Текст книги "По стопам Господа"
Автор книги: Грег Айлс
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц)
Глава 7
– Риттер прибыл, – браво доложил Корелли. – Уже направил лазер на фасад.
– Что слышит? – спросила Гели.
– Внятные шумы, но никаких разговоров. Как будто по дому передвигается только один человек. Возможно, остальные двое в задней комнате.
– Пусть Риттер сменит позицию. Лазер на окна во двор. Быстро.
– Будет сделано.
Гели от нетерпения ерзала в кресле. В доме Филдинга происходило что-то непонятное, и был только один способ узнать, что именно. Примерно через минуту в наушниках раздался более низкий голос Риттера:
– Nichts.
– И через окна во двор ничего не слышно? – разочарованно переспросила Гели.
– Nein.
– Стало быть, они в курсе, где «жучки», и прикрыли их.
– Как они могли прознать?
– Филдинг.
– Достал этот ублюдок! – встрял голос Корелли. – Вечно играл с нами в игры.
Гели согласно кивнула. В общении с коллегами по проекту «Тринити» Филдинг казался анекдотически рассеянным профессором; на самом же деле он был самым проницательным сукиным сыном во всей компании ученых.
– Похоже, они из дома улизнули, – сказала Гели. – Филдинг и Теннант проделывали подобный фокус дважды. Якобы собачку выгуливать. Я пошлю команду в лес.
– Nein, – сказал Риттер. – Теннант их услышит.
– Есть предложение получше?
– Пойду в одиночку.
– Хорошо, я расставлю наших ребят по периметру. Как бы Теннант не попробовал удрать!
– Не думаю. Бежать таким образом – глупо. А Теннант не дурак.
– Почему же глупо?
– Когда собираются делать ноги, женщин с собой не берут. Двигаться надо быстро и тихо.
Гели усмехнулась:
– Теннант вам не чета, Liebchen.
Риттер рассмеялся:
– По-вашему, мужчина именно таким и должен быть?
– Он американец, воспитанный на Юге. Подобных парней я знаю по армии. Прирожденные герои. С романтической жилкой. Из-за того и гибнут чаще других.
– Что-то вроде англичан, да? – сказал Риттер.
Гели невольно вспомнила Эндрю Филдинга.
– Да, что-то вроде. Ну а теперь давайте за ними, в лес. А Корелли пусть контролирует вход в дом.
– Ja.
Гели вскочила и стала нервно прохаживаться по узкому проходу между стеллажами с электронным оборудованием. Подмывало опять позвонить Джону Скоу, но тот приказал больше его не беспокоить. Ладно. Вот попробует Теннант смыться – тогда она и позвонит этому самодовольному ублюдку: будет ли он и дальше благодушествовать про длинный поводок?
Глава 8
Я молча и тихо двигался в темноте по заросшей тропинке между деревьями. Зато от Рейчел было шума как от слепого медведя, который ломится через кусты. На манхэттенской улице она, вероятно, маневрировала не хуже полузащитника на футбольном поле, но лес был для нее стихией чуждой. Я замедлил шаг, чтобы она меня догнала, и приказал уцепиться сзади за мой пояс – и не отставать. Она без возражений подчинилась.
Метрах в тридцати от дома я негромко спросил:
– Ну, теперь-то вы верите моему рассказу о Филдинге?
– Пока я верю только в то, что вы с ним работали в одной организации, – сказала Рейчел. – А что его убили – в этом я не убеждена. Как, впрочем, и вы сами.
Я перелез через толстый ствол поваленного бурей дерева, затем помог Рейчел перебраться через него.
– Вы меньше слушайте, что я говорю вдове, я ее просто оберегаю. На самом деле я не сомневаюсь, что Филдинга убили. Из участников проекта «Тринити» только два человека выступали против того, что делалось. Филдинг – и вот он мертв. Второй – ваш покорный слуга.
– Значит, теперь вы наконец-то расскажете мне о своей работе?
– Только если вы захотите выслушать. Надеюсь, до вас дошло, насколько опасна эта информация. Ну, любопытства не поубавилось?
Рейчел тихо ойкнула – какие-то колючки впились ей в руку. Переведя дыхание, она скомандовала:
– Рассказывайте!
– Когда вы сегодня явились в мой дом, я как раз делал видеозапись, чтобы передать ее своему адвокату – в запечатанном конверте. Случись что со мной, адвокату было бы предписано вскрыть этот конверт. Закончить запись мне, увы, не удалось. И, буду честным до конца, я не вполне уверен, доживу ли я до завтрашнего утра, успею ли оставить документ для адвоката.
Рейчел споткнулась, повисла на моем поясе и чуть не повалила меня на землю. Болонка в моей левой руке сердито тявкнула.
– Ш-ш-ш! – приказал я. Как ни странно, Майя действительно больше не подавала голоса, хотя для нее прогулка была, несомненно, сплошным стрессом.
– Отчего же вы не позвонили в полицию? – спросила Рейчел. – Ведь очевидно, что Лу Ли разделяет ваши подозрения, поэтому у полиции будет достаточно оснований начать тщательное…
– Городская полиция, – перебил я ее, – не имеет права вмешиваться в дела Агентства национальной безопасности. А проект «Тринити» находится под прямым контролем АНБ.
– Тогда звоните в ФБР!
– Это все равно что просить ФБР расследовать махинации ЦРУ. Между всеми этими ведомствами столько соперничества, недоверия и неприязни, что в ФБР сто раз подумают, стоит ли связываться, и реакция последует в лучшем случае через несколько недель. Поэтому – если вы действительно хотите помочь – станьте моим живым видеомагнитофоном. Внимательно выслушайте мой рассказ, а затем возвращайтесь домой и помалкивайте обо всем.
– А если с вами что-нибудь случится?
– Вот тогда вы начнете говорить. Звоните в Си-эн-эн или в "Нью-Йорк таймс" и выложите им все, что вам известно. Причем в этом случае чем скорее вы свяжетесь с прессой, тем больше шансов, что вы избегнете моей участи.
– А почему бы вам самому не связаться с Си-эн-эн или "Нью-Йорк таймс"? Прямо сейчас, не откладывая!
– Потому что я не имею стопроцентных доказательств. Потому что президент может позвонить мне в любой момент – и после разговора с ним я буду в безопасности. И наконец, пусть это звучит по-мальчишески, речь идет о национальной безопасности, об огромной государственной тайне. Вот почему я не тороплюсь вмешивать прессу.
Я сунул револьвер в карман, взял Рейчел за руку, и мы зашагали дальше. За темными деревьями было что-то еще более черное. Стена. Я знал, что где-то тут незапертый служебный вход. Дверь, к счастью, нашлась быстро, и мы с Рейчел попали в залитую лунным светом чашу университетского театра под открытым небом.
– Боже, какая красотища! – воскликнула Рейчел.
Словно некий волшебник перенес каменный амфитеатр из Греции в лес Северной Каролины. Справа от нас было сценическое возвышение, слева – каменная лестница, ведущая к верхним рядам. Где-то еще выше, за зарослями, проходило шоссе, по которому мы сюда приехали. Оно угадывалось только по быстрым прерывистым вспышкам света автомобильных фар между деревьями.
Мы с Рейчел сели в первом ряду. Болонку я привязал к одной из стоек сцены. Пока Майя с интересом обнюхивала новое место, я поставил диктофон на каменную скамью и нажал на "запись".
– Говорит Дэвид Теннант, магистр медицины. Я нахожусь в университетском Амфитеатре и беседую с профессором Рейчел Вайс из медицинского колледжа университета Дьюка.
Я остановил запись и проверил качество. Сойдет. Бросив взгляд на светящийся циферблат наручных часов, я сказал:
– Нам нужно уложиться в десять минут. Максимум.
Рейчел пожала плечами – мол, делайте, как вам удобнее. Но в ее глазах светился неподдельный интерес. Я возобновил запись.
– На протяжении последних двух лет я был одним из участников спецпроекта Агентства национальной безопасности. Он известен под кодовым названием «Тринити» и осуществляется в комплексе помещений в Треугольнике науки – в десяти милях отсюда. «Тринити» – грандиозная и щедро финансируемая правительством попытка создать искусственный разум. Компьютер, который действительно способен думать.
На Рейчел мои слова не произвели большого впечатления.
– А разве современные компьютеры не думают? – простодушно спросила она.
Это всеобщее нелепое заблуждение теперь меня изумляло, но до начала работы в «Тринити» я и сам воображал, что компьютер – это думающая машина. Уже лет пятьдесят писатели-фантасты и кинорежиссеры стращают нас "гигантским электронным мозгом", который завладевает всем миром. А вышедший в 1968 году и ставший классикой жанра фильм Стэнли Кубрика "Космическая одиссея 2001" вбил в сознание людей образ взбесившегося говорящего компьютера, который губит людей на космическом корабле. Затем произошла эффектная и стремительная цифровая революция: компьютер стал частью нашей повседневной жизни. В итоге рядовой обыватель всерьез полагает, что до создания искусственного интеллекта рукой подать, нужно только прибавить еще немножко ума и скорости современному компьютеру. Наивность необычайная! Однако мне было некогда просвещать Рейчел насчет сверхсложных нейронных структур нашего мозга и пока что непреодолимых трудностей создания искусственного интеллекта; нужно было на скорую руку дать ей основные понятия и проинформировать о проекте "Тринити".
– Вы слышали об английском математике Алане Тьюринге? – сказал я. – Во время Второй мировой войны он был среди тех, кто помог взломать коды немецкой шифровальной машины "Энигма".
– Тьюринг? – переспросила Рейчел. – Я что-то слышала про "тест Тьюринга".
– "Тест Тьюринга" – классическая проба на способность машины мыслить на уровне человека. По Тьюрингу, машину можно будет назвать разумной лишь в том случае, если человек, сидя по одну сторону стены и набирая вопросы на клавиатуре, при чтении ответов, приходящих из-за стены, будет убежден, что ему отвечает другой человек. Сам Алан Тьюринг предсказывал, что подобное случится уже к концу двадцатого столетия, но "тест Тьюринга" разоблачает любой современный компьютер в два счета. Если мы будем просто развивать и улучшать существующие технологии, нам не видать искусственного разума еще как минимум лет пятьдесят!
– А тот ай-би-эмовский шахматный компьютер, который побил Гарри Каспарова? – возразила Рейчел. – Я где-то читала…
– Знаменитый "Дип Блю"? – Мой тихий смех Амфитеатр преобразил в странный хрустящий звук. – Он одержал победу над Каспаровым за счет того, что сами компьютерщики называют "грубой силой". В память "Дип Блю" загнали все когда-либо сыгранные шахматные партии, и перед каждым ходом он мгновенно просчитывал миллионы вариантов вперед. Компьютер блестяще играет в шахматы – и при этом совершенно не понимает, что он делает, чем он занят. А Гарри Каспаров, благо он человек и природа дала ему мозг, никогда не должен просчитывать миллионы и миллиарды возможностей перед любым, даже самым бесхитростным ходом – без чего компьютер просто не может обойтись. Знания и опыт позволяют Каспарову интуитивно, минуя последовательное размышление, перепрыгивать к правильному решению; к тому же во время каждой партии он научается чему-то новому. Человек в отличие от машины играет инстинктивно. А что значит «инстинктивно», на самом деле не знает никто.
Рейчел внимательно слушала.
– Ну и к чему вы ведете?
– К тому, что компьютеры думают не так, как люди. Вернее, они не думают вообще. Просто рабски выполняют заложенные в них программы. В рекламе много трепа о "программном обеспечении, которое само думает за вас". Полная чушь. Серьезные исследователи теперь даже сам термин "искусственный интеллект" боятся всуе использовать, дабы не вводить себя и других в заблуждение!
– Ладно, будем считать, что я поняла. Теперь о проекте «Тринити». Что это такое?
– Современная чаша Святого Грааля.
– Что вы этим хотите сказать?
– Все норовят создать компьютер, который будет работать подобно человеческому мозгу и не хуже человеческого мозга. Загвоздка в том, что мы на самом деле понятия не имеем, как работает мозг человека! В последнее время объем информации о деталях работы мозга растет стремительно, но любой специалист скажет, что до сих пор мы имеем только гору фактов, а не разгадку. И вот два года назад одному ученому вдруг пришла в голову гениально простая мысль, как обойти это вроде бы непреодолимое препятствие – наше незнание того, как работает мозг. Не знаем – ну и плевать! Мы мозг возьмем и скопируем. Не понимая, что делаем. Зато используя уже существующую технологию.
– И кто этот ученый?
– Питер Годин. Ученый-миллиардер.
– Это который "Годин суперкомпьютинг"?
Теперь она удивила меня своей информированностью.
– Правильно.
– В подвалах нашей университетской лаборатории по изучению физики высоких энергий стоят четыре годинских суперкомпьютера, – пояснила Рейчел.
– Проект «Тринити» задуман Годином и осуществляется под его руководством.
Теперь в лице Рейчел поубавилось скепсиса: чем больше деталей она узнавала, тем меньше у нее было причин цепляться за свою теорию "чокнутого Теннанта".
– А с помощью какой из существующих технологий можно скопировать мозг?
– Магнитно-резонансная томография.
– МР-интроскопия? – пораженно воскликнула Рейчел.
– Да. Так просто. У вас, как в любой современной больнице, сканирование головного мозга, наверное, заурядная повседневная процедура?
– Разумеется.
– И во время процедуры вы получаете огромное количество информации?
– Да, обычно куда больше, чем мы способны понять и интерпретировать.
– Так вот, Рейчел, я видел магнитно-резонансные визуализации, которые содержат информации в сто тысяч раз больше тех, что вы видите у себя на работе. Разрешение на экранах наших аппаратов в сто тысяч раз больше.
Рейчел ошарашенно заморгала.
– Фантастика какая-то! Это сколько же можно различить при таком чудовищном увеличении!
– Я своими глазами видел снимок момента передачи возбуждения от нейрона к нейрону через синаптическую щель. В проекте «Тринити» мы способны видеть на экране работу человеческого мозга на молекулярном уровне.
– Сказки!
Любой врач на месте Рейчел сказал бы то же самое.
– Нет. Такой томограф уже существует. И находится в лаборатории в десяти милях отсюда. Только никто об этом не знает.
Рейчел покачала головой.
– Бессмыслица какая-то! Зачем компании держать подобное открытие в секрете? Это же золотое дно!
– Потому что это не частная лавочка. Это сверхсекретный правительственный проект.
– Магнитно-резонансная томография подобного качества принесет изобретателям сотни миллионов долларов, а то и миллиарды! С ее помощью злокачественные клетки в мозгу можно отлавливать практически поодиночке – до того как они скопятся в опухоль!
– Совершенно верно. Именно поэтому проект «Тринити» вызывал и вызывает у меня сомнения этического порядка. Подло прятать подобное изобретение от больных раком! Однако оставим на время нравственную сторону проблемы. Сосредоточимся на фактах. Итак, мы уже имеем магнитно-резонансный томограф, дающий трехмерную картину мозга. И его разрешающая способность – до молекулярного уровня.
– Моментальные снимки работающих молекул мозга? Потрясающе!
– Можно выразиться и так. Рави Нара употребляет термин "нейрослепки".
– "Нейрослепки". Удачно сказано. Передает трехмерность снимков.
– Рейчел, вы можете представить себе нейрослепок мозга?
– Я могу представить, что один-единственный такой нейрослепок совершил бы революцию в неврологии. Но, как я понимаю, конечной целью проекта «Тринити» является не это.
– Нейрослепок – это же человек, мозг которого просканирован. В самом буквальном смысле. Мы имеем его мысли, его воспоминания, его страхи и так далее. Мы имеем его всего в нейрослепке!
– Но, извините, это же всего-навсего картинка – пусть и трехмерная, и с немыслимым разрешением.
– Тут вы ошибаетесь. Да, картинка. Но не всего лишь. Это – закодированное факсимиле каждой молекулы в мозгу. Причем с точнейшим пространственным адресом и исчерпывающей электрохимической характеристикой. Значит…
– Погодите, не торопитесь, дайте сообразить… Господи, да вы же хотите сказать, что они способны загрузить один из нейрослепков в компьютер?
– Хотят загрузить. Пока что не способны. Именно над этим мы бьемся день и ночь на протяжении двух лет. Годин предсказал, что нам понадобится на это пятнадцать – двадцать лет. На самом деле мы уже через девятнадцать месяцев работы где-то на середине пути. Подобных темпов история не знала. Единственный исторический прецедент – "Манхэттенский проект" во время Второй мировой войны.
Рейчел собиралась что-то сказать, но я остановил ее поднятой рукой. Мое внимание привлекла проезжающая по шоссе машина – выше нас, за деревьями. Свет фар мелькал в просветах леса вдвое медленнее, чем свет других машин. Примерно над нами машина еще больше сбавила скорость, потом водитель дал газ – и скрылся за поворотом.
– Давайте поторапливаться, – сказал я.
– Предположим, я верю вашему рассказу о «Тринити». Но почему Северная Каролина? Почему над этим проектом работают именно здесь?
Вопрос из ряда неожиданных.
– Вот вы лучший в мире психоаналитик школы Юнга…
– Ну, вы хватили! Скажем так: один из лучших психоаналитиков.
– И почему вы работаете в Северной Каролине?
Она удивленно вскинула брови.
– Да потому что здесь знаменитый университет Дьюка. И здесь уютно. Но пример со мной – неудачный.
– Отчего же? Питер Годин настаивал на научном городке в Маунтин-Вью, штат Калифорния. АНБ, главный финансист проекта, хотело разместить нас рядом со своей штаб-квартирой – в форте Джордж-Мид, штат Мэриленд. И Треугольник науки выбрали в качестве компромиссного варианта. С одной стороны, гнездо высоких технологий. С другой – глухомань.
– Какова же конечная цель проекта? Во что Агентство национальной безопасности вкладывает такие деньжищи?
– Наше правительство рассматривает всякую революционную идею в науке с одной точки зрения: а что она даст для военного потенциала? Если машина на основе нейрослепка теоретически возможна, то наше правительство желает быть первым, у кого эта штуковина появится.
– А как этот компьютер можно использовать в военных целях?
– Вспомните операцию "Буря в пустыне", войны в Афганистане и Ираке. Современная война предельно компьютеризирована. Всех областей военного применения компьютеров и не перечислишь: дешифровка, контроль во время испытаний ядерного оружия, информационная война, начиненные электроникой самолеты, вертолеты и танки, спутники слежения… Однако «Тринити» будет не просто шагом вперед. Рядом с сегодняшними суперкомпьютерами он то же, что «мерседес» рядом с телегой. А если Филдинг был прав и «Тринити» вдобавок получит и квантовые способности, – это смерть всей современной системе шифрования. Вот почему АНБ уже истратило почти миллиард долларов на этот амбициознейший проект.
Рейчел напряженно обдумывала мои слова.
– Стало быть, «Тринити» не просто более быстрый суперкомпьютер. Это искусственный разум, думающий компьютер, так?
Я отрицательно мотнул головой:
– Нет, думающий компьютер пока что недостижимая мечта. Речь идет о копировании конкретного человеческого мозга, создании цифрового существа, которое во всех отношениях является человеком. Это цифровое существо будет иметь познавательные способности, воспоминания, надежды и мечты самого обыкновенного человека… словом, абсолютно все, кроме тела. С огромным преимуществом: скопированный мозг будет работать со скоростью компьютера. То есть как минимум в миллион раз быстрее биологического оригинала.
Рейчел почти неслышно пробормотала:
– Вот, оказывается, почему Эндрю Филдинг и Рави Нара работали бок о бок!
– Вы все правильно поняли. Проект Питера Година свел вместе двух лауреатов Нобелевской премии – квантового физика и невролога, представителей научных областей, у которых прежде не было ни единой точки соприкосновения.
Я проверил микрокассету – пленка еще не закончилась.
– Но потенциал «Тринити» не ограничивается сказанным. Как только нейрослепок мозга – скажем, Рейчел Вайс – загрузят в компьютер, скорость далеко не единственное преимущество, которое он будет иметь в сравнении с Рейчел Вайс из плоти и крови.
– Что вы хотите сказать?
– Предположим, я решил выучить китайский язык. Мне потребовалось три года интенсивных занятий, чтобы достичь более или менее приличных результатов. Вас это впечатлило. Вы тоже хотите бегло говорить на китайском! Если у вас приблизительно такие же способности, как у меня, то и вам понадобится года три. Вот он, главный недостаток человеческого мозга: все мы учимся примерно с одной скоростью, относительно медленно. Но для компьютерной модели вашего мозга этой проблемы просто не существует. Вы переводите в цифровую форму самый полный словарь китайского языка, китайскую грамматику, всю китайскую литературу за пять тысяч лет и все китайские газеты за последние сто лет – и загружаете в память вашего нейрослепка. Процесс загрузки займет несколько секунд. Вы сэкономили как минимум три года. А в следующие двадцать секунд вы можете «выучить» всю квантовую физику.
Рейчел ошарашенно помотала головой.
– Получается, за пару минут или за пару часов в мой компьютерный нейрослепок можно загрузить всю сумму знаний человечества?
– Теоретически для этого нет никаких препятствий.
– Дэвид, но это же… это же почти Бог!
– Отчего же «почти»? Вы забываете, что эта компьютерная Рейчел Вайс была бы не только всезнающей. Она была бы вечной. При желании эту Рейчел Вайс можно загрузить в другой компьютер. Или скопировать. Разве это не бессмертие?
Рейчел растерянно кусала губы.
– Ну, начинаете мне верить? – сказал я.
– А вы что делаете в проекте "Тринити"?
– Президент назначил меня советником по этическим проблемам, которые могут возникнуть в процессе работы. Когда-то у некоторых участников "Манхэттенского проекта" возникли возражения морального характера против создания атомной бомбы – но их никто и слушать не хотел. Нынешний президент решил не повторять тогдашнюю ошибку. По мнению президента, если проект «Тринити» завершится успехом, его результат должен вызвать минимум негодования в обществе. И возможные отрицательные с моральной точки зрения моменты нужно отслеживать заранее, чтобы не дать злу осуществиться. Президент знал моего брата по колледжу и читал мою книгу по медицинской этике – или, скорее, видел снятый по ней документальный научно-популярный телесериал. Вот две причины, почему советником по этике стал именно я. Такая вот моя нехитрая история…
Рейчел секунду-другую задумчиво смотрела на бегущие полукругом каменные скамьи.
– Ничего себе "нехитрая история"!.. Сумасшедшая история, безумная история! – Глаза Рейчел горели во тьме. – Вы сказали, что за девятнадцать месяцев уже пройдено почти полпути. Значит, все-таки остаются еще какие-то серьезные проблемы?
– Нужно построить суперкомпьютер, способный вместить нейрослепок мозга целиком. Хотя человеческий мозг работает относительно медленно, в нем поразительно много одновременно функционирующих частей. Примерно сто триллионов потенциальных связей, которые способны действовать разом. И эти сто триллионов – далеко не все, это только для обработки данных. Но даже эти сто триллионов связей пожирают тысячу двести терабайт компьютерной памяти.
Рейчел пожала плечами.
– Для меня эти терабайты – пустой звук.
– Полная подшивка "Уолл-стрит джорнал" за шесть миллионов лет.
Вот теперь Рейчел открыла рот от удивления.
– Когда проект «Тринити» только-только раскручивали, ни один суперкомпьютер на планете не имел такой вместительности. Интернет как единое целое был сравним по объему, но это не слишком надежно связанная и плохо управляемая россыпь компьютеров.
– А теперь?
– "Ай-Би-Эм" строит суперкомпьютер под названием "Блю Джин", который будет способен конкурировать с мозгом по объему обрабатываемой информации, но и он не сможет делать вещи, доступные пятилетнему ребенку.
– "Тринити" – что-то совсем другое?
– Ничего общего. Хотя бы потому, что "Блю Джин" – это махина: пятнадцать метров в длину, пятнадцать в ширину, тонны холодного воздуха для охлаждения. «Тринити» будет величиной с «фольксваген-жук». И Годин считает, что это не предел. Он любит повторять: человеческий мозг весит три фунта и использует только десять ватт электричества. Как он говорит, решение большой проблемы должно быть и внешне красиво. Элегантно.
Рейчел обвела рассеянным взглядом каменный амфитеатр. Похоже, она пыталась мысленно представить будущее, которое так властно врывалось в настоящее.
– И как близко «Тринити» к завершению?
– В нашей лаборатории уже есть опытный образец. Сто двадцать триллионов связей и фактически неограниченная память.
– Работает?
– Нет.
– Почему?
– Да потому что мало загрузить нейрослепок в компьютер. С ним надо как-то общаться. Человеческий мозг взаимодействует с миром через биологическое тело с пятью чувствами. А теперь вообразите ваш мозг, вложенный в металлическую коробку. Какой от него толк, даже если он при этом «живой»? Он глух, слеп и парализован. Дрожащая масса неизбывного ужаса, и ничего больше. Впрочем, нет, это и дрожать не способно – нечему дрожать. И я скажу так: слава Богу, что нейрослепок не имеет контакта с миром. Если эта штуковина получит возможность слышать, и видеть, и действовать – кто предскажет последствия!
Рейчел тут же полюбопытствовала:
– А что плохого, собственно, может сделать "Тринити"?
– Ну, вспомните хотя бы "Космическую Одиссею 2001"! Бортовой разумный компьютер казался самым надежным в мире. А в итоге истребил всех членов команды космического корабля. Теперь вообразите еще более «разумного» электронного психа, имеющего доступ в Интернет!
– Ну и что?
– Стоит одному компьютеру типа «Тринити» войти в Интернет – и все промышленно развитые страны мгновенно станут его заложницами. Он в состоянии обрубить все правительственные коммуникации, парализовать банки и биржу, нарушить движение поездов, сделать воздушное движение неуправляемым, взять под свой контроль ядерные ракеты, системы ПВО… Словом, он может всех поставить на колени и требовать что угодно.
Рейчел в замешательстве покачала головой.
– Но что нужно… мозгу в металлическом ящике – без рук, без ног и так далее?
– Будто вы не знаете, что нужно всякому разумному существу. И в особенности если у него ни рук, ни ног и так далее, но при этом есть все человеческие качества.
– Власть?
– Совершенно верно.
Тут я вздрогнул, потому что зазвонил мой сотовый. На экранчике светилось имя звонящего: Эндрю Филдинг.
– Лу Ли? Что-то произошло?
– Ничто не произошло, – раздался в ответ голос Лу Ли. – Я волноваться о Майя. Я слышать снаружи шум. Пожалуйста, возвращаться, профессор Дэвид.
Болонка прекратила что-то вынюхивать возле себя и, склонив набок голову, прислушивалась, словно догадалась, что звонит ее хозяйка.
– Хорошо, мы возвращаемся. Прямо сейчас.
– С ней все в порядке? – озабоченно спросила Рейчел, как только я отнял сотовый от уха.
– Да. Просто хочет, чтоб мы побыстрее вернулись. Но мы сперва немного подождем.
– Чего?
– АНБ, вне сомнения, прослушивает мой телефон. И теперь они знают, что мы пойдем к дому. Если их люди здесь, в лесу, то и они двинутся к дому. И мы их услышим.
Рейчел с тревогой уставилась на стену, которая отделяла нас от леса.
– Вы думаете, мы тут не одни?
– Ну вот, – сказал я с усмешкой, – теперь вы боитесь, что за деревьями действительно может кто-то оказаться.
Она вскочила со скамьи, напряженно вглядываясь в дверь, через которую мы вошли в театр. Было нетрудно вообразить, что за ней нас в темноте поджидают.
– Вы сказали, Филдинга убили, потому что вы с ним были против продолжения проекта. А в чем конкретно выражалось ваше сопротивление?
– Мы не просто сопротивлялись. Мы добились того, что проект остановили. Точнее, приостановили. Что будет теперь, после гибели Филдинга, можно только гадать. Активно боролся прежде всего Филдинг, но без моего прямого обращения к президенту вряд ли удалось бы достичь такого результата. Это сродни попытке затормозить работу над атомной бомбой во время Второй мировой войны – почти безнадежное дело. Практически все участники проекта смотрели на меня и Филдинга как на предателей.
– Почему вы так настойчиво боролись за сворачивание проекта?
– Не знаю, чем руководствовался Филдинг. Он, оберегая меня, говорил мне не все. Но мои мотивы просты. Шесть месяцев назад мы впервые опробовали супертомограф – тот самый, на котором видна каждая молекула мозга. С животными все прошло гладко, никаких проблем. Затем наступил черед шести ученых из узкого кружка самых посвященных. Я был одним из добровольцев. В течение недели после томографии у нас появились странные неврологические нарушения. У каждого свои. По мнению Филдинга, это побочное действие магнитно-резонансной томографии.
– МРТ не имеет побочных действий! – возмущенно возразила Рейчел.
– Больничные аппараты совершенно безвредны – это правда. Наша-то машина мощнее их в энное количество раз! На суперпроводниках, с повышенными возможностями пульсации…
Майя вдруг насторожилась и беспокойно зарычала. Я прислушался. В лесу вроде бы ни звука. Но что мои уши против собачьих!.. Я сунул диктофон в карман, взял в левую руку Майю, вынул револьвер, и мы с Рейчел вышли из Амфитеатра через тот же служебный вход, через который вошли.
В лесу, после освещенного луной театра под открытым небом, темнота казалась особенно густой.
– Идите прямо за мной и не отставайте, – шепнул я Рейчел, подныривая под разлапистую низкую ветку.
– Вы кого-нибудь слышали?
– Нет.
Не будь со мной Рейчел, я бы двинулся к дому не торопясь, бесшумно и со всякими уловками. Но теперь выбирать не приходилось: скорость – наш единственный козырь. Я стремительно шагал то по тропинке, то через подлесок, спрямляя путь и не обращая внимания на шум, который мы производили. Я старался предупредить Рейчел о каждой ветке, которая могла хлестнуть ее, но пару раз она все-таки вскрикнула от боли. Однако держалась молодцом: хоть и спотыкалась, но от меня не отставала. Вскоре мы увидели дом. Лу Ли поджидала нас у задней двери – в прямоугольнике света из комнаты. У меня тревожно сжалось сердце: такая легкая цель для снайпера!
Как только мы с Рейчел добежали до дома, я втащил обеих женщин в комнату, проворно закрыл стеклянную дверь и выключил свет. Майя лаяла от счастья и прыгала вокруг хозяйки.
Через плечо я шепнул Рейчел: "Вызовите такси", – и она пошла к телефону в другую комнату.
С мокрыми от слез глазами Лу Ли взяла собачку на руки, словно ей вернули отнятое дитя. Я сочувственно коснулся локтя китаянки, но Майя вдруг сердито облаяла меня, и я отдернул руку.
– Хотел бы остаться у вас до утра, чтоб вам спокойней было, – тихо сказал я, – но это будет выглядеть крайне подозрительно. Завтра с утра я пойду на работу как ни в чем не бывало и постараюсь найти ответы на кое-какие вопросы – поэтому мое поведение сейчас должно выглядеть настолько нормальным, насколько это возможно. Вы понимаете?
– Да.
– Я заберу с собой коробку с игрушкой Эндрю. Будет досадно, если ее здесь найдут. Хорошо?
Лу Ли закивала, ласково поглаживая болонку.
– Перед отъездом я на минуту загоню свою машину в гараж – так никто не узнает, что именно я вынес из дома. Если вас спросят, что мы с Рейчел у вас делали, – говорите, что, мол, приезжали выразить соболезнования по поводу смерти супруга. Если эти типы каким-то образом слышали обрывки нашего разговора, в объяснения не вступайте – играйте роль тронувшейся от горя вдовы.