже сейчас следовало бы предусмотреть возможность использования подразделений Советской Армии для защиты населения. На случай такого катастрофического развития событий следовало бы подготовить предложения также и о введении чрезвычайного положения в отдельных местностях Азербайджана и Армении.

В связи с этим можно было бы поручить Министерству обороны СССР (т. Язову Д. Т.), МВД СССР (т. Бакатину В. В.), а также Председателю Верховного Совета СССР (т. Лукьянову А. И.) заблаговременно подготовить соответствующие предложения для их внесения в установленном законом порядке на рассмотрение сессии Верховного Совета СССР.

29 августа 1989 г.

Н. Слюньков

В. Чебриков».

В другой записке, адресованной Горбачеву, секретарь ЦК КПСС и председатель КГБ предлагали «изъять из районных и городских отделов и отделений милиции Азербайджана и Армении автоматическое и снайперское оружие… принять на обслуживание частями Закавказского военного округа противоградовую зенитную артиллерию и ракетные установки, расположенные на территории Азербайджана и Армении». И еще много других, в общем-то, разумных мер, вроде «выявления и обезвреживания националистических и экстремистских вооруженных формирований, образованных для проведения насильственных действий» (РГАНИ. Ф. 89. Оп. 10. Д. 42. Л. 1–4).

К этому времени из двух республик бежали свыше 300 тысяч человек. Кремль событиями в Союзе больше не управлял. Генсек рассчитывал только на армию.

21 января 1990 года, Москва

С утра в Леонтьевском переулке, у здания Постоянного представительства Азербайджанской ССР в Москве стали собираться встревоженные люди. Их привела сюда весть из Баку: в город введены войска, есть жертвы среди мирного населения. Что случилось? Официальной информации уже мало кто верил. Все ждали какого-то разумного объяснения. Именно тогда о своей позиции во весь голос заявил Гейдар Алиев.

Но прежде, чем привести заявление, с которым тогда выступил Алиев, напомним примечательную деталь, ярко характеризующую и самого Гейдара Алиевича, и отношения его с детьми – Ильхамом и Севиль. Отправляясь в постпредство, «он попросил согласия у своих детей, потому что не мог и не имел права рисковать их судьбой». Так пишет биограф Алиева, писатель-публицист Эльмира Ахундова. И приводит свидетельство из воспоминаний, которыми поделилась с ней Севиль Алиева:

«Узнав о том, что произошло в Азербайджане, он приехал домой из Барвихи. Собрал нас, говорит, что ему надо посоветоваться. "Либо, – говорит, – я сейчас иду и выступаю в постпредстве и уже неизвестно, что со мной будет. Либо я продолжаю так жить". Мы ему сказали: "Иди! Другого пути у нас нет". Он не за себя опасался, а за нас. Поэтому хотел узнать наше мнение. А мы не привыкли отсиживаться в кустах. И пошли вместе с ним».

Они знали, что эта дорога ведет на Голгофу, и все-таки пошли по ней. Потому что так, и только так можно было отстоять правду. Заявление, с которым тогда выступил Гейдар Алиев, записывали десятки телекамер и микрофонов, оно облетело мировую печать. Такие документы не стареют с годами. И если читателю этой книги мужественное заявление Гейдара Алиева уже знакомо, не перелистывайте страницы, вчитайтесь еще раз.

«Уважаемые товарищи, дамы и господа!

Как вам известно, долгие годы я возглавлял партийную организацию Азербайджана, был избран членом Политбюро ЦК КПСС, работал первым заместителем Председателя Совета Министров СССР. Более двух лет как я нахожусь на пенсии, перенес обширный инфаркт, по болезни ушел на пенсию. С декабря 1982 года, когда уехал из Азербайджана, сегодня я впервые переступил порог Постоянного представительства Азербайджанской ССР в Москве. Меня привела сюда трагедия, случившаяся в Азербайджане. Я узнал об этом вчера утром и, естественно, оставаться равнодушным к этому событию не смог. Пришел сюда прежде всего для того, чтобы здесь, в постпредстве, которое является небольшим островком азербайджанской земли в Москве, выразить свое соболезнование всему азербайджанскому народу в связи с трагедией, повлекшей большие жертвы. Во-вторых, хочу выразить свое отношение к этому вопросу. Я прошу постоянного представителя Азербайджана в Москве Зохраба Ибрагимова довести мои слова, глубокую скорбь, искренние соболезнования азербайджанскому народу. К сожалению, сейчас не располагаю другой возможностью.

Что касается событий, произошедших в Азербайджане, то считаю их антиправовыми, чуждыми демократии, полностью противоречащими принципам гуманизма и строительства в нашей стране правового государства. Есть определенные причины сложившейся в Азербайджане обстановки. Не хочу подробно останавливаться на деталях, это заняло бы много времени. На протяжении двух лет продолжается межнациональный конфликт между Азербайджаном и Арменией, который возник в связи с событиями в Нагорном Карабахе и вокруг него. Два года – достаточный срок для того, чтобы руководители Азербайджана и Армении, высшее партийно-политическое руководство страны отрегулировали этот вопрос, положили конец междоусобной войне, межнациональным конфликтам и создали условия для свободного проживания каждого человека, независимо от его национальной принадлежности, в нашем общем федеративном Союзе ССР.

Однако считаю, что за эти два года достаточных мер в этом направлении принято не было. Если в начале возникновения осложнений в Нагорном Карабахе были бы предприняты необходимые меры, прежде всего высшим партийным политическим руководством страны, то сегодня мы не наблюдали бы эскалации напряженности и потерь, имеющих место с той и другой стороны в течение этих двух лет, и той военной акции, которая была предпринята в ночь с 19 на 20 января 1990 года, обернувшаяся человеческими жертвами».

Алиев говорил о том, что в Азербайджане были возможности для политического урегулирования положения. «Однако они не были использованы, и в ночь с 19 на 20 января в Баку были введены крупные контингенты Советской армии, войск МВД СССР. К каким трагическим последствиям это привело, теперь уже хорошо нам известно. Считаю поведение людей, принявших такое решение, политически ошибочным. Допущена грубая политическая ошибка. Они просто не знали подлинной обстановки в республике, психологии азербайджанского народа, не имели достаточных контактов с различными слоями людей. Не могли представить себе, что дело обернется такой трагедией.

Нужно было это предвидеть и принять необходимые меры, посчитать, что важнее и нужнее. Между прочим, поступали сообщения, что погибло немало и военнослужащих. Спрашивается, в чем вина русского парня, направленного по ошибочному решению высшего партийного руководства страны для подавления так называемого мятежа в Азербайджане?

В Азербайджан со стороны введен крупный контингент войск. Кстати, мне хорошо известно, сколько войск находится в Азербайджане. Там и так дислоцировалось достаточное количество войск: 4-я армия, Каспийская военно-морская флотилия, дивизия десантных войск, войска противовоздушной обороны, внутренние войска МВД. Зачем нужно было дополнительно вводить туда войска? При необходимости можно было использовать находящиеся там войска. Руководство Азербайджана, принявшее такое решение, должно нести ответственность за это, и прежде всего Везиров, который удрал из Азербайджана. Должны нести ответственность и те, кто дезинформировал высшее политическое руководство страны. Считаю, что высшее политическое руководство страны своевременно не имело достаточной и объективной информации. Руководство страны ввели в заблуждение, в результате чего было принято такое решение.

Все причастные к трагедии должны понести наказание».

В тот же день Гейдар Алиевич отправил телеграмму ЦК КП Азербайджана, Верховному Совету и Совету Министров республики:

«Народу Азербайджана!

С глубокой болью узнал о трагедии, постигшей наш народ в связи с вводом в Баку большого контингента советских войск, приведшим к гибели многих людей. В эти скорбные для нас дни выражаю глубокое соболезнование семьям и близким погибших, всему азербайджанскому народу.

Я осуждаю предпринятую акцию, считаю ее антигуманной, антидемократичной, противоправной. В этот тяжелый час призываю вас к благоразумию, сплоченности и единству.

Прошу опубликовать мою телеграмму в республиканской печати, передать по радио, телевидению и огласить на траурном митинге.

Гейдар Алиев

21 января 1990 года, Москва».

Надо ли говорить, что ни республиканская печать, ни радио, ни телевидение эту телеграмму, продиктованную болью сердца, не обнародовали. Центральная пресса представляла версии, отретушированные московскими цензорами. Правда была доступна только в депешах для служебного пользования.

Ильхам все эти дни был рядом с отцом. И в постпредстве, и на почте, когда отправляли телеграмму в Баку.

В воспоминаниях российского дипломата Олега Гриневского есть примечательный эпизод. Олег Алексеевич по просьбе генсека приехал к нему в Кунцево, в больницу, откуда умирающий Андропов руководил державой.

– У меня к вам просьба, – сказал Юрий Владимирович, закончив деловую часть беседы. – У вас в делегации работает мой сын Игорь. Он хороший человек – честный и добрый, но вокруг него вьется свора прихлебателей, которые спаивают его и мешают работать. Гоните их прочь. Создайте дружную команду. Нацельте ее на работу, а не на гулянье по кабакам. Я давно наблюдаю за вами и знаю, что вы это можете.

В народе издавна говорят: маленькие детки – маленькие бедки… В смысле: вот подрастут ребятишки, прибавят забот, а то и бед. Большие дети – у этого выражения есть и второй смысл: дети крупных начальников. К ним во все времена – особое отношение. Вокруг вьются льстецы, искатели легкого счастья, быстрой карьеры, свора прихлебателей, как точно назвал эту публику Андропов. Молодому человеку нелегко разобраться, кому он интересен сам по себе, а кто имеет виды, ищет свою выгоду. Игорю Андропову по просьбе отца-генсека помог посол Гриневский. Игорь Юрьевич с годами сам стал послом России, авторитетным дипломатом. Многие же vip-отпрыски проигрались, спились, не нашли своего места в жизни, а свора их прихлебателей, «друзей» переметнулась к другой кормушке.

«Знаете, – говорила в одном из интервью Галина Вишневская, – дети знаменитостей с детства так привыкают к высокому положению их родителей – и в обществе, и в творчестве, – что поначалу они уверены в своем будущем успехе. Единственное, что не приходит им в голову – работать так, как папа с мамой. А когда становятся взрослее, то атмосфера вокруг них, как детей знаменитостей, сгущается. Пока они маленькие, все им льстят: "Да какие же вы талантливые, да какие же у вас папочка с мамочкой! Да какие же платьица на вас, туфельки какие!" Потом ребенок подрастает и начинает чувствовать ответственность за фамилию родителей. И вот тут его жизнь накрывает, не дает развернуться. Детям знаменитостей не хватает своего куража» (Трибуна, 30 марта 2007 г.).

Интересно, кстати, попутно заметить, как со временем изменялось в русском языке значение французского слова кураж. У Даля в его «Толковом словаре живого великорусского языка» куражить значит ободрять, поощрять кого-то; поить вином. Куражиться – задориться, бушевать… Куражный – задорливый, хмельной. У него кураж в голове. Куражится – так с годами стали говорить о хвастунах, о тех, кто бахвалится, фанфаронит… И в другом значении: глумится, издевается… В последние годы спортивные репортеры стали говорить и писать о команде, игроке, поймавших свой кураж, атакующих с задором, на волне успеха… Вот такого куража, по мнению великой певицы, не хватает детям знаменитостей, разумеется, не только творческих.

Свое интервью «Трибуне» Галина Вишневская (в девичестве Иванова, Вишневская – ее фамилия по первому мужу) дала в канун 80-летия Ростроповича. Юбилей маэстро отмечали в Кремле. За большим столом рядом со Славой, как его называют друзья, сидели его Галина, Президент России Владимир Путин и Президент Азербайджана Ильхам Алиев, первые леди – Людмила Путина и Мехрибан Алиева… Президент Алиев и его супруга специально прилетели на этот вечер в Москву, чтобы поздравить своего давнего старшего друга, человека, к которому с огромным уважением относился Гейдар Алиев…

По Ростроповичу было видно, что он перенес тяжелую болезнь, осунулся. Но так хочется всегда верить в будущее! Говорили о возможном приезде Славы в Баку, о новых концертах… Увы, совсем скоро грянула беда. Ильхам Алиев и Мехрибан-ханум прощались с Ростроповичем на Новодевичьем кладбище…

Чистка в МГИМО

Еще несколько штрихов из жизни МГИМО в бестолковые годы горбачевской перестройки.

16 сентября 1986 года, партийное собрание Главного управления кадров и учебных заведений МИДа СССР… Выступает первый заместитель начальника управления, секретарь партбюро Ю. В. Манжосов. Говорит о том, что необходимо «усилить контроль за деятельностью подведомственных министерству учебных заведений, в том числе МГИМО, где произошла смена руководства в результате серьезных нарушений, допущенных бывшим ректором института» (ЦАОПИМ. Ф. 192. Оп. 1. Д. 2349. Л. 8).

Через месяц с небольшим – очередное партийное собрание управления. И снова острый пассаж в адрес МГИМО: «Награждение института орденом Трудового Красного Знамени, а большой группы сотрудников института высокими правительственными наградами не должно нас вводить в заблуждение».

Выступает заместитель министра иностранных дел по кадрам В. М. Никифоров. Валентин Михайлович – инженер-конструктор, опытный партийный работник, на XXVII съезде КПСС был избран кандидатом в члены ЦК. «…Правы, безусловно, те товарищи, которые предлагают в корне изменить систему отбора в институт, восстановить социальную справедливость и конкурсную систему поступления в институт, отбросив таким образом конкурс отцов или семей…» Заместителя министра поразило невежество студентов факультета международных отношений: «не только о Талейране, но и о Горчакове они ничего не слыхали» (там же. Л. 52–54).

Любознательный заместитель мог бы пополнить свои представления о будущих дипломатах, читая газету «Международник». Ее делали талантливые ребята, отыскивали жемчужинки на экзаменах, в коллекциях преподавателей, а кое-что и сами придумывали.

«Премьер-министр Франции Попаду» (премьером тогда был Помпиду).

«Что вы знаете о НАТО?» – «Это император Японии».

«Хирохито – это японский обычай взрезать себе живот».

«Что вы можете рассказать о Пентагоне?» – «Я лекарствами не интересуюсь».

«Основная голландская колония – это Нидерланды».

«Мария Антуанетта?» – «Известная французская шансонетка».

5 ноября того же 1986 года на собрании в МГИМО с докладом выступает новый ректор Р. С. Овчинников. Призывал к самым решительным мерам по бескомпромиссной ломке порочной практики протекционизма при наборе и распределении» (Международник, 26 ноября 1986 г.).

На очередной сбор созвали актив Дипломатической академии, МГИМО и центрального аппарата МИДа СССР. «О перестройке работы высших учебных заведений МИД СССР в свете решений…» вещает Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе, член Политбюро ЦК, новый министр иностранных дел. Министр и его замы твердят о «бережном, чутком и внимательном отношении к людям». Упреждая возможные упреки, твердят, что никакой кампании, гонения кадров не будет. Никто не собирается копаться в прошлом, мелочах, ошибках, "ловить и изобличать". Не в этом наша задача. Мы обязательно должны перестроиться…» (ЦАОПИМ. Ф. 192. Оп. 1. Д. 2349. Л. 43).

Перестройка постепенно переходила в перепалку, а потом и в перестрелку. В борьбе с семейственностью и протекционизмом летели головы; каждая засчитывалась в копилку достижений. «На сегодняшний день, – отмечалось в отчете парткома МИДа за работу с ноября 1988 г. по апрель 1990 г., – приостановлено развитие процесса семейственности. К концу 1989 года количество сотрудников министерства, имеющих родственные связи в МИД и подведомственных организациях, а также в партийных, советских органах, органах государственного управления сократилось по сравнению с 1987 годом на 22,5 %… Разумеется, каких-либо гонений на кадры и увольнений по "родственному признаку" не было и не могло быть» (ЦАОПИМ. Ф. 192. Оп. 1. Д. 2618. Л. 14).

Так ли? И только ли в МГИМО были проблемы? Впору было говорить о кризисе дипкорпуса. Управление кадров МИДа в духе времени, заблаговременно, в 1989-м объявило о вакансиях в посольствах, консульствах, международных организациях на 1991–1992 годы. И что же? Больше всего заявок – 16! – поступило на место генерального консула в Женеве. На другие престижные должности в капиталистических странах на одно место претендовали до 10 человек. А вот на 64 должности в африканских, арабских, восточноевропейских и азиатских соцстранах претендентов вообще не было. Кому говорить о долге?!

Перелистаем еще несколько страниц из книги Олега Гриневского, посла по особым поручениям. Олег Алексеевич руководил советской делегацией на Стокгольмской конференции по разоружению в Европе. «Кухню» МИДа времен Шеварднадзе знает изнутри.

«Той весной (1986) в МИДе началась чистка кадров, – пишет Гриневский, – Шеварднадзе методично избавлялся от неугодных ему людей.

Правда, делал он это, как всегда, изощренно хитро. На публике речь шла лишь о борьбе с семейственностью и протекционизмом. Под руководством нового замминистра Никифорова, пришедшего из ЦК партии, управление кадров составляло списки сотрудников, чьи родственники – муж, жена, дети, брат, сестра – работали в МИДе и аппарате ЦК, или учились в МГИМО. Но таких оказалось не так уж много.

Тем не менее через год, к маю 1987 года, в МИДе сменилось:

– 7 из 9 заместителей министра;

– 7 из 10 послов по особым поручениям;

– 8 из 16 заведующих территориальными отделами;

– 68 из 115 послов.

Это была вторая по масштабам чистка МИДа после сталинских репрессий. И хотя никто из уволенных репрессирован не был, МИД лишился многих квалифицированных кадров».

Такой же была ситуация и в кузнице дипкадров – МГИМО. Ильхама Алиева, пока отец оставался в Кремле, не трогали. Но вот Гейдара Алиевича отправили в отставку, рассчитывая заставить его замолчать. Как же?!

Вспомним строки гениального Сабира:

– Будь слеп!

– Закрою я глаза.

– Будь глух!

– Замкну руками слух!

– Не рассуждай!

– Прости, твоя брехня

Не про меня!..

Ильхама Алиева, кандидата исторических наук, перспективного ученого ценили коллеги, студенты. Но после расправы с отцом и сына уволили из МГИМО.

«Вы знаете, Артем, я рад, что Зарифа не была свидетелем всех тех унижений, через которые мне пришлось пройти, когда я был изгнан из состава Политбюро». Так говорил Гейдар Алиевич Артему Боровику, замечательному журналисту, погибшему в авиакатастрофе. Свидетельство Артема записал кинорежиссер Вагиф Мустафаев. В своем фильме Боровик рассказывает, как Гейдар Алиевич звонил Шеварднадзе (ему, министру иностранных дел, подчинялся МГИМО, где преподавал Ильхам), просил: «Оставьте парня в покое. Почему вы его бьете дубиной по голове?» И все-таки, продолжает Артем Боровик, Ильхама уволили. А он в то время содержал отца, семью. Эта семья битая, много испытавшая.

Мехрибан Алиева: «Период после 1987 года был действительно очень трудной порой для всей нашей семьи. Ильхам не растерялся, делал все, чтобы его семья, дети не ощущали трудностей. Тогда были очень большие проблемы, нам, можно сказать, никто не помогал. Благодаря ему мы не почувствовали тягот…»

– Тяжело было? – спросил несколько лет спустя Ильхама Алиева журналист бакинской газеты «Гюнай».

– Тяжело, – не стал скрывать Ильхам. – Я жил под надзором, не мог и представить себе, что когда-нибудь вернусь в Баку. Начал заниматься бизнесом…

И все же ему пришлось уезжать из Москвы. Но куда? «В Азербайджан вернуться было невозможно – из Баку доносились угрозы. Тогда я отправился в Турцию. Оттуда руководил своими московскими компаниями…»

Более 13 лет Ильхам Алиев провел в МГИМО – учился, преподавал. К этим годам он часто возвращается, как каждый, кому памятна его юность, время взросления, первые надежды и первые испытания…

– Отца сняли со всех постов в 1987 году, исключили из состава Политбюро и отправили в отставку. Вы представляете, что это значило тогда, в советские времена. Нас, членов семьи, отовсюду попросили. – Но на институт, на коллег у Ильхама Гейдаровича не осталось обиды. – Люди, с которыми я работал, учился в МГИМО, старались меня поддержать, подбодрить, проявить большее внимание. Это очень ценно. Когда я был с официальным визитом в Москве, я посетил МГИМО. Мне присвоили звание почетного доктора, что для меня очень важно. И сейчас, на 60-летний юбилей (института) я просто не мог не приехать (из беседы с Михаилом Гусманом).

Ильхам Гейдарович, как веками принято в Азербайджане, с подчеркнутым уважением относился и относится к родителям, людям старшего поколения. На вопрос, чьи портреты, кроме Гейдара Алиева, он хотел бы видеть у себя в кабинете, отвечает определенно: «У меня в кабинете висит портрет Гейдара Алиева. И его одного, наверное, достаточно. – И после небольшой паузы продолжает:

– Помимо того, что это родной мне человек, мой отец, он был подлинным лидером, который всю свою жизнь служил народу и сделал для народа много хорошего вне зависимости от общественно-политической ситуации. Его вклад в развитие Азербайджана неоценим. Ему были присущи и высокие человеческие качества, и честность. Что далеко не всегда сопутствует успешной политической карьере. В этом плане он был уникален. Мне как члену семьи это известно лучше, чем кому-либо другому: ведь другие видят государственных деятелей разве что по телевизору или же издалека».

В этих словах – объективный взгляд на государственного деятеля большого масштаба, и понятная гордость родными, отцом и мамой, характерная для азербайджанских семей. Из своей семьи Ильхам вынес и любовь к родному краю, к «азербайджанским песням, которые поют на праздниках, на свадьбах, которые сопровождают человека всю жизнь».

Ну, а какой же азербайджанец не любит знаменитую долму, шашлык? «Всегда, когда приходят дорогие гости, – говорит Ильхам Гейдарович, – подается плов. На праздник, на свадьбу. Я его очень люблю. Он, знаете, очень разнообразный, совершенно не похожий ни на какие другие пловы. Я лично предпочитаю плов».

Течет за гостеприимным столом негромкая беседа. Хозяйка подливает чай в стаканчики-армуду, похожие на девичий стан, а иногда по вкусу гостя и вино – знаменитые «Семь красавиц» или «Девичью башню»… А когда заговорят о былом, кто-нибудь скажет: даманы jaдa салма» – «про плохое не напоминай». Так завещает пословица, а по-азербайджански: «аталар созу» – «слово отцов». Это тоже черточка национального характера – не держать камень за пазухой, как говорят на Руси, помнить добро и прощать несправедливость.

В личных отношениях, наверное, так и нужно. Но мы, оценивая поступки действующих лиц на закате Советского Союза, вправе напомнить кое-что. К примеру, господин Шеварднадзе в своих интервью сейчас утверждает: «Гейдар Алиев был моим самым близким другом. Теперь у меня самые тесные связи в Азербайджане с Ильхамом Алиевым. Когда по инициативе Горбачева Алиев был отстранен от занимаемой должности и возвращался в Азербайджан, Ильхам Алиев работал в руководимом мною Министерстве иностранных дел СССР. Точно не помню, кажется, Лигачев или кто-то другой сказал, что Политбюро отстранило Гейдара Алиева от должности, и мне лучше удалить его сына из министерства, если я не хочу попасть в невыгодную ситуацию. Я знал, что Ильхам Гейдарович окончил Институт международных отношений и отлично справляется со своими обязанностями, поэтому не стал возвращаться к этой теме».

Интервью, на которое мы ссылаемся, датировано 13 октября 2006 года. Много воды утекло с тех пор… Или память подвела бывшего советского министра и экс-президента Грузии, но он заявил на голубом глазу: «Однако через несколько месяцев без моего ведома, не знаю по какой причине, Ильхам ушел с работы. Потом мы встречались с ним в Азербайджане. Я знал, что он достойный сын, который сделал все для своего отца. Я его люблю за присущие ему человеческие качества и считаю его своим младшим другом». Считать так или иначе – личное дело батоно Шеварднадзе. Но зачем же при этом плести небылицы?

Вот, к примеру, еще одно авторитетное свидетельство – известного российского дипломата Станислава Ивановича Чернявского, автора содержательной книги «Новый путь Азербайджана»: «По личному указанию министра иностранных дел СССР Э. Шеварднадзе молодой преподаватель Ильхам Алиев вынужден был покинуть МГИМО. В самом Азербайджане поменялось отношение к родственникам опального члена Политбюро, многих из которых окружили презрением и насмешками».

Добавим к этим и похожим свидетельствам (из них можно составить целую книгу) откровения из мемуаров Шеварднадзе «О прошлом и будущем». «Впервые в истории существования Советского Союза глава государства ставил своей целью ревизию коммунистической идеологии, – пишет он о Горбачеве. – Тогда многие спрашивали: "Что значит перестройка, гласность? Отказ от социализма?" Это было близко к истине, но говорить об этом вслух в те годы было невозможно» ( Дружба народов, № 11, 2006 г.).

Назовем вещи своими именами. Шеварднадзе пишет о предательстве генсека-президента. А себе при этом отводит место между прошлым и будущим. Этакий судья и пророк в одном лице.

Советский Союз поднял к вершинам власти горбачевскую команду. И эта команда отнимала у страны прошлое и будущее.

Есть реальность геополитических интересов великой державы и есть реальность чувства самосохранения народов. Есть правда генералов Ермолова, Паскевича, Гулистанского договора и Туркманчайского трактата, закрепившего раздел исторического Азербайджана, и есть правда эриванского правителя Гусейнкули-хана, побежденного Паскевичем Эриванским, карабахского Ибрагим-хана, возведенного царем в генералы и позднее расстрелянного со всем семейством царским майором Лисаневичем; гянджинского Джавад-хана, павшего в бою с войсками Цицианова у стен столицы своего ханства…

Даже у великих выразителей русского национального духа мы слышим отзвуки эти двух правд, ноты великодержавной (естественной!) гордости и горькое сочувствие к «униженным и оскорбленным» народам. «Смирись, Кавказ! Идет Ермолов…» и «…на обломках самовластья напишут наши имена!» (Пушкин). Грибоедов ехал на юг, чтобы «Туркманчайским трактатом вколачивать ум в персиян» (Д. Кедрин), и тот же Грибоедов помогал своими средствами благоустроить могилу Низами в Гяндже, переименованной в Елизаветполь…

Надо знать и о благой, цивилизационной миссии великой русской культуры, но нельзя забывать и об аннексии земель, которую в советские времена представляли как «добровольное вхождение в состав…»