Текст книги "Доля казачья"

Автор книги: Григорий Хохлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Собственно, из-за этого и началась вся эта война.

– Не знал я, что он такая важная птица, а то бы он не ушёл от меня, тогда ещё, в первые дни войны. Вот ведь, как в жизни бывает. И я хочу с ним встретиться и сразиться. Не забыл я, как он ловко своим солдатам головы отделял, мастер своего дела – палач!

– Зато другой полковник, Люй Фэн, тебя очень хвалил, хотя ты его гарнизон разгромил.

Он сказал, что ты благородный человек!

Не сразу нашёлся, что ответить консулу Лука Васильевич.

– Скоро мы будем в на месте там и решим, как нам всем жить дальше, и государствам тоже.

– Мудреный ответ! – изумился Иванов. – Это большого ума стоит, наверное, целой палаты. Так ведь говорят о таких людях, как вы: ума палата! Из какой Амурской станицы вы сами будете, Лука Бодров.

– Из Бабстовской, Сергей Иванович.

Улыбнулся консул, все его зубы были белы и красиво подогнаны друг к другу. Как говорится у казаков, крепкой кости был этот человек.

– Это ещё когда цесаревич Николай Александрович к вам в станицу приезжал и награждал медалями ваших лучших казаков. Кстати там, в списках, тоже Бодров, кажется, Василий, фигурировал.

– Отец это мой, Сергей Иванович, – приободрился Лука.

– За дело он награду получил, честно служил Василий Бодров отчизне нашей. Живота своего не жалея.

Помолчали они ещё немного, и консул вернулся к своей прерванной мысли.

– Кажется, тогда и сложилось весёлое сказание про название вашей станицы. Якобы, Светлейший наследник, спрашивает казаков:

– Чего вам, станичники, для нормальной жизни на этих новых землях не хватает. Чем сможем мы, тем и поможем вам, служивым людям.

– Баб сто нам надо, ваше Сиятельство!

Оттуда и пошло название станицы.

Смеются все гости за столиком, тут уже все равны стали.

– Был такой на Амуре полковник Бабст, командир казачьего батальона. Из высоких офицерских чинов он сам, но герой он, каких мало было на Амуре. И, скорее всего, отсюда историческое название станицы, в честь этого героя. Но народ любит байки говорить до такой степени, что потом они в истину превращаются. Так что и эта версия жива и здравствует поныне, как и сами казаки.

Не долго продолжалось командование бронепоездом, потому что нашлось Луке Бодрову и его разведчикам другое дело.

– Нет тебе равных соперников, дорогой ты наш Чингиз Хан Лука, в разведке и диверсиях. Людей ты таких подготовил, что один твой казак десяти, а может, сотни солдат стоит. Трудно это сразу определить, но в бою им равных нет. Поэтому, у тебя теперь другие, не менее важные задачи будут, чем на бронепоезде ездить. Там ты уже навёл порядок. Но есть задачи, которые только ты и сможешь решить так, чтобы сохранить казацкие жизни и поставленную задачу командования выполнить. Ты у нас один такой, и нет тебе в этом деле равных стратегов.

Смотрит генерал Семихватов на казака, и чувствуется искренность его слов, его душевность. За это качество его души и уважали его одинаково, что казаки, что солдаты.

– Родина у нас одна, и никто кроме нас, её не защитит. И поэтому делить нам нечего, а прятаться мы не привыкли. Мы русские люди.

Вот так, звучали его любимые слова.

Так и продолжалась эта война в Китае, где на коне, где на ногах, а где и на тощем пузе. И все по маньчжурской нищей стороне она со смертью проходила. Так и до их столицы добрались наши доблестные казаки.

Тут сразу же активизировались многочисленные наши союзники. Все они тут как тут, раз такой огромный лакомый кусок хорошо виден стал. И сразу же всем им захотелось оттуда больше кус отхватить. А возможно, что и два, и три, если по зубам не дадут другие, не менее прыткие товарищи.

Но сначала надо было освободить столицу Маньчжурии от разномастных военных группировок. И восставшие не собирались так просто сдавать ее, был среди них патриотизм, и немалый.

Не один раз брал Пекин исторический Чингиз Хан и уничтожал там всё, что можно было уничтожить.

Хотя и защищён город был прекрасно толстыми неприступными стенами. И людей там с избытком было. Но всегда губила защитников их излишняя самоуверенность в неприступности своих стен.

И ещё уверенность их была в мощи своего нового камнемётного оружия. А так же невиданной силы огня, которую маньчжуры с успехом применяли против, как казалось им, диких монголов.

Но только злее становился Чингиз Хан от их непокорности и всё больше потом лютовал в уже захваченном городе. Не спасла Маньчжурию и знаменитая Великая стена, которая должна была защитить страну от злых врагов из степи.

Великий монгол не стал её брать штурмом, а успешно пустил свои конные орды в обход стены. Чем всех маньчжурских стратегов несказанно удивил. А именно своей дикой и хищной простотой мышления и решения, порой неразрешимых для всех задач. И при всём этом, скрытой, особой остротой глубины мышления. И ещё своей быстрой реакцией, так красиво сочетающейся с упорством и выдержкой. Потратил он чуть больше времени, зато сохранил все свои силы для основного удара по живым силам противника. А не по их каменным трущобам, где он, несомненно, увяз бы и в конечном итоге погиб. Таким образом, великий полководец навечно развеял вечный миф о неприступности Великой стены. И самого великого Пекина.

И потому всегда поставляла ему покорённая Маньчжурия в избытке своих воинов и простых рабов. А так же новое, различных видов оружие, в том числе и огненное.

Преуспели они в этом деле, тут ничего не скажешь. Ведь маньчжурам не было равных в мире по изготовлению различных фейерверков и, если можно так сказать, то в том числе и военных. Хотя всё это и странно звучит. Но уже тогда им было под силу шутя сжечь любой осаждённый многотысячный город врага дотла. И устроить невиданный фейерверк, с размахом во всё небо.

В Маньчжурии в избытке находились для этого и подготовленные люди, и технические средства. Чем и не замедлил тогда воспользоваться Великий Чингиз Хан.

И вот снова придвинулись «дикие орды», теперь уже казаков к Пекину. Похоже, что в истории всё повторяется и все её кошмарные ужасы тоже. Даже, как призрак давно умершего Чингиз Хана и его новое пришествие. Не стали русские войска штурмовать укреплённый Пекин, дорого обошлась бы эта вся затея нашим солдатам и казакам. И что самое страшное, большой кровью.

Сунулись, было, и наши союзники туда, но маньчжуры столько солдат их там положили, что у них сразу же пропала охота туда лезть первыми. В этот гиблый, для них, каменный мешок, хотя приманка того стоила. На их общем совете решено было это почётное право предоставить русским войскам. А сами союзники, потом уже, поддержат их начатое наступление. Как говорится у русских, дорога будет ложка к обеду. Вот так и получается, что испоганили они весь смысл русской пословицы, но сами, при всём этом, остались чистыми. Предложил тогда Лука Бодров нашим атаманам и генералам не лезть в город со своей конницей, в этот каменный мешок. А скорее перекрыть оттуда все ходы-выходы, да понадёжней. И терпеливо ждать, пока там начнёт иссякать провиант, и среди жителей города начнётся голодный ропот. Вот тогда и возникнет открытое недовольство властями и самой императрицей, что для неё пострашнее всякого штурма будет. Ведь там, в городе, столько различных партий и течений обитает, что они не замедлят этим воспользоваться, чтобы сместить её с престола. И снова может вспыхнуть новое восстание в Китае, теперь уже против своего правительства, и конкретно против самой императрицы Цы Си.

– А чтобы ускорить весь этот процесс и не давать маньчжурам покоя, мы всё это ускорим, ночными вылазками и диверсиями. И я думаю, что город будет нам сдан раньше, чем начнётся там новое восстание. И, по возможности, подключить к этой тактике союзников.

– Ты – голова, Лука Васильевич, значит тебе и действовать, – решили командиры, – как говорится, тебе и карты в руки.

Немедленно были созданы многочисленные диверсионные группы из Амурских и Забайкальских казаков. Которые могли и имели такой опыт работы и действовали независимо друг от друга. И особенно в ночных условиях. Ядром этого летучего отряда оставалась сотня Бодрова. Которая только этим делом диверсий и разведки и занималась всю эту войну.

Теперь не стало покоя жителям Пекина, ни днём ни ночью. Горели их склады с провизией, артиллерийские склады, и всё, что могло гореть.

И так продолжалось изо дня в день, и уже задыхался город. Невиданный ужас охватывал столицу, что гигантский осьминог своими щупальцами. Никогда прежде не видели жители города кого-либо из Забайкальских казаков. Черны они были и скуласты, совсем, как монголы Чингиз Хана. Потому что предки этих казаков когда-то всё Забайкалье завоевали, родную вотчину Великого воителя. Перемешались там русские казаки с местными народами монгольского типа. И стали казаки сами мало похожими на русских. Их так и звали теперь сами же казаки гуранами, как и раньше называли их предков Забайкальцев. Хотя справедливости ради отметить, что и среди Амурских казаков таких гуранов было немало, чёрных, как головешки. Потому что и на Амур тоже первыми пришли Забайкальские казаки и поселились там. От них и пошли Амурские казаки. И вот, видят маньчжуры сквозь сон такую страшную и окровавленную монгольскую рожу, да ещё с ножом в руке, и ужас охватывает их души. Сам Чингиз Хан к ним в гости с окровавленным ножом приходил, по их душу старался. Вот такой он! И стала эта молва разрастаться до великого ужаса, который цепко, как живой спрут, охватил весь город. Через неделю в городе начали заканчиваться продукты и начались серьёзные волнения. Не хотели горожане войны и не хотели в ней зря гибнуть, да ещё голодной смертью.

А через пару недель активной диверсионной войны в осаждённом городе началась паника. Перестрелка между группировками не смолкала ни на минуту. И правительственные войска вынуждены были сконцентрировать многие свои силы на охране Императорского дворца. Но накал страстей всё нарастал, как в бушующем вулкане энергия, и взрыв народного недовольства должен был грянуть с минуту на минуту. И он грянул, как страшный гром, против своего правительства. Правительственные войска были деморализованы. Казаки ждали этого момента во всеоружии. И, как только настал этот момент, конные лавины в утреннем полумраке устремились в заранее подготовленные проходы в город.

Теперь им был не страшен этот каменный мешок-ловушка для их быстрой конницы. Эти демоны-казаки проносились с гиканьем и, парализующим волю ещё сонных горожан, разбойничьим свистом. По всем его улицам, из одного конца города в другой. И даже стоя в своих сёдлах. Среди незатухающих пожаров в городе, они метались, как слуги ужаса, в отблесках ликующего пламени. С лучами восходящего солнца казаки освободили дворец императрицы от разного людского сброда, упорно жаждущих смерти своей императрице, как виновнице всех их бед и страданий. Но были здесь и зачинщики, которые сейчас постарались остаться в тени.

Первым, кого увидела Императрица Цы Си, был её избавитель от явной смерти Чингиз Хан Бодров. Без такой приставки к фамилии, всё это, её удивительное спасения, не стоило бы выеденного куриного яйца. Как он обещал, так и сделал. Теперь он в Пекине, и ни одно его слово не разошлось с делом. Не меньше его была изумлена и императрица.

– Вы и есть тот самый Бодров, я очень много о вас была ещё раньше наслышана.

И тут Лука замечает в её напуганной свите Фу То До.

– Наверно, от этого коварного полковника, по которому уже давно петля плачет.

– И от него тоже, – парировала атаману, оправившаяся от испуга императрица. – Я даже слышала, что вы обещали его вызвать на поединок, и убить там. Только зря вы так, господин Бодров, это лучший боец в Китае. И вам может стоить этот вызов вашей доблестной жизни. Мне ничего не стоит всё уладить мирным путём, и Фу То До попросит у вас прощения, если не умрёт раньше. Императрица всегда представляла себе именно таким Бодрова: красивым, благородным и бесшабашным, не боящегося никого на свете. И даже своего лучшего мастера, учителя целой школы искусных бойцов наивысшего класса.

– Нет! В любом случае наш поединок состоится, – возразил атаман.

– Всегда рад вам услужить! – рассмеялся полковник.

Он не был напуган и был очень уверен в себе и в своём превосходстве над казаком-самозванцем.

– Я очень устала от всего пережитого ужаса, этой страшной ночи, и ещё более безумного утра. Мне надо отдохнуть немного и оправиться от полученного потрясения, ведь я уже не молодая девица. Сегодня все государственные дела будут вести мои секретари и генералы. А завтра с утра я буду сама решать вопрос о выходе Маньчжурии из этой бесславной для нее войны.

Так и передайте своим начальникам, уважаемый Чингиз Хан. Не надо было Маньчжурии воевать с русскими. Вы правы были в своём письме, что нам, двум великим державам надо всегда жить в мире.

И ещё одна просьба к вам, обеспечьте меня своей надежной охраной из ваших казаков. Это моя единственная просьба, потому что своим телохранителям я уже не могу доверять.

И вот этот символический ключ от города я передаю вам, русским, а не вашим никчемным союзникам. И именно вам его вручаю, потому что достойнее вас нет сейчас человека.

– На пост начальника вашей охраны я могу порекомендовать вам Люй Фэна, я видел его в вашей свите. Он достойный человек и очень честный, не подведёт вас.

Императрица слабо улыбнулась, и удалилась на отдых.

– Фу То До, будет у вас для связи со мной.

Они очень хорошо говорили на русском языке, даже для многих русских людей хорошо, наверно много учились тому.

Вскоре прибыли в императорский дворец казачьи атаманы Лютов и Копчённый с генералом Семихватовым.

Вокруг дворца ещё шли уличные мелкие бои, которые постепенно всё затихали и отдалялись.

Передал им Бодров символический ключ от города. И вкратце поведал о своём разговоре с императрицей. И ещё о её просьбе, об усиленной охране дворца нашими казаками.

Удивились ценному ключу наши военноначальники.

– Ну, ты Лука, нас и здесь переплюнул, тебе уже целые города сдают. Вот и организовывай сам охрану своей императрицы, как того ты сам желаешь. Опыт у тебя есть немалый. А мы пока будем своих союзников встречать. Наверно, и они уже сюда с оглядкой трусят. Весь дворец окружили казаки своей надёжной охраной. А покои императрицы охраняла избранная сотня Бодрова. Полковнику Фу То До атаман запретил заходить к императрице, и вообще выселил его из дворца.

– Завтра к обеду придёшь на прием к своей императрице, цела она будет, я за это ручаюсь. А пока уходи с глаз моих подальше, а то сам знаешь, как я к извергам отношусь.

Передёрнулся полковник, но ничего не ответил Бодрову.

– Посмотрим, как ты императрицу охранять будешь, – размышлял полковник. – Это тебе не пьяной сотней казаков руководить.

С наступлением сумерек усилили охрану царицы. Возникали стычки с наемниками, пытающимися проникнуть в покои. Не зная уровня подготовки наших казаков, свои способности они знали отлично. Но не везло им сегодня, ломают их казаки, как сухой тростник и под ноги себе бросают. Корчатся убийцы в предсмертных судорогах, пачкают кровью дворцовые покои. Но желающих добраться до покоев императрицы не убывает.

К утру несколько десятков убийц были обезврежены и уничтожены, без всякой жалости. Лучшие из лучших бойцов. Значимые люди всего боксёрского восстания в Маньчжурии против белых завоевателей. Помрачнело лицо Императрицы, среди уничтоженных убийц многих она знала лично. Это были ученики Фу То До. Все они знатные мастера боевых единоборств, оттого и название – боксёрское восстание, как окрестили его союзники. Вскоре появился и Фу То До, при виде убитых своих и чужих бойцов ему действительно чуть не стало плохо. И как он не старался все свои чувства скрыть, ему это плохо удавалось.

– И всё это вы сделали? – только и нашёлся, что спросить он Бодрова.

– Не один я старался, друзья помогли!

– Но это же лучшие бойцы в Маньчжурии и за ее пределами. Неужели ваши казаки лучше моих, лучших из лучших бойцов.

– Вы учёный человек, Фу То До, и должны прекрасно знать, что история нашего государства, это бесконечные войны. А казаки, её капризные, но любимые дети, которых она только для своей славы растила. Поэтому у такого народа не может не быть своих боевых приёмов, и целой их системы, как надо побеждать врага. Вы уже сами в этом убедились.

Вмешалась Императрица Цы Си, сегодня она уже держалась с достоинством, как и подобает Великой и Солнцеподобной.

– Я очень огорчена твоим предательством, дорогой мой полковник. Но сейчас у меня нет даже людей, которые могли бы тебя наказать. Наверно и во всём Маньчжурии тоже нет.

Остаётся вся надежда на Бодрова, теперь он самый преданный мне человек, как это не странно звучит, во всём моём несчастном государстве. Я назначаю ваш поединок на утро завтрашнего дня, и не позже. Чтобы твоя продажная душа, Фу То До, успела с уходящей утренней росой закатиться под бесславный урез твоей жизни. Может ей там лучше будет, обманывать там она уже точно никого не сможет. Больше я ничего не могу сделать для тебя, мой «надёжный и неподкупный» начальник охраны. Мне стыдно за тебя! И ты моей царской крови захотел?

Но тут вмешался Лука Бодров, и у него была просьба к Императрице Цы Си.

– В моём отряде есть священник Чёрный Никодим.

Он прошёл всю эту войну вместе со всеми казаками, и всю войну воевал как казак, и ещё на своём поприще успевал проповедовать. Святой он человек, потому что никогда не искал лёгких путей в жизни. И других казаков тому же учил своим доблестным примером.

Его отца Баху коварно убили два ваших тайных монаха. Они секретные убийцы-наёмники, самые беспощадные убийцы по своему назначению. Их здесь у вас целая школа есть, и как они говорят о себе, лучшая в мире.

Баха тоже был учеником этой школы, но разочаровался в её людях и её законах. Он в конечном итоге, после своих душевных колебаний и долгих размышлений, принял нашу Христианскую веру.

И уже самоотверженно проповедовал свою новую веру по всему побережью Амура среди живущих там местных народов. Потому что нашёл истинное предназначении в этой жизни. Не может руководитель этой школы убийц не принять вызов своего кровного должника. Тут вся честь его школы и её славы задета.

Вышел из рядов казаков и сам Никодим Чёрный. Одет он был как монах проповедник, с крестом и при казацком оружии. Он с достоинством поклонился Императрице Цы Си. И задержался на миг, с уважением к её Высочайшей Особе, в почтенном поклоне.

– Я прошу, Ваше Величество, не отказывать мне в моей просьбе, это дело принципа. Теперь я уже нахожусь у цели, к которой шёл всю свою жизнь. отомстить за отца, его подлое убийство.

– Фу То До, ты сможешь договориться о завтрашнем поединке этого проповедника, с начальником нашей таинственной школы убийц.

– Да, ваша Светлость, завтра он будет здесь на поединке, это дело его чести и всей его школы. Они никогда не оставляют своих следов, не пачкают свою репутацию, а тут? Так что можете не сомневаться, что он прибежит сюда, а не просто придёт.

– Теперь меня ждут государственные дела, и я покидаю вас господа. У моего многострадальной Маньчжурии и у меня сегодня трудный день, надо подписать протокол о нашем выходе из этой войны.

Удалилась императрица по своим делам и другие люди тоже стали потихоньку расходиться.

На восходе солнца, как и было обещано мятежному полковнику, на главной площади Пекина собрались огромные толпы народа. Все они желали победы своим бойцам.

И маньчжуры тоже волновались за своих бойцов. Были здесь и наши доблестные союзники, которые тоже хотели себя показать в борьбе, и именно в боксе. Именно в цивилизованном виде спорта и, конечно, самом престижном для них.

Спонтанно сходились бойцы в рукопашном поединке, но ни один союзник не продержался и одной минуты в этом бою с маньчжурами.

Вся их хвалёная техника спорта ничего не стоила перед непонятной и дикой восточной техникой. И всё это радовало маньчжурских зрителей, которые, не стесняясь иностранцев, громкими торжественными восклицаниями изливали свои чувства бойцам.

В сопровождении своей свиты появилась Императрица Цы Си, и на площади наступила полная тишина. Казалось, что сама природа замерла в ожидании слов повелительницы.

– Фу То До я вам представлять не буду, потому что вы все его хорошо знаете, вся наша страна. Знаете вы и другого бойца, это, не менее знаменитый во всём Китае, Чингиз Хан Бодров. Личность очень сильная, как политик и воин, и непредсказуемая, как хищник в атаке.

Притихла вся многотысячная площадь от такого представления императрицы и наступила жуткая тишина. Такая, что и полёт мухи можно было проследить не сходя с места.

Неужели это тот самый злодей и, в тоже время, благородный герой, трагедия наших военных и спаситель всей Маньчжурии.

Не одну тысячу жизней он спас, стариков, женщин и детей. Он не воевал с ними, и они знали об этом. Но был жесток и беспощаден только к своим врагам, и это тоже ценилось здесь на Востоке.

И чувства горожан невольно разделились.

Не ожидали они так близко его увидеть этого героя войны, да ещё со знаменитым маньчжурским бойцом в поединке.

– Фу То До предал меня, и он хотел моей смерти – сказала императрица.

Теперь у него нет своей школы, все его бойцы полегли у моих покоев, так и не убив меня.

Спас меня от неминуемой смерти этот благородный человек, атаман и его казаки. Только им я обязана тем, что сейчас стою перед вами живой и здоровой.

Возглас удивления и невольного одобрения нарастал в воздухе, пока не разразился громом оваций.

– Хао Чингиз Хан! Хао! – Хорошо! – по-нашему.

– Фу То До осуждён мной на смерть, – продолжила свою речь императрица.

Я сказала уже себе, что он должен будет умереть раньше, чем роса испарится с растений. И я, как ни странно, верю в победу русского казака. Но у них свои давние счёты, и это их честный поединок, и я на него никак не влияю.

И всё же я, как императрица, не желаю смерти своему несостоявшемуся убийце. Я желаю почётной победы атаману Бодрову.

И маньчжурский народ замер, как мудрая осенняя листва, уже увенчанная золотом жизни перед первым снегом. Оттого притих народ, что всё это было так неожиданно.

Она очень уважительно назвала по имени русского казака. Совсем, как родного человека, такой почёт ему оказала! Бой начался, и без всяких проверок боевых возможностей друг друга.

Ярость ослепляла разум бойцов, так они жаждали этой встречи и, наконец-то, дождались её.

И блистали их сабли, что молнии на утреннем небе. Хотя ничего в природе не предвещало дождя или другой обычной легкой драмы.

Но эти странные люди по-своему распорядились радостным и чудесным утром. Они ждали большой крови, как хищники. А бойцы с яростью желали сокрушить ненавистного врага. Всё время опережал Лука Бодров маньчжура, мастера высокого класса, в любой его задумке. И это удивляло Фу То До, он никогда не встречал такой необычной техники боя и, несомненно, это было незнакомое ему искусство.

Он уже отчётливо понимал, что этот бой будет им проигран. И злость его искала выхода, потому что его противник был неуязвим для его мысли и оружия.

– Я очень жалею сейчас, что тогда промахнулся, в горящем городе, когда стрелял в тебя. Тогда не было бы этого позорного для меня боя.

– Это должно было случиться, и ты знал это. Но я готов тебе помочь в том, чтобы ты сам убедился в совершенстве нашей, русской манере ведения боя перед вашей, очень артистичной восточной манерой.

И неожиданно для всех Бодров воткнул свою шашку в землю.

– Теперь я более доступен тебе для убийства, ты можешь постараться это сделать.

Замерла вся площадь в тягостном недоумении, неужели этот казак такой безумец, или не понимает он, что имеет дело с великим мастером. Ведь именно он подбивал всех в городе, учеников различных школ, на восстание против иноземцев. Авторитет его мастерства непомерно высок не только среди горожан, но и среди, авторитетных людей города, и самой императрицы. Ожил Фу То До, и в его глазах, появилась звериная искорка надежды на собственное спасение. Он яростно набросился на противника, и казалось, что от его меча вряд ли кто сможет спастись. Но Лука Бодров не только ловко уклонялся от оружия врага. Но в один удобный момент нанёс ему тяжелый и сокрушительный удар в голову своим мощным кулаком, как кувалдой. Тихо охнул маньчжурский боец и мешком осел на землю. Вряд ли, чтобы он смог что-то запомнить со всего происходящего с ним казуса. Бросились поднимать Фу То До его поклонники своего недавнего кумира. Но Алексей Федоркин их огорошил своей одной убийственной фразой.

– Можете зря не беспокоиться, господа! Лука Бодров одним ударом кулака быка с ног валит.

И чтобы было зрителям наиболее понятно, приставил рога к своей голове и внятно произнёс:

– М-у-у! М-у-у!

Затем казак закатил свои красивые глаза в мохнатых длинных ресницах и артистично опустился на колени и показал, как далее будет падать бык на землю.

Шорохом среди всей тяжёлой тишины пронеслось удивление народа, и также неожиданно всё стихло.

– Он мёртв! – объявил слуга императрице.

Та нисколько не огорчилась, как будто ничего тут дивного и не произошло.

– Все школы боевых искусств с сегодняшнего дня я распускаю, как не оправдавшие надежд нашего народа. Я лишаю их всякой рекламы и помещений. Пусть теперь они занимаются по подвалам и сараям, как они это делали раньше.

Теперь очередь дошла да Никодима Чёрного, он так и оставался в своей монашеской одежде. Его соперник всё время держался в тени, и лицо его всё время ускользало от чужих лишних взоров. Он также был одет как монах, и не торопился разоблачаться из своих одежд.

Наконец-то они сошлись для выяснения своих личностей, и всей тяжести возложенных на них задач прошедшим временем.

– По тайному знаку, которые знаем только мы монахи-демоны, я понял, что ты знаешь всю нашу логику поведения. И даже получается, что ты наш человек, ты им прекрасно пользуешься, этим тайным знаком. Но с другой стороны, ты только за одно это должен умереть.

И дальше наставник, продолжил свою речь, уже совсем спокойно.

– Я верю тебе, что ты сын ненавистного нам Бахи.

Но именно поэтому ты удостоен второй раз позорной смерти, как и твой отец, хотя тебе и одного раза достаточно.

– Докажи, что ты начальник этой школы, а не простой монах? – спросил его Никодим.

Тот отделился на какое-то время от земли и приблизился, как бы паря в воздухе, к Никодиму.

– Такого совершенства не знал твой отец, и ты тоже этого не знаешь, и никто не знает. Таких, как я мастеров во всём Тибете несколько человек есть, не более.

Улыбнулся ему Никодим, и взял у слуги кувшин с водой.

Так же воспарил он в воздухе, не касаясь земли, навстречу таинственному монаху незнакомцу. Затем протянул ему кувшин с водой в его руки.

– Лей!

Льётся вода из кувшина на ладошки Никодима и не стекает на землю, а облачком зависает в его руках. Поднял он это радужное и невообразимое по своей красоте, играющее в лучах утреннего солнца, чудное облако над своей головой. И оно, это облако, величественно задвигалось над ним, а затем переместилось в сторону изумлённого монаха-убийцы. Оно двигалось, восторгая всех зрителей своей лёгкостью и построением своей формы. Отчётливо просматривался там, в этом живом и ярком облаке, постоянно льющийся сыпучий каскад живых капель воды.

Как бы и сейчас живущих своей прежней жизнью. Как и было всё первоначально, когда вода только лилась из кувшина на руки священнику. Оставалось для всех зрителей мудрёной загадкой, как эта вода, в виде чудного по своей красоте облака, ещё не пролилась на землю. Ведь она лилась там! Похоже, было, что время было подвластно Никодиму. И он сумел остановить его. И даже, как ни странно, ловко властвовать им. Обрушилась вся эта красота стройным каскадом брызг на изумлённого монаха уже простой и мокрой водой. Тот не смог произнести даже малейшего звука. Он всё думал о том, как такое могло произойти в природе и не понимал ничего. Очень тяжёлой была для него легко разрешимая со стороны задача.

Вся площадь разразилась неудержимым смехом. Монах был мокр, как курица, и выглядел очень нелепо. Но он всё ещё пребывал в том времени, когда вода только должна была пролиться сразу из кувшина. Получалось, что все его действия тоже на какое-то время запаздывали вместе с вылитой сейчас на него водой.

– Ты можешь быть учителем всей моей школы после моей смерти, конечно, если такое случится сегодня. Ты достойный преемник этого высокого звания. Ты сегодня удивил меня, и, причём, очень серьёзно.

В разных сторонах площади послышались странные звуки и они как бы подтверждали правильность решения своего начальника. Но кто стоял за ними, никто так и не понял.

Были здесь люди учителя и они одобрили его слова. Но сами при этом, как всегда, остались в тени.

Может наставник школы надеялся на хороший для него исход поединка, и как бы подкупал Никодима этим своим заявлением.

Всё так и осталось тайной. Достал священник свой свёрток, который принёс сюда с собой и развернул его. Там покоился меч его отца, и люди сразу же узнали его. Те, кто и должен был это знать, это был меч Бахи. Другим оружием монахи никогда не пользовались, только такими мечами.

И сам наставник теперь понял, что боя ему не миновать, много было крови на этом мече, и всё было, как никогда очень серьёзно.

Он превзошёл себя в этом бою, и можно сказать, что блистал там, если бы всё же не проигрывал Никодиму.

И в самой технике боя проигрывал, и по другим духовным параметрам. Но большего он сделать не мог, это было выше его сил. Его победила другая школа боя, и именно Ивана Чёрного-Бахи.

И в итоге он сдался на милость победителя, и теперь, смиренно, как ягнёнок, на коленях ждал своей участи. Не стал его добивать Никодим, не мог он это сделать, выше всех его человеческих сил было это сотворить. Каждая минута этого позора наставника целой школы наёмных убийц становилась несмываемым пятном для всей школы. И это всеми ощутимое, но невидимое пятно, всё ширилось, и уже могло предвещать великую катастрофу. И всё же, последний миг, когда все могло быть сделано в допустимых рамках, не был утерян. Из толпы зрителей выскочил какой-то быстрый и очень блеклый для людского глаза человек. Никто потом так и не сумел его хоть как-то толком описать. Как молния сверкнул его маленький серебряный кинжал сверху вниз и поразил родничок наставника. И тот рухнул с колен, как подрубленный.

Всё стало на свои законные места. И этот человек-молния уже мог претендовать на столь высокий пост вместо Никодима. Сейчас он с честью выполнил весь положенный для этого этикет.

Вся площадь находилась в гнетущей тишине. И если бы где-то вблизи их, воспользовавшись всей гнетущей тишиной, тоненько не запела птичка, то люди ещё долго не смогли бы выйти со всего этого мощного транса увиденного, в плену которого они сейчас находились. Это утро заканчивалось, совершенно, по всем своим законам, не оглядываясь на безумных людей.