Текст книги "По стопам Господа"

Автор книги: Грег Айлс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

Глава 12

Белый «сааб» Рейчел был припаркован перед моим домом. Сама она сидела на ступеньке у входа – сгребла подбородок в ладошку и ждет, как старшеклассница звонка на урок. Вместо обычной «униформы» – шелковой блузы и юбки – на ней были джинсы и свободная белая хлопковая рубашка. Я посигналил. Она вскинула голову и без улыбки уставилась на мою машину. Коротко махнув ей рукой, я загнал машину в гараж, прошел через дом и открыл парадную дверь.

– Извините, что заставил вас ждать, – сказал я, обшаривая улицу взглядом – нет ли незнакомых машин.

У Рейчел были красные, заплаканные глаза. Она вошла в гостиную, но не села, а беспокойно расхаживала по комнате.

– Расскажите подробней, что случилось.

Она на пару секунд остановилась, заглянула мне в глаза и возобновила свое беспокойное перемещение по гостиной.

– Я заглянула в больницу – проверить пациента, который два дня назад пытался покончить жизнь самоубийством.

– Ну и?..

– Решила забежать в свой кабинет и кое-что надиктовать в историю болезни. Как вошла, сразу поняла, что там кто-то побывал. То есть кабинет-то был заперт и замок не взломан, но шестое чувство подсказало – что-то не то. Понимаете?

– Вы же сказали "вверх дном".

Она заморгала.

– Ну, это я сгоряча. Но многие вещи не на своих местах. Я педант, люблю, когда у каждой вещи свое место. Книги по размеру, газеты и журналы в определенном порядке… не важно, можно долго перечислять.

– Вы сказали, история моей болезни пропала… Или это тоже маленькое преувеличение?

– Пропала.

– А другие истории болезни на месте?

– Да.

– Тогда все понятно. Хотя зачем воровать, когда так элементарно просто скопировать? К тому же я уверен, что ваши отчеты о сеансах со мной давно им известны – прочитывались каждую неделю.

Рейчел застыла как вкопанная и недоверчиво воззрилась на меня.

– Каким образом они это делали?

– Регулярно прокрадывались в ваш кабинет. Скорее всего в первую же ночь после каждого сеанса.

– Почему же я прежде ничего не замечала?

– Возможно, на сей раз они очень спешили.

– Почему?

– Они боятся.

– Чего?

– Меня боятся. Того, что я сделал. Или могу сделать.

Она присела на краешек дивана, словно готовилась в любой момент сорваться и уйти.

– Давайте будем наконец точны в формулировках, Дэвид. Мне пора знать, они – это кто? АНБ?

– И да, и нет. Они – служба безопасности проекта «Тринити», который финансируется Агентством национальной безопасности.

– По-вашему, именно люди из службы безопасности убили Эндрю Филдинга?

– Да.

Она устало прикрыла глаза.

– Мой друг в медицинской лаборатории проверил белый порошок, что вы мне дали. Там нет ни сибирской язвы, ни других известных патогенов или ядов. – Она открыла глаза и внимательно наблюдала за моей реакцией. – Дэвид, это самый обыкновенный песок. Гипс. Я имею виду минерал. Ничего страшного.

Я быстро соображал. Не может быть этот песок без значения, не может! Микрочипы делают из кремния, тоже своего рода песок. Возможно, Годин открыл некий новый полупроводник на основе гипса? Возможно, Филдинг пытался намекнуть мне на что-то, о чем он не мог прямо написать?

– Вы пробовали еще раз дозвониться до президента? – спросила Рейчел.

Я с глупым видом вытаращился на нее.

– Что такое?

– Я же забыл проверить автоответчик. Извините…

Я помчался в кухню. На автоответчике одно сообщение. Когда я нажал кнопку, на фоне легких потрескиваний раздался мужской голос:

– Профессор Теннант? С вами говорит Ивэн Маккаскелл, руководитель администрации президента. Мы встречались с вами в Белом доме пару лет назад. Только что получил ваше сообщение. Надеюсь, вам не надо объяснять, как мы все тут заняты. Я не имею права беспокоить президента, пока не знаю точно, о чем вы хотите с ним поговорить. Но с вами я хотел бы побеседовать безотлагательно. Пожалуйста, оставайтесь у аппарата. Я позвоню, как только у меня будет время.

Я испытал такое мощное чувство облегчения, что закружилась голова и пришлось опереться на стол. Автоответчик подсказывал, что Маккаскелл звонил двадцать минут назад.

– Кто это был? – спросила Рейчел с порога кухни.

Я нажал кнопку и дал ей прослушать сообщение полностью.

– Должна признать, – сказала она, – голос очень похож на голос Ивэна Маккаскелла.

– Похож? Это он и есть. Неужели вы вчера вечером не сделали никаких выводов из увиденного и услышанного?

Она отодвинула стул от кухонного стола и села напротив меня.

– Послушайте, Дэвид. Вы знаете, почему я здесь и почему я вчера вечером вам помогала?

– Говорите, не томите.

– Из-за вашей книги.

– Из-за моей книги?

– Ну да. Каждый день в больнице я сталкиваюсь с вещами, про которые мне никто не говорил, когда я училась на врача. Конкретные тупиковые случаи, из которых нет никакого легального выхода. Жизненные дилеммы, по поводу которых у правительства не хватает мужества высказаться прямо. Вы, не боясь последствий, швырнули миру правду в лицо: смотрите и не закрывайте глаза! Правда об абортах. Что важнее – продлить на год жизнь умирающего человека или сохранить новую жизнь? Вы написали с предельной откровенностью об эвтаназии. Бог мой, вы даже осмелились рассказать, как помогли умереть собственному брату!

Я закрыл глаза, и мне представился старший брат. Разрушительное действие болезни привело сначала к тому, что он, полностью парализованный, мог только поднимать веки. А затем и этого не мог. В начале его смертельной болезни мы заключили определенный договор. Наступило время этот договор выполнить. Именно тогда я обещал помочь ему уйти из жизни.

– Что меня хвалить? – сказал я. – В последний момент я чуть было не отступил.

Она схватила меня за руку.

– Но в итоге ведь вы не отступили! Вы рисковали. Однако при этом помогли многим людям, которых вы даже не знаете. Зато они знают вас. К примеру, вы мне помогли. И вот теперь вы больны, нуждаетесь в помощи уже не первый месяц, а обычная терапия в вашем случае не срабатывает. Вы возвели вокруг себя стену и не пускаете меня внутрь, не даете мне помочь вам! – Не выпуская мою руку, она смотрела на меня ласково и ободряюще. – Я верю, что вы участвуете в какой-то очень важной работе. Но позвольте мне задать вам вопрос. Если компьютер «Тринити» действительно будет таким, как вы его описываете, то почему вы? Ну да, вы написали замечательную книгу. И президент случайно был другом вашего покойного брата. Но, извините, разве это позволяет вам в одиночку быть экспертом по этическим проблемам такого масштаба?

Тут она попала в точку. Была еще одна причина. Я так долго держал ее в тайне, что каждое слово признания давалось мне с мучительным усилием.

– Мой отец был ядерщиком, – тихо сказал я. – В войну работал в Лос-Аламосе. Самый молодой физик, участвовавший в "Манхэттенском проекте".

Темные глаза Рейчел светились интересом.

– Продолжайте, продолжайте.

– Я закончил Массачусетский технологический институт. Факультет теоретической физики. Медицинское образование получил позже.

– Боже мой! Выходит, я действительно ничего о вас не знаю!

Я тронул ее за плечо.

– Вы знаете обо мне больше, чем кажется. Так вот, мой отец принадлежал к группе ученых, которые стали возражать против использования бомбы: Лео Сцилард, Юджин Вигнер и прочие. Немцы сдались, японцы не имели необходимых ресурсов для создания атомной бомбы. Группа моего отца настаивала на том, что достаточно показать японским военным действие нашей бомбы на полигоне, а не губить жизни десятков тысяч мирных жителей. Их доводы проигнорировали – никому не известный город Хиросима вошел в историю… Однако теперь мы живем в совсем другом мире. Как только президент осознал все значение замысла «Тринити», – ведь речь идет, в сущности, о том, чтобы освободить человеческий разум от смертного тела! – он понял, что ему задним числом не простят, если он не будет думать о моральной и этической сторонах революционных исследований. Публика расшумится, противники станут наживать на его небрежностях политический капитал. Вы же видите нынешнюю отвратительную свистопляску вокруг клонирования и использования ткани эмбрионов для генетических исследований! Поэтому он жестко потребовал иметь при проекте эксперта-надзирателя по этике. Он знал мою книгу и то, что широкая публика убеждена в моей способности без обиняков говорить правду. Плюс к этому он был лично знаком с моим братом. Плюс мое первое образование. Плюс тот факт, что мой отец участвовал в "Манхэттенском проекте" и протестовал против Хиросимы. Так сказать, моральный ригоризм у этой семьи в крови – и для учебника истории очень красиво! Словом, президент решил, что я самый подходящий кандидат для этой щекотливой работы.

Рейчел почала головой.

– Как же вас угораздило стать врачом, а не физиком?

Все бы ей копаться в чужой голове! Или это обычное женское любопытство?

– После Хиросимы мой отец не знал покоя. Эдвард Теллер готовился делать водородную бомбу – еще мощнее атомной. Оппенгеймер выступал против. Отец присоединился к его протестам… увы, тщетно. И решил уйти на другую работу. Однако генерал Гроувз хотел, чтобы он продолжал работать на войну, и отец в итоге согласился на перевод в федеральную научную лабораторию в Окридже, штат Теннеси. Там он занимался проблемами, не связанными напрямую с созданием термоядерного оружия.

– Отчего же он совсем не ушел из военной промышленности?

– В конце концов он это сделал. Но, вспомните, был разгар холодной войны. Патриотический долг и все такое. Да и ссориться с военными было себе дороже. Того же Оппенгеймера на протяжении многих лет травили за его неприятие водородной бомбы и не подпускали к большой науке. В Окридже папа познакомился с мамой. И вообще жилось там лучше. Родился мой брат. Я, незапланированный, появился на свет много лет спустя. Так сказать, дитя оплошности. – Я улыбнулся, вспомнив, с какой трогательной неловкостью родители на старости лет признались мне в этом. – Я вырос в Окридже, но когда был подростком, папа бросил ядерную физику, и мы перебрались в Хантсвилл, штат Алабама, где он стал работать на космос.

– Пока не вижу связи с медициной.

– Мама была педиатром в Окридже. Совершила много хорошего. Было нетрудно заметить, что от своей работы она получала гораздо больше удовлетворения, чем отец от своей. Вот это и повлияло на меня в конечном итоге.

Я время от времени бросал взгляд на телефон: ну зазвони, зазвони!

– Вчера вечером я сказал только часть правды. Когда президент предложил мне работать над проектом «Тринити», это показалось мне диковинным актом высшей справедливости. Судьба давала мне возможность, которой отец не имел в Лос-Аламосе, осуществлять хоть какой-то нравственный контроль, не пускать на самотек научные работы, которые грозят навеки изменить наш мир, и пока что непонятно, в какую сторону. Именно это я ощутил в день посещения Овального кабинета. Потому и влип!

Рейчел с убитым видом вздохнула.

– Стало быть, это все реально, да? Я имею в виду – "Тринити".

– Реальнее некуда… И я страшно рад, что мне хотя бы Маккаскелл перезвонил. Президент нам сейчас нужен позарез!

Я вскочил, чтобы еще раз с детской радостью прослушать Маккаскелла на автоответчике, и тут меня качнуло от странной слабости. Я надеялся, что это просто нервное истощение, но в коренных зубах уже начинался знакомый "электрический зуд". Я вспомнил, что так и не пополнил запас амфетаминов. Кинулся к холодильнику, достал банку "Маунтин дью", проворно открыл ее и стал пить, пить, пить – в надежде, что содержащийся в ней кофеин предотвратит приступ.

Рейчел с беспокойством за мной наблюдала.

– Дэвид, с вами все в порядке? Вы как-то нетвердо стоите на ногах.

– Похоже, сейчас вырублюсь, – сказал я, делая еще один глоток "Маунтин дью".

У Рейчел округлились глаза.

– Вырубитесь? Неужели приступ нарколепсии?

До сих пор она ни разу не видела меня во время приступа. Я кивнул: да, нарколепсия. В тот же момент словно что-то черное мелькнуло перед глазами, оставив меня с тягостным чувством разлитой в воздухе неопределенной угрозы, словно кто-то невидимый вломился в комнату, и теперь я ощущаю его враждебное присутствие.

– Что-то я упустил…

– Вы о чем?

Моему мысленному взору предстала Гели Бауэр.

– Мы в опасности, в опасности, – забормотал я.

Рейчел была страшно взволнована, но, похоже, боялась больше за меня, чем какой-то беды извне.

– Что за опасность?

– Все одно к одному. Годин вдруг дарит трехдневный отпуск… Из вашего кабинета крадут мою историю болезни… И Маккаскелл звонит как-то кстати. Я определенно что-то недопонимаю, но сейчас слишком утомлен, чтобы думать…

– А я-то полагала, что звонок Маккаскелла – хорошая новость!

– Хорошая. Да вот только…

Несмотря на непреодолимую сонливость, я ощутил отчаянную потребность в оружии. Револьвер меня бы очень успокоил.

– С-сделайте одолжение. Подождите меня тут две м-ми-нутки.

– Что такое? Вы куда? – забеспокоилась Рейчел.

– К соседу.

Я быстро зашагал к задней двери.

– Дэвид! А если вы отключитесь?

– Никому не открывайте! – крикнул я. – Если зазвонит телефон, снимите трубку и скажите, что я через секунду буду.

Выбежав из дома во двор, я продрался через живую изгородь, которая отделяла участки друг от друга. Рысцой пробежав три двора, я оказался у того соседского сарайчика, за которым сегодня ночью – приблизительно в два часа утра – спрятал закопченную картонную коробку Филдинга. В коробку с его электронной "волшебной палкой" для поиска микрофонов я сунул свое недозаписанное видеопослание президенту, письмо Филдинга и револьвер.

Ночью я принял решение не стрелять в людей, которые явятся по мою душу. И спрятал револьвер от самого себя. Теперь это решение показалось мне наивным. Бороться нужно до конца! Я опустился на колени, нашарил в высокой траве коробку, схватил ее и помчался обратно – через соседские живые изгороди. Исхлестанный ветками, я наконец оказался в своем дворе. Бежал я уже на автопилоте, тупо тараща глаза. Меня разбирало все больше и больше. Ноги заплетались – словно я крепко перебрал.

Рейчел поджидала меня у задней двери.

– О, это же вчерашняя коробка! – воскликнула она. – Зачем она вам?

Я снял крышку, чтобы Рейчел увидела револьвер.

Она отшатнулась.

– Дэвид, вы меня пугаете!

– Вам нужно побыстрее исчезнуть отсюда. А как только я поговорю с Маккаскеллом, вы будете в полной безопасности.

Я положил коробку на пол, вынул из нее револьвер, сунул его себе за пояс и повел Рейчел к двери на улицу.

– Проведите сегодняшний день в каком-нибудь многолюдном месте – скажем, в большом торговом центре. Посидите там в кафе, пройдитесь по магазинам. К себе домой ни ногой – до тех пор, пока я не позвоню и не скажу, что все в порядке.

Она вдруг уперлась и повернулась ко мне.

– Прекратите, Дэвид! Никуда я не пойду. Вы сейчас в таком состоянии, что можете случайно нажать курок и застрелить себя.

Я хотел отвечать, но мой язык заплетался все больше и больше, в глазах темнело. Похоже, через минуту я потеряю сознание.

– Я отключаюсь…

Она схватила меня за руку и потянула в гостиную, ища глазами, куда бы меня усадить или положить. Я слабо махнул рукой в сторону гостевой спальни. Наполовину на себе она дотащила меня до кровати и дала мне рухнуть поперек матраца.

– Есть у вас лекарство?

– Кончилось.

Звук удаляющихся шагов. Потом стук дверец кухонных шкафов и голос Рейчел, которая вслух рассуждала сама с собой. Когда ее голос стал приближаться, я кое-как перевернулся. Темный силуэт в дверном проеме.

– Кофе уже варится… Вы еще соображаете?

– Отчасти.

Рейчел следила за мной профессиональным взглядом – как за кроликом во время медицинского эксперимента.

– У вас на кухне шаром покати. Только чипсы и кусок окаменелого сыра. Когда вы последний раз были в супермаркете?

Я честно постарался вспомнить. В прошлые недели я работал как проклятый, без перерывов и пауз: помогал Филдингу – впрочем, почти ничего не понимая в тех экспериментах, которые он проводил.

Рейчел присела на кровать рядом со мной и прохладными кончиками пальцев нащупала мою сонную артерию.

– Я такой же была в свое время… – Глядя на часы, она шепотом считала удары пульса. – Я имею в виду, после того, как сына потеряла. Тоже не помнила, когда последний раз была в супермаркете. Счета не оплачены. Посуду вымыть, самой помыться или почисть зубы – труд непосильный. Думаю, мужчине тяжелей вернуться к нормальной жизни. Женщины больше любят порядок – и через какое-то время начинают через силу заниматься домашним хозяйством. Рутинная работа потихоньку вытаскивает из ямы. Именно она не дала мне свихнуться.

Я слабо улыбнулся. Мне нравилось, что Рейчел, даром что профессиональный психиатр, не избегает слов типа «свихнуться». Мне нравилось чувствовать ее пальцы у себя на шее. Это прикосновение мне кого-то напомнило – только я не мог понять, кого…

– Когда у вас день рождения? – вдруг спросила она.

Я не мог вспомнить.

– Дэвид!!!

Меня накрыла черная волна – я погрузился во тьму.

* * *

Я иду по тротуару в пригороде, разглядывая ровные ряды аккуратных домиков.

Это улица Плакучих Ив. Я живу на улице Плакучих Ив – по крайней мере приезжаю сюда ночевать.

Но эта улица имеет мало общего с той, на которой я жил мальчишкой. На улице Плакучих Ив одних соседей я знаю только в лицо, других не знаю вообще. АНБ приказало мне не заводить друзей среди местных жителей, и этот приказ выполнить легче легкого. На улице Плакучих Ив никто не спешит знакомиться с соседями. В Окридже дома были поменьше и поплоше, зато каждого в округе я знал по имени. В Окридже моего детства ребятишки больше времени проводили на улице, чем дома. Здесь, на фешенебельной улице Плакучих Ив, газоны подстригают наемные садовники. А в Окридже лужайки были крохотными феодальными владениями: отцы семейств могли часами обсуждать, какая марка газонокосилки лучше, когда и какие удобрения следует вносить в почву.

Пройдя поворот, я вижу собственный дом. Белый с зеленым кантом. Со стороны очень уютное жилище, но своим Домом я его никогда не чувствовал. Черный лабрадор шествует в одиночку через улицу – здесь так странно видеть собаку без владельца. По улице катит «лексус». Проезжая мимо, машина замедляет движение. Я приветливо машу рукой водителю – статной женщине властного вида. Она не отвечает и смотрит на меня настороженно, словно я опасный чужак. Я перехожу улицу и оказываюсь у двери своего дома.

Достав из заднего кармана ключ, вставляю его в замок, который находится прямо в шарообразной дверной ручке. Но… но это же не мой ключ! Это что-то тонкое и длинное, похоже на короткий напильник с массой зазубрин. Недолго поорудовав отмычкой, я слышу щелчок, открываю дверь, быстро проскальзываю внутрь и закрываю дверь за собой.

Сую руку в правый карман. Там что-то большое и прохладное. Я вынимаю пистолет. Вижу его впервые. Из другого кармана достаю перфорированный глушитель и неспешно навинчиваю на ствол. Пистолет с глушителем смотрится особенно красиво, как законченное произведение искусства. Стоя в передней, я слышу звон посуды в кухне. Там кто-то есть. Я осторожно ступаю вперед – проверяю, не скрипят ли половицы, затем проворно крадусь в сторону кухни…

* * *

Я очнулся в дикой панике и тут же выхватил револьвер из-за пояса. Не пистолет – револьвер. И без глушителя. Хотел окликнуть Рейчел, но вовремя одумался. Одним рывком скатился с кровати и на цыпочках пошел к двери спальни.

Сначала я услышал, как Рейчел тихо напевает что-то себе под нос. Кажется, «Калифорнию» Джонни Митчелла.

Затем услышал, как в передней скрипнула половица.

Я глубоко вдохнул и затаил дыхание.

Скрипнула другая половица. Кто-то медленно, очень медленно пересекал переднюю справа налево. Закрыв глаза, чтобы лучше улавливать звуки, я ждал. Через секунду скрипнуло опять. Я начал про себя медленно считать: раз, два, три… Досчитав до десяти, положил руку на дверную ручку и стал ее поворачивать. Повернув до упора, я рванул дверь на себя и, с револьвером в вытянутой руке, выскочил в переднюю, целясь влево.

Там, слева от меня, стоял высокий молодой блондин – почти на пороге кухни. Его вытянутые вперед руки были уже в кухне и мне не видны. Но в них, несомненно, был пистолет с глушителем.

Я нажал на спусковой крючок.

Ни выстрела, ни отдачи. Я забыл взвести курок! Спусковой крючок прошел только половину пути. Пока я исправлял свою ошибку, блондин резко повернулся, и я увидел знакомый черный пистолет с глушителем. Я смотрел прямо в бездонную черную дыру его дула. Но тут револьвер наконец сработал. Громыхнул выстрел, и я машинально закрыл глаза. Когда я их открыл, блондина передо мной не было. Он лежал на полу.

Визг Рейчел иглой вонзился в мои барабанные перепонки.

Из головы блондина хлестала кровь. Я сделал несколько быстрых шагов вперед и с силой наступил на запястье руки, все еще сжимавшей пистолет. Рейчел продолжала визжать как резаная. Я быстро посмотрел в ее сторону. Лицо серое от ужаса, рот безобразно распахнут в крике.

– Прекратите! – заорал я. – Заткнитесь!

Она продолжала стоять с открытым ртом. Но больше не кричала.

Я выхватил пистолет из руки блондина, затем проверил его плечевой пульс. Нитевидный. Пуля вошла в голову чуть выше правого уха. Стекленеющие серые глаза открыты, зрачки расширены и неподвижны. Наклонившись, увидел ошметки мозга на полу. Парень и пяти минут не протянет.

Я не столько увидел, сколько ощутил, что Рейчел вышла. Я выпрямился и посмотрел в сторону кухни. Рейчел держала в руке телефон.

– Поставьте на место!

– Нужно вызвать "скорую"!

– Ему не выжить.

– Откуда вам знать?!

– Как врачу мне все понятно. Не верите, сами осмотрите его. А был бы шанс его спасти – все равно я бы не рискнул звать на помощь.

– Но почему?

– Кто, по-вашему, вломился к нам средь бела дня? Обкуренный бродяга? Сбежавший из дурдома психопат? Поглядите на него внимательно!

Рейчел пару секунд молча разглядывала умирающего.

– Первый раз вижу. Вы с ним знакомы?

Я впервые по-настоящему вгляделся в лицо блондина. Не то чтобы я с ним был знаком, однако прежде видел. Проходил мимо него, направляясь на стоянку автомобилей у здания «Тринити». Высокий, сероглазый… подобно Гели Бауэр, он походил на альпиниста-экстремала или элитного десантника.

– Я и впрямь знаю этого парня! Он работал под началом Гели Бауэр.

Рейчел потерянно смотрела на меня.

– Что за Гели?

– Некоронованная королева «Тринити». Правая рука Година. И цепной пес АНБ. Кто-то из хозяев приказал ей убрать и меня. А заодно, очевидно, и вас.

Трудно, неимоверно трудно было признать очевидное – меня «заказал» лично Питер Годин: кто же не знает, что в «Тринити» ничего не происходит без его одобрения!

– Нам следует вызвать полицию, – сказала Рейчел. – Они поймут. Этот тип хотел меня застрелить, и вы меня защитили. Это самооборона… или, на худой конец, убийство при смягчающих вину обстоятельствах.

– Полиция? Я же вам сказал, местная полиция не имеет права соваться в дела АНБ.

– При чем здесь АНБ? Он вломился в чужой дом и мог убить хозяев. Обычная уголовщина.

Я горько усмехнулся:

– АНБ – самая большая и самая секретная спецслужба в Соединенных Штатах. Все, что они делают, имеет гриф "совершенно секретно". К примеру, без специального судебного постановления ни один полицейский следователь не войдет в штаб-квартиру АНБ в форте Джордж-Мид.

– Тут вам не форт Джордж-Мид!

– Каждый аэнбэшник – ходячий форт Джордж-Мид. К чему ни прикоснется АНБ, все становится фортом Джордж-Мид!.. Поймите же, пока я не переговорю с президентом, мы можем полагаться только на самих себя. Никто нам не поможет, никто нас не выручит.

Рейчел с ужасом смотрела на растущее озерцо крови под головой убитого.

– И все-таки не исключено, что это просто обкуренный бродяга, – сказала она упрямо.

– До чего же туго до вас доходит! Ведь именно поэтому они украли мою историю болезни из вашего кабинета!

– Что вы имеете в виду?

– Они готовились к вашему убийству. Нет чтобы скопировать мою историю болезни и оставить ее на месте – они ее выкрали! Значит, не хотели, чтобы полиция Дарема после вашей гибели нашла ниточку, которая может вывести их на проект "Тринити".

Хотя Рейчел недоверчиво качала головой, против моей логики возразить было нечего. Я сунул пистолет с глушителем за пояс, а свой «смит-вессон» взял в правую руку.

– Двигаем отсюда. По-быстрому. Возможно, он не один явился и где-то рядом другие.

Ее глаза округлились.

– Другие?

Внезапно мне все стало ясно.

– АНБ прослушивает мои телефоны. Как только Ивэн Маккаскелл наговорил сообщение на мой автоответчик, они поняли, что я до сих пор не побеседовал с президентом. Это был для них зеленый свет: можно прикончить! Я, дурак, так обрадовался звонку Маккаскелла, что не просчитал его роковые последствия.

Я схватил Рейчел за руку. Ее ладонь была холодная и мягкая.

– Нам надо удирать. Без промедления. Иначе нам конец.

– Удирать – куда?

– Куда угодно. Только бы поскорее исчезнуть отсюда.

– Нет. Мы ничего дурного не совершили.

– Это никого не интересует.

Я показал ей рукой на тело в луже крови (теперь уже было очевидно, что парень больше не дышит).

– По-вашему, и этот труп – моя галлюцинация?

– Вы убили его, – сказала она голосом обиженного ребенка.

– И ни секунды не жалею. Он собирался пустить пулю вам в лоб.

Рейчел пошатнулась. Я поддержал ее и повел в спальню для гостей, где еще несколько минут назад я лежал без сознания.

– Побудьте здесь. Мне нужно кое-что взять. – Я пытался сунуть ей в руки пистолет, но Рейчел с ужасом его оттолкнула. – Да берите же! – настаивал я, силой вкладывая пистолет ей в руку. – Запомните: выйдете из дома одна – вас тут же шлепнут.

Рейчел отупело таращилась на меня.

Я вынул из-за пояса пистолет с глушителем и снял его с предохранителя.

– Обещайте ждать.

– Обещаю, – сказала она убитым голосом.

Я побежал по лестнице на второй этаж. Моя спальня была слева от лестницы, а справа – пустая спальня, которую я превратил в чулан. Я подтянул старенький стул к шкафу, залез на шкаф, дотянулся до листа фанеры, который закрывал лаз на чердак, и отодвинул его. Потом, крякнув от напряжения, на руках подтянулся вверх.

Полусогнувшись, чтобы не разбить голову о гвозди, торчавшие из балок надо мной, я огляделся. Через вентиляционные отверстия проходило немного света – достаточно, чтобы сориентироваться. Почти на четвереньках я переместился влево. Там, метрах в пяти от лаза, валялись молоток и ломик. Четыре недели назад я нарочно швырнул их на покрытую толстым слоем пыли розовую изоляцию из стекловолокна, чтобы они производили впечатление небрежно брошенных и забытых. Потом я двинулся дальше – к тайнику под полом чердака. Молотком круша дерево, я вбил ломик между толстыми фанерными панелями, налег на него и поднял одну из панелей. Там, в черной яме между балками, лежала небольшая нейлоновая спортивная сумка. Я вытащил ее, открыл «молнию» и в неверном свете увидел прямоугольник паспорта и две толстые, перехваченные резинками пачки банкнот. В каждой по сто штук. Двадцать тысяч долларов.

Пять недель назад, когда Филдинг приказал мне на всякий случай заготовить в тайнике "узелок на черный день", я подчинился ему со смехом, лишь бы не спорить. Но мудрый Филдинг знал, что неминуемое произойдет – и тогда я буду несказанно благодарен ему за предусмотрительность. Я затянул «молнию», на четвереньках дополз обратно до отверстия и швырнул мешок на пол чулана. Затем нырнул в отверстие, повис на руках, нащупал ногами шкаф и встал на него. Машинально закрыл отверстие куском фанеры. Оказавшись наконец на полу, я живо представил себе, как Рейчел в панике бежит вон из дома. Схватив мешок, я ринулся вниз.

Однако она по-прежнему сидела на кровати в состоянии нервного ступора.

– Пора уходить. Ну, готовы?

Она только моргала.

Я схватил ее за руку и заставил встать.

– Умоляю вас, будьте хорошей девочкой, придите в себя на пять минут. Будем в безопасности – тогда и шлепайтесь в обморок. Все, идемте!

Я повел Рейчел через гостиную и кухню к большой кладовке, из которой можно было попасть в гараж. На пару секунд оставил ее в кладовке, сбегал к задней двери и взял коробку Филдинга. Вернувшись, отобрал у Рейчел пистолет и сунул ей в руки коробку. Она подчинялась, как механическая кукла.

– Не выпускайте это из рук, – приказал я. – И ждите здесь, я позову.

Чтобы не дать страху возобладать, я сразу, рывком открыл дверь и выскочил в гараж, держа пистолет в вытянутой руке и водя им из стороны в сторону, готовый стрелять в любом направлении.

В гараже вроде бы никого.

Я быстро обошел свою «акуру», торопливо опустился на колени и заглянул под нее.

– Сюда, Рейчел! – крикнул я поднимаясь. – Быстро!

Ее туфли зацокали по гладкому цементу. Я открыл Рейчел дверь со стороны пассажира, забрал у нее коробку Филдинга и положил на заднее сиденье.

– Если случится что-нибудь плохое, то оно случится прямо сейчас, – сказал я, кладя руки на руль. – Пригнитесь так, чтоб вас не было видно.

Рейчел сползла вниз, но макушка осталась на уровне бокового стекла.

– Ниже, совсем на пол. – Я рукой надавил ей на голову. – Сидите там и не высовывайтесь!

Я коснулся кнопки на пульте дистанционного управления, прикрепленного к солнцезащитному щитку. С легким подвыванием широкая белая дверь гаража медленно пошла вверх. Сжимая в руке пистолет, уже с опытом убийства, я оглядывался назад на растущий прямоугольник света, ожидая увидеть чьи-то ноги.

Никого.

Как только дверь гаража поднялась на минимально необходимую высоту, я дал полный газ задним ходом. «Акура» визгнула шинами о цемент и выкатила на слепящее солнце. Нажав кнопку на пультике, чтобы дверь гаража закрылась, я круто развернул машину, нацелил ее на улицу Плакучих Ив и только после этого затормозил.

– Что случилось? – крикнула Рейчел, испуганная внезапной остановкой.

– Не высовывайтесь!

В том случае, если на улице не будет ничего подозрительного, я планировал отъехать от дома, не торопясь и не привлекая к себе внимания. Но пока машина стояла, я явственно ощутил себя в прицеле невидимого стрелка, и нервы у меня сдали. Я так рванул с места, что гравий полетел из-под колес, и по тихой улице Плакучих Ив машина понеслась, будто на гонках, с трудом вписываясь в повороты.