Текст книги "Язык птиц. Тайная история Европы"

Автор книги: Грасе д'Орсе

В 1536 году, то есть после публикации первых двух книг Пантагрюэля, Рабле отправился в Рим и получил от папы Павла III разрешение перейти из ордена францисканцев в орден бенидиктинцев, который в большей степени удовлетворял такого ученого, как он. Его памфлеты произвели невероятный шум, однако Церковь не нашла в них ничего оскорбительного.

В 1537 в Париже он присутствовал на пиру, данном в честь Доле, который избежал обвинения в убийстве. Среди гостей находились Гильом Буде, католик; Беро, протестант и наставник трех братьев из Шатильона; Одэ, будущий кардинал; Гаспар де Колиньи и Андре д'Андело; Данэ и Туассан, знаменитые знатоки классической древности; Сальмо, писавший на латыни поэт, Николя Бурбон, наставник Жаны д'Альбер; Вульте, Маро и, наконец, сам Рабле.

Это собрание дает представление о мере терпимости в среде ученых того времени. Именно Павла III имели ввиду на пародийных дебатах по поводу целования папского мула. Известно, каким был на этих дебатах ответ Рабле; этот ответ включал в себя объяснение девиза, который можно увидеть на колоннах собора Святого Петра. Голубь, роняющий из клюва оливковую ветвь, что на старо-французском языке произносилось как «colon bas eleverai». Это и есть главная идея первой книги Пантагрюэля, и мы вернемся к ней в нужное время и в нужном месте.

Папы того времени не опасались, что какие-либо непристойные выпады нанесут ущерб ортодоксии. Только папа Сикст V был совсем другим. Павлу III шутки Рабле пришлись по вкусу, так как он предоставил веселому жителю Турени все, что тот пожелал.

Рабле вернулся в Рим после отравления Дофина, с особым поручением самого Франциска Первого. Именно во время этого второго визита папа спросил его о том, какой милости он ожидает, и Рабле ответил: «Наш святой Отец, я француз из маленького городка по имени Шинон, который находится под властью охапки хвороста. Там уже сожгли много добрых людей, в том числе и моих родственников; если Ваше Святейшество отлучит меня от церкви, то меня никогда не сожгут».

Эту странную просьбу папа понял верно, поскольку она содержала в себе одно из слов тайного пароля католиков, намекающее на странный и смешной праздник, отмечавшийся ранее в Риме в конце Страстной недели. Она дает объяснение некоторым пассажам из первой книги Пантагрюэля, в частности, того, где рассказывается, как был повешен монах Жан Зубодробитель. Надеюсь, меня простят, если я немного задержусь на этом.

III

Вот что говорит Амати в своей книге «Пролегомены к римской библиографии», том I, 1880 года издания: «Рано утром в субботу, облаченные во все белое священники, восемнадцать дьяконов звонили в колокола, и весь народ отправлялся в приходскую церковь. Людей встречал капеллан, одетый в тунику, или рубашку, в венке из цветов корнулы, и держащий в руке финоболу. Это был музыкальный инструмент, представлявший собой согнутую бронзовую трубу с многочисленными колокольчиками. Во главе с капелланом и прислужниками священника вся процессия из простого люда и священнослужителей отправлялась затем в Латран и останавливалась только для того, чтобы подождать папу в сатро lateranense напротив дворца, возле фуллоники, то есть прачечных.

Папа, предупрежденный, что народ прибыл, спускался к месту, где должны были отмечаться laudes choromanie, а этим местом была, кажется, базилика самого Латрана. Тогда каждый архипресвитер со своими священниками и со своими верующими, образуя круг, начинали песнопения. Ego pieces loco deus, bonam horam, затем стихи на латыни и греческом.

Капеллан, которого называли ряженым, оказавшись в центре круга, исполнял танец под звуки финоболы, покачивая при этом головой, увенчанной корнулами; когда песнопения заканчивались, один из архипресвитеров возвращался верхом на муле, посланном ad hoc, то есть самой курией, однако ехал он задом наперед.

На голове осла один из камердинеров папы придерживал чашу для подаяний. Как только позади оставались три ряда скамей в храме, архиепископ откидывался назад и, вслед за своими священниками, забирал из чаши те монетки, которые там оказались. Сделав это, архипресвитеоры стремились возложить к ногам папы свои венки, а архиепископ Санта-Марии в Виолате преподносил корону и лисенка, который убегал, так как не был привязан. Папа давал ему один бизантии, архипресвитер Санта-Марии из Аквиро преподносил ему в свою очередь венок и петуха и получал взамен бизантии и кварту (кружку в четверть литра). Всем другим священникам дьяконы папы разносили бизантии и его благословение.

Когда эта раздача благословений заканчивалась, капеллан, одетый так же, как и раньше, и приходские священники брали с собой святую воду, маленькие хлебцы, или cialdoni (пышки), называемые «небале», ветки лавра и, танцуя и играя на финоболе, отправлялись благословлять дома прихода, опрыскивая их ветками лавра, смоченными в воде. Священник приветствовал хозяина дома, опрыскивал комнаты водой из кропильницы, бросал в огонь ветви лавра, раздавал детям пышки.

При этом капеллан распевал варварскую песню:

 
Jaritan, jaritan, jarariasti
RAPHAYM, ACRCHOIN, AZARIASTI»
 

Согласно Амати, смысл этого стиха можно разгадать следующим образом: «Для всех болезней, которые ты унаследовал, я собрал лекарства полей». Такая интерпретация является более, чем неверной, поскольку эти два стиха читаются на превосходном финикийском, а переводятся они следующим образом: «Дар ручья, дар ручья, я унаследовал учения мертвых, на благо земледельцев я передаю по кругу».

Эта песнь финикийцев восходит к самой глубокой древности, к мистериям тебанов, которые открывались финикийцем Кадмусом. Множество надгробных и других эпиграфов доказывает, что в Италии, в Греции, в Марселе, на Кипре существовали целые братства, тайные общества, которые, ничем внешне не отличаясь от других подобных обществ, сохранили финикийский язык богослужения. Этим объясняется та странная смесь финикийского и этрусского, которая внутри самого Рима и породила христианство. Предание о боге, прощающем грешников, Алькофрибасе, и его мистической казни существовало у всех древних народов, но особенно часто оно встречается у армян и галлов. Именно оно служило обоснованием приношения «саков» (sace) в жертву. Первоначально, все дети, которые рождались со дня зимнего солнцестояния до дня весеннего равноденствия, приносились в жертву. Позже их стали осуждать на изгнание, и они основывали колонии, называемые «сакрани». Это слово соответствует еврейскому «назир», «назареянин». Саки тогда вербовались среди иностранцев, военных пленников и тех добровольцев, которые, устав от жизненных невзгод, желали провести несколько счастливых дней, прежде чем отказаться от жизни вовсе. Действительно, в течение всей зимы им предоставляли все, что они пожелают, и они имели право выбирать себе женщин из числа королевских наложниц. В день весеннего равноденствия их зашивали в мешок (sac) и либо вешали, либо сбрасывали со скалы. Этот обычай существовал в Марселе еще во времена Петрония. Евреи, более человечные, заменили человека козлом отпущения.

Память о саках сохранилась в наших народных фарсах. Под белой маской Пьерро, или английского клоуна, этому колонисту (colonus) или крестьянину (клоуну – clown на английском – «простак») было предназначено судьбой быть повешенным, чтобы искупить грехи всей общины. Он представлял Сатурн, или золотой век, и то время года, в которое мы сегодня проводим карнавалы, называвшиеся прежде сатурналиями. В этот период, совсем недолгий, рабам прислуживали их господа; затем, в день равноденствия, Пьерро вешали, и все возвращалось на круги своя.

Сатурн был богом справедливости и правды, то есть богом правой руки, богом права (Israel – бог правой руки, бог правосудия). Когда израильтян в Риме стало много, члены братства, придерживавшегося финикийского ритуала, среди которых, вероятно, встречались и потомки тех десяти племен, которые были в свое время рассеяны Навуходоносором, превратили сака в еврея, проданного Иудой, и так сложилась евангельская легенда, позднее получившая распространение и на Востоке.

Хоровые песнопения финикийцев раскрывают подлинное имя Христа, которое сначала звучало как Йар, то есть источник, который соответствовал знаку Водолея; этот знак представлял собой влажное начало, или жизненную силу (seve), откуда его имя – Марсий, или крепкая рука (main de la seve).

Когда эта роль доставалась женщине, то ее звали Андромедой (то есть, буквально, «излечивающей человека») или Дирцеей («почка»). Первая изображается на латинских памятниках подвешенной за руки на квадратной виселице; вторую привязывали к рогам быка. Она является главным персонажем в скульптурной группе Фарнезия.

Теперь посмотрим, почему архипресвитер Санта-Марии в Аквиро преподносил папе венок (chapel) и петуха (jars) взамен бизантия и кварты (monnaie quart). Все это вместе взятое дает нам словосочетание Chapelain germain quart, где есть и венок (chapel), и петух (gerjars), и кварта. Позже мы все это обнаружим у Рабле, когда речь пойдет о Постнике с острова Жалкого. Постник – это греческий монах (grec moin – germain), остров Жалкий (hiere) – королевский остров (hiere lie – Royal). Название «жермен» (germain) сохранилось, как мы полагаем, у масонов Великого Востока Франции, которые происходят от солнцепоклонников, а сам этот титул они записывают при помощи заглавной буквы G. Эти «жермены», разумеется, не были германцами, это слово произошло от латинского germinatus, germine. В широком смысле оно имеет значение «брат» (hermano на испанском), однако здесь является простым эквивалентом греческого слова «дирцея», набухшая почка. «Жермены» были слугами бога Жерминаля, олицетворявшего собой мужское начало, или Кварту. Архипресвитер Санта-Марии в Виалате с короной и сбежавшим (escourse) лисенком, за которого он получал монету, являлся капелланом, содравшим (ecorche) шкуру лисы с демона. Выражение «содрать шкуру с лисы» (ecorcher le renard), которое так часто встречается у Рабле, имеет значение «отвергать, отрекаться» (renier).

Теперь мы можем обратиться к архипресвитеру, который едет на осле задом наперед. Первые христиане, как и греки нашего времени, называли священников папами. Папа садится задом наперед на осла, у которого на голове деньги. Это можно записать следующим образом: папа (papas), деньги на голове (chef monnaie), садится задом наперед (git a recul), осел (ane), то есть paix, pesque ame noyee, jar trillion (мир, вылавливающий душу). Jar kilion – это святой Петр, который из рыбака, то есть ловца рыб, превратился в ловца душ, поэтому когда Рабле попросил папу об отлучении от церкви, он произнес пароль, служивший знаком для одной из самых высоких степеней ритуала солнцепоклонников – мир, спасающий души. Мы уже видели выше, что слово jar означает «ручей», a kilion – это «истощение». Праздник Пасхи, или весеннего равноденствия, исключительно солнечный праздник, знаменует собой конец сезона дождей, или смерть Адониса, убитого кабаном в апреле месяце. Этому моменту соответствует конец хорового пения, или, на старо-французском, carole, откуда и произошло название династии Каролингов.

Капеллан с цветами в волосах, скорее всего, с васильками (Chapelain avec bleuets), и священник, завершающий хоровое пение, со своей финоболой (carolant avec finobole), может читаться как Sepulcre ne carol finit bal (рожденный в гробнице король завершает танец). У крестьян был танец, который носил название carole, а само слово carol или carle, на самом деле означало крестьянина и являлось синонимом слова «клоун» и «колонист». Это и был Сатурн, великий шутник (grande gousier – Грангузье). На самом первом образце распятия он представлен головой осла и надписью «Александр тебя обожает». Считается, что это карикатура против христиан, однако более чем за 500 лет до этого голова осла (Ker Onos) очень часто служила иероглифом, изображавшим Сатурна, Кроноса (Chronos). Совершено верно, что известная карикатура, приводимая Тертуллианом, изображает именно христианина с головой осла; Иисус был не кем иным, как Сатурном, или Кроносом, и мы увидим, что он был им и для Рабле.

Остается теперь объяснить происхождение знаменитой четверти часа (quart d'heure), которая имеет вполне определенное историческое значение. С тех пор, как Рабле вступил в орден бенедиктинцев, кардинал Дю Белле доверил ему несколько дипломатических миссий, из которых наиболее важная состояла в том, чтобы расследовать, кто мог отравить Дофина. Это преступление было на руку Екатерине Медичи, которой не суждено было управлять Францией. Ее семья принадлежала к партии солнцепоклонников, и была семьей интриганов, не останавливавшихся ни перед каким злодеянием. Следовало предупредить об этом Франциска Первого. Рабле, отлученный, как и следовало ожидать, от церкви папой, вернулся в Лион, где обнаружил (или сделал вид, что обнаружил), что у него нет денег для того, чтобы безотлагательно встретиться с королем; он писал на пакетах с золой – «яд для короля, королевы» и т. д. О подобном ходе уже существовала договоренность между Рабле и королем, чтобы таким образом довести до сведения последнего определенные наблюдения. Смысл этого послания состоял в том, что именно партия Золы отравила Дофина. Зола (cendre), как и драконы (cendres, dracons), указывала на сторонников Квинты, которые в народных сказках были представлены таким прелестным персонажем, как Золушка (Cendrillon). Эта легенда относится к временам, предшествовавшим христианству. Золушка изображается на греческих вазах под именем Конис, которое имеет то же самое значение. Последователи Квинты, весьма искусные в алхимии, могли и изготовить яд, и применить его. Вся семья Людовика XIV погибла от их рук, и поскольку большинство кальвинистов, если не все, принадлежало к этой секте, то злопамятство, которое сохранил король-солнце, было главным мотивом, заставившим его отменить Нантский эдикт.

IV

Нам ясно, что когда Рабле просил папу об отлучении, он тем самым признавал, что принадлежит семье и городу сектантов. Действительно название Шинон осталось от друидов или от финикийцев, что указывает на очень древние связи с культом Квинты. Карфагеняне называли этот город Кинон (Qinon). Кинон (от Kyn-aein) можно прочитать как «источник собаки» (chienne), подобно тому, как Авиньон (Ave-aein) можно перевести с греческого как «источник свиньи». На его медальонах можно обнаружить голову этого животного, иероглиф, обозначающий влажное начало, от которого французский язык позаимствовал слово «вода» (eau). Кинон и Авеон олицетворяли собой два противоположных начало, воду и жару.

Имя Рабле, так же, как и имена Бисмарк, Квин, Мермиллод, Койхаун и многие другие, заимствованы из иерархий лунного и солнечного культов. Корпорация сапожников (robellnneurs) представляла горожан, тогда как башмачники (esclopins) объединяли все лесные корпорации, для которых плотник, или каретник, оказывался естественным покровителем. Слово ребул (reboul) на арго означало «старый башмак» (reboui). Нам неизвестно происхождение этого слова, о котором можно сказать лишь то, что оно очень древнее. На картинке под номером CXIV из «Шутовских песен» Рабле, где он предстает в облике матери аббатисы (mere abbesse), или марабита (marrabais), бросается в глаза огромный ботинок, в котором можно увидеть специальный иероглиф для обозначения его имени. Это общество марабитов, которых Рабле так часто упоминает, процветало в Шиноне, но сам Рабле в нем никогда не состоял. Он принадлежал к партии фанфрелушей (fanfreluches, побрякушки), или сыновей Девы. Это достаточно прозрачный символ Христа, родившегося в гробнице, от вечной девственницы. Слово фанфрелуш имело еще одно, более точное значение, которое указывало на дровосеков из леса Лошэ (Loches). Слово «локос» переводится с греческого как «роженица», а город Лош расположен к востоку от Шинона. Оба города приналежали к одному округу друидов, в котором происходит действие «Гаргантюа и Пантагрюэля». В Лошэ царствовал Грангузье, в Шиноне – Пантагрюэль. Что касается Гаргантюа, то, согласно местным традициям, он правил и в Ниоре и в Люконе, и, кроме того, он был очень популярен в Турене, Анжу и Пуатье. Его именем названы два местечка в Нормандии и Оверни, а также гора Гарганус, возле Неаполя. Этруски называли Гаргантюа Карканом, на греческом – Горгон; у христиан он стал святым Георгием. Пантагрюэль, если он не просто вымышленный Рабле персонаж, должен вести свою родословную от марабитов Испании. А его тюрингское имя было Витдегрен. Грангузье позже заменили Гулливером, Гиньолем или Футасноном. Втроем они составили законченную космическую триаду. В их генеалогии Рабле добавляет одну триаду за другой, некоторые имена этого генеалогического древа нелегко объяснить, за исключением тех, которые составлены из слов еврейского языка. Так, например, имя Аклебак воспроизводит на еврейском языке символ андрогина Гаргантюа. AKL, ВС можно перевести как «пиры и слезы». На значении этих имен и основывается сюжет поэмы. Каждое из них способно коротко передать идею той или иной главы.

Здесь следует особо отметить использование при изложении пифагорейской триады, а не тетрады. Готические композиции состоят из четырех персонажей, каждый из которых, будь он комический персонаж или серьезный, соответствует одной из четырех сторон света и одной из четырех хорошо известных в народе масок – Пьерро, или клоуну, Полишинелю, или Карабасу, воину Жилю, всегда убегающему с поля битвы, и Арлекину, или, точнее, Эллеквину, колдуну. Все четверо восходят к самой глубокой древности и, за исключением Жиля, всегда одетого по последней моде, сохранили свои первоначальные костюмы. Когда они сменяют комические маски на серьезные, их называют Сатурн, Юпитер, Арес и Гермес.

Рабле оставил двух персонажей, Марса, олицетворявшего войну, и Сатурна, олицетворявшего победу и мир, объединяющихся в лице третьего, одновременно и воинственного и мирного, главная роль которого заключается в том, чтобы воздавать по справедливости двум оставшимся героям. Поэтому он носит греческое имя Гаргантик и карает представителей тех двух классов, которые Прудон на языке своей экономической теории назвал потребителями и производителями. Само собой разумеется, что Рабле обещает нам раскрыть в своей книге высочайшие секреты и леденящие душу тайны, касающиеся не только религии, но и политической и экономической жизни. Мы увидим, что он выполнил свое обещание.

Мирные классы были представлены символом голубки или голубя (Colomb), это слово писалось как colon, то есть поселенец, селянин, деревенский житель. Класс воинов носил имя фальконов, или ястребов (faucon). В популярных фарсах женская ипостась Пьерро – это Коломбина, да и сам он, одетый в платье с огромными рукавами, подражает движениям голубя, стремящегося взлететь. Костюм Арлекина такой же пестрый, как у хищной птицы; он все время точит свою саблю и грабит бедного селянина.

Католицизм, прямой наследник традиций Мария, всегда основывался на принципе мира и всегда ставил голубя выше ястреба, способствуя торжеству первого над вторым там, где это удавалось. Маззини не сомневался в том, что до XIV века папство выступало главным гарантом всех свобод, и поэтому считал, что его историю, чье написание диктуется либо стремлением угодить власть предержащим, либо невежественным материализмом, необходимо переписывать заново. В этом отношении никто не предоставит историкам будущего больше материалов, чем Рабле, переведенный на язык, понятный для всех; но это, без всякого сомнения, работа для нескольких поколений исследователей. В ожидании этого вот что нам пока удалось извлечь из этого совершенно нетронутого месторождения: «Возвращаясь к нашим баранам, я должен сказать, что по великой милости божией родословная Гаргантюа с древнейших времен дошла до нас в более полном виде, чем какая-либо еще, не считая родословной Мессии, но о ней я говорить не намерен, ибо это меня не касается, тем более, что этому противятся черти (то есть, я хотел сказать, клеветники и лицемеры). Сия родословная была найдена Жаном Одо (Jean Audeau) на его собственном лугу близ арки Голо (arceau Gualeau), под оливковым деревом (olive), протягивающим свои ветви в сторону Нарсе (tirant a Narsay), при следующих обстоятельствах. Землекопы, которым он велел выгрести ил из канав, обнаружили, что их заступы упираются в огромный бронзовый склеп (tombeau de bronze) длины невероятной, ибо конца его так и не нашли, – склеп уходил куда-то далеко за вьеннские шлюзы. В том самом месте, над которым был изображен (signe) кубок (goybelet), а вокруг кубка этрусскими (ethrusques) буквами написано: Hie bibitur, склеп решили вскрыть и обнаружили девять фляг (neuf flaccons) в таком порядке, в каком гасконцы расставляют кегли (quilles), а под средней флягой оказалась громадная, громоздкая, грязная, грузная, красивая, малюсенькая, заплесневелая книжица, пахнущая сильнее, но, увы, не слаще роз (gros, gras, grand, gris, joly, petit, moisy livret, pins mais поп mieux sentant que roses)».

Этот пассаж является одним из наиболее типичных образцов гримуара, чаще всего используемого Рабле. Слова, которые мы написали курсивом, представляют собой что-то вроде ячеек утопленной в воде сети, которую следует вытащить из этого текста с помощью рифмы и созвучий на букву L, обозначающих окончание стихотворной строфы. Для современников Рабле не составляло большого труда прочитать такого рода произведения, но теперь, спустя более чем три века все обстоит, к сожалению, уже не так просто. Однако если не упускать пойманную ниточку, то она сравнительно легко приведет нас к желаемому результату. Поскольку здесь мы видим важный для наших целей образец Языка Птиц, то приведем то, что получилось, слово в слово:

 
Jean Audeau, pre arceau gualeau,
Sous olive, Narsay tirant, airain sepulcre.
Signe Goubelet. Ci  l'on boit, latin.
Neuf flacons quilles, mi base livret
Gros, gras, grand, gris, joli,
Petit, moysi, sentant plus ne mieiix roses.
 

Это следует читать:

 
Janus, dien paire (double) arche Gaule,
Seul venere Saturne, Touraine sepulcre.
Signe: Goubetet, Golon boit, loi tient.
Haine au Faulcon! Colombe ose leve haste.
Guerre, gare, Guerin, doit grege loup.
Petit musicien, tient Apollon, marsye.
 

На современном языке: «Янус, двуликий бог королевства галлов, бог гробницы Турена, поклоняется только Сатурну, знаком которому служит голубь, пьющий из кубка (знак Водолея). Его закон: ненависть к ястребу. Чтобы голубь осмелился поднять свое знамя, волк должен охранять его стаю во время войны с Герином. Марсий считает Аполлона неважным музыкантом».

В этой молитве гробнице Турена, легко можно узнать и голубя с оливковой ветвью с базилики Святого Петра. Имя Герин, которое тождественно именам Жиронд, Геранд и т. д., означает «поворачивать» (tourner) и является французским эквивалентом имени Пантагрюэля (la fortune qui tourne – счастье отвернулось). Волк, охраняющий стадо, – это римская курия, сын волчицы Ромул; что касается Марсия, считающего Аполлона неважным музыкантом, то этому сюжету следует посвятить целую главу.

V

Марсий был божеством фригийского происхождения, как и Марпеза, его постоянное дополнение. Имя одного обозначало руку жизни (main vive), имя другой – рука смерти (main mort). Марсий был покровителем ремесленников, Марпезе поклонялись главным образом люди руки смерти, то есть те, кто не производит, а потребляет. Марсий имел ту же генеалогию, что и Сатурн; также он был потомком бога неба Урана, или Олимпа, который соответствовал созвездию Девы. Сам Марсий совпадал со знаком Водолея, или же кубка, это был кувшин на празднике хоровых песнопений в Риме, Аль Кофрибас, или бог, отпускающий грехи. Олицетворяя собой человеческую деятельность, он являлся изобретателем всех искусств и особенно музыки. Известно, что он бросил вызов Фебу и что победитель в игре на флейте содрал кожу с побежденного. Побежденным оказался Марсий. Он был зимним богом, его кровь текла под корой деревьев, и весеннее солнце нагревало его так, что он разрывал кору, чтобы дать распуститься почкам. В этом и заключается смысл мифа; и на латыни слово liber означает кору. На площадях всех свободных (libre) городов античности как эмблема свободы стояли статуи Аполлона, сдирающего кожу с Марсия. В Лувре есть одна такая скульптура, очень красивая, привезенная из Рима, где она украшала форум. Однако фигуры Аполлона в ней нет, осталось лишь золотое руно. Чтобы понять смысл такой подмены, следует вспомнить, что это золотое руно, было кожей самого Марсия, казнь которого соответствовала дню весеннего равноденствия и, следовательно, знаку Овна.

Греческое слово dero переводится не только глаголом «сдирать», в широком смысле оно имеет значение «обнаруживать», «открывать». «Золотое руно» звучало бы на греческом как «deras khyro melon», что можно понять и как «откровение золотого века», или Апокалипсис. Выражение, означавшее «казнь через повешение за руки» (ankali kremasmos), написанное в орфографии этрусков или киприотов, интерпретировалось как «песня, которая возвращает богатство». Подобно всем статуям той эпохи, статуя Марсия в Лувре представляет собой воззвание, которое следует переводить таким образом: рука, дающая свободу, рука, которая открывает будущий золотой век, пусть твоя песнь возродит дары земли! Это воззвание очень близко по смыслу переводу двух финикийских стихов, распеваемых во время вышеупомянутого праздника в Риме. Композиция с Марсием, как и первое распятие с головой осла, доказывает, что таинственный основатель христианства не был евреем и он не был распят на кресте в Иерусалиме. Обряды его веры были греческими или фригийскими, и, вероятно, распятым его только изображали. Марсий из Лувра датируется эпохой Мария, он похож на него внешне, и композиция с его изображением была установлена на форуме именно в честь Мария как освободителя плебса. Предки Мария, скорее всего, были галлами; в любом случае, именно в этой стране был широко распространен культ богини Мары, имя которой часто встречается в таких галльских именах, как Виромар, или Вирдомар (человек Мары). Когда ее имя употребляется без эпитетов, оно означает ручной труд или руки труженика. Отсюда евангельские – пассивная Марта и деятельная Мария, эти два галльских имени можно обнаружить в письменных источниках галлов задолго до начала христианской эры. В Сирии была прорицательница по имени Марта, которая везде сопровождала Мария и оказывала на него очень большое влияние.

Ее сын, память о котором осталась в народе и который погиб страшной смертью, был связан, как и его отец, с финикийцами из Карфагена. Цезарь и Август перестроили этот город, несмотря на проклятия Сената; они оба были из рода Мария.

Великие войны времен конца Республики привели к появлению в Риме рабов из всех стран, но особенно из Фригии и Карфагена. Большинство из них были хорошо образованы и поэтому сравнительно легко получали свободу.

Эти вольноотпущенники, часто весьма богатые, но лишенные гражданских прав, естественно, становились сторонниками Мария и, что не менее естественно, почитали своим богом бога свободы. Так и зародилась легенда, в которой преобладали мотивы фригийских мифов, правда, с сильно выраженной галльской окраской. Эта легенда могла появиться только в Риме, и лишь потом, вместе с распространением всеобщего рабства, она дошла до Палестины и Малой Азии. Поэтому автор Апокалипсиса не говорит о том, что его Господь умер в Иерусалиме, так как, вероятнее всего, эта версия легенды появилась не раньше времени императора Тита. Латинский крест в качестве эмблемы христианства появился еще позже. За исключением распятия с головой осла нам неизвестны кресты, которые можно было бы датировать более ранним временем, чем эпоха императора Константина, когда Рим был уже давно признанным центром христианства. И откуда бы не появился этот символ, он отныне прочно связан именно с этим городом.

Иерусалиму, разрушенному Титом, потомки десяти колен, которые Иуда предал шестью столетиями ранее, приписали загадочным образом преступление, бывшее всего лишь роковым воспоминанием. Однако Иисус назареянин не заменил собой полностью фригийского Марсия, который навсегда остался покровителем менестрелей и главным олицетворением солнечного мифа. Его имя, всего лишь немного искаженное как Мерси или Мурсии, оставило свой след в истории современного масонства, где им обозначается 26-й градус шотландского ритуала. В символике принца Мерси уже нет ничего солнечного или христианского, хотя его украшение и напоминает восходящее солнце, а слово-пароль этого градуса – Gomel – является точным переводом французского gain, победа, и греческого souos, действующий. Это слово входит в состав имени жены доброго Грангузье. Имя Гаргамелла можно перевести как «трудящаяся странница». Это мать Гаргантюа, олицетворяющая собой вершину благополучия, тогда как Пантагрюэль, отвернувшаяся удача, оказывается ребенком Бадебека, что на старофранцузском означает «аристократическое безделие».

Марий, отец демократии, был первым, кто поднял голубя выше ястреба, поэтому о нем должна была остаться память в исторических преданиях наших прародителей. Один из их девизов был: Марий бодрствует; он писался всегда вместе с изображением головы крылатой Медузы, волосы которой переплетались со змеями. В «Целительных безделушках» фанфрелушей утверждается, что великим укротителем Цимбры был именно он. К сожалению, этот отрывок у Рабле является одним из самых сложных для истолкования. Слово «целительный» на греческом передается двумя словами: против и яд. Эти противоядия, конечно же, представляют собой опровержение доктрин Квинты, и составлены они для детей леса Лошэ. Они начинаются с серии топографических фигур, расположенных вертикально в следующем порядке:

Mar R. b «. apostrophe mal. δ'. =

Перевести это можно достаточно легко:

Malherbe Gaule empestera, femelle

Apostre, foi deletere hommc nie lois

Malherbe (Mol-hir-abi) является словом пароля для 33 градуса шотландского ритуала, великого генерального инспектора. Это слово означает силу предшествующих традиций; в целом же загадку можно интерпретировать следующим образом: «Женщина заразила строгость древних традиций Франции ядовитой верой, отвергающей любой человеческий закон». Нет ли здесь намека на пятую книгу Пантагрюэля, которую именно женщина должна была добавить к четырем книгам Рабле?

Из всего оставшегося мы можем привести здесь еще следующие стихи: