Текст книги "Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи"
Автор книги: Гульельмо Ферреро
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
Деморализация демократической партии
К несчастью, и на этот раз Красс, всегда завидовавший своему товарищу, решился стать на его дороге и составить ему упорную оппозицию. Во врешней политике он защищал дело Лукулла, бывшее делом консервативной партии, с таким ожесточением, что оба консула сейчас же поссорились по всем пунктам.[415]415
Plut. Pomp., 22.
[Закрыть] Подобный раздор мог быть только гибельным для народной партии, которая с трудом оправлялась после такого долгого преследования и не обладала такой прочной организацией, как консервативная партия, несмотря на свое поражение, еще очень крепкая благодаря клиентеле, людям и деньгам. Народная партия была так парализована ссорами своих вождей, что совершенно не была способна к действию. К середине года она оставила Котту одного защищать свой закон. На выборах 69 г. она допустила избрание в консулы консервативных кандидатов, а Марк Метелл прошел в преторы. Веррес в опьянении от этой победы и в согласии со своими покровителями задумал устрашить при помощи Гортензия и Метелла сицилийских послов, чтобы побудить их отказаться от их обвинения и с помощью денег провалить на выборах в эдилы кандидатуру Цицерона. Поражение Цицерона окончательно лишило бы мужества сицилийцев, уже обеспокоенных результатом консульских выборов, и все было бы кончено в несколько дней.[416]416
Cicero in Verr. A., I, 9.
[Закрыть]
Однако впечатление, произведенное этими выборами, было так сильно, что Помпей, видные люди популярной партии и общественное мнение несколько вышли из своего оцепенения. Цицерон, энергично поддержанный демократической партией, был избран эдилом. Закон Котты был, наконец, утвержден благодаря более настойчивому усилию и нескольким ловким уступкам. Судьи должны были выбираться не только из всадников, но из сенаторов, всадников и богатых плебеев.[417]417
Ibid., II, 5, 69, 178.
[Закрыть]
Приближающийся процесс
Сицилийцев побудили стойко держаться и энергично стали двигать процесс Верреса, первое заседание которого было назначено на 5 августа. Скоро в Риме и в Италии говорили только об этом выдающемся процессе. О нем думали, как о гладиаторском зрелище, где перед глазами жадной до волнений публики молодой адвокат, возбудивший обвинение против Верреса, будет состязаться с царем римских ораторов и где все средства и все уловки красноречия будут пущены в ход с той и другой стороны с необычайной ловкостью. Рассказы, догадки, благоприятные или неблагоприятные, были в плоном ходу: один знал, что будут попытки подкупить судей, назначенных по жребию, другой говорил о подавляющих доказательствах, полученных из Сицилии, но которые пока скрывали, чтобы нанести последний удар. Скептики утверждали, что, подобно стольким другим крысам, попадавшимся в ловушку, и эта ускользнет из нее, не прищемив даже хвоста. Любители красноречия особенно горели нетрепением присутствовать при ораторской дуэли между Цицероном и Гортензием. Цицерон был очень ученый молодой человек, очень талантливый, но ему недоставало опытности его противника.
Тактика обеих партий
С обеих сторон готовились к борьбе. Цицерон, возбужденный всеобщим вниманием, чувствовал, что это для него решительное испытание и, отказываясь состязаться в хитрости со сзоими столь ловкими и столь могущественными противниками, понял, что должен опереться на общественное мнение, столь благоприятное для обвинителей, идти без колебаний вперед, поражая умы масс рядом чрезвычайных и неожиданных разоблачений. Он постарался поэтому сгруппировать доказательства таким образом, чтобы произвести возможно сильное впечатление на толпу, и приготовил для каждой группы свидетельств краткий, но сжатый и точный очерк.[418]418
Ciccotti. P. V., 176 сл.
[Закрыть] Со своей стороны, Веррес и его друзья, возбужденные успехами выборов, старались обойти и привлечь на свою сторону свидетели. Они побуждали сицилийские города посылать похвальные речи в честь Верреса. Они изучали хитроумный план защиты, чтобы отразить бешеное нападение обвинителей. Старались затянуть дело до 16 августа, до дня, в который приостановились бы на пятнадцать дней заседания суда для празднования игр, обещанных Помпеем после войны с Серторием. Потом продолжали бы этот же маневр для того, чтобы отложить дело до следующего года, и надеялись достичь этого; действительно, в остающиеся месяцы были частые перерывы заседаний: с 4 до 19 октября для празднования Ludi Romani, с 26 октября до 4 ноября для празднования игр победы, с 4 до 17 ноября – для Ludi plebei.[419]419
Ibid., 175 сл.
[Закрыть]
Процесс Верреса
Утром5августа при начале процесса огромная толпа теснилась I на форуме вокруг скамей, назначенных для судей, свидетелей и сторон. Веррес явился с Гортензием. Многие знатные сопровождали его; его походка была уверенна, вид его был дерзок; он был полон веры в хитрости, задолго обдуманные со своим адвокатом. К несчастью для него, его дело было не только процессом о взятках; в него замешалась политика, и Цицерон лучше Гортензия отдавал себе отчет в направлении общественного мнения. Когда документы и свидетельские показания, искусно расположенные молодым обвинителем, сделались известны публике, когда долгие мучения, испытанные Сицилией, были рассказаны на форуме негодующими свидетелями с преувеличениями, гнев, десять лет накапливавшийся в обществе против Суллы, реакции и консервативной партии, сразу вырвался наружу. Некоторые патетические показания свидетелей волновали публику до слез; другие возбуждали ропот негодования, иные заставляли испускать крики бешенства. К концу каждого заседания разоблачения, сделанные на форуме, немедленно распространялись по всему городу; искаженные, преувеличенные при переходе из уст в уста, они возбуждали всеобщее негодование. И на следующий день еще большая толпа теснилась на форуме, стараясь услыхать ужасные рассказы, кричала и возмущалась, даже ничего не слыша, если видела, что кричат и возмущаются люди, близкие к трибунам. Однажды свидетель рассказывал, что Веррес приказал распять римского гражданина, который напрасно кричал: «Civis romanus sum». Это был ужасный момент: толпа пришла в бешенство, и если бы претор тотчас же не прервал заседания, Веррес был бы разорван на форуме. Судили уже не одного человека, не правительство, не партию, а целую эпоху, и общественная совесть, так долго принужденная молчать, наконец облегчилась, срывая свое бешенство на этом несчастном пропреторе, случайно сделавшемся предметом ее ненависти, и заставляя его искупать не только свои проступки, но и все преступления, совершенные Суллой, его кликой, его реакцией. Бешенство народа было таково, что Веррес и его друзья, не ожидавшие этого, почувствовали себя приниженными и потеряли мужество. В течение тринадцати дней они пытались сопротивляться, но, видя что публика с каждым днем волнуется все сильнее, они поняли, что судьи не осмелятся оправдать обвиняемого. На четырнадцатый день, когда процесс был приостановлен, Веррес, чтобы спасти по крайней мере свое состояние, уступил битву и добровольно удалился в изгнание.[420]420
Ciccotti. P. V., 171–194.
[Закрыть] Он навсегда исчез по уединенной и мрачной дороге всеобщего забвения, в то время как Цицерон, сделавшись с этих пор одним из первых лиц в Риме, большими шагами пошел вперед по длинной дороге, озаренной солнцем славы. Ни тот, ни другой, поворачиваясь спиной друг к другу, чтобы идти по столь различным путям, не думал, что противоположные пути, избранные ими, заставят их еще раз, через двадцать семь лет, встретиться на краю одной и той же бездны.
Лукулл в Азии
В то время, как это происходило в Италии, Лукулл проводил зиму 71–70 гг. в провинции Азии, правителем которой он был назначен и которую он нашел разоренной притеснениями, причиненными италийскими финансистами. Лукулл, изменившийся во многом, сохранил от своей юности отвращение старой родовой знати к финансистам. Возбужденный своими успехами, он старался со своим обычным жаром и энергией возобновить политику Рутилия Руфа, принимая меры к ограничению алчности откупщиков и не заботясь о том, каких могущественных врагов раздражает эта либеральная политика.[421]421
Piut. Luc, 20.
[Закрыть]
Армянское царство
Он чувствовал (.ебя таким крепким, таким великим, столь уверенным в себе и составил e своем пылком уме обширный план: он задумал захватить и завоевать все царства Тиграна, цгря Армении и зятя Митридата, у которого последний искал себе убежища. Благодаря слабости римской политики в течение 50-ти последних лет, благодаря также последним событиям, вифинской войне и завоеванию Понта, отвлекшим римский сенат от всякого другого дела, Тигран мог в пятнадцать предшествующих лет завоеваниями, союзами, покорениями увеличить свою империю во всех направлениях. К северу он довел ее до Кавказа, где полуварварские племена албанцев и иверов признали его своим сувереном, в то время как на юге, востоке и западе он завоевал почти всю империю Селевкидов, равнины Киликии, Сирию, Финикию. Он отнял много провинций у парфян и подчинил сатрапов Великой Мидии, Мидии Атропатены и Гордиены.[422]422
Reinach. M. Е., 310 сл.; Strabo, XI, 14, 15 (532).
[Закрыть]
Взятие Синопа, Амасии и Гераклеи
Лукулл хотел теперь распространить свою завоевательную политику на эту империю. Все же ранее нападения на Армению он хотел окончательно завоевать Понт, чтобы не иметь врагов у себя в тылу. Тем временем он послал своего зятя Аппия Клавдия потребовать у Тиграна выдачи Митридата,[423]423
Plut. Luc, 21.
[Закрыть] уверенный, впрочем, в отказе, который явился бы предлогом для войны. Он двинулся весной 70 г., чтобы окончить осаду Синопа и Амасии, которые сдались осенью и которые Лукулл мог на этот раз, по крайней мере отчасти, защитить от грубости солдат, хотя в этих городах и было захвачено большее число пленных.[424]424
Reinach. M. E., 356.
[Закрыть] Гераклея весной пострадала гораздо более. Тупой и жестокий Котта осаждал ее с суши, в то время как Триарий, ловкий, но еще более жестокий, осаждал ее с моря. Взяв город, они безжалостно разграбили дома и храмы, захватили все золото, серебро и драгоценную утварь, вырезали или обратили в рабство все население. Они похитили даже чудесную статую Геракла, известную на всем побережье Черного моря своей искусно чеканенной палицей, львиной шкурой, колчаном и стрелами, которые были из массивного золота. Потом они зажгли город, и в то время, как дым от него поднимался к небу, римские корабли покинули порт, нагруженные до такой степени добычей, что многие из них потонули во время плавания.[425]425
Memnon, 51, 52.
[Закрыть]
Тигран отвергает требования Лукулла
Между тем был получен ответ от Тиграна: он отказывал в выдаче Митридата. Побуждаемый, по-видимому, своими советниками, страшившимися иметь в Митридате соперника, царь Армении не захотел принять его к себе и отослал, как бы в ссылку, в одну из отдаленных своих крепостей; но вместе с тем он не хотел уступить и требованиям римского вождя, опасаясь унизиться этим до положения царя-вассала. Теперь явился предлог для вторжения, которое должно было начаться весной 69 г.
X
Завоевание Армении и финансовый кризис в Италии
Кризис народной партии в конце 70 г. – Вражда между Крассом и Помпеем. – Лукулл завоевывает Армению. – Битва при Тигре. – Лукулл и Александр Великий. – Бюджет римской республики. – Страсть к спекуляциям в Италии. – Злоупотребление кредитом. – Общая задолженность. – Первое появление демагогии в Риме. – Помпей, финансисты и демагоги соединяются против Лукулла. – Намерение Лукулла идти в Персию. – Первый бунт его легионов.
Кризис новой народной партии
В Риме 70 г. дурно закончился для народной партии. Помпей был до такой степени захвачен врасплох, смущен и приведен в отчаяние интригами Красса, что отказался от своего намерения заместить Лукулла и объявил, что после своего консульства он возвращается к частной жизни,[426]426
Velleius, II, 31.
[Закрыть] не принимая никакой провинции. Красс, довольный, что расстроил замыслы Помпея, также остался в Риме, отказавшись от провинции, которая дала бы ему гораздо менее, чем его спекуляции. Консерваторы, несколько успокоенные неудачей Помпея и магистратурами, которыми они овладели, оправились от своих беспокойств предыдущего года. Впрочем, со времени поражения Митридата империя была спокойна. Единственной войной, которая велась в этот момент, была война с критскими пиратами, после поражения Митридата напрасно отправлявшими послов в Рим с просьбой о мире.[427]427
Appian. Sic, VI, 1.
[Закрыть]
Лукулл вторгается в Армению
Один Лукулл не знал никакого отдыха. Весною 69 г. он предпринял завоевание Армении с двумя легионами и несколькими вспомогательным отрядами, азиатскими, фракийскими и галатскими, едва достигавшими в общей сложности 20 000 человек.[428]428
См. правильную критику Рейнаком (М. Е., 358, пр.1) цифр, передаваемых Плутархом (Luc, 24) и Аппианом (Mithr., 84).
[Закрыть] Он имел очень смутные представления о стране, где Митридат и Тигран, сделавишеся друзьями вследствие требований Лукулла, готовили против него сильную армию. Если, начиная завоевание Понта, Лукулл толковал в широком смысле приказания сената, то, вторгаясь в Армению, он окончательно открывал на свой собственный риск политику личной инициативы полководцев. Делая остановки только на ночь, не давая никакого отдыха своей армии, он быстро спустился к Евфрату по большой караванной дороге, пересекающей Митилену.
Он перешел Евфрат, двинулся на Тигранокерту и с такой стремительностью опрокинул армию армянского полководца Митробарзана, что Тигран в страхе стремительно отступил на север Армении, оставив в Тигранокерте своего генерала со всеми своими сокровищами и гаремом.[429]429
Plut, Luc, 24, 25.
[Закрыть] Лукулл осадил Тигранокерту. Но Тигран, имевший восьмидесятитысячную армию,[430]430
Reinach (М. E., 360) прав, выбирая из различных цифр цифры Мемнона (57), которые наименее высоки.
[Закрыть] скоро оправился от своего испуга, возвратился, как предвидел Лукулл,[431]431
Plut. Luc, 26.
[Закрыть] к своему прежнему решению и в нетерпении двинулся на помощь к осажденному городу, даже не дожидаясь Митридата, бывшего уже в пути с большим корпусом кавалерии. Лукулл оставил тогда в траншеях 6000 солдат под начальством Мурены,[432]432
Ibid., 27.
[Закрыть] а сам с 14 000 всадников и пехотинцев двинулся навстречу армии, шедшей на освобождение города. Когда обе армии увидали друг друга на берегах Тигра, Тигран и его главный штаб, исключая нескольких генералов, лучше знавших римлян, думали, что враг отступит перед армией, в пять раз превосходившей его по численности. Но Лукулл, которого победы сделали еще более смелым, не колебался. Утром он перешел вброд Тигр и двинул на армян свою небольшую армию, как свору собак на огромное стадо овец. Армянская армия была обращена в бегство, сам царь спасся только с небольшой свитой. Избавившись от Тиграна, Лукулл вернулся к осаде Тигранокерты, которую и не замедлил взять.
Лукулл и эллинизм
И тогда, в радости от такого великого успеха, этот горячий и нервный человек внезапно отдался своим великодушным инстинктам, до сих лор задушенным его раздражительностью, его нетерпением и крайним напряжением его духа. Он хотел показать актами высокого великодушия свое почтительное уважение к эллинизму. Он приказал уважать женщин и имущество греков. Он отослал на родину жителей греческих городов и варваров, которых Тигран переселил для заселения города. Он признал на этот раз, что легионы имеют право получить часть из тех восьми тысяч талантов (около 48 миллионов франков), которые он нашел в царской сокровищнице, другие 2700 талантов он получил от продажи захваченных вещей. Каждый солдат получил, как приятный подарок после стольких строгостей, восемьсот драхм.[433]433
Strato, XI, XIV, 15 (532); Plut. Luc, 29; Reinach. M. E., 363.
[Закрыть] Прежние данники Тиграна, сдавшиеся Лукуллу, были милостиво приняты. Антиох Азиатский был признан царем Сирии. Армия была отведена на зимние квартиры в Гордиену. В этой прекрасной стране в продолжение зимы Лукулл, уже господин армянских провинций к югу от Тигра, задумал на следующий год еще более великое предприятие. Он решил повторить предприятие Александра Великого, захватив Персию, завоевать парфянскую империю. Он уже отправил к их царю посла, чтобы отвратить его от союза с Тиграном.
Лукулл и Александр
Сенатор, который в Риме с большим трудом и только по интригам прекрасной куртизанки получил командование небольшой провинцией и который высадился в Азии с незначительной, поспешно набранной армией, теперь на Востоке к концу шести лет и с несколькими легионами сделался соперником Александра Великого. Отважный, неутомимый, самоуверенный, не знающий колебаний, постоянно следующий своим мечтам, как будто бы сенат вовсе не существовал, он не отступал ни перед каким препятствием, ни перед неизмеримыми равнинами, ни перед покрытыми снегом горами, ни перед армиями, в пять раз превышавшими его собственную, ни перед неприступными крепостями. Он постоянно шел вперед, двигаясь после каждого успеха к новому, более отдаленному предприятию, как бы не будучи в состоянии видеть последний предел своего честолюбия. Повсюду он разграблял великие сокровища, наслаждался ролью великого покровителя эллинизма, по-своему выказывая капризные выходки великодушия, беспримерного в военной истории Рима.
Приток денег в Италию
В то время как суеверные восточные народы почитали его почти как воплощение божества, Италия не должна ли была по крайней мере удивляться ему, как создателю новой, так долго желанной политики? К несчастью, Италию начинал волновать тот социальный и экономический кризис, которому суждено было глубоко возмутить общественное мнение и изменить суждения о людях и событиях. В Италию приливало золото и серебро. К сокровищам, уже собранным предшествующими поколениями, присоединялись новые сокровища, приобретенные силой оружия или уже ранее собранных денег: капиталы, присланные Марком Лукуллом после разрушения фракийских деревень и греческих городов на Черном море; капиталы, присланные его братом Луцием; проценты с капиталов, отданных в рост или пущенных в оборот в разных частях империи; личная добыча, которую приносили по возвращении с войны солдаты и офицеры; подати, платимые государству. Республика имела тогда годовой бюджет в 50 миллионов драхм,[434]434
Plut. Pomp., 45.
[Закрыть] который соответствовал (если предположить между золотом и серебром отношение 15 к 1, какое мы имели в Европе до последнего понижения стоимости серебра) сумме от 38 до 39 миллионов франков, большая часть которой поступила из провинций.[435]435
Отношение, однако, кажется, было более благоприятным для серебра. Обычно оно должно было быть как 12 к 1. Очень трудно также дать себе отчет о большой стоимости, какую имели тогда драгоценные металлы; но даже если учетверить ценность этой суммы, которая оказалась бы тогда равной 160 миллионам нашей современной монеты, видно, что бюджет самой большой империи древности был меньше бюджета маленького богатого европейского государства, как-то Швейцарии, Бельгии, Голландии. Это может дать представление о бедности древнего мира сравнительно с современностью.
[Закрыть] Но нужда в деньгах росла еще быстрее. Деньги требовались, и притом все в большем количестве, для покупки по всей империи хлеба, нужного для пропитания Рима. Деньги требовались для ведения войн, для жалованья и содержания армий в Испании, Македонии, нарбонской Галлии. Деньги нужны были для того, чтобы давать их в долг частным лицам, городам и иностранным государям. Нужны были деньги для удовлетворения возраставшего и повсюду распространявшегося вкуса к роскоши.
Земельная спекуляция
Наконец, нужны были деньги, и большие, для спекуляций, безумие которых делалось заразительным и которые теперь поглощали всю Италию. В немного лет ход дел, начавшийся вместе с восстановлением порядка, приобрел головокружительную быстроту.
Мужчины и женщины, знатные и плебеи, богатые капиталисты и собственники из мелких городов, скромные торговцы, ремесленники, вольноотпущенники, все охваченные лихорадкой горячих и обманчивых надежд, оспаривали друг у друга италийские земли, продавая и покупая их в мании быстрых и постоянных аграрных спекуляций. Эти спекуляции были результатом трех главных фактов: закона Спурия Тория, обратившего большую часть территории в частную собственность и увеличившего простанство покупаемой и продаваемой земли; торгового духа, возросшего за полтора столетия, и, наконец, права гражданства, предоставившего всем италикам права римских граждан.
С этих пор все италики, нуждаясь только в присутствии при этом семи римских граждан, могли посредством mancipatio покупать и продавать италийские земли и даже производить эту продажу издалека, покупая на меру, подобно хлебу, не определенное имение с определенными границами, но столько-то югеров в такой-то области.[436]436
Weber. R. А. G., 98 сл.
[Закрыть] Много людей быстро покупали и продавали земли (подобно тому, как теперь это происходит в Австралии), спекулируя на повышении и понижении цен. Другие покупали рабов, способных сделаться хорошими земледельцами, и сажали виноградные лозы, оливковые и плодовые деревья, чтобы конкурировать с Востоком. Но так как большинство не обладало достаточными капиталами и так как греческий институт ипотек,[437]437
Wlassak. Edict und Klageform, 136; ср.: Dareste в N. R. H. D., 1877, 171.
[Закрыть] только что введенный, сделал кредитные операции более легкими, то не преминули злоупотреблять ими. Купивший поле закладывал его, чтобы купить рабов и насадить виноградник. Владевший землей в городе отдавал ее под заклад, чтобы иметь возможность выстроить дом. Иные закладывали свои земли, чтобы давать деньги в рост в провинциях, в Азии или в Африке, частным лицам, городам и владетельным князьям, надеясь, что такое помещение денег принесет им большую выгоду.[438]438
Cicero. Pro Sulla, 20.
[Закрыть] Не заботились о том, что деньги, таким путем добытые, стоят слишком дорого. Сделав легкомысленно первый заем для улучшения культур, постройки дома, роскошной жизни, скоро заключали новые займы для того, чтобы платить очень высокие проценты по первому займу, и запутывались все более и более. В постоянной надежде когда-нибудь расплатиться рисковали, напротив, все потерять.[439]439
См. очень важное место Цицерона в речах против КатилиныIII, VII, 18), где он удивительно ярко описывает экономические условия италийских деревень и большого числа задолжавших собственников. Мы знаем, что в эту эпоху новые методы культуры производили фурор в Италии, и, вероятно, большая часть этих долгов произошла от стремления испытать эти методы. Речь была произнесена в 63 г.; можно, следовательно, предполагать, что около 68 г., о котором идет речь, задолженность уже начала иметь место.
[Закрыть] Масса людей в Италии оказалась в этом затруднительном полжении.[440]440
См. у Плутарха (Crass., 2) интересное мнение Красса о спекуляциях на земли и дома в Риме. Ср.: Sallust. Cat, II, 16; Plut. Cic, 10.
[Закрыть]
Спекуляции Красса
Наоборот, тот, кто имел капиталы и умел хорошо ими распоряжаться, действительно обогащался. Никто, однако, не обогащался быстрее Красса, с неутомимым упорством работавшего над увеличением своего состояния и своего могущества. Он не покупал, как делали многие безрассудные люди, земель по высокой цене в надежде, что она еще повысится, а, напротив, спекулировал на самих безрассудных спекулянтах, нуждавшихся в деньгах^ Он приобрел на Востоке большое число рабов, старательно выбирая умелых строителей, инженеров, архитекторов, каменщиков; он открыл у себя род школы для обучения молодых рабов строительному искусству, а затем отдавал их внаймы мелким домостроителям, слишком бедным для покупки таких ценных рабов. Частые пожары в Риме, где было много деревянных домов и где эдилы не заботились об организации пожарных команд, дали ему мысль к другой, очень остроумной спекуляции: он из своих рабов образовал отряды пожарных и построил каланчи во всех кварталах Рима. Как только показывался пожар, с каланчи давали знать пожарной команде, последняя приезжала, сопровождаемая поверенным Красса, покупавшим почти за бесценок горевший дом, а часто и соседние дома, которым угрожал огонь; по окончании сделки тушили огонь и снова строили дом. Таким способом с небольшими издержками он приобрел много домов и сделался в Риме одни из наиболее крупных домовладельцев.[441]441
Plut. Crass., 2.
[Закрыть] Один из первых римских богачей, если не самый первый, этот великий делатель миллионов по мере роста нужды в деньгах властвовал в Риме, в сенате, в комициях, во главе своих казначеев, управляющих, секретарей, с помощью своих приходо-расходных книг, где фигурировали имена фермеров, купцов, строителей, которым он отдавал внаем своих рабов; бесчисленных съемщиков его домов; сенаторов, занимавших у него деньги.
Социальный вопрос снова всплывает
Возрастающий недостаток в деньгах вызвал кризис, отразившийся и на политике. Народное движение делалось более сильным и из политического превращалось в социальное. Так всегда бывает в демократиях, где немногие лица богаты, а масса живет в нужде. Никто более не занимался дальнейшим развитием демократических и конституционных реформ, начатых в 70 г.; вопрос, волновавший в течение десяти лет всю Италию, более не занимал слишком капризное общественное мнение; народная партия, казалось, снова погружалась в дезорганизацию и прежнюю слабость, не имея ни программы, ни вождей.
Исчезновение вождей демократической партии
Красс вновь вернулся в ряды консерваторов и работал вместе с ними из ненависти к Помпею. Помпей мало показывался публично, почти никогда не спускаясь на форум для произнесения речей и поддерживая близкие сношения только с небольшим числом людей.[442]442
Plut. Pomp., 23.
[Закрыть] Что касается Цезаря, то он, не делая ничего важного в этот период затишья, забавлялся, делал долги, пользуясь связями своей фамилии с высшей капиталистической буржуазией, старался сделаться популярным в народе своей расточительностью, своей ловкостью, своим красноречием, своими любезными манерами, а также некоторыми отважными выдумками, которые могли поразить воображение толпы. Зная, что толпа, как бы она ни была демократична, всегда восхищается знатным происхождением, он не довольствовался более быть племянником Мария; он претендовал иметь в числе своих предков с отцовской стороны царя Анка Марция, а со стороны своей матери – самое Венеру. Это была деятельность весьма слабая, но в данный момент более нечего было делать.
Агитация трибунов против Лукулла
Между тем это было только кажущееся затишье. Если Помпей показывал отвращение к политике, то его удаление и молчание были лишь средствами заставить пожалеть о нем. Он хотел восторжествовать над Крассом и консервативной партией, заставив какой бы ни было ценой послать себя на Восток на место Лукулла. Так как он не мог надеяться на сенат, находившийся всецело под вилянием Красса, то он тайно вел в нороде агитацию, которая принудила бы сенат отозвать Лукулла и передать начальствование в его руки. Эта агитация началась в 69 г. ловкой кампанией против Лукулла, предпринятой во всех общественных классах. Возможно, что Помпей всеми силами поддерживал протесты богатых откупщиков против реформ, введенных в Азии Лукуллом; что он старался приобрести себе поддержку со стороны крупных финансистов, обещая уничтожить все сделанное победителем Митридата. Достоверно во всяком случае, что именно он внушал ту кампанию, которую, начиная с этого момента, повели против Лукулла народные трибуны, старавшиеся возбудить против него антиплутократическое предубеждение и злобу, всегда охватывающую массу в эпохи кризиса и нужды.
Эти трибуны повторяли, что в тот момент, когда все в Италии находятся в затруднительном положении, несколько привилегированных лиц присваивают себе огромную добычу, принадлежащую государству, т. е. всем.[443]443
См.: Cicero. De leg. agr., I, 4, 12; II, 22, 59.
[Закрыть] С особенной силой они нападали на Лукулла, ведшего тогда самую прибыльную войну. Если иные богатые и выдающиеся граждане, умирая, часто оставляли ему в наследство имущество и имения,[444]444
Cicero. Pro Fiacco, 34, 85.
[Закрыть] чтобы засвидетельствовать свое уважение к нему, то невежественная и бедная толпа давала веру всем злонамеренным слухам, распускавшимся по поводу сокровищ, присланных им в Италию. Доходили до того, что жалели царей Армении и Востока, которых он, как говорили, грабил для собственной выгоды вместо того, чтобы вести с ними войну, исполняя приказания сената. Находили также, что его командование на Востоке продолжается уже слишком долго.[445]445
Plut. Luc, 24 и 33.
[Закрыть] После битвы при Тигранокерте он был даже обвинен общественным мнением в том, что не преследовал Тиграна исключительно для того, чтобы протянуть войну и продолжать свой грабеж.[446]446
Dio, XXXVI, 330, fr.2 (Gros).
[Закрыть] Почти упрекали сенат, что последний не останавливает Лукулла на дороге его побед.
Лукулл лишен управления Азией
Лукулл в глубине Азии едва обращал внимание на этот ропот, который, может быть, не имел бы больших последствий, если бы за трибунами не скрывался Помпей и богатые откупщики. Но последние были могущественны, а при поддержке общественного мнения, как тогда, делались еще могущественнее. В течение 69 г., несмотря на сильную поддержку Лукулла в сенате Крассом и консервативной партией, сенат увидал себя вынужденным общественным мнением и интригами финансистов принять некоторые меры. Стараясь возможно менее повредить Лукуллу и удовлетворить в существенном пункте финансистов, самых могущественных союзников Помпея, он удовольствовался тем, что отнял у Лукулла на 68 г. управление Азией и передал его пропретору.[447]447
Мы говорим на 68 г.; это только предположение, но оно кажется нам вероятнее предположения Рейнака (М. Е., 374), думающего, что это было в 69 г. Действительно, по рассказу Диона (XXXVI, 330, fr.2 (Gros)), власть Лукулла была уменьшена после битвы при Тигранокерте. Она была еще более уменьшена на следующий год, когда назначили Кв. Марция Рекса правителем Киликии. Лукулл, таким образом, лишался своей власти постепенно, что было вполне естественно по отношению к такому могущественному лицу.
[Закрыть]
Первый мятеж легионов
Но немного спустя Помпей нашел союзников, на которых вовсе не рассчитывал, в лице солдат самого Лукулла. Легионы, оставленные последним в Понте, отказались выступить, когда Сорнаций, их легат, получил приказание присоединиться к Лукуллу, чтобы вместе с ним весной 68 г. напасть на Персию и двинуться на Ктесифон.[448]448
Reinach. М. Е., 366.
[Закрыть] Его старомодная суровость положила конец терпению солдат, которые не хотели, чтобы их начальник обращался с ними так, как обращались с легионерами во время пунических войн. Пример был заразителен; даже те войска, которые находились в Гордиене под начальством самого Лукулла, высказали нежелание отправиться в Персию, и Лукулл, несмотря на свою обычную строгость, на этот раз вынужден был уступить. Он отказался от своего плана и стал думать о том, чтобы вторгнуться весной 68 г. в Армению, не замечая, что невидимая сеть интриг, мастерская которых находилась в Риме в доме Помпея, опутывает и его, и его войско. Как только это возмущение показало Помпею, насколько легионы недовольны Лукуллом, этот бессовестный честолюбец составил коварный план: заставить сместить Лукулла, сделать невозможным продолжение его власти ввиду общего восстания его армии.