Текст книги "Синтия"

Автор книги: Говард Фаст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Мой шеф Алекс Хантер обожает последовательность. Никто и никогда не мог обвинить его в непоследовательности. Он сварлив, когда хочет показаться сварливым, и сварлив, когда хочет показаться обходительным. Ходят слухи, что у него есть где-то жена и дети. Я им не завидую. Он мой босс и возглавляет отдел расследований третьей по величине страховой компании в мире. Я продолжаю на него работать, потому что когда он меня увольняет, кое-кто из начальства этажом повыше говорит ему пару слов, и он сменяет гнев на милость. И ещё я продолжаю на него работать, потому что мне надо платить – за квартиру и алименты. Главное, мне надо платить алименты. Хантеру под шестьдесят, у него седина, кислое выражение лица и ум и характер полицейского.

Этим мартовским утром он приветствовал меня в обычной для него манере.

– Март паршивый месяц, – заметил он мне.

Я счёл эту фразу дружеской преамбулой. Я понял, что ему от меня кое-что нужно. Я понятия не имел, что именно, но дело явно было в деньгах. Никаких сенсационных краж бриллиантов за последнее время не произошло. Никто не угонял яхт, а картины Пикассо не пропадали из музеев. Я изобразил на лице выражение наивной открытости и весело сказал:

– Доброе утро, мистер Хантер. Вы правы, март в Нью-Йорке – не самое лучшее время.

– Харви, почему, когда я хочу с вами по-хорошему, вы всякий раз вызываете во мне чувство раздражения? Присядьте!

– Вам не нравится моя цельность и независимость, – пояснил я. – Вы завидуете моей свободе.

– Ваша свобода – это мираж, – холодно заметил он. – Ваша бывшая жена намерена всерьёз разобраться, сколько вы реально получаете. Сядьте. Вы выдоили из нашей кампании гонорар в пятьдесят тысяч долларов по делу Сарбина и промотали их за полгода.

– Не забудьте, что я поделил гонорар с мисс Коттер, – пылко возразил я. – Как вам известно, она тогда неплохо на нас поработала и заслужила награду не меньше, чем я. Затем государство отхватило увесистый кусок. Вам не случалось работать на налоговое управление, мистер Хантер?

– Ладно, ладно, Харви…

– Кроме того, я ещё остался должен восемь тысяч – включая алименты, но это, чёрт возьми, не ваше дело, мистер Хантер. Однако вы…

– Перестаньте, Харви, – перебил он меня. – Успокойтесь. У нас с вами какие-никакие, но деловые отношения. У нас с вами контракт. Не надо его нарушать. Работа надвигается серьёзная, и я хочу знать – интересует она вас или нет.

– Вообще-то не очень, но я вас слушаю.

– Отлично. Тогда присядьте.

Я сел и уставился на него, постаравшись придать лицу такое выражение, где сочетались бы высокий интеллект и неприязнь к собеседнику. По-моему, получилось у меня это так себе.

– Сегодня четверг, – сообщил Хантер. – Он вообще выглядит внушительно, когда сообщает нечто само собой разумеющееся.

– Да, сэр, – отозвался я, – сегодня четверг.

– В понедельник, – продолжал он, – Синтия Брендон вышла из двадцатидвухкомнатной квартиры своего отца на Парк-авеню и исчезла. Сегодня, повторяю, четверг. За это время никаких известий от неё так и не поступало.

– Я не верю, что в этом городе бывают квартиры из двадцати двух комнат, – отозвался я, – Лично я сам живу в квартире, где всего полторы комнаты.

– Вы уж лучше поверьте мне, Харви. В нашем городе хватает таких квартир, а эта находится на Парк-авеню, в доме 626, и когда мы закончим, я попрошу владельцев обеспечить вас поэтажным планом для вашего просвещения.

– Вы порой бываете очень остроумны, мистер Хантер.

– Я просто пытаюсь держать себя в рамках, Харви, и не давать волю законному гневу. Как я уже говорил, Синтия Брендон вышла в понедельник из квартиры отца и исчезла. Вы знаете, кто она такая?

– Понятия не имею!

– Отлично. Вы невежественны, но честны. Вы когда-нибудь слышали о Э.К.Брендоне – Элмере Кентуэлле Брендоне?

– Частный банк «Герсон и Брендон»?

– Молодец, Харви! Молодец!

– Миллионер?

– Не просто миллионер, но, может, даже, миллиардер. Впрочем, как говориться, кто считает, кто считает…

– Жена Алиса Брендон. Один ребёнок, – сказал я.

– Вот именно. Выходит, можете, когда захотите.

Я ненавидел его тихой, холодной и прочной ненавистью и сделал всё, чтобы не поддаться на его поддразнивания. Я решил немножко поиграть с ним, а потом ударить тем, чем можно было бить Хантера, – ценой.

– Значит, девушка испарилась, – сказал я.

– Так точно, Харви. Испарилась. Теперь прошу понять: мы отвечаем за страховку Брендона – до последнего цента, а кроме того, связаны контрактами по целому ряду проблем и с банком «Герсон и Брендон». На мисс Брендон у нас два полиса: она застрахована от киднэппинга – то бишь похищения – на миллион долларов, и ещё на миллион долларов у нас застрахована её жизнь. Оба полиса находятся у Э.К.Брендона. Так что имейте в виду, Харви: речь идёт о двух миллионах. О двух миллионах симпатичных зелёных долларов.

– Я не могу в это поверить.

– Не можете? – на лице Хантера возникла сладкая улыбочка. – Почему же вы не можете в это поверить?

– Потому что не может быть на свете такой глупой страховой компании.

– Мы не так глупы, Харви. Известно ли вам, какие счета мы предъявляем каждый год «Герсону и Брендону»? Включая страхование частных лиц – партнёров и служащих фирмы, наш доход составляет более двухсот тысяч в год. Дела у нас с ними идут неплохо – не хуже, чем у всех тех, кто знает, как заниматься страховым бизнесом и, стало быть, в состоянии позволить платить приличное жалованье таким сотрудникам, как вы, Харви. Поэтому, если Э.К.Брен-дон готов себе позволить платить хорошие денежки за лишнюю парочку страховых полисов, мы идём ему навстречу с дорогой душой.

– Киднэппинг? И от него часто страхуют?

– Трудно сказать. Ведь когда компании заключают с клиентами такие договора, они не оформляют это как страховку от киднэппинга, и потому на это не существует надёжной статистики. Обычно это значится под рубрикой «прочие услуги». Ведь если о такой страховки становится известно, это снижает доверие к фирме. Какой смысл, например, страховой компании «Ллойд» заявлять во всеуслышание, что пудель миссис Каквастам застрахован на двадцать тысяч? Я вовсе не утверждаю, Харви, что они когда-то страховали жизнь пуделя, это просто так – для примера, но подобные случаи вполне возможны.

– Но как на счёт страхования жизни? Вы говорите, владелец обоих полисов сам Э.К.Брендон. Но в пользу кого заключена страховка?

– В пользу Э.К.Брендона.

– Что?! Но вы же, кажется, сказали, что он богат, как Рокфеллер.

– Так оно и есть. Просто, Харви, он очень любит деньги. Я, признаться, никогда с ним не встречался, но не исключено, что деньги он любит больше, чем дочь. Потому-то он и связался со страховкой от киднэппинга. Кроме того, дорогой друг, раз он владеет полисом, то имеет право, случись такая беда с дочкой, получить миллион долларов – причём, миллион, не облагаемый налогами. А миллион долларов без налога, согласитесь, не шутка.

Я рассмеялся. Я не мог не рассмеяться, хотя прекрасно понимал, что в один прекрасный день Алекс Хантер, который напоминает собой упитанную гориллу, сделает так, что я перестану смеяться. Ему это удастся, несмотря на то, что я моложе его лет на двадцать.

– Смейтесь, смейтесь, – сказал Хантер и, с трудом взяв себя в руки, продолжал:

– Так или иначе наша компания будет вынуждена заплатить миллион долларов, если девицу похитят или убьют – и два миллиона, если случится и то, и другое.

– Значит, её умыкнули?

– Я этого не говорил. Я сказал только, что в понедельник она вышла из квартиры отца и с тех пор о ней ни слуху, ни духу. Нет никаких указаний на то, что её похитили, разве что отец просто помешался на идее киднэппинга и опасается, что именно это и произошло.

– Но вы же сказали, что деньги он любит больше, чем дочь, чего же он волнуется? Он выигрывает в любом случае.

– Он выигрывает у нас миллион, Харви. Но представьте, что девицу умыкнули и требуют от него два, а то и пять миллионов? Тогда он оказывается в незавидном положении. Даже вы, Харви, можете это понять.

– Вы хотите сказать, что если он откажется платить и пустит дочь вниз по течению, может подняться вонь?

– Вот именно, Харви. Может быть, нет такой девицы, которая стоила бы два миллиона, но, увы, наше общество сентиментально.

– В общем, это его головная боль…

– Нет, Харви, это наша с вами головная боль. Он, видите ли, хочет увеличить сумму страховки. Он хочет её удвоить – довести до двух миллионов. Два миллиона долларов, Харви. Так-то… Начальство захотело поговорить с девушкой, когда он выразил такое желание. Но девушки-то нет. Её уже нет четыре дня.

– Тогда пусть он отправляется, сами знаете, куда.

– Дудки, Харви. Если бы речь шла о вас, о маленькой страховочке по поводу вашей жизни, мы бы могли предложить вам отправиться, сами знаете, куда. Но с Брендоном этот номер не пройдёт. Вы помните, сколько мы имеем с него в год?

– Помню.

– Поэтому, Харви, мы не в состоянии посоветовать ему отправиться туда, куда вы рекомендуете.

– Да, но, чёрт побери, мне что-то не верится, что можно всерьёз надеяться слупить с Брендона выкуп в несколько миллионов. Как это можно сделать?

– Ох, Харви, Харви, вы отстаёте от жизни. Если девицу похитили с целью получения выкупа, она может оказаться в Африке, а Э.К.Брендону позвонят из Бразилии и попросят положить денежки в швейцарский банк на некий анонимный счёт. Поверьте, есть разные способы…

– Вы хотите сказать, что готовы удвоить страховку?

– Боюсь, что да.

– И вы думаете, у нас после этого есть шансы?

– Мы не букмекерская контора, Харви. Мы третья по величине страховая компания в мире и мы стараемся. Но не в этом дело. Мы можем потерять два миллиона, а глядишь, и целых три. Что бы мы ни думали, что бы мы ни гадали, но деньги это деньги.

– А как насчёт полиции?

– Нет, Э.К.Брендон на этот счёт был вполне решителен. На этой стадии никакой полиции. И мы с ним солидарны.

– Где же в таком случае моё место? – поинтересовался я.

– Бросьте, Харви. Вы прекрасно знаете, чего я от вас хочу. Мне нужно, чтобы вы отыскали девицу. Если её похитили, заплатите выкуп похитителям. Если она жива, доставьте её обратно. Если она померла, подтвердите это. Нам это обойдётся в миллион, если вы докажете, что её никто и не думал похищать.

– У вас мягкое сердце, мистер Хантер.

– Я готов пропустить мимо ушей эту фразу, Харви. Учитывая особые обстоятельства.

– Я имею в виду не только ваше отношение к дочери Брендона, но и ко мне, мистер Хантер. – Вы платите мне аж две сотни в неделю и время от времени скармливаете ещё крошки…

– Двадцать пять тысяч по делу Сарбина, по-вашему, крошки?

– Ну да. Я слишком долго ждал этих денег. Слесарь-водопроводчик зарабатывает и то больше. А вам от меня не надо, в сущности, ничего, мистер Хантер. Ни-че-го! Если, конечно, не считать такого пустячка, как «Харви, мальчик, пойди и найди девочку. Если её похитили, расплатись с похитителями, а если она померла, то достань свидетельство о смерти». Ох уж этот мальчуган-скаут Харви Крим! На вас работают шестнадцать оперативников и сто одиннадцать расследователей, но вам нужен именно малыш Харви. С глазу на глаз, без свидетелей. Никаких полицейских, никаких частных детективов, только Харви…

Во время этой долгой тирады я не спускал глаз с Хантера, и хотя у него разок и дёрнулось веко, он не вспылил, не сорвался с цепи, а надо сказать, что взбесить Алекса Хантера проще простого. Поэтому я понял, что к отступлению путь отрезан. Бессмысленная, невообразимая работа, но с ней связано много симпатичных зелёных бумажек.

– Это тонкое дело, Харви.

– Вы хотите сказать, что я всю дорогу буду играть в жмурки с законом?

– Ничего подобного я не говорил.

– Но разве не вы сказали: заплатите похитителям?

– Между нами говоря, Харви, я не верю, что девицу умыкнули, похитили и вообще причинили ей какой-то вред. Мне кажется, ей по горло надоел её старик, и она просто послала его подальше.

– Тогда почему бы нам не оставить их в покое?

– Потому что вероятность того, что фирме придётся раскошеливаться на миллион-другой, а глядишь и на все три, требует немедленных действий. Тут нельзя полагаться на авось.

– Сколько лет крошке?

– Двадцать.

– В колледже учится?

– Проучилась два с половиной года. Потом ушла.

– Жила дома?

– С января да. Когда бросила колледж.

– Предположим, мне придётся платить выкуп. Каким образом?

– Наличными.

– Сколько?

– Столько, сколько это будет стоить. Это вам решать. Но чем больше вы сэкономите, тем большей любовью воспылает к вам компания.

– Всё это пустые разговоры. Мне нужны деньги.

Хантер внимательно посмотрел на меня. Глаза его сузились.

– Как прикажете понимать, Харви, фразу: «Мне нужны деньги»?

– Очень просто. Если деньги нужны для дела, то я должен иметь возможность пустить их в ход в любой момент. Выкуп с тебя требуют сразу же, а не завтра и не когда пройдёт чек. Деньги на бочку и сию же минуту!

– Какую же сумму вы имеете в виду, Харви?

– Я полагаю, что синица в руках лучше журавля в небе. Миллион, два – это всё фикция. А вот сто тысяч в портфеле – это нечто ощутимое. Это деньги.

Хантер обдумал сказанное и молча поглядел на меня. В его холодных голубых глазах было желание убивать. Наконец он сказал:

– Если я правильно понял вас, Харви, вы хотите, чтобы фирма дала вам новенький сверкающий портфель, а в нём сто тысяч долларов. Я верно излагаю суть?

– В общем-то, да.

– А как вы будете отчитываться за деньги?

– Никак.

– Никак?

– Никак.

– Пойдите проспитесь, Харви.

– Видите ли, мистер Хантер. Если мне удастся выкупить девицу, это хорошо. Если я просто верну её домой папочке, деньги останутся неизрасходованными. А если она ухе на том свете, деньги опять-таки останутся неизрасходованными. Вот ухе два месяца, мистер Хантер, вы гоняете меня по каким-то пустякам – жульничество с мехами, кража драгоценностей. Меня так и подмывает сказать вам, что мне всё это осточертело. Мне не нравится работать на вас и мне не нравитесь вы!

– Послушайте, Харви…

– Успею, мистер Хантер. Меня от вас тошнит. Почему, чёрт возьми, вам меня не уволить? Вам же этого страшно хочется. Вы ведь об этом просто мечтаете!

– Почему вы так считаете, Харви?

– Сейчас объясню. Потому что начальство сказало вам: либо вы тушите пожар, либо ваша песенка спета. И ещё потому, что Э.К.Брендон сказал вам: если хоть слово о случившемся попадает в газеты, он прекращает отношения с вашей фирмой. И ещё потому, что за такие гроши на вас работают лишь бедолаги, готовые брать то, что им кидают. – Например, я. Но теперь я загнал вас в угол.

Хантер кисло улыбнулся и сказал:

– Ну и сукин сын вы, Харви. Что у вас на уме?

– Деньги.

– А поконкретней?

– Предлагаю вам рискнуть. Я хочу сто тысяч долларов. Если придётся платить выкуп, то это сделаю я. А остаток будет принадлежать мне.

– А вдруг никакого киднэппинга нет и в помине? Вдруг девушке взбрело в голову взять и уйти от папочки?

– Очень может быть.

– И сто тысяч остаются тогда у вас?

– Именно.

– Идите к дьяволу, Харви.

Я встал и спросил, значит ли это, что я уволен.

– Теперь увольняют и берут на работу там, наверху. Вы их любимчик, Харви. Но предположим, что её всё-таки похитили и похитители захотят получить больше, чем сто тысяч долларов? Что тогда?

– Тогда я ещё раз к вам обращусь.

– Надеюсь, они вас всё-таки уволят, – сказал Хантер. – Вы удивительный, невообразимый нахал. И я сильно сомневаюсь, что вы так уж смекалисты.

Я пошёл в свой офис, размышляя не дал ли я маху. Дело было слишком уж непростым, и никто не знал, чем всё это может обернуться.

– Ну что там, вундеркинд? – спросила Мейзи Гилман, наш главный аналитик. – Что гложет твоё несчастное сердце?

Она сидит в комнате с Харри Хопкинсом, ещё одним расследователем, и мной. Мейзи – пожилая довольно уродливая толстуха, которая знает всех на свете. Я спросил её о Э.К.Брендоне.

– У него денег больше, чем у Рокфеллера.

– Сколько же у нас специалистов по Рокфеллеру и его финансовому положению?

– Я не подозревала, что ты республиканец, Харви! Брендон – богач, как и подобает настоящему техасцу. Его отец был тот самый Брендон из фирмы «Брендон ойл». Его отослали в Гарвард, и затем обосновался на Уолл-стрите. Но по-прежнему держал руку на пульсе техасского бизнеса. Благодаря ему мы ведём дела с техасским бизнесом, и можешь себе представить, Харви, что значит для нью-йоркской фирмы обслуживать этих далласцев. С ними, конечно, нужно держать ухо востро, но вотчина старика Брендона – Западный Техас, а там не больно жалуют новоиспечённых техасских страховых королей.

– У тебя длинный язык, и я тебя обожаю, – сказал я. Тут и позвонил телефон на моём столе. Это звонил Смедли. Человек сверху. Он был одним из главных вице-президентов. Он работал с кадрами. Он говорит мягко, с отеческими интонациями. На сей раз он тихо и кротко поведал о том, как жаль, что мы с Алексом Хантером плохо ладим в то время, как у каждого из нас не характер, а золото. Может быть, нам – то есть мне и Смедли – есть смысл потолковать и сгладить острые углы. Это не было для меня новостью. Такие тихие беседы не раз случались в прошлом. Я пошёл наверх.

Смедли встретил меня улыбкой. Это был седой человек среднего роста в очках в стальной оправе. В нём чувствовалась та неосязаемая деловитость, которой пропитаны все, кто имеет отношение к страховому бизнесу. Он начал с того, что уведомил меня о том, что моя личность бывала и не раз предметом дискуссий на совещаниях по кадрам.

– У вас немало очевидных преимуществ, мистер Крим, – сообразительность, нестандартность мышления, и такое неотъемлемое достоинство, как независимость – истинно американское достоинство – на этом перечень моих достоинств оказался почему-то исчерпанным. – Но в вашем характере есть нетерпимость, из-за которой мы вынуждены отклонять вашу кандидатуру, когда открывается возможность кого-то повысить.

– Нетерпимость, мистер Смедли? Господи, что касается проблемы гражданских прав…

– Я не о том, мистер Крим. Терпеливость – обоюдоострое орудие…

– Вы имеете ввиду терпимость, мистер Смедли, – не удержался я. – Если вы посмотрите мою биографию, то увидите, что там в этом смысле всё полный порядок.

– По-моему, это в принципе одно и то же, мистер Крим, – сказал Смедли, и его голубые глаза за стёклами очков в металлической оправе чуть прищурились.

– Видите ли, терпеливость означает умение терпеть. Терпимость означает ещё и способность уважать.

– Спасибо, мистер Крим, – ему потребовалось очень много сил, чтобы сохранить отеческие интонации при этих моих словах. – Порой я удивляюсь, мистер Крим, почему вы отвергаете преимущества коллективных усилий. Мы здесь работаем как одна команда. Но вы постоянно отказываетесь стать частью этого механизма. Вот это и называется нетерпимостью, – осторожно выговорил он последнее слово. – Я имею в виду вашу терпимость по отношению к нам, нашим принципам, традициям. Теперь возьмём хотя бы дело Брендона. Компания обратилась к вам, потому что нам угрожает серьёзная финансовая потеря. Выплата миллиона долларов – это горькая пилюля, и проглотить её тяжело многим страховым фирмам. Мы вам доверяем. Мы убеждены, что вы в состоянии отыскать девушку, а если, не приведи Господь, её похитили, вы можете провести переговоры с похитителями так, чтобы не подвергать её жизнь опасности. Её безопасность, мистер Крим, – наша главная забота. Разумеется, в подобных ситуациях мы готовы пойти на на весьма значительные расходы, но когда вы требуете сто тысяч долларов, за которые не собираетесь в дальнейшем отчитываться, это, на мой взгляд, есть не что иное, как проявление неуважения к нашей организации.

– Какое может быть неуважение, когда речь идёт о ста тысячах?

– На мой взгляд, это требование просто абсурдно.

– Тогда почему бы нам не забыть об этом? спросил я, тщетно пытаясь скрыть своё раздражение.

– Вы сами прекрасно понимаете, что именно мне вами поручено. Как же мне прикажете действовать? Будьте же реалистами. Предположим, девицу взяли да и похитили. Кто способен провернуть такое дельце? Психопаты, одиночки-болваны, наркоманы? Организованная преступность этим не занимается. Единственный способ сделать дело – спросить их о цене и выложить деньги, в которых не придётся отчитываться. Поэтому я и прошу, чтобы мой гонорар был частью этой суммы. Я не хочу, чтобы меня потом обвиняли в том, что я дою компанию.

– Это просто смехотворно! – отеческие интонации исчезли безвозвратно из голоса Смедли.

– Это паршивые три процента!

– Нашему терпению может прийти конец, Крим.

– Почему? – удивился я. – Впрочем, мы можем вернуться к упомянутому вами ранее моему достоинству, а именно – независимости. Я независим, как не знаю кто. Мне предложили читать курс по криминологии в университете Северной Каролины. Так что валяйте, увольняйте меня!

– Почему бы вам не успокоиться? – осведомился Смедли и добавил: – Какого чёрта вы смыслите в криминологии?

И тут мы оба улыбнулись. Я и не подозревал, что у Смедли может быть такая широкая, честная, открытая, всё понимающая улыбка.

– А что, если девица завтра объявится сама? спросил он меня, на что я только пожал плечами.

– Ну ладно, Харви, – сказал он. Назвав меня по имени, он как бы дал понять, что настала пора поговорить по делу. – Вы не собираетесь заниматься расследованием без крупного гонорара. Вы работаете на нас, но вы приглашаете меня уволить вас. Есть и другой вариант – мы вас покупаем. Я правильно излагаю факты?

– В общем-то да.

– Как вы сами квалифицируете ваши услуги?

– Насколько я знаю, я лучший детектив страхового бизнеса. Не только в этой фирме, а похоже, во всей стране. Если и существуют детективы получше, то я, признаться, их не встречал. Я, как ни крути, лучший…

– И самый неразборчивый в средствах…

– Лицензии меня пока что не лишал никто.

– Гонорар десять тысяч. Остальное – девяносто тысяч – подлежит возврату.

– Двадцать, – возразил я.

– Пятнадцать, Харви, и ни цента больше. – Восемьдесят пять тысяч долларов подлежат возврату.

– Без бумаг. На моё честное слово!

– Ладно. Вы, безусловно, один из самых наглых сукиных сынов, Харви Крим, каких мне только доводилось встречать в этой жизни. Но мне кажется, вам можно верить на слово.

– Большое спасибо, мистер Смедли.

– Как вам выдать деньги?

– Двумя подтверждёнными чеками. Пятнадцать тысяч – как доход. Остальные – деньги в обороте.

Смедли включил селекторную связь на своём до блеска отполированном старомодном письменном столе и распорядился выписать чеки. Затем откинулся на спинку кресла, сложил кончики пальцев рук воедино, изучающе оглядел меня и наконец спросил:

– Харви, насколько подробно посвятил вас в суть дела Алекс Хантер? Кстати, отныне и впредь я буду называть вас Харви. Мне кажется ситуация того требует. Вы со мной не согласны?

– Да, да, конечно. Хантер рассказал мне о Брендоне и его дочери.

– Он не сообщил вам, сколько вносит за страховку Брендон.

– Пару сотен тысяч долларов.

– Ерунда! – фыркнул Смедли. – Гораздо больше! Не важно, сколько именно, но этого достаточно, чтобы заставить нас удвоить страховую сумму полиса на девицу, если он этого требует. Я не собираюсь вам читать лекцию о том, что такое деньги, потому как вы и без меня неплохо в этом разбираетесь, но поверьте, для Брендона существует один Бог – Доллар. Все прочие давным давно умерли.

– Сколько же стоит сам Брендон?

– Дьявол его знает, Харви. Впрочем, пожалуй, дьявол и правда знает. Такие люди, как он, не оцениваются по старым меркам. Вопрос в том, сколько денег он может пустить в ход, если того потребуют обстоятельства. Вот в чём вопрос. Может, миллиард, может, половину миллиарда, но он большой человек, Харви, очень даже большой.

– Я ослеплён и поражён.

– Очень мило с вашей стороны. А теперь слушайте меня внимательно. – Смедли перегнулся ко мне через свой стол красного дерева, значительно постукивая по его отполированной поверхности ухоженным указательным пальцем:

– Я не Алекс Хантер, Харви. Учтите это. И дело вам придётся иметь не с болванами полицейскими, а со мной. С Гомером Смедли, который родился пятьдесят лет назад в Акроне, штат Огайо, и сегодня является вице-президентом третьей по величине страховой компании в мире. Я кое-что знаю про вас и потому будет только справедливо, если и вы кое-что узнаете обо мне. Вы лихо провернули дело Сарбина, и я не сомневаюсь в ваших умственных способностях. Это, конечно, не тот интеллект, который годится на что-нибудь, кроме этого конкретного рода деятельности, но я тем не менее всё равно уважаю его, потому что интеллект в наши дни – в любом виде – на дороге не валяется. Через несколько минут я вручу вам два чека – два настолько невообразимых чека, что от них будет долго болеть голова у нашего главного бухгалтера, и тем не менее вы их от меня получите. Взамен мне требуется одно – Синтия Брендон. Она нужна мне целой и невредимой. Если вы мне её не достанете, то пеняйте на себя.

– А если она уже на том свете?

– Об этом вам следовало думать раньше, Харви.

– Как понять фразу «пеняйте на себя»?

– А вы немножко дайте волю вашему воображению. Скажу вам одно: если вы провалите дело, то пожалеете, что родились на этот свет. Я довольно влиятельный человек и уж куда опаснее, чем этот ваш Алекс Хантер.

– Я это вижу, – весело отозвался я, хотя никакого веселья, честно говоря, не испытывал.

– Вы можете сказать пас, Харви. Отказаться от поручения. В таком случае будете уволены, что в общем-то не такая уж болезненная процедура. Вы просто выйдете через эту дверь и всё.

– Нет, нет, мистер Смедли, – быстро отозвался я. – Пятнадцать тысяч – хорошие деньги, и за эту сумму я готов на многое. Я готов даже вызвать ваш гнев. Поэтому я займусь делом Синтии Брендон.

– Отлично. В таком случае немного подождите, Харви. Скоро прибудут чеки. Я человек занятой, и у меня ещё масса разных дел.