Текст книги "Прорыв"
Автор книги: Григорий Свирский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 43 страниц)
Дов протянул руку в сторону ворот, поперек которых стоял пятнистый, как ягуар, бронетранспортер. Чуть поодаль зеленел американский танк "Шерман". Орудийная башня развернута, пушка нацелена на калитку, в которую мы входили.
– Приготовились, туфтачи! – басил Дов. – Даже наш кацин к бабе своей не удрал. Разогнал нас патрулировать вдоль проволочной ограды. Ночь-полночь ходим. Ждем!.. – Дов прибежал с бугра, махнул нам рукой, мол, чего уселись?!
Наум вытерся кипой, запротестовал: – Куда ты нас тянешь? Что мы, "колючки" не видели?
Дов не ответил, только рукой махнул: "Давай-давай"! Когда он, наконец, остановился, мы дышали загнанно. – Видите? – Дов показал рукой на ограду. Мы взглянули и – онемели.
В ограде из колючей проволоки, которой была обнесена военная база, зияла рваная дыра; в нее прошел бы любой грузовик. "Колючка" лежала на земле. Столбики, видно, подгнили... Мы переглянулись с Наумом. Да кто бы, при такой "колючке", полез в ворота?! Вырежут гарнизон, и пикнуть не успеют.
– Бершева, ребята, кругом сплошная Бершева... – басил Дов. – Я к чему это все веду? На другой день я и положил своего кацина на пузо. Полежи, сука бершевская, поразмышляй.
Когда, простившись у ворот с Довом, мы шли к автобусу, Наум сказал, что, по всей вероятности, он останется в Израиле. – Послал сюда документы. Из Штатов. Как доктор наук, сотрудник американской компании Ай-Би-Эм. В шесть мест послал, из шести ответили, что будут счастливы видеть меня своим сотрудником.
Я вспомнил, как Наум искал работу. – И платить будут?! – вырвалось у меня.
– Раз в шесть-семь меньше, чем в Штатах. Думаю, выберу Техногон, на севере. Место профессора.
– А вдруг они спохватятся, что ты не американец?
– Тогда я подымусь на кафедру и покажу им свои тощие ягодицы. – Он похлопал себя по заднему карману потертых джинсов, где красовался фирменный знак и буквы "Made in USA". До самой остановки он молчал, сказал вдруг в толчее пыхтящего арабского автобуса. – Еще утром не знал, останусь здесь или нет? Контракт с Ай Би Эм трехгодичный, много для меня нового. – Добавил почти беззвучно, жестко: – Дов прав, сплошная Бершева... Убили отца, кто на очереди?.. А, не дай Бог, проревет сирена!.. Все! Остаюсь!
Сирена проревела через два месяца. Скорее, не проревела, а прогудела тоненько. Почти пропищала. Я высунулся в окно, отыскал взглядом железную мачту, на которой виднелся раструб сирены. Эта, что ли, пищит? Включили приемник, хотя в Судный день все радиостанции молчат. По израильскому радио звучал Бетховен. Его прерывали короткие военные сводки, воспроизводившие сообщения Дамаска и Каира. Израильские дикторы читали – с ироническим нажимом: Израиль, де, бомбят. Хайфа, Тель-Авив, Иерусалим в огне.
Я выскочил на плоскую крышу дома, откуда виден весь Иерусалим, и старый, за белыми турецкими стенами, и новый, где, как кегли, торчали над тусклыми крышами отели, полиция и израильский Гис-тадрут. Привычный отдаленный шум города. Ни дымка. Однако Бетховен продолжал звучать... Ночью мне позвонил из Тель-Авива Наум. – Гриша , тебе что-нибудь известно? Информация, как в России. Шиш с маслом. А над городом трещат санитарные вертолеты. Говорят, раньше такого не было. Значит, где-то кровавая рубка... Где Дов, не знаешь?.. Телефон не отвечает. А Сергуня на Голанах...
Я снова припал к приемнику. Бетховена прерывали странные позывные: "Горшок с мясом! Горшок с мясом"... "Шерстяная нитка!.."
На рассвете меня разбудил лязг танковых гусениц. Зеленая колонна английских "центурионов" обтекала наш холм и час, и два, конца ей не было. Поднялся на крышу сосед-израильтянин. Сказал, что танки разворачиваются на юг. К Синаю...
Я, по правде говоря, не поверил. До Суэцкого канала почти четыреста километров. Пустыня Негев. Затем огромный Синай с зыбучими песками. Танк -машина не транспортная. А боевая. Треть танков не дойдет, сломается, застрянет на песчаных дорогах... Я был солдатом на двух войнах. Хорошо знаю: каждой танковой части приданы грузовики с платформами. Где они?
Добрался кое-как до южной оконечности Иерусалима. Здесь гигантская пробка. Автобусы, грузовики, танки – каша... Наконец машины растащили. "Центурионы" и американские "Шерманы", кроша шоссе, прогрохотали в облаках пыли и гари мимо. На юг... – Где грузовики с платформами? – Я задал вопрос полицейскому офицеру, показывая для верности, руками: где платформы?
Он вызверился: – У Даяна спроси!
Я кинулся на радиостанцию "Кол Исраэль", чтобы стать военным корреспондентом. – "Кол Исраэль" это нужно? – ответил мне груболицый взъерошенный человек. – Вы думаете, у нас есть деньги на сверхштатных?.. Вы готовы без денег?!.. – Он прохромал из одного угла в другой. – А что вы будете передавать – без денег?..
Едва я вернулся домой, раздался телефонный звонок из Мюнхена. Радиостанция "Свобода" просила меня быть ее корреспондентом на войне Судного дня.
Следующее утро застало меня неподалеку от Голан, на пути в городок Кирьят-Шмона, у Ливанской границы. Чем ближе к войне, тем, естественно, больше патрулей. У солдат американские винтовки М-16. На холмах, у апельсиновых деревьев, пулеметы, нацеленные на шоссе. Наш тряский "фольксваген" останавливают, солдат заглядывает в кабину и тут же показывает рукой – вперед!..
– Зачем они нас задерживают? – спросил я своего приятеля-шофера. -Проверка документов! – пояснил он. – Но у нас же ни разу не потребовали документов!
– Как?! Заглянули в машину. Увидели – евреи!..
Мы задержались в Кирьят Шмона, на который обрушилась вчера советская ракета "Фрог". За день до обстрела сюда привезли группу репатриантов из СССР. Я опасался увидеть людей перепуганных, измученных. Ничуть не бывало! Возле нас тут же собрались юнцы, жаждущие новостей (как будто новости не здесь, у Голан!) Мальчишка в кепке, увешанной советскими и израильскими значками, показал нам осколок ракеты. Осколок серьезный, на нем, у самого излома, русская буква "Б". Подошли взрослые. Круглолицая полная одесситка заметила под общий хохот: – Теперь я понимаю, почему нам дали на сборы только семь дней. ОВИР точно рассчитал, чтобы мы успели к этой ракете...
Жара спала. Воздух первозданно чист. Курорт. Оставив городок, машина вскоре стала подыматься на взгорье. Впервые потребовали пропуск.
– Зачем мне пропуск – при таком паяльнике? – Я показал на свой нос.
У солдата в танковом шлеме красные глаза. Он не улыбнулся; спросил, какое сегодня число?.. Восьмое октября?! – Добавил измученно. – Значит, не сплю третьи сутки. Извините! Нельзя!.. Назад-назад!
Тут лишь я заметил, позади него, в траншее, полузакопанный танк. Только башня торчала. Орудие направлено на дорогу... Это что, арьергард части, ведущей наверху бой?
Мы разворачивались, когда послышался рев истребителя, идущего почти на бреющем. Голаны преодолевал израильский "Скайхок". Он шел тяжело, форсируя мотор, будто переползал, а не перелетал. Под его крыльями поблескивали ракеты. "Скайхок" оставил за собой столб грома, и снова тишина. Мы стояли долго, Ждали второго самолета...
Я был поражен и, пожалуй, чуть напуган тем, что самолет прошел один. Я воевал в годы второй мировой войны в воздушных войсках и помнил, что один истребитель по наземной цели не выпускался никогда. Ведущий атакует цель, ведомый прикрывает с воздуха. Защищает. А один? Он – жертва. Его собьет любой истребитель, барражирующий над линией фронта.
001""Скайхок" прошел 002"один-одинешенек...
На ближайшей развилке мы подхватываем солдата. Он воюет где-то рядом, на севере от 003"Тевериадского озера, у моста через Иордан. В тылу, казалось бы... Солдата отпустили на сутки, со списком поручений. В расширенных глазах паренька – ужас. Он повторяет в ожесточении одну и ту же фразу. Я не могу понять его клокочущего иврита. Мой приятель переводит растерянно: "Попадись мне сейчас 005"Голда, я бы ее убил! Я бы ее убил! За всех ребят006"!.."
Я гляжу на него искоса, вспоминаю Иордан, где убили его друзей, и до меня начинает доходить, что сирийские танки прорвались сквозь 007"Голаны, спустились вниз, к Иордану, и, значит, рванутся на Хайфу, перерезая Израиль надвое. До Хайфы километров сто, не более... Парень сошел с ума?! Если сирийцы спустились с 008"Голан...Тут только я спросил себя: на 009"Голанах катастрофа?!
Иосиф 010"Гур оказался провидцем? Я не представлял еще ее размеры, которые вынудили 011"Моше 012"Даяна, на другой день, стремительно войти, в два часа ночи, в кабинет командующего израильской авиации со словами: – 013""Надо оставить Египет. Положение на севере ужасно. Некому остановить их. Переведи туда авиацию014"".
Мы вернулись в Иерусалим ночью. Жена попросила меня отнести бутерброды сыну. Он охраняет университет. Я 015"увадел сына, когда он и пожилой охранник со значком парашютных войск, зарядив 016""Узи", отправлялись в обход. Поднялся с ними на крышу. Иерусалим затемнен. Ни огонька. А вокруг него – световое кольцо арабских деревень. Подарок штурманам, идущим на Иерусалим... Я попросил смуглого напарника сына немедля сообщить в штаб, чтобы выключили свет в деревнях.
– Ты араба не знаешь, – едко усмехнулся напарник. – Я из арабской страны – я знаю. Араб – идиот. Увидит свет, его-то и будет бомбить.
Я частенько слышал в Израиле, вовсе не только от рядовых охранников и их начальников, что арабы – кретины, дебилы, идиоты и что арабский мир никогда не подымется выше головы верблюда. Раньше я усмехался. Сейчас мне было не до смеха. "Господи, кто придумал, что евреи – умный народ? Такие же кретины, как и все".
С утра всюду огромные очереди. Такие очереди я видел лишь в России, у продовольственных магазинов, и у меня упало сердце. Подойдя к стоявшим, узнал, что это очереди – сдавать кровь.
Изменилась улица. Наглецы, хамы словно провалились сквозь землю. Все предупредительно вежливы. До жути. На углу улиц 021"Яфо и 022"Кинг Джордж, на центральном 023""пятачке024"" Иерусалима, беззвучно плачет старушка. Все прохожие, один за другим, кидаются к ней, чтоб перевести через дорогу. Старушка отрицательно мотает головой, пучок волос сзади растрепался, она не замечает этого...
– Сын025"!– шепчет улица, и я вижу, как словно 026""переламываются027"" спины у прохожих. Отходят сгорбленными, с опущенными плечами.
В автобусах, к этому трудно привыкнуть, тишина. Передают "новости", их слышно, где бы ни сидел. Улицы беззвучны. Никаких истерик, пьяных рекрутских песен. Готовность помочь друг другу беззаветная. Достаточно любому мужчине поднять руку, и любая машина затормозит и повезет его хоть на край света, в Израиле, правда, не столь отдаленный.
Появились вдруг, точно из осеннего воздуха, острое чувство побратимства, единой судьбы. Как у экипажа корабля, попавшего в гибельный шторм. Каждый точно знает и свое место – по "штормовому расписанию".
Израиль неправдоподобно тих, быстр, предупредителен. Словно бы он перестал быть Востоком. Одно тревожит. Вакуум информации. Город полон слухов, один другого нелепее. Никто ничего не знает. Это начинает взвинчивать, раздражать: они что, все вымерли, что ли? И Голда, и 028"Даян? 029"Можрт, впали в "сталинскую депрессию", из которой "великий и мудрый", помнится, не мог выкарабкаться почти две недели?
В Тель-Авиве, в доме журналиста, мне шепнули, Даян собирал главных редакторов 030"ивритских газет. С одним из них я был знаком, отправился к нему. Редактор походил на солдата-ополченца, просидевшего сутки под огнем тяжелой артиллерии. Он был в шоке. У него дрожали руки, губы. -Мы потеряли канал, – наконец сообщил он. – Новые русские ракеты прожигают наши танки... Это разгром... Даян сказал, что вечером выступит по телевидению.
Но министра обороны к телестудии не подпустили. Естественно, отменить явление Даяна перед народом Израиля не имел права никто, кроме 031"Голды 032"Меир. Вместо него на экранах объявился моложавый генерал 033"Аарон 034"Ярив, бывший начальник разведки, который, разумеется, по роду своей работы, не сообщал о ней простому люду, отродясь, ни звука.
Свой опыт он развил блистательно: 035""...нет никакого повода преувеличивать опасность, грозящую народу Израиля, – решительно заявил он. Если бы он добавил еще: "Армия – это нечто особенное036"...", картина была бы полной...В отчаянии я позвонил 037"Гурам. 038"Лия сказала, плача, что 039"Дов в госпитале. Здесь, в 040"иерусалимской 041""Хадассе"...
Дов лежал в большой светлой палате. Одна нога в гипсе. Толстая, как труба. Подвешена к потолку. Увидел меня, засмеялся. – Ты чего развеселился? – Так ведь помрешь от хохота. Советы целят в одну точку. Левая нога, чуть выше щиколотки. В Воркуте стрелок достал. Затем с поезда сбросили; и тут осколок. Третий раз в одно и то же место. Ну, суки! Ну, дотошные!
Мне знакома эта лихорадочная веселость. Счастлив, что жив остался.
У тумбочки 042"Дова гора апельсинов, конфет, пачки три печенья. Израиль забрасывает госпитали подарками. – Давай, старик, 043"подхарчимся, – весело говорит он. – Наум где044"?... А 045"Сергуня? Ничего не слыхал?.. Боюсь я за 046"Сергуню. Целил в Магадан, попал на Иордан. Там, старик, такая резня!.. А его, вроде, на 047"Хермон перебросили. На самую вершину. Гуля свитер отвозила. Всех порешили на 048"Хермоне... – 049"Дов потемнел лицом, подобрал губами несколько волосков бороды, закусил, зубы скрипнули. – Мы 050"Голде с 051"Даяном ни отца, ни эту войну не простим, помяни мое слово! Все 052"просрали, паразиты!
Дов поел, чуть успокоился, рассказал, как настигла война. Привез свою продукцию. Сгрузил на 053"Голанах краном блоки, плиты. Укреплял бункер на вершине. – ...Привариваю автогеном блок. Отлетает вдруг от взрыва дверь. Выглядываю. Мать честная! Танк – Т-54, метрах в сорока. Карабкается вверх, ко мне. Орудийный ствол торчит, как 054"хер у новобранца. За ним еще дымят... С другой стороны холма, слышу, ревет наш "центурион". Кто первый жахнул, не понял. Лежу, жую землю... Ты выпить не захватил, случаем? – оживился он. – Война непьющих... Смеешься. На Голанах ночью зуб на зуб не попадал. У каждого солдата фляжка, а в ней... кофе. Спирт только для протирки линз, ну? Война – дело страшное! А война непьющих055"!! Жуть! 056"– Дов выковырял из коробки все конфеты с ромом, и горстью – в рот. Вот отчего у него борода у губ рыжеватая. От рома... – Так, значит, лежу, жую землю. Вижу, 057""центурион" горит. Кричу благим матом, чтоб выпрыгивали. А они хобот опустили и – в упор! В упор!.. Ору, забыл, что меня никто не может услышать – "Вылезайте, мать вашу058"! 059"."Во всех армиях, Гриш, экипаж имеет святое право оставить горящий танк или самолет. А чтоб вот так?! Ни в одной войне не бывало. От отца знал. От зеков-танкистов. Раз огонь занялся, тикайте, братцы! Законно! Я ору, а они 060"шмалят в упор. В упор! 061"Кибуц ихний внизу, что ли? Танков семь 062""схавали", пока сами не взорвались. Башня отлетела, как отрубленная голова. Черный дым. Смрад... Отполз, спрашиваю раненых: кто в танке был? Интересно мне. Это ж почище, чем 063"наш Гастелло...
Никто не знает. Один парняга вгляделся в номер, говорит, вроде, танк 064"Додика... Фамилии сказать не успел. Нас взрывом расшвыряло, сознание потерял. Пришел в себя, вроде цел. Кругом все горит. Как на адской сковородке... Слышу, кричат откуда-то снизу, кто знает, как запустить русские танки? Сирийцы побросали. 066""Попробую, говорю, я русский...067"" Я трактор водил в лагере, да и машину знаю. Посидел, 068"пошуровал рычагами. Гляжу, дернулся, гад. Пошел!.. Тут из-за хребта 069""скайхок" израильский. 070"Ка-а-к жахнет по мне! Дура, кричу, ты что?! А? Был бы пост радионаводки – ему б указали кто -кто... Да где он, пост?! Уже если бардак, так бардак!.. А тут сирийцы начали обстрел. Мать честная! Свои бьют, чужие добавляют... В общем, вывел я из ложбины пять танков. 071"Целехонькими. Нате, говорю, от России подарочек жидам! Она для жидов ничего не жалеет!..
Тут простучал в палате костылями какой-то парнишка, сунул 072"Дову маленькую бутылку, сказал: – Твоя принесла, бывшая... Что?.. Мать ей не разрешила выйти из машины... Дов 073"аж руками всплеснул. – 074"У-ух, сука! Верна себе. Застращала мою пташку... – Открыл зубами пробку, отхлебнул, мне. протянул бутылку, не отстал, пока я не пригубил. Французский!..
– Так и остался я у танкистов. – Дов отхлебнул еще глоток, затем вылил из пузырька какое-то лекарство, перелил туда коньяк и лишь тогда успокоился.
– Спрашивают фамилию. Я отвечаю: "Маршал бронетанковых войск 075"Гур". Больно длинные, говорят, у русских фамилии. Сократили. Имя – Маршал, фамилия 076"Гур... Если что, так бы и на могиле написали, ей Богу!
Я покидал 077""Хадассу", стараясь не разрыдаться: навстречу несли и несли носилки с ранеными. Ранения страшные, смертельные – от базук, прожигающих броню. Многих не могут опознать: железные солдатские жетоны с номером расплавлены.
Невольно подумал о Голде, фотографии которой снова появились на страницах газет. Какая трагедия – быть у колыбели государства, "еврейской мамой078"", а уйти под проклятия солдат, брошенных в фортах и блиндажах на произвол судьбы.
Полдня я искал остальных Гуров. Ни Наум, ни Яша не отвечали. От отчаяния даже 079"Сергуне позвонил. Какое! Наконец, я наткнулся на Регину. Она сказала, что муж отправился в госпиталь 080"Тель-Ашомер, там какое-то управление армией.
Через час я отыскал Яшу, сидевшего на скамейке, среди сырых и остро пахнущих кустов терновника. Он курил папиросу за пап081"иросой. Оказывается, он здесь с утра; вошел в управление и сказал прямо: "Я хирург, опытный, здоровый, – и не иду в армию. Я не могу с этим согласиться!"
Яше сказали, подождите, мы обсудим это. Когда будет надо, мы вас вызовем. – Нет, сейчас, – возразил Яша. – Я уже пришел. Давайте направление!
– 082"Савланут! – сказал мужчина в военной форме и босоножках. 083"Услыша "савланут084"", Яша просто озверел: – Можно талдычить "савланут" кому угодно, – вскричал он, – но не раненым, истекающим кровью!.. Военные чиновники переглянулись, вздохнули и сказали Яше, чтоб посидел на скамейке.
И вот мы сидим с ним, и час, и два, и три. Каждые десять минут над головой трещит вертолет. Раненых везут и везут. Уж солнце начало заходить, а мы все ждем.
Наконец из управления вышла солдатка, дала Яше бумажку и затараторила на иврите. Яша уловил лишь то, что его направляют в Синай, а я разобрал, откуда уходит самолет и в какое время. Сложив понятое вместе, оба закивали, 086"ответствуя солидно и, конечно же, на иврите: -087"Беседер! 088"Беседер!
Оказалось, мы оба не поняли ни черта. Во всяком случае, меньше половины. Солдатка сказала, что Яша должен получить обмундирование и военное имущество здесь, на центральном складе. В том числе, железный жетон с номером. Этого мы не постигли, и утром Яша явился на военный аэродром в рубашке 089"апаш и московских босоножках с дырочками. Он был единственным штатским, и его не хотели пускать. Яша показал направление, в котором было написано 090""кацин-рефуа", офицер091"-доктор. Офицеры, стоявшие в очереди на посадку, засмеялись, кто-то схватил его за руку, и во мгновение ока Яша оказался в зеленом израильском самолетике 092""Арава". Доктор, что с него возьмешь!
Он позвонил мне, как мы и договорились, в тот же день. Очень обрадовался, услышав его медлительный добрый голос: – Привет от пустынножителя!.. Скажи Регине, чтоб Олененку давала две ложки капель датского короля... Ощущения? Мой крест – московские туфли. Песок засыпается во все дырочки, в ногах хруст на весь Синай... Что? Встретили по-братски. Дали, как доктору, три одеяла. Да, пытались всучить автомат 093""Узи". Объяснил на пальцах, что, не дай Бог, могу кого-нибудь поранить. Тогда передо мной вывалили пистолеты. На выбор. Мне понравился самый допотопный 094"бо-ольшой с названием 095""Библей-Скот". Из-за названия и взял. Романтичное. Как из 096"Майн-Рида. Так, сколько ложек Олененку?.. Две, правильно!.. Бывай!
Следующие звонки были короткими. Голос отрывистый, хрипловатый. Видать, Яше было уж не до звонков... Спрашивал, как Олененок и 097"Натик (так он звал своего годовалого 098"сабру). Давал советы, спросил как-то, в какие часы Регина дома? Лишь однажды кричал в трубку долго, возбужденно: – Привезли грузин! Они требовали, чтоб их мобилизовали! Не берут! Представляешь, купили грузовик и отправились на линию Бар-Лева... Сегодня оперировал 099"Ицхака. У него ранение брюшины, головы, рук. Может быть, выживет. До Регины дозвонился?.. Скажи, я к ней вечером прорвусь!.. Как дела? 100"Шарон тут бушует. Что-то будет. Навезли такого оружия, что мне их даже жалко!.. Как кого? Египтян. – Тут наш разговор прервали. Не иначе, телефонист из России.
Шутка-шуткой, а там за такую беседу дали бы не меньше 101"де104"сятки. Как агенту 105"англо-японо-германо-диверсано... Выдача военной тайны. И выражения сочувствия врагу. Слава те108". Господи, что мы 109"не т а м!
Яша надоумил меня, как добраться до Синая. А потом на его111" базу. – Санитарные самолеты идут из Тель-Авива порожние. Захвати мои сапоги бутылками и баульчик с инструментами. Скажи, что ты 113"кацин114"-рефуа. Пройдет!.. Тут постреливают, но не очень. 115"Натику пусть 117"грудку натирает скипидаром, как сказал. Когда будешь?.. Жду!
2. СУДНЫЙ ДЕНЬ ГОЛДЫ МЕИР
Все утро пытался прорваться к самолетику 123""Арава", летящему в Синай. Будь я представителем израильской печати – уломал бы власти Но я был корреспондентом иностранной станции, русским. И к тому полтора года, как из Москвы. На иврите едва лопотал. Словом, тип весьма подозрительный!.. Потолкался у военного аэродрома без толку и двинулся, как и 133"советовал Яша, на вертолетную площадку возле госпиталя, где пыль, 136"поднятая винтами, не успевала оседать... Поскольку я подошел к вертолету139" деловито, с брезентовыми носилками на плечах, кинул в кабину их, а 140"затем забрался сам, никто меня ни о чем не спросил. Летит немолодой еврей с носилками. Значит, так надо. Да и времени не было 142"разгова143"рива144"ть.
Лишь тот, кто попадал в земляные бури, может себе представить 146"серо-желтый Синай во время артиллерийского обстрела. Наверное, я 147"походил на песчаный столб. Только в бронетранспортере, подобравшем меня на развилке дорог, обратили внимание, что я в штатском 149"пиджачке. Дали отпить из фляжки и подвезли к бетонной площадке, на 150"которую вот-вот должен опуститься вертолет с доктором 151"Гуром. Я дрожал от холода всю ночь, вертолет с доктором Гуром не вернулся...
В десять утра я должен был передать в Мюнхен очередную корреспонденцию. Не мог заставить себя подойти к телефону. Ждал Яшу, которому привез сапоги бутылками; глядел в 158"выгоревшее небо, в котором 159""Фантомы" загадочно ускользали от русских 160"ракет.161" А кому-то и не удавалось.
Я вскакивал каждый раз, когда слышал треск вертолета. Это был 162"не его вертолет...Рот мой был забит песком, пальцы одеревенели. Не было сил даже матери165"ться. А уж писать не хотелось, это точно. Да и о чем? Я четыре года не выходил из боя. Что могло быть для меня 167"внове? Темные, как закоптелый горшок, выжженные изнутри танки, где от экипажа не остается даже пепла? Черное от дыма небо? Друг, который улетает в это черное небо и не возвращается?.. Сколько раз такое повторялось!
Я оставил 168"яшины сапоги санитарам (на случай, если доктор 169"Гур вернется) и на попутной машине добрался до военного аэродрома. Решил твердо ни на какую войну больше не ездить. Все, что здесь может произойти, я опишу и так. По памяти.
И – ошибся. Вот этого я не видел никогда...
На полевом аэродроме, в маленькой комнате, бородатый сержант в черной кипе выдает билеты на самолет. Мы стоим в очереди, стряхивая с себя песок. Замечаю краем глаза, что лишь я один сжимаю в руке документ. Сержант не требует у солдат ни увольнительной, ни записки командира. Он пишет со слов. Фамилия. Из какой части. И выдает билет. Солдату верят на слово, что он не дезертир? Не 170"драпанул домой на 171"денек-другой?..
– Всегда так? – спрашиваю я на своем чудовищном иврите, который понимают только выходцы из России. Когда очередь уразумела, о чем речь, на меня поглядели, как на беглеца из 172"дурдома. Лейтенант с румяными щеками говорит назидательно:
– Если еврейский солдат просит во время войны билет домой, значит, ему разрешили. Он не может обмануть!
Я вспоминаю бесчисленные комендатуры на дорогах России, облавы, засады, тройные шлагбаумы и 173"заградотряды НКВД во время второй мировой, стрелявшие в спину отступавшим, и у выхода из домика оглядываюсь. Нет, действительно, ни у кого не спрашивают документа...
Странно, но эти ребята тоже не знают ничего, кроме того, что видели из смотровой щели танка. Сгрудились у полузасыпанного бронетранспортера, где ловят последние известия. – О 174"Хермоне опять ни слова, – зло говорит лейтенант с румяными щеками. Видать, слух о трагедии на 175"Голанах достиг Синая давно...
И в Тель-Авиве никто ничего не знает. Израиль живет слухами, посмеивается над бабушкой из Киева, прилетевшей в страну последним самолетом. Когда бабушка услышала, что в Израиле война, она накупила в Вене, на всю валюту, сахару, соли и спичек.
176""Газетный177"" туман привел к тому, что я, как и весь Израиль, воспринимал войну фрагментарно. Как старую киноленту, которая все время рвется. После очередного обрыва в зале зажигается свет и появляется 178""объясняющий господин".
Радовали, пожалуй, только дети. Они стояли вдоль дорог с бутербродами и бидонами в руках, счастливые, когда возле них тормозил вдруг военный грузовик. Однажды, когда я, по пути в Синай, завернул в 179"Ашдод, проревела сирена воздушной тревоги. Дети выскочили из домов и – остановились у бомбоубежища, как вкопанные: к дверям подходили старики. Дети пропустили в убежище седобородых, затем влетели с гиком сами. Вековая мораль оказалась сильнее не только законов "цивилизованного общества"; даже сильнее страха...
Картина войны стала проясняться для меня, как нечто целое, пожалуй, лишь во время последней поездки на 180"Суэц. Если я не ошибаюсь, это было 25 октября. Возможно, на день позднее. Ни о 181"Сергуне, ни о Яше вестей не было. Правда, был найден разбитый вертолет, на котором улетел Яша, и, возле сбитой ракетным огнем машины, труп второго пилота. Ни Яши, ни других членов экипажа на месте не оказалось; зыбучее желтое море, чудилось, затянуло Яшу, как воронка пловца... Регина и Гуля звонили мне, не слышал ли чего? Не встречались ли? Чем больше утешал их, тем сильнее тревожился.
Накануне израильтяне пытались взять город Суэц. Ночью солдаты чрезвычайных сил ООН подняли на 101-м километре дороги на Каир свой голубой флаг, остановив войну, но еще всю ночь из города пытались вырваться окруженные израильские парашютисты, которых, увы, бросили в воду, не разведав броду. Эта "последняя оплошность" стоила дорого.
Утром положение стабилизовалось и командование, наконец, разрешило отвезти в Африку, на другую сторону канала, корреспондентов западных газет и 182"агенств. Я узнал о поездке, находясь у Наума 183"Гура. Наум прибыл домой на одну ночь. Он был в серой униформе ВВС и уклонился от разговора о том, чем занимается на войне. 184"'Так, электроникой", – заметил он.
Наум был подавлен. Он тоже ничего не слыхал о судьбе 185"Сергуни и Яши. Куда ни звонил, никто не мог сказать где они.. За Наумом должны были прислать джип. Его часть находилась в Африке, за каналом, и я предложил ему поехать со мной, в корреспондентском автобусе. Он воскликнул, что это невозможно, но перебил самого себя: – В израильском балагане возможно все!
Похоже, я соблазнил его кондиционером в спец. автобусе. Дорога дальняя, воздух свежий. – Журналистам будут "плести лапти", – сказал я, заряжая фотоаппарат, – а ты в это время шепотом рассказывай правду.
– Правды еще никто не знает! – сказал он твердо. – И не убежден, узнает ли!..
Он поцеловал Нонку, которая так похудела за эти дни, что от нее, по словам Наума, остались одни ресницы. Тоненькая, в рыжих веснушках, Динка-картинка повисла на отце, боясь разомкнуть руки, словно вырвется отец из ее сплетенных рук и – пропадет, как 186"Сергуня и Яша.
Автобус был голубым, с огромными стеклами и непривычно 187"мягкими кожаными сиденьями. В таких возят по Израилю американских тетушек в шляпках, похожих на кремовый торт. Нам с Наумом на таких ездить еще не приходилось, и мы блаженствовали.
Мы сели подальше от респектабельного офицера-гида, который время от времени брал микрофон и ронял в него несколько английских слов. Я прислушивался краем уха, но внимал Науму.
–Вот ключ войны Судного дня! – негромко произнес он, доставая из брезентового планшета фотографии. На фотографиях были воспроизведены две ракеты. Какие-то очень разные, словно из разных эпох. Первая, пояснил он, из пластмассы, штампованная, 188"конвеерной сборки, компактная, почти элегантная. Явилась она на свет, и танк из страшилища стал железным гробом... Вторая ракета вроде самоделки. Без печатных схем; пластмассовые диски, в которые вплавлены транзисторы. Электроника примитивнейшая... – Он пустился в глубины технологии и электроники, что было напрасной тратой времени, так как все, что сложнее гайки, для меня темный лес. – Порождена эта ракета каким-то гениальным русским Левшой, который подковал блоху. Причем, в далекой провинции, где буханку черного хлеба выдают на заводе, так как за воротами завода ничего не купишь.
Я долго разглядывал ее – с восхищением и ужасо189"в. Так вот она какая – самолетная смерть, которую египетские солдаты запускали с плеча! Героиня всех экранов мира. Показывают в кино, собственно, не ее, а агонизирующие жертвы. Чаще всего штурмовики 190""скайхоки", которые то взмывают вверх, то пикируют почти до земли, пытаясь уйти от гибели, а от безносой не уйдешь.
– В этих ракетах отражается вся Россия-матушка, – Наум спрятал снимки в планшет. – Где-то – уровень японской электроники, а где-то – работают паяльником, которым примуса чинили... А ведь что учинили, разбойники, при помощи одного лишь паяльника! 191"Левша-а! – Он замолчал надолго, и я стал глядеть в голубоватые стекла. 192"Минула одна военная база в Синае, другая. Песок, огороженный колючей проволокой, – вот и вся база. Желтые барханы движутся, засыпают крытые зеленые машины, тупорылые 193""центурионы" с сорванными гусеницами, вокруг которых хлопочут солдаты-ремонтники. У ворот одной из баз несколько офицеров окружило очень высокого темнокожего человека лет сорока, который держал что-то на ладони. Торжественно держал, как дар небес. Я обратил внимание Наума на него. Он сказал, что это солдат-бедуин. Разведка в пустыне. ...Что у него в руках? Верблюжье дерьмо. – Что? – оторопело спросил я . – Ну, может быть, ишачье. Или человечье. Бедуин читает по дерьму, как по книге судеб. Кто прошел, куда, откуда... Следы да дерьмо... Раненые, старики бредут. Может, Яша наш... Египетские командос шныряют. – Наум снова замолчал194", как-то тяжело, скрипнув зубами, а потом заговорил быстро, пригнувшись к коленям и вытягивая гласные, как всегда, когда волновался: – Если бы вместо генералов военной разведки, если бы вместо них 195"все-эм распоряжался этот неграмотный бедуин с верблюжьим дерьмом в руках, Израиль бы 196"никогда-а не оказался бы перед войной, – столь беспечен, заносчив, слеп, попросту 197"глу-уп!.. – Наум разогнул сутуловатую спину и приткнулся к окну, за которым ветер срывал с барханов желтый песок. Барханы росли на глазах, становясь почти величественными. И не было им конца. Песок заносил узкую дорогу, 198"разможженную танковыми гусеницами. Кое-где работали бульдозеры, скребя шоссе, как в России во время снежных заносов.
