Текст книги "Кровавый рыцарь"

Автор книги: Грегори Киз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 38 страниц)

ГЛАВА 7
ТРИЙ

Леоф улыбнулся, услышав изящный финальный росчерк, который Мери добавила к степенному и печальному «Трию для святой Розмир».

У нее была такая возможность – форма трия поощряла импровизации, – но большинство музыкантов добавило бы несколько грустных нот, а Мери выбрала задумчивую, но в целом веселую интерпретацию главной темы. Поскольку этот отрывок был посвящен размышлениям о памяти и забывчивости, несмотря на его новизну, он оказался совершенным.

Когда Мери закончила, она посмотрела на него, как всегда, ожидая одобрения.

– Хорошо, Мери, – сказал он. Я поражен, что ты в столь юном возрасте сумела так хорошо понять это сочинение.

– Что вы имеете в виду? – спросила она, почесывая кончик носа.

– Речь здесь идет о старике, который вспоминает дни своей юности, – принялся объяснять свою мысль Леоф. – Он думает о лучших временах, но не всегда может их вспомнить.

– Так вот почему тема распадается на части? – спросила она.

– Да, и они так и не сходятся до конца, верно? Наше ухо не улавливает удовлетворения.

– Вот почему мне она нравится, – сказала Мери. – Она не такая уж и простая.

Она перелистала ноты на своем столике.

– Что это? – спросила она.

– Возможно, тебе попался второй акт «Маэрски», – предположил он. – Дай посмотреть.

Внезапно его сердце налилось свинцом.

– Послушай, – продолжал он, стараясь говорить небрежно, – дай-ка это мне.

– Но что это? – спросила Мери, не сводя глаз со страницы. – Я не понимаю. В основном здесь меняющиеся аккорды. А где же мелодическая линия?

– Это не для тебя, – сказал Леоф неожиданно жестче, чем намеревался.

– Извини, – пробормотала Мери, сутулясь.

Он обнаружил, что тяжело дышит.

«Разве я не убрал эти страницы?»

– Не стоит расстраиваться. Это не твоя вина, Мери, – сказал он. – Мне не следовало оставлять их на столе. Я это начал, но не собираюсь заканчивать. Не думай об этом.

Мери заметно побледнела.

– Мери, что-то не так? – спросил Леоф.

Она посмотрела на него широко распахнутыми глазами.

– Она больная, – ответила она. – Эта музыка…

Он опустился на колени и неловко взял ее руку своими изуродованными пальцами.

– Тогда не думай об этом, – попросил он. – Не пытайся услышать эту музыку у себя в голове или заболеешь сама. Ты меня понимаешь?

Она кивнула, но в ее глазах стояли слезы.

– Но зачем ты написал такую музыку? – жалобно спросила она.

– Я считал это необходимым, – ответил он. – Но теперь сомневаюсь. Я действительно не могу больше ничего объяснить. Ты понимаешь?

Она снова кивнула.

– А теперь почему бы нам не сыграть что-нибудь повеселее?

– Я бы хотела, чтобы ты мог сыграть вместе со мной.

– Ну, – заметил Леоф, – я все еще могу петь. Мой голос никогда не был особенно хорош, но я способен вести мелодию.

Мери захлопала в ладоши.

– Что же это будет?

Он покопался в нотах на столе.

– Вот оно, – сообщил Леоф. – Это из второго акта «Маэрски». Что-то вроде интерлюдии, комическая история, не имеющая отношения к сюжету. Поет Дроип, юноша, который намерен вечером… э-э… навестить девушку.

– Как моя мама навещала короля?

– Хм-м, ну, об этом я ничего не знаю, Мери, – попытался уйти от ответа Леоф. – В любом случае, наступил поздний вечер, он пришел под ее окно и притворился принцем, сыном повелителя далекого-далекого моря. Он говорит ей, что может беседовать с рыбами и что рассказы о ее красоте пришли к нему по волнам, преодолев полмира.

– Я вижу, – подтвердила Мери. – Лещ рассказал крабу, а краб передал скатам.

– Совершенно верно. И у каждого своя маленькая тема.

– Пока историю не услышал дельфин, который и пересказал ее принцу.

– Совершенно верно. Потом она спрашивает, как он выглядит, и он отвечает, что мужчин краше, чем он, в его стране нет. Ну, тут он, кстати, не соврал, потому что страну он выдумал.

– Нет, все равно он сказал неправду, – возразила Мери.

– Зато, по-моему, забавно получилось, – улыбнулся Леоф.

– Во всяком случае, мелодия очень славная.

– А, так ты уже критикуешь! – заметил Леоф. – Но я продолжаю. Героиня хочет взглянуть на его лицо, но он клянется, что только магия позволила ему оказаться здесь, и если девушка увидит его, ему придется вернуться домой и больше никогда не возвращаться. Но если она согласится провести с ним три ночи, не видя его лица, заклинание рассеется.

– Но тогда она узнает, что он солгал, – удивилась Мери.

– Да, однако он надеется, что к этому времени ему удастся её эм-м… поцеловать.

– Сколько сложностей ради одного поцелуя, – с сомнением заметила Мери.

– Да уж, – согласился Леоф. – Но так обычно и бывает с юношами его возраста. Вот немного подрастешь и сама увидишь, как будут лезть из кожи молодые люди, чтобы привлечь твое внимание. Хотя, я полагаю, если один из них заявит, что он приплыл из далекой страны, о которой ты никогда не слыхала…

– Я потребую, чтобы он показал лицо, – захихикала Мери.

– Правильно. Так ты готова играть?

– А кто будет петь женскую партию?

– Ты сможешь?

– Для меня она слишком низкая.

– Ну, ладно, – согласился Леоф. – Тогда я буду петь как могу высоко.

– А дуэт?

– Я попытаюсь импровизировать, – обещал Леоф. – Давай пропустим эпизод, в котором он представляется, и сразу же перейдем к песне.

– Хорошо, – согласилась Мери.

Она начала играть. Музыка в ее исполнении получилась еще задорнее, чем Леоф себе представлял.

Он откашлялся, дождался нужного момента и запел.

 
Я слышал на море,
От тварей подводных,
На тысячи лиг,
Эта новость гремела,
О деве столь милой
В стране отдаленной,
Что я, принц Феррови,
Спешить к тебе должен.
Ты, в море купаясь,
Леща восхитила,
Который поведал
Приятелю-крабу,
А тот сообщил
Разговорчивым скатам,
Чтоб я, принц Феррови,
Пришел за тобою…
 

Впервые за долгое время Леоф вдруг понял, что он счастлив. Более того, теперь он с надеждой смотрел в будущее. Ужасы последних месяцев рассеялись, и он почувствовал, что с ним еще может случиться что-нибудь хорошее.

Он понял, что поверил в обещание Амбрии, поверил, что спасение возможно, сразу же, как она рассказала ему о своем плане. Но, в известном смысле, теперь это уже не имело значения.

– Надо же, как вам весело! – послышался женский голос.

Леоф вздрогнул. Ареана стояла в дверях и смотрела на них.

Она не разговаривала с ним с того самого утра, когда обнаружила Амбрию в его постели.

– Ареана! – воскликнула Мери. – Ты к нам присоединишься? Нам нужно, чтобы кто-нибудь спел партию Талеат!

– Неужели? – с сомнением хмыкнула девушка, по-прежнему глядя на Леофа.

– Пожалуйста, – сказал он.

Она продолжала молча стоять в дверях.

– Прошу вас, – попросил Леоф. – Вы должны были нас слышать. Я знаю, что вам захотелось самой это спеть.

– Неужели? – холодно повторила она.

– Я хочу, чтобы вы ее спели, – настаивал Леоф.

– Я могу начать снова, – предложила Мери.

Ареана вздохнула.

– Ладно. Начинай.

Спустя час Мери устала и ушла спать. Леоф боялся, что Ареана последует за ней, однако она осталась и подошла к окну. После короткого замешательства Леоф присоединился к ней.

– По-моему, что-то происходит, – заметил Леоф. – В Торнрате. Над ним уже несколько дней поднимается дым.

Она кивнула, даже не посмотрев в сторону крепости.

– Мне кажется, вы замечательно поете партию Талеат, – снова заговорил он, – хотя для вас я написал совсем другую.

– Я не стану принимать участия в этой комедии, – отрезала Ареана. – Не стану.

Леоф понизил голос.

– Я работаю над ней только для того, чтобы Роберт не повредил вам или Мери. Я не собираюсь ставить эту пьесу.

– Правда? – Девушка посмотрела ему в глаза, и ее взгляд слегка смягчился.

Композитор кивнул.

– Правда. Я работаю совсем над другой вещью.

– Хорошо, – кивнула она, вновь поворачиваясь к окну.

Леоф пытался найти способ продолжить разговор, но ничего подходящего не приходило ему в голову.

– Вы поставили меня в дурацкое положение, – глухо сказала она.

– Я не хотел.

– А это еще хуже. Почему вы ничего не рассказали мне о себе и леди Грэмми? Наверное, мне следовало бы догадаться. Она покровительствовала вам, к тому же она красива и опытна, а у вас сложились прекрасные отношения с Мери.

– Нет, – возразил Леоф. – Я… до той ночи не о чем было и говорить. Она пришла – и я не был готов…

Ареана презрительно рассмеялась.

– О да, как и я. Не стану скрывать, что мне пришла в голову та же мысль. Мне казалось, что я смогу облегчить вашу боль, и я… – Ареана запнулась, и по ее щекам покатились слезы.

– Ареана?

– Я была девственницей, знаете. В Эслене это не слишком модно, но в провинции все еще ценится… – Она беспомощно махнула рукой. – В любом случае, уже поздно. Но я подумала, что, если буду с кем-то добрым и нежным, с тем, кто постарается не причинить боли, мне удастся забыть…

Она облокотилась на подоконник и спрятала лицо в сгибе руки. Леоф, беспомощно глядя на нее, погладил девушку по волосам.

– Я сожалею, что так случилось. Я никогда не хотел вас обидеть, – сказал он.

– Я знаю, – всхлипнула Ареана. – А я слишком размечталась. Кто теперь захочет прикоснуться ко мне?

– Я прикасаюсь к вам. Вот, взгляните на меня, – попросил Леоф.

Она подняла к нему залитое слезами лицо.

– Мне кажется, вы верно прочли в моей души чувства, которые я к вам испытываю, – признался он. – Но вы должны кое-что понять. То, что они сделали со мной в подземелье, изменило меня. Речь идет не только о моем теле и руках; изменилась моя душа. Уверен, вы понимаете, о чем я говорю. Очень, очень долго я мог думать только о мести, ни о чем другом. Я строил планы. В темнице я встретил человека, точнее, слышал его голос. Мы беседовали. Он рассказал мне, что на его родине, в Сафнии, возмездие считается искусством, к нему следует тщательно готовиться и смаковать его. Это казалось таким разумным. Роберт должен заплатить за зло, которое он творит. И та, другая музыка, над которой я работаю, станет моей местью.

– Что вы имеете в виду?

Он закрыл глаза, понимая, что продолжать нельзя, но уже не мог остановиться.

– Существует более восьми тональностей, – тихо заговорил он. – Есть еще несколько запрещенных – даже в академиях о них говорят шепотом. Вы видели – чувствовали – влияние, которое оказывает музыка, если она правильно написана. Мы можем не только возбуждать и управлять чувствами, мы способны сделать так, что нас никто не сможет остановить до тех пор, пока мы не закончим. И все это возможно при помощи известных нам тональностей, но настоящую силу я обрел, когда открыл – точнее, Мери открыла – одну очень древнюю запрещенную тональность. А теперь я нашел еще одну, которой не пользовались со времен Джестера Черного.

– И что же она делает?

– Она может многое. Но правильно написанный музыкальный отрывок способен убить всякого, кто его услышит.

Ареана нахмурилась и вгляделась в его лицо – так обычно ищут в лице собеседника признаки безумия.

– Это правда? – наконец спросила она.

– Конечно, я не испытывал ее на деле, но уверен, что это так.

– Если бы я не присутствовала там, если бы я не участвовала в пьесе, поставленной вами в Роще Свечей, я бы вам не поверила, – сказала девушка. – Но теперь я знаю: вы способны совершить все, что угодно, если решитесь идти до конца. Так именно над этим вы работаете?

– Да. Чтобы убить принца Роберта.

– Но это… – Ее глаза сузились. – Но вы не можете играть.

– Я знаю. С самого начала в этом и состояла главная трудность. Однако Роберт умеет играть. И я подумал, что, если отрывок будет не слишком сложным, он сможет сыграть его сам.

– Но еще более вероятно, что его сможет сыграть Мери.

– В таком случае придется заткнуть ей уши воском, – уточнил Леоф. – Вы и сами понимаете, я был с вами согласен с самого начала – он намерен убить не только меня, но и вас с Мери. Я надеялся, что у вас будет возможность спастись, но если нет…

– Вы рассчитывали, что сумеете забрать его с собой.

– Да.

– И что же изменилось?

– Я прекратил работу над этой музыкой, – твердо сказал Леоф. – Я не стану ее заканчивать.

– Почему?

– Потому что у меня появилась надежда, – ответил он. – И даже если она не осуществится…

– Надежда?

– На нечто лучшее, чем месть.

– На что? На побег?

– Такая возможность существует. Есть шанс, что мы сможем сбежать и закончить свои дни при более благоприятных обстоятельствах. Но даже если у нас не получится… – Он положил изувеченную руку ей на плечо. – Чтобы создать эту музыку, музыку смерти, я должен полностью отдаться самым темным сторонам своей души. Я не могу позволить себе испытывать радость, надежду или любовь, иначе не смогу этого написать.

Однако сегодня я понял, что предпочту умереть, сохранив способность любить, и отказаться от мести. Возможность сказать Мери, что я люблю ее, для меня дороже гибели всех злых принцев на свете. И лучше я буду касаться вас со всей нежностью, на которую способны мои изуродованные руки, вместо того чтобы принести в мир такую чудовищную музыку. Вы понимаете, о чем я говорю? Вы меня понимаете?

Они оба тихо плакали.

– Да, я понимаю, – ответила она. – И в этом больше смысла, чем во всем, о чем я думала в последнее время. Эти слова и делают вас человеком, которого я полюбила.

Она взяла его руку и нежно поцеловала, раз, другой и третий…

– Мы оба изранены, – сказала она. – И мне страшно. Очень страшно. Вы говорите, у нас есть надежда на спасение…

– Да, – начал он, но Ареана поднесла палец к его губам.

– Нет, – остановила его она. – Если это случится, значит, так тому и быть. Я не хочу знать больше. Если меня будут пытать, я могу не выдержать. Теперь я это про себя знаю. Я вовсе не храбрая девушка из баллады.

– А я не рыцарь, – ответил Леоф. – Но есть разные способы быть смелым.

Ареана кивнула и приблизилась к Леофу.

– Может быть, нам отпущено не так много, – сказала она, – но я хочу помочь вам исцелиться. И чтобы вы помогли мне.

Леоф наклонился и коснулся губами ее губ, и они долго стояли, слившись в поцелуе.

Ареана потянулась к застежкам своего корсажа, но Леоф ее остановил.

– Исцеление происходит медленно, – нежно сказал он. – Не нужно торопиться.

– Но нам может не хватить времени, – возразила Ареана.

– То, что случилось с вами, не должно происходить ни с кем. Превозмочь это может оказаться тяжелее, чем вам кажется Я бы хотел заняться с вами любовью, Ареана, но только в том случае, если это будет первая из многих и еще из многих других вещей, которые делают мужчина и женщина вместе. Если мы попробуем сейчас и у нас ничего не получится, я боюсь того, что будет дальше. Поэтому пока что нам нужно жить и ждать.

Она положила голову ему на плечо, обняла его, и они вместе наблюдали за заходом солнца.

– Тебе лучше вернуться в свою комнату, – сказал Леоф некоторое время спустя.

Они лежали в его постели, голова Ареаны покоилась на его груди.

– Я бы хотела остаться здесь, – возразила она. – Почему мы не можем просто поспать? Я бы хотела проснуться рядом с тобой.

Леоф неохотно покачал головой.

– Сегодня та самая ночь, – сказал он. – Сегодня кто-то должен войти в твою комнату. Я не уверен, что это произойдет, если тебя там не окажется. Лучше придерживаться плана.

– Ты говоришь серьезно? Ты действительно полагаешь, что сегодня нам удастся сбежать?

– Сначала я и сам боялся в это верить, но теперь мне кажется, что это возможно.

– Очень хорошо, – согласилась Ареана, осторожно отстраняясь и поправляя платье. Потом она наклонилась и одарила Леофа долгим поцелуем. – Тогда до встречи.

– Да, – тихо ответил он.

После того как Ареана ушла, он лежал без сна до тех пор, пока не приблизилось время полночного колокола. Тогда он встал, надел темный камзол, штаны и теплый плащ. Собрал листы с написанной им музыкой и, когда колокол зазвонил, вышел в коридор и начал спускаться по лестнице.

Он изо всех сил старался не шуметь, но все предосторожности оказались напрасными – коридоры были тихими и пустыми и нигде ни одного стражника. Лишь свет его одинокой свечи рассеивал темноту.

Когда Леоф добрался до длинного коридора, ведущего к выходу, он заметил впереди слабый огонек. Приблизившись, он разглядел красное платье и ускорил шаг, сердце отчаянно колотилось у него в груди, словно оркестр, опередивший своего дирижера.

В дверях он недоуменно остановился. Амбрия сидела в кресле и ждала его. Свеча мерцала в небольшом подсвечнике на столе. Подбородок Амбрии был опущен на грудь, и Леофу показалось странным, что она заснула в такое беспокойное время.

Однако она не спала. Ее поза выглядела неестественной в каждом своем изгибе, а когда Леоф приблизился достаточно, чтобы увидеть ее лицо, оно оказалось опухшим и посиневшим, а глаза – слишком большими.

– Амбрия! – ахнул он, опускаясь рядом с ней на одно колено.

Он взял ее за руку – та была холодной.

– Леовигилд Акензал, я полагаю, – послышался голос из-за его спины.

Леоф был горд собой – он сумел сдержать крик. Он выпрямился и вскинул подбородок, решив быть мужественным.

– Да, – прошептал он.

Из тени выступил крупный мужчина с лицом, покрытым седой щетиной, и руками размером с окорока.

– Кто вы? – спросил Леоф.

Мужчина растянул губы в жутковатой кривой усмешке, и композитор содрогнулся.

– Ты можешь называть меня святым Даном, – предложил он. – Или смертью. Считай, что ты получил предупреждение.

– Вам вовсе не обязательно было ее убивать.

– Обязательно в этой жизни только умереть, – ответил он. – Но я служу его величеству, а он попросил меня сделать именно это.

– Он с самого начала все знал.

– Его величество очень занят. В последнее время я с ним не разговаривал. Но я его знаю, он бы одобрил мое решение. Как видишь, леди Грэмми ничего обо мне не знала. Я не фигурировал в ее планах. – Он подошел ближе.

– Но ты теперь знаешь, – негромко добавил он. – И, думаю, должен понимать, что меня нельзя подкупить, как некоторых других здесь. Теперь его величеству известно, кто его друзья. Во всяком случае, станет известно, когда он вернется. А что до тебя – тебе предстоит сделать выбор.

– Нет, – сказал Леоф.

– О да. – Человек показал на труп Амбрии. – Такую цену заплатила она за свою попытку. А ты заплатишь иначе: тебе предстоит выбрать, кто умрет следующим: отродье Грэмми или лендвердская девица. – Он улыбнулся и взъерошил волосы Леофа. – И не тревожься. Тебе не нужно торопиться с ответом. У тебя есть время до полудня завтрашнего дня. Я к тебе зайду.

– Не делай так, – тихо попросил Леоф. – Это неправильно.

– Мир вообще устроен неправильно, – ответил убийца. – Теперь тебе это наверняка известно. – Он кивнул в сторону двери. – Иди.

– Пожалуйста…

– Иди.

Леоф вернулся в свою комнату, посмотрел на кровать, где недавно лежала Амбрия, вспомнил о ее прикосновениях. Он подошел к окну, выглянул в безлунную ночь и несколько раз медленно глубоко вдохнул.

Потом зажег свечи, вытащил листы с недописанной музыкой и взялся за перо.

ГЛАВА 8
БИТВА ЗА БАСТИОН

Это был отнюдь не рыцарский турнир. Никаких хитрых поворотов, чтобы избежать удара – ведь лошади мчатся бок о бок. Никаких попыток отразить копье щитом – ведь отклоненное оружие рискует задеть твоих братьев по оружию, слева или справа. Конечно, кто-нибудь мог бы попытаться направить копье врага вверх, в последний момент вскинув щит, но тогда он потерял бы противника из виду.

Нет, это больше напоминало столкновение на полном ходу боевых галер, лоб в лоб. Все сводилось к одному: дрогнешь ты или нет.

Нейл не дрогнул; он принял удар вражеского копья на центр своего щита, задохнулся, но остался в седле.

Его противник, напротив, запаниковал и слегка повернул щит, так что оружие МекВрена ударило в его изогнутый край. Нейл увидел, как острие его копья отклонилось вправо и вонзилось в шею товарища его врага, разворотив тому горло и отбросив назад, на следующий ряд всадников.

Сломанное древко копья первого из противников ударило рыцаря по шлему, поворачивая его голову, а затем Нейл а крепко тряхнуло: два войска сшиблись, две стены лантиков ударили друг друга всем весом лошадей, оружия, брони, доспехов, щитов и людей. Кони падали на землю, отчаянно брыкаясь. Скакун Нейла, мерин по имени Винлауф, споткнулся, но не упал – в основном, потому что падать ему было некуда, со всех сторон подпирали.

Нейл потянулся за мечом, полученным от Артвейра, надежным клинком, который он назвал Кичетом, или Бойцовым Псом, в честь оружия своего отца. Но прежде чем он успел пустить его в ход, наконечник копья из второго ряда защитников Торнрата пробил его щит и вонзился в плечевое сочленение доспехов перед тем, как древко разлетелось на куски.

Нейлу показалось, что он нагишом провалился под лед зимнего озера; Бойцовый Пес взметнулся вверх, словно двигался по собственной воле. Лошадь врага, ударившего в него, споткнулась о жеребца первого противника Нейла, упавшего на землю. Рыцаря выбросило из седла вперед, и он летел прямо на Нейла, точно дротик, по-прежнему сжимая в руке обломок копья. Бойцовый Пес заставил держащую его руку выпрямиться, и смертоносное острие меча вошло в тело врага, пробив латный воротник.

Столкновение вышибло Нейла из седла, и он, перекувырнувшись через круп своего коня, рухнул под копыта лошадей второго ряда своих соратников.

Потом был грохот и кровь, и тело пронзила острая боль. Подняться на ноги оказалось невыносимо мучительно, и Нейл не знал, как много времени у него это заняло.

Но когда он все-таки встал, то увидел, что узкий проход завален телами людей и лошадей, но его отряд продолжает теснить врага. С небес рушились огонь, камни и стрелы, и все же атака продолжалась.

Винлауф умирал, и лишь немногие рыцари с обеих сторон все еще оставались в седлах. Наступил переломный момент; если сейчас их отбросят назад, большинство погибнет под огнем боевых машин. Здесь же их могли достать только стрелы, а присутствие собственных солдат удерживало лучников противника от стрельбы.

– Одна атака! – взревел Нейл и не услышал собственного голоса.

Он чувствовал себя так, словно половина его тела исчезла, но, по счастью, не та, которая держала Бойцового Пса.

И когда само небо, казалось, занялось огнем, Нейл собрал все оставшиеся в нем силы и бросился вперед.

– Что это? – спросил Стивен у Землэ.

Та покачала головой.

– Я не знаю. Призраки? Ведьмы?

– Тебе знаком язык песни?

– Нет. Немного похоже на древний язык. Некоторые слова звучат знакомо.

Стивен уловил какое-то мерцание, отблеск далекого огня. Собаки лаяли и выли так, словно сошли с ума.

Кем бы ни были невидимки, это оказались не слиндеры, как он успел испугаться. Они приближались слишком осторожно. Стивен не решился поклясться в этом, но, судя по поведению собак, чужаки окружали их лагерь.

– Кем бы вы ни были, мы не желаем вам зла! – закричал Стивен.

– Не сомневаюсь, что это их очень успокоит, – заметила Землэ. – Учитывая, что их никак не меньше десяти, а у нас совершенно нет оружия.

– Возможно, они испугались меня, – предположил Стивен.

– Ну да, по крайней мере, ты не законченный трус, – согласилась она.

– На самом деле я трус, – признался Стивен, хотя ее скупая похвала пролилась бальзамом на его душу. – Однако в какой-то миг страх переходит какую-то грань, и все чувства словно бы исчезают. У меня больше нет сил бояться.

Он нахмурился. Песня стихла, но за ней последовал обмен фразами, и вдруг все встало на свои места.

– Куэй ту менндзи? – закричал он.

Неожиданно на лес обрушилась тишина.

– Что это было? – спросила Землэ.

– Полагаю, язык, на котором они говорят. Вадхианский диалект. Язык Каурона.

– Стивен! – ахнула Землэ.

Собаки легли на землю, они продолжали скалить зубы, но не казались напуганными. Кто-то вышел на поляну.

В свете костра Стивену не удавалось разглядеть цвет его глаз, он видел только, что они большие. Волосы оказались такими же молочно-белыми, как и лицо, одет незнакомец был в мягкую коричневую кожу.

– Сефри, – прошептал Стивен.

– Твой хадивар, – пробормотала Землэ.

– Ты говоришь на старом языке, – сказал сефри. – Мы думаем, что ты тот самый.

– Кто ты?

Незнакомец некоторое время молча смотрел на Стивена и Землэ, потом склонил голову.

– Меня зовут Эдрек, – ответил он.

– Ты говоришь на королевском языке, – отметил Стивен.

– Довольно плохо, – признался Эдрек. – Прошло много лет с тех пор, как я в последний раз им пользовался.

На границе света и тени появились новые сефри. Все были вооружены мечами, почти такими же тонкими, как клинок Казио. Кроме того, у большинства были луки, и большая часть стрел была направлена на Стивена.

– Мое… эм-м… меня зовут Стивен Даридж, – представился молодой человек. – А это сестра Пейл.

Он не знал, почему стесняется ее менее формального имени, которым называл ее в мыслях. Эдрек отмахнулся.

– Криим здесь. Ты говоришь на языке древних. Скажи мне, как его звали?

– Его? Вы имеете в виду брата Каурона? На вашем языке – Хорон.

Эдрек поднял голову, и его глаза торжествующе засверкали. Прочие сефри убрали стрелы в колчаны.

– Что ж, – задумчиво проговорил Эдрек, – значит, ты все-таки пришел.

Стивен не нашелся что ответить и решил сменить тему.

– Почему вы бросили поселение? – спросил он.

Эдрек пожал плечами.

– Мы дали клятву жить в горах, нести дозор, и мы ее выполняем. Так у нас принято.

– Вы живете в Алке? – спросила Землэ.

– Да, таково наше право.

– И это брат Хорон просил вас его охранять?

– До своего возвращения, – кивнул Эдрек. – До сих пор.

– Вы хотите сказать, до возвращения его наследника, – поправила Землэ.

– Как пожелаешь, – не стал спорить Эдрек и перевел взгляд на Стивена. – Ты желаешь увидеть Алк, патик?

Стивен ощутил дрожь, наполовину от возбуждения, наполовину от страха. Слово «патик» означало что-то вроде господина, хозяина или принца. Неужели Землэ права и он действительно тот наследник, о котором говорится в древнем пророчестве?

– Да, – сказал он. – Но подождите немного. Вы сказали, что криим здесь. Вы имеете в виду вурма?

– Да.

– Вы его видели?

– Да.

– В этой долине? Где именно?

– Нет. После того как ты привел его достаточно близко, он способен сам найти дорогу. Он ждет тебя в Алке.

– Ждет меня? – удивился Стивен. – Может быть, вы не поняли. Он опасен. Он убивает прикосновением, убивает все, что окажется рядом с ним.

– Он говорил, что наследник не поймет, – заговорила женщина-сефри с пронзительно-голубыми глазами.

– Я понимаю одно, – сказал Стивен. – Если вурм в горах, я туда не пойду.

– Нет, – возразил Эдрек с сожалением. – Боюсь, ты пойдешь, патик.

– Квекскванех, – выдохнула Энни, надеясь, что правильно запомнила, как это произносится.

Казалось, существо в темноте замешкалось, затем оно прижалось к ней, как собака, которая ластится к хозяйке. Потрясенная, Энни попыталась его оттолкнуть, однако ее пальцы прошли сквозь пустоту, а ощущение не исчезло.

– Сладкая Энни, – протянул Узник. – Запах женщины, сладкий, тошнотворный запах женщины…

Энни попыталась взять себя в руки.

– Я наследница трона Кротении. Я приказываю тебе твоим именем Квекскванех.

– Да-а-а, – промурлыкал Узник. – Знать, чего ты желаешь, совсем не то же, что обладать желаемым. Мне известны твои намерения. Элис-Запах-Смерти знает лучше. Она только что тебе сказала.

– В самом деле? – перепросила Энни. – Я прямой потомок Виргеньи Отважной. Ты действительно можешь бросить мне вызов?

Последовала новая пауза, за время которой к Энни слегка возвратилась уверенность, хотя она старалась не задумываться о том, что делает.

– Я позвал тебя сюда, – пробормотал Узник.

Она ощущала, как он сжимается, втягивается сам в себя.

– Верно, позвал. Позвал сюда, снабдил картой потайных ходов, чтобы я смогла тебя найти, обещал помощь в борьбе с демоном из склепа. Так чего же хочешь ты?

Казалось, он отступил еще дальше, но ей вдруг показалось, что в мозгу у нее копошится миллион крошечных паучков. Она поперхнулась, но когда Остра потянулась к ней, Энни решительно ее отстранила.

– Что ты делаешь, Квекскванех? – резко спросила она. «Мы можем говорить так, и они нас не услышат. Соглашайся. Ты не хочешь, чтобы они знали. Не хочешь».

«Очень хорошо», – безмолвно ответила Энни. Вновь все вокруг закружилось, но теперь ей уже не было страшно, происходящее больше напоминало танец. Потом внезапно, словно она открыла глаза, оказалось, что она стоит на склоне холма, а вокруг никого нет. Ее тело стало легким точно пушинка, таким хрупким, что даже слабейший ветерок мог унести ее прочь.

Вокруг простирались темные воды. Воды, текущие за миром. Но в этот раз ее восприятие изменилось. Вместо того чтобы ощущать волны, как нечто сливающееся воедино – струйки, впадающие в ручейки, ручейки в потоки, потоки в реки, – Энни видела реку как огромного темного зверя с тысячью пальцев, каждый из которых разделялся на новую тысячу, и так далее, и каждый утыкался в каждого мужчину и женщину, в каждую лошадь и в каждого быка, в каждую травинку, трогая, щекоча-и ожидая.

Касаясь, таким образом, всего сущего, всего, за исключением бесформенной тени перед ней.

– Что это за место? – потребовала Энни ответа.

– Инис, моя плоть, – ответил он.

И прежде чем Энни успела возразить, она поняла, что это правда. Это был Инис, тот самый холм, на котором стоял Эслен. Однако не было ни замка, ни города, никаких следов обитания людей или сефри. Ничего.

– А эти воды? Я видела их раньше. Что они такое?

– Жизнь и смерть. Память и забвение. То, что пьет один, другой возвращает. Моча слева, сладкие воды справа.

– Я бы хотела, чтобы ты выразился более определенно.

– Я бы хотел вновь почуять дождь.

– Так ты – это он? – спросила Энни. – Человек, напавший на меня в том месте, где обитают Веры? Это был ты?

– Любопытно, – задумчиво проговорил Квекскванех. – Нет. Я не могу уходить так далеко. Не в такой форме, хорошенькая паршивка.

– Тогда кто это был?

– Не кто был, кто это мог быть. Кто это будет, вероятно.

– Я не понимаю.

– Еще не сошла с ума? – отозвался он. – Всему свое время.

– Это не ответ.

– Вполне достаточно для зарока, молочная корова, – ответил он.

– Значит, она. Демон. Так?

– Что было, что надеется быть снова. Некоторые называют ее королевой демонов.

– И чего она хочет от меня?

– Как и другая, – ответил Квекскванех. – Она – это не она. Она – это место, на котором сидят, шляпа, которую надевают.

– Трон.

– Любое слово твоего ужасного языка подойдет не хуже, чем другое.

– Она хочет, чтобы я стала ею, так? Она хочет надеть мою кожу. Ты это имеешь в виду?

Тень рассмеялась.

– Нет. Она просто предлагает тебе место, куда ты можешь сесть, право властвовать. Она может ударить по твоим врагам, но не может причинить вред тебе.

– Я слышала истории о женщинах, способных принимать чужое обличье и красть чужие жизни…

– Истории, – перебил ее он. – Лучше представь себе, как эти женщины в конце концов понимают, кто они на самом деле. Люди вокруг них не осознают правды. В тебе есть нечто, Энни Отважная, ведь так? Нечто, которого никто не понимает? И никто не может понять.