Текст книги "Синтия"

Автор книги: Говард Фаст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Тут послышались шаги охранника, мы замерли на месте, а Джо Эрп одним неуловимым движением выхватил пистолет и ткнул мне стволом в ухо. Я затаил дыхание. Шаги стихли. Похоже, охранники музея сговорились всеми силами из бегать встречи с нами. Ни охранников, ни сигнализации. Я попытался открыть зелёный ящик, но он был заперт.

– Видите, – бросил я техасцам, – ничего не выйдет. Ящик закрыт.

– Мы взломщики, – не без гордости отозвался Фредди Апсон.

Вынув из кармана какую-то штуковину, он повертел ей в замочной скважине, и ящик открылся. В нём были три толстые пробки. По очереди я выдернул их и передал Фредди на хранение. Там было и два рубильника. Я повернул сперва один, потом другой. Но ничего не произошло ни когда я вынимал пробки, ни когда я щёлкал выключателями. Тусклые ночные лампы даже не замигали.

– Ну вот, мы отключили сигнализацию, – неуверенно сказал я.

– Что это у тебя так дрожит голос, Харви?

– А у тебя не дрожал бы голос, если бы ты гулял по музею с двумя громилами из Техаса, которые пустят тебе пулю в затылок, как только сочтут, что больше им от тебя никакой пользы?!

– Зря ты так, Харви, – сказал Джо Эрп. – Мы ведь можем и обидеться.

– Мысль о надвигающейся смерти заставляет меня забыть учтивость.

– Причём тут смерть, Харви? Не дрожи ты так! Разве я сказал хоть слово о смерти? Или Фредди? Ты нас отведи туда, где висит эта голландская картинка, и мы займёмся делом.

Я мрачно кивнул и повёл их вперёд. Мы прошли залы американской живописи двадцатого века, потом свернули налево, потом направо и оказались в Рембрандтовском зале. Картина, изображавшая Аристотеля, созерцающего бюст Гомера, находилась в центре справа. Мы медленно подошли к ней и остановились. Тут я выложил свою последнюю карту.

– Ну, и сколько платит вам за такую работу пузан?

– Не надо называть мистера Ковентри пузаном, Харви! – сказал один из бандитов.

– Он нам платит неплохо, – уверил меня второй.

– Я могу заплатить не хуже.

– Кончай, Харви, – перебил меня Джо Эрп. —

Если мы выйдем отсюда без картины, нам не спрятаться от него даже на техасских просторах.

– Я думаю о себе, а не о картине, – признался я.

– Мне моя жизнь дороже.

– Разумно, Харви.

– Я готов откупиться.

– Харви!

– Восемьдесят пять тысяч за меня, мисс Демпси и Синтию.

– Харви!

– Наличными, – в отчаянии сказал я.

В этот момент раздался хлопок – зловещий, странный хлопок. Если вы никогда не слышали звук выстрела из пистолета с глушителем, вы не сможете точно представить себе этот звук. Джо Эрп, таращившийся на меня в удивлении, вдруг потерял интерес ко всему вокруг и рухнул на пол. Фредди Апсон обернулся и выхватил свой пистолет, но второй выстрел-хлопок его опередил. Это выглядело, как на сцене. Только что передо мной стояли два живых техасца, а теперь на полу валялись два мёртвых техасца.

Они лежали рядышком в Рембрандтовском зале музея «Метрополитен» – Джо Эрп с дыркой в белой рубашке, обошедшейся ему в 42 доллара 50 центов, и Фредди Апсон с дыркой во лбу, а рубашка его была целой и невредимой. Я же застыл, толком не понимая, жив я или мёртв и опасаясь совершить то лишнее движение, которое окажется роковым. Так я и стоял – как мне показалось очень долго, пока голос не произнёс:

– Ну ладно, Харви, можешь повернуться, только медленно. Ведь лучше стоять, чем спать мёртвым сном на полу рядом с этими подонками. Верно я говорю, Харви?

– Верно, но я не вооружён…

– Я знаю, Харви, но всё равно поворачивайся не торопясь.

Я мысленно представил, что у меня на голове стоит бокал с пивом, и повернулся так, чтобы ни одна капля из этого воображаемого бокала не пролилась на пол. Обернувшись, я увидел человека лет тридцати со смуглым, приятным, хоть и жестковатым лицом. Он был одет в серый фланелевый костюм от братьев Брукс. В руке у него был пистолет марки «люгер», снабжённый новёхоньким пятидюймовым глушителем.

– Молодец, Харви, правильно. Продолжай в том же духе.

– Я, собственно, не имею ввиду ничего такого, – заговорил я, – но вы знаете, как меня зовут, а я…

– Харви, они подслушивали номера в отеле и мы тоже.

– Они?

– Эти техасские подонки, Харви. Тебе понятно или картинку нарисовать?

– Значит, Синтия была права. Он и правда граф.

– Был графом, Харви. Граф Гамбион де Фонти, бедняга.

– А вы, стало быть, Валенто Корсика?

– Молодец, Харви. Ребята говорили, что ты глуп.

Это не так. Может, ты и соображаешь немного медленно, но ты не глуп.

– Но ваш акцент, манера говорить…

– Харви, мир меняется. Я проучился четыре года в нью-йоркском университете – изучал менеджерское дело. Потом год в аспирантуре. В Гарварде. Теперь у нас не тот рэкет, что прежде. Раньше мы стреляли, теперь стали менеджерами, бизнесменами. Теперь нам не надо применять силу – разве что совсем изредка.

– Как, например, сейчас?

– А что ты прикажешь делать? Этот болван из Техаса решил нас потеснить. Вот и пришлось его немного поморочить, пустить по ложному следу. Бедняга Гамбион. Кто мог подумать, что они его пристрелят? Жаль, очень жаль, но мы этого не хотели. Толстяку нравится покупать отели, и мы решили завязать ему на шее маленький финансовый узелок, который он не смог бы развязать. Но теперь дело принимает иной оборот. У нас на руках такая карта, как ты, Харви.

– Не понимаю ваших планов, – твёрдо отозвался я.

– Харви, ты не представляешь себе, как тщательно мы всё обдумываем. Всё до деталей. Мы даже подтолкнули толстяка купить «Рицхэмптон». Мы устроили ему займ, мы впутали в это Э.К.Брендона. Мы даже думали оставить всё, как есть, и прижать Брендона, когда у него на руках окажется эта картина. В этом плане были свои сильные стороны, но у нас есть неплохие записи разговоров Толстяка с Брендоном о Рембрандте. У нас есть его дочь.

– Чёрта с два! Пока мы тут стоим и ждём, когда прибежит охрана, толстяк, наверное, уже собирается прикончить и её, и Люсиль Демпси.

– Не беспокойся насчёт охраны, Харви. И насчёт толстяка тоже. Мы взяли и толстяка, и девиц, и двух его телохранителей. Тебе надо беспокоиться о другом, и я не хотел бы быть на твоём месте.

– О чём же мне беспокоиться?

– О многом, Харви.

– О чём же, например?

– Хотя бы о том, что ты видел, как я убил этих вот ковбоев.

– Господи, но вы же спасли мне жизнь, мистер Корсика!

– Это ты собираешься сказать на суде?

– Из меня свидетеля не сделают. Я буду нем, как рыба.

– Не говори ерунду, – сказал Корсика. – Не будь ослом.

– А почему бы мне не побыть ослом? – возразил я. – Какая собственно разница? Тогда ковбои толкали меня к пропасти. Теперь вот вы.

– Не надо нас сравнивать, Харви.

– И в конце концов вы стреляли при самозащите.

– Харви, – терпеливым голосом произнёс он. – Ты знаешь, кто я такой, или нет?

– Знаю.

– Ну вот и отлично, – отозвался он, вынул из кармана платок и аккуратно протёр свой «люгер». Затем взяв его за ствол, протянул мне. Я тут же взял пистолет, нацелил на него и сказал:

– Не двигайтесь!

– Харви!

– Прошу прощения, – отозвался я, – но раз вы мне дали пистолет…

– Неужели я дал бы тебе заряженный пистолет?

Я наставил «люгер» на дверь и спустил курок. Он только щёлкнул.

– Вот это да! – восхищённо сказал я. – Вы, значит, вышли против них с двумя патронами?

– Нет, Харви, – с этими словами он вынул из кармана небольшой «смит-вессон» и наставил на меня. – У меня есть кое-что про запас.

Я вынул из кармана свой платок, вытер «люгер» и с грохотом швырнул его на пол. Этот грохот разбудил бы и покойника, но никто и не подумал нарушить наше уединение.

– Новая смена охраны будет через полчаса, Харви. Сигнализацию же мы отключили, так что не надо упрямиться, – сказал Корсика.

– А я выдернул три огромные пробки, – признался я. – Они ведь тоже что-то отключили?

– Совершенно верно, – терпеливо разъяснил Корсика. – Отключили питание трансформатора, который преобразует переменный ток в постоянный для грузового лифта. Я знаю схему этого музея лучше, чем главный смотритель. Но не волнуйся, Харви. Мы не крадём картины. Этим занимаются только босяки.

Например, техасцы. А мы – нет. Так что подними-ка лучше пистолет.

Я поднял, подумал и спросил:

– Но ведь пистолет не мой. Зачем это вам надо?

– Могу я поступать так, как считаю нужным, Харви?

– Конечно.

– Оружие записано на тебя, Харви. Девочки покажут под присягой, что тебя привели сюда насильно, принудив участвовать в несостоявшемся ограблении. Ты станешь героем, Харви.

– Только не в Техасе, – мрачно отозвался я и ещё мрачнее добавил: – И не в девятнадцатом участке нью-йоркской полиции.

– Насчёт Техаса – это ты зря, Харви. Вообще-то этот Ковентри родом из Бруклина. Их давно разыскивают в Техасе. То обстоятельство, что ты пристрелил двоих «торпед» из пистолета, в котором было лишь два патрона, означает, что ты просто забыл зарядить пистолет…

– Я противник насилия, – в отчаянии пробормотал я. То, что ковбой толстяк оказался бруклинцем, делало его поистине жалкой фигурой.

– Ты лишил их жизни, чтобы спасти свою жизнь.

– Вы меня обманываете.

– Нет, Харви.

– Почему вы готовы отпустить Синтию?

– Потому что синица в руке, Харви, причём свободная от налогов синичка, куда лучше чем стая журавлей в воздухе.

– Какая такая синица в руке? – крикнул я, и он вежливо попросил меня говорить потише. – Какая ещё синица? – повторил я вопрос гораздо тише.

– Она у тебя в кармане, Харви. Это те восемьдесят пять тысяч, которыми ты пытался подкупить ковбоев. В чеках «тревеллз».

– У меня восемьдесят пять тысяч? Да я валял дурака. Я это просто придумал.

– Харви, – холодно перебил он меня. – Мы подслушивали твой номер в Торонто, мы подслушивали отель. У нас есть связи в банке. Короче, ты дашь мне эти восемьдесят пять тысяч или мне придётся в тебя немного пострелять, чтобы их забрать?

– Но вы вернёте мне обоих девиц?

– Разумеется.

– Когда?

– Как только ты подпишешь чеки и передашь их мне.

Я сунул руку в карман, вынул пачку чеков и показал Корсике.

– Подпиши.

– Где?

– Сядь на пол и подпиши.

Он бросил мне шариковую ручку, а я сел на пол рядом с трупами и подписал пять чеков на десять тысяч, пять на пять и десять на тысячу долларов каждый. Затем я подтолкнул пачку в его сторону.

Он взял чеки, сунул в карман и сказал:

– Хорошо, Харви. Оставайся на месте. Досчитай до ста, но до этого не сходи с места. Мы прекрасно пообщались, и было бы жаль, если бы всё вдруг испортилось.

Он попятился к выходу из зала и скрылся. Может, я и бросился бы за ним, но скорее всего остался бы на месте. Так или иначе, мне не пришлось принимать решения, потому что в зал почти тотчас же ворвались Синтия и Люсиль. Люсиль крепко обняла меня и стала целовать. Из глаз её капали слёзы. Именно такого отношения и жаждало моё потрёпанное в боях сердце. Синтия, напротив, стояла и удручённо смотрела на покойников. Я боялся, что она закатит истерику, но она, похоже, в этот момент внезапно повзрослела.

– Мне их, конечно, жаль, – сказала она, – но это, в общем-то, были плохие люди.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

– Начнём с самого начала – сказал лейтенант Ротшильд. – Сейчас всего-навсего десять минут первого ночи, а Харви молод и полон сил. Неважно, что у меня язва, а у Келли жена, которая подаст на развод, если он хоть раз не придёт домой до утра. Подумаешь, какие пустяки. В нашем распоряжении масса времени. Зачем нам спать?

– Я рассказал всю историю, лейтенант, – отозвался я. Признаться, я не только рассказал всё, что знал, но запомнил всю обстановку его кабинета, жёлтые стены с облупившейся краской, три деревянных стула, два металлических шкафа-картотеки, голубую стоваттную лампочку свисавшую на проводе с потолка, старинный ундервуд, и даже рискнул пошутить насчёт того, как плохо город Нью-Йорк ценит своих верных работников. Шутка осталась неоценённой.

– Расскажите нам ещё раз, Харви, как было дело.

– Я арестован? Мне хотелось бы это знать. Потому как, если вы хотите меня арестовать, я сейчас же вызову своего адвоката, чтобы мои права были надёжно защищены.

– Чушь собачья, – буркнул лейтенант, – и вы, Харви, это прекрасно знаете. Я могу отлично разобраться с вами и без ареста, так что не сердите меня.

– Что же, например, вы можете такого сделать?

– Например, могу лишить вас лицензии заниматься расследовательской деятельностью. Или поговорить с вашим начальством в компании. Или…

– Ладно, лейтенант. Давайте дружить.

– А вы расскажите нам всё сначала.

Я рассказал всё с самого начала, и они выслушали меня молча, если не считать того, что Келли изредка издавал лошадиное ржание. Закончив, я спросил лейтенанта:

– Почему вы не объясните этой горилле, что я не комик на эстраде?

– Потому что вы как раз и есть комик. К несчастью, вы не слышите себя со стороны. Вы говорите, что проникли в музей «Метрополитен» с двумя ковбоями Толстяка Ковентри, после того как убедили их, что способны отключить систему сигнализации. Потом вы, якобы, спрятались под кроватью в американской галерее. Потом же, когда они уже собирались забрать картину Рембрандта, появился Валенто Корсика, застрелил их из «люгера», зарегистрированного на ваше имя, а затем, раскланявшись, удалился, оставив вас наедине с трупами и пистолетом. Ну, как вам это нравится, Харви?

Келли опять гоготнул.

– Звучит несколько неправдоподобно, – согласился я.

– Послушайте меня, лейтенант, – заговорил Келли. Надо арестовать его по подозрению в убийстве. Он застрелил двоих человек. Это самое главное. Остальное только мешает. Он застрелил этих ковбоев – это ясно как божий день.

– Так-то оно так, только ничего тут не явно. Беда в том, что Харви как раз никого не застрелил.

– Почему? Потому что он это отрицает?

– Нет, – покачал головой Ротшильд. – Ты же неплохо меня знаешь, Келли. Я никогда не верю в то, что говорит подозреваемый, пока не могу воочию в этом убедиться. Но Харви говорит правду. Он не в состоянии подстрелить кролика, даже если бы он умел стрелять. А вот стрелять он как раз не умеет. У него никогда не было оружия – и разрешения на его ношение не было.

– У него есть разрешение на «люгер».

– Это верно. Так расскажите нам всё как есть, Харви. Поставьте себя на моё место. Произошло убийство. На оружии ваши отпечатки, и у вас имеется разрешение на это оружие. Господи, Харви, ну пожалейте меня…

– Они его сами записали на моё имя, – сказал я. – И добыли разрешение.

– Кто они?

– Мафия.

– Ах, мафия…

– Корсика сам мне это сказал…

– Корсика ничего вам не сказал. Он мёртв. Сегодня его труп выловили из реки. Мы обнаружили пятна крови в прачечной «Рицхэмптона» и кровь в шахте для грязного белья.

– Это был граф Гамбион де Фонти. Он не Валенто Корсика. Это была подсадная утка, его наняли, чтобы сбить со следа Толстяка Ковентри.

– Который замыслил украсть Рембрандта? Знаю. Вы уже говорили. Значит, он заявляется в Нью-Йорк с четырьмя бандитами, чтобы украсть, возможно, самую дорогую картину в мире. Зачем? Для кого? Объясните! – Он глубоко вздохнул и продолжал уже мягче: – Я тут повысил голос. Это может быть истолковано как попытка запугать свидетеля. Я этого и в мыслях не держал. Почему вы мне об этом не напомнили, Харви?

– Не хотел сердить вас, лейтенант.

– Не хотели меня сердить? У вас такое мягкое сердце или вы что-то задумали? – Обернувшись к Келли, он распорядился: – Приведите девушку.

– Которую?

– Демпси. Со второй обращаться помягче. Она дочь Э.К.Брендона. Вот два доллара. Если она опять хочет есть, принесите еды. Что она делает?

– Заполняет анкету для компьютерного теста на совместимость.

– Понятно. Пусть мне сообщат, если она совсем разволнуется. На худой конец, отошлём её домой.

– Она не хочет домой, – смущённо сказал Келли.

– У них квартира в двадцать с лишним комнат на Парк-авеню, но она туда не хочет.

– Ладно, ведите эту самую Демпси. А что касается второй… Мало ли чего она там не хочет. Давайте обратно мои доллары. – Келли вернул ему две бумажки, и Ротшильд сказал: – Ведите сюда Демпси, а вторую сию же минуту отправьте домой.

– Она не хочет.

– Мало ли чего она там не хочет. Я вот не хочу, чтобы она здесь ошивалась.

– Но уже заполночь.

– Келли, отправьте её домой.

Келли вышел из комнаты, а Ротшильд раздражённо сказал мне:

– Вы только полюбуйтесь, в какое положение вы меня поставили, Харви. У меня достаточно оснований выдвинуть против вас обвинение. Но вы не убивали этих ковбоев. Я это точно знаю – и не могу доказать. И вы тоже не докажете, даже если наймёте лучшего на земле адвоката. Вы лжёте со скоростью миля в минуту, и я хотел бы навесить на вас кое-что тяжёлое, но это уж слишком великая ноша. А потому знаете, что я сделаю?

– Что же?

– Ну и хитрец!

– Я сказал только два слова: «что же».

– Помолчите. Мне придётся обставить это как самозащиту. Я вынужден сделать из вас героя. Харви Крим выступает на защиту закона и порядка и убивает двух страшных головорезов из Техаса. Завтра вы станете самым известным человеком в городе. И всё это должен буду сделать я!

– Спасибо, – коротко отозвался я, – но я не хочу такой славы. Я противник насилия.

– Мало ли чего вы не хотите – или слава, или обвинение в убийстве. Выбирайте.

– Слава, – быстро сказал я.

– Вот это мне в вас нравится, Харви. Вы разумный человек.

В этот момент детектив Банникер ввёл в комнату Люсиль. Ротшильд велел детективу уйти, а Люсиль – садиться. Затем, он обошёл свой стол, сел за него и задумчиво уставился на Люсиль. Потом сказал:

– Вы библиотекарша.

– Да.

В его голосе появилась мягкость, даже ностальгия по давно ушедшим годам, которым уже не вернуться. В такие моменты Ротшильд становился особенно опасным и коварным, но я никак не мог предупредить об этом Люсиль.

– Библиотеки… – между тем грустно говорил Ротшильд. – Они для меня означали всё. Телевидения ещё тогда ещё не было, радио делало первые шаги. Все наши мечты о будущем, об образовании выражало одно здание – публичная библиотека Нью-Йорка. Она была нашей Меккой, оазисом, глотком надежды. Знаете ли вы, что означал для нас и моих сверстников, библиотекарь, мисс Демпси?

Люсиль покачала головой, а Ротшильд воскликнул:

– Цивилизацию! Мы ведь жили в джунглях.

– Правда? Как мне вас жаль!

– Я не прошу вашего сочувствия, я только хочу, чтобы вы поняли, что такое для меня библиотекарь. Это, мисс Демпси, священная фигура…

– Жаль, что Харви так никогда не думал, – грустно отозвалась Люсиль.

– Хм? Было бы великим чудом, если бы он вообще хоть раз подумал о людях, мисс Демпси. Но давайте не будем о Харви Криме. Я сыт по горло этим человеком. Я просто хотел сказать, что для меня библиотекарь и ложь – вещи несовместимые.

– Вы очень любезны, лейтенант. Хотя, по-моему, библиотекари точно так же могут говорить неправду, как и представители других профессий.

– Не разочаровывайте меня, мисс Демпси. Лучше расскажите, что случилось вчера.

– Но я уже рассказала это, лейтенант. Я всё рассказала сержанту Келли. И ещё тому милому полисмену, который стенографировал – он ещё спросил, замужем ли я. Он ещё был очень учтив. Он спросил, могла бы я пойти на свидание с полицейским, и я сказала, что это вовсе не исключено.

– Он милый полисмен, – признал Ротшильд, Я тоже милый полисмен. И люблю слушать истории. Так что расскажите мне ещё раз, мисс Демпси.

– Ладно, – вздохнула Люсиль. – Из аэропорта мы поехали в отель «Рицхэмптон». Это я уговорила Харви.

– Что? Это была моя идея! – не вытерпел я.

– Замолчите, Харви, – сказал Ротшильд. – Давайте опустим эту часть, мисс Демпси. Что было потом – когда толстяк увёл Харви и своих двух молодцов?

– Ладно. Синтия много плакала. Но, наконец, мне удалось её как-то успокоить и уговорить сыграть в рамм. Правда, ни она, ни я толком не могли сосредоточиться на игре. Это не мудрено, когда только и думаешь о том, что с тобой станет через несколько часов.

– Обе двери были заперты?

– Да.

– Телефон выключен?

– Да.

– Почему вы не разбили окно и не выбросили что-нибудь на улицу?

– Лейтенант, я не такая дурочка. Окна номера выходят на террасу. Двери на террасу были заперты. И окна тоже. А за дверями был охранник. Итак, мы кое-как играли в карты, а потом я услышала тот странный звук, о котором я уже говорила. За дверями раздался хлопок. Вроде бы как выстрел, только тише.

– Глушитель, – пояснил я.

– Спасибо вам большое, Харви. Я бы сам ни за что не догадался, что это глушитель. Вы мне очень помогли, – сказал Ротшильд.

– Ещё я слышала шум лифта, – сказала Люсиль.

– До выстрела.

– Да.

– Но вы сказали, что слышали его после выстрела.

– И до, и после. Затем я сказала Синтии, что ещё раз попробую открыть дверь, а если не получится, то, как вы и предполагали, попытаюсь разбить окно и выйти на террасу.

– Но дверь оказалась открытой?

– Да.

– Вам это не показалось необычным?

– Мне вообще ничего тогда не показалось, лейтенант. Я только крикнула Синтии, и мы обе бросились к лифту, я нажала изо всех сил кнопку, хотя сила тут была вовсе не причём, появился лифт, из него вышел лифтёр, который ничуть не удивился, а затем мы спустились вниз, и в вестибюле нас встретил человек, очень милый человек из Главного управления. Он нас там ждал.

– Он был никакой не полицейский и уж вовсе не из Главного управления, – сказал Ротшильд, не скрывая раздражения.

– На вас нельзя угодить, лейтенант, я уж и так стараюсь изо всех сил. Я просто рассказываю, как нам представился этот человек. Он назвался детективом Комоди. Джоном Комоди.

– Так зовут комиссара нью-йоркской полиции, Люсиль, – мягко подсказал я.

– Она, чёрт возьми, прекрасно знает, что так зовут комиссара нью-йоркской полиции? – крикнул Ротшильд.

– Я этого не сказала, и он этого не сказал. Он только сказал, что работает в полиции, что он детектив. У него было обычное ирландское имя, честное лицо и искренние голубые глаза. Мы с Синтией так обрадовались, что чуть было не кинулись ему на шею. Естественно, я пожелала узнать, где бедный Харви, на что он сказал, что отведёт нас прямо к бедному Харви. Я была очень обрадована. Он провёл нас к выходу, а у дверей стояла большая машина «Флитвуд», за рулём сидел полисмен в форме.

– «Флитвуд»! Вы только поглядите на эту комнату, мисс Демпси! Неужели мы похожи на людей, которые водят «Флитвуды»?!

– Я первый раз в вашем кабинете, лейтенант, но думаю, что если бы вы взялись за швабру и малярную кисть, то через пару часов он сделался бы очень симпатичным.

– Надо об этом подумать, – медленно произнёс Ротшильд и, обернувшись к двери, рявкнул: – Бан-никер, принесите мне стакан молока. – Он сжал губы и кивнул Люсиль, чтобы та продолжала.

– Всё остальное просто. Я рассказала вам чистую правду. Они подвезли нас к музею. У входа – у бокового входа, – дежурило трое полицейских в штатском.

– Это не полицейские, – пробормотал Ротшильд.

– Теперь я это поняла. Но тогда мы подумали, что это полицейские. Нас провели в музей. Мы поднялись на второй этаж. Когда мы оказались в одном из залов, наш провожатый показал пальцем на соседний зал и сказал, что нам нужно туда. Он сказал, что там меня ждут Харви и два очень тихих человека, которые и мухи не обидят. Шутка была неважная. Не надо смеяться над мёртвыми, даже если это бандиты. Бы со мной не согласны? Мы уже двинулись в зал, но он попросил нас обождать. Тут из того зала вышел человек – очень недурной наружности. Он улыбался.

По его кивку полицейский пустил нас в зал, мы вбежали, и я увидела Харви и двух убитых техасцев.

– Вот как, значит, всё было?

– Именно так, лейтенант.

– А у Харви в руке был пистолет?

– Если вы думаете, что Харви убил этих двоих, то вы просто идиот.

– Господи, боже, Харви. Уведите её отсюда. Убирайтесь вон оба! И не попадайтесь больше мне на глаза!!!

– Мы ещё понадобимся как свидетели, – кисло произнёс я.

– Господи, конечно, понадобитесь. – Он встал из-за стола. – Но сейчас убирайтесь.

Мы так и поступили. Мы стали спускаться по лестнице. Я вежливо попрощался с Банникером, который поднимался нам навстречу с пакетом молока. Мы вышли на улицу. Ночь была холодной, но всё равно приятной. Мы двинулись на запад, к 63-й улице. Я сказал Люсиль:

– Странно, что на сей раз он не очень даже меня стращал. А ведь мог предъявить мне обвинение в двойном убийстве.

– Харви, ну кто может всерьёз поверить, что ты убил двоих техасцев?

– А вдруг найдётся такой простак. Откуда ты знаешь?

– Ладно, не сердись, пожалуйста.

– Я сержусь не на тебя. Меня обвёл вокруг пальца этот Корсика. Хорошо бы Ротшильд его сцапал и он сгнил в тюрьме.

– Харви, он спас тебе жизнь.

– Он поганый убийца.

– Но всё равно он спас жизнь тебе, мне и Синтии. А что, кстати случилось с Толстяком Ковентри и другими двумя его подручными?

– Их куда-то увезли. Возможно, в том же «Флитвуде». По крайней мере те же люди. Чёрт, а знаешь, почему он улыбался?

– Не надо так много чертыхаться, Харви.

– Нет, ты мне скажи: знаешь, почему он улыбался?

– Кто?

– Настоящий Валенто Корсика, когда он пригласил тебя в Рембрандтовский зал?

– Ну, почему он улыбался?

– Потому что получил от меня восемьдесят пять тысяч долларов в чеках «тревеллз» – за тебя и Синтию.

– Но мы были в соседнем зале.

– В том-то всё и дело! Он меня надул. Меня, Харви Крима, который родился и вырос в Нью-Йорке, надули на восемьдесят пять тысяч! Причём, надул какой-то молокосос.

– Харви, это был не молокосос, а руководитель мафии.

– Мафии? Но ты же мне говорила, что нет никакой мафии.

Я свернул налево, на Парк-авеню.

– Куда мы идём, Харви? Почему бы нам не взять такси?

– Тут недалеко. Мы нанесём визит мистеру Э.К.Брендону.

– Сейчас? В час ночи?

– Они не спят. Келли ведь отвёз его дочку домой совсем недавно.

– Харви, ты уверен?

– Вполне.

Мы перешли через улицу и подошли к входу в дом 626. Всё тот же швейцар загородил мне дорогу.

– Брысь, – сказал я ему, – а то сделаю больно.

– Я должен доложить. Час ночи.

– Докладывай. А мы пошли.

Мы прошли к лифту, где я показал лифтёру свой значок и велел ему везти нас наверх. Он подчинился.

– Харви, ты великолепен, – прошептала мне Люсиль. – Ты крутой детектив.

– В гробу я их видел!

– Очень хорошо, – похвалила она меня.

Я позвонил в звонок, а потом стал дубасить в дверь Брендона. Лифтёр стоял и таращился, и я велел ему убираться. Дверь открыл дворецкий Джонас Биддл и спросил, как я смею дубасить в дверь в час ночи.

– Брысь, – сказал я. – Мне нужен Брендон. Сейчас.

– Сейчас нельзя. Он разговаривает с дочерью.

– Где?

– В библиотеке.

– Биддл, я иду туда, – сказал я. – И не пытайся мне помешать. Можешь, конечно, позвать полицию, но тогда ты останешься без работы. Ну, где библиотека?

Он показал, куда идти, я взял Люсиль под руку, и мы пошли. Библиотека была большая и дорогая. Там было тысяч на пять кожаных кресел и тысяч на десять кожаных переплётов книг. На полу был ковёр тысяч на десять-двенадцать, а на стенах висели картины Моне, Сезанна и Мондриана. Брендон любил хорошую живопись.

Когда мы вошли, Брендон внушал своей дочери:

– И точка. Никаких больше безумств, никаких «любовь – это чудо», никаких компьютерных фокусов, никаких неумытых длинноволосых дружков. Отныне я заказываю музыку. Отныне ты не получаешь ни одного никеля… – тут он. обернулся к нам и рявкнул: – А вы кто, собственно, такие, что заявляетесь ко мне ночью…

– Они мои друзья, – крикнула Синтия.

– Я Харви Крим, а это мисс Люсиль Демпси.

– А помню. Детектив из страховой компании? Ну, ваша работа окончена. Убирайтесь!

– Нет.

– То есть? Как вас прикажете понимать?

– А так, что моя работа ещё не окончена. Никоим образом.

Он, прищурившись, уставился на меня, выпятил свою и без того выпирающую нижнюю челюсть и сказал:

– У меня для вас новость, Крим. Ваша работа давно и прочно окончена. А потому я прослежу, чтобы вас непременно уволили. А если вы ещё пикнете, то я добьюсь, что вам не придётся работать вообще в этом городе.

– Правда?

– Спросите, и вам скажут, что я человек слова, Крим.

Я подошёл к столу красного дерева, сел в кресло Э.К. Бренд она, вынул свой блокнот и написал в нём: «Толстяк Ковентри рассказал мне, кто его клиент. У меня записаны его показания на магнитофоне. Кроме того, я заплатил восемьдесят пять тысяч долларов выкупа за вашу дочь. Я желаю получить их обратно. Сейчас же. Чеком». Я вырвал листок, сложил его и передал Брендону. Он автоматически смял его, но я рявкнул:

– Сперва прочитайте!

Он отошёл в сторону, развернул листок и стал читать. Затем посмотрел на Люсиль. Затем на дочь. Затем снова на меня. Затем ещё раз на листок – он прочитал его медленно, вдумчиво, осознавая смысл каждого слова. Затем в третий раз посмотрел на меня и в третий раз перечитал моё послание. Сначала лицо его покраснело, потом побагровело, потом побелело. Вид у него сделался смертельно бледный. Он вообще больше походил на покойника.

– Они про это не знают? – спросил он у меня, кивая на дочь и Люсиль.

– Нет.

– Вы им это расскажете?

– Нет.

– Почему?

– Я возделываю свой собственный сад.

– Не вздумайте нарушить слово, Крим. Я человек жёсткий.

– Не вздумайте нарушить слово, Э.К.

– Откуда у вас деньги, во-первых? спросил он.

– От компании.

– И куда вы собираетесь их деть?

– Вернуть им.

– Чеком?

– Наличными. Завтра утром я получу наличные по чеку.

– Как я узнаю, что вы поступили именно так?

– Вы никак не узнаете.

Секунду-другую мы смотрели в упор друг на друга, потом я встал, и он занял моё место за столом. Девочки стояли в другом конце комнаты. Я склонился над плечом Э.К. и смотрел, как он выписывает чек для оплаты наличными на восемьдесят пять тысяч долларов. Расписавшись, он подал его мне, я аккуратно сложил его и убрал в бумажник.

– Позвоните в банк, пусть оплатят, – сказал я. – Я зайду к ним завтра в десять утра.

– Так или иначе, я ухожу с вами обоими, – заявила Синтия.

– В этом нет необходимости, – уверил я её.

– То есть как? Что вы хотите этим сказать? Вы понимаете, что такое жить с ним в одном доме?

– Теперь с ним жить будет гораздо легче, – возразил я. – Не правда ли, мистер Брендон?

Он посмотрел на меня и промолчал.

– Как это? – удивилась Синтия.

– Ничего такого не случилось, но отныне и впредь, ты, Синтия, будешь сама себе хозяйка. Ты будешь приходить и уходить, когда захочешь, и он не станет задавать тебе никаких вопросов. Он будет выплачивать разумное содержание и, поскольку это твой дом, ты можешь приглашать к себе в гости кого захочешь. Отныне и впредь он не будет тобой помыкать.

Теперь уже не только Синтия, но и Люсиль непонимающе уставилась на меня.

– Я правильно говорю, Э.К.?

– Говорите, что хотите, Крим.

– Я хочу, чтобы вы сейчас же подтвердили: «Крим прав».

Проглотить такую пилюлю было непросто, но он сумел это сделать.

– Крим прав, – проскрежетал он.

– Если что-то будет не так, дай мне знать, Синтия. Мой телефон есть в справочнике, так что звони, не стесняйся.

Синтия не могла вымолвить ни слова.