Текст книги "Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи"

Автор книги: Гульельмо Ферреро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Новая дипломатия

Презирать всех иностранцев, облагать их произвольной податью и пользоваться всеми средствами – таковы были принципы новой дипломатии, которая вероломными и коварными интригами низвела до положения вассалов союзные государства: Родос, Пергам, Египет. В независимых городах Греции, в великих империях Азии она возбуждала раздоры, шпионство, мятежный дух, междоусобные войны, покровительствуя людям и партиям наиболее презираемым, дабы властвовать без усилий и опасности. С этих пор стали смотреть на всякое вероломство по отношению к варварам как на вещь вполне законную; полагали, что на них можно нападать и истреблять без всякого повода и без объявления войны,[78]78
  Ibid., XLII, 7, 8; XLIII, 1 и 5.


[Закрыть] в то же время натравляя их против цивилизованных государств, когда это казалось более выгодным.[79]79
  Appian. Mithr., 13; Reinach. M. E., 96.—Хороший очерк внешней политики Рима за этот период принадлежит молодому итальянскому историку Conrado Barbagallo (R. R. E.).


[Закрыть] В кавалерии turmae – мы сказали бы полки, – в которых служили молодые люди богатых фамилий, доставляли много хлопот полководцам своей недисциплинированностью.[80]80
  Cat. Or., 5.


[Закрыть] В знатных семьях женщины приобрели более свободы; они освободились от вечной опеки мужа и получили право свободно распоряжаться своим приданым; прелюбодеяния и разводы следовали один за другим, домашний же суд более почти не созывался.

Сожаления о прошлом

Знатные фамилии, гордые и суровые, сохранившие старые традиции, люди, выдающиеся по своему уму и характеру, старики, видевшие вторую пуническую войну, педанты, недовольные, завидующие новым состояниям по различным мотивам, сожалели тогда, как Данте в начале XIV столетия[81]81
  Dante. Parad, 15, 99: Si stava in pace sobria e pudica.


[Закрыть] или современные клерикалы и консерваторы, о тех временах, когда Рим «жил в мире, скромный и целомудренный». Они сетовали на грубую алчность откупщиков, на разложение семей, на вероломство новой дипломатии, на вторжение азиатских нравов. Время от времени они даже добивались принятия какого-нибудь закона против злоупотреблений и заставляли выбирать кого-нибудь из своих сторонников на государственную должность. Иногда также громкий скандал волновал общество и приводил его в негодование.

Смягчения наказаний для римских граждан

Но общественный гнев успокаивался; магистраты возвращались в частную жизнь; речи и законы мало-помалу забывались;[82]82
  Liv., XLII, 22; XLIII, 2.


[Закрыть] суровость старых времен ослабевала не только в общественном мнении, но и в законах, отменивших к началу второго века телесное наказание и смертную казнь для римских граждан как в Риме, так и в провинциях;[83]83
  Lange. R. А., II, 519 сл.


[Закрыть] отменено было также телесное наказание в войсках, и для осуждения на смертную казнь солдат, бывших гражданами, была введена менее поспешная процедура.

Расширение избирательного права

Таким образом, несмотря на неудовольствия и скандалы, алчность, роскошь, личная и семейная гордость распространялись среди знати; дух клиентелы и касты, узы дружбы или семьи, честолюбие, страсть к деньгам получали все больший перевес над чувством долга, и усилия ускорить торговую революцию древнего сельского общества делались более интенсивными и более решительными. Многие цензоры, например Тит Квинций Фламиний, Марк Клавдий Марцелл, Марк Эмилий Лепид, Марк Фульвий Нобилиор, неоднократно в течение тридцати первых лет века переделывали списки граждан с целью увеличить при выборах значение мелкого городского люда в ущерб средним деревенским классам. Они не только легко вписывали в число граждан латинян, пришедших в Рим для занятия мелкой торговлей и низкими ремеслами, но и давали политические права вольноотпущенникам, которые все были иностранцы; они заставляли их вотировать в тридцати одной сельской трибе, пользуясь ими для уменьшения господства деревенских избирателей во всех округах и создавая разнородную космополитическую массу избирателей с демагогической политикой, подобную которой мы находим, быть может, только в современных Соединенных Штатах. Странная ирония истории! Космополитическая демагогия иностранцев, случайно прибывших в метрополию как временные гости, произвела решительный переворот; в результате его должна была создаться империалистическая политика и римская империя, несмотря на противодействие чисто римской части населения, не желавшего оставлять нравы и политику своих отцов.[84]84
  Ср. об этом важном вопросе: Neumann. G. R. V., 88 сл.; Lange. R. А., II, 218 сл., 249 сл.; Nitzsch. G. V., 132 сл.


[Закрыть]

Новое воспитание

Однако вместе с торговым духом, с мировым господством и космополитизмом прогрессировала и умственная культура – последняя и страшная сила разрушения старого общества. Греческая философия, особенно стоицизм, изучалась в знатных семьях и подготовляла умы к восприятию общих идей. Политические теории о демократии и тирании, выработанные греками, становились известными и обсуждались знатью, до сих пор правившей при помощи традиционного эмпиризма. Литературные попытки, начатые за полстолетие до того, теперь среди этого этнического, умственного и общественного брожения в Риме и при участии писателей, вышедших из этого космополитического общества, принесли, наконец, свои плоды в виде первых произведений, достаточно оригинальных и совершенных, чтобы быть причисленными к классическим. Умбриец Плавт чистым и сильным языком написал самые лучшие латинские комедии. Из полугреческой Калабрии явился в Рим Энний, отец латинской литературы, который ввел в Нации гекзаметр, написал в стихах римскую историю, льстя гордости своих покровителей, и хорошую поваренную книгу, чтобы удовлетворить их обжорство. Живописец и поэт из Брундизия Пакувий написал трагедии, долго пользовавшиеся известностью; комедии писал и Стаций Цецилий, галл, вероятно миланец, взятый в плен во время завоевания цизальпинской Галлии и проданный в Рим в качестве раба. Греческая живопись и скульптура, напротив, были еще весьма мало известны и только художники греческих колоний на юге Италии работали на весь полуостров и на Рим.

Павел Эмилий и реакция

Война против Персея (172–168), сына Филиппа Македонского, который пытался снова завоевать области, утраченные его отцом, пробудила, казалось, реакцию против торгового духа новой эпохи. Война вследствие неспособности полководцев и недисциплинированности солдат началась поражениями, до такой степени поколебавшими престиж Рима на Востоке, что многие мелкие государства и города восстали, а Антиох Сирийский осмелился взяться за оружие и завоевал Египет. Но народ спохватился и выбрал для ведения войны Павла Эмилия, славного современника поколения, сражавшегося с Ганнибалом, уже долгое время жившего на покое. Его блестящие победы вернули к власти консервативную партию. Он добился от сената утверждения мира, отнюдь не соответствовавшего идеям новой дипломатии: вся огромная добыча, исключая незначительную часть, розданную его солдатам и друзьям, была внесена в государственное казначейство; Македония была разделена на четыре части, каждая с особым управлением и с запрещением торговли друг с другом; на нее была наложена подать, равная половине той, которую Македония уплачивала своему царю; золотые рудники были закрыты, чтобы римские капиталисты не наводнили страну.[85]85
  Liv., XLV, 18 и 29.


[Закрыть] В то же самое время цензоры Тиберий Семпроний Гракх и Гай Клавдий с большой строгостью пересмотрели в Риме списки всадников, старались обуздать жадность предпринимателей и уменьшить могущество космополитической демагогии, изгнав вольноотпущенников из сельских триб и вписав их всех, по-видимому, в одну трибу.[86]86
  Nitzsch. G. V., 162 сл.; Lange. R. А., II, 277.


[Закрыть] Одно время устрашенный сенат и комиции, казалось, желали вернуться назад и привести Рим в его прежнее состояние;[87]87
  Lange. R. A., II, 228.


[Закрыть] но этот поворот продолжался недолго. За миром благодаря огромным суммам, внесенным в государственное казначейство Павлом Эмилием, последовало быстрое обогащение всех классов,[88]88
  Polyb., XXXII, 11.


[Закрыть] скоро увеличившее порчу нравов и заставившее забыть все несчастия войны.

Новые войны на Востоке

Римская дипломатия сделалась более дерзкой, более жестокой, более вероломной с тех пор, как после падения Македонии римская республика почувствовала себя господствующей державой на Средиземном море. Цари Вифинии и Пергама, явившиеся с выражением преданности, были отвергнуты с пренебрежением; Антиох, словно слуга, получил от Попилия грозный приказ снять осаду Александрии. Те, кто в Азии и Греции колебались стать на сторону Рима, были сурово наказаны: Делос был отдан афинянам, Антисса разрушена; во всех городах Греции выдающиеся лица были казнены или отведены в Италию, в числе их более 1000 ахеян, между которыми был По-либий, величайший историк древности. Партия большинства желала также разрушения Родоса, говоря, что последний желал поражения Рима во время войны и что он стал слишком высокомерен; в действительности же хотели его разграбления;[89]89
  Aul. Gel., VII, 3, 6.


[Закрыть] сенат удовольствовался тем, что разорил его торговлю: Родос имел большие торговые склады и получал большие доходы с таможенных пошлин.[90]90
  Polyb., XXXI, 7.


[Закрыть] Делос был объявлен открытым портом, и торговые операции этого острова настолько увеличились, что он мог соперничать с Карфагеном и Коринфом.[91]91
  Hommole. В. С. H., Vili, 93 сл.


[Закрыть]

Пятнадцатилетний мир

Но после войны с Персеем все мало-помалу слабеет – война, торговля, спекуляции. После покорения цизальпинской Галлии, полного ослабления Лигурии, Испании и Востока случаев для вмешательств и важных войн с 168 до 154 г. не было. Вследствие этого сделались редки военные поставки и уменьшилась необычайная прибыль, получаемая знатными и крестьянами.

Приостановка развития торговли и спекуляций

Точно так же вместо ежегодного увеличения остановились и общественные работы, когда к концу тридцатилетия были закончены великие предприятия, необходимые новому положению Рима в Италии. Государственное казначейство, не расходуя всего, имело в 157 г. 16 810 фунтов золота, 22 070 фунтов серебра и более 61 миллиона фунтов серебряной монеты.[92]92
  Plin. Н. N., XXXIII, 3, 55.


[Закрыть] Сама спекуляция на общественные земли приостановилась, потому что большая и лучшая часть ager publicus была уже арендована, разделена между колониями или раскрадена могущественными фамилиями. Торговля делала менее быстрые успехи, раз более редкими сделались внезапные барыши; поколение, явившееся после войны с Персеем, не знало таких легких и быстрых обогащений, как поколение предшествующее.

Рост роскоши

Напротив, перемена в нравах, вызвавшая рост потребностей и расходов, нисколько не остановилась; она даже стала интенсивнее в этом поколении, более стремившемся к удовольствиям, к деньгам, к возбуждению и менее склонном к тяжелому труду, нежели поколение предшествующее. Так всегда в истории: желание расширить свой образ жизни сначала появляется только у некоторых лиц, но если они не будут побеждены сопротивлением прежних нравов, ими нарушаемых ради своего удовлетворения, то число желающих участвовать в новых наслаждениях с каждым поколением увеличивается и желания их возрастают благодаря заразительности примера и почти механической неизбежности событий во время гибели древнего общества; не умея более жить по-старому, все более и более стремятся жить по-новому. Тогда изменяется всё: традиции, учреждения, идеи, чувства, удовлетворяя всеобщую потребность в более совершенной жизни. Таким образом, во второй трети этого столетия расходы на жизнь росли не только в Риме, но и повсюду в Италии, в городе и в деревне. Потребности увеличивались; изысканность стола[93]93
  Доказательством этого служит распространение на всю Италию в 143 г. вместе с lex Didia cibaria действия закона lex Fannia, направленного против оргий и расточительности на пирах. Ср.: Macrob. Sat. III, 17.


[Закрыть] и распутства всякого рода делали быстрые успехи;[94]94
  Plin. H. N.. XVII, 25, 244; Polyb., XXXII, II.


[Закрыть] цены на предметы промышленности повысились, без сомнения, вследствие обилия денег; напротив, доходы большинства собственников уменьшились; чрезвычайная военная прибыль делалась более редкой. Земли в окрестностях Рима, однако, приносили много дохода ввиду роста населения и богатства города. Циспаданская Галлия пострадала менее, чем другие области;[95]95
  Mommsen. R. G., I, 852.


[Закрыть] Эмилиеву дорогу часто посещали армии, направлявшиеся в долину реки По, купцы и караваны рабов, скота и пастухов, двигавшиеся из Рима, – и города, основанные на ее протяжении, вели хороший торг продуктами соседних деревень.

Трудное положение и падение земледелия

Но не то было в областях, расположенных вокруг уединенных городов, в стороне от больших дорог, особенно в южной Италии. Италийские землевладельцы возделывали преимущественно хлеб и лишь небольшое число виноградных лоз и оливковых деревьев,[96]96
  Weber. R. A. G., 223, 224.


[Закрыть] но хлеб в древнем мире, даже в странах с хорошими дорогами, приходилось продавать на соседних рынках, потому что издержки и риск отдаленной перевозки слишком повысили бы его продажную стоимость. Другие продукты – вино и масло – были редки, дурного качества и часто по недостатку дорог недоступны для перевозки. Мелкие и средние собственники какой-нибудь отдаленной области Италии, теснимые нуждой в деньгах и всевозрастающими расходами, иной раз производили более или сами менее потребляли, продавая остальное на рынках по такой низкой цене, что изумляли жителей Рима, где жизнь была так дорога.[97]97
  О необычайной дешевизне припасов в долине По см.: Polyb., II, 15.—То же должно было происходить и во всех областях, удаленных от больших дорог.


[Закрыть]

Бегство из деревень

Деревни Италии изнурял бич ростовщичества; многочисленные семьи, в течение веков мирно сидевшие вокруг родного очага, вынуждены были искать приключений на больших дорогах Италии и всего мира. Древнее италийское земледелие стало падать, и вместе с ним медленно погружалась в океан прошлого и федеральная Италия осков, сабеллов, умбров, латинов, этрусков, галлов с бесчисленными городами, укрепленными башнями и стенами, – Италия мелких союзных республик, латинских колоний и римских муниципий. Многие из финансистов и сенаторов, выдвинувшихся в Риме в начале следующего века, происходили из муниципий и латинских колоний.[98]98
  Willems. S. R. R., I, 179 сл.


[Закрыть] Следовательно, можно предположить, что полстолетия назад много хороших фамилий из муниципий, латинских колоний и союзных городов, начавших беднеть, переселялись в Рим, где могли надеяться поправить свои дела и скромно жить, не краснея перед людьми, знавшими их в лучшем положении. Подобным образом и в среднем классе многие молодые люди были вынуждены покинуть деревню для соседнего города, надеясь там разбогатеть; не находя работы в маленьких городах, обедневших вследствие выселения знатных фамилий и возрастающей нужды крестьян, они в большинстве направлялись в Рим. Борьба за существование начинала усиливаться и в Риме и в Италии; во всех ремеслах и во всех предприятиях, за которые только можно было браться с небольшим капиталом, развивалась конкуренция, а прибыль уменьшалась: нищета начала вить гнезда повсюду в обширных болотах, всегда заражавших своими миазмами воздух, вдыхаемый богатыми. В Риме, где все теснились, привлекаемые богатствами метрополии, голод сделался обычным грозным явлением. При всевозрастающих размерах и увеличении населения город должен был искать хлеба для своего прокормления на рынках более отдаленных; но чем дальше был рынок, тем более дорожал хлеб в Риме, и когда случался неурожайный год, простой народ страдал от голода и входил в долги.[99]99
  См. об этом кризисе Приложение А.


[Закрыть]

Упадок знати

К этому присоединилось другое зло, еще более тяжелое – обеднение, порча и исчезновение старой римской аристократии, прогрессирующий физический, экономический и моральный упадок правящего класса Рима. В знатных фамилиях, разбогатевших в счастливый период начала столетия, гордость и распущенность сгубили много молодых людей, выраставших ленивыми, тупыми и порочными. В других фамилиях, по неспособности или по гордости пренебрегших увеличением своих богатств, первое поколение еще могло жить по старым традициям, но следующие уже поддавались окружающим примерам. Много молодых людей запутывалось в долгах; одни распускали свою клиентелу, продавали дома предков, переселялись в нанятые квартиры,[100]100
  Ср. у Плутарха (Sul., I.) историю фамилии Суллы, типичный пример тогда очень частого упадка знатных фамилий и ужасающей развращенности знати в эпоху югуг/Гинской войны.


[Закрыть] пытаясь затеряться в толпе и жить на остатки своего состояния; другие же пытались приобрести деньги, занявшись политикой. Незаметно Рим стал управляться уже не аристократией, смотревшей на власть как на обязанность, но знатью, выродившейся, нуждающейся, стремившейся занятием государственных должностей приобрести себе богатство; несмотря на презрение и зависть к миллионерам, недавно вписанным во всадническое сословие, эта знать была связана с ними дружбой. Причины этого легко предположить. Подкуп, правда, еще не был так явно бесстыден, хотя по временам и возникали скандалы, как, например, с претором Гостилием Тибулом, уличенным в продаже своего решения по делу об убийстве в 142 г.[101]101
  Cicero. Ad. Att., XII, 5, 3; De fin., II, 16, 54.


[Закрыть] Но кто мог наблюдать невидимые подкупы, оргии, на которые богатые банкиры приглашали знатных нищих и обжор, помощь, даваемую на выборах деньгами и клиентелой, тайные дары, partes – мы сказали бы теперь акции, – дававшие участие в обществах откупщиков? Между тем некоторые наивные люди недоумевали, по какой причине золотые рудники Македонии, закрытые Павлом Эмилием, десять лет спустя были сданы в аренду римским капиталистам вместе с доменами македонского царя.[102]102
  Cicero. De lege agr., I, 19; Cassiodor, an. 596–158.


[Закрыть] Всякий раз, когда богатых всадников призывали к суду сената за преступления или нерадивость, на их защиту выступали влиятельные патроны и их оправдывали;[103]103
  Напр., см.: Cicero. Brutus, 22.


[Закрыть] уже можно было видеть финансистов, занимающих в театре почетные места и присваивавших себе знаки сенаторского достоинства.[104]104
  Lange. R. A., II, 317 сл.


[Закрыть] Деньги становились верховной властью республики.

Деморализация войска

Еще хуже – разлагалась армия. По мере того как в этой торговой олигархии ремесленников, вольноотпущенников, предпринимателей, судовладельцев, составлявших тогдашний римский народ, возрастали зажиточность, гордость, пороки, жадность, по мере того как вырождалась знать, которая теряла свой престиж и свои богатства и, стараясь только об увеличении доходов, не заботилась об общем благе, демократический дух, идея, что народ господствует над всем и должен распоряжаться всем, делала громадные успехи.[105]105
  Appian.Pun., 112.


[Закрыть] Эта идея еще не угрожала гибелью самому государству, но она уже разрушила дисциплину в армии. Чтобы не создавать себе многочисленных врагов, консулы при наборе делали исключения для большого числа римских граждан, особенно богатых, для которых военная служба в отдаленных странах, отрывавшая их от их дел и городских удовольствий, была невыносимым бременем. Офицеры не смели более наказывать граждан, которые впоследствии могли отомстить им при голосовании в комициях; они позволяли приводить в лагери рабов и любовниц, напиваться допьяна, принимать теплые ванны, совершать жестокости и грабежи, в результате чего трусость и низость обнаружились во всем войске.[106]106
  Ibid., 115–117; Hisp., 85.


[Закрыть] Изыскивались всевозможные средства, чтобы привязать господ империи к воинской повинности, понижая ценз для призываемых на военную службу, уменьшая срок службы до шести лет, давая отставку солдатам, сделавшим шесть кампаний,[107]107
  Nitzsch. G. V., 231.


[Закрыть] увеличивая контингенты латинских колоний и союзников, среди которых было еще много крепких земледельцев.[108]108
  Neumann. G. R. V., 17–18.


[Закрыть] Но с тех пор как легионы римских граждан стали служить примером лагерных скандалов, нельзя было поддерживать дисциплину и в когортах союзников и латинов; армия вырождалась в школу обжорства, грабежей и жестокости.

Начало римского империализма

Это медленное разложение военного, земледельческого и аристократического общества, начавшееся вместе с приобретением военной гегемонии на Средиземном море, породило и то, что мы охотно бы назвали настоящим римским империализмом. Дух грубого насилия и гордость росли вместе с богатством и господством во всех классах; жадность аристократов и капиталистов, страх перед военным упадком совершенно заменили мудрую политику вмешательств, представителем которой был Сципион, жестокой политикой разрушения и завоевания. Эта политика была начата объявлением третьей войны Карфагену (149), завоеванием Македонии (149–148) и Греции (146). В 154 г. вспыхнула в Испании война с небольшим союзным народом; ее считали неважной, но скоро одно поражение стало следовать за другим; еще хуже было то, что, когда в Риме увидали, что эта испанская война будет не простой военной прогулкой, а долгим и тяжелым испытанием, не нашлось более ни солдат, ни офицеров.

Разрушение Карфагена и Коринфа

Этот скандал, открывший всем военное падение государства, первые симптомы которого прозорливыми наблюдателями были замечены уже во время войны с Персеем, увеличил беспокойство, внушаемое все растущим благосостоянием и богатством Карфагена. Катон энергично повел кампанию, уже предпринимавшуюся им много раз, дабы побудить Рим разрушить своего соперника, прежде чем тот разрушит его самого. На этот раз предложение было принято при поддержке богатых капиталистов, желавших сделаться господами торговли между внутренней Африкой и Средиземным морем, и нищей аристократии, надеявшейся обогатиться от войны. Напрасно последние представители римской честности старались помешать этой ужасающей несправедливости. После вероломного объявления войны, после позорных поражений, после массы усилий и трехлетней войны, Карфаген был сожжен Сципионом Эмилианом, и его торговля перешла в руки римских купцов.[109]109
  Sueton. Тег. Vita, 1.


[Закрыть] В это же самое время Македония и Греция, ободренные неуспехом римского войска в Африке и Испании, восстали, но были побеждены, сурово подавлены, обращены в провинции, присоединены к империи и разграблены. Коринф, самый прекрасный из городов Греции, был сожжен. Несколько лет спустя, в 143 г., консул Аппий Клавдий, напав без объявления войны на Салассов в Пьемонте – Трансваале капиталистов того времени, отнял у них часть золотоносной территории, и тотчас римское общество взяло в аренду рудники, переправило туда более пяти тысяч рабов и сделало Виктумулы в области Верцелл центром торговли золотом в Пьемонте.[110]110
  Strabo, V. 1, 12 (218); Plin. Н. N.. XXXIII, 4, 78; L.V, 715.


[Закрыть] Таким образом, к первым симптомам слабости и упадка общественного духа в Риме присоединился буйный порыв гордости и жестокости, подобно вихрю уничтоживший до основания Коринф и Карфаген.

Просвещенные консерваторы

Однако люди просвещенные, как Катон, Семпроний Гракх, Сципион Эмилиан, Метелл Македонский, Гай Лелий, Муций Сцевола, Лициний Красс, Муциан, были испуганы. Они удивлялись новому могуществу и богатству Рима; они способствовали культурному развитию, как, например, Метелл, завоеватель Македонии, который, решив выстроить храмы Юпитеру и Юноне и окружить их обширным портиком, вызвал из Греции архитекторов и скульпторов, в том числе, как говорят, двух братьев – Поликлета и Тимархида, первыми познакомивших Рим с чисто аттической скульптурой.[111]111
  Ср. с текстом Плиния (H.N., XXXIV, 8, 52) рассуждения историков искусства: Brunn. G. G. К., I, 535 сл.; Overbeck. G. G. P., II, 428 сл.; В. С. Н., V, 390 сл.


[Закрыть] Но они не могли примириться со зрелищем гибели лучшей части древнего земледельческого и аристократического общества, семейной дисциплины, гражданского рвения, сдержанности страстей, согласия классов. В самом деле, что станет с Римом, если деревни будут непрестанно должать и безлюдеть, если все римские граждане, некогда земледельцы, превратятся в купцов, предпринимателей, ремесленников и нищих, если роскошь, нерадивость и развращенность знати все будут расти? Конечно, вероломная и ловкая политика Рима настолько ускорила падение великих государств Востока, что с их стороны нечего было опасаться: все государства от Пергама до Египта были до такой степени ослаблены и унижены интригами и насилиями сената и римских посланников, что скоро можно было видеть самое редкое явление во всемирной истории – самоубийство одной из самых богатых и могущественных восточных монархий. Аттал, царь Пергама, умирая, оставил в наследство римскому народу свое царство и своих подданных (133 до P. X.): единственный в древней истории пример, подготовленный, без всякого сомнения, долгими интригами, о которых, к несчастью, мы очень плохо осведомлены, но которые были одним из величайших дел римской дипломатии. Не двигая ни одного легиона, пользуясь только своим превосходством и своим престижем, чтобы двинуть вперед уже начавшееся разложение этого старого государства, Рим накладывал свою руку на одну из самых плодородных областей мира. Однако если римское могущество спокойно распространялось в Азии и во всем бассейне Средиземного моря, если были разрушены Коринф и Карфаген, то варварские народы Испании сопротивлялись, и война, истощая казну и уменьшая войско, все продолжалась, несмотря на опустошения и убийства, организованные римскими полководцами. Этого было достаточно, чтобы обеспокоить лучшие умы.

Консервативный инстинкт

Инстинкт самосохранения, который во все эпохи представляет такое большое сопротивление историческому движению и стремится избегнуть необходимых болезненных проявлений прогресса, пришел в смятение; со всех сторон поднялись жалобы, которые мудрые люди повторяют во все времена, когда меняются цивилизации. Многое хорошее и дурное гибнет вместе по высшему закону, смысл которого часто ускользает от современников. Последние судят о событиях по их первым результатам; они по инстинкту противятся разрушению того, что хорошо; они страшатся всегда окончательной гибели среди смены цивилизаций, которая напоминает лето на крайнем севере: необычайно долгий день, долгие сумерки, полное исчезновение всего во мраке короткой ночи, а потом снова заря, пробуждающая мир. Но когда человек, при полном блеске цивилизации, видит наступление медленных сумерек, он, боясь, как бы свет не погас навсегда, с беспокойством оборачивается назад, к заходящему солнцу. Просвещенные люди этого времени думали, что следует поддерживать все хорошее, что только было в старом обществе, присоединяя к нему лучшие приобретения новых времен. Они хотели соединить прошлое и настоящее; восстановить класс мелких собственников, поставлявших солдат,[112]112
  Сципион Эмилиан и Лелий еще до Тиберия Гракха предлагали давать земли бедным солдатам. Plut. Tib. Gr., 8.


[Закрыть] вернуть к древней простоте нравы аристократии,[113]113
  Ср. речь Сципиона Эмилиана у Aul. Gel., IV, 20.


[Закрыть] напомнить римлянам их обязанность производить многочисленное потомство.[114]114
  Ср. речь Метелла Македонского: De prole augenda Suet. Aug., 89; Aul. Gel., I, 6.


[Закрыть] Вечная иллюзия и противоречие людей каждой трудной переходной эпохи цивилизации было мучением и величием наиболее крупной личности этого поколения.

Сципион Эмилиан и Полибий

Публий Корнелий Сципион Эмилиан, сын Павла Эмилия, усыновленный сыном Сципиона Африканского, был выдающийся человек, почтенный ученый, великий полководец, с благородным характером, мало заботившийся о богатстве и удовольствиях, не растративший в кутежах своих прекрасных природных качеств. Друг и любимый ученик Полибия, великого мыслителя, открывавшего ему все тайны своего глубокого исторического знания, он понимал, что империализм кончит разрушением империи, что гордость, алчность, жажда удовольствий, безбрачие, все страсти торговой эры и обусловливаемая ими политика разрушат военное могущество Рима, внутренний порядок, согласие классов, и в метрополии империи спустят с цепи демагогическую анархию, в которую впадало столько греческих республик. И однако ему, одному из редких по способностям, храбрости и знанию людей выродившейся аристократии и единственному великому и энергичному полководцу своего поколения, пришлось исполнять все наиболее трудные и жестокие предприятия современного ему империализма, когда другие генералы не могли привести их к счастливому окончанию: сперва разрушение Карфагена, затем разрушение Нуманции в Испании, где все еще продолжалась война. Но мог ли он противостоять роковому ходу вещей? Ученик Полибия лучше других слышал издали шум водопада, к которому стремился поток времени, но он также с ужасающей ясностью видел невозможность повернуть обратно реку истории и ее роковой бег.[115]115
  Ср.: Meyer. U. G. G., 22.


[Закрыть]

Воспитание строителей империи

В этом же противоречии бились все те, в ком таилась злоба против современности: несчастные пролетарии, собственники, угнетенные догами, обедневшие фамилии аристократов, крайние консерваторы, недовольные слишком быстрыми переменами, и революционеры, недовольные их медленностью. Никто не мог предвидеть будущей награды за зло настоящего; все катилось в одну и ту же бездну бедствий; различные населения Италии смешивались одни в городах других, а все вместе в Риме, забывая местные традиции и наречия в общем стремлении завоевать состояние и отечество, более обширные; римский дух очищался от упорного невежества, узкого эмпиризма, грубых суеверий старых времен и приобретал в греческой школе научный дух. Без этого научного воспитания мир не увидал бы в следующем столетии появления архитекторов и рабочих, построивших чудесное здание империи; но современники Сципиона Эмилиана видели только, как гибнет старое общество, дезорганизуется армия, растет нищета и подобно грозной туче поднимается над Римом величайший ужас истории: гражданская война богатых и бедных.