Текст книги "Псы войны: пробуждение Ареса"

Автор книги: Грег Бир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Птицы

– На кого они похожи? – спрашивает Элис.

Мы застреваем в пробке, не дотянув до границы километров двадцать. Вокруг царит радостное оживление. Многие американцы уезжают из страны на выходные. Отказ Канады участвовать в войне никак не сказался на ее экономике. Наши инопланетные покровители не стали наказывать канадцев и отбирать у них свои дары. Чтобы успешно воевать с антагами в космосе, гуру нужна политическая стабильность на Земле.

– На птиц, – отвечаю я. – У них очень толстые скафандры. Вытянутые шеи, широкие шлемы и здоровенные носы. Мощные туловища и длинные, сильные руки, к которым снизу крепятся кожные мешки.

– Как перья к крыльям, – подсказывает Элис.

– Да, вроде того. А их глаза…

Сквозь тихое жужжание электромобилей пробивается какой-то гул. Машины нового поколения работают почти бесшумно, поэтому если закрыть глаза, можно представить, что ты вовсе не на автостраде, а на лугу, где легкий ветерок колышет зеленую травку.

Но я слышу странный рокот, и он делается все громче.

Элис тоже замечает его, а за ней и водитель.

Шофер оборачивается и кричит нам что-то, но перегородка заглушает слова. Тогда он включает интерком.

– Что мне делать? Можно свернуть с автострады на следующем выезде, там есть…

– Тихо, – обрубает его Элис.

Она в задумчивости потирает подбородок и барабанит по носу своим наманикюренным пальчиком.

Я высовываюсь из окна насколько позволяет ремень и замечаю их первыми. Четыре квадролета. Не военные, гражданские. Мерно покачиваются из стороны в сторону над полями и шоссе. Высматривают кого-то.

– Нас ищут? – спрашивает водитель.

Элис прожигает меня гневным взглядом.

– Кому ты рассказал о своем возвращении?

– Никому, – пожимаю плечами я.

– Квартира чиста, Джо об этом позаботился, – бормочет Элис себе под нос.

Затем снова обращается ко мне:

– Ты из космопорта шел пешком?

– Да. А потом поймал машину…

– Вот дерьмо!

– Никто не предупреждал меня, что надо идти пешком всю дорогу до Сиэтла, – оправдываюсь я.

– Конечно нет, это было бы глупо, – отвечает Элис, не повышая голоса. – Тебя подвез кто-то с базы?

– Старушка, которая работает секретаршей у какого-то полковника.

Элис буравит меня взглядом. Очевидно, она прослушала тогда эту часть истории.

– А потом?

– Ехал на такси.

– Как ты расплачивался?

Я поднимаю вверх палец.

Квадролеты парят в ста метрах от земли по обеим сторонам автострады и медленно движутся на север вместе с потоком машин.

Вне всяких сомнений, они за кем-то охотятся.

Я откидываюсь на сиденье и закрываю глаза.

Прощай, Марс!

Сквозь пыль и завывания ветра доносится крик Мишлена:

– Наши наступают! Обстреливают антагов с орбиты!

Значит, наш удачный прорыв сквозь оцепление – не случайность. Может, командование приказало начать атаку с воздуха, чтобы прикрыть наше отступление, а может, и с другой целью, но факт остается фактом – в рядах неприятеля царят хаос и неразбериха.

Мы одолели уже четыре километра. Впереди тянется длинная цепочка взрывов, и вражеская пехота остановлена, по крайней мере, на время. Может, все антаги попрятались в окопы, и мы едем сейчас буквально над их головами. Мне кажется, я могу различить впереди очертания врытого в землю фонтана и мельтешащие в рассветной мгле фигурки врагов, освещенные фиолетовыми сполохами. Булыжники по-прежнему падают сверху дождем и рикошетят от марсианской равнины. Справа несется маскианский автобус, то исчезая в клубах пыли и дыма, то появляясь вновь. Антаги выскакивают перед нами словно картонные мишени в тире, а может, мне только так кажется, ведь все трясется от взрывов. Мишлен крутит штурвал как сумасшедший, петляя вправо и влево, и не то орет что-то, не то распевает песни во всю глотку.

Муза и Сулейма цепляются друг за друга, Ви-Деф сворачивается калачиком и закрывает голову руками. Мы с Мишленом прекращаем огонь, слишком велик риск попасть по машинам наших товарищей, несущимся прочь от штольни в вихре камней и пыли.

Пять километров!

Господи! Еще чуть-чуть – и прорвемся!

И тут что-то огромное и черное преграждает путь автобусу форов, «Чести» и «тонке». Словно каменная стена вырастает из-под земли… нет, не так! Она падает сверху! Ударная волна подкидывает нас в воздух на несколько метров и с силой швыряет оземь. Муза и Сулейма вываливаются из машины. Удерживающие меня ремни безопасности рвутся, я хватаюсь за раскаленный ствол пушки, но тот обжигает даже сквозь перчатки, и мои руки разжимаются. Я падаю за борт, приземляюсь на ноги и пытаюсь справиться со сдавливающими грудь спазмами.

Стометровая фигура каменного пловца уничтожена взрывом, ее гигантские обломки валяются перед нами, и я чувствую, как обрывается все внутри, и эйфория – мы спасемся, мы будем жить! – сменяется отчаянием…

Миллиарды лет упорного труда пошли прахом, уничтожены, стерты в порошок!

Не знаю, сколько времени я простоял так, растерянный и напуганный, но крик Ви-Дефа – вот кто не утратил присутствия духа! – возвращает меня к реальности:

– Готовьте оружие, дамы!

Два космодесантника выпрыгивают из упавшего на бок «Чести», преследуемые целой волной оправившихся от шока антагов. Пыльная буря стихает словно по волшебству. Я опускаюсь на одно колено и целюсь во врагов. Надеюсь, глаза меня не подводят, и мои мишени – антаги, а не братья-космодесантники в запыленных гермоскафах.

Враги ведут ответный огонь и наступают на нас. Мы вот-вот схлестнемся в ближнем бою.

В шлеме тишина. Мы целимся и стреляем – без лишних слов. Я поворачиваюсь влево и вижу, как летит с плеч голова Ви-Дефа, а оторвавший ее болт с шипением врезается в «тонку». Из обезглавленного туловища хлещет кровь, как в кино. Тело Ви-Дефа медленно оседает на землю.

Я выпускаю болты один за другим, и тут, когда антаг маячит всего в паре метров от меня, пистолет разряжается… Иначе и быть не могло…

Переключаюсь на пули, но их тоже мало, – черт, закончились! – и я устал ждать, пока антаг соберется с духом и ринется в атаку… Почему он не стреляет?

Может, выронил пистолет в бою, а может, у антагов считается особой доблестью сойтись с врагом в рукопашной. Наконец, противник обрушивается на меня. Силен, черт! Враг молотит меня своими длинными руками, трехпалая ладонь хватает меня за грудки и поднимает в воздух. Краем глаза я замечаю, что какой-то антаг забрался на перевернутую «тонку» и палит сверху в Мишлена, а тот отстреливается, и антаг падает, и я скребу пальцами по шлему противника, пытаюсь уцепиться за что-нибудь, разорвать ткань, и лицо антага совсем близко – выпуклый экран шлема, нос, точнее, клюв, и четыре глаза – уставились на меня в упор, – и я слышу, как трещат мои ребра.

Я смотрю ему прямо в глаза, два внутренних похожи на блестящие красные бусинки, два внешних – огромные как плошки и таращатся на меня без всякого выражения. Я выхватываю пистолет и молочу по вражескому шлему рукояткой. Антаг разжимает хватку – я пробил трещину в его экране, и ему уже не до меня.

Из-за «тонки» выходят двое космодесантников, Тек и Джо. Тек сжимает в руках здоровенный энергоблок – центнера под два, не меньше, – а Джо тащит выломанную из «Чести» рельсовую пушку. Эта парочка поливает шквальным огнем пятак вокруг рухнувшей скалы – та придавила, должно быть, целый батальон антагов – и расчищает нам дорогу. Ребята подхватывают меня, Музу и еще нескольких выживших – Сулеймы не видно, зато Мишлен с нами. Мы обегаем вокруг шипящей, трескающейся, крошащейся каменной глыбы, заброшенной сюда чудовищной силой взрыва, и оказываемся посреди марсианской равнины. Знакомая картина – пыль и лава простираются до самого горизонта, а воздух чист и прозрачен, словно никакой бури и в помине не было.

Мы несемся вперед без оглядки. Кто-то присоединяется к нам, может, Казах, но я не вижу наверняка, потому что мы вшестером бежим плечом к плечу.

А потом останавливаемся. И летим кувырком.

Прямо в ров. Довольно мелкий, его глубины едва хватает, чтобы укрыться в нем.

Я машинально перекатываюсь на живот и проверяю, не порван ли гермоскаф, сначала у себя, потом у ближайшего товарища – им оказывается Казах. Затем перехожу к Джо, но тот отталкивает меня и орет:

– Хватит ерзать! Задолбал!

Я не обращаю на его протесты ни малейшего внимания, деликатный, как пинок под зад. Как мартышка, выбирающая блох.

Джо хватает меня за плечо.

– Держись, Винни!

– А как же! – ору я в ответ. – Люблю такие замесы, просто обожаю!

Мы все плачем в наших шлемах.

– Что с автобусом форов? – спрашиваю я.

– Он был впереди, когда скала обрушилась, – отвечает Джо. – Проскочил, наверное.

– А вот «Чести» не повезло, – добавляет Казах.

– Как и целой шеренге антагов, – вставляет Тек.

Мы молча сидим друг напротив друга, слишком уставшие, чтобы говорить, смотрим, как над нами неспешно плывут серые и розовые полосы пыли, и синхронно вздрагиваем, когда какой-нибудь одинокий болт прочерчивает в небе сияющую линию. Хорошая новость – наши ангелы постепенно оживают: мигают экраны, трещит рация, слышны чьи-то далекие голоса. Может, они доносятся из таинственного места, куда попадем мы все, когда нам оторвут головы.

Круг замкнулся. Мы пришли к тому, с чего начинали до встречи с Рустом, фермерской женушкой и остальными нашими спасителями. Но от кого ждать помощи теперь?

Ресурсы практически на нуле, гермоскафы разряжены.

Кислорода хватит на десять минут.

Если я успокоюсь и перестану хватать ртом воздух.

Если перестану плакать.

Бесценный

Элис и водитель выходят из минивэна. Я остаюсь на заднем сиденье, даже ремень безопасности не отстегнул, побуду пока тут, в тишине.

Семеро мужчин и женщин выпрыгивают из квадролета и бегут к нам, лавируя между стоящими в пробке машинами и грузовиками. Не копы и не военная полиция. На квадролете нет ни одного опознавательного знака.

Этих семерых явно привлекает наш минивэн.

Пора домой

Джо срывает с меня погоны, хватается за мой шлем и со всей силы бьет по ангелу булыжником. Потом выуживает из рюкзака шлем убитого фора и вручает мне.

– Оденешь его, когда будете подниматься на орбиту, а свой выбросишь. И ради всего святого, держись подальше от СНЗВ.

– Вон подъемник уже подъезжает к нам, – говорит Казах.

Джо цепляет на меня погоны Бойцового Петуха и пришпиливает к моей груди свой собственный искореженный дубовый листок.

– Ты разве не полетишь с нами? – спрашиваю я.

– Сразу за тобой, на следующем подъемнике. С Диджеем вместе.

– Он выжил?

– Ты же знаешь Диджея – ему все нипочем.

Значит, мне придется лететь домой под чужим именем или вовсе без имени, что, в общем-то, не проблема: нас погрузят в подъемник и доставят на орбиту, а после обмажут космолином и отошлют на Землю. Вот и все.

Я периодически теряю сознание. Неожиданно мои легкие наполняются свежим воздухом. Глаза открываются. Я все еще пытаюсь осмыслить поступок Джо, но надо мной, Теком, Казахом и остальными уже склоняются космодесантники в новеньких свежих гермоскафах.

Какая-то сестра – на ее нашивке написано «лейтенант Ширмерхорн» – спрашивает меня:

– Как вас сюда занесло, подполковник Руст?

– ДНК не совпадает, – говорит техспециалист.

Судя по голосу, совсем еще мальчишка. Он зачем-то подносит био-тестер к уху и трясет его. Интересно, что он рассчитывает услышать?

– Забей, никому и в голову не придет сличать эти бумажки, – успокаивает его Ширмерхорн. – Просто доставим ребят на орбиту, и все.

Так они и делают.

Учитывая, через какое дерьмо нам довелось пройти, я на удивление легко отделался. Пара сломанных ребер, трещина в берцовой кости, контузия и спровоцированный недостатком кислорода ожог легких. Ничего, космолин все исправит. К тому времени как мы вернемся на Землю, буду как новенький.

Рядом со мной лежат Казах, Тек и Джо, без гермоскафов, каждый в отдельной пластиковой палатке.

Джо опускает голову и полушепотом дает мне инструкции:

– Тебя доставят в Сиэтл. Это был родной город Бойцового Петуха.

Джо объясняет мне, как найти квартиру Руста, и заставляет несколько раз повторить адрес.

– Не нарывайся на проблемы. Я приеду как только смогу. Мне нужно тебе про многое рассказать.

– Про что?

– Про то, что все это означает, кретин.

Тек слушает нас, лежа на боку. Казах приподнимается на локте:

– О чем это вы шепчетесь?

– О том, что скоро мы все будем дома, – улыбается Джо.

– Если антаги не захреначат в наш фрейм болтом, – говорит Казах, снова откидываясь назад.

Он никогда не теряет оптимизма.

– Ви-Деф погиб. – Ужасная картина все еще обжигает мне мозг. – Страшная смерть, но хотя бы быстрая.

– Послушай, Винни, – шепчет Джо. – Это очень важно. И все объясняет: мою миссию и миссию Койл, генералов посреди пустыни и преследующих нас антагов. Это как большая мозаика, и ты – ее часть, понимаешь? Ты должен залечь на дно, прийти в себя, а потом мы сядем и обсудим все с глазу на глаз. Нас еще много чего ждет впереди. Я вернусь как только смогу.

– Вернусь в мир, где запрещено материться, – добавляет Тек.

Джо тут же вспоминает смешную шутку на эту тему и развлекает нас, пока мы ждем подъемник. Может, я как-нибудь расскажу вам этот анекдот. Если будет время – и настроение.

А с настроением у меня в последнее время творится что-то неладное.

Ой

Элис и водителя отводят на обочину и берут под стражу. Народ высовывается из машин и пялится на нас с явным осуждением. Думают, наверное, что мы контрабандисты.

– Ты привез что-нибудь с Марса, солдат?

Мужчина в гражданском аккуратно помогает мне вылезти из минивэна.

– Кристаллы? Черные, белые, алмазные?

– Нет, сэр, никаких кристаллов.

На меня напяливают какое-то подобие пластикового мешка без рукавов, руками не пошевелить, но при ходьбе не мешает. Странное одеяние снабжено автономным дыхательным аппаратом. Меня со всей осторожностью грузят в квадролет. Пилот оборачивается из кабины, убеждается, что я в порядке и под присмотром, и докладывает:

– Беглец задержан. Ориентировочное время прибытия – двадцать семь минут. Готовьте Мадиган.

Мадиган! Я матерюсь сквозь зубы, и плевать, что это запрещено. Не хочу я, чтобы меня уложили на больничную койку и обкололи иголками только потому, что какой-то идиот возомнил, будто я заразен.

Даже если это в самом деле так.

Джо отправил меня домой под чужим именем. У нас в войсках вечная неразбериха, и Джо надеялся, что пройдет немало времени, прежде чем доктора догадаются, что с Марса вернулся космодесантник, который не должен был выжить. Тот, кого нет в списке. Приговоренный к смерти капитаном Койл и ее сестрами.

Плевать.

У нас и так почти не было шансов.

Странное дело, но в этот раз космолин не усыпил меня как обычно, и я всю дорогу предавался размышлениям.

Я уже не тот тугодум, каким был раньше.

Мой разум обновился, стал гораздо гибче и дружелюбнее.

Четыре пропеллера, расположенные по углам квадролета, со свистом взметают в воздух тучи пыли, мы отрываемся от земли и летим над фермами, прочь от границы.

Мой пластиковый наряд скрипит при каждом движении.

– Добро пожаловать домой, космодесантник, – говорит мужик, сидящий на соседнем кресле.

Бугай лет за сорок, седеющий, но довольно подтянутый, с пронизывающим взглядом фаталиста. Не удивлюсь, если он сам когда-то был космодесантником.

Я нащупываю в кармане монету, мою Прелесть. Меня еще не обыскали.

У Тил был похожий серебристый диск, ключ от штольни достался ей в наследство от отца. Может, моя монета – тоже ключ, вполне вероятно, на поверхности Марса есть и другие штольни.

Ведь тот древний спутник разлетелся на множество осколков.

Ненавижу переходы, границы во времени и пространстве, особенно те из них, что отделяют одно состояние от другого. Они и есть самые опасные. Каждый человек дважды пересекает главную черту – когда рождается и когда умирает. И то и другое дается нам непросто.

Темнота поджидает с обеих сторон.

Мысли об этом неизменно пугают меня, ведь мне не удается гармонично перетекать из одного состояние в другое – война и мир, радость и печаль, друзья живые и мертвые. Однажды я видел умирающую кошку. Ее задавил грузовик, сдававший задом у нас во дворе. Испуганный ревом мотора зверек заметался из стороны в сторону и угодил прямиком под колесо. Когда грузовик уехал, я склонился над искореженным тельцем. Заглянул в глаза кошке и прочел в них непередаваемую муку. Потом по ее телу прошла дрожь, а взгляд потух. Та кошка достойно встретила свой конец. Она знала толк в переходах и границах.

Переступила черту без единого звука.

Надеюсь, у меня хватит мужества уйти так же.

Сейчас я нахожусь в Мадигане, охраняемом военном госпитале, из которого мне едва ли удастся вырваться. Впрочем, не все так плохо: тут вполне приличная трехразовая кормежка, вдоволь воздуха и воды, не воняет мочой и не надо носить гермоскаф. Одним словом, я доволен.

Я так и не узнал, что случилось с Элис. Может, ее держат где-то по соседству, в карантине, ведь она провела со мной очень много времени. И я все еще надеюсь, что Джо придет за мной, хоть это и чистой воды безумие.

Впрочем, под это определение можно подвести многое из того, о чем я думал, поднимаясь на орбиту и возвращаясь домой. Но Земля теперь не единственный дом для меня. Мою голову переполняют сумасшедшие идеи и мечты.

Цезура

Ну что, наверное, настало время поделиться кое-какими выводами.

Слушайте внимательно, потом перескажете Джо. Может, он и так все знает, но вдруг нет?

Порошок, который мы с легкой руки Диджея прозвали крепким чаем, – не споры таинственных бактерий и не инфекция в привычном понимании слова. Это память. Разумные существа с древнего спутника создали кристаллы, которые выделяют зеленую пыль. Этот порошок помогает кобольдам возобновлять работы всякий раз, как вода возвращается в штольню.

Но он действует так же и на людей, проникает в клетки нашего тела, в наш мозг, и мы вспоминаем о событиях, никогда с нами не происходивших. Этому есть только одно объяснение.

Когда спутник врезался в Красную планету, много эонов назад, на безжизненные равнины Марса обрушились триллионы тонн льда – оболочка метеорита – и камней – его ядро. Спутник засеял Красную планету. Дождь и снег превратили ударные впадины в океаны, и Марс ожил – на несколько миллионов лет.

Но осколки от столкновения попали в космос, и некоторым из них удалось преодолеть притяжение Марса и долететь до Земли.

Существа с ледяного спутника засеяли и нашу планету тоже, и мы – по крайней мере, частично – их потомки, наследники древнего знания. Зеленая пыль для нас – открытая книга, главное – расшифровать, воссоздать информацию, которую кобольды пытались сберечь в течение миллионов лет. Секреты альтернативной истории. Выводы, ощущения, оценки – первобытная мудрость.

Зная об этом, гуру распорядились послать на Марс подрывную команду Койл. Они на все готовы, лишь бы остановить нас. Но зачем? Ведь гуру прилетели на Землю, чтобы помочь людям. Или нет?

Что, если зеленая пыль может перечеркнуть все их планы?

И они не хотят, чтобы мы учились?

«А может, – размышляю я, – антагов забросило к нам на осколке метеорита, прилетевшего из облака Оорта?» Как тогда поменяется расклад?

Антаги наращивают силы, наголову разбивают корейцев, европейцев и русских, уничтожают наш большой бросок, гонятся за взводом Джо, а в промежутках швыряются кометами – и все из страха, что кто-то отведает зеленого чая?

Кто-то из колонистов или бойцов.

Неужели все разом захотели стереть штольню с лица Марса?

За решеткой

Я изложил на бумаге почти все, в том числе и события, про которые рассказывал Элис. Теперь готовлюсь отослать свои записи вместе с монетой. Доктора не горели желанием производить полостной осмотр у заразного пациента, а когда они наконец собрались с духом, было уже поздно. Только не надо расспросов – как и куда. Достаточно сказать, что кое-кто из здешних знаком кое с кем, кто знает Джо, а Джо все еще на свободе.

Он стал настоящей легендой Мадигана.

В понедельник ко мне пришли трое докторов. Разговаривали со мной через окошко в двери. Сказали, что карантин закончится через пару недель, и тогда меня передадут в заботливые руки Эскорта.

Значит, я скоро умру. Или познакомлюсь с гуру. Очень надеюсь, что они не сделают ничего с моими воспоминаниями о другом мире. Если же гуру уничтожат их – или меня, – и останутся только эти записки, то вот самое главное:

Титан. Спутник Сатурна, расположенный в полутора миллиардах километров от Земли. Некоторые из наших уже пали там смертью храбрых. Какие скафандры носят на Титане? Атмосфера из метана и азота с примесью ацетилена и пропана окутывает Титан желто-оранжевой дымкой, в его маслянистых недрах залегают сложные углеводороды, а под ними – лед и глубинные океаны, омывающие неоднородное каменное ядро.

Нетронутый – по крайней мере, пока.

Древний и холодный.