Текст книги ""Слёзы войны" (СИ)"

Автор книги: Горбовец Сергей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Только бабушке Нине было совсем невесело. Материнское сердце предвещало недоброе, его не обманешь, бравурными маршами, которые целый день звучали по радио, и показной храбростью. "Кому война, а кому мать родна", – говорила она, вытирая кончиком платочка уголки глаз.

Колька помнил, как на проводах отца он сидел у него на коленях за общим столом вместе со всеми гостями. Тот, придерживая его сильной рукой за худенькие плечики, всё время подкладывал ему в тарелку что-нибудь вкусненькое. Колька гордился своим отцом – будущим героем войны и свысока поглядывал на своих сверстников.

Перед уходом, отец поднял сына высоко над собой, до самого потолка. Долго смотрел на него, потом прижал к груди и поцеловал. От него пахло чем-то незнакомым, солдатским. Потом Колька ещё долго вспоминал этот запах. После отцовского прощального поцелуя у него на щеке, как ему показалось, от прикосновения его губ и укола небритой щеки, осталось какое-то чувствительное место. Даже сейчас, стоило ему подумать об отце, и на щеке в этом месте ощущалось тепло.

Колькин дед, Микитка, не дожидаясь повестки, ещё с вечера смазал дёгтем сапоги до блеска, одел кепку-восьмиклинку набекрень, выпустив из-под неё чуб, распушил усы и сам пошёл в военкомат требовать отправки на фронт. Там ему категорически отказали, ссылаясь на его возраст. Но настоящая причина отказа была и в том, что дед когда-то давно был судим за "политику", или, как говорила бабушка Нина,– "догавкался". Иначе говоря, "за свой длинный язык".

*Киев во время гитлеровской оккупации (исторический очерк)

Антисоветчина из него пёрла, как горох из порванного лантуха. По тем временам это было очень опасно, а ему, по мнению бабушки, «хоть кол на голове теши». Ходит себе, улыбается, да свои частушечки распевает. До поры до времени, это сходило ему с рук. Но однажды, где-то не к месту, ляпнул дед политический анекдотик и получил три года. Отбывать срок его направили на строительство Беломорско-Балтийский канала. Дед Микита отличался врождённым, природным юмором и, как ни странно, большим патриотизмом.

Он отнёсся к своему наказанию с пониманием. Даже на суде выступил с речью в свойственной ему манере:

– Я так понимаю, что раз государство затеяло такое большое дело с каналом, то кто-то же должен его рыть. Ну, сами посудите, где же ему взять столько денег, чтобы платить людям за работу? Начальство канал рыть не будет. А таких раздолбаев, как я, у нас в государстве полно. Вот оно и дает нам возможность бесплатно помочь ему и увековечить себя.

За это его выступление с хитрым подтекстом, ему чуть не прибавили ещё два года. Положение спас адвокат, подсунув в суде какую-то нужную медицинскую справку, а может быть ещё кое-что. Да и свидетели-дружки помогли. Выступили на судеи, покрутили пальцем у виска и все в один голос сказали, что он с детства такой "шалёный". Видать, мать уронила, когда ещё малой был.

В примусовке, как называли тогда в народе место пребывания осуждённого, он зря времени не терял – научился играть на гармошке. Пристроился там работать кладовщиком. Сидел себе на складе да на гармошке попиливал. После освобождения вернулся домой и стал желанным гостем со своей гармошкой на всех гулянках, чем с удовольствием и пользовался. Для него зелёный змий теперь стал дармовщинкой. Пей – не хочу. Но, несмотря на лёгкую доступность к спиртному, он никогда не напивался. Дед любил повторять, – "вино для человеков, а не человеки для вина".

И вот теперь, когда Родина оказалась в опасности, дед Микитка, несмотря на все препоны военкомата, всё-таки ухитрился пристроиться к какой-то военной части в обоз, как он говорил, "лошадям хвосты крутить". Видно и там гармошка с частушками сыграли не последнюю роль.

После военкомата, радостный и возбуждённый он прибежал домой. Схватил свою гармошку под руку, хлопнул чарку самогона, подхватил на плечо сидор и ... гайда. Ни тебе здрасте, ни досвидания.

– Ууу, паразит, хотя бы с нами попрощался, присел бы на дорожку, – укорила его бабушка Нина.

– А чего там, Нинка, прощаться? Я ж ненадолго. Сталин и не таких, как эти немцы повыбивал. Вона скольких маршалов и половину комсостава за короткое время укандохал. А тут, тоже мне – срань какая-то немецкая. Да мы их ..., – прокричал дед с порога петушиным голосом, сжимая руку в кулак.

Кольке даже показалось, что из его сжатого кулака потекло что-то тёмно-красное.

– Чтоб тебе язык заципело. Опять догавкаешься, – сказала бабушка, вытирая слезу. – В этот раз так точно зашлют до Магадана.

– Не бойся, Нинка, дальше передовой не пошлют, – сказанул дед что-то новенькое.

– От выродок! Уже научился, поднабрался у кого-то из армейских.

Но всё же он вернулся от двери и присел на табурет. Дед Микитка никогда не курил, но был заядлым нюхальщиком табака. Он достал из кармана свою табакерку, переделанную из бабушкиной пудренницы. Открыл, бережно достал щепотку махры и с шумом втянул в себя. Затем заткнул большим пальце одну ноздрю и "стрельнул" второй в стоящий возле него горшок с геранью. Такую же операцию он проделал и со второй ноздрёй. Даже листья гераньи зашевелились. После этого он несколько раз чихнул. Начихавшись вдоволь, он взял в руки гармошку, пробежался пальцами по ладам, да так душевно сыграл и спел бабушкину любимую "У церкви карета стояла". А та так расчувствовалась, что слезу пустила и даже налила ему ещё чарочку. Любила бабушка Нина своего отчаянного басурмана.

И вот уже месяц от него не было никаких известий. Но бабушка Нина за него не переживала. Правда, в церковь стала чаще ходить, ставила свечки во спасение сына и мужа. А на людях она говорила про деда: "Таких, как он, сам чёрт боится".

Катя, Колькина мама, работала в больнице медсестрой. Её мобилизовали в самом начале войны. Выдали форму, зачислили на довольствие и направили служить в военный госпиталь, который располагался недалеко от их дома. У неё были суточные дежурства. Учитывая большую загрузку госпиталя, ей приходилось часто надолго задерживаться на службе. Возвращалась она всегда поздно и сразу же, обессиленная, валилась на кровать и мгновенно засыпала. Мечта о поступлении в мединститут отодвинулась до лучших времён.

Фронт быстро разворачивался. Везде шли постоянные бои. В госпиталь поступало много раненых. Коек на всех катастрофически не хватало и их размещали в коридорах, а то и во дворе больницы под укрытием наспех установленных палаток. Хорошо, что было ещё тепло.

* * *

Ещё в бурные двадцатые годы, Володю мобилизовали в комсомольский отряд и отправили на ликвидацию, как их тогда называли, банды атамана Зелёного. Перед отправкой, в Киеве на пристани был митинг. Молодёжь, под воздействием патриотических призывов комсомольских и большевистских агитаторов, практически безоружные, с лозунгом "Мы их шапками закидаем!" отплыли пароходом вниз по Днепру, где орудовала банда.

На самом деле это была далеко не банда, а хорошо организованный и вооружённый отряд крестьян и бывших офицеров, недовольных политикой советской власти. В районе города Триполье, Днепр сильно сужается. Оба берега подходят близко друг к другу, течение усиливается. Там, по обе стороны реки и находилась засада. Бандиты открыли по пароходу шквальный пулемётный огонь. Почти весь отряд погиб.*

Спаслись несколько счастливчиков, успевших прыгнуть за борт. Среди них был и Володя. Ему удалось добраться до берега, однако холодные осенние воды Днепра оставили юноше на всю жизнь память о себе – сильная простуда перешла в воспаление лёгких. Лечения тогда практически не было и случилось самое страшное – у него развился туберкулёз лёгких, по тому времени совершенно неизлечимымое заболевание.

Инвалидность – это и была основная причина, по которой Володю не мобилизовали на фронт.

Дора, как многодетная мать, тоже не подлежала мобилизации. Но она и Володя ежедневно приходили в военный госпиталь, где служила Катя, Колькина мама, и помогали раненым и медперсоналу. Володя подключался на помощь к санитарам. А Дора с небольшой труппой регулярно давали раненым концерты, организовывала выступления и других артистов. Обе бабушки – Нина и Ида занимались домашним хозяйством и шумной детской оравой.

Спустя совсем короткое время фашисты были уже недалеко от Киева и госпиталь начали срочно готовить к эвакуации на восток. Почти всю ночь бабушка Нина и Колькина мама просидели на кухне. Катя, как могла, уговаривала бабушку Нину ехать вместе с ней, но та наотрез отказалась покидать родной город и оставить квартиру без присмотра. Бабушка Нина была уверена, как, впрочем, и большинство жителей города, что приход фашистов – это ненадолго.

После долгих споров, слёз и уговоров бабушка сказала Кате:

– Ты, доченька, человек подневольный, военный и обязана ехать вместе со своими ранеными и помогать им. А мы с Коленькой не пропадём. Не волнуйся Катюша за нас. Всё-таки дом есть дом, да и от деда и папы будем ждать весточек. Вона и Володькина семья здесь. Ида здесь. Да и детям будет веселее. Все вместе как-нибудь да проживём. А ты, доченька, как только прибудешь на место, сразу нам напиши. На том и порешили. Мама оставила Кольку с бабушкой Ниной. На следующий день, под покровом ночи, санитарный поезд с ранеными бойцами отправился на восток.

*Все проходящие суда, в память о тех событиях, дают продолжительный гудок.

Глава 4

Фронт быстро приближался к Киеву. 1 июля 1941 г. началась эвакуация больших промышленных объектов военного значения, учреждений, специалистов, членов семей советского командного, партийного и НКВД-ского состава. Враг cтремительным темпом подступал к городу, готовясь к штурму. Советские войска, героически настроены на защиту Киева, стойко держали оборону в жесточайших схватках. Спешно началось возобновление фортификационных сооружений, дополняемых противотанковыми рвами, эскарпами, шанцами, деревоземельными огневыми точками. На этих работах ежедневно работали десятки тысяч киевлян и крестьян пригородной полосы, временами под враждебным обстрелом с земли и воздуха. Ставка Верховного главнокомандования и лично Сталин не позволяли оставить Киев. 15 сентября четыре армии очутились в котле. В результате бездарного командования войсками С. Будённым, которого позже отстранили от командования, поражённая под Киевом Красная армия лишилась самого сильного фронтового объединения. Киевская операция завершилась полным провалом, и даже катастрофой – СССР лишился 4-х армий, потерял мощные укрепрайоны и столицу советской Украины – г.Киев. Для немцев была открыта дорога на Харьков, на Донбасс, в Крым. В киевском котле на 1 сентября 1941 года оказались 452 700 человек, свыше 2600 орудий, 1225 минометов и 64 танка, только безвозвратные потери советской стороны в ходе операции, оцениваются в 627 800 человек. Потери германской армии оцениваются в 128 000 человек, однако, принимая во внимание ожесточенность боев и то, что немецкие данные приходится брать «на веру», в этой цифре можно усомниться.

Длительная задержка немцев под Киевом, как считается, остановила значительные силы для дальнейшего продвижения к востоку, сорвала наступление на Москву. Но силы были далеко не равные. Избегая полного окружения, 17 сентября войска оставили Киев.* 19 сентября позади отступающих советских войск диверсанты подразделения НКГБ подорвали металлические фермы обоих железнодорожных и автогужевого (имени Евгении Бош) мостов через Днепр. Это был уникальный Николаевский цепной мост. Его взорвали ещё тогда, когда на нём находились колонны отступающих советских войск. Свидетели вспоминают, что с грудами бетона и обломками железа в Днепр падали окровавленные человеческие тела, лошади и техника.*

*Источник: компиляция на основе сведений находящихся в открытом доступе сети интернет, в т.ч. книге Баграмян И. X.,

** Киевская операция 1941 год

В тот же день диверсанты НКВД вывели из строя электростанции и водопровод. Город погрузился во тьму и наступило безвластие. В течение почти трёх суток Киев захлестнули грабежи и мародёрство в ни кем не охраняемых магазинах, учреждениях и опустевших квартирах. Всё вокруг, как бы вымерло, в выжидании прихода врага. Люди старались взять всё равно что, начиная с иголок и заканчивая увесистыми шкафами. Взятое позже предполагалось обменивать на еду, так как все продукты были вывезены из города. То, что вывезти по каким-либо причинам не смогли, было утоплено в Днепре.

Фото 2. Взорванный диверсантами НКВД мост им. Евг. Бош. Цепной уникальный мост. В наше время – Мост метро ст. «Днепр».

19 сентября 1941 года фашистские войска вошли в Киев на долгие два года. Стены домов и учреждений «украсились» красными фашистскими флагами с чёрной свастикой посредине и приклеенными на стенах домов приказами новой власти.

Тогда мало кто знал, что главную улицу города Крещатик коммунисты заранее обрекли на гибель ещё до прихода немцев. Уже летом началась масштабная операция подготовки к взрыву жилых и административных зданий, расположенных на Крещатике и других улицах, прилегающих к центру города.

Советское руководители давно готовились к тому, что Киев придётся сдать. Они чётко рассчитали, что эти здания оккупанты могут занять под постой высшего командования и заложили в подвалы этих домов взрывчатку. На чердаках разбросали бутылки с "коктейлем Молотова".

Для того, чтобы отвлечь внимание жильцов, пустили слух,будто бы в ящиках упакованы архивы НКВД. Также были заминированы дома, где располагались органы советской власти. Такая же судьба предназначалась и Софиевскому собору. Но его каким-то чудом спас директор заповедника Он убедил минёров, уже готовых начать свою адскую работу по минированию, что в соборе нет подвалов.

Когда немецкие оккупанты вошли в Киев, его центр и прилегающие к нему дома были буквально нафаршированы взрывчаткой. Отступая, советские войска придерживались провозглашённой Сталиным тактики "выжженой земли".

Они взорвали электростанцию, водогон, железнодорожные линии, мосты через Днепр. Из сводок собственной агентуры и населения о минировании города, а также поверив слухам, пущенным подпольщиками о том, что как только электричество будет включено, весь город взорвется, немецкие саперы принялись разминировать те объекты, о которых им стало известно.

Фото 3. Оккупанты разминируют музей Ленина.

Так, в частности, были спасены Оперный театр, музей Ленина, правительственные здания на Банковой. Вытащив из здания музея Ленина три тонны тринитротолуола вместе с радиоуправляемыми устройствами, немцы выставили свою добычу на всенародное обозрение, иронизируя, что мол, большевики даже собственную "святыню" не пожалели и заминировали!

24 сентября после обеда произошел мощный взрыв в помещении "Детского мира" на углу улиц Крещатика и Прорезной, куда население, по приказу оккупационных властей, сдавало радиоприемники.*

*Интернет, Зондеркоманда Айзацт группы Ц.

В этом доме разместилась немецкая комендатура. От детонации сработали взрывные устройства в соседних домах, в частности, в гостинице «Спартак» (Крещатик 31). Началась катастрофический пожар главной улицы Киева.

В городе действовала диверсионно-разведывательная группа НКГБ УССР под руководством Ивана Кудри (в составе Дмитрия Соболева, Раисы Окипной, Евгения Бремера, Андрея Печенева и других). Последствия взрывов и пожаров были ужасающими: исторического центра Киева, составлявшего славу города, больше не существовало.*

Фото 4. Штабель ящиков со взрывчаткой, вынесенной немецкими сапёрами из музея Ленина.

В горы битого кирпича и обожженные скелеты зданий превращены Крещатик и еще три километра прилегающих к нему улиц: Николаевская (ныне Городецкого), Меринговская (Заньковецкой), Ольгинская, часть Институтской, Лютеранской, Прорезной, Пушкинской, Фундуклеевской (Богдана Хмельницкого), бульвара Шевченко, Большой Васильковской, Думская площадь (Майдан Незалежности) – всего 940 крупных жилых и административных зданий.

В тот же день, 24 сентября около 16. 00 мощные взрывы уничтожили уникальное творение архитектора Городецкого бывший кинотеатр "Люкс". Вслед за ним взлетели в воздух Главпочтамт, единственный театр КОВО, консерватория и музыкальная школа, "Гранд-отель", биржа. Взорваны некоторые особняки в центре города. По иронии судьбы там в доме Городецкого располагалась одна из штаб квартир руководителя киевского подполья НКВД Ивана Кудри, который руководил операцией.*

* * *

Одним из первых приказов оккупантов, был приказ о сдаче на приёмный пункт всех радиоприёмников. До их прихода тоже было такое же распоряжение Киевской городской власти. Приёмный пункт находился в доме на углу улиц Крещатика и Прорезной. Цель приказа у большевиков, по всей вероятности, была такова, чтобы люди не имели никакой информации о продвижении захватчиков, а также правдивых сведений об отступлении Красной армии и о её громадных реальных потерях.

Оккупационная администрация предусмотрительно издала одним из первых приказов – приказ о немедленной сдаче всех оставшихся у населения радиоприёмников, ещё уцелевших после аналогичного приказа советских городских властей.

Те, кто не сдал радиоприёмники при Советах, сразу же, подальше от греха, заторопились с приёмниками к указанному пункту. У фашистов, в отношении сдачи радиоприёмников, цель была другая население ещё не знало о уже существующих лагерях смерти, фабрик смерти, которые возникли начиная с 1941 года. Единственная цель их была – методическое убийство европейских евреев. Эти лагеря уже были созданы в Восточной Европе, в основном в Польше

Фото 5. Взорванный диверсантами НКГБ центр города – всего 940 домов.*

*Киев во время гитлеровской оккупации (исторический очерк)

*Киев сентябрь 1941 год. Источник:waralbum.ru

**Война в Киеве, Гордон

Фото 6. Взорванный диверсантами НКВД главная улица города Крещатик.

* * *

В этот день, Володя почувствовал себя плохо и немного раньше вернулся домой. Фотография артели инвалидов, где он работал, располагалась почти рядом с домом. Пообедав, он решил прилечь на диванчик немного отдохнуть. Дора с мамой о чём-то говорили на кухне, звякая посудой. Затем жена подошла к нему:

– Володя, ты не забыл о том, что сегодня последний день сдачи приёмников? – Да, помню я, помню, – пробормотал он сквозь сон.

Тут же с кухни вкатила "тяжёлая артиллерия" в лице тёщи Иды:

– Когда же ты его сдашь? У нас могут быть неприятности. Этот приёмник, как бомба замедлённого действия. Надо от него избавиться.

– Мамаша, можно я немного вздремну и потом отнесу этот проклятый приёмник, – недовольно сказал он.

Не успел он уснуть, как тяжёлый взрыв чуть ли не выбил стёкла в комнате. Их спасли газеты, наклеенные крест на крест.

Это взлетело на воздух одним из первых здание, где располагался приёмныё пункт радиотехники.

* * *

Оккупанты были осведомлены о заминировании, но они даже не могли предположить его масштабы. После взрывов они начали гасить пожары. Оказалось, что водопровод был уничтожен. Решили брать воду из Днепра. Для этого самолётами были доставленны из Люблина шланги. Но подпольщики постоянно перерезали их. Чтобы локализовать огонь немцы начали взрывать дома на близлежащих улицах. Пожар продлился целую неделю.

Так были принесены в жертву войне центральный проспект города Крещатик и прилегающие к нему улицы.

Практически все они превратились в руины и перестали существовать. По многим улицам города было парализовано движение. Пострадали от разрушений и граничащие с центром города улицы и районы. Асфальтированные дороги и тротуары скрылись под мусором и обломками кирпичей. Разрушено было около 940 жилых и административных зданий. Пятдесят тысяч семей лишились жилья и ютились на площадях города под открытым небом.

Фото 7. Взорваный диверсантами НКВД Успенский собор Киево-Печерской Лавры.

До сих пор не могут определить даже приблизительное колличество погибших под развалинами как жителей города, так и оккупантов. Жертвы исчислялись десятками тысяч человек, в том числе немцев.

Расчёт НКГБ оправдался. Спустя некоторое время, 3 октября был также взорван Успенский cобор Киево-Печерской лавры.*

Занимавший осенью 1941 г. должность Высшего руководителя СС и полиции на Юге России обергруппенфюрер СС и генерал полиции Фридрих Йеккельн после войны на допросе рассказал о том, что происходило в Киеве, где в то время располагалась его штаб-квартира.

26 сентября 1941 г. Фридрих Йеккельн, командир айнзатцгруппы Ц Отто Раш и командир зондеркоманды 4-а Пауль Блобель во время обсуждения положения в городе с комендантом Киева генералом Эберхардтом решили в отместку за взрывы и гибель немецких солдат и офицеров уничтожить большую часть киевских евреев.

На допросе в Риге в октябре 1945 г. Йеккельн показал, что прямых доказательств причастности евреев к взрывам в Киеве не было, но лица, ответственные за порядок в городе решили обвинить евреев, чтобы объяснить промахи разведывательных служб армии, полиции и СС, не проверивших занимаемые под штабы здания.

Адъютант Йеккельна, майор фон Трибах, после войны рассказал на допросе, что генерал Эберхардт считал полезным показать украинцам "железный кулак" немецкой администрации и заодно отдать на разграбление местным националистам еврейское имущество.

Генерал Эберхардт на допросе показал, что Йеккельн трясся от страха и кричал, что им "оторвут головы за взрывы в Киеве". Они решили, что если "рассчитаться за взрывы" с украинцами, то это может вызвать у них антигерманские настроения, но если обвинить евреев, все останутся довольными: фюрер, Гиммлер и украинцы.

Он "лично допрашивал пленного комбрига НКВД Балабанова, который сообщил, что минировать центр Киева ему приказал генерал Кирпонос, командующий Юго-Западным фронтом, сказав при этом: "Если мы просто так сдадим Киев, нас Сталин по головке не погладит. Мы обязаны оставить в городе своих подрывников и приказать им взрывать вражеские штабы и склады каждый день". Начальник штаба фронта генерал Тупиков возражал: пользы от этого не будет, а мирному населению немцы отомстят. Но Кирпонос приказал Тупикову замолчать".*

Генерал Эберхардт на допросе показал, что Йеккельн трясся от страха и кричал, что им "оторвут головы за взрывы в Киеве". Они решили, что если "рассчитаться за взрывы" с украинцами, то это может вызвать у них антигерманские настроения, но если обвинить евреев, все останутся довольными: фюрер, Гиммлер и украинцы.* *

Начались тяжёлые будни фашистского оккупационного режима.

Через несколько дней, в конце сентября, рядом с красочными призывами в полицию, оккупанты расклеили 2 000 экземпляров распоряжения новой власти. Для многих жителей города этот приказ прозвучал, страшным приговором:

ПРИКАЗАНО

Всем жидам города Киева и его окрестностей собраться в понедельник дня 29 сентября 1941 года в 8 утра возле улиц Мельникова – Докторовской (около кладбища). Все должны забрать с собой документы, деньги, бельё т.п. Кто не подчинится этому распоряжению – будет расстрелян. Кто займёт жидовскую квартиру или разграбит их имущество – будет расстрелян.***

В конце каждого приказа была стандартная приписка, "за невыполнение приказа – расстрел". Мало кто предвидел катастрофические последствия этого короткого приказа. В то время сведения о массовых расстрелах евреев в Европе на территориях государств, оккупированных фашистами, до Киева ещё не дошли..

По переписи населения перед войной в 1941 году в Киеве было 890 тыс. человек. Из них 25% евреи. То есть, к началу войны в Киеве могло быть 220 – 230 тыс. евреев. Значит, из них на фронт ушло 40 тыс. человек.

Начиная с 1 июля 1941 г., с приближением фронта, 325 тыс. киевлян

эвакуировали на восток. То были квалифицированные рабочие, инженеры и техники киевских оборонных промышленных предприятий, имевшие "бронь" на случай мобилизации. А также ответственные работники государственных и компартийных учреждений, деятели науки, культуры и искусства, члены их семей, а также семьи командного состава РККА и НКВД. Тогда среди этих категорий граждан было очень много евреев, гораздо больше 25%.

В начале сентября киевляне, имевшие родственников в селе, также старались покинуть город. Невозможно определить естественную убыль населения, так как кладбищенские книги при оставлении города советской властью в 1941 г. были уничтожены.

Фото 7. Площадь Калинина. (Майдан Незалежности). На заднем плане Софийский собор.

*Хроника оккупированного Киева 1941-1943 гг.

*Киев, во время оккупации 1941-43 гг.

**Газета "Крещатик"

Никто не подсчитывал количество расстрелянных узников Лукьяновской тюрьмы и подвалов НКВД, оставленных в госпиталях раненых.

Итак, на момент вступления немецких оккупантов (19 сентября 1941 г.) в оставленном на произвол судьбы Киеве могло находиться около 400 тыс. жителей. Но количество евреев уже составляло не 25% от общей численности киевлян, а гораздо меньше. Это подтвердилось последующими событиями. В первые же дни оккупации Киева нацисты начали расстреливать именно евреев за акты саботажа, совершенные советскими подпольщиками. Но пока что это не носило массового характера, хотя до киевлян уже дошли слухи, что в ранее оккупированном Фастове расстреляли всех евреев.

28 сентября Айнзацгруппа "Ц", расположившаяся в здании НКВД на улице Институтской (бывший Институт благородных девиц), сообщила из Киева, что "здесь проживает приблизительно 150 000 евреев. До настоящего времени не представлялось возможным проверить эту цифру. Во время первой акции проведено 1600 арестов; приняты меры для установления численности еврейского населения в целом. Подготовлен план ликвидации не менее 50 000 евреев".

2 октября Айнзацгруппа "Ц" донесла в Берлин, что 29 и 30 сентября 1941 года в Киеве зондеркоманда 4-а во взаимодействии со штабом Айнзацгруппы и двумя подразделениями полицейского полка группы армий "Юг" казнили 33 771 еврея. Однако среди расстрелянных в те два дня были не только евреи, но и члены их семей – украинцы, русские и дети от этих смешанных браков. Такие браки стали довольно обычным явлением в советское время, правда, в крупных городах. Расстрелы отдельных евреев, не явившихся 29 сентября, продолжались 1, 2, 8, 11 октября. Ведь в распоряжении предупреждалось, что расстреляют тех, кто не явится. Так погибло еще несколько сот евреев. Точность при таком подсчете условна. За два года гитлеровского порабощения оккупанты убили там около 100 000 тысяч (некоторые историки называют цифру 150 000) советских граждан. Кроме евреев, – цыгане, подпольщики и партизаны разных национальностей, военнопленные из Дарницкого и сырецкого лагерей, матросы Днепровского отряда Пинской военной флотилии, более 600 членов ОУН (в том числе практически вся редакция газеты "Украинское слово"), несколько футболистов киевского Динамо", некоторые представители киевского духовенства. Возможно, там же захоронили отравленных угарным газом пациентов киевской психиатрической больницы им Павлова.

Многие улицы перекрыли патрули. В городе начались аресты и облавы. Магазины и столовые не работали. Люди, приехавшие в город ещё до прихода немцев погостить у родственников, а также те, кто остался без жилья, после взрывов домов, голодали и жили где попало. Их сразу же арестовывали и отправляли в концентрационный лагерь, расположенный на окраине города – Сырец. В городе по малейшему подозрению в диверсии зачастую расстреливали тут же, без суда и следствия.

Жителей хватали прямо на улицах, заталкивали в машины и отвозили в Сырецкий лагерь. Спустя некоторое время там же, в Бабьем Яру их уничтожали.

Этот зловещий район уже давно облюбовали ещё в тридцатые годы Народный Коммисариат Внутренних Дел (НКВД) и Главное Политическое Управление (ГПУ) для своих кровавых акций в 1930 – 41 гг. Тысячи людей были там расстреляны во время репрессий.

Туда же, бравые последователи одного из бывших организаторов "красного террора" главного карателя начинающей советской власти – Феликса Дзержинского, вывозили тела расстрелянных в подвалах нынешнего Октябрьского дворца (улица Институцкая) и других мест, где совершались эти зверские акции. Так что фашисты шли по уже проторенной дорожке.

Из Сырецкого лагеря в Бабий Яр приводили военнопленных, для захоронения трупов. Для такой работы, среди них подбирали особенно крепких людей. Не каждый мог выдержать увиденное. Спустя короткое время, когда они выбивались из сил, их тоже всех расстреливали. На следующий день пригоняли новых военнопленных.

По всему городу на стенах домов и афишных тумбах пестрели красочные плакаты с многообещающими призывами записываться в полицию. На них были изображены здоровенные, мордастые и улыбающиеся во весь рот парубки в новой полицейской форме с жёлто-голубыми повязками на рукаве.

* * *

Нацисты подготовили надежное обеспечение акции: кроме особого спецподразделения СС, на которое была возложена главная роль, была привлечена вновь созданная киевская полиция. Её задачей было обеспечение "порядка". Были проведены дезинформационные действия:. Распространялись слухи о переписи евреев, их переселении. Были проинструктированы и подготовлены тысячи управдомов и дворников. Это дало свои результаты. Среди жителей города поползли слухи о том, что евреев будут переселять куда-то на другие земли или даже ещё лучше – в Германию на заработки.**

Многие завидовали им и тоже хотели бы уехать в Германию. Немцы специально сдерживали снабжение продуктами население, создавая исскуственный голод, чтобы принуждать молодёжь ехать на заработки. *Материал из статьи Дм. Малакова "Бабий Яр"

** Киев во время оккупации

О тамошней райской жизни в Германии вовсю трубила фашистская пропаганда. Вначале войны так оно и было. Особенно на Украине – молодые люди, поддавшись пропаганде, стремились уехать (и уезжали, добровольно, никто их не угонял!). После каторжной работы в колхозах, их уже ничто не пугало.

Уже потом, спустя некоторое время, начали поступать весточки из Германии, о том какие там "заработки" и какая там "райская жизнь". Писали о том, что немцы к домашним животным относились лучше, чем к "низшей расе" из востока. Остарбайтеры работали по двенадцать-четырнадцать часов в день. За малейший проступок, могли избить палками, а то и расстрелять. Сразу исчезли добровольцы и желающие ехать в Германию. Позже, многие юноши и девушки, увидев и попробовав на себе условия работы и жизни "остарбайтеров" в лагерях, ограждённых колючей проволокой, будут пытаться удрать с Германии. Но их везде по дороге ловили бригады полиции и массово расстреливали или вешали на многолюдных площадях, для устрашения других. Вот тогда и начались облавы на людей на улицах, домах, церквах, базарах. Людей, особенно молодых, хватали всех без исключения, не обращая внимания ни на какие справки.