Текст книги "Драго нисходящий (ЛП)"

Автор книги: Грег Гифьюн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Меня встретил прилив сухого тепла, а когда я закрыл за собой дверь, шум бури утих. Я замешкался, давая глазам и ушам привыкнуть к интерьеру коттеджа.

Одежда в чемодане и на кровати принадлежала женщине, так же как и кроссовки, носки, джинсы, свитер и блузка, которые образовывали дорожку на полу до ванной. На тумбочке стояла полупустая бутылка водки и Библия, перевязанная четками. Кухня была захламлена обертками от конфет, банками из-под колы и выброшенными пакетами из ресторана быстрого питания. В пепельнице на бюро медленно догорала сигарета, рядом лежала скомканная пачка и одноразовая зажигалка. Я узнал марку – Джесси курила именно ее в последний раз, когда я ее видел, – и перевел взгляд на частично открытую дверь ванной.

Перешагнув через последний предмет одежды, я прислонился к наружной дверной раме и прислушался. Несмотря на то что ветер заглушал звуки, ровный ритм тяжелого дыхания был безошибочно различим. Я сжал пистолет 38-го калибра обеими руками и ударил плечом в дверь, а когда она распахнулась, встал в позицию для стрельбы.

Под прицелом пистолета оказались раковина с зеркалом над ней, туалет и душевая кабинка. Джесси сидела на полу в одних трусиках и лифчике, вытянув перед собой ноги и закрепив тонкую резиновую трубку чуть выше левого локтя. Шприц, использованная пачка спичек и маленькая почерневшая ложка были оставлены на краю раковины, и в воздухе все еще висел едкий запах недавно приготовленного героина.

Ее голова наклонилась вперед, затем назад, словно она потеряла контроль над шеей, и остекленевшими глазами она смотрела на меня, очевидно, не подозревая о моем присутствии до этого момента.

Я опустил пистолет и стал наблюдать за ней. Я был уверен, что, когда наконец найду ее, буду точно знать, что и как сказать, но сейчас слова не шли.

Волосы Джесси все еще были обесцвечены, но она состригла большую их часть – судя по виду, секатором, – а лицо было бледным и сильно осунувшимся для такой юной особы. Она сильно похудела, а ее некогда прекрасные изумрудные глаза, испещренные темными кругами, стали далекими и тусклыми.

"Джесс..."

Она прищурилась, еще не узнав меня. "Кто... кто там..."

Я засунул пистолет 38-го калибра за пояс и нерешительно подошел к ней. У нее была долгая история эпизодического употребления наркотиков, но я никогда не знал, чтобы она употребляла героин, а после всего пережитого мне хотелось быть уверенным, что я действительно имею дело с Джесси.

"Джесс", – повторил я, присаживаясь рядом с ней на корточки. "Это я".

Ее глаза расширились, а потрескавшиеся губы зашевелились, но не издали ни звука. Медленно, по мере того как на ее лице проступало узнавание, она гримасничала и начинала плакать. "Дэвид... о, Дэвид... нет".

"Все в порядке". Я вынул трубку из ее руки и отбросил ее в сторону. "Теперь я здесь".

Я потянулся к ее рукам, но она прислонилась к стене, словно надеясь раствориться в ней. "Нет-нет, не надо. Ты должен уйти, пожалуйста, просто уйди".

"Все будет хорошо".

"Как ты меня нашел?"

Я снова потянулся к ней. "Я должен вытащить тебя отсюда". Мои руки коснулись холодных плеч, и ее тело стало жестким и напряженным. "Сколько этого дерьма ты приняла?"

"Мало". Она смахнула струйки слез, стекающие по щекам. "Дело не в беге, который так плох... Я ведь бегала всю свою жизнь, верно? Дело в ожидании. От этого дерьма не легче... просто мне становится все равно. Ты должен идти, Дэвид. Зачем ты пришел сюда? Это то, чего они хотят – разве ты не знаешь, что это то, чего они хотят?"

Я подхватил ее под мышки и поднял на ноги, поддерживая, когда она плюхнулась на меня, ее полный вес вызвал боль в моей лодыжке. "Мы должны выбраться отсюда".

"Это не имеет значения", – прошептала она. "Это не будет иметь значения".

Когда мы добрались до главной комнаты, я усадил ее на край кровати. Ее плач стал более сильным, а глаза метались из одного конца коттеджа в другой. "Послушай меня. Джесс, послушай меня". Я взял ее лицо в обе руки и повернул к себе. «Они все мертвы, ты понимаешь? Уитни Блю, Кевин Нидермайер, Рэнди Уоллес, Уолтер Рицци, Эрл Ватсон, все они мертвы».

Она оскалилась в жалкой улыбке. "Это не имеет значения".

"Расскажи мне, что случилось".

"Я любила тебя". Ее руки нашли мою талию. "Вот что случилось".

"Джесс..."

"И они наказали меня за это", – всхлипывала она. "Теперь они хотят наказать тебя".

"Почему ты не пришла ко мне за помощью?"

"Я не хотела, чтобы ты меня нашел, я..." Она посмотрела на меня, губы дрожали. "Ты должен уйти, Дэвид. Пожалуйста, ты должен уйти".

Я начал собирать ее одежду с пола. "Ты пойдешь со мной".

Она покачала головой. "Я не могу".

"Это не обсуждается. Пойдем, оденем тебя".

"Ты не понимаешь", – огрызнулась она, с трудом поднимаясь на ноги. "После всего, что произошло, ты все еще не понимаешь".

"Тогда объясни мне".

Выражение ее лица сменилось со страха на гнев, и она зашаталась на нетвердых ногах. "Просто уходи... уходи! Уходи!"

Я положил ее одежду на кровать. "Я понесу тебя, пиная и крича, если придется".

Она рухнула обратно на кровать, положив голову на руки. "Сделка была заключена много лет назад. Теперь ее ничто не остановит".

Я вспомнил о водке на тумбочке, подошел к бутылке и сделал долгий глоток. Когда я смотрел на нее, лежащую на кровати, на ее грудь, едва сдерживаемую нежным бюстгальтером, на каштановые волосы, видневшиеся сквозь тонкие трусики, на ее покрытые гусиными прыщами ноги, босые пальцы которых поглаживали грубый ковер, казалось, ничто не могло уменьшить ее красоты. Ни боль, ни ужас, ни изнеможение, написанные на ее лице, ни красные глаза, опухшие от слез, ни даже следы от игл на сгибе руки, ни мои знания о ее прошлом, настоящем и вероятном будущем. Все, что я чувствовал к ней в тот сюрреалистический миг, было безусловной любовью.

"Джесси, – спросил я, согревая водкой горло, – что это было?"

Ее глаза встретились с моими, и где-то в глубине их я увидел отблеск того, кем она когда-то была. "Ты всегда любил меня, Дэвид, но ты никогда не верил в меня, никогда не верил в меня. Когда ты забил того человека до смерти и тебя выгнали из полиции, ты мог обратиться ко мне – должен был обратиться, но не обратился. Я могла бы позаботиться о тебе, если бы ты только позволил мне. Мы могли бы остаться вместе, пройти через все – тебе не нужно было бежать. Тебе не нужно было уезжать в эту чертову пустыню и сражаться на чужой войне".

Я отставил бутылку в сторону. "Мы хотели разного".

"Нет, не хотели. Просто у нас были разные представления о том, как их получить". Она подошла ближе, осторожно ступая на все еще трясущихся ногах. "Ты не хотел, чтобы я была актрисой. Ты не хотел, чтобы у меня были слава и богатство, о которых я мечтала с самого детства, ты не..."

"Это неправда. Это был вопрос приоритетов, Джесс. Вот чего я не хотел для тебя".

"Ты так и не понял, что я бы все это отдала ради тебя", – мягко сказала она. "И в конце концов отдала".

Ее слова обрушились на меня, как несущийся поезд. "Джесс... Господи Иисусе... что ты наделала?"

Она обняла себя за плечи. "Я отдала им свою душу".

Я почувствовал, что мои глаза стали влажными. "За что?"

Никакого ответа.

"За что!"

"Ради тебя".

Я облокотился о тумбочку. "Нет".

"Чтобы доставить тебя домой в целости и сохранности". Ее лицо расплывалось сквозь мои слезы. "Я не хотела, чтобы ты умер".

Я прошел мимо нее, сел на край кровати и начал вспоминать. Ветер сотрясал коттедж, его завывания были единственным спутником, пока мои мысли не обрели слова. "Когда ты думаешь о пустыне, ты думаешь о невыносимой жаре. Но ночью она становится холодной". Я заставил себя посмотреть на нее. "Недавно убитые тела выделяют удивительное количество тепла – ты знала об этом? Этого достаточно, чтобы пережить ночь, если ты не против укутаться в трупы".

"Дэвид..."

"Неужели ты думаешь, что я смогу пройти через такое и когда-нибудь стать прежним?" Я встал, обнял ее. "Я должен был умереть в той пустыне, Джесс... Мне никогда не казалось реальным, что даже с моими тренировками я мог бы убить их всех так, чтобы ни один из них не проснулся той ночью. Потому что это было нереально, не так ли? В ту ночь должен был умереть я, а не они. В последние дни я жалею, что не сделал этого".

"Но я спасла тебя", – беспомощно сказала она. "Разве ты не видишь?" Джесси прижала голову к моей груди. "Теперь уже слишком поздно. Мы не можем остановить это".

"Мы убежим".

"Нет. Все кончено".

"Она права, ты знаешь".

Я повернулся в сторону голоса, толкнул Джесси с дороги на кровать и достал с пояса пистолет 38-го калибра.

Балберит стоял прямо у входа и ухмылялся. "Я впустил себя, надеюсь, ты не против. Здесь холоднее, чем у Марты Стюарт".

Я выстрелил дважды, попав первым патроном ему в плечо, а вторым – в центр груди. От удара он шатнулся назад, но не упал. Я подошел ближе и разрядил пистолет, попав ему в бедро, живот и лоб.

С входным отверстием между глаз Балберит восстановил равновесие и посмотрел на коллекцию дыр в своей одежде. "Ради всего святого!" Он вздохнул. "Ты испортил великолепный костюм".

Пистолет выпал из моей руки и покатился по полу. Я слышал, как за спиной хнычет Джесси, но не мог оторвать глаз от отвратительных черт лица Балберита.

"Ты знаешь, почему я здесь", – сказал он. "Уйди с дороги".

"Ешь дерьмо".

Он медленно сократил расстояние между нами. "Не забивай себе этим голову. Я о ней хорошо позабочусь. В аду она будет как дома, с задницей наперевес".

Я бросился на него, но он схватил меня за горло, его когтистая рука подняла меня с пола и без труда удержала на месте. Я попытался ударить его ногой, но промахнулся, и он усилил хватку, тряся меня с такой силой, что я испугался, как бы он не сломал мне позвоночник. Когда из моего рта потекла слюна, а тело обмякло, он отпустил меня, повалив на ноги, и одним коротким толчком отправил меня в полет через всю комнату.

Ударившись о дальнюю стену, я упал на пол. Когда голова прояснилась, я вскочил на ноги и снова бросился на него. Он закатил глаза, ударил меня сзади, и я снова оказалась в воздухе.

Я приземлилась на тумбочку, сбив ее и лампу на пол. Откатившись от разбитых осколков, я остался стоять на четвереньках, не обращая внимания на боль и пытаясь перевести дух. Я ухватился за край кровати и подтянулся, ноги болели и не держали.

"Не вставай, Дэвид".

" Иди в жопу". Я ковылял к нему. "Тебе придется убить меня".

Балберит пригладил несколько волос на макушке своей лысины, затем так же небрежно поправил шелковый галстук. "Ты знаешь, что между храбростью и глупостью существует очень тонкая грань? Вы выстрелили в меня пятью пулями, а я пожаловался на свой костюм. А теперь ты хочешь устроить кулачный бой? Не будь ослом".

"Дэвид, – услышал я всхлип Джесси, – остановись".

Не оглядываясь на нее, я опустил руки на бока и покорно кивнул Балбериту.

"Хорошо". Он улыбнулся. "Теперь, когда вы избавились от этого, давайте перейдем к делу, хорошо? У нас с Джесси назначена встреча, и нам пора идти. Конечно, если хочешь, можешь присоединиться к нам".

Прежде чем я успел ответить, Балберит отвлекся. Он посмотрел мимо меня, обнажил клыки и зашипел, отплевываясь, как испуганная кошка.

Я повернулась и увидела Абдиэля, сидящего в плетеном кресле-качалке так спокойно, словно он был здесь всегда.

"Ты знаешь правила, – сказал он Балбериту. "Ты не можешь получить их обоих".

"Я здесь, чтобы забрать то, что принадлежит мне по праву", – прорычал он. "Ты здесь ни при чем".

Абдиэль пожал плечами. "Ты знаешь правила".

"Ты мне никогда не нравился", – сказал Балберит, немного расслабившись, когда снова повернулся ко мне. "Даже в старые времена, когда мы все были на одной стороне, я терпеть не мог этого ублюдка".

"Замолчи". Абдиэль поднялся с кресла и встал между нами, явно наслаждаясь страхом, который его присутствие вызвало в его враге. Впервые я увидел в нем уверенность древнего воина, меча в армии Бога, как и описывала легенда. "Глупцы должны стараться никогда не говорить".

"Мне нужно только то, что принадлежит мне".

"Ты – мальчик на побегушках".

Балберит улыбнулся. "Как и ты".

"Ты никогда не был слишком умным".

"Не лезь не в свое дело. Разве нет где-нибудь арфы, которой нужно напеть?"

"Не зли меня, маленький червячок".

"Ладно." Демон отступил назад. "Скажи свое слово и убирайся с дороги".

Абдиэль повернулся ко мне лицом. "Джесси сама принимала решения, Дэвид. Она воспользовалась свободой воли. Даже сам Бог не будет вмешиваться в это, ты понимаешь?"

"Пожалуйста..."

"Я ничего не могу сделать", – сказал он категорично. "Мне очень жаль".

Я посмотрел в черные глаза Балберита. "Тебе нужен именно я", – напомнила я ему.

Он облизнул губы и кивнул.

Абдиэль положил руку мне на плечо. "У тебя тоже есть свобода воли", – сказал он мне. "Но если ты примешь это решение, обратного пути уже не будет".

"Нет!" закричала Джесси, упала с кровати и поползла по полу. Плача, она потянулась ко мне. "Не надо, не надо этого делать. Не делай этого... для меня".

Я взял ее руки в свои и поцеловал их, пробуя на вкус наши слезы, которые текли мне в рот. "Я люблю тебя".

Она смотрела на меня, ее подбородок дрожал так сильно, что она не могла говорить, а ее хватка на мне была настолько сильной, что стала болезненной.

Я посмотрел на Абдиэля. "Она будет в безопасности?"

Он кивнул. "Она будет свободна".

"Навсегда?"

"До тех пор, пока она сама этого хочет".

"А я?"

Абдиэль с безрадостным и одновременно сочувственным выражением лица отрицательно покачал головой.

Я наклонился, поцеловал Джесси в щеку и вытер слезы с ее глаз. Через окно за ее спиной вид на город стал мягче. Ночь сменилась ранним утром, и хотя темнота еще оставалась, она медленно угасала, уступая место свету, тускло отражающемуся от покрывал свежевыпавшего снега.

Нежно погладив Джесси по волосам, я снова посмотрел на Абдиэля, а затем на Балберита.

"Возьми меня".

1991

Глава 23

Мысль о том, что я могу быть алкоголиком, никогда не приходила мне в голову в серьезном контексте, потому что у меня всегда был доступ к спиртному. Однако, оказавшись отрезанным от него, эта идея показалась мне не только возможной, но и вероятной. Мои симптомы были малозаметны. Никакой рвоты, сильных толчков или приступов потливости, скорее странное ощущение вялой отрешенности от повседневной жизни и ряд болей, вызываемых стрессом, которые были если не откровенно болезненными, то, во всяком случае, вызывали дискомфорт. Для меня абстиненция была скорее психологической, чем физической – спокойные мысли, неуверенность и, словно математик, вычисляющий бесчисленные формулы в поисках решения, состояние, когда каждый сценарий, страх и возможность рассматривались и препарировались со всех возможных сторон снова и снова.

"Как вы себя сегодня чувствуете?" – спрашивал мой врач во время каждого визита.

"Отлично", – отвечал я.

"Вы уверены?" – спрашивал он.

"Это имеет значение?"

"Конечно", – говорил он, нахмурившись. "Вы выглядите так, будто вам плохо".

"Мне больно".

"Не хотите ли поговорить об этом?"

"Не особенно".

"Я не могу не подчеркнуть, как важно обсудить ваши чувства", – настаивал он. "Это займет время, и нам обоим придется запастись терпением. Ситуация не изменится, если мы не разберемся с этими проблемами. Ваш алкоголизм только усложняет психологические проблемы, с которыми мы имеем дело, вы понимаете? Молчание увековечивает проблемы и позволяет им гноиться. Лекарства могут сделать лишь очень многое. Настоящее исцеление начинается с признания, противостояния и честной оценки. В конечном счете все можно решить – обещаю вам, – но это процесс, Дэвид, непрерывный процесс".

"Верно", – сказал бы я. "Постоянный процесс".

После этого я зажег сигарету. Он задавал мне еще несколько вопросов, а я игнорировал их, как и все остальные. К тому времени, когда моя сигарета догорала до фильтра, он обычно уходил, обещая вернуться на следующий день для дальнейшего "исцеления", словно я должен был радоваться этому и словно я не знал, что он на самом деле задумал.

Время двигалось так медленно, что часто казалось, будто оно остановилось, застыв в ту самую секунду, когда я осознал, где нахожусь и как пройдет оставшаяся часть моей жизни.

Здесь требовалась разная степень "исцеления", в зависимости от пациента и отделения больницы, к которому он был приписан. У тех, кого разместили в моем крыле, были лишь незначительные физические недомогания, если таковые имелись, – в отличие от бедняг этажом ниже, – и им бросали вызов не отрубленные конечности и израненные тела, а сломленные умы и побитые воли. Некоторые из нас были наркоманами, другие – алкоголиками, но всех нас объединяли два ярко выраженных симптома: боевой опыт и психические заболевания. По крайней мере, так нам говорили.

В мои мысли вмешался голос.

"Дэвид, ты меня слышишь?"

Комната постепенно обрела фокус и показала больничные версии кровати, стола и двух стульев в окружении безупречно белых стен.

"Дэвид? Милый?"

Мой взгляд переместился на Джесси. Сидя на стуле напротив меня, скрестив ноги и сложив руки на коленях, она склонила голову набок. " Милый, ты меня слышишь?"

"Конечно, я тебя слышу", – сказал я. "Неважно, насколько я сумасшедший, это не делает меня глухим".

Она принужденно улыбнулась. "Ты мне не ответил".

Я посмотрел на тапочки, торчащие из манжет моей фланелевой пижамы, и смутно вспомнил, что это был ее подарок. "Прости".

"Не извиняйся. Как ты себя чувствуешь?"

Я порылся в халате в поисках сигарет, но карманы были пусты. "Могу я попросить сигарету?"

Джесси взяла со спинки стула свою сумочку и порылась в ней, пока не нашла пачку сигарет. Я смотрел, как она достает одну, зажигает ее и аккуратно кладет между пальцами. "Ты выглядишь гораздо лучше, чем на прошлой неделе", – сказала она с улыбкой. "Как проходят сеансы с доктором Ротманом?"

Я затянулся сигаретой и выдохнул. "Ментол", – сказал я, изучая ее. "Не люблю ментол".

"В следующий раз я принесу тебе пачку твоих собственных", – пообещала она. "Я разговаривала с доктором Ротманом несколько минут назад и..."

Я вернул ей сигарету. "Я от них кашляю".

Джесси взяла ее и терпеливо кивнула. "Дорогой, я разговаривала с доктором Ротманом несколько минут назад, и он сказал, что у него есть некоторые опасения. Он сказал, что ты сотрудничаешь не так, как ему хотелось бы, и..."

"Наверное, да, это правда".

"Он здесь, чтобы помочь тебе".

"Да, хорошо".

Джесси наклонилась вперед и понизила голос. "Не дави на себя так сильно, ладно? Ты вернулся не так давно, и доктор Ротман сказал, что на все нужно время. Если ты просто доверишься ему, Дэвид, ты выберешься отсюда раньше, чем думаешь".

Я уставился на нее, желая что-то сказать, но не в силах воплотить свои мысли в слова.

"Ты слышал, что я только что сказала?"

"Да, я слышал. Господи".

Она глубоко вздохнула и откинулась на спинку кресла. "Интересно".

Я накинул на себя халат и застегнул пояс. "Они не такие, как мы, знаешь ли. Доктора, медсестры, санитары. Они... они не такие, как мы".

"В каком смысле, милый?"

"Они просто другие, вот и все. Они пытаются это скрыть, но... но я их видел. Нужно смотреть на них со спины. Так и узнаешь. У них есть что-то, чего нет у нас. Они пытаются прикрыть это одеждой, но иногда... иногда видно, как это шевелится". Я поднял голову – старшая медсестра стояла в дверях и смотрела на меня.

У демонов есть хвосты, Джесс.

Борясь со слезами, Джесси проследила за моим взглядом и посмотрела через плечо. Медсестра тут же тепло улыбнулась и отошла в сторону. "Вам просто нужно воспринимать происходящее по очереди", – сказала она, обернувшись ко мне, дрожащему от волнения. "Вам нужно..."

"Верно", – перебил я. "Итак, чем ты занималась?"

Джесси снова притворилась, что улыбается. "Думаю, ты будешь мной гордиться. Я только что подписала контракт с педагогом по драматическому искусству в Бостоне. Ничего особенного, пока только мастер-классы, но это только начало. К тому времени, когда ты будешь готов вернуться домой, мы сможем начать разговор о переезде. Нам обоим не помешала бы смена обстановки. Разве не здорово уехать куда-нибудь в другое место и начать все заново? Нью-Йорк или, может быть, Лос-Анджелес..."

"Не окажешь ли ты мне услугу?" спросил я.

"Если смогу, конечно, сделаю".

"Я не хочу, чтобы ты сюда больше приходила".

Ее неловкость переросла в шок. "О чем ты говоришь?"

"Я хочу, чтобы ты перестала меня навещать".

Джесси покачала головой. "Ты не это имеешь в виду".

"Да, я хочу". Я придвинул свой стул ближе и положил руку ей на колено. "Тебе нужно жить дальше, Джесс".

"Ты и есть моя жизнь".

"Больше нет". Я крепче сжал ее ногу. "Я люблю тебя – ты это знаешь, – но мы оба знаем, что я никогда не выберусь отсюда".

"Это неправда", – сказала она, взяв мои руки в свои. "Ты должен дать себе время. Я знаю, что ты растерян и напуган, но ты попал сюда всего несколько недель назад, Дэвид. Доктор Ротман уверяет меня, что твои проблемы можно решить. Ты прошел через ад, но ты должен помнить, что он имел дело с сотнями других людей, которые пережили такую же травму".

Я посмотрел ей в глаза. " Ты сказала "несколько недель"?

"Ты пробыл здесь меньше месяца".

"Как... как это может быть?"

"Все в порядке", – сказала она, целуя мои руки. "Все будет хорошо, вот увидишь. Доктор Ротман сказал, что ты должен..."

"Доктор Ротман – лжец и злобный ублюдок". Я вернул ее руки на колени. "Я не хочу, чтобы ты тратила свою жизнь впустую, ожидая меня. Я не вынесу, если стану для тебя обузой".

"Дэвид, ты не..."

"Пожалуйста, не делай этого со мной", – сказал я. "Пожалуйста, Джесс".

Джесси поправила волосы и нервно смахнула слезу, размазав косметику по щеке. "Может, если я дам тебе немного времени, это будет лучше. Может, если я не буду навещать тебя неделю или около того, ты..."

"Да", – согласился я, аккуратно вытирая черное пятно с ее лица. "Никаких визитов в течение недели или около того".

Она встала, перекинула сумочку через плечо. "Хорошо", – мягко сказала она. "Если ты этого хочешь".

"Ты справишься", – сказал я ей. "Чем дольше ты будешь держаться подальше, тем легче тебе будет".

Джесси наклонилась и поцеловала меня, сначала легонько, потом страстно. "Скоро увидимся, детка".

Я кивнул, наблюдая, как она поворачивается и выходит из комнаты.

Убедившись, что ее больше нет в палате, я вышел в коридор и двинулся мимо медпункта, где все они стояли, сгрудившись над отчетами и лекарствами. Холодные взгляды преследовали меня. Я опустил глаза и продолжил путь по коридору к комнате отдыха. Несколько пациентов были рассредоточены по комнате: одни смотрели телевизор, другие играли в пинг-понг или сгрудились вокруг столов, играя в карты.

Я подошел к окну и посмотрел вниз на парковку и, судя по всему, прекрасный полдень. Другой пациент, мужчина, с которым я подружился еще во Вьетнаме, оторвался от разговора с кем-то еще и пристроился рядом со мной.

"Как дела, Драго?"

"Привет, Гарольд", – сказал я, не глядя на него.

"Эта цыпочка – твоя девушка, брат-мужик?"

В этот момент я увидел, как Джесси вышла из двери внизу и пересекла парковку, направляясь к своей машине. "А?"

"Горячая штучка с красивыми сиськами, та, что только что ушла", – сказал он, выгнув шею, чтобы тоже наблюдать за ней. "Это твоя девушка?"

Я посмотрел на распятие, висящее на цепочке у меня на шее, и удивился, почему оно перевернуто, а не так, как я всегда его носил. "Раньше была".

"Правда?" Он соблазнительно ухмыльнулся и потер свою промежность. "Что ж. Будь я проклят".

"Да", – сказал я с язвительной улыбкой. "Я тоже".

Перевод: Алексей Колыжихин