Текст книги "Гранит"
Автор книги: Григорий Терещенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
Не может, значит, Громов забыть отчетно-выборное собрание. Горком наметил кандидатуру Драча. И Боровик заявил о самоотводе. Здоровье, мол, никудышное. Но большинство коммунистов решило по-своему.
– Боровика! Боровика секретарем! Драч пускай заместителем еще походит.
– Товарищи, – настаивал Михаил Петрович, – вы же знаете мое состояние здоровья. В течение года дважды лежал в больнице. На строгой диете сижу...
– Ничего, еще год поработаешь. Мы твое влияние чувствуем всегда, даже когда прибаливаешь.
Так и решили: секретарем парторганизации вновь выбрали Боровика. Представителю горкома, который присутствовал на собрании, здорово попало от Громова. Об этом Григоренко узнал от горкомовцев позже. А ему тогда Громов и слова не сказал. Только теперь намекнул...
Снова пауза.
– Ты все бараки снес? – спросил вдруг Громов.
– Один оставил.
– Для чего?
– На всякий случай. Может, спортзал оборудуем.
– Спортзал в бараке?
– Для детей.
– Так вот, если ты его сохранил, можешь принять условно-освобожденных. Кое-кто от них отказывается, а ты возьми. Что касается спортзала, то построй лучше новый.
– Георгий Михайлович, но вы же знаете, что карьер теперь не тот, что в старых фильмах показывают. Это – механизированное предприятие. Нужны специалисты.
– Научите. Окружите вниманием, заботой. Люди же они...
И положил трубку. А возможно, неполадки на линии. Бывает и так.
Григоренко задумался. «Условно-освобожденных нужно год учить, а потом они еще столько же технику ломать будут. А там, глядишь, и по домам разъезжаться начнут, срок-то кончится. Нет, надо что-то другое предпринимать...»
Глава вторая
1
– Товарищи, главк предлагает нам освоить выпуск полированных гранитных плит. Сначала плит, потом – лестничных маршей и других изделий.
Григоренко обвел взглядом всех, кто собрался в его кабинете. За длинным столом и на стульях вдоль стен сидели начальники цехов, главный инженер, главный механик, мастера, секретарь парторганизации, члены завкома.
– Машины дадут, – продолжил Сергей Сергеевич.– Средства выделят. Остальное ложится на наш коллектив. И новый карьер, и установка машин, и подготовка специалистов. Но все это никак не означает, что темпы строительства завода вторичного дробления можно снизить. Нет. Мы должны ускорить это строительство за счет других объектов. По предварительным расчетам, нам придется выполнить целый ряд сверхплановых работ...
Григоренко перечислил и распределил дополнительные задания цехам.
Когда он закончил, никто не решался выступать первым. Наконец заговорил Прищепа – горному цеху, что в его подчинении, как раз и предстояло осваивать изготовление этих самых плит.
– Соглашаться никак нельзя, – начал он. – Возьмемся, а потом провалим... Плохо будет! Лучше сразу отказаться...
– Вначале всегда обещают золотые горы, а затем...– подскочил Драч. – Это не одного Прищепы касается. Разве можно такой объем работ взваливать на наш цех? Неоткуда мне людей выделять. Все на машинах заняты. Мне щебень дробить нужно, а не строительством заниматься.
«Будто не для него завод строится, – подумал Остап Белошапка. – Ведь это – основная база дробильного цеха».
Драч совсем разошелся:
– Если дирекция считает, что дробильный цех сверх своей основной работы может дополнительно такой объем работ выполнить, значит, планирование у нас ни к черту не годится... Или... Или...
Скрипнув стулом, поднялся главный механик Гамза.
– Почему начальник энергоремонтного цеха молчит? Я считаю, что предложение главка о выпуске гранитных плит является волюнтаристским и технически неграмотным...
– Я попросил бы, товарищ Гамза, выбирать выражения, – перебил его Григоренко.
– Готов везде отвечать за свои слова, – огрызнулся Гамза и продолжил: – Только что вошли в ритм, а тут – на тебе. Если нас обяжут делать еще и плиты, это приведет к полному хаосу в энергоремонтном цеху. Мы не можем брать на себя такую обузу. Я хочу, чтобы цех нормально мог выполнять план. Драч абсолютно прав, дадут машины и сразу же план – по самую завязку!..
– Товарищи Драч и Гамза действительно во многом правы, – встал Михаил Петрович Боровик. – Ясно, что трудности будут. Но давайте соберем людей по цехам, объясним все до тонкостей, и люди подскажут резервы. Задание важное, большое и сложное, товарищи! Мы даже не представляем его в полном объеме. Но пятилетка зовет! Надо делать! Надо!..
– Собственно говоря, мы пока услышали мнение только двух начальников цехов, – сказал Григоренко.– Я просил бы высказаться начальника энергоремонтного цеха. Что он думает?
– Нужно прикинуть, – отозвался Александр Александрович Вовченко. Он посмотрел сначала на директора, потом на главного механика. – Думаю, двух-трех сварщиков сможем выделить на строительство.
– А ковши сваривать кто будет? Кто, по-вашему? .. – выкрикнул Гамза.
– Товарищ Гамза, я призываю вас к порядку,– остановил его Григоренко. Затем, отыскав взглядом Остапа Белошапку, обратился к нему: – А что скажут строители?
– Без помощи основных цехов нам не управиться с новым заданием. Слишком большой объем, – произнес Белошапка. – Но что касается плит, то мы – «за». Мы – за прочность и красоту. Строители давно ждут такие плиты.
– Выгодно ли комбинату за них браться? – бросил реплику председатель завкома Коваленко.
– Сергей Сергеевич, дайте мне слово! – раздался голос Комашко. Он встал и подошел к Григоренко. – Задача освоения полированных плит является своевременной,– проговорил медленно, с расстановкой Арнольд Иванович. – Раньше у нас просто руки до них не доходили. Если и вспоминали, то говорили – дорого, забывая добавить – красиво. А теперь – время настало. Нам придется наверстывать упущенное. Управимся ли? Считаю, что да. Тем более нам отпускают средства. Мы не можем сейчас раздумывать, рентабельно это или нет. Любое новое производство, требующее освоения, поначалу нерентабельно...
Главный инженер долго и убедительно говорил о необходимости и пользе освоения полированных плит, лестниц, бордюров из гранита.
Григоренко смотрел на него и думал, что, возможно, Комашко и в самом деле становится другим. После возвращения из Москвы его словно подменили. Он стал чаще бывать в цехах, глубже вникать в дела. Провел совещание с мастерами, с общественными инспекторами по технике безопасности. Вывесил список тем для рационализаторов. Конечно, на сердце у него кошки скребут: не на том месте сидит, на котором чуть-чуть не оказался. Но что поделаешь, придется еще побыть главным инженером. Григоренко знал – на Дальний Восток Комашко и не очень-то хотел ехать... «А может быть, он надеется, что его скоро выдвинут и осваивать плиты придется другим, не ему, – подумал Сергей Сергеевич, но тут же отогнал эту мысль: – Нет! Он даже Белошапку поддерживает...»
После Комашко начали выступать мастера, профорги. Многие говорили о том, что надо все же оказать помощь строителям и взяться за освоение производства полированных плит из гранита.
– Так и решим, – подвел итог совещанию Григоренко.– Настраиваемся на изготовление гранитных плит. И вот что еще я хочу сказать. Строим современное предприятие вторичного дробления, которое будет оснащено новейшей техникой, а пол планируем бетонный. Лев Давидович, надо будет достать для пола бруски из пихты.
– Из пихты?! – возмутился Файбисович. – А заявки в главк знаете когда отослали?! Кто же нам без наряда что-нибудь даст?
– Надо попытаться... Ну посудите сами: телевизионные установки и бетонные полы! Разве это совместимо?
– Хорошо, попробую, – нехотя произнес начальник снабжения. – Но не обещаю...
– И последнее, – сказал Григоренко, когда Файбисович сел. – Автономную линию дробления щебня закроем. Михаил Андреевич, договоритесь о передаче ее Межколхоздорстрою. А людей переведите на основное производство.
Автономная, или отдельная, линия была построена лет пять назад. Построена не от хорошей жизни. План тогда не выполнялся. Вот и искали выход. Смонтировали примитивную технологическую линию. Головным агрегатом поставили СМ-16, затем транспортер, грохот и снова транспортер. Получали обычный щебень. Автономная линия хотя и давала за смену кубометров двести – триста, не больше, но это была все же солидная прибавка к плану. С пуском мощной дробилки ЩКД-8 автономную линию надо было поставить на консервацию или демонтировать. Производительность ее небольшая, а людей для обслуживания требует много. Но Григоренко решил передать ее Межколхоздорстрою. Там люди маются без щебня, рады будут и такой установке.
Когда совещание закончилось, Сергей Сергеевич попросил остаться Боровика и Файбисовича.
– Секретарь горкома советует взять на работу условно-освобожденных, – сказал он. – Как вы считаете, брать или не нужно?
– М-да... – протянул озабоченно Боровик. – Если безвыходное положение... Только помощи от них будет мало. Разнорабочие. А нам специалисты нужны... Вот демобилизованных солдат из строительных частей набрать бы...
– А что, это дело!.. – воскликнул обрадованно Григоренко. – Они ведь в течение всей службы – на стройке. Может, командируем вас, Михаил Петрович, как начальника отдела кадров, как офицера запаса...
– Куда?
– Как куда? В воинские части нашего округа... Вы, случаем, не в строительных частях служили?
– Нет. Я – артиллерист.
– Ну ничего, справитесь. Тем более сейчас идет демобилизация. Заготовим письма от горкома, обкома...
– А не поздно ли?
– Оно конечно, поздновато, но, думаю, кое-что все же успеем сделать. В Клесове, помню, к нам поступали демобилизованные. У большинства из них хорошие гражданские профессии. Нам бы человек пятьдесят таких уговорить... Не забудьте о лирике. О Днепре расскажите, о городе, о красивых наших девушках...
– Попробую.
– А вас, Лев Давидович, прошу проследить за переоборудованием барака под общежитие. Не жалейте ни сил, ни отделочных материалов...
– Разрешите? – в двери показалась голова начальника горного цеха Прищепы.
– Заходите. У нас пока с вами все, – кивнул Григоренко Боровику и Файбисовичу.
– Я, Сергей Сергеевич, заявление принес. Хочу увольняться, – прямо с порога проговорил Прищепа.– Поищу работу поспокойнее. В карьере у меня что-то не получается. Ругаете без конца за взрывы... Негабарита действительно много... А теперь еще и новое производство осваивай...
– Что же вы раньше молчали?..
– Думал. Ведь уйти мне с комбината не так просто. Это все равно что на развод подать. Но теперь решил. И никто меня не отговорит. Возьмите заявление... Можно идти?
– Ну что ж, идите.
Вот тебе и на... Всего недели три назад приезжал инженер из Днепродзержинска. Просился на работу в карьер. Судя по всему, толковый парень. Кандидатскую готовит по горному делу. Правда, Григоренко во время беседы насторожило то, что слишком уж много перечислил тот неполадок, замеченных в горном цехе. Есть такие люди, что со стороны многое примечают, критикуют, а поставь их на это место – дела еще хуже пойдут. Ну, а в остальном парень ничего. Рекомендовал даже Григоренко связаться с Днепропетровским институтом геотехнической механики и заключить договор на проведение исследовательских работ. Считает, что выход негабаритов можно сократить до семи – десяти процентов. Высказал он и интересную идею – взрывы в зажатой среде. Григоренко тогда подумал, что такой инженер, конечно, находка для комбината, но не увольнять же Прищепу. Прищепа практик, горный техникум закончил. И пришлось отказать инженеру. Как же теперь его найти? Хорошо, что фамилию запомнил – Борзов.
Григоренко попросил инженера зайти еще раз: пока, мол, должности подходящей нет, но недели через две кое-что, может, прояснится. Но Борзов больше не приходил. Не на Клинском ли комбинате устроился? Лотов, конечно, такого не упустит. Надо будет у Оксаны узнать – работает ли он у них? Постой, постой, а какие у него были мотивы... Во-первых, работать непосредственно на производстве, во-вторых – поближе к родным, которые где-то недалеко живут. Вроде бы в Лубнах.
«Да, поисками Борзова надо заняться самому, – решил Григоренко. – Для начала в Днепродзержинск съезжу. Здесь недалеко, каких-то сто километров...»
2
Иринка давно ушла в школу, а Сергей Сергеевич и не собирается ехать на работу. Будто сегодня выходной день. Сначала рылся в книгах, потом стал листать старые номера «Горного журнала».
Сердце матери чувствует: неспроста это. Что-то таит сын в душе. Может, неприятность какая? Зачем же скрывать ее от матери.
Елизавета Максимовна медленно вытерла руки полотенцем, подошла ближе.
– Ты хочешь что-то сказать, сынок?
– Да, мама...
– Вижу, мучишься чем-то, а молчишь. С матерью, сынок, нужно всем делиться.
– Мама, я полюбил хорошую женщину.
Услышанное не вызвало у Елизаветы Максимовны никакой реакции, она давно ждала этого признания. Так и должно быть, сын еще молод и одинок.
Более двух лет прошло с той поры, когда погибла Клава. Елизавета Максимовна старалась скрасить жизнь сына. Мать есть мать. Но ему нужна и любимая женщина – жена, друг. Так было всегда... Ну, а как же с внучкой? Иринка любит бабушку, которая все тепло своего сердца отдает девочке...
Своих детей Елизавета Максимовна давно вынянчила. Старшую дочь забрала война. Не всегда хочется вспоминать прошлое, но оно нет-нет да и всплывет невольно в памяти.
...Тяжело было в войну среди чужих людей с двумя детишками. Да спасибо душевной щедрости колхозников. Приютили эвакуированных, пригрели, не дали умереть с голоду. Делились хлебом, картофелем... Когда вернулись из села, не узнали свой город. А от дома их одно пепелище осталось. Где жить? Что делать? «Давайте, мама, кирпичи собирать, вокруг столько развалин...» – сказал Сережа. Легко сказать, давай собирать. А попробуй перенести их. Трудно это было, ох как трудно!.. Смастерили тачку, возить все-таки легче, чем носить. И вскоре домишко, хотя и крохотный, но стоял. Какая радость для матери! Но потом опять тревога. Сергей ушел в армию, добровольцем. Мать осталась вдвоем с младшей дочкой. С фашистами Сергею повоевать не довелось, но с японцами успел. В армии он дослужился до капитана. Мать этим гордилась. Потом Сергей женился. А вскоре опять незадача. Сын под демобилизацию попал. Устроился на работу в карьер, учился заочно. Стал инженером. С женою жил в согласии. Мать радовалась. Но обрушилось на их счастье горе – в автомобильной катастрофе погибла Клава. Видно, такая нелегкая судьба досталась...
И вот снова тревожно на сердце у Елизаветы Максимовны. Какой она будет, новая невестка? Если бы оказалась такой, как покойная Клава. Простая. Приветливая. Сердечная... Приголубила бы внучку, дочку Сергея. Не перечила б во всем свекрови. А вдруг не уживутся? Вдруг невестка попрекнет куском хлеба, крышей над головой? Что тогда? Ехать с Иринкой к дочери в Москву? Но отпустит ли дочурку Сережа? Разного наслушалась за многие годы Елизавета Максимовна о невестках. Однако в сыне своем она уверена. Не позволит он обидеть мать. Еще при жизни Клавы он предлагал жить вместе. Но то была Клава! А какая будет эта? А ну как совсем силы оставят? Здоровье все хуже. Присмотрит ли, будет ли заботиться о ней невестка?..
– Так кто же она? – очнувшись от невеселых мыслей, спросила Елизавета Максимовна.
Пауза эта показалась Сергею Сергеевичу очень долгой.
– Оксана Васильевна...
– Это та, которая на комбинате экономистом работала?..
Наслышалась Елизавета Максимовна об Оксане многого. Одни во всем обвиняли ее. Даже вертихвосткой называли. Другие обвиняли мужа, мол, пьяница он. Но пойди разберись в чужой семье, кто прав, кто виноват...
– С мужем-то она развелась?
– Да, в прошлом году, осенью.
– Ну что ж, – вздохнула Елизавета Максимовна.– Тебе, сынок, виднее. Будете в мире и согласии жить, и мне будет хорошо. И Иринке... Счастье сына – счастье и матери.
– К этому мы будем стремиться, мама. Бороться за это. Счастье само не приходит.
– Ты взрослый, Сережа, решай сам. Полюбилась тебе Оксана Васильевна, приводи ее в дом. Я возражать не стану. Только бы ты был счастлив.
Резкие морщинки над бровями Елизаветы Максимовны разгладились, и она ласково улыбнулась сыну.
– Ой, у меня каша подгорает! – вдруг вскрикнула мать. И побежала на кухню. По ее щекам катились слезы...
3
Башенный кран, задрав в небо стрелу, стоял недвижимо. Крановщик, наверное, пригревшись у электроплитки, дремал. А возможно, его и вовсе на стройке не было. Что ему здесь делать, если кран неисправен? На другую работу крановщика не поставишь. Он специалист, всему строительству голова. Ну, если даже не голова, то – шея. Без его работы голове тоже делать нечего.
– Разыщите, пожалуйста, прораба или мастера,– попросил Григоренко девушку-учетчицу.
Мастер Бегма пришел не сразу. Приближался медленно, словно раздумывал: стоит ли подходить или нет.
– Вызывали?
Будто без вызова незачем и подходить к директору.
– Что с краном?
– С электропроводкой что-то. Второй день стоит...
– Где прораб?!
– Поехал в город искать электрика, чтобы починил.
Внутри заводского корпуса, по щитам, заменявшим лестницы, девушки носили на носилках раствор. На глубине шести-семи метров закладывали фундамент. Несколько плотников сколачивали опалубку. Арматурщики таскали металлические прутья. Часть рабочих нагружали бетон в тачки, другие – везли тачки к месту укладки. Люди, конечно, все заняты. Но какова их производительность? Так завод вторичного дробления и за два года не построить.
«Прораб Белошапка отправился искать в городе специалиста-электрика,– накалялся Григоренко. – В то же время в штате комбината есть главный механик, главный энергетик, инженер-энергетик, начальник энергоремонтного цеха. А исправить электропроводку некому. Все на плечи прораба свалили. Нет, так дело дальше не пойдет».
Рабочие оставляли тачки, подходили к Григоренко. Вот и крановщик. Подошел, стал, как солдат перед старшиной, блеснул крупными зубами:
– Товарищ директор! Помогите хоть вы пустить кран! Кто только не был, а кран все стоит. Девчата вон на носилках кирпич и раствор носят. А фермы? Как их без крана укладывать?
«Да-а, – подумал Григоренко, – крановщик больше за производство болеет, чем мастер. А ведь строительство корпуса вторичного дробления сейчас главный объект. Когда первичное дробление налаживали, все на том объекте сидели. Теперь же раскачиваются, словно лишнего времени много. Значит, совещание ничего в этой части не дало. Придется строго спросить кое с кого. Прежде всего с мастера и работников энергохозяйства».
– Так вы поможете? – не отставал крановщик.
– Обещаю принять меры.
Попробуй не выполни обещание, рабочие тогда и к нему обращаться перестанут, как к другим руководителям, в которых веру утратили. Но неужели крановщик и прорабу не верит? Ведь знает, что он поехал за электриком. Или так, на всякий случай, просит, вдруг Белошапка ни с чем вернется. А, собственно, почему поехал он? Пускай бы Александр Александрович позаботился, ведь это его работники не могут отремонтировать кран. А главный энергетик где? А главный механик?..
Подошел начальник дробильного цеха. Выглядел Михаил Андреевич торжественно – в новом костюме и новой фуражке, с орденскими планками на груди, пальто нараспашку. Держится уверенно. Значит, план идет. Когда с планом плохо, таким его не увидишь, тогда он вообще на глаза директору не показывается.
Драч неторопливо подал руку Григоренко.
– Ну, как дела? – спросил его Сергей Сергеевич.
– Наши дела всегда как на волоске. Сегодня завод намолотит сто двадцать процентов, а завтра, не исключено, и до сотни не дотянет. Техника... Того и гляди, что-нибудь из строя выйдет.
– Минутку... – сказал Григоренко и остановил проезжавшую мимо машину. – Вы в карьер едете?
– Да, – ответил водитель.
– Передайте главному механику Гамзе, чтобы немедленно прибыл ко мне сюда.
Шофер кивнул.
– Значит, сто двадцать процентов! Пожалуй, вы правильно на совещании говорили, планирование у нас хромает – план явно занижен...
– Вот так занижен – миллион кубов!
– Ну, а как с дополнительным планом? Вы думали о вторичном дроблении? Или мне самому идти говорить с рабочими?
– Выделить людей мы выделим, но видите, как здесь работают? Надо всем сразу взяться. Короче говоря, человек пятнадцать на строительство мы пошлем. За счет погрузки, обслуживания, ремонтников. Но у нас не энергоремонтный цех. Оттуда можно половину людей отдать на стройку, и дело совсем не пострадает...
– Погодите, Михаил Андреевич. Лучше будет, если вы еще найдете резервы в своем цеху, а там другие искать будут. Грешным делом, я на совещании подумал, что новый завод вторичного дробления вам вроде и не нужен.
– Как это не нужен?
Подъехал на попутном грузовике Гамза.
– Почему кран не работает? – спросил у него Григоренко.
– Электропроводка нарушена.
– Останетесь здесь со своими подчиненными, пока не будет налажена.
– Главный инженер приказывает сидеть возле экскаваторов,– буркнул Гамза, – а вы – возле крана. Где же мне сидеть?!
– Сидеть нигде не нужно. Вам бы следовало всюду успевать, на то вы и главный...
– Товарищ директор, да главного механика на строительство и на аркане не затянешь, – вступил в разговор мастер Бегма. – Его интересует только дробление щебня. Ведь он за щебень премии получает...
– Вас послушать, так и первичное дробление без главного механика налаживалось? – парировал Гамза.
– Вы слушайте, слушайте. У людей давно накипело, – поддержал Бегму директор.
Возвратившись в управление, Григоренко зашел к главному инженеру.
– Арнольд Иванович, прошу вас уделять максимум внимания строительству. Присмотритесь, пожалуйста, к работе Бегмы, сможет ли он возглавлять этот ответственный участок?
– Хорошо, – ответил Комашко, а сам подумал: «За кого угодно, но за прораба я тянуть лямку не стану!»
4
Люба пришла к Боровику, села у стола.
– Была у главного инженера и начальника планово-производственного отдела, но никто из них не хочет выступить перед комсомольцами о новых заданиях комбинату.
– Чем же они мотивируют свой отказ?
– Начальник планового отдела собирается в Москву. Главный инженер заявил, что ему некогда, что он слишком перегружен. Я бы сама выступила, но уже надоела комсомольцам со своими докладами... Не могли бы вы, Михаил Петрович, прийти послезавтра на комсомольское собрание?
– Нет, Люба, я тоже не смогу. Сегодня уезжаю в командировку. А доклад сделает Григоренко. Я его попрошу об этом. Или сама к нему сходи.
– Лучше вы поговорите, хорошо?
– Ладно, скажу. Да, кстати, я все собираюсь спросить тебя, что за дискуссия была после занятий в политшколе? Отсталые взгляды молодежи, легкомыслие?..
– Нет, это не так. Просто комсомольцы не могут равнодушно относиться к некоторым фактам. Фактам повседневной жизни...
Боровик с недоумением посмотрел на нее.
– Почему вы, к примеру, снисходительно относитесь к нечестным людям? – после некоторой паузы спросила Люба.
– Что-о?..
– Вот недавно устанавливали очередь на получение квартир в новом доме. Начальник энергоремонтного цеха Вовченко Александр Александрович подал заявление на трехкомнатную квартиру. А семья у него – он да жена. Сын ушел в училище и вряд ли сюда вернется. Правда, Вовченко временно привез мать. Я говорю, «временно», потому что мать уже уехала домой в деревню... Инженер по технике безопасности Акулина Назаренко по фиктивной доверенности получила на автозаводе тонну кровельного железа... Мать Комашко строчила анонимки. Разве сын не знал?..
– Но Александр Александрович трехкомнатной квартиры не получил. И на очередь его не поставили. Назаренко мы объявили выговор. Что же касается матери Комашко... Сын за мать не отвечает, Любовь Александровна.
– Может быть, это и так. Но мы, молодежь, думаем, что коммунист – человек необыкновенный, в смысле честности, любви к людям, гуманности...
– Коммунисты всегда несут ответственность за свое поведение. И для нас существует воспитательная работа. Предупреждают, наказывают. Есть и крайняя мера – исключение из партии...
– Вот и мы считаем, что недостойных следует сразу выгонять из партии...
– Видишь ли, Любовь Александровна, к сожалению, еще случается иногда, что в партийные ряды проникают и приспособленцы. Но их, как правило, выводят в конце концов на чистую воду... Конечно, настоящий коммунист подобен градуснику, по которому определяется температура окружающей среды. Все равняются на него. Когда меня выбирали секретарем партбюро, мне стало даже не по себе. Думал: «Может, к этому я еще не готов, недостаточно стоек, наконец, мало образован». Ведь нужно, чтобы ты вел людей, чтобы на тебя равнялись, и, как говорится, был во всем примером...
– Я понимаю, коммунистом быть трудно, – проговорила задумчиво Люба.
– Коммунист такой же человек, как и все, и в то же самое время не такой. Если ты коммунист, то должен честно выполнять данный обет. Обет – всего себя отдавать народу. Так, как выполняли его люди, создававшие партию. Знаешь, как было во время войны? Там, где складывалась очень тяжелая обстановка, всегда звучала команда: «Коммунисты, вперед!»
Боровик задумался. «Коммунисты, вперед!» В этом призыве был смысл и его жизни. С ранней молодости он верен ему. И поэтому жизнь, даже в самые трудные годы, была у него содержательной и ясной.
– Мы, молодежь, всегда это будем помнить, – сказала Люба. – Будем всегда благодарны вашему поколению.
– Так вот, Люба, партия – самое святое, что у нас есть. Она всех учит честности, мужеству, правде. В партию нужно строго отбирать. И вы должны рекомендовать только лучших из лучших комсомольцев. Ясно? – Боровик улыбнулся: – Думаю, что ты будешь настоящим коммунистом. Тебя уже сейчас можно рекомендовать в партию.
– Спасибо, ваше доверие мне дорого...
5
Они неожиданно столкнулись лицом к лицу. Увидев Комашко, Зоя встревожилась. Свернуть бы, но некуда. Обычно главный инженер в машине на работу ездит, а тут – вдруг – пешком...
«Ну, чего испугалась, – начала успокаивать себя Зоя. – Не съест же он меня. Избежать таких встреч все равно невозможно – на одном комбинате работаем. И я должна быть готова к этому».
– Здравствуй, Зоя! Как живется-можется? – улыбнулся Комашко.
– Спасибо. Не жалуюсь.
– А вот я одинок... Ты сделала меня таким.
– Я с вами, Арнольд Иванович, тоже была всегда одинокой. Только теперь нашла свое счастье. Мы с Остапом живем одной жизнью.
– М-да, – протянул Комашко.
– Вы еще найдете себе жену. Только ищите не служанку, а друга.
– Спешить не стану. Обжегшийся на молоке дует и на воду. Однако и ты счастливой не будешь. Медовый месяц пройдет... Ты думаешь, он простит тебе? Нет! Мужчины такого не прощают. Как сказал поэт: «Кто дружбе изменит хоть раз, тому уж веры нет...»
– Хуже, чем с вами, не будет...
– Посмотрим, посмотрим, как оно у вас еще сложится...
– Ну, я пойду, Арнольд Иванович.
– Может, встретимся как-нибудь и поговорим? Наедине...
– Не о чем нам с вами говорить!
– Есть о чем.
– Никогда! – твердо сказала Зоя.
– Ну что ж, пока. Но помни, я еще здесь... А это кое-что значит!
– Вы, Арнольд Иванович, мне не начальник, – ответила Зоя, а сама подумала: «Надо уходить с комбината. Напрасно Остап удерживает меня. Работай честно, и все, мол, будет в порядке. Плохо он знает Комашко. Любую пакость можно ждать от него».
Слова, сказанные бывшим мужем, больно отозвались в сердце: «Мужчины такого не прощают!» Неужели Остап не простил?! Ведь, кроме него, у меня никого нет на всем белом свете».
Без матери Зоя осталась очень рано. В памяти лишь смутные воспоминания о ней. А отец запомнился суровым, строгим солдатом. Но никогда не забудет Зоя, как плакал он у могильного холмика, куда приходил вместе с ней по воскресеньям. Потом и отца не стало. «Кажется, это произошло осенью. Да, осенью – кладбище тогда было усеяно желтыми листьями...»
Как-то зимой, когда она училась в восьмом классе, из Полтавы пришло в полесское село письмо. Зоина тетка коротко сообщала, что живут они в достатке, только вот за домом присмотреть некому. И она просила приехать кого-нибудь из детей...
Зоя понимала, что выбор падет на нее. Не отправит же мачеха свою родную дочку, хотя та и старше на год. А Зою послать – одним ртом меньше.
– Поезжай, доченька, – сказала мачеха ласково.
– А учиться как?
– Там и учиться будешь. В Полтаве школ хватит.
Учиться в городе!.. Она поедет поездом, увидит трамвай, сможет гулять по асфальтированным улицам. Поезд Зоя видела только на картинке: что и говорить – местечко их глухое, от железной дороги километров сорок будет. На душе у Зои стало радостно. Как медленно потекли дни, скорее бы в путь...
В Полтаву поезд прибыл вечером. Зоя вышла на привокзальную площадь и растерялась: какой большой город! Все куда-то спешат – и машины, и люди. Зою подхватил живой поток, и она, сама не помня как, оказалась в троллейбусе. Только когда тронулись, Зоя опомнилась: «А туда ли я еду?» Она осмотрелась, кого бы спросить? Вот пожилой мужчина в рабочей спецовке. Зое он почему-то показался даже знакомым.
– Скажите, пожалуйста, – обратилась она к нему,– как доехать до улицы Котляревского?
Черные глаза рабочего посмотрели на Зою приветливо и понимающе.
– Остановок шесть ехать. Я скажу тогда.
Тетка встретила Зою тепло.
– Кровинушка ты моя, – всплеснула она руками.– Дай-ка мне на тебя посмотреть. Какая большая стала...
– Не тарахти, – строго прикрикнул теткин муж.– Девочка с дороги, а ты... Собирай на стол, чаю попьем вместе.
Зоя быстро освоилась со своими обязанностями. Она убирала квартиру, готовила ужин. Иногда возила какие-то свертки и чемоданы для теткиных знакомых.
Тетка с мужем работали где-то в торговле. На работе она была занята не так уж долго. Но иногда пропадала по целым дням, появлялась поздно и, прикрыв окна шторами, сразу ложилась в постель.
Как-то за обедом тетка спросила:
– Ну, нравится тебе в городе?
– Конечно, нравится, – ответила Зоя. – Вот только учиться бы...
– Отстала с переездом. Теперь не догонишь. С осени пойдешь.
К ним частенько наведывались гости. Особенно один мужчина с длинными, как у женщины, волосами. Дядя недолюбливал его, называл «хабарником» и «делягой». Но когда тот появлялся, заискивающе заглядывал ему в глаза.
Однажды, поздно вечером, когда была распита не одна бутылка коньяка, дядя растолкал заснувшую Зою и сказал:
– Перехватил малость наш гость дорогой. Проводи его до троллейбуса.
Зоя не торопясь набросила халат, пальтишко. Ей так не хотелось идти в холодную ночь!
– Дядя, мне не хочется. Поздно уже...
– Надо, надо, доченька.
Тетка, сидя за столом, неодобрительно покачала головой. Пришлось идти.
Не прошли они и нескольких шагов, как мужчина обнял ее и попытался поцеловать.
– Пустите! – стала вырываться Зоя.
Но тот и не думал отпускать ее. Тогда Зоя выпрямилась и внезапно укусила его за нос. Мужчина выпустил ее, полез в карман за платком, а Зоя бросилась бежать.
