Текст книги "Псы войны: пробуждение Ареса"

Автор книги: Грег Бир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Тил садится на жесткий пластмассовый стул, я стою у нее за спиной. Похоже, большинство предметов из этой комнаты были напечатаны на том здоровенном принтере, который мы нашли сегодня. Первоначально колонисты пользовались мебелью и вещами, привезенными с Земли, но постепенно научились изготовлять все необходимое самостоятельно. Главное – найти «чернила» для объемного принтера: растворители, полимеры, металлические или керамические порошки, а уж тогда можно штамповать все, что душе угодно. Оружие в том числе.

Где взять материал для заправки? Привезти с Земли или добыть и очистить от примесей здесь, на Марсе.

Семь минут. Я представляю, как к штольне подъезжают багги с мужчинами-форами на борту. Хотя, может, женщины там тоже есть. Интересно, сколько мне потребуется времени, чтобы пробраться к своим? Может, стартовать прямо сейчас, не дожидаясь, пока Тил все подключит и активирует? Будет ли у нас преимущество, если я успею рассказать товарищам все, что узнал?

Тил смотрит на меня, делает глубокий вдох и откидывает крышку на блоке с цифрами. Аккуратно прикладывает к клавиатуре монету и вводит код.

Мы оба подпрыгиваем от неожиданности, когда включается центр управления. Вспыхивают и жалобно гудят проекторы, просыпаясь от многолетней спячки. Сенсорная панель распознает наши лица, наши глаза. Параллельно идет настройка проекторов – на экран выводятся цветные узоры. Пару раз перед нами проскакивают даже какие-то размытые картинки. А вот и первые данные с камер. Увеличенные трехмерные изображения занимают весь экран и демонстрируют, что происходит за пределами штольни.

В середине панели расположен плоский квадрат, Тил заносит над ним руку и приближает одну из картинок. Пара движений пальцами, и изображение увеличивается. Камера показывает в режиме реального времени – так я полагаю – юго-восточный склон штольни, то есть плечи и спину тонущего великана. Тил переключается на другие внешние камеры, затем, покосившись на меня, на внутренние. На экране мигают десятки миниатюрных изображений – залы и коридоры штольни. По команде Тил они вырастают, становятся ярче и подробнее. Одна картинка особенно привлекает внимание – кристальный склон, поблескивающий в свете звездных ламп. Внезапно изображение гаснет. Что стряслось? Камера сломалась? Сработала система безопасности? Или Тил нарочно стерла картинку?

Перед нами разворачивается сложная система коридоров, туннелей, залов и шахт. Камеры оживают одна за другой, и картина постепенно дополняется. Штольня – масштабное сооружение, и судя по всему, большинство помещений не было повреждено во время потопа.

Монеты, камеры, шифры – у форов пунктик на безопасности, не иначе. Видно, они всерьез опасались чужаков, раз приняли такие меры предосторожности. Вот только кого им бояться? Космодесантников? Антагов? Маловероятно – наводнение произошло задолго до начала войны.

Теперь карта заполнена целиком. Я узнаю некоторые залы на верхних этажах: вот тут мы шли, а здесь мы стоим сейчас. Но незнакомых туннелей и комнат намного больше, и все они помечены зеленым. И даже это – лишь капля в море, ведь есть еще нижние этажи, которые, судя по карте, расположены очень глубоко. Эти комнаты выделены в основном синим и красным.

Тил проводит пальцем вдоль разноцветных линий.

– Невер’ятно! Штольня так давно покин’та б’ла, а они все к’пают!

Девушка косится на меня, видит, что я не понял ее слова, и сворачивает карту. Теперь перед нами увеличенное изображение южного гаража и «гавани» – полукруглой стены из замерзшей лавы. Три багги приближаются со стороны северных ворот. Тил несколько раз меняет точку обзора, на экране мелькают то изогнутые склоны «гавани», то песчаный пол.

– Как мало глаз уц’лело! Каждый третий – д’лой… М’жет, вернутся, как от’греются. Тебе х’рошо видно?

Автобусы останавливаются и выстраиваются в защитный треугольник – капоты вместе, носы врозь. Форы не торопятся выходить наружу. Сколько их там? Есть ли у них оружие? Если да, какое?

Тут люк в среднем багги открывается, и из него нерешительно высовывается коренастая фигура в залатанном гермоскафе. Замирает на ступеньках, потом неохотно спускается.

– Это фор?

– П’хож.

– Узнаешь его?

Проекторы издают жалобный стон. Тил резко поворачивается ко мне и хмурится.

– Я их в лицо не знаю.

– Это их командир? Разведчик?

Тил качает головой.

Из багги вылезает второй пассажир – тоже в затрапезном гермоскафе, мощный, широкоплечий, выше первого на целую голову. Он ни капли не похож на Тил, но рожден наверняка на Марсе – последний корабль с колонистами прилетел с Земли много лет тому назад.

Между тем из автобуса вылезают третий – худой и плюгавенький – и четвертый – среднего роста. Они выстраиваются полукругом перед воротами и замирают в ожидании. Думаю, все четверо – мужчины. В их маленьком отряде чувствуется скованность, напряжение, но никто больше не выходит из багги.

– Что со связью?

Тил мотает головой.

– Нет связи. Но про р’дио не знаю.

– Может, они даже не догадываются, что мы здесь.

– Они знают, что кто-то здесь.

– Откуда?

В ответ тишина.

– Думаешь, Зеленый лагерь послал за тобой форов?

– Не исключ’но.

– Все настолько плохо?

Кивок.

– Чтобы арестовать?

– Общий инт’рес, – говорит Тил упавшим голосом. – Два г’да н’зад Зеленый лагерь и форы согл’шение подп’сали – как штольню д’лить, когда хобо спадет. Отец сделке пом’гал – чтоб ценным быть, чтоб не убили. З’леный лагерь б’ится, что форы согл’шение порушат, если «черные к’патели» объявятся. Они думать м’гут, и я «черный к’патель». А уж если тебя увидят…

Черт возьми! Я что, попал в роман Джека Лондона? И на хрен всех, кто думает, что космодесантники не читают классику.

Форы стоят не шелохнувшись. В их позах читается испуг. Внезапно они оборачиваются как по команде – открывается люк другого багги, и из него вываливается еще одна разношерстная троица.

Из последнего автобуса появляются еще трое. Теперь форов девять. Гораздо меньше, чем может поместиться в багги.

Тут из средней машины вылезают еще три фигуры. Но гермоскафы на них другого цвета. Космодесантницы! Сестры демонстративно сжимают в руках пистолеты.

Опоздали? Отстали от своей части? Женщинам нужны особые условия во время космического перелета, поэтому нас, как правило, сбрасывают в разных капсулах. Сестры нередко присоединяются к нам уже на поле боя.

Не дожидаясь моей просьбы, Тил увеличивает изображение, чтобы я мог различить нашивки. Седьмой батальон морской пехоты США на одной, второй корпус Межзвездных вооруженных сил на других. Три флага: США – ну разумеется! – и два наших любимых союзника, Малайзия и Филиппины.

Из оставшихся багги выскакивают еще шесть девушек, все вооружены до зубов. Четыре ружья, стреляющих металлическими дротиками, два бронебойных лазера и слабопольный расщепитель – последний отлично зарекомендовал себя в прошлом, но, если верить разведке, антаги уже разработали защиту против него. Замыкает процессию филиппинка с сильнопольным расщепителем наперевес. Самое грозное и массивное оружие, которое нам под силу удержать в руках.

Камера тем временем фокусируется на другой космодесантнице. Рассмотрев капитанские погоны с двумя шпалами и имя – Даниэлла Койл – я чуть не прыгаю от радости.

– Черт возьми! Сестрички жгут!

Мое ликование ставит Тил в тупик.

– Они с тобой? – недоуменно спрашивает она.

– Скорее я с ними. Безбашенные девчонки возвращаются в город! Надо поздороваться!

Историческая справка, часть вторая

Сейчас не время вдаваться в тонкости взаимодействия между подразделениями и тому подобное дерьмо, но раз уж в игру вступили дамы и бойцы из других стран, краткое объяснение не повредит.

Международные космические вооруженные силы (МКВС) – наша верховная организация, ее эмблема – огненный щит, прикрывающий земной шар. Фактически – логотип Главного командования союзных сил[15]15
  Главное командование союзных сил существовало в период 1942–45 гг. для координации боевых действий войск англо-американской коалиции на Средиземноморском театре военных действий.


[Закрыть], только в космической стилистике.

В состав Объединенного штаба МКВС входят представители разных стран – политики и отставные военные. Ходят слухи, что Объединенный штаб пляшет под дудку Эскорта – помощников гуру, – но никто не знает наверняка.

Страны-подписанты скидываются на орбитальное оборудование, космо-фреймы, транспортные платформы и оружие, совместно финансируют исследования, выделяют бойцов для нужд МКВС.

США тоже «предоставляют во временное пользование» МКВС свои военно-морские и военно-воздушные силы, морскую пехоту и армию. Другие страны выделяют, мы предоставляем в пользование – вот и вся разница. Космодесантники нередко сражаются плечом к плечу не только с бойцами из союзных государств, но и с другими подразделениями американских вооруженных сил, чаще всего с армией и ВВС. Мы подчиняемся министру военно-морских сил США, а тот редко перечит Объединенному штабу, а значит, встретив на Красной планете солдат из других подразделений и стран, мы должны эффективно взаимодействовать с ними и уважать их командиров. И все же этим союзам далеко до боевого братства – нет того чувства локтя, за которое любой морпех без раздумий полезет в драку.

По большому счету мы приравниваем себя к морпехам – у них корабли обычные, а у нас космические, вот и вся разница. На гражданке считают, что мы не такое быдло, как солдаты из наземных подразделений, но это лишь видимость – вот выиграем войну, прогоним антагов и станем снова самими собой – то есть бандой отлично выдрессированных и безжалостных отморозков.

Неважно, где находится космодесантник – на поле боя, в тренировочном лагере или в увольнительной – ему всегда за радость навалять кому-нибудь, съездить по рылу, дать в бубен, отпинать, отделать, навешать звездюлей, размотать, набить морду, угандошить, отхреначить, разукрасить, отрихтовать, прижучить, размазать, уделать, натянуть, укатать или, используя менее экзотичные выражения, проучить, показать что к чему, проще говоря – побить кого-нибудь.

У эскимосов – двадцать синонимов к слову «снег», у космодесантников – еще больше для «надрать задницу», ведь где бы мы ни появились, дело кончается дракой – чаще всего без смертоубийства, спасибо и на том.

Если ты не понимаешь, когда начнется заварушка, и кто будет за тебя, а кто против, ты огребешь по полной. Американские космодесантники отлично ладят с филиппинцами, корейцами, японцами, чаморро (которые хоть и редко, но тоже встречаются нам), фиджийцами и вообще со всеми уроженцами тихоокеанских островов, новозеландцами (особенно маори) и австралийцами. Мы без проблем находим общий язык с англичанами и французами, итальянцы привлекают нас невероятно вкусным вином и сухпайками (не говоря уже о красоте их женщин), выходцы из Индии, Пакистана, Шри-Ланки и Тибета – милейшие люди, парни из Казахстана и прочих «станов» – тоже ребята что надо.

С китайцами мы не ссоримся, а вот с русскими то и дело происходят стычки, хотя и с теми и с другими можно пропустить стаканчик, да и дерутся они отменно.

Канада, Германия, Австрия, Испания, большинство стран Восточной Европы, Южная Америка и Африка (за исключением Сомали, Эфиопии и Йемена) в войне не участвуют.

Как-то в Хоторне нам дали увольнительную на целый день, мы решили прогуляться по городу и забрели в какой-то третьесортный бар. По несчастливому стечению обстоятельств там уже сидели одиннадцать русских офицеров – их пригласили в Хоторн прочитать несколько лекций и поделиться опытом по подготовке бойцов. Я до сих пор гадаю, какой болван додумался отпустить их в город всех вместе.

Завязался разговор. Русские, успевшие основательно размяться пивом и холодной перцовкой, принялись с жаром доказывать, что наши тренировки в Хоторне не идут ни в какое сравнение с суровой и максимально приближенной к реальным марсианским условиям подготовкой, которую они проходили на острове Сокотра – в Йемене – и в Сибири. Казах тут же заявил, что это чушь собачья. У его народа давние счеты с русскими. Атмосфера накалилась. После короткого обмена любезностями стало ясно, что драки не избежать. Мы с Теком, Казахом, Мишленом и четырьмя космодесантницами обсудили тактику предстоящего сражения.

Старшей среди сестер была первый лейтенант Койл, она пришла в бар, чтобы опекать своих девчат, и не горела желанием общаться с низшими по званию, но кивала в такт музыке и явно пребывала в хорошем настроении – до тех пор, пока не поняла, что вот-вот начнется заварушка, а уводить цыпляток уже поздно.

Сестры встали между нами и русскими. Те обрадовались, получив повод для зубоскальства – это что за мужики такие, которые прячутся за женскими юбками? Русские подбадривали друг друга и предвкушали легкую победу, а к ней еще пару-тройку стопок перцовки.

Местные завсегдатаи, матерые пузатые мужики в годах, расчистили нам место, убрав столы и стулья, и приготовились смотреть шоу.

Мишлен по обыкновению занял позицию у задней двери.

У русских был численный перевес – три здоровенных бугая. По едва заметному кивку Койл сестры расступились и выстроились вместе с нами вдоль обеих сторон залы, оставив задним рядам место для маневра.

Русские явно не первый раз дрались в баре, поэтому они, хоть и осоловевшие от водки, смогли оценить всю серьезность положения и перестали ухмыляться.

Казах подмигнул Теку и мне и сказал что-то очень оскорбительное.

И тут понеслась.

Наши противники ощетинились сталью – выхватили зазубренные морские ножи под названием «Игла», достали откуда-то из штанов буксирные цепи и завязанные узлами альпинистские веревки. Русские переминались с ноги на ногу. Искаженные от ярости лица, до боли сжатые кулаки. Они синхронно, словно по команде невидимого хореографа, качнулись сначала вправо, потом влево. Плавно, как реющие на ветру знамена. Приятно было увидеть такое изящество в наших русских друзьях.

А потом… они наметили себе жертв и ринулись прямо на нас.

Казах сновал туда-сюда с истинно азиатским коварством, хватался за веревки, глумился над врагом, дразнил русских и словно танцор уклонялся от зазубренных лезвий, иными словами – сеял смуту и создавал вокруг себя настоящее броуновское движение. Казах отвлекал противников ложными замахами, а мы с Теком выбивали у них ножи и отработанным приемом выкручивали им руки.

Первый лейтенант Койл и младшие сестры взяли на себя самого молодого и неопытного, но оттого еще более подлого бойца, ошалело размахивающего стальной цепью. Мы обезоруживали русских одного за другим, а Койл театральным взмахом руки отсылала поверженных врагов к черному входу, где Мишлен давал им пинок под зад и вышвыривал на улицу. Скоро все русские, покрытые синяками и ссадинами, валялись на парковке.

Избитые, но не утратившие боевого духа представители союзных войск отряхивались и, видимо, собирались требовать от нас сатисфакции. Я дрожу при одной мысли о том, что сталось бы с нами, если бы эти бравые ребята пошли в атаку вторично… Но тут в бар вломился бригадный генерал Ромулус Потоцки, взревел как бык и, прежде чем кто-то успел вымолвить хоть слово, швырнул между столами свето-шумовую гранату.

Когда дым рассеялся – все присутствующие едва держались на ногах, у многих шла кровь из ушей – Потоцки призвал ко всеобщему вниманию. Те, кто каким-то чудом не оглох от взрыва, повернулись к генералу, остальные, глядя на них, тоже. Даже русские приковыляли с парковки и попытались встать перед Потоцки навытяжку.

Безбородый юнец, который притаился в суматохе за перевернутым столом, с воплем выскочил из укрытия и хлестнул Тека железной цепью по лицу.

За такую проделку Койл самолично надавала пацану по заднице и поставила его в угол. Потоцки не вмешивался.

А потом в бар заявилась военная полиция.

Казах и девушки совершенно оглохли от разрыва гранаты, но в остальном вышли из драки без единой царапины. Мне на память о заварушке остались парочка ножей «Игла» и порез в районе бицепса. Врачи обработали его мазью по рецепту гуру, и он затянулся через три дня. Кроме того, в больнице нам вернули слух.

Тек потерял оба глаза, но уже на другой день ему поставили имплантаты, новые, ярко-голубые. Зрение Тека восстановилось и стало даже острее прежнего спустя всего несколько часов, а вот со шрамом на лице пришлось повозиться – врачи сводили его все оставшееся нам в Хоторне время. После драки с русскими мы сделались настоящими героями. Товарищи шутливо кланялись нам в офицерской столовой. Считали, что мы проявили характер и мужество.

Мы потом неделями вспоминали тот случай и все без исключения предавались непристойным мечтам о первом сержанте Койл.

Пять месяцев спустя мы снова встретились с нашими русскими друзьями, на этот раз на Марсе. Всего через семь часов после приземления нам пришлось совместно штурмовать хорошо укрепленный редут антагов. Это было в самом центре равнины Криса. Мы разнесли врага в пух и прах, несколько русских было представлено к наградам. Юнца, который ударил Тека цепью, там не было. Оказалось, гуру в Москве узнали про его выходку, понизили его в звании и перевели в Новосибирск, где он благополучно просиживал штаны за бумажной работой.

Я искренне рад видеть всех сестер, а первого сержанта Койл особенно. Надеюсь, она меня вспомнит. Мы ведь неплохо сработались тогда.

Иногда надежда приходит откуда не ждали

Мы с Тил спускаемся со смотровой башни и со всех ног бежим к южному гаражу. Через десять минут мы на месте, забираемся в будку управления и Тил открывает ворота. Три багги заезжают в пещеру – огромный выдолбленный в базальте ангар с поддерживающими крышу стальными балками. Следом идут девять форов и столько же сестер.

Автобусы паркуются, и из них вылезают водители – каждый в сопровождении еще трех космодесантниц. Воображение Тил рисовало по меньшей мере шестьдесят форов, а приехало всего двенадцать. Даже удивительно, на кой черт им понадобилось целых три багги.

Форы – все мужчины, кому за двадцать, кому за тридцать, и все очень бледные – выстраиваются около автобусов. Один тощий, кожа да кости, и постарше остальных. Похоже, из первого поколения колонистов. На форах, как и на Тил, гермоскафы с чужого плеча, но не зеленые, а красно-коричневые. Шлемы и штанины черные, а ботинки с белыми мысами.

Я перевожу взгляд на девушек. Жму «увеличить» и рассматриваю нашивки. Первый батальон. Не знаю как теперь, но раньше они занимались первичной разведкой и подготовкой поля боя, иными словами – рыскали туда-сюда, вынюхивали расположение антагов, исправляли и дополняли карты, выбирали места для бросков.

С этими дамами надо держать ухо востро: сильнопольный расщепитель – это вам не шутки. Да и местные перед ними по струнке ходят.

Прежде чем спуститься, я издаю пронзительный четырехзвучный свист. Капитан Койл стоит у подножия лестницы: ее глаза прожигают нас насквозь, а рука сжимает заряженный пистолет. Койл под сорок, она поджарая словно гончая, рыжеволосая, круглощекая и черноглазая. Сам я без формы, но приколол к рукаву сержантскую нашивку и закатал его, так чтобы были видны чип и электронная татуировка. Капитан Койл дотрагивается перчаткой до цифрового тату, и ангел сообщает ей мое имя, звание и текущую дислокацию. Остальные девушки ждут, что она скажет, некоторые улыбаются – уж теперь-то, когда они встретили своих, дела пойдут на лад. Может, и так. А может, и нет.

Койл все еще во власти подозрений. Косится на Тил, стоящую в нескольких метрах поодаль, переводит взгляд на меня.

– Мастер-сержант Майкл Венн, – повторяет Койл вслед за ангелом. – Шестой батальон, последняя дислокация – космопорт «Виргиния». Мы встречались раньше, Венн?

– Так точно, капитан.

– Не припомню где именно. Чип вышел из строя, но я прочитала ваше цифровое тату. Тут есть еще кто-нибудь кроме вас?

И я рассказываю ей все: о неудавшемся броске, о том, как мы ночевали в русских палатках и как не уберегли высших офицеров. Капитан слушает меня с мрачным лицом.

– Нас сбросили двумя днями позже, примерно в трехстах километрах к югу. Мы попали в ту же передрягу, что и вы. А потом встретили вот этих красавцев. ВППОЗ.

«Все по плану, общий звездец». Вообще-то, изначально вместо «звездец» мы говорили другое слово, но чтобы не оскорблять нежные уши наших инопланетных друзей, пришлось его заменить.

Капитан Койл берет расщепитель у комендор-сержанта Марии Кристины де Гузман – двадцать с небольшим, овальное лицо, маленькая, фигуристая и очень спортивная, со странным холодным взглядом – и приказывает ей «подготовить» форов. В гараже нормальное давление и не очень холодно, поэтому де Гузман командует мужчинам «раздеться до голландских панталон». Понятия не имею, что это означает, но сержант Анита Магсайсай прыскает со смеху, да и остальные девушки явно веселятся.

Форы исполняют приказ с застывшими лицами.

Я понимаю, что, несмотря на вежливый тон, Койл все еще подозревает меня. Мой ангел недоступен, чип не читается, есть только тату, то ли настоящее, то ли нет. Условный знак – свист – я мог подслушать, да и приколотую к рукаву нашивку можно было найти где угодно. Сам я могу оказаться кем угодно. Я пытаюсь вести себя дружелюбно и раскованно.

Тил даже не пытается. На ней просто лица нет. Она уверена: форы приехали, чтобы убить ее. С пленниками обращаются довольно грубо, но они беспрекословно исполняют все приказы. Восемь из них – совсем юные, напуганные, очень худые, трое постарше, но тоже кожа да кости, и один в годах, изможденный, но с горящими глазами.

Сержант Мазура бат Мустафа – средний рост, узкое лицо, большущие черные глаза и роскошные губы – достает прочный пластиковый шнур и связывает форам запястья. Полураздетые мужчины то и дело поглядывают на Тил, словно сравнивая ее с фотографией на плакате «Разыскивается». Может, все еще верят, что мы отпустим их восвояси и позволим им заняться своими делами. Ведь Земля много лет придерживалась политики невмешательства: живи и дай жить другим, не так ли?

Бойцовый Петух, Тек и Диджей присоединяются к нам только сейчас, слегка ошалевшие от неожиданного поворота событий. Бойцовый Петух подходит к Койл, та открывает экран шлема и протягивает ему руку. Оба уже не выглядят такими напряженными. Диджей и Тек приветствуют знакомых сестер по оружию. Девушки вежливы, но немного раздражены – им пришлось порядком натерпеться до встречи с форами, да и знакомство с этими джентльменами прошло, надо думать, не слишком гладко.

И эти холодные взгляды. С некоторыми из сестер явно что-то не то…

Но я гоню сомнения прочь.

– Кто-нибудь говорит на африкаанс?[16]16
  Африкаанс – язык, на котором говорят живущие в Южно-Африканской Республике африканеры, или буры (люди белой расы, потомки голландских колонистов, высадившихся в 17 в. на мысе Доброй Надежды), а также «цветные», т. е. люди смешанного бурско-негритянского происхождения. Африкаанс сложился на основе южных диалектов нидерландского языка.


[Закрыть] – спрашивает Койл.

Она снимает шлем, обнажая копну коротких и влажных от пота черных волос.

– Я. Н’много, – подает голос Тил.

Зря она напомнила о своем присутствии. Четыре космодесантницы становятся в кружок вокруг Тил и беззастенчиво разглядывают ее. Хотят, наверное, узнать, где она купила такой прелестный комбинезон. Тил терпеливо сносит их взгляды.

Наконец, Койл приходит ей на помощь:

– Ну все, хватит.

– Но капитан, когда еще мы увидим живьем фермерскую женушку! – протестует Магсайсай.

– А она высоченная, – замечает Сулейма.

– Уж не такая коротышка, как ты, – подкалывает ее Мустафа.

– Второй такой коротышки просто не существует, – хихикает Магсайсай.

– Так или иначе, она красивая, – резюмирует капрал Хуана Мария Сениза, щупая двумя пальцами материю на комбинезоне Тил и не сводя с маскианки настороженных лисьих глаз.

– Не трогай, Аш! – предупреждает Койл.

Сениза вздергивает бровь, но отводит руку и отступает назад.

– Так ты, выходит, знаешь язык форов? – ободряюще спрашивает Койл.

– Н’много. Для п’реговоров по рации в основном. Они наз’вают его таал.

– По-английски они ни в зуб ногой, – жалуется Койл.

– Форы по-английски отменно г’ворить могут, если х’тят, – возражает Тил.

Мужчины злобно косятся на маскианку, а один даже делает непристойный жест в ее сторону. Капрал Фируза Давуд бьет его по руке. Она маленькая, коренастая, бритоголовая, скользит между пленниками с грацией танцора, все подмечает и не намерена ни с кем цацкаться.

– Они хотели подвезти вас? – спрашивает Бойцовый Петух.

– Не совсем так, сэр, – отвечает Койл. – Мы увидели, что они едут навстречу, и спрятались за камнями. Понятия не имели, что у них на уме. Решили ловить на живца. К нашему восторгу, идея сработала.

– Наживкой была я, – с этими словами Сениза вытягивает стройную ножку и задирает воображаемый подол.

Окидывая глазами ее фигуру, я признаю: тут есть на что клюнуть.

– И вот когда Аш… то есть капрал Сениза… В общем, они остановили свои колымаги и выскочили наружу с оружием наперевес. Злые как черти. Эти галантные господа окружили девушку, и их главный накинулся на нее чуть ли не с кулаками – зачем она сунулась на их землю и нарушила нейтралитет?

– Вышло что-то вроде территориального спора, – добавляет Сениза. – А потом эти мерзавцы хотели раздеть меня и бросить голой в пустыне.

Последние слова девушки, кажется, не на шутку разозлили ее подруг. Сестры все теснее смыкают кольцо вокруг пленников и крепче сжимают пистолеты. Койл останавливает их движением руки. Форы, все в испарине, с ненавистью смотрят на космодесантниц.

– Потом мы, как полагается, выпрыгнули из укрытия, – продолжает Койл. – И джентльмены благоразумно рассудили, что связываться с сержантом де Гузман себе дороже.

С этими словами Койл возвращает комендор-сержанту сильнопольный расщепитель – в народе его прозвали «газонокосилкой». Одно слово капитана – и де Гузман порубила бы форов в капусту.

Старик, которого Койл окрестила «главным», умоляюще поднимает связанные руки. Он маленького роста и очень худой, в чем только душа держится. Высокий бледный лоб, растрепанные седые космы, острый нос, тонкие губы, седая щетина.

– Обсудить, полковник, обсудить, – взывает он к Бойцовому Петуху.

Прикинул, наверное, что с мужчиной договориться проще.

– Надо обсудить, что происходит.

– Я выслушаю вас через пару минут. А сейчас, – строгий взгляд в мою сторону, – доложите мне в мельчайших подробностях, что случилось тут в течение последнего часа.

Полковник переводит взгляд на Койл:

– И в течение последних дней.

– Есть, сэр, – отвечает капитан. – Думаю, форам будет что добавить.

– Добавим, добавим, притом чертовски важное! – заверяет старик.

Тил не рада этому повороту, но что делать. По сути сейчас она такая же наша пленница, как и форы, и останется ею до тех пор, пока мы не сядем и не проясним ситуацию.

Пока мы не разберемся, куда же нас, черт возьми, занесло, что тут творится и как происходящее скажется на колонистах и на нашей маленькой войне.