Текст книги "Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь..."

Автор книги: Гунар Цирулис

Соавторы: Владимир Кайяк,Андрис Колбергс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц)

Он провел меня в дальний угол помещения, где наш разговор никому не мешал, усадил в кресло, обтянутое неприятно–холодным дерматином, и закурил, пряча, словно школьник, сигарету в ладони.

– Когда уйду на пенсию, непременно брошу. А пока это единственное средство, чтобы сохранять нервы в порядке.

– Не поздно ли будет? – снова попытался я уколоть его, обиженный тем, что он не предложил закурить и мне.

Силинь отмахнулся:

– Там увидим. Короче говоря: тривиальный случай – заметьте, я не говорю, что типичный. Нам позвонили со «Скорой»… Нет, лучше с самого начала. Позвонили в «Скорую». Срочный вызов – приступ нестерпимой боли, температура, все, что говорят обычно, чтобы медики не очень копались. Шофер с санитаром покурили в ожидании, потом спохватились, что адрес вроде бы знакомый, и на всякий случай поднялись в квартиру – может быть, придется выручать докторшу. На счастье, дверь оказалась незапертой, а внутри – так и есть! – два типа приставили ей нож к горлу, требуя, чтобы она впрыснула им морфий, омнапон, пантопон. Два мужика и баба. Ну, ребята дали им как следует и сообщили по радиотелефону нам. Когда мы через полчаса прибыли, те еще даже с места не сдвинулись. Так обессилели без своей отравы, что и смыться не могли, лежали на грязных матрацах, пялились в потолок и ждали неизвестно каких чудес, прекращения своих мучений, блаженства, какое дается привычным наркотиком – а может быть, смерти ждали, иди знай… И тут снова сработала наша прославленная человечность, хотя у таких, я полагаю, нет даже права зваться людьми. Надо бы засадить за вооруженное нападение на женщину, а их, вернее всего, отправят лечить за казенный счет. Наш доктор и сейчас еще возится с ними в поте лица – искусственное дыхание, сердечные капли, да кто не знает старика Розенберга? Не успокоится, пока не поднимет их на ноги, а потом сам примется сосать валидол и рассказывать о своей больной жене… Даже думать противно. Лучше уж собак любить, как наш Карлуша, – тут хоть знаешь, с кем имеешь дело… Старик Дарвин, я думаю, ошибся: история человечества началась вовсе не тогда, когда обезьяна поднялась на задние ноги или взяла в руку орудие труда, а в тот день, когда наш достойный предок научился притворяться и изображать Человека с большой буквы.

Сигарета догорела, монолог Силиня закончился, да к тому же эффектным, поднятым до обобщающего уровня выводом. Он швырнул окурок в окно и повернулся ко мне:

– Пришли бы в пятницу вечером или в субботу, вот тогда здесь – ни минуты свободной.

– Тогда бы вас тут не было.

Не решив, как реагировать на эти слова, Силинь предпочел воспринять их как комплимент и скромно оставил без ответа.

– Ну, я, конечно, перегнул, – словно спохватился он. – У вас могло сложиться неверное представление, что в Риге непрерывно происходит что–то неладное. Вызовы через каждые пять минут, как писали бы статистики. Но ведь люди звонят по ноль–два не только, чтобы сообщить о преступлениях. Вот идите послушайте – узнаете, с какими только вопросами не обращаются в милицию: как найти пропавшую собаку, куда сдать в чистку забрызганное грязью пальто и кому послать счет – дворнику или автоинспекции, какие дежурные магазины открыты после десяти, почему по радио не сообщили, как сыграли наши динамовцы – в конце концов, это же милицейская команда!.. Катя, переключи–ка свой аппарат на внешнюю точку!

Как назло, телефон молчал. И лишь когда уже стало казаться, что этим вечером вообще никто не позвонит, загорелась сигнальная лампочка.

– Милиция слушает, – бархатным голосом произнесла до невероятия светловолосая операторша, придвигая блокнот поближе. И через несколько секунд уже резче: – Говорите же! Если звоните из автомата, нажмите кнопку!

– У меня украли машину! – выкрикнули на другом конце провода, и отчаянный призыв, усиленный до двойной громкости, разнесся по всему помещению. – Час назад еще была…

– Кто говорит? – спросила Катя, приглушив динамик до терпимой громкости и включив диктофон.

– Владелец, понятно, и с вашей помощью, надеюсь, не только бывший. – Волнуясь, человек все же попытался выжать из себя весьма сомнительную остроту.

– Имя, фамилия, адрес? – Катя улыбнулась, но голос ее по–прежнему звучал бесстрастно и официально.

– Ах да, простите. Эгил Попик, с вашего разрешения. Работаю в Театре оперы и балета. – Последовала пауза, казалось, потерпевший пытался вспомнить свой адрес.

– Самое глубокое контральто нашего хора, – с уважением прошептал Силинь, не выказавший, однако, никакого волнения по поводу кражи.

– Вы знаете его? – я не мог сдержать удивления. Рига, конечно, не Москва, но и у нас подобные совпадения могут показаться читателю плодом неуемного воображения автора.

– Не он, а Катя. Жаль только, что она по уши влюблена в сегодняшнего ответственного дежурного. Однако бессмертный Саша наверняка проспит и эту возможность.

– Адрес? Где вы живете? – терпеливо допытывалась Катя.

– В Задвинье. Но какое это имеет значение? Машину–то угнали от Театра драмы. Во втором антракте вышел покурить – а ее нет.

– Тогда совсем хорошо, ведь это по соседству! – обрадовалась Катя, словно услышав приятную новость. – Сейчас подъедем. А вы пока прогуляйтесь там, посмотрите – не брошена ли машина за ближайшим углом. Или бывает, что мальчишки покатаются и к концу спектакля поставят назад.

– Да что вы меня утешаете, как маленького! – рассердился потерпевший. – Запишите лучше номер машины и ее приметы! – Тут голос его снова сделался жалобным. – Бога ради, сделайте что–нибудь, объявите тревогу, составьте протокол!

– Акт вы составите вместе с нашим работником, – холодно прервала его оператор. – Диктуйте! – И, тяжело вздохнув, стала записывать:

«Темно–синий ВАЗ–2106, номерной знак 35–40 ЛТУ, на заднем стекле нанесена светящаяся надпись «Милый, не спеши» и установлен дополнительный стоп–сигнал в виде глаз филина, на крыше – металлический решетчатый багажник. В баке – литра четыре–пять, не более, собирался заправиться после театра».

– Спасибо. Ждите наших работников. Сообщение приняла старший сержант Голубович. – Катя дала отбой и нерешительно обратилась к Силиню:

– Слушай, Сила, ты мог бы потихоньку начать, это ведь по твоей линии. А ответственному я доложу сама.

– Будет исполнено! – картинно щелкнул каблуками инспектор и начал действовать.

Было ясно, что это стандартные ходы. Прежде всего он связался по радио с патрульными машинами, затем позвонил в дежурную часть автоинспекции, попросил оповестить и контрольные пункты «Латавтотэка», а в заключение переговорил со штабом добровольной дружины. И в этом разговоре он тоже в первую очередь попросил обратить внимание на дурацкую надпись на заднем стекле.

– Номер можно заменить, – объяснил мне Силинь. – Минутное дело. А такую надпись надо счищать ножом, букву за буквой, если только под рукой нет горячей воды. Но для этого нужно время и условия. Так что придется нам поторопиться, пока милый еще не спешит.

– Вы полагаете?..

– Пока я еще ничего не предполагаю. Едем!

В комнате отдыха, сидя на кушетке и перегородив своими длинными ногами выход, дремала следователь Байба Ратынь. Без очков лицо ее казалось беззащитным, совсем детским, невзирая на капитанские погоны на ее милицейском кителе: как и Силинь, на дежурство она явилась одетой по форме. Привычным движением она одернула юбку, чтобы прикрыть круглые коленки, и даже не открыла глаз.

– Что, поехали?

– Спи спокойно, – неожиданно мягко проговорил Силинь, – обойдемся без тебя. А где Андж окопался?

– Говорил, подремлет в машине. Боялся, наверное, скомпрометировать меня. Или себя. – Она открыла близорукие глаза и, увидев туманные очертания постороннего, спохватилась: – Что же ты не предупредил, что не один? Извините, я сейчас…

Но мы уже затворили за собой дверь.

На улице стояли белесые сумерки. Ни свет, ни тьма. Странно: далеко не сразу привыкаешь к тому, что стрелки передвинуты на час вперед. Через несколько месяцев покажется естественным в девять часов зажигать свет, но сейчас, три недели спустя после Янова дня, все еще тянет по традиции включить электричество, даже не дожидаясь полуночи.

– Как они не боятся засветло лезть в чужие машины?

– Самое удобное время, – не согласился Силинь. – Час назад лило как из ведра, а в такую погоду люди бегут, не глядя по сторонам. Забраться в машину – плевое дело, я сам знаю с дюжину таких приемов, когда это делается в пять секунд. Только не стану раскрывать их, не то бы еще используете мои советы при угоне.

– А если включится противоугонная сигнализация? – не отступал я.

– Не страшно, – усмехнулся он. – Пока кто–нибудь соберется выскочить на улицу, они в трех кварталах отсюда уже успеют вскрыть другую тачку. Я вот к своей машине приладил такой железный крюк, что соединяет руль с педалью сцепления. С тюремную решетку толщиной. Пусть–ка попробуют перепилить!

После такой лекции я был немало удивлен, увидев около театра довольно много машин. Силинь двинулся на розыски незадачливого владельца, а мы с водителем милицейского микроавтобуса приблизились к единственному пустому месту на тесно уставленной машинами всяких марок стоянке.

Воздух по–прежнему пахнул дождем, небо закрывал толстый слой облаков, мешая вечерним звездам отражаться во множестве лужиц. Сухой асфальтовый прямоугольник недвусмысленно свидетельствовал, что еще недавно здесь стояла машина. Но это позволяло судить разве что о размерах похищенного автомобиля – никаких других выводов сделать было нельзя. И даже предельно напрягая воображение, я не мог представить, с чего начал бы, окажись я сейчас на месте Силиня.

Андж, парень лет двадцати пяти, но уже с брюшком от постоянного сидения за рулем, пожал плечами:

– Все, что могли, мы уже сделали, не тащить же сюда собаку, эксперт тоже не скажет ничего нового. Глухое дело. На этот раз, может, и повезет, потому что мужик вовремя спохватился. Не успеют отогнать в лес или в какой–нибудь гараж. Иначе через два дня она уже сменила бы цвет и номер, а тогда – ищи иголку в стоге сена.

– Выходит, такая кража – без малейшего риска?

– В наши дни без риска и к жене в постель не залезешь… Раньше или позже они все же попадаются – кто за спекуляцию крадеными колесами или приемниками, кто за нарушение правил движения, когда приходится предъявлять автоинспектору технический паспорт…

Когда мы вернулись к автобусу, в нем уже сидел Эгил Попик и под руководством Силиня писал так называемое объяснение.

– Да что мне тут объяснять? – протестовал он. – Словно бы мне надо оправдываться в том, что вы не уследили за моей машиной. Я не объясняю – я жалуюсь!

– Вы не суетитесь, гражданин, а пишите! – подбадривал его лейтенант. – Время дорого.

– Да, время! – словно опомнился потерпевший. – Сейчас жена уже беспокоится, куда я провалился, думает, наверное, что застрял в буфете. А когда узнает, закатит такой концерт – куда там всяким увертюрам и торжественным маршам. Может быть, товарищ лейтенант, вы вместе со мной…

– Ну уж нет, – энергично отверг предложение Силинь и, видя, что Попик вовсе не торопится писать, напомнил: – Кто же тогда станет разыскивать вашу машину?

Хитрый ход увенчался успехом. Подавленный несчастьем, а может быть еще и страхом, потерпевший схватил шариковую ручку и в графу «занимаемая должность» вписал «реквизитор». Затем снова отложил ручку в сторону.

– Дело не в машине. Инара вовсе не такая жадная – может быть, даже обрадуется, что меньше станет хлопот, а за страховку можно будет отремонтировать квартиру и купить импортную обстановку. Но она наверняка припомнит, что с самого начала хотела идти в театр пешком, и запустит свою любимую пластинку: «Ты со мной никогда не считаешься, думаешь только о своих удобствах, а не о моем здоровье…» И так далее. Слез будет больше, чем в сцене смерти в «Травиате».

– Время! – снова напомнил Силинь.

Эгил Попик некоторое время послушно писал. Но вдруг рука его замерла у графы, где надо было проставить дату.

– Гениально! – воскликнул он. – Скажу ей, что во время третьего действия отвел машину в гараж, чтобы после спектакля прогуляться до дома пешком и проветрить легкие. Только бы снова не начался дождь… Вы же найдете машину до утра, товарищ начальник?

В этом вопросе было столько боли и надежды, что Силинь ощутил потребность ответить столь же серьезно:

– Постараемся. Но ручаться не могу.

Загорелась красная лампочка радиотелефона, захрипел зуммер.

– Шеф появился, – сообщил голос Кати; перемежавшийся атмосферными помехами, он теперь скорее напоминал хриплый баритон, чем мелодичное контральто.

– И что он?

– Звонит домой по телефону, что же еще. Сообщает, что живым и здоровым добрался до цели своей прогулки. Так что не спеши, раньше чем через сорок минут он никогда не вешает трубку, – успокоила Катя.

Силинь все же заторопился.

– Так вот, гражданин, ваши семейные проблемы решайте без участия милиции. Если через полчаса ваше объяснение не будет на моем столе, пеняйте на себя! Андж, включи мигалку и газуй!

Андж, однако, спешить не стал. Он терпеливо выждал возможность спокойно выехать на улицу, потом постоял перед красным светофором. Он вообще славился тем, что соблюдал все правила движения, в том числе и те, нарушение которых едва ли не обязательно для всякой милицейской машины. «Тише едешь, дальше будешь», – возражал он на все упреки, а особо торопливых работников своей медлительностью доводил чуть ли не до бешенства.

То была очень хитрая политика. Андж мог бы посоперничать с любым гонщиком, однако зная, сколь высоко ценит быструю езду начальство, он опасался, как бы его не забрали в министерство, определив в шоферы к одному из заместителей министра. Тогда пришлось бы распрощаться с выходными, а заодно и с автошколой, в которой Андж неплохо прирабатывал, где его обожали курсантки и где регулярно бывали вечеринки, на которых обмывались водительские права. На вечеринках во время «дамских» танцев Анджа так и осаждали поклонницы. Его небывалая популярность основывалась на многих причинах. Прежде всего он был холост, во–вторых, в отличие от прочих инструкторов, никогда не прибегал к грубости – даже когда мотор по вине курсантки глох посреди трамвайных рельсов. Он и тогда не произносил ничего обидного, ограничиваясь словами: «Спокойно, девушка, спокойно». В–третьих, никогда не брал взяток, разве что сувениры на память после успешной сдачи экзаменов. А экзамены с первого раза сдавали даже самые нервные дамочки – потому что (в–четвертых) автоинспекция также относилась с уважением к его незапятнанной репутации и не придиралась к таким мелочам, как не выключенный вовремя указатель поворота или слишком резкое торможение. Я в свое время тоже учился у Анджа и едва не подставил под удар его доброе имя, когда во время экзамена бросил руль и стал колотить по спине сидевшего рядом инструктора, который непрерывно кашлял, чтобы тем отвлечь мое внимание от обстановки на проезжей части.

В оперативном помещении былая сонливость сменилась приятным моему журналистскому сердцу оживлением. Не желая подслушивать частные разговоры начальника уголовного розыска, сюда перебрался и ответственный дежурный по городу. Сейчас он пояснял Байбе Ратынь:

– Вот только освободится место начальника отделения, я сразу вернусь на настоящую работу, где у каждого дела есть начало и конец и где видишь результаты своих трудов. Полковник Дрейманис не возражает.

Я подумал, что наконец познакомлюсь с начальником уголовного розыска города, о котором мне доводилось слышать очень много противоречивого. Например, что он заносчив и заботится только о своем самочувствии. Что он глубоко переживает чужие беды и на этой почве нажил себе инфаркт. Что после возвращения на работу стал еще упрямей прежнего и без конца повторяет одни и те же байки о своих успехах в молодости. Что он способен вновь и вновь анализировать обстоятельства дела, ища аналогии в прошлом, лишь бы докопаться до истины. Что он так подолгу засиживается на работе только потому, что дома уже надоел всем своими бесконечными жалобами на подорванное здоровье, здесь же подчиненные встречают его нытье весьма сочувственно. И что он никогда не жалеет себя и для общего блага готов позабыть о своих хворобах. Что о больном сердце он вспоминает, лишь когда это ему выгодно, и глотает таблетки, чтобы вызвать смущение у собеседников. И что он сознает свою ответственность, знает меру своим силам и прежде времени весел не бросит. Одним словом, он, как все талантливые люди, был сложной и многогранной личностью.

– Вот и я так же думаю! – тем временем откликнулась на слова Козлова Байба Ратынь. – Помнишь, в свое время и я хотела сменить работу, только, как говорится, в диаметрально противоположном направлении. С утра до вечера возись с одними подонками, а тут еще ваши грубые шуточки, вечные кровавые рассказы, жаргон, который и отталкивает и в то же время прилипает. Никогда не забуду выражение лица моего мужа, когда впервые крепко выругалась дома – не со злости, а просто так. Ну, так, как вы это делаете – чтобы выразиться посочнее, с перчиком. Он тогда уже сидел над кандидатской диссертацией и вращался в утонченном обществе саласпилсских физиков.

Она тихо засмеялась, но в смехе не ощущалось веселья. От возбуждения щеки ее раскраснелись, карие глаза за толстыми очками блестели, обрамлявшие лицо пряди темных, без блеска, волос придавали лицу выражение лукавства, и тем не менее назвать эту тридцатилетнюю женщину привлекательной было трудно. В ней чувствовалось что–то, граничащее с фанатичностью, какая–то односторонность, и ни в словах, ни в движениях ее не было той непринужденной легкости, какую мы так ценим в женщинах и на работе, и дома.

– Ладно, в то время это было бы не бог весть как разумно: мы фактически жили на мою зарплату. Но теперь муж зарабатывает прилично, девочкам нужна мать, а не вечно занятая тетя, которая поминутно вслушивается, не звонит ли телефон. Муж мог устроить меня юрисконсультом, потом мне предлагали перейти в отдел виз, там тоже нужны люди с юридическим образованием. Хорошо обставленный кабинет, свежие цветы в вазе, проспекты с цветными фотографиями, солидные, вежливые иностранцы, никаких сверхурочных – можешь и отвести дочек в садик, и забрать вовремя домой, чего же еще? Но стоило мне представить эту скукотищу – даже мурашки забегали. Нет, это не по мне…

– Знаешь, что я тебе скажу? – откликнулся на ее исповедь Силинь. – Будь я твоим мужем…

Ему не удалось закончить. Резко зазвонил телефон, соединявший городскую дежурную часть с автоинспекцией.

– Докладывает капитан Яузе. Пятьдесят третья машина только что засекла разыскиваемые «жигули» номер 35–40 ЛТУ и следует за ней по пятам. Ждет распоряжений.

Я при всем желании не смог бы изобразить, как майор Козлов в мгновение ока возник у телефона. Наверное, сработала накопленная за время продолжительного отдыха стартовая скорость.

– Кто за рулем?

– В угнанной машине – двое мужчин, в нашей – сержант Аспа Вайвар. Одна, потому что Буркова со вчерашнего дня в декрете.

– Обойдемся без интимных деталей, – недовольно поморщился Козлов и, прикрыв микрофон ладонью, неожиданно резко бросил Байбе Ратынь: – Вот видишь! А если бы обе они, как и полагается женщинам, занимались бумажками, то в машине сейчас сидели бы два мужика, и воры были бы, считай, у нас в руках. – Он взял телефон со стола и, таща за собой длинный шнур, подошел к плану города. – Продолжаем прерванный разговор. Где находится наш бдительный сержант, в каком направлении движется?

Ощутив в вопросе оттенок пренебрежения, капитан сухо ответил:

– В районе Пурвциемса. По третьему каналу можете связаться непосредственно.

Катя уже переговаривалась по радиотелефону:

– Пятьдесят третья! Вызываю пятьдесят третью!

– Пятьдесят третья слушает! – донесся сквозь треск помех взволнованный, прерывистый женский голос.

– Докладывайте! – приказал майор.

– Переехали через Деглавский виадук. Скорость – около шестидесяти. Они пока не заметили, что их преследуют, на моей машине нет отличительных знаков.

– Очень хорошо. Постарайтесь не вспугнуть. Следуйте за ними на достаточном расстоянии, связывайтесь с центром через каждые пять минут. Постараюсь прислать подкрепление. Все.

Он положил трубку, нагнулся к другому микрофону, но передумал и кивком подозвал Оскара.

– Будем считать, что тебя сегодня нам сам бог послал. Давай, покажи, чему ты научился на новом месте. Куда обычно загоняют краденые машины, где их раздевают?

– Сейчас поглядим. – Силинь всмотрелся в план. – Пока еще у них много возможностей. Смотри сам. – Его палец скользил по лабиринту улиц. – Московское шоссе, Лубанское направление, Видземские леса, не говоря уже о кольцевой дороге. Но их ограничивает бензин: они же не знают, что лампочка только что зажглась. Значит, будут ехать напрямик.

– Куда? – нетерпеливо повторил майор.

– Туда, куда договорились и где компаньон поджидает их с машиной, чтобы увезти добычу. Дай сообразить. – Он растопырил пальцы правой руки и стал водить ими по рижской окраине. – Похоже, что ближе всего – Улброкские заросли. Но порой у них такая логика, что не рассчитаешь.

Майор не стал спорить. Трудно было сказать, согласился ли он с выводом Силиня или скорее принял его в качестве рабочего варианта, чтобы не гадать на кофейной гуще.

– Внимание! Вызываю все патрульные машины, находящиеся на северо–востоке города, в треугольнике Пурвциемс – Межциемс – Кенгарагс! – От сонливости майора не осталось и следа, сейчас Козлов походил на полководца, отдающего войскам приказания перед битвой. – Следует перекрыть путь автомашине «жигули–супер–люкс» чернильной окраски. Номер машины 35–40 ЛТУ, она пытается вырваться из города. В машине двое мужчин, не исключено, что они вооружены. Чтобы избежать аварии, по возможности воздержитесь от преследования. Немедленно свяжитесь с…

Словно только и дожидаясь этих слов, сержант Вайвар прервала инструктаж майора. На этот раз в ее голосе слышался неподдельный азарт:

– Говорит пятьдесят третья. Объект внезапно резко увеличил скорость. Чтобы не отстать, приходится держать около ста. Движемся по улице Дзелзавас.

– Спросите, а с чего это они так заторопились? – проговорил кто–то у меня за спиной.

Я оглянулся. В открытых дверях стоял тучный седой полковник. Никем не замеченный, он, видимо, вошел уже достаточно давно, но только сейчас счел нужным вмешаться. Говорил он негромко, но с такой дикцией, которая позволяла словам преодолеть расстояние от стены до микрофона, а оттуда – до одинокой девушки–сержанта в машине автоинспекции.

– Дважды оглядывались, потом сделали левый поворот под красный свет. Я не отставала от них, и это, видимо, их напугало. Разрешите обогнать и преградить дорогу.

– Категорически запрещаю! – даже не посмотрев на полковника, отрубил ответственный дежурный. – Включите дальний свет, может быть, опознаете кого–нибудь из них.

Некоторое время стояла тишина. Но когда уже казалось, что сержант Вайвар отключилась, ее голос зазвучал снова. На этот раз в нем слышалась безнадежность.

– Мне за ними не угнаться. Они жмут, как сумасшедшие, крутят по новым кварталам, ныряют в проходные дворы… – дальнейшие слова растворились в чем–то, напоминающем всхлипывания.

– Странно, – разочарованно сказал Силинь. – А я–то собрался пригласить Аспу в нашу команду по ралли.

– Чего вы хотите от женщины, – поджал губы Козлов. Но тут же вспомнил, что микрофон не выключен, и строго приказал:

– Внимание! Остается в силе распоряжение заблокировать выезды из Риги. Экипажам ближайших патрульных машин немедленно направиться к сержанту Вайвар!

Я ощутил неудовлетворенность. Мысленно я уже сочинил нечто вроде радиорепортажа о гонке между стражами закона и его нарушителями, победить в которой должен был, разумеется, закон. А такой вот ничейный счет вряд ли удовлетворил бы читателей.

– Птички были почти что в клетке, надо же – такая незадача, – сокрушенно вздохнул Силинь. – Был бы за рулем я – эти субчики узнали бы, что такое настоящий кросс… Ну ничего, главное – удалось напасть на след.

Удивленный неожиданной вспышкой оптимизма, я повернул голову и увидел Эгила Попика. Его тащила за руку энергичная пожилая дама, длинное нарядное платье и оголенные плечи которой, уместные на премьере, здесь выглядели несколько странно. За другую руку потерпевшего пытался удержать молоденький милиционер, усилия которого, однако, оказались тщетными.

– У моей супруги – важные сведения, которые могут помочь розыску! – прохрипел Попик.

Странно, но выглядел он сейчас бодрее прежнего, словно бы все невзгоды, связанные с угоном машины, его уже миновали. Сутулая спина, казалось, распрямилась, он стал даже выше ростом и мог теперь поглядывать на жену сверху вниз. Оказалось, что и у него был свой козырь, и это сразу уравняло отношения супругов.

– Говори, Инара, – потребовал он. – Расскажи, что же ты столь легкомысленно засунула в «бардачок»?

Супруга сделала кислую гримасу.

– В отделении для перчаток лежали квитанции химчистки. Кто же мог подумать, что мой муж позволит украсть нашу машину? Все мое белье… – Она говорила все более возбужденно. – А кто уговаривал меня не стирать самой, поберечь руки? Он! И теперь на моих льняных простынях будут валяться грязные воры! Даже если я получу их обратно, никогда больше не смогу спать на них спокойно, будет мерещиться всякая нечисть…

– Выйдите в коридор и напишите заявление с указанием химчистки, – сказал полковник Дрейманис. – Этим вы нам очень поможете, спасибо!

Как ни странно, она тотчас же подчинилась.

– Вы устроите там засаду? – с надеждой спросил Попик.

– Таких дураков среди современных воров не осталось, – махнул рукой Силинь. – Они не меньше вашего читают детективы, смотрят фильмы… Мы на всякий случай предупредим химчистку – хотя грабителям сейчас их собственная безопасность куда дороже, чем самые белые простыни. Скажите, сколько у вас на самом деле оставалось бензина?

– Когда выезжали, лампочка мигала, – прикинул Попик. – Километров на тридцать–сорок, не больше, и то если ехать экономно.

– Об этом сейчас говорить не приходится: они жмут на всю катушку. Оставьте ваш телефон и отведите жену домой. Очень возможно, ночью я позвоню.

– Товарищи начальники! Мы ведь потерпевшие, так сказать, жертвы вашей недостаточной бдительности, – угодливой улыбкой Попик попытался смягчить остроту упрека. – Не отвезете ли вы нас домой?

– Это значило бы оторвать машину от общего розыска. Вы этого хотите? – Усмешка Силиня тоже не соответствовала его словам. – К тому же ночные прогулки, если не ошибаюсь, способствуют хорошему самочувствию вашей супруги.

Ну ладно; а что же я до сих пор собрал? Материал для небольшой зарисовки о заурядной милицейской ночи, какой можно будет опубликовать под успевшей уже надоесть рубрикой «Наблюдения и раздумья». Несколько шпилек в адрес мещанства, несколько выводов на уровне «В–их–ра–боте–мелочей–нет». Блестка–другая юмора, одна–две щекочущих нервы детали, какие, надо надеяться, удастся почерпнуть из повествования сержанта Вайвар. Одним словом, типичная статейка для воскресного номера. Ничего не поделаешь, придется, не поддаваясь усталости, проторчать здесь до утра. Интересно: Козлов уже весь кофе выдул?

– Добрый вечер, – откликнулась тем временем Катя на приветствие какого–то нового невидимого собеседника и тут же сморщилась, словно от глотка переслащенного чая. – Вы нас не беспокоите, гражданин, это наша служба… Жена пропала? Минутку, сейчас запишу. Фамилия, имя, отчество, когда видели ее в последний раз? Ах вот как, сегодня не возвратилась с работы. А когда она, по–вашему, должна была прийти? Полчаса назад? Ну, знаете ли, гражданин, вы действительно беспокоите. – Она хотела уже положить трубку, но заметила предупреждающий жест полковника и уже другим тоном закончила: – С вами будет говорить начальник уголовного розыска.

– Полковник Дрейманис у аппарата, – произнес тот, когда телефон переключили на внешний динамик. – Рассказывайте, гражданин, все, что у вас на душе, только, пожалуйста, по порядку.

– Биографию с рождения? – осмелился пошутить звонивший.

– Достаточно будет, если начнете со дня свадьбы.

Честно говоря, я не мог отделаться от подозрения, что полковник хочет таким способом немного скрасить скуку или же найти оправдание своему позднему пребыванию здесь. И все же, как и все прочие, вслушивался в голос незнакомого мужчины. В нем не ощущалось ни малейшего признака хмеля, разве что преувеличенная забота о безопасности жены и словно бы какое–то чувство вины.

– Поженились мы четыре года назад, и в результате гармоничного брака два года назад у нас родился сын.

Что он паясничает, почему не может простыми словами сказать, что любит жену и счастлив с нею? Но таково уж наше время: боясь впасть в сентиментальность, люди скрывают свою сердечность за напускной иронией, а самые прекрасные слова загнали в подполье.

– Своей квартиры у нас еще нет, так что зимой живем на даче родителей жены, словно лебеди с подрезанными крыльями. Кстати, и фамилия моя соответствует: Гулбис – лебедь. Марис Гулбис, жену зовут Лигитой, она на год старше меня, ей, значит, неполных двадцать семь, работает звукооператором в радиокомитете, – продолжал он. – Раньше, когда она возвращалась с вечерней смены последней электричкой, я встречал ее на станции, а на этот раз не смог: сынишка захворал, и я побоялся оставить его одного. У меня и сейчас земля горит под ногами, потому что звоню по единственному автомату в поселке.

– Вы не допускаете, что она задержалась на работе? – спросил полковник.

– Я звонил в радиокомитет. Вахтер видел, как она уходила вместе с двумя сослуживцами.

– А им вы позвонили?

– У меня больше нет двушек. Будить соседей неудобно, все уже спят.

– Ясно, а в милицию позвонили потому, что ее вызвать можно и без монетки, – заключил Дрейманис; недаром он был опытным криминалистом, – Договоримся так, товарищ Гулбис: сейчас бегите домой, и если жена вернулась, сообщите нам минут через десять. Успеете? С ее коллегами, если понадобится, я свяжусь сам. Да, на всякий случай – ваш адрес.

– Поселок науки и техники, восьмая линия, дом три. И еще раз – простите за беспокойство.

– Вы случайно не в сфере обслуживания работаете?

– Нет. Заместителем начальника цеха.

– Вот почему вы такой вежливый, – протянул полковник. – Ну, доброй ночи.

Первый радиокомитетчик, которого разбудил звонком Силинь, был сердит и неразговорчив. С женой Гулбиса они дошли вместе только до ближайшего угла. Может быть, больше сможет рассказать Рич Стипран, он обычно ездит тем же поездом, у него там на даче вроде бы даже телефон есть. Нет, номера он не знает – позвоните в милицию, там скажут… Последние слова показывали, что человек действительно еще не проснулся по–настоящему.