Текст книги "Ильхам Алиев"

Автор книги: Гусейнбала Мираламов

Соавторы: Виктор Андриянов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)

Завершалась эпоха Брежнева

В Институте международных отношений, в Первом московском мединституте, где училась Мехрибан, как и по всему Союзу, изучали эпохальные произведения Леонида Ильича Брежнева – «Малую землю», «Возрождение», «Целину». «Автора» под колючие насмешки сограждан, томившихся в очередях, приняли в Союз писателей, а тем, кто написал неплохие, в общем-то, книги, даже не сказали спасибо.

В МГИМО в связи с 60-летием Советского Азербайджана (апрель 1980 года) провели торжественное собрание. Из Баку приехала большая делегация во главе с председателем Верховного Совета республики К. А. Халиловым. «От имени азербайджанских студентов выступил студент IV курса факультета МО Элыиад Насиров… Под сводами института звучали азербайджанские песни и стихи» (Международник, 1 мая 1980 г.).

Свои юбилеи отмечали тогда и другие республики, но в «Международнике» мы нашли подробный рассказ только об одном.

На ВДНХ в 1982-м – год 60-летия Советского Союза – проходили Дни всех союзных республик. Но институтская газета рассказала только о Днях Азербайджанской ССР. Не будем гадать о причинах таких предпочтений. Темы для своих главных публикаций сотрудники «Международника» не сами выбирали…

В 1976 году Брежнев перенес обширный инфаркт. И до конца жизни, пишет в своих воспоминаниях Маршал Советского Союза Ахромеев, «перестал работать так, как это положено главе государства и партии… Вспомнилось, как в марте 1978 года мне пришлось вместе с Д. Ф. Устиновым сопровождать Брежнева в поездке по железной дороге из Москвы во Владивосток. Замышлялась она в виде инспекции состояния дел в России. На деле все свелось к 30—40-минутным формальным беседам в обкомах и крайкомах КПСС (Свердловск, Новосибирск, Красноярск, Чита, Хабаровск, Владивосток), присутствию на учениях двух воинских частей. Выступления Брежнева были беспомощными, некомпетентными, оставляли жалкое впечатление. Хотя бумага по итогам этой работы была написана в духе парадности, поездка, на которую было затрачено две недели, закончилась фактически ничем.

В то же время, не выполняя обязанностей руководителя государства и партии, Брежнев не только оставил за собой свои прерогативы, но прихватил и чужие, лишив значительной части положенных прав А. Н. Косыгина, работавшего тогда Председателем Совета Министров страны. С учетом того, что Брежнев от экономических реформ, начатых в середине 60-х годов, к этому времени отказался, а экономикой – наиболее трудоемким и сложным делом для руководителя – сам он не занимался и в значительной мере мешал Предсовмину, она постепенно приходила в расстройство…»

Рассказывают, престарелый Брежнев ехал на поезде в южные края. Маршрут генсека пересекал Украину. В Харьков повидаться с Леонидом Ильичом съехалась вся украинская элита.

– Прогуливается Леонид Ильич по перрону, – рассказывал нам один из очевидцев этой сценки, – а навстречу Константин Устинович Черненко с молодым человеком. «Это кто, Костя?» – поинтересовался генсек. «Мой племянник, Леонид Ильич».

Разминулись. Через три-четыре минуты опять встречаются. «Это кто, Костя?» – «Мой племянник, Леонид Ильич», – невозмутимо отвечает Черненко. Больше, говорят, племяш из вагона не показывался.

Конечно же, старческие немощи лидеров не привязаны к какой-либо определенной политической системе или стране. Серьезно болел в последние годы своего премьерства Уинстон Черчилль, и это никто не спешил афишировать. Не врубался в суть бесед с коллегами президент США Рональд Рейган…

…Декабрь 1987 года, переговоры Рейгана и Горбачева в Белом доме. «Теперь, после подписания Договора (по ракетам средней и малой дальности), когда гости разошлись и оба лидера вместе с толпой советников перешли в Кабинетный зал, инициативу взял в свои руки Горбачев. Он долго и с увлечением рассказывал, как идет перестройка в СССР и какие трудности ему приходится преодолевать. Но с Рейганом что-то случилось: собеседника он не слушал и временами явно отключался. Только рассказал невпопад один анекдот…» Это тоже свидетельство из первых рук – непосредственного участника переговоров Олега Гриневского. «Судя по появившимся воспоминаниям, – добавляет Олег Алексеевич, – окружение Рейгана также было шокировано случившимся с президентом». Очевидно, это были первые признаки болезни Альцгеймера, с которой Президент США мужественно боролся долгие годы. Перед угрозой полной потери памяти он опубликовал открытое письмо, в котором простился с родными, близкими, со страной.

Последний визит генсека

С конца июля до последних дней августа 1982 года Брежнев принимал в Крыму зарубежных визитеров – лидеров стран социалистического содружества: Густава Гусака (Чехословакия), Эриха Хонеккера (Германская Демократическая Республика), Войцеха Ярузельского (Польша), Юмжагийна Цеденбала (Монголия)… А 24 сентября Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР встречали в Баку.

Казалось бы, о тех днях все написано, все рассказано-перерассказано – по часам и минутам. Но нет! Сохранились эпизоды, которые знает и помнит сейчас только Михаил Забелин, референт Алиева, первого секретаря ЦК, ныне депутат Милли меджлиса.

…В то воскресное утро у Гейдара Алиевича пропал голос. Возможно, переволновался, возможно, перенапряг связки, но не мог сказать и слова. В ЦК примчались врачи, подняли министра здравоохранения. Советы, таблетки, суета – толку нет. И тогда Алиев прошептал Забелину: «Скажи, чтобы принесли молоко и боржоми». Почти час Гейдар Алиевич полоскал горло. И болезнь отступила. То ли перед силой воли, то ли перед народным средством.

А дальше все пошло по сценарию – вплоть до того момента, когда в огромном зале генсек стал зачитывать речь, с которой ему предстояло выступать на следующий день, в ЦК… Со второго ряда к трибуне метнулся помощник генсека Александров-Агентов. Оратор не обратил на него никакого внимания. Растерявшийся помощник развел руками и, стараясь ни с кем не встречаться глазами, вернулся на свое место в зал. И тогда к Брежневу из президиума подошел Алиев, что-то прошептал и взял завтрашний текст.

– Что ж, бывает, – рассудительно сказал генсек.

Зал, переживавший вместе с ним, зааплодировал. Дальше Ильич продолжал без запинки, только разок обмолвился: вместо «нефть Азербайджана» сказал: «нефть Афганистана».

…Забелин тоже был в зале, видел в деталях всю сценку с перепутанными речами. После заседания вернулся в ЦК: референту положено быть на посту. Поздно вечером, простившись с гостями, приехал Алиев:

– Ты видел? – спросил задорно с порога.

– Видел, Гейдар Алиевич! – ответил Забелин, поняв с полуслова, о чем идет речь.

– Ну, как? Здорово?

– Здорово!

Михаил Юрьевич так живо пересказывает тот диалог, что мы будто наяву увидели, как гордился своей находчивостью и решительностью Гейдар Алиев. Он в самом деле спас положение. И это видели не только мы в зале, но и миллионы телезрителей. А среди них в Москве – Ильхам Алиев. Надо ли говорить, как он переживал за отца, как гордился им?!

В понедельник, встретившись с членами бюро ЦК Компартии Азербайджана и зачитав нужную речь, Брежнев улетел в Москву. Время отсчитывало его последние дни.

Группа скандирования на фоне эпохи

Ученые люди изощрялись в формулировках, придумывая названия системе: реальный социализм, зрелый, развитой… Но и этот плод, как оказалось, нуждался в совершенствовании. Перед страной все острее вставали прозаические, повседневные задачи: накормить и одеть людей, дать им крышу, образование, позаботиться об их здоровье, выпутаться из войны в Афганистане.

Московский государственный институт международных отношений был и частью системы, и ее отражением. Выступая на одном из заседаний парткома в 1978 году, ректор института Н. И. Лебедев, научный руководитель аспиранта Ильхама Алиева, фронтовик, призывал воссоздать «реальный облик советского вуза. Все, что говорится в Москве относительно нашего института, – убеждал он коллег, – основано или на намеренной дезинформации, или на полном незнании дела» (ЦАОПИМ. Ф. 538. Оп. 2. Д. 340. Л. 16).

А что особенно говорилось? Толковали, особенно в кругу абитуры и родителей, что сюда без «мохнатой лапы» или толстого кошелька не поступишь. Дорожка, мол, открыта только чадам больших начальников. Сами чада в открытую бахвалились своей избранностью. Сынок одного из главных министров, близкого приятеля Брежнева похвалялся: «У нас, в МГИМО, комитет комсомола, как ЦК КПСС!» Молодой и весьма заносчивый комсомольский функционер не сильно преувеличивал.

Листаем материалы комсомольских конференций МГИМО, собраний актива. Выписываем фамилии – из тех, что и сегодня на слуху, а в прежние времена открывали дверь в институт с помощью волшебного пароля: сим-сим…

Брежнев, внук Леонида Ильича, сын Юрия Леонидовича» первого зама министра внешней торговли, Брутенц, Патоличева, Шибаев, Щелоков, Тихонов, Громыко…

Возможно, в этом списке оказались однофамильцы больших начальников, возможно, и сами ребята – вполне достойные, и в дипломатию их вела, скажем чуть возвышенно, юношеская мечта, романтика, а не деловой расчет на будущие доходы в твердой валюте… И все же, и все же… В отличие от прежних времен номенклатурные дети выбирали не военные училища, не инженерные вузы, а факультеты, институты, академии, диплом которых открывал дорогу в длительную зарубежную командировку. Притом – не любую. Страны социалистического содружества, и европейские, и азиатские в этом кругу не котировались. Подавай Англию, Францию, Штаты, Италию, Швейцарию…

ЦК КПСС, Совет Министров требуют от вузов повышать в студенческой среде прослойку рабочей и сельской молодежи, больше принимать тех, кто прошел производство, армию. Конечно, им труднее, чем ровесникам, только что окончившим среднюю школу. При вузах сначала в Челябинске и Магнитогорске, а потом и по всей стране создаются подготовительные факультеты. По образцу 20—30-х годов их называют рабфаками. Подготовительный факультет открывается и при МГИМО. Институт рассылает своих посланцев по школам Москвы – подбирать ребят из рабочих семей. Партийный комитет утверждает «План мероприятий ректората и парткома по обеспечению отбора в МГИМО лучших представителей рабочей и учащейся молодежи в свете указаний Отдела ЦК КПСС, Постановления СМ СССР от 20. X. 1978 г.»

Повседневная жизнь института – две жизни. Впрочем, тогда так было и в любом коллективе – студенческом, производственном или воинском. На виду мишура наглядной агитации, бесконечные собрания, пленумы, активы, соревнование (!) кафедр, факультетов, выборы групповодов и правофланговых…

А это что такое, спросит молодой читатель, незнакомый с реалиями показушной эпохи. Это участники демонстрации, первомайской или октябрьской. Десятого октября 1979 года, к примеру, бюро парткома МГИМО рассматривало вопрос «О ходе подготовки к празднованию 62-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции». Все факультеты, докладывают товарищи, «сдали списки групповодов, правофланговых, участников демонстрации». Предлагают: «учитывая важность и значение ВОСР [3]3
  Так в тексте. Великая Октябрьская социалистическая революция.


[Закрыть], провести подготовку более торжественно, начиная от проведения собраний по выдвижению демонстрантов» (ЦАОПИМ. Ф. 538. Оп. 2. Д. 343. Л. 7).

После демонстраций партком, комитет комсомола подводили итоги. Как выяснилось, на первомайской демонстрации 1978 года будущие дипломаты подкачали, кричали, проходя мимо трибун Мавзолея, невпопад и неслаженно. А почему? «Не было проведено собрание групп скандирования. Были также и такие существенные недостатки, как неявка правофланговых на демонстрацию» (ЦАОПИМ. Ф. 538. Оп. 2. Д. 187. Л. 2).

Может, правофланговый товарищ в праздничный день позволил себе прошвырнуться налево – годы-то молодые. Может, переутомился в институтском дискоклубе и элементарно проспал, забыв о том, что его назначили правофланговым. К формальным, дежурным поручениям ребята так и относились. И как же они менялись, когда встречалось живое дело! Шефство над матерями солдат, погибших на фронтах Великой Отечественной войны… Стройотряды… Субботники… Помощь отстающим товарищам. В том же октябре комитет комсомола МГИМО отчитывался в парткоме.

– Не согласен с тем, что на факультете международных отношений плохо ведется индивидуальная работа, – отвечал на упреки Алексей Подберезкин, секретарь комитета комсомола факультета, понятно, неосвобожденный, – сейчас уже можно видеть реальные результаты этой работы. Но наш «Международник» не отражает реальной жизни в институте. Он освещает… заседания парткомов, а о жизни, которая идет на факультетах, не говорится. «Международник» должен быть живым органом, реально освещающим события в институте.

Не совсем правильно ставится вопрос, когда интернациональная работа ведется только с иностранцами. Было бы полезно проводить эту работу совместно (ЦАОПИМ. Ф. 538. Оп. 2. Д. 340. Л. 6).

Ректор при каждом случае напоминал о внимании к языкам: «Выпускников с тройками не берут. Организациям нужен человек, который свободно владеет языком… Трудности, которые сейчас встречают производственники, не идут в сравнение с трудностями, которые испытывали мы, фронтовики. Мы скитались по вокзалам, снимали углы. Но это не служило оправданием плохой успеваемости». Блестящие английский и французский Ильхама Алиева оттуда, из Московского института международных отношений.

Каждый год к выпускникам МГИМО с напутственным словом обращался Андрей Андреевич Громыко. Эту традицию министр не нарушил и в 1982-м. «Новый этап вашей жизни начинается в сложной международной обстановке, – говорилось в его послании «Выпускникам МГИМО 1982 года».

– Агрессивному, провокационному курсу империализма Советский Союз вместе с братскими социалистическими странами противопоставляет позитивную и конструктивную позицию последовательной борьбы за упрочение мира, углубление разрядки, обуздание гонки вооружений…» (Международник, 1 сентября 1982 г.).

Глава III. НОВАЯ ЗВЕЗДА НА КРЕМЛЕВСКОМ НЕБОСКЛОНЕ

Год завершений и начал

Большое сердце, как и океан, никогда не замерзает.

К. Берне

Год завершений и новых начал – так можно сказать о 1982-м в семье Алиевых.

Ильхам, окончив институт, поступил в аспирантуру. Свой выбор он сделал еще на старших курсах: продолжить образование, заняться англоведением. Приятели говорили, что это случилось не без творческого влияния Владимира Григорьевича Трухановского, одного из крупнейших советских историков, главного редактора журнала «Вопросы истории», автора увлекательных биографий Черчилля, Идена, адмирала Нельсона, премьер-министра Великобритании Дизраэли – эта книга вышла в начале 90-х годов.

1 июня 1982 года партком МГИМО принял Алиева Ильгама Гейдар оглы в члены КПСС (ЦАОПИМ. Ф. 538. Оп. 3. Д. 208. Л. 13). Вместе с ним коммунистами стали Артем Боровик, сын известного в те годы политического обозревателя и публициста Генриха Боровика, Михаил Горбачев, тезка и однофамилец будущего генсека, некие Владимир Алексеев и Казбек Бейсебаев… Последняя троица в документах института нам больше не встретилась, а вот Ильхама и Артема МГИМО помнит. Артем Боровик ярко писал, организовал издательство «Совершенно секретно» и одноименную газету. Безусловно, сделал бы еще очень-очень много и в журналистике, и в общественной жизни, если бы не трагическая смерть в авиакатастрофе 9 марта 2000 года.

На страницах «Международника» сохранилась его живая речь. «Какое у вас сегодня ощущение реальности?» – спросил репортер-студент своего знаменитого коллегу. «Вопрос очень интересный и непростой, – отвечал Артем. – Я не могу на него однозначно ответить, да это и невозможно. Это ощущение складывается из того, что вокруг тебя, а это не объективная реальность. Вот именно сейчас я бы сказал, что у меня есть ощущение нестабильности, чувства того, что ты находишься в комнате, которую трясет, и ты нашел такой уголок, где, как тебе кажется, трясет чуть меньше. Есть и ощущение опасности, хотя вместе с тем и чувство, что стабилизация в экономике и политике началась. Вот все это, вместе взятое, плюс настроение сегодняшнего дня… Так сегодня у меня хорошее настроение и кажется, что все в порядке» (Международник, 15 ноября 1994 г.).

Сразу же после парткома Ильхам позвонил в Баку: знал, как обрадуется отец доброй весточке.

Пройдет несколько лет и иные «товарищи», которые рвались (точнее: ползли) в партию, станут публично на площадях сжигать свои партбилеты. Разоблачать «коммуняк». Твердить, что они-то всегда были по другую сторону баррикад. Ильхам, как и его отец, от своих убеждений не отрекался.

…В 1985 году коммунисты первого курса факультета международной журналистики избрали секретарем партбюро Шамуна Кагерманова. Он был постарше большинства сокурсников: за плечами армия, работа печатником в типографии издательства «Правда», секретарем комитета комсомола издательства, одного из самых больших в стране. Вот уже второй десяток лет Шамун Мусаевич возглавляет популярную газету «Сельская жизнь». Как главный редактор встречался с Ильхамом Гейдаровичем Алиевым, Президентом Азербайджана, и в Москве, и в Баку. Президент помнит его по институту, дружески приветствует, выделяя из круга коллег. Наверное, так же ярко, как и Шамун, помнит и первую их встречу-размолвку.

Ильхаму Алиеву партком МГИМО поручил курировать работу партийной организации факультета международной журналистики. Партбюро первого курса разбиралось с делом студента К. Пьянка – письмо из милиции… Группа и партбюро защищали парня, предлагали объявить строгий выговор с последним предупреждением. Партком настаивал на своем: исключить из партии. За этим, понятно, следовало отчисление из института.

Вот тогда Кагерманов и Алиев крупно поспорили.

– Давайте поговорим, как два кавказца, – горячился Шамун.

– Лучше, как два коммуниста, – отвечал Ильхам.

– Я все равно буду голосовать за выговор, – стоял на своем Шамун.

Бюро поддержало принципиального парторга: выговор. Ребята радовались: спасли сокурсника, дали шанс человеку, толковали о доверии, милосердии, дружбе… Но их доверием, как они вскоре убедились, К. воспользовался по-своему. Ему, мол, все позволено, все сойдет с рук. Алиев глубже разобрался в характере молодого человека, понял, что ему нужна жесточайшая встряска уже сейчас, чтобы уберечь на скользком пути.

Через пару месяцев в ректорат прикатила очередная «телега» из милиции: задержан в пьяном виде студент первого курса…

– Помнишь наш разговор? – встретил Шамуна Ильхам Алиев.

– Я был неправ.

– Тогда нам можно выпить…

Спустились в кафе. И поскольку страна уже боролась за трезвый образ жизни, закрепили примирение ароматным кофе.

…В те годы у Шамуна Мусаевича завелась папка, куда он складывал… доносы – назовем вещи своими именами. В одном письмеце стучали на коллегу: торгует, мол, джинсами. В другом – нашли «идеологического диверсанта» – читает журнал «Плейбой»… Шамун с разборками не торопился. Ребятам по 17–18 лет, надо разобраться, помочь, не спешить с наказаниями.

Как выяснилось позже, «стукачи» сочиняли бумаги в двух экземплярах, второй отправляли Алиеву.

– Ты почему не даешь хода письмам? – спросил как-то Ильхам Гейдарович Шамуна.

Кагерманов объяснил.

– И я считаю так же, – ответил Алиев.

Ребята, которых защитили два товарища, выросли порядочными людьми, дельными специалистами.

О своих студенческих годах, о друзьях-товарищах, об Ильхаме тепло написал Теймур Яхьяев. Его отец, офицер Советской армии, служил в Монголии и погиб в октябре 1979 года, спасая солдат от верной смерти. Большая семья осталась без кормильца. Вот как вспоминает о тех горестных днях Теймур Яхьяев в книге «Две жизни в одной судьбе»: «Ильхам Алиев своими добрыми делами снискал в институте большое уважение. Ребята, попавшие в затруднительное положение, обращались к нему. А зачастую он сам интересовался, как дела, и свою предлагал помощь, но афишировать это не любил. В октябре 1979 года мой отец, офицер, погиб в Монголии, спасая солдат. Ему было только 43 года. Как старший сын я должен был взять на себя заботы о матери, братьях и сестрах. Учился на "отлично", получал повышенную стипендию, но на эти деньги ничего нельзя было сделать.

В те тяжелые дни Ильхам Алиев стал мне опорой. "Не тужи, я помогу тебе", – сказал он. И в самом деле помог».

Затем у Теймура возникли проблемы с распределением, и снова на помощь пришел верный друг.

Гейдар Алиев, приехав в Москву, нашел время принять Т. Яхьяева: «Ильхам говорит, что ты попал в переплет. Не волнуйся, постараюсь тебе помочь». Пареньку предложили работу в ТАСС, предоставили квартиру… Гейдар Алиевич не забыл о молодом, хорошо подготовленном дипломате. Спустя годы он предложил ему вернуться в республику, стать главой исполнительной власти Масаллинского района. Об этих годах Яхьяев написал в своей книге «Насколько знаю и понимаю».

В его воспоминаниях много добрых страниц, трогательных эпизодов, связанных с именами Гейдара Алиевича и Ильхама. Когда опасно заболел один из сокурсников, Ильхам обратился за помощью к маме. Зарифа-ханум немедля отозвалась. Студента поместили в одну из лучших клиник Москвы.

«С Ильхамом Алиевым мы делили и радости, и печали, – пишет Т. Яхьяев, – он всегда внимательно выслушает тебя, постарается понять. На его искренность ему отвечали такой же искренностью, душевной симпатией. Земляки, учившиеся с нами – Эльшад Насиров, Эльчин Багиров, Камал Аббасов, Рамиз Гасанов, Мурад Гейдаров, – и сегодня в его команде, команде Президента. Он снискал авторитет и среди студентов других национальностей. Большинство из них теперь работают в министерствах иностранных дел, прессе своих стран, в международных организациях. И уверен, что все они сохранили добрые чувства к Азербайджану».

Вернемся на несколько лет назад, в памятный для всей семьи Алиевых 1982 год.

Защитила кандидатскую диссертацию Севиль.

С золотой медалью окончила Бакинскую школу № 23 и поступила на лечебнопрофилактический факультет Азербайджанского государственного мединститута имени Н. Нариманова Мехрибан Пашаева, одна из самых ослепительных красавиц, в которой удивительная красота сочеталась с глубоким умом.

Ну, и самая главная перемена – новое назначение Гейдара Алиевича Алиева. 22 ноября 1982 года пленум ЦК КПСС перевел его из кандидатов в члены Политбюро ЦК.

Сессия Верховного Совета утвердила Алиева первым заместителем Председателя Совета Министров Советского Союза.

Гейдар Алиев славился своей феноменальной памятью, умением ориентироваться в самых сложных ситуациях, дальновидностью… Об этом рассказывают все, кому посчастливилось с ним общаться. Но лишь немногие, из самого близкого окружения, знали, какой огромнейший труд подкреплял, безусловно, выдающиеся природные данные.

Приведем деталь из воспоминаний Михаила Забелина: «Примерно за месяц до отъезда в Москву Гейдар Алиевич дал мне большой список литературы – на несколько страниц и попросил подобрать для него все эти книги. Там значились специальные издания по железнодорожному, морскому и речному транспорту, организации здравоохранения, о проблемах организации культуры… Мы, его помощники, референты, оперативно подобрали книги по всему списку. Не помню точно, сколько коробок получилось – то ли одиннадцать, то ли двенадцать. Все книги он проштудировал, не знаю, правда, как можно было успеть. Уезжая, Гейдар Алиевич попросил вернуть книги в библиотеку».