Текст книги "Поймай падающую звезду"
Автор книги: Горан Петрович
Соавторы: Радован Бели-Маркович,Михайло Пантич,Васа Павкович,Вида Огненович,Драгослав Михаилович,Елена Ленгольд,Милован Марчетич,Давид Албахари,Светлана Велмар-Янкович,Радослав Братич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
«Надоела мне твоя ревность». Женщина улыбнулась, услышав собственные слова, сказанные ему, как будто он был здесь, рядом, а не в семидесяти километрах, отделявших их город от столицы, от этой гостиницы и этого номера на пятом этаже. «Ты ревновал, когда для ревности не было никаких причин. Сумма ревности, подсчитать. Все только счета, счета, счета, – подумала, – все только счета, с покрытием или без».
Женщина взяла сумку, которую оставила на полу, рядом с кроватью. В ее внутреннем кармане, закрытом на молнию, лежал конверт с деньгами. Прежде чем открыть его, она включила лампу на тумбочке, вновь взглянув на призрачный циферблат часов. Цифры вспыхивали голубым светом, показывая десять минут пятого. «Уже», – подумала она, утешившись скорым наступлением утра. В конверте было две тысячи динаров. Констатировала, совсем как в своей бухгалтерии: «Купюрами по двадцать динаров». Это была неучтенка, ее часть отката от продажи служебного помещения в Белграде, которое принадлежало – она не знала точно – то ли прежней фирме, то ли новой, которая отделилась от старой и которую возглавлял мужчина, ставший ее любовником.
Женщина подумала, что все было неплохо исполнено, эта продажа, их приезд (директоров, юристов, шефов отделов продаж) формально на семинар экономистов в концертном зале гостиницы «Славия». Там же они сняли номера, поскольку семинар был рассчитан на два дня, но участники из других городов хотели немного развлечься, раз уж оказались далеко от дома. Ее директора не интересовало мнение экономистов, университетских преподавателей, разных теоретиков. «Все они утописты», – любил повторять он. Нравилось ему производить впечатление остроумного человека.
В самом начале их связи ему достаточно было показать палец, и она заливалась почти истерическим смехом. Когда она в первый раз оказалась в его постели, то подумала: «Боже мой, если я ничего не чувствую, никакого возбуждения, а уж о любви тут тем более речи нет – так чего же боюсь?»
Куда больше она боялась, что ее накажут за собственные подписи. Она расписывалась везде, где только ей велели. Для порядка читала тексты и сверяла цифры. На бумаге все сходилось, все было точно подсчитано, но она-то знала, что это только так кажется, все данные подделаны, подогнаны. Иногда она понимала, что кроется за этими фальшивыми данными, но, в основном, особенно в последнее время, подписывала счета, не вникая в их содержание, стараясь ничего не проверять.
Ночами дневная уверенность и легкость, с которой она визировала бумаги, внезапно сменялась хладнокровной серьезностью следователя. Она сама себе стала следователем: «Где отчеты о командировках? Что это за счета? Вы, как главный бухгалтер, должны были знать, что эти сведения сфальсифицированы. Где товар, закупленный в счет этого кредита? Не знаете или, что еще хуже, знаете…» В итоге она, навечно опозоренная, оказывалась в тюремной камере.
Купюры были новенькие, плотные и хрустящие. Получив их после обеда в ресторане, она почувствовала себя контрабандисткой. Все дела были обстряпаны в том ресторане. Фирму, купившую помещение, тоже представляли руководители – директор, шеф отдела продаж, юрист, а в качестве украшения присутствовала секретарша, явно чья-то любовница, молодая блондинка с глубоким декольте, которая то и дело вставала, куда-то уходила и вскоре возвращалась, бесстыже крутя задницей. Они, конечно, тоже получили свои доли отката. Потом они все вместе отправились на послеполуденное продолжение дискуссии о новых методах в экономике, как бы зарабатывая себе алиби.
Вечером они опять встретились за ужином с горячительными напитками, на этот раз в гостиничном ресторане.
Днем женщина не успела обойти магазины и потратить деньги. Пачка банкнот, пока она держала ее в руках, пахла чем-то пресным, сырым мясом и эссенцией. Ее чуть не стошнило от этого запаха. На самом же деле вонь исходила из открытых дверей ванной комнаты, смердело дезинфекцией.
«Он даже душ не принял», – подумала она о директоре. Спешил присоединиться к обществу, расположившемуся в ресторане. Она смотрела, как тот поспешно одевается, почти на бегу, стремясь уйти как можно скорее. Ей пришлось напомнить ему о галстуке. Даже сама повязала его, намеренно полуголая, в одной комбинашке, приблизившись к нему. Он шлепнул ее по ляжке и сказал: «Можешь присоединиться к нам, если пожелаешь». Она ответила: «Нет, спасибо, я устала».
И в самом деле уснула, как только он ушел. Но и во сне она не забывала о том, что в чем-то провинилась, что она в гостинице, и одновременно в больнице, и на вокзале, и бесцельно слоняется, не зная, куда и зачем нужно идти.
Если бы можно было опять заснуть, вздохнула она. Если бы подумать о чем-нибудь хорошем! Например, что купить детям. Дочка хотела несессер с комплектом косметики, а сын – диктофон «Сони» со встроенным радиоприемником. Его желания для нее всегда превращались в увлекательные экспедиции. И чем они были сложнее, тем ей было приятнее. Вот и сейчас ее ожидал поход по магазинам электротехники. Она представила себя у прилавка, как делает вид, что ровным счетом ничего не понимает в этих делах, и как продавцы стараются ей угодить. Представила и некоего случайного покупателя, вежливого и предусмотрительного, который вступил с ней в беседу, а она с нежностью и гордостью в голосе сообщила ему, что покупает для сына диктофон, а он-то точно знает, как выбрать лучшее…
Она увлеклась, но подкравшийся долгожданный сон увлек ее в пространство, напоминающее больницу, правда, без кроватей и больных, по крайней мере она их не заметила. Откуда-то возникли два санитара и сообщили ей, что сына только что искупали и надо, чтобы она одела и обула его. Это обеспокоило ее. Она вошла в другую комнату, отодвинув клеенчатую занавеску цвета сырого мяса. Увидела сына, который стоял в яме. Над ее краями возвышался его торс, голый и белый. В его вещах она сразу заметила ботинки с толстыми ортопедическими подметками. «А где твои кроссовки?» – с укором спросила она, стараясь не показывать свой страх. «Разве ты не знаешь, что я не ношу кроссовки?» – ответил он. «Это неправда! – возмутилась она, подходя к нему со спины, в то время как он дергался в яме, словно заводная игрушка. – Немедленно вылезай оттуда!» – прикрикнула она, ухватила сына за плечи и принялась отчаянно, что было сил, трясти его. Эта тряска и разбудила ее.
Когда она, приподнявшись, открыла глаза, два молочно-белых цилиндра на люстре закружились. Она зажмурилась, и перед ее внутренним взором возникло лицо сына с упрямым и печальным взглядом. Она вновь открыла глаза. Белые цилиндры были недвижны. Она опустила босые ноги на пол, подошла к окну и раздвинула занавески.
Внизу, на перекрестке, сквозь покров темноты пробивался неоновый свет. Трамвайные рельсы выстроились в четыре ряда.
Женщина увидела, как на улицу, раскачиваясь и скрежеща, сворачивает трамвай. Из его окон лился слабенький, как из сиротской хижины, желтоватый свет. Можно было различить темные согбенные фигуры немногочисленных пассажиров. Ей захотелось присоединиться к ним, сесть на потертое сиденье и погрузиться в бесконечное круженье этого трамвая, не задумываясь над тем, куда он ее увезет.
Давид Албахари
Тайное общество
1
– Тайное общество по изучению прозы Виктора Дугайлича, – произнес человек, – основано более ста лет тому назад. Следовательно, за пятьдесят лет до вашего рождения Общество активно исследовало и анализировало то, что позже вошло в рассказы и романы, которые вы написали в течение последних двадцати лет. Знаю, это звучит несколько странно, но, если потребуется, я могу подтвердить свои слова документально – мы храним протоколы регулярных ежемесячных заседаний Общества, результаты экспертиз, сделанных по специальному поручению, а также обширную переписку его членов, в которой отражены интересные, а иногда и острые дискуссии по разным аспектам, порою очень странным. Например, о соотношении цвета волос и духовных склонностей героев ваших исторических романов или, скажем, по проблемам влияния психологически активных субстанций на малые формы вашей прозы.
Человек умолк и посмотрел на Виктора Дугайлича:
– Вы курите гашиш, не так ли?
– Да, – ответил Виктор, – но…
– Понимаю, – сказал человек, – вы не знаете, что следует думать обо всем этом. Я вас очень понимаю. Вы наверняка думаете: если бы меня остановил незнакомый человек и принялся рассказывать о каком-то Обществе, основанном за пятьдесят лет до моего рождения с целью исследования различных аспектов моей же прозы, то я послал бы его к черту. Иначе говоря, я понимаю ваше недоумение, знаю, почему вы колеблетесь, и потому не намереваюсь торопить вас. Так или иначе, но сейчас подошло время начать наш литературный вечер. Однако я буду весьма признателен, если после его окончания вы уделите нам минут пятнадцать вашего времени.
– Конечно, – ответил Виктор, пожал человеку руку и вернулся в кабинет организатора программы, невысокой блондинки с водянистыми глазами.
– Что-то вы побледнели, – удивилась блондинка. – С вами все в порядке?
Виктор вспомнил про утомительную поездку, раннее пробуждение и тошноту, вызванную нелегким перелетом из Белграда в Ганновер.
– Командир экипажа под конец даже перестал предупреждать о зонах турбулентности, – отговаривался он, – потому что они следовали одна за другой, как литеры в наборной кассе.
Блондинка предложила ему чай. Он согреет желудок, сказала она, и избавит от тошноты, а на ужин они пойдут после выступления. «А пока что, – добавила она, – к вам наверняка вернется аппетит». Произнеся это, она улыбнулась и отправилась за чаем.
Оставшись в кабинете, Виктор, покачивая головой, мысленно повторил все, что сказал ему человек. Как такое вообще возможно? Правда, человек сказал, что у него есть доказательства, но Виктор не был готов поверить ему. Откуда кто-то мог знать, когда Виктор родился, чем он станет заниматься и, кроме всего прочего, будет ли он наслаждаться психологически активными свойствами неких субстанций? Да такого просто-напросто не может быть, подумал Виктор и застонал от приступа тошноты.
Блондинка, которая как раз появилась в дверях с чашкой чая в руках, заохала:
– Если бы я не знала, что вы здесь, то подумала бы, что скулят брошенные щенки!
– Скулю, потому что мне ничего другого не остается, – откликнулся Виктор, но объяснять, что означала эта его фраза, отказался.
Блондинке его ответ не очень понравился, и она, надувшись, протянула Виктору на подпись договор и расписку.
Виктор прекрасно понимал, что происходит: он, собственно, находился сейчас у нее в гостях, и хозяйка хотела, чтобы все происходило по ее воле. Он попытался смягчить ситуацию, делая комплименты и расхваливая ее наряды – в частности, красные чулки с черным узором, но блондинка раскусила его игру и отвечала кратко и равнодушно.
Между тем, в ходе литературного вечера ее профессионализм возобладал над обидой, и она не позволила, чтобы малейшая тень предыдущего недоразумения омрачила мероприятие. Виктор был ей благодарен, потому что и без того не очень жаловал публичные выступления, особенно такие, на которых, как этим вечером в Ганновере, приходилось говорить не на родном, а на одном из чужих языков. Кое-как он совладал с робостью, несмотря на то, что человек, рассказавший ему о тайном обществе по изучению его прозы, сидел в первом ряду, уставившись на него косившим Глазом. Виктор пересчитал присутствующих: их было восемнадцать. Может, все они члены тайного общества? Может, они уже знают, о чем он им расскажет? Но если это так, то зачем же они пришли?
Вялые аплодисменты отметили окончание вступительного слова, настала очередь Виктора. Как ни странно, читал он хорошо, без единой ошибки, и сразу почувствовал, как настроение исправляется. После него тексты продолжил читать актер. Естественно, он читал немецкий перевод, и Виктор, который свою часть выступления исполнил по-сербски, никак не мог поверить, что оба текста принадлежат его перу. Попросту говоря, немецкий перевод звучал, как нечто совсем иное, несмотря на то, что ритм предложений и некоторые формы полностью соответствовали оригиналу. Чуть позже Виктор понял, что больше не думает об этом, но вновь неспешно и пристально рассматривает лица слушателей, пытаясь разглядеть тех, для кого его имя и творчество значат нечто большее.
Собственно говоря, он надеялся, что «значат нечто большее», потому что если бы это было не так, то существование тайного общества не имело бы смысла. Он с нетерпением подписал несколько книг, обменялся несколькими визитными карточками, после чего подошел к человеку, который сообщил ему о существовании Общества.
– Вы прекрасно читали, – сказал человек, – безупречно. Я даже в какой-то момент подумал, что вы не сумеете дочитать на таком накале, но, к счастью, мое предположение оказалось ошибочным.
– А члены тайного общества? – спросил Виктор. – Много ли их пришло?
– Не много, – ответил человек и указал на группу, стоящую у выхода.
Виктор насчитал шесть человек – четверо мужчин и две женщины, но только пересчитав их поголовно, обнаружил, что все они держат в руках по одной его книге.
– Вы хотите сказать, что в обществе насчитывается гораздо больше членов?
– По правде говоря, – ответил человек, – я не знаю. Точнее, этого не знает никто. Иногда нас собирается много, иной раз – всего ничего.
Только Виктор собрался спросить, где они собираются, как кто-то коснулся его плеча. Обернувшись, он увидел блондинку. Похоже, она сумела восстановить свою позитивную энергию, потому как улыбка ее вновь стала любезной. Блондинка напомнила Виктору, что пора идти на ужин, актер и критик были уже готовы, и теперь ждали только его. Виктор нерешительно глянул на человека из тайного общества, но не успел и слова вымолвить, как тот заверил его, что все в порядке, они подождут. Человек повернулся и вышел из зала, члены общества, выстроившись в колонну по одному, направились вслед за ним. Блондинка взяла Виктора под руку и повела в противоположную сторону, к дверям, ведущим в ее кабинет, и только когда они оказались в темном коридоре, он вспомнил, что даже не поинтересовался, где состоится встреча с членами Общества.
2
Однако во время ужина он решил, что не стоит беспокоиться по этому поводу. Тайному обществу наверняка было известно многое из того, о чем он даже не подозревал, так что они точно знали, где Виктор окажется после ужина. Как известно им и то, подумал он, что я закажу мусаку из баклажанов. Потому Виктор постарался сосредоточиться на том, что хотел выразить критик в своем длинном, почти бесконечном монологе.
– В конце концов, – подвел черту критик, – мы можем прийти к справедливому выводу: книга полностью меняет представление об этой части мира. Прочитав ее, мы перестали быть такими, какими были до ее прочтения.
– Такую книгу в любом случае следовало бы прочитать, – сказал Виктор и спросил, о какой именно идет речь.
– О вашей, – ответил критик и нахмурился.
Актер было рассмеялся, но быстро прикрыл рот ладонью и закашлялся.
– Извините, – произнес Виктор, – похоже, я потерял нить беседы и что-то неправильно понял.
Блондинка поспешила на помощь.
– Ничего страшного, – пролепетала она, – этого вполне можно было ожидать в ситуации, когда мы разговариваем не на своих языках, а пользуемся исключительно английским.
Все дружно принялись кивать головами и говорить о лингвистической монополии английского языка. Оказалось, актер и критик придерживаются совершенно противоположных взглядов, так что блондинке и Виктору оставалось только умолкнуть. Заказали пирожные и кофе, но дискуссия не утихала, и блондинка вновь включилась в разговор. Виктор несколько раз посмотрел на часы, надеясь, что этот жест послужит сигналом к прощанию. Он и без того не понимал, о чем те спорят, потому что, заметив, что Виктор не следит за дискуссией, они перешли на немецкий. Это заметно раскрепостило их, и теперь Виктору казалось, что он присутствует не на дискуссии, а становится свидетелем примитивной ссоры. Однако прошло всего лишь несколько минут, и они перестали спорить, принявшись улыбаться друг другу, так что Виктор вообще перестал что-либо понимать.
Он даже не был уверен в том, что помнит название гостиницы, в которой он остановился, хотя и знал, что она расположена напротив железнодорожного вокзала, и блондинка предложила проводить его, от чего Виктор упорно отказывался, утверждая, что он справится сам. Тогда блондинка попросила актера показать Виктору дорогу к гостинице; актер охотно согласился, и они вдвоем направились к вокзалу, в то время как блондинка с критиком ушли в противоположном направлении. Перед расставанием блондинка расцеловала Виктора в обе щеки и поблагодарила за великолепный литературный вечер, а критик крепко пожал ему руку и пожелал новых замечательных книг. Рукопожатие оказалось неслабым, и в течение нескольких следующих мгновений Виктору пришлось терпеть легкое болезненное пульсирование в кисти руки, но позже, когда он зашагал рядом с актером, это ощущение исчезло.
И тут актер спросил:
– Вы ведь сейчас встречаетесь с членами тайного общества по изучению прозы Виктора Дугайлича, не так ли?
Виктор, в свою очередь, ответил на вопрос вопросом:
– Вы тоже состоите в нем?
– Да, – отозвался актер, – уже шестнадцать лет.
– Но моя первая книга вышла, – воскликнул Виктор, – только восемь лет тому назад!
– Я знаю, – отозвался актер, – это было первое, что я услышал, придя на собрание Общества. Нам раздали тексты с заголовком: «Нынешние и будущие произведения», и еще там сообщалось, что приближается мгновение, когда первая ваша книга выйдет в свет. Правда, они ошиблись в предвидении, написав, что книга появится через семь лет – ее напечатали только через восемь.
– Я подготовил ее к изданию годом раньше, – сказал Виктор, – но у издательства возникли какие-то непредвиденные обстоятельства, и рукописи пришлось месяцев десять ждать своей очереди.
Некоторое время они шли молча, но потом, выйдя на площадь перед железнодорожным вокзалом, Виктор спросил:
– Но как они все это узнали?
– Кто?
– Члены тайного общества.
Актер глянул на него и улыбнулся:
– Об этом вы их спросите сами. Кстати, вас уже ждут.
И в самом деле, перед входом в «Гранд-отель Муссман» уже стояли люди, те самые – отметил про себя Виктор, которые присутствовали на литературном вечере. Они все так же держали в руках по одной из его переведенных книг, а у женщин их было даже по три.
3
К этому времени Виктор Дугайлич издал пять книг (шестую перед отъездом передал редактору издательства «Лагуна»), но первые две мало кто знал. Похоже, они не были известны и тайному обществу по изучению его прозы, которое, тем не менее, знало о каких-то абсолютно незначительных деталях его жизни. Этот факт, эта нескладуха в соотношении важных и мелких обстоятельств начала все больше раздражать его, особенно когда они расположились в ресторане неподалеку от гостиницы. Актера с ними не было; он удалился, предварительно поздоровавшись с членами Общества, что заставило Виктора задуматься о том, какими критериями руководствовалось Общество, отбирая своих членов, рассаживающихся в этот момент за столами. Точнее, это были два стола, которые быстро сдвинули и уставили графинами с водой, чашками с кофе, чаем и тарелочками с пирожными. Тайное общество, похоже, знало, что Виктор – сластена, потому что перед ним оказалась солидная порция шоколадного торта, его любимого лакомства.
– Отлично, – произнес Виктор, – давайте начнем.
Он ухватил ложечкой кусочек торта и отправил его в рот. Члены тайного общества наблюдали за ним. И тут они практически одновременно принялись поедать свои пирожные, пространство вокруг них наполнилось звяканьем бокалов и столовых приборов. При этом никто из них не проронил ни слова, будто они ожидали сигнала, так что Виктор в конце концов отложил ложечку и начал:
– Да, я в своей прозе восхищаюсь тишиной, но это не значит, что мы должны сидеть молча. Смею предположить, у вас есть ко мне некоторые вопросы?
Члены тайного общества продолжали хранить молчание.
– Если вам не о чем спросить меня, – продолжил Виктор, – то я сам начну расспрашивать вас.
Он рассмеялся, словно произнес что-то веселое, но никто не отреагировал, и его смех резко оборвался.
Над столами, за которыми расселись члены Общества, вновь воцарилась тишина. Все они, как заметил Виктор, уставились на него, а он, попросту говоря, совсем не знал, что следует делать. Наконец, отозвалась девушка, сидевшая рядом с человеком, который днем разговаривал с Виктором. Она открыла книгу, лежавшую перед ней на столе, и прочитала:
– Говорящий никогда не поймет того, кто молчит.
Виктор вежливо улыбнулся, несмотря на то, что почувствовал, как им овладевает раздражение.
– Хорошо, – произнес он, – эти слова действительно есть в моем романе, но я никогда не рассчитывал на то, что они будут восприняты настолько буквально. Молчание – хорошая штука, никто в этом не сомневается, но я не имел в виду, что вообще никогда не следует говорить.
Виктор посмотрел на девушку, прочитавшую эту фразу, та потупилась и вымолвила:
– Это не из романа.
– Почему вы считаете, – спросил ее Виктор, – что это не из романа?
Девушка еще ниже склонила голову. Казалось, она целиком, без остатка, старается вжаться в свой стул.
– Это фраза из одного вашего рассказа, – прошептала она, – а не из романа.
– Это не так! – воспротивился Виктор. – Я уверен, что это из романа «Голос тишины».
Он привстал и потянулся за книгой, лежащей на столе. Однако девушка его опередила, и Виктору пришлось буквально вырвать томик из ее рук. Разглядев его, он не смог скрыть удивления. Это была вовсе не его книга. Точнее говоря, у него не было такой книги, хотя на обложке стояло его имя. Судя по оглавлению, это действительно был сборник коротких рассказов, причем ни одно из названий не было ему знакомо.
– Что это такое? – спросил он неуверенно. – Откуда у вас эта книга? Если это розыгрыш, то сейчас самое подходящее время, чтобы его прекратить.
– Это не розыгрыш, – произнес человек, первым разговорившийся с Виктором. – Впрочем, я уже говорил вам, что нам известны многие вещи, о которых вы даже не подозреваете. Если вы откроете книгу и посмотрите на титульный лист, то увидите, что ее издадут в 2010 году.
Человек помолчал, но некоторое время спустя, когда все прочие члены тайного общества уставились на него, добавил:
– Посмертно.
Виктор закрыл глаза. А когда открыл их, то увидел, что все смотрят на него. Это всего лишь сон, подумал он и ущипнул себя за бок. Боль он ощутил, однако ничего вокруг не изменилось. Дрожь, охватившая икры, постепенно распространилась по всему телу. Он попытался вытащить из кармана пиджака носовой платок, но отказался от этой затеи, потому что пальцы не повиновались ему. Виктор не мог поверить, что все это происходит с ним, но все же осознал, что просто обязан спросить:
– Как это случится?
Когда он произносил эти слова, на их лицах не отразилось никаких чувств: их нисколько не удивляло то, что сидящий перед ними писатель – их писатель! – скончается через годик-другой. Только один юноша пролистал тетрадку, в которой он только что-то старательно писал, и сказал:
– В транспортном происшествии.
– Никогда не любил летать, – произнес Виктор. – Это ведь авиационная катастрофа, не так ли?
Юноша опять заглянул в тетрадку:
– Тут написано: «Погиб в транспортном происшествии». Других сведений нет.
И тут Виктор взорвался:
– Что ты хочешь сказать этим – «других сведений нет»? И почему что-то известно, а что-то иное – нет? Я жду ответа, причем немедленного!
Он ударил ладонью по столу, и вода во всех бокалах заколыхалась. И хотя он не слишком повысил голос, посетители ресторана за другими столиками стали поворачиваться в их сторону.
– Кричать ни к чему, – заявил человек, первым заговоривший с ним. – Вы должны понять, что мы собрались здесь с вами как с писателем, а не как с человеком.
– Но ведь одно от другого неотделимо, – воскликнул Виктор. – Писатель не может стать писателем прежде, чем станет человеком!
– Вы уверены в этом? – возразил человек. – И если да, то как вы объясните следующую цитату: «Как человек писатель может участвовать в государственном перевороте, но как писатель он вдыхает жизнь в это действие только в одиночестве, в тиши своего кабинета, наедине с собой, без чьей-либо помощи». Вам знакомы эти слова?
– Конечно, – ответил Виктор. – Это из моего эссе о поэтике короткого рассказа.
– А не отличаются ли эти две точки зрения друг от друга? – продолжил человек.
– Отличаются, – согласился Виктор.
Человек посмотрел ему прямо в глаза:
– В таком случае, которая из них верна?
– Что это, – опять взорвался Виктор, – вы меня судите? Я совершил преступление? И вся эта история с тайным обществом, основанным за пятьдесят лет до моего рождения – что это за детские игры, кто все это выдумал?
– Никто ничего не выдумывал, – сказал человек. – Впрочем, это вы занимаетесь выдумыванием и тем самым творите. А мы – простые читатели.
– Если все это именно так, – возразил Виктор, – то где все те доказательства, о которых вы говорили при нашей встрече?
Это была для него спасительная соломинка, потому что рассказ о тайном обществе, которое знало о нем за пятьдесят лет до его рождения, был по меньшей мере смешон. Но хотелось бы знать, кто сообщил им о том, что он покуривает гашиш?
Человек раскрыл лежавшую перед ним папку:
– Здесь у меня только копии. Оригиналы хранятся в собрании рукописей Университетской библиотеки, пользоваться ими можно только по особому разрешению. Хотя, нет никакой разницы в том, ознакомитесь вы с оригиналами или с копиями, потому как все документы исполнены на немецком языке.
– Вы только дайте мне их, – в нетерпении воскликнул Виктор, – и я уж как-нибудь разберусь.
Человек пожал плечами, закрыл папку и подтолкнул ее по столешнице к Виктору:
– Могу только добавить, что основные документы частично повреждены влагой, проникшей в капсулу, и практически нечитаемы. Значительную часть текстов мы восстановили, но приблизительно треть их безвозвратно утрачена.
– Что за капсула? – спросил Виктор, принимая в свои руки папку. – О чем это вы?
Человек вздохнул и взмахнул ладонью:
– Мы могли бы избежать всего этого, если бы вы были более терпеливым и готовым выслушать нас. Все прошло бы, как положено, по порядку, а не так – как попало.
– Вы совсем не такой, как в своих рассказах, – неожиданно вновь подала голос девушка, сидевшая рядом с человеком. – Они такие размеренные, спокойные, ничего скоропалительного в них не происходит. Вы же производите впечатление человека, который не может спокойно усидеть на своем месте.
– А вы могли бы спокойно усидеть на месте, если бы нечто подобное случилось с вами? – возразил Виктор. – Я чувствую себя героем чужого рассказа.
– Вы полагаете, мы себя чувствуем иначе? – отозвалась женщина средних лет в клетчатом жакете.
– В таком случае, – заявил Виктор, – мы должны расспросить друг друга, кто в чьем рассказе находится, потому что это – наверняка не мой рассказ!
Он принялся вынимать бумаги из папки; это были копии, снятые с каких-то перепачканных и измятых документов.
– Если уж они почти погибли в упомянутой капсуле, – продолжил Виктор, – то, может быть, хоть кто-то из вас объяснит мне, в чем тут дело?
Он просмотрел еще пару листов, и только тогда осознал, что над их составленными столами вновь воцарилась тишина. Виктор поднял голову и увидел, что все опять уставились на него.
– Что же случилось? – спросил он. – Разве никто ничего не знает про капсулу?
– Дело не в капсуле, – отозвалась женщина в клетчатом жакете. – Дело в легкости, с которой вы отдали свой рассказ кому-то другому.
– Какой рассказ? О чем это вы? – Виктора опять охватил прилив гнева. – Это ведь не рассказ, все это происходит на самом деле!
– Хорошо, не рассказ, – продолжила женщина. – Но как вы тогда объясните вот эту цитату: «Вся жизнь – рассказ. Даже если мы верим в то, что самостоятельно принимаем решения, то все равно остаемся героями чьего-то рассказа, невольными героями, исполняющими чужие замыслы и воплощающими чужие желания».
– Только не говорите, что это написал я! – резко возразил Виктор.
Однако женщина утвердительно кивнула:
– Опубликовано в посмертном сборнике.
Виктор сник. Он вдруг представил себя мертвым, укутанным в саван, и вздрогнул от холода, который в миг охватил все его тело. Он мог заплакать, он умел это делать, но быстро понял, что его слезы никого не тронут. Читатели немилосердны, подумал он, и ему стало немного легче. Он даже проглотил кусочек торта и запил водой.
– Вы говорили, что нам хватит минут пятнадцати, не так ли? Боюсь, прошло намного больше времени, так что я, если больше никто не хочет ничего добавить, вернулся бы в гостиницу. Завтра мне рано вставать.
Никто не произнес ни слова.
Виктор допил воду из своего бокала и поднялся:
– Вы ничего не рассказали мне о капсуле.
– Все эти бумаги, – ответил человек, – находились в капсуле, обнаруженной во время закладки фундамента новой городской ратуши в 1901 или, возможно, в 1902 году. Как я уже говорил, она была не очень плотно закрыта, поэтому земля и влага проникли внутрь и повредили некоторые документы, копии которых находятся в переданной вам папке. И папку, и копии вы, конечно же, можете оставить себе.
– Спасибо, – поблагодарил Виктор. – А вы остаетесь?
– Остаемся, – ответил человек, а поскольку Виктор все еще стоял у стола, добавил: – Вы найдете гостиницу?
– Как тут не найти? – сказал Виктор, взмахнул в знак прощания рукой и вышел.
4
Ресторан располагался неподалеку от гостиницы, напротив железнодорожного вокзала. Номер Виктора окнами выходил во двор, и потому в нем было тихо. Он быстро разделся, влез в пижаму, лег на кровать и принялся рассматривать бумаги из папки. Они, конечно же, все были на немецком языке, слишком сложном для его элементарных познаний, полученных на многочисленных, но так и не завершенных курсах. Он понимал некоторые слова, а то и целые предложения, иной раз даже короткий пассаж, но суть все равно уловить не мог, особенно когда старался понять смысл самых старых текстов, оказавшихся наиболее поврежденными. Первый лист, на котором полностью сохранилось только название, должен был представлять, судя по заголовку, «отчет о видении Виктора Дугайлича, писателя и учителя». Текст занимал две страницы, но его невозможно было прочесть, кроме нескольких чудом сохранившихся слов. Прочие страницы были в более пристойном состоянии, за исключением одной, по которой, очевидно, прошлась рука цензора, потому что некоторые строчки были наглухо замазаны черным, а оставшиеся настолько не связаны между собой, что Виктору ничего не удалось понять. Где-то в середине текста ему показалось, что мелькнуло слово «концлагерь», но оно тоже ни о чем ему не сказало, поскольку он никогда не бывал в концлагерях, да к тому же и родился после Второй мировой войны.
