Текст книги "Синтия"

Автор книги: Говард Фаст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

В комнате было ещё четверо мужчин, один из них отличался невероятной тучностью. «Толстяк Ковентри» – мелькнуло в моём мозгу. Странное имя… И тут я вспомнил, что говорил мне Ротшильд.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Толстяк указал на пустой диванчик и сказал, гнусаво растягивая слова:

– Присаживайтесь, ребята. Можете расслабиться. У нас тут дружеская встреча.

Мы сели на диван. Синтия Брендон вышла из своего ступора, посмотрела на нас, а я спросил:

– Вы Синтия Брендон?

Она вдруг начала рыдать. Люсиль дотронулась своей рукой до моей и шепнула:

– Харви, мне страшно!

– Ну что ты, детка, – сказал толстяк, – ты среди джентльменов старой южной школы. Беспокоиться не надо.

Трое остальных теперь встали и по кивку толстяка подошли к нам.

– Обыскать его, – распорядился тот.

– У меня нет оружия, – сообщил я.

Но меня быстро и умело обыскали.

– Сумочку дамы, – распорядился толстяк.

Они изучили содержимое сумочки Люсиль.

– Всё чисто, – доложил высокий улыбчивый человек, впустивший нас.

Они были одеты одинаково – серые фланелевые пиджаки с подбитыми ватой плечами, узкие брюки. У каждого были ковбойские сапоги, галстуки шнурком и бриллиантовые перстни. Лишь один был невысок и совсем юн. Прочие же ростом удались на славу, им было между тридцатью пятью и сорока.

– Я – Толстяк Ковентри, – сообщил главный, – ты, наверное, успел про меня наслушаться, братец Крим?

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Я верю в то, что всегда надо знать самое необходимое, братец. А теперь я представлю тебе мальчиков. Джентльмен, впустивший вас, известен, как Джо Эрп, Потомок. Никакого отношения к миллионерам Эрпам, но какой-то остряк назвал его Потомком, и прозвище осталось. Там вон Джек Сэлби, мы зовём его Рино, а вон тот бледный – Фредди Апсон, он же Призрак. Ну а это – Малыш Билли. Но пусть его габариты не вводят тебя в заблуждение, братец Крим. Ну-ка, Билли, сколько человек ты убил?

– Девятнадцать.

– А сколько тебе годков?

– Девятнадцать.

– Когда тебе исполнится двадцать, Билли?

– Завтра.

– Ну что, будешь отмечать день рождения новыми победами?

– Запросто.

– Кто у тебя девятнадцатый?

– А вон тот иностранный сукин сын, что валяется на полу.

Синтия издала отчаянный вопль.

– Замолчи, солнышко, – велел толстяк. – Кто будет твоим двадцатым?

– А вон та сволочь, что сидит на диване. Но, по правилам, это надо сделать завтра, правда, мистер Ковентри?

– Сущая правда, Билли. Ты у меня умница.

– Как вы можете оставить его?! – вскричала Люсиль. – Как вы можете сидеть и трепаться, когда он умирает?!

– Мысль хорошая, – одобрил толстяк. – Ну-ка, ребята, отнесите его на кухню или куда-то ещё и положите в шкаф, что ли…

Эрп и Апсон взяли графа за руки – за ноги и вынесли из комнаты.

Люсиль глубоко вздохнула, взяла меня за руку и сказала толстяку:

– Вы удивительный человек, мистер Ковентри. Вы совершенно аморальный тип.

– Какое же клеймо вы собираетесь на меня поставить, мисси? – добродушно осведомился Ковентри.

– И не смейте называть меня мисси!

В этот момент я произнёс глупую фразу из телесериала о гангстере. Я был то ли перепуган, то ли ошарашен, но сказал следующее:

– Неужели вы думаете, это сойдёт вам так с рук?

– а когда Люсиль удивлённо посмотрела на меня, добавил: – Чёрт возьми, мы же в Нью-Йорке, на Мэдисон-авеню. В отеле «Рицхэмптон». Вы что, психи?

Толстяк весело покивал головой:

– Ты просто чудо, сынок. Этот отель принадлежит мне.

– Как это так?

– Очень просто. Купил его пару месяцев назад – за семь миллионов долларов. Что скажешь, Большой Джо? – обратился он к Эрпу. – Это святая правда или гнусная ложь?

– Это святая правда, – отозвался Эрп.

– Но Джекоби… – Вы знаете Джекоби, местного детектива? – спросил толстяк.

Я тупо кивнул головой.

– Так вот, он работает на меня. Услужливый молодой человек, хотя и звёзд с неба не хватает. Я – его босс. Потому-то он у меня такой услужливый.

– Вам не за чем нас убивать, – сказала Люсиль.

– Мы не видели, как вы убили графа.

– Графа? Детка, он никакой не граф. Он глава организации, которую называют мафией. Слыхали о мафии, мисси?

Люсиль посмотрела на меня, а я – на неё.

– Господи, я до смерти напугана, – тихо прошептала она.

Толстяк осклабился и сказал человеку по кличке Ринго:

– Не сбегаешь на кухню, Ринго, за бутылочкой пепси? – Ринго потопал на кухню, а Ковентри пояснил мне: – Приходится, понимаешь, следить за своим весом. Раньше я на это не обращал никакого внимания, но нынче принято уважать этот вот холестерин.

Тут появился Ринго с пепси, Ковентри без лишних церемоний взял бутылку и одним длинным глотком осушил её до дна. Потом осторожно отставил бутылку в сторону, похлопал себя по животу и сказал, что в безалкогольных напитках есть что-то уютное и истинно американское:

– Прямо как яблочный пирог. Когда мы выходим на дело, я не разрешаю ребятам ничего крепкого. Ни за что и никогда. Работа и спиртное плохо сочетаются. Другое дело – безалкогольные напитки. Работник всегда имеет право промочить пересохшее горло, верно, Харви?

Харви! Я кивнул и внимательно посмотрел на него. Его ковбойские манеры сильно попахивали Голливудом. Он устраивал мне представление, но вот его «работники» были явно мастерами своего дела и вооружены были явно не ковбойскими пушками, а современным оружием с отличными глушителями. Работники, как он называл их, отличались отличной выучкой, да и он был отнюдь не провинциальным бандитом, случайно оказавшимся в большом городе.

– Можешь успокоить свою подружку – мы не собираемся вас казнить – по крайней мере, завтра. Нашему Билли, конечно, не терпится отпраздновать свой день рождения, но за год у него будет много возможностей поставить новую зарубку на своём оружии.

– Харви? – вопросительно прошептала Люсиль, на что я ответил:

– Успокойся, по-моему, он говорит, что думает. Не волнуйся.

– Ты мне нравишься, Харви, – продолжал Ковентри. – Я тебе точно говорю.

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Подумаешь, большая тайна. Я же говорил, Джекоби работает на меня. Нет, нет, он понятия не имеет, кто я такой. Он хороший, честный мальчик. Но я знаю о тебе многое. Например, что ты самый ловкий сыщик по страховым делам, и об этой твоей подружке тоже знаю: зовут её Люсиль Демпси, и окончила она этот самый Радклиффовский колледж, что в Гарварде, или где он там, и что нынче она работает в Публичной библиотеке Нью-Йорка, всё это мне рассказал Джекоби – между прочим, он прямо-таки без ума от твоей подружки.

– Кого ещё вы знаете? – спросил я.

– Ты будешь удивляться, Харви, но я знаю и этого иностранца, которого убили мои ребята – куда вы, кстати, его дели?

– Сунули в ларь для грязного белья, – сообщил Джо Эрп.

– Ну и хорошо. Так вот, что его звали Валенто Корсика, он же граф Гамбион де Фонти, и что он главный человек в мафии.

Синтия Брендон издала пронзительный вопль, потом внезапно замолкла и сказала совершенно нормальным голосом:

– Всё это неправда, – и тяжело задышала.

– Что неправда, дорогая? – осведомился Ковентри.

– Что он был главой мафии. Он был графом. Ему заплатили десять тысяч за это… а вы его убили… Вы жестокие животные… и я никогда не любила Техас… Ведь именно оттуда родом мой отец.

– Успокойся, детка, – мягко сказал Ковентри. – Не надо так волноваться по пустякам. Техас тут не причём. Всё дело в том, что нью-йоркская мафия совсем распоясалась: пора честным гражданам призвать мерзавцев к порядку. Мы хотим напомнить мафии: их дни сочтены. Это пока только первый шаг.

– Вы хотите сказать, что за этим и приехали в Нью-Йорк? – осведомился я.

– Господи, Харви, конечно, нет. У нас самые разные дела и интересы в Нью-Йорке, но когда мафия начала протягивать свои щупальца к этому отелю и пожелала его купить, я забеспокоился. У нас и раньше бывали недоразумения с мафией. Им невдомёк, что мы владеем этой хижиной. Видишь ли, им нравится местоположение. Я наставил в номерах «жучков». Конечно, я не прослушивал все разговоры, боже упаси, но дама Фортуна нам улыбнулась, и я узнал, что они замыслили внедрить сюда какого-то поддельного графа и женить его на настоящей американке, да ещё из Техаса. Разве это джентльменский поступок, скажи мне, Харви?

– Нет, конечно, – уверил его я.

– Он-то был истинным джентльменом, каким вам не быть никогда, – подала голос Синтия, вытирая глаза кружевным платочком. Теперь я мог получше её разглядеть. Надо сказать, она была запоминающейся наружностью – рыжая и, по-своему, очень даже привлекательная: длиннолицая, длинноногая.

– Он может позволить себе любезничать с вами, – пояснила мне Синтия. – Только я видела, как этот крысёнок убил бедного графа.

Малыш Билли только ухмыльнулся.

– Поэтому, если кого ему и придётся убрать, так это меня. И если вы думаете, что я хоть минуту радовалась тому, что у меня богач отец, мистер…

– Крим, – подсказал я, – но можете звать меня Харви.

– Ах, ах, зовите меня Харви, – передразнила меня шёпотом Люсиль.

– Господи, что вы так волнуетесь, мисси, – сказал толстяк. – Билли уже выполнил обязательства по девятнадцати контрактам. Как говорится, всё равно, за что висеть на виселице – что за овцу, что за корову. Ты со мной не согласен, сынок? – спросил он Билли.

Билли снова ухмыльнулся. Он изучал обивку кресла и ковырял её ногтем.

– Знаете что, мистер Ковентри, – вдруг сказал он.

– А мне нравится это кресло. Нельзя ли отправить его ко мне в Техас?

– Почему нельзя, Билли, можно.

Толстяк улыбнулся, а за ним и остальные. Они явно любили своего талантливого юнца.

– Знаете, что ещё бы мне хотелось, мистер Ковентри? – спросил то.

– Ну чего, Билли?

– Ещё мне хотелось бы разложить на диване эту длинноногую рыжую стерву и как следует её оттрахать.

– И это, наверное, можно устроить.

– Только через мой труп, – сказала Синтия.

– Поживём, увидим. Я уже говорил, что у меня нет намерений ликвидировать кого-нибудь из вас, а ты начинаешь дерзить. Я не люблю дерзких девчонок. Советую обратить внимание на слова Билли. Он парень уважительный…

– Послушайте, мистер Ковентри, – принял я его намёк к сведению, – Не могу выразить, какое облегчение доставляет мне ваше философское отношение к происходящему. Поскольку вы знаете обо мне всё, нет смысла пытаться ввести вас в заблуждение. У меня есть одна-единственная цель – доставить Синтию Брендон домой целой и невредимой.

– Я так и думал, Харви. Девица крепко застрахована, да?

– Застрахована, – согласился я. – Но вы же знаете, что такое страховые компании, мистер Ковентри. Они ни за что не станут платить страховку, если только найдут какую-то зацепку.

– Ну конечно, Харви. Кстати, у меня у самого есть маленькая страховая компания в Далласе. Но, Харви, ты уж говори дело, дружок. Не хочешь же ты сказать, что я так просто возьму и выпущу вас троих.

– Именно это я, вообще-то, и имел ввиду.

– Харви!

– Ну, конечно, мы могли бы дать вам слово…

– Харви!!

– Чёрт возьми, что же вы тогда хотите с нами сделать?

Некоторое время толстяк пребывал в размышлениях, потом сказал:

– Начнём с начала, Харви. Как говорится, рука руку моет. У тебя свои интересы, у меня свои. Помоги мне, и я помогу тебе. Ты хочешь заполучить Синтию. Ну, а я хочу кое-что взамен. Да, да.

– Если у вас есть деловое предложение, я готов его выслушать.

Обе женщины уставились на меня. Мне стало интересно, что они подумали, но догадок у меня не было. Люсиль посмотрела на меня, потом на Ковентри, потом опять на меня, потом обвела взглядом комнату, украшенную техасскими бандитами. Синтия смотрела только на меня. Я поглядел на Ковентри, а затем на Малыша Билли, который свернулся клубочком в кресле, словно большая кошка. Кобура с пистолетом выпирала из-под его пиджака.

– Имей ввиду, Харви, – сказал Ковентри, – что что я не могу отпустить вас просто так, когда у меня в ящике для грязного белья валяется Валенто Корсика.

Я пожал плечами, а Синтия крикнула:

– Никакой он не Валенто Корсика!

– Значит, я должен выбросить труп в реку, потом найти на этот отель покупателя, завершить свои дела в Нью-Йорке и убраться восвояси. Но это же жуткие хлопоты. А всё из-за вас, Харви. Поэтому, самое разумное, что мне остаётся сделать – это убить и вас троих и отправить в воду, вслед за графом.

– Но у вас, кажется, есть другое предложение?

– Сущая правда, Харви. Я готов к честной сделке. По-настоящему, мне следовало бы перекинуть вас троих в Техас и устроить вам отдых на ранчо – с недельку-другую, пока улягутся все страсти… Но вы, городские жители, никогда не можете выкроить время для такого полезного, целебного отдыха.

– Что же вы хотите?

– Не денег, Харви. Что такое для меня просить выкуп за эту молодую особу, – так пустяки. Да и вообще киднеппинг – занятие для сопляков. Мне нужен настоящий товар, и я надеюсь, ты, дружок, выведешь меня на него.

– Серьёзно?

– Ну да. Никогда не слышал о такой штуке: «Аристотель созерцает бюст Гомера».

– Что, что?

Четверо бандитов радостно осклабились.

– Да, да, Харви, – холодно пояснила Люсиль. Но мне её объяснение было ни к чему. Я уже и так понял, к чему клонит толстяк, и слушал его внимательно.

– Картина висит в музее «Метрополитен», – продолжала Люсиль. – За неё заплатили два миллиона долларов.

– Истинная правда, – подтвердил толстяк. – У тебя очень даже сообразительная подружка. Она, картина то бишь, именно там и находится. Я слышал, что ваша компания имеет дело с этой организацией.

– Бросьте, мистер Ковентри, – сказал я. – В мире не существует такой компании, у которой хватило бы средств застраховать музей «Метрополитен». Кое-что страхуем мы, а кое-что ещё с десяток других компаний. Мы заключаем договор, потом он истекает, потом снова заключаем, потому как ещё не придумали такую счётную машинку, которая могла бы складывать те доллары и центы, какие стоят все штучки в этом здании на Пятой авеню.

– Я это знаю, Харви, – улыбнулся толстяк. – Но для меня важно не то, на сколько они у вас застрахованы, а то, что вы – и ты, Харви, в частности, – и знаете, как у них работает служба безопасности. Мне не нужен весь музей. Мне хватит одной старой картинки, потому как в Техасе появился клиент – он готов выложить пять миллионов, если я достану её ему. Ну, а пять миллионов долларов, да без налогов, Харви, – это тебе не баран чихал. Никак нет, сэр!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Если и существует нечто, объединяющее всех толстых людей, это их понимание того, что человеку нужно питаться. Ковентри не поскупился на ланч для нас троих. Шампанское, четыре вида сэндвичей, салат, сыр, свежие фрукты, красное вино для желающих, кофе, печенье, пирожные. И ещё бутылка бренди. Всё это вкатил на столике в гостиную Малыш Билли. Когда я предложил ему угощаться, он только покачал головой и сказал:

– Я не ем с гостями. Я всего-навсего помощник.

Честный и скромный юноша! Они нас оставили одних. Но когда я подошёл к задней двери, там стоял Ринго и ковырял во рту зубочисткой. Когда я высунул голову из парадного входа, то увидел в коридоре Малыша Билли, практиковавшегося в умении быстро вынимать пистолет из кобуры.

– С этими пистолетами одна морока, – пожаловался он мне. – да ещё глушитель! А вы какое оружие предпочитаете, мистер Крим?

– Ригли [6]6
  Сорт жевательной резинки.


[Закрыть], – сказал я, захлопнул дверь и попытался проверить, не работает ли телефон. Он, разумеется, не работал.

Люсиль наливала себе шампанского и уговаривала Синтию съесть сэндвич. Она сделала паузу и предложила мне попробовать позвонить в полицию.

– Хорошая мысль, – одобрил я.

– Неужели ты думаешь, я буду есть сэндвичи, когда бедный Гамбион валяется в ящике. Что, по-твоему, у меня совсем нет сердца? Ты хуже моей матери!

– Гамбион больше не в ящике, – информировал я Синтию. – Они завернули его в простыню и спустили его по шахте для грязного белья. Сейчас он, наверное, уже на дне речном.

– Как вы можете даже говорить такое!

– Я только пытаюсь улучшить ваш аппетит, Синтия. Лично я помираю от голода.

Я взял сэндвич и съел в два приёма. Осушил бокал шампанского и закусил ещё одним сэндвичем. Сэндвичи были вкусные, но маленькие.

– Откуда тебе это известно? – удивилась Люсиль.

– Что именно?

– Насчёт Корсики.

– Он никакой не Корсика, – воскликнула Синтия. – Ну почему вы меня не слушаете?

– Это мне сказал Ковентри, – ответил я Люсиль, а затем спросил Синтию: – Откуда вам известно, что он не Корсика?

– Бедняга не выдержал и всё мне рассказал. Он нищий младший сын нищего графа. У него не выдержали нервы, и мы так и не поженились, но он проделал всё, что от него требовалось. Он был вполне симпатичный, хотя и любил не девочек, а мальчиков, но это вина не его, а его мамаши! Ему дали денег, чтобы он прошёл через компьютерный тест, им надо было сбить со следа иммиграционные службы и полицию. Он мне даже нравился, бедняжка, и вдруг на тебе!

– Съешьте что-нибудь. Вам станет легче, – посоветовал я.

Синтия начала с шампанского. Выпив два стакана, словно это была вода, она взялась за сэндвичи. При всей своей худобе аппетит у неё оказался очень даже неплохим, и горка сэндвичей стала заметно уменьшаться. Она пояснила Люсиль, что привычка говорить с набитым ртом появилась у неё ещё в школе.

– Вот вам и радость от того, что у тебя богатые родители. Надо же, швырнуть его в шахту для грязного белья!

– Не надо играть в кошки-мышки с законом. Ему нужно было дважды подумать.

– Вы всё ещё мне не верите?

– Может, верим, может, нет. Кто знает? – Я немного подумал и сказал: – Какая разница? Он взял от них деньги. А потом случилось то, что должно было случиться.

– Ладно, Харви, – перебила меня Люсиль. – Не надо читать нотаций. Ты что, будешь им помогать? Я имею ввиду безумный план ограбить «Метрополитен»?

– Да, – сказал я, – буду.

– Прелесть! Просто прелесть!

– Слушай, – отозвался я. – Пора бы вам, девочкам, как следует пораскинуть мозгами. Если я не соглашусь, он поубивает всех нас. Если я помогу ему, в благодарность он, глядишь, даст нам шанс выжить. Вот такие дела. – Я вынул свой блокнот, написал на нём: «Неужели не понятно, что комната прослушивается?» Показав запись им обеим, я прибавил: «Будем обманывать их», потом пошёл в туалет и там, порвав страницу, спустил её в унитаз. Когда я вернулся, Синтия устремила на меня задумчивый взгляд.

– Ему тридцать шесть лет, – холодно заметила про меня Люсиль. – Стало быть, ему на шестнадцать лет больше, чем тебе, Синтия. Более того, он разведён, ненадёжен, беден, а также неуравновешен. Про него говорят, что он очень смекалист, но пока он согласился помочь ограбить музей искусств «Метрополитен». Это наводит на печальные мысли.

– По-моему, он просто прелесть, – заметила Синтия.

В этот момент зазвонил звонок в дверь. Я бросился к дверям в надежде, что увижу там страдающее от язвы лицо лейтенанта Ротшильда. Но на пороге стоял Толстяк Ковентри.

– Девочки будут в целости и сохранности, – объявил он. – Тут есть цветной телевизор с большим экраном. Сюда доставят газеты с журналами, так что, я думаю, они прекрасно проведут время. Ну, а ты, Харви, пойдёшь с нами – сейчас проверим, какие сигналы посылают нам костры.

Под голливудско-ковбойскими интонациями, похоже, пряталось бруклинское происхождение – впрочем, пряталось неплохо. У Ковентри были удивительно маленькие ножки, и он смешно семенил ими, топая ковбойскими сапогами, вызывая у меня в памяти какие-то смутные ощущения. Мы вышли из номера для новобрачных и перешли в президентский – это оказались вполне впечатляющие апартаменты. Там было полно столиков красного дерева с гнутыми ножками, позолоченных зеркал и фальшивых обюссоновских ковров, бледно-голубых, с оторочкой цвета слоновой кости.

Ковентри с гордостью демонстрировал мне всё это великолепие, хотя и признал, что пока ещё ни один президент США не спал в этом номере.

– Когда в Белый дом приходит президент из Техаса, Харви, – посетовал толстяк, – начинаешь думать, а почему бы ему не дать немного подзаработать земляку, но нет, он останавливается в «Карлайле».

Сигналы от костров пришлось обсуждать в кабинете, где тон задавала чёрная кожа кресел и диванов, и друг на друга глядели бюсты Джорджа Вашингтона и Бенджамина Франклина.

Помощники, то есть Джо Эрп и Фредди Апсон, сидели без пиджаков, а двое других несли караул – под пиджаками бугрились пистолеты сорок пятого калибра, а в руках у них были стаканы с «панателлой» чтобы подсластить горечь выпитых «бурбонов». Мне предложили те же самые напитки, а потом Ковентри призвал собравшихся к порядку одним простым вопросом:

– Ну что, Харви, можно ограбить «Метрополитен»?

– Ограбить можно что угодно, если приложить достаточно силы и ума. Сейф, недоступный для грабителей – это миф. Что запер один человек, может открыть другой.

– Мне нравится твой ответ, – похвалил меня Ковентри. – Честное благородное слово, нравится. Впрочем, иного я не ждал от человека такой профессии. Но как это сделать?

– Вы хотите попасть в музей после его закрытия? – спросил я. – Наверное, вы уже всё как следует осмотрели.

Ковентри кивнул в сторону Апсона и сказал:

– На счету Фредди столько ограблений, сколько звёзд на небе. Конечно, Харви, он уже всё посмотрел. Скажи ему, что ты на этот счёт думаешь, Фредди.

Фредди вытянул ноги и, растягивая слова, сказал:

– По мне, так туда может залезть и ребёнок.

– Но как?

– Самое простое – это через первый этаж. У них там тоже что-то вроде музея. Знаешь его?

Я кивнул.

– Так вот, там есть вход с автостоянки. Двойная дверь, которую можно открыть парой ножниц. Первая дверь из стекла в дюйм толщиной. У каждой двери цилиндрический замок. Если бы у меня не оказалось ключей, можно открыть замки отмычкой или вырвать клещами. Любой из способов займёт не больше полминуты. Внутренняя дверь деревянная, толщиной два дюйма с такими же замками. Если всё идёт гладко, я проникаю внутрь за полторы минуты. Если возникают осложнения – за две. Затем я попадаю в довольно длинный зал, где у них разные старинные хибары, которые у них называются парфеноны что-ли, или как-то там ещё. Дома, в которых жили древние боги. Надо пройти через него, подняться по лестнице, свернуть налево, и вы попадаете в главный вестибюль. Оттуда надо подняться по большой лестнице наверх в итальянский зал, потом направо, в третьем зале свернуть налево, и вы оказываетесь в зале, где висит эта самая картина. Остаётся только взять её под мышку и удалиться.

– Ну, что ты скажешь на это, Харви? – спросил Ковентри.

– Он прав. Попасть туда нетрудно.

– Так-то оно так, Харви, а как выбраться?

– В том-то вся штука, – согласился я. – Выбраться нельзя.

– Разве что ты нас выведешь, Харви.

– Это исключено. Господи, вы представляете, что начнётся, когда вы откроете самый первый замок?

– Для того-то ты нам и нужен, Харви, – удовлетворённо произнёс толстяк. – Так что же начнётся?

– Разомкнётся цепь. В этом, собственно, и состоит основное различие между «Метрополитеном» и, скажем, Музеем национальной истории. Оно определяется разницей в страховке. Не то чтобы в Музее национальной истории не было ничего ценного, но просто эти ценности не очень-то продашь, да и вообще у тамошней администрации своя особая точка зрения. Вот потому-то хулиганам из Флориды удалось туда забраться и вынести алмазы. Никто не связывал национальную историю с алмазами – в том числе, и администрация музея. Но в «Метрополитене» всё иначе: одна-единственная картина может потянуть на рынке на пять с лишним миллионов Долларов. Нельзя ограбить Форт-Нокс. Нельзя ограбить «Метрополитен». Все входы, выходы, двери, окна, шахты, люки снабжены электронной сигнальной системой. Такие дела.

– Ладно, – улыбнулся Ковентри. – Мы взламываем первый замок, и что происходит?

– Для начала, в центральной службе безопасности есть табло.

Да. Правда, в музее, в подвальном этаже. Начинает мигать лампочка, она указывает место, где что-то не так. Дежурный сразу понимает одно: цепь разомкнулась. Когда вы открываете вторую дверь, он уже понимает, что имеет место умышленное вторжение.

Но уже до этого он связывается по рации с охранником в крыле филиала музея, предупреждает его о случившемся и просит выяснить, в чём дело, в передней части музея. В выставочной галерее находится ещё один охранник, по ночам он охраняет греческий и этрусский залы. Он получит сигнал тревоги по своему передатчику и вместе с охранником центральной части спустится вниз. К этому моменту им уже будет известно, что имеет место попытка проникновения в музей, и они имеют право применять оружие. Ваши техасцы, конечно, ребята ловкие, но и те своё дело знают.

– Выходит, может начаться маленькая война? – спросил Ковентри.

– Вот именно, – сказал я. – Но я описал вам только то, что случится в самом музее. Между тем, начальник охраны музея свяжется с городом. Возможно, с девятнадцатым участком. Он, возможно, включит прожектора у музея на Пятой авеню и, если это будет после полуночи, то любая патрульная машина обязательно остановится, и полицейские пойдут выяснять, в чём дело. Он также может включить полный свет в музее и привести в действие сирену. Но даже если он ничего этого не сделает, разомкнутая цепь сигнализации всё прекрасно расскажет ребятам из девятнадцатого участка, а может, и в агентстве Пинкертона. На «Метрополитен» работают и пинкертоны, и Шерлоки Холмсы.

– Неплохо устроились, Харви, ничего не скажешь! – фыркнул Ковентри.

– Это точно, но и это ещё не всё. Где-то в зале античной архитектуры спрятан электронный глаз. Если включить его и указать направление, то автоматическая камера сфотографирует вас, а если вы от неё каким-то чудом ускользнёте, то вас снимут в одной из шести точек на пути к рембрандтовскому залу. Ваш маршрут будет отмечен на табло в комнате дежурного. Но до рембрандтовского зала вам всё равно не добраться, потому что вас успеют ухлопать, или, по крайней мере, поднимется перестрелка. Даже если и в ней вы уцелеете, то здание будет окружено полусотней полицейских. А если и этого окажется мало, то ещё подоспеет подмога. Такие вот дела. Надо трижды подумать, прежде чем идти грабить музей «Метрополитен».

– Но именно это мы и собираемся сделать, Харви. Потому как вариантов всего два: или эта самая картинка едет в Техас, или ты и эти две цыпочки отправляются на тот свет. Если ты думаешь, что я шутки шучу, то ты ошибаешься.

– Нет, сэр, – учтиво отозвался я. – Я понимаю: какие уж тут шутки.

– Тогда, дружище Харви, – сказал Ковентри, – придумай что-нибудь. Ты же сам сказал: что запер один человек, может отпереть другой, если приложить достаточно силы и ума. Ну, силёнок у тебя маловато, а вот как с мозгами?

Я сидел, таращился на техасцев, а они глядели на меня с большим интересом и с каким-то уважением. Я самым авторитетным тоном поведал им о том, как охраняется музей, но, признаться, это была чистой воды выдумка от начала до конца. Я и понятия не имел, что там у них на самом деле и разбирался в устройстве защитной сигнализации музея не больше чем эти техасские гориллы. Может, музей и впрямь использовал столь красочно описанные мной устройства, а может, и нет. Но если эти техасские головорезы поверили в мои байки, не исключено, что нашлись глупцы, которые притворили их в жизнь.

Я никак не мог взять в толк, почему они решили, что детектив страховой компании может быть знаком с работой службы безопасности одного из крупнейших музеев мира. Может, потому что именно так это делается в Техасе, где страховой бизнес приносит почти такие же барыши, что и нефтяной. Но у нас всё обстояло иначе. Мне удалось так ловко описать им внутреннее расположение залов, исключительно потому что Люсиль Демпси часто затаскивала меня в «Метрополитен» по воскресеньям, а у меня хорошая зрительная память. Я понятия не имел, что принесёт мне этот блеф, кроме небольшого выигрыша во времени. Рано или поздно толстяк убьёт всех нас, если он и притворяется, что может поступить иначе, то это лишь притворство и больше ничего. Так уж была устроена голова у толстяка, и он знал, что я знаю, как она устроена. Он понимал, что я всеми силами буду тянуть время и пытаться отсрочить роковой исход, надеясь, что подвернётся какой-то шанс на избавление – и он знал, что я знаю, что он это знает. Он также знал, что я соглашусь помочь ему украсть эту картину, потому как это был мой единственный шанс уцелеть. Он только не знал, что украсть её мне не проще, чем стащить папскую тиару. Возможно, он верил в мою сообразительность. Что ж, он прав: с мозгами у меня дело обстоит не хуже, чем у него.

– Видишь ли, Харви, против нас две вещи… И если ты нам поможешь с ними разобраться…

– Всего только две? По-моему, их сорок две!

– Нет, нет, Харви. Всего-навсего две. Как войти в музей и как отключить сигнализацию. Только они, и больше ничего.

– Ну ладно, – сказал я. – Вас понял. С первым вопросом дело обстоит проще. Мы не можем проникнуть в музей, когда он закрыт, и до того как туда попадём, мы ничего не в состоянии сделать с сигнализацией. У нас только одна возможность: нам надо попасть в музей до его закрытия и хорошенько там спрятаться.

Лицо Джо Эрпа засияло от удовольствия. Осклабился и Фредци Апсон. У меня стало как-то полегче на душе, когда я увидел, что хотя бы один из бандитов в состоянии улыбаться.

– Он ничего, босс! – заявил Джо Эрп. – Он, конечно, недоносок-коротыш, но мозги у него имеются.

– Хочу отметить для протокола, что мой рост пять футов десять дюймов и что, может, я маловат с точки зрения верзилы техасца, но ещё никогда и никто не называл меня недомерком.

– Может быть, – пробормотал толстяк. – А где же нам спрятаться, Харви.

– Ну, для этого мне надо немножко походить по музею, и подобрать что-нибудь подходящее.

– Ты совсем спятил, Харви? – удивлённо воскликнул он, забыв свою ковбойскую роль. – Ты не выйдешь из этого отеля и не останешься без нашего присмотра, пока мы не провернём дело.

– Нет?

– Нет, Харви.

– Значит, придётся пошевелить мозгами здесь и сейчас.

– Для этого-то мы с тобой и держим совет, Харви. Ты уж думай, и думай хорошенько. Иначе нам от тебя нет никакого проку. Иначе тебе прямая дорога в шахту, вслед за графом.

– Буду думать, – согласился я.

– Вот и молодец.

Я погрузился в десятиминутное раздумье. Они сидели и ждали. Думать было непросто. Если не верите, попробуйте сами. Возьмите план музея и отыщите место, где можно спрятаться, не привлекая ненужного внимания. Решение найти не просто, и оно должно быть на вид абсолютно смехотворным. Наконец, я нашёл его. Через десять минут я объявил, что всё придумал.

– Где же нам спрятаться, Харви? спросил Ковентри.

– Под кроватями.

– Не надо хохмить, Харви. Я обижусь.

– Я серьёзно. Послушайте меня внимательно. В северной части музея есть отдел, который они называют «американской галереей». Там устроена выставка старинных интерьеров – начиная с колониальных времён. В этих комнатах есть кровати. Под этими кроватями и может спрятаться человек. Или двое.