Текст книги "Язык птиц. Тайная история Европы"

Автор книги: Грасе д'Орсе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Гульярды

I

В истории современной Европы ни одна организация не играла такой значительной роли, как тайное общество, известное с XI по XVIII столетие под именем гульярдов, или сыновей Гуля. Эта организация распалась лишь в начале нашего века, после того, как была полностью достигнута цель, к которой она стремилась почти тысячу лет и которая состояла в том, чтобы заменить власть церкви и аристократии властью народа. Уничтожение монархии вообще не входило первоначально в программу этого общества; можно даже утверждать, что в течение нескольких столетий сыновья Гуля тверже, чем кто-либо, поддерживали монархию. Но реставрация античных учений в XVII столетии привела к новому расцвету республиканского идолопоклонства, которое весьма диковинным образом соединилось с уравнительным и демократическим радикализмом гульярдов, и они подошли к мысли о необходимости уничтожения трона вместе с алтарем. Не обошлось, однако, без серьезного сопротивления значительной части членов общества, и, насколько можно судить, основываясь на очень небольшом количестве дошедших до нас сведений относительно внутренних дебатов в организации, все анналы которой представляют собой зашифрованные записи, именно это расхождение во мнениях вынудило гульярдов принять решение, что они больше не будут пополнять свои ряды новыми адептами и их общество перестанет существовать тогда, когда естественной смертью умрет последний из его членов, который и унесет с собой в могилу все тайны своих предшественников.

Все вплоть до самого их названия было бы похоронено во мраке забвения, если бы они не оставили несколько поэтических сборников на латыни, одинаково странных как по своей форме, так и по содержанию, которые привлекли к ним внимание специалистов. Возник вопрос, кто такие гульярды, откуда они появились, в чем заключалась цель деятельности этой секты или ордена и когда они исчезли со сцены истории. Итальянский исследователь Альфредо Страккали в серии статей, опубликованных в журнале «Ривиста Европа», собрал и представил вниманию читателей все, что было известно о гульярдах в средние века.

Нет никаких сомнений, что гульярды были связаны с вагантами, традиция которых сохраняется и в наши дни в Германии и Испании, а один из ее образцов, весьма приукрашенный и значительно исправленный, представляет собой университетское мадридское сообщество, привлекавшее к себе внимание широкой публики. Это рафинированное студенчество сохранило на своей шляпе совсем не аристократический герб своих предшественников: вилка и ложка из слоновой кости, лежащие крест-накрест. На арго этот герб может быть прочитан следующим образом: «Sauter hyver forche escolier» (L'hiver force les ecoliers a sauter – «Зима заставила школяров попрыгать»).

Действительно, в те далекие времена, когда ремесло печников было еще на младенческой стадии развития и когда высшая знать с трудом могла сделать свои дома пригодными для жизни при помощи огромных каминов, которые, кажется, были созданы для того, чтобы обогревать небо, а не несчастных людей, – в те времена лишенные какого бы то ни было источника тепла университетские помещения были в суровые зимы совершенно непригодными для занятий. Тогда в этих зданиях не могли оставаться ни профессора, ни студенты, и последние старались с выгодой для себя использовать вынужденный отдых: те из них, что побогаче, с любопытством осматривали окрестности, а бедные, которых, разумеется, было большинство, стучались в каждую дверь и просили милостыню, главным образом для того, чтобы собрать хоть какие-то средства для продолжения обучения. Однако горожане и аристократы тех времен не сильно отличались от современных, они были так же равнодушны к несчастью ближнего. Честные студенты, просящие подаяние для того, чтобы продолжить учиться, часто оставались без гроша, тогда как наглые странствующие актеры, ненадолго прерывавшие монотонное существование горожан, получали приличное вознаграждение, сумев развеселить их своими непристойными, а иногда даже безбожными шутками.

Таким образом, эти бродячие студенты, большая часть которых в недалеком будущем намеревалась получить духовный сан, не видели большого греха в том, чтобы приспособиться к обстоятельствам, и организовывали группы жонглеров, фокусников и шутов, не признававших ни божеских, ни человеческих законов; в этих шутовских караванах они вели радостную и беззаботную жизнь, и самый несчастный из них забывал о своем горе. Множество молодых людей из самых благородных семей присоединялись к неистовым сатурналиям, которые повторялись ежегодно на каждом карнавале; но никто не мог быть принят в эти общества, не дав обязательств, которые связывали новичка на всю оставшуюся жизнь. Нарушение их каралось самым жестоким образом. И самое первое из налагаемых на новичка обязательств заключалось в том, чтобы всеми имеющимися возможностями при всяком случае помогать любому другому члену ордена гульярдов.

Итак, должно быть уже ясно, что этот орден был создан по модели фратрий, древних союзов, обществ, где в то же время празднества и танцы играли весьма важную роль. Вход в эти общества был открыт только для тех, кто мог показать «тессеру», особый геральдический жетон, значение которого он должен был быть способен расшифровать.

Первые христианские общины были организованы точно так же, что подтверждают «абраксасы», тессеры сторонников Василида, которые обнаруживаются в достаточно большом количестве, а также отрывок из «Откровения Иоанна Богослова», содержащий вполне определенные намеки относительно устройства ранних христианских союзов. Здесь берет свое начало современный герб, а все гульярды приписывали именно автору этой таинственной книги изобретение особой тайнописи, которой они сами пользовались вплоть до наших дней. Святой Иоанн почитается и масонами, которые унаследовали значительную часть традиций гульярдов, хотя и не были посвящены ни в секреты их письменности, ни в их тайную философию.

Дальше в этом очерке мы еще покажем, что хотя римской церкви и были известны все без исключения тайны гульярдов, она все же всегда оставалась терпимой к ним, и эта терпимость совершенно необъяснима, потому что вся деятельность этого общества была нацелена на то, чтобы пробить брешь в политических и религиозных догматах церкви, и гульярды упорно отрицали десять заповедей и божественность Иисуса Христа. Я также полагаю, что их никогда не тревожила испанская инквизиция, и Рим постоянно предоставлял им полную свободу думать, писать, говорить все, что им заблагорассудиться, лишь бы только они пользовались исключительно их иероглифической письменностью, которую мы теперь называем геральдикой, и их основанным на том же принципе языком, который Рабле называл иногда «болтовней пьяниц», но которым начали пользоваться задолго до появления на свет автора «Гаргантюа и Пантагрюэля», да и после его смерти он продолжал находиться в употреблении.

Светские власти были далеко не всегда так терпимы, и помимо казни тамплиеров, бывших гульярдами до мозга костей, можно назвать немало других случаев целенаправленного преследования тайных студенческих союзов; однако гульярды всегда находили в себе силы отомстить за эти преследования с большой жестокостью, поскольку все их действующие корпорации представляли собой единый союз посвященных, во главе которого с неизвестно какого, но все же весьма давнего времени находилась Верховная Ложа, включавшая в свой состав наиболее влиятельных сеньоров и дам, таких, например, как Диана Пуатье или госпожа Помпадур, занимавших, каждая в свое время, пост гроссмейстера Верховной Ложи ордена Сыновей Гуля. Эта ложа, объединявшая также всех руководителей отдельных корпораций организации, включая даже духовенство, представляла собой нечто вроде тайного парламента, почти всегда находившегося под покровительством самого короля, который консультировался с ней по всем важнейшим вопросам. Все обсуждавшиеся в этом парламенте вопросы предполагали знание тайного языка иероглифов. Если же король и не выносил ничего на обсуждение, то Верховная Ложа гульярдов и в этом случае доводила до него свое мнение все в той же зашифрованной форме. Ее советы и рекомендации почти всегда принимались к исполнению, и даже Людовик XIV, претендовавший, как известно, на абсолютную власть, тем не менее консультировался с этой ложей точно так же, как и его предшественники.

В этой самой Верховной Ложе проходило голосование по поводу Варфоломеевской ночи; если бы кто-нибудь потрудился поискать, то, вероятно, обнаружил бы результаты голосования по поводу отмены Нантского эдикта. Точно так же эта ложа позднее голосовала за смерть Людовика XVI. Все вопросы, выносившиеся на голосование, могут на первый взгляд показаться не имеющими ничего общего друг с другом, и тем не менее общество гульярдов никогда не отклонялось от своей главной цели, уничтожения аристократии. Это была одна из причин, в силу которой во Франции протестантизм оказался последним прибежищем аристократических традиций и устоев.

Так можно в самых общих чертах охарактеризовать орден гульярдов. Он всегда был тесно связан с организациями масонов и, на первый взгляд, ничем от них не отличался. Однако для того, чтобы стать гульярдом, необходимо было иметь степень магистра в одной из профессиональных корпораций, и, например, госпожа Помпадур, гроссмейстер Верховной Ложи, входила в орден только в качестве магистра корпорации граверов. Диана Пуатье, вероятно, была членом корпорации архитекторов, а Карл IX, как известно, принадлежал к корпорации оружейников. Инициация в ордене гульярдов заметно отличалась от аналогичных ритуалов в других обществах, и пройти ее было гораздо труднее, чем церемонию посвящения в масоны, где от нового адепта требовался только простой денежный взнос. Не всякий желающий становился членом ордена гульярдов, которые были подлинной элитой нации, как бы офицерами во главе войск, сформированных из масонских организаций.

Гульярды не были исключительно французами; их было немало и в Германии, в обществах розенкрейцеров и иллюминатов. Их организации существовали также в Англии, в Италии и в Испании; повсюду они пользовались одним и тем же языком и одной и той же письменностью, искусством шифровать и расшифровывать непонятные для посторонних иероглифы, и это искусство называли они «стихоплетством».

В некоторых профессиях, и в частности тех, которые предполагают владение искусством рисунка или чертежа, можно обнаружить основания для посвящения в орден гульярдов: именно эти искусства частично составляли тайну их мастерства. Но далее мы еще встретимся с многочисленными примерами, показывающими, что и представители профессий, не требующих умения рисовать, тем не менее были посвящены в тайны геральдики, или в искусство пиктографического письма (искусство составлять и разгадывать загадки и ребусы). Созданные мельниками или парикмахерами шарады или сатирические эпиграммы были ничуть не менее острыми и язвительными, чем все остальные. Следует заметить, что никогда и никто за это шутовство не был наказан, хотя намеки, содержащиеся в таких эпиграммах, были настолько же смелыми, насколько и прозрачными. Сегодняшняя республика была бы, разумеется, уже не так терпелива и не так снисходительна, как власть короля и папы в старые добрые времена.

Верно, что в некоторых решениях церковных соборов, или в некоторых ордонансах короля можно обнаружить попытки борьбы с гульярдами, или вагантами; но никогда – с корпорациями, о которых я писал выше. Можно предположить, что и папа и король просто не знали о их существовании или же корпорации пользовались привилегиями, которые предоставлялись, а чаще, начиная с двенадцатого столетия, продавались их синдикатам.

II

Откуда появилась семья Гуля и какие возможны предположения относительно личности главы этой семьи? Известны многие его исторические и литературные прототипы, и при желании один из них можно увидеть в англичанине Мэпе, друге короля Генриха II, отношения которого с римской церковью были не всегда хорошими; но этот человек жил в двенадцатом столетии, тогда как семья Гуля уже, бесспорно, существовала в одиннадцатом веке. Если сообщения о церковном соборе десятого столетия, осудившем гульярдов, господин Страккали рассматривает как апокриф, то бесчисленные головы попугаев, украшающие капители романских церквей одиннадцатого столетия, апокрифом никак не назовешь.

Так, например, известно, что на старофранцузском слово «попугай» произносилось как «папа гай» (раре guay) и «папа гуль» (раре gault), другими словами, «папа гульярд». Орден гульярдов действительно обладал внутренней иерархией, которая пародировала иерархию римской церкви, и самое полное перечисление ее ступенек мы можем обнаружить у Рабле в замечательной главе его романа об острове Звонком. Под попугаем имелось ввиду некое высокопоставленное лицо в этой иерархии, которая была столь же древней, как и само имя «папа гуль» (подлинная этимология этого имени восходит к арабскому языку; оно появилось во Франции в девятом столетии, вместе с вторжением мусульман).

Но здесь не обошлось и без вмешательства немецких филологов, добавивших имя гиганта Голиафа в этимологию названия ордена гульярдов; такой, по крайней мере, является разделяемая господином Страккали точка зрения Гезебрехта, предполагающего, что этот библейский персонаж мог стать покровителем гульярдов после мистерий, разыгрываемых ими в церквях. Я считаю бесполезным останавливаться для изучения этого мнения. Гримм связывает этимологию этого названия с провансальским языком, на котором слова galiar, gualiar означают «обманывать», и именно от них он производит слово gualiarder, а от него – Gouliard; но было бы гораздо проще обратиться к парижскому gouailleur – «насмешник», «зубоскал», синониму хорошо известного слова blagueur «хвастун», «враль», «балагур», а также к слову goualeur, которое на арго обозначает певца, если бы все это не было попыткой поставить телегу впереди лошади. Действительно, гульярды были и насмешниками и певцами; но эти два простонародных выражения происходят от названия ордена, а не наоборот.

Другое не менее популярное выражение, «луженая глотка» (porte sur sa gueule), как нельзя лучше передает характер «гульярдов». Этот недостаток всегда был свойственен ученым и монахам всех стран и времен; именно поэтому начиная с IX столетия церковные соборы проводились в присутствии короля. Людовик Благочестивый был уполномочен высокопоставленными представителями церкви не допускать в высшее общество, в присутственные места этих ученых, которые отныне, заточенные в своих монастырях, становились «vagi et lascivi, gulae et ebrietati et caeteris voluptatibus dediti, quidquid sibi libitum licitum faciant».

Таким образом, начиная с IX столетия, то есть сразу же после школьной реформы Карла Великого, на дорогах Франции появились толпы бродячих ученых, которые позже стали известны под именем гульярдов; но далеко не все эти бродяги обязательно являлись членами семьи или ордена Гуля, да и те, которые входили в этот орден, не всегда были бродягами, хотя именно эти последние составляли в нем большинство. Исследуя доктрины гульярдов мы намерены показать, что их союзы произошли от древних языческих фратрий и что они объединяли два различных течения, представленные, с одной стороны, учеными, а с другой – ремесленниками. Сущность последнего течения лучше всего может быть передана старым французским словом – artisan, которое является весьма точным.

Карл Великий, сконцентрировав в монастырях все, что оставалось от научных, литературных и ремесленных традиций древности, сумел в то же самое время изолировать эти традиции от еще сохранявшихся очагов язычества, и начиная со времени его правления до появления больших университетов только в монастырях и нигде больше можно было обучиться архитектуре и всем другим искусствам, с нею связанным, то есть скульптуре, живописи и прочим.

Поэтому христианство не перестало использовать тот мистический язык, которым владели все художники античности; катакомбы заполнены как христианскими, так и более ранними ребусами, вынудившими ученых наших дней обратить самое серьезное внимание на символическую природу древнего искусства: так, например, имя святого Петра передается здесь изображением человека, раскалывающего камень. Нет необходимости объяснять, причем здесь камень (pierre – камень), однако все же следует заметить, что слова sanctus на латыни, aghios на греческом, kadesh на еврейском в равной степени предполагали идею разделения, или раскалывания чего-либо. Поэтому расколотый камень обозначает имя святого Петра сразу на трех языках. Христианские художники, с их особым почитанием святого Иоанна, сохранили мистическую письменность язычества, да и в Апокалипсисе можно обнаружить множество гностических тем и персонажей. Эта вереница сюжетов, которые мы условно назовем классическими, не проникла, однако, в христианское искусство, и никаких следов формулы вечной жизни, служившей для греков неизменной темой искусства, в нем не обнаружилось. Современное искусство, насколько мы способны в нем разобраться, полностью лишено религиозного мистицизма и встревожено только триумфом богатых над бедными.

Цель, преследуемая гульярдами с неиссякаемой настойчивостью и полностью достигнутая в результате Французской революции, была достаточно ясно обозначена уже в Апокалипсисе. К этой цели с одинаковой энергией и страстью стремились два мощных течения, истоки которых могут быть найдены в монастырях, превращенных Карлом Великим в убежища искусств и интеллектуальной свободы. Здесь берут начало два больших течения ордена гульярдов: масоны и эскрибули (последнее слово, завезенное во Францию, вероятно, из Германии, встречается у писателей прошлого столетия в форме «скрибулер» – «бумагомарака», или памфлетист). Масоны были архитекторами и строителями; что же касается эскрибулей, то они в начале ограничивались изготовлением копий и составлением булл, грамот, которые были, как известно, украшены миниатюрами; но позже оказалось, что эскрибули объединяют в своем союзе всех, кто занимается искусством рисования и черчения, то есть художников, граверов и даже мастеров, изготавливавших рамки. Кажется, от этой профессии был получен титул pourple или pourpre (пурпурный), который был самой высокой ступенью в иерархии эскрибулей, а исключительной привилегией обладателей этого титула было право пользоваться пурпурной краской и оформлять свои композиции каймой этого цвета.

Та же самая привилегия существовала у византийских каллиграфов. Однако преследования иконоборцев привели к уничтожению там греческой традиции пиктографического письма, следы которой уже невозможно обнаружить в наши дни, несмотря на то, что это искусство, бесспорно, присутствовало в составлении древних религиозных орнаментов.

Я не могу сказать, как долго существовала латинская пиктография (любопытный образец которой находится в Лувре, в галерее христианских погребений; это ребенок с птицей и виноградом в руках, что может быть прочитано как: PUERIUVA MANIBUS AVE (О дитя, будь счастливо в мире теней), образцы которой во множестве обнаруживают в первых погребениях христиан; но со всей определенностью можно утверждать, что если семья Гуля и оставила нам поэмы и стихи на латыни, то для составления своих иероглифов она пользовалась исключительно французским языком. Я не знаю, когда именно этот язык начал использоваться в их искусстве, поскольку все, что я сумел расшифровать в галльской нумизматике и галльско-римских памятниках, было составлено на греческом языке. Тем не менее в музее Эпиналя есть несколько галльских древних памятников, которые доказывают, что галлы задолго до средневековья использовали для составления иероглифов свой язык. Среди среди этих памятников – божество, известное под именем Розмер (Rosmert), которого изображали как сирену, кусающую лошадь. «Росс» – одно из галльских слов, которое применялось специально для обозначения каурой лошади, и это слово осталось в нашем языке, изменив свое значение.

В таком случае Розмер будет означать «того, кто кусает лошадь» (rosse mord).

Другой памятник в том же самом музее посвящен легенде этрусков, переведенной галлами на язык иероглифов, и среди этих иероглифов нам следует обратить внимание на имя греко-этрусской богини Сибарин, или Сибарис, олицетворявшей лень и изнеженность. Эта богиня изображается в сопровождении дельфина (на языке галлов се) и ворона (на галльском brun), что читается как «себрун», то есть очень близко к Сибарин.

Можно еще упомянуть парижский алтарь мореплавателей, на котором изображен бык с тремя журавлями, а подпись под изображением является в данном случае прямым и очевидным переводом: TAVROS TRIGARANVS; на изображении человека с топором в руках стоит иероглиф ESVS; на изображении человека с шестом – иероглиф LOVIS, который на современный французский можно перевести как «рейка», или «планка» (latte); четвертое изображение представляет собой бога с большими клещами в руках, со следующей подписью: VOLCANVS. Клещи на галльском языке писались как volk, что произносилось fork, на латыни furca, откуда происходит «кузница» (forge) и «кузнец» (forgeron). Клещи также фигурируют на некоторых старых медальонах белгов, обозначая имя этого народа. Слово Volcan (вулкан) на языке белгов и галлов обозначало кузнеца, использовавшего в своей работе среди прочих инструментов и клещи. Можно предположить, что латинский бог Вулкан имеет галльское происхождение.

Из всех этих примеров следует вывод, что хотя галльский язык в условиях римского господства и вытеснялся греческим, но как артистический язык пиктографии он все же не исчез совсем, и его вновь начали использовать в этом качестве тогда, когда греческий язык перестал быть языком римских и галльских художников вследствие пренебрежительного отношения к наследству классической античности.

Самый древний образец использования французского языка в искусстве иероглифов, который мне известен, в то же самое время является первым известным образцом современной карикатуры. Это капитель собора в Вогезах эпохи каролингов, на которой находится изображение Карла Лысого, рыдающего от страха заразиться чумой. У этого шаржа двойной смысл, и если при первом взгляде видна только голова плачущего человека с густой шевелюрой и бородой, то присмотревшись более внимательно можно разглядеть, что эта голова в то же время является изображением епископа между двух лилий. Борода, усы и нос головы – это стихарь, плащ и голова епископа; лилии на его митре изогнуты таким образом, что образуют плачущие глаза, а руки оказываются льющимися слезами. Итальянцы и в наши дни охотно прибегают к подобным гротескам.

Но хотя в этой области Франции, по моим сведениям, и сосредоточены самые многочисленные и самые интересные образцы древнего искусства галлов, а также искусства романской, или каролингской, эпохи, по всей вероятности, колыбель семьи Гуля, или средневекового масонства, следует искать все же не в Лотарингии. Далее мы намерены также доказать, что гульярды и масоны представляли собой одно и то же общество, основным культом которого было поклонение святому Галлу, святому Гулю, или же святому Гели, что на диалекте жителей Лимузена означает святого Петуха.

Действительно, Рабле, перемешавший в своем «Пантагрюэле» все догматы гульярдов, бывший одним из их самых высокопоставленных лиц, а также и шутником и острословом при дворе Франциска I, говорит в предисловии к своей четвертой книге, что «согласно пословице жителей Лимузена, для того, чтобы сложить печную трубу, нужно всего три камня», два опорных и один замыкающий. Эти три камня являются троицей масонов, или дольменом, и этот закон строительного искусства был общим как для греческих, так и для галльских архитекторов, поскольку на большей части надгробий эпохи эллинизма, на заднем плане барельефов, можно увидеть дверь, образуемую тремя вышеупомянутыми камнями, которые наши археологи называют порталом; но у греков эта дверь называлась pyle, а и у масонов «pile» – французское слово, которое может относится у нас к предметам любого рода (груда, куча: груда ядер, монет и т. д.).

Эта дверь олицетворяет римского Януса, являясь самым простым сооружением из тех, что связаны с его культом. Она всегда была сориентирована либо на Восток, либо на Запад. Причиной тому было обожествление создателями этих сооружений восходящего либо заходящего солнца; однако в любом случае две ее опоры соответствовали северу и югу. Северный пилон представлял собой влажное и женское начало, символом которого была собака, Купеа; южный пилон соответствовал сухому и мужскому началу, символизируемому лисой, Keletes. Keletes точно соответствовал богу филистимлян Голиафу, который, как известно, был греческого, или критского происхождения; его имя на греческом языке означает «обманщик», и мы увидим, что он пользовался особым почитанием у масонов в то время, когда римская церковь поклонялась главным образом Деве Марии, изображения которой всегда находились рядом с северной дверью церквей, считающихся готическими, в частности Собора Парижской Богоматери.

Следует ли из этого, что Гезебрехт все же был прав, возводя название ордена гульярдов к имени Голиафа? На этот вопрос можно с уверенностью ответить отрицательно, так как гульярды отвергали все еврейские традиции, и в особенности десять заповедей. Их доктрины были еще более радикальными, чем пользовавшийся популярностью практический рационализм. Пилон Собаки, или влажное начало греков, они превратили в прозаическую жидкость, символизирующую потребность человека в воде, а пилон Лисы, или твердое начало, стало у них пищей, которая, по их мнению, была еще более необходима, чем вода. Таково точное значение колонн J и В в современном масонстве.

Первая статья «символа веры» гульярдов сводилась к следующему: Пурпурная влага поглощает врата желаний.

Вторая была: Ближний, который помогает тебе, ей подобен.

И третья: Тайна будет открыта тому, кто имеет.

Тайна не будет открыта тому, кто не имеет, – в этом заключалась основа греческого масонства в целом, и в частности учения, изложенного Платоном в его знаменитом «Пире». Если же говорить точнее, это и есть основа настоящего, прошлого и будущего масонства.

III

Питье и еда, или жидкое и твердое, соединенные вместе, давали то, что гульярды называли «внутренностями», или «потрохами», которые для них были символом повелителя вселенной, пантократора. Поэтому главный знак, по которому они узнавали друг друга, состоял в том, чтобы показать ладонь левой руки или ладонь с тыльной стороны, что переводилось так: он любит потроха.

«Потроха» у гульярдов являлись прекрасным символом, обозначающим самого лучшего архитектора, который, не пошевелив и пальцем, создает всю вселенную; то, что делали «пурпурные», то есть посвященные, работавшие не руками, а головой, рассматривалось как «внутренности», или «потроха» произведений искусства и ремесла. Это эзотерическое учение о «потрохах» было передано им от масонов древности, что подтверждается, в частности, замечательной апологией конечностей и желудка Менениуса Агриппы.

На первый взгляд, в этом учении следует видеть только грубый набросок красочной картины христианского обряда евхаристии. Месса – очищенное от всего лишнего воспоминание о пирах, объединявших древние античные братства тем же самым способом, каким были связаны друг с другом средневековые ложи, и именно поэтому Платон, излагая секретные доктрины своего времени, считал себя обязанным представить дело так, чтобы читатель хотя бы в воображении попал в окружение участников пира. Знаменитая «ананке» древних греков имела то же самое значение, что и «потроха» гульярдов; поэтому книга Платона, одновременно и загадочная и понятная, никем не была истолкована лучше, чем гульярдом Рабле в его замечательной главе о мессире Гастере, излагающем философское учение своих единоверцев со всей просвещенной точки зрения.

Действительно, ни один человек нашего времени не понял Платона лучше, чем Рабле, и ни один человек нашего времени не был готов понять его. Оба, и Платон, и Рабле, занимаются разоблачением тайн. Оба прекрасно осознают все опасности, неизбежно следующие за подобными разоблачениями, и оба используют при этом один и тот же метод. Они начинают с того, что заводят читателя в лабиринт, в котором тот полностью теряет ориентацию; на этом пути они рассказывают ему различные увлекательные истории, волшебные сказки, притупляющие его внимание; затем, когда, как предполагается, читатель уже окончательно оглушен и ослеплен в силу того, что его глаза длительное время смотрели на множество сверкающих ярким светом предметов, они ставят его перед поразительным фактом, но глаза его уже настолько устали, что он не в состоянии что-либо узнать и поэтому проходит мимо увиденного.

Так, например, именно такой способ избирает Рабле, чтобы напрямик рассказать всему миру тайну рождения короля Франциска И. Эта тайна уже была известна многим из его современников, и Рабле не был первым гульярдом, который раскрыл ее для самой широкой публики. Один савойский хронист, Франсуа Бонивар, рассказывает об одном маскараде парижского судейского сословия, бывшем настолько же смелым, настолько же грубым и настолько же непристойным, как и произведения Рабле, и не оставлявшем никаких сомнений в виновности короля, и виновности Екатерины Медичи и Филибера Делорме, служившего им посредником и удостоенного за то звания королевского архитектора. Этот рассказ о маскараде может быть существенно дополнен, если заглянуть в «Историю карикатуры в эпоху Реформации» Шамфлёри, где на одной из страниц можно увидеть рисунок под названием: «Чудеса города Женевы», который принадлежит Фромену, секретарю самого Бонивара, и является переводом рассказа этого хрониста на язык иероглифов.

Следует заметить, что судьи не особенно стеснялись в выражениях, непочтительно осмеивая королевское величие, что вполне объяснимо той безнаказанностью, которой пользовался и сам Рабле, выражавшийся в данном случае далеко не столь прямо и смело. Что же касается Екатерины Медичи, то она собрала целую коллекцию выпущенных против нее эпиграмм, и это любопытное собрание, бывшее, кажется, в основном делом рук Филибера Делорме, сохранилось под ошибочным названием: «Пословицы, поговорки и аллегории пятнадцатого столетия». Господин Шамфлёри в своей «Истории карикатуры» опубликовал две из них: «Свеча» и «Не всяк монах, на ком клобук», обе – Филибера Делорме; но он ссылается также и на третью, которая является на самом деле рисунком Дианы Пуатье и представляет собой не что иное, как тайное послание, посредством которого она сообщала Генриху II о своем несчастном замужестве, сообщала настолько ясными и понятными иероглифами, что их было трудно не прочитать. Фрагмент, воспроизводимый Шамфлёри, представляет собой три следующих стиха: