Текст книги "Картер побеждает дьявола"

Автор книги: Глен Дэвид Голд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)

Глава 2

ЗАЯВКА:

Мистер Картер и его труппа предоставят оборудование, персонал, обеспечат рекламу, охрану и проч., согласно контракту. В свою очередь театр «Орфей» должен предоставить:

Сценическая часть

Пять тросов, спущенных с колосников, по одному над серединой каждого люка, два других согласно описанию.

Пятнадцать штанкетов, один с петлями на концах.

Три человека на декорации.

Электрическая часть

Красные и белые прожекторы для рампы. Заменить все синие белыми. Не использовать синих софитов. Не использовать бокового освещения. Получить муниципальное разрешение на новую проводку. Один человек на электричество.

Реквизит

Возвышение над задними рядами партера – тридцать шесть дюймов шириной, со ступенями, выкрашенными белой краской либо застланными белой тканью.

Платформа под сценой, пять футов шириной, четырнадцать футов длиной, на глубине семь футов под сценой. Она должна располагаться непосредственно под центральными люками и выдерживать вес слона и оборудования.

Один мешок опилок.

Для пятисотгаллонного резервуара с водой: доступ к канализации со сцены. Три швабры с тряпками и один опытный уборщик. Один подметальщик для ковра.

Два человека на реквизит.

Оркестр

Пианино по возможности ближе к центру оркестровой ямы, развернутое клавиатурой к зрителям. Барабаны и медные духовые.

Удобства для труппы

Три кухонных стола для реквизита.

Гримерные по обе стороны сцены.

Семь напольных вешалок и три стула для гримерных.

Один галлон питьевой воды в гримерную мистера Картера.

(Подушка?)

Джеймс Картер

импресарио труппы

* * *

Утром четвертого ноября Джеймс стоял за кулисами театра «Орфей» и остановившимся взглядом смотрел на слово «подушка», которое вписал лишь двадцать секунд назад. Нужна ли Чарли подушка для стула в гримерной, и если да, то какая?

На сцене звучал вступительный монолог, который Джеймс знал наизусть. Он помнил шоу в нескольких вариантах: окончательном, по сценарию, для прессы, для упоминания при нескольких ненадежных членах труппы, которые, возможно, шпионили в пользу конкурентов, – короче, целый слоеный пирог из правды и лжи. Меру его усталости можно представить по тому, что, глядя на сцену, где происходил первый каскад карточных фокусов, он едва не выкрикнул вслух: «Ты точно уверен, что тебе нужна подушка?»

Однако ему хватило ума не усугублять кошмар. Он тихонько прошел в боковую дверь, мимо охраны, в огромный зрительный зал. Две тысячи бархатных кресел недавно вычистили, проходы пропылесосили и вымыли. Повсюду курились пахнущие корицей благовония из китайского квартала. И это была лишь малая часть расходов. Помимо афиш и программок пришлось напечатать рекламные колоды карт. Картер превзошел себя, выдумывая новые недорогие иллюзии в пределах сметы; по крайней мере Джеймс надеялся, что они более или менее укладываются в намеченную сумму. Впрочем, когда начали приходить счета, он немного поколебался в этой уверенности и несколько раз готов был наорать на брата. От краха их мог спасти только двухнедельный аншлаг. В данный момент фокусник выступал ровно перед двенадцатью зрителями.

На премьере это стало бы катастрофой, но сейчас, рано утром, шла всего-навсего репетиция, и на сцене стоял не Картер, а Карло, его дублер. Он читал монолог – как всегда, ужасно. Джеймс скривился, когда Карло оттарабанил очередную реплику, безбожно перевирая ритм: «Откуда я знаю, что вы не мой со-общ-ник?» Вокруг Карло рабочие лихорадочно завершали последние приготовления, в частности, сшивали большой занавес, бархатный «арлекин» и «сукна».

К тому времени, как Джеймс поднялся на третий ярус галерки, на лбу у него выступил пот. Он плюхнулся рядом с братом и, отдуваясь, проговорил:

– Я начинаю понимать, за что ты уважаешь зрителей, которым приходится здесь сидеть.

Картер поднес палец к губам и, скрестив руки на груди, повернулся к сцене. Лицо его было непроницаемо и сосредоточено.

– Карло выступает плохо.

– Потому что Карло – идиот.

Картер задумался.

– Вероятно, он запоминает реплики, чтобы завтра продать их тому, кто больше предложит.

– Рад, Чарли, что ты это понял.

– Знаешь, я пытаюсь представить себя зрителем, который будет сидеть здесь, на третьем ярусе галерки, равнодушным, но готовым поразвлечься, и надеюсь, что идиот ростом пять футов девять дюймов на сцене будет выглядеть внушительно. Внушительнее того идиота ростом пять футов десять дюймов, которого я вижу сейчас.

– Остались самые последние приготовления.

– Да.

– Тебе нужна подушка на стул в гримерную?

Картер отвел взгляд от сцены, на которой его монолог по-прежнему звучал с непривычным итальянским акцентом.

– Подушка?

– У Тёрстона в списке была подушка.

– Выясни, какая, и потребуй для меня большего размера.

– Отлично. С шелковой бахромой?

– Давай не будем… Стоп!

Карло замер. Картер, похлопывая рукой по перилам, прошел с одного края балкона на другой.

– Свет! Поставьте один софит на сцену, мы обведем его лучом публику. Можно развернуть на такую высоту? Надо, чтобы всех было видно, когда они поднимут руки, даже на галерке.

Когда выяснилось, что луч софита и впрямь достает до третьего яруса, Картер вернулся и сел рядом с Джеймсом. Тот записывал, что нужна большая подушка без бахромы из красивой, но не чрезмерно роскошной ткани, не обязательно шелковая – вполне сгодится и бархатная.

– Ты рехнулся, – сказал Картер.

– Как ты думаешь, почему Тёрстону была настолько нужна подушка, что ее включили в контракт?

– Ты хочешь сказать, что у него геморрой?

Карло продолжал бубнить. На галерке братья давились смехом, как мальчишки во время проповеди.

– Я так устал, – проговорил Джеймс, вытирая слезы. – Геморрой!

Картер, передразнивая Карло, произнес нараспев:

– Гемор-рой!

– Ну, – отсмеявшись, сказал Джеймс. – Теперь, когда с подушкой разобрались, думаю, всё готово.

– M-мм, – протянул Картер, помолчав. – Ну…

Карло замолчал. Вступительная часть закончилась.

Картер хлопнул в ладоши.

– Спасибо, я спускаюсь. Репетируйте пока смену декораций в первом акте, я сейчас подойду. – Он взял Джеймса за плечо. – Идем со мной, я должен объяснить труппе одну мелочь.

Джеймс мысленно пробежал по списку, в котором давно поставил галочки напротив каждого пункта: костюмы, оркестр, лев, слон, всё связанное с мотоциклом, инструкции капельдинерам.

– Мне казалось, всё готово к генеральной репетиции.

– И да, и нет. – Картер подвел брата к лестнице и, прыгая через две ступеньки, побежал вниз. – Осталась еще одна вещь.

– Разрешение на резервуар с водой? Получили вчера вечером.

Картер уже значительно опередил брата и был теперь на следующем лестничном пролете, за поворотом.

Джеймс в досаде остановился.

Картер взбежал на несколько ступенек вверх; голова его вновь показалась над перилами.

– Афиши. Я ведь на них с телевизионным аппаратом?

– Да…

– У нас нет ни чертежей, ни оборудования для этой конкретной иллюзии, – обронил Картер походя, словно замечание о погоде.

Джеймса бросило в жар.

– У нас нет…

– Именно так.

– Самой главной иллюзии?

– Да. Такая вот мелочь. – Картер улыбнулся. – Но за подушку спасибо.

Через пять минут Картер в свежеотглаженной рубашке рысцой выбежал на сцену. Он хлопнул в ладоши и, как только все повернулись к нему, без паузы начал: «Дамы и господа, сегодня мы показываем представление». Джеймс, чувствуя себя, как на иголках, остановился за кулисами, у столика, на котором стояли графин и шесть стаканов. Он налил себе ледяной воды и стал ждать. Обращаясь к труппе перед премьерой, брат никогда не сверялся с записками, не запинался, говорил законченными, словно отрепетированными фразами (Джеймс ни разу не видел, чтобы он репетировал), мог при необходимости перечислить тридцать пунктов, по которым нужно внести улучшения, не повторяясь и ничего не пропуская. Сейчас его слушали сорок человек. В центре группы возлежал Карло, опершись на локоть, словно отдыхающий фавн. Слева с каменным лицом застыл Вилли, робкий косоглазый и рябой паренек, частенько исполнявший роли злодеев.

Еще: Альберт и Эсперанца, чета акробатов, оба гибкие и красивые; некий Скотт, ученик фокусника, которого Картер рассчитывал со временем выпускать между действиями. Сзади расположилась Клео, величественная дама, которая зачем-то облачилась в египетский костюм за несколько часов до представления, и еще четверо артистов из сан-францисской ассамблеи. Дальше толпились электрики, костюмеры, рабочие сцены, дирижер, ведущие оркестранты, шестеро мужчин в черном, Ледок (не расстававшийся с газетным кроссвордом), бутафоры, плотники, билетеры, капельдинеры и еще несколько человек, чьей работой было сидеть в зале, не выделяясь среди остальных зрителей.

Картер в нескольких словах сказал, что здесь собрались замечательные таланты, объявил, что не стал бы преувеличивать грядущий успех – чем меньше обещаешь, тем больше потом восхищается публика. Затем он начал постепенно инструктировать и отпускать отдельные группы: скажем, билетерам нет надобности выслушивать подробности шоу, главное, что оно начнется ровно в восемь, опоздавшие в зал не допускаются. Смотрите, чтобы не стащили афиши.

Вскоре осталось только ядро труппы: те, кому предстояло выступать на сцене или помогать за сценой. По мере того как людей становилось меньше, Картер придвигался ближе и говорил тише, так что и все остальные вынуждены были сгрудиться. Чувствовалась доверительная атмосфера. Все были преисполнены надежд – как понимал Джеймс, довольно несбыточных. Они казались ему кучкой потерпевших крушение моряков у походного костра.

– Друзья, – сказал Картер и прочистил горло. – Только вы одни и знаете представление от начала до конца. Вы все будете великолепны. – Он обвел взглядом лица. – Если честно, мне нужна помощь. Для защиты от конкурентов планы иллюзии «Повсюду» всё это время находились в некоем месте, которое теперь надо посетить немедленно. – Он улыбнулся. – И без лишней огласки.

Слушатели начали переглядываться и перешептываться. Интрига накануне премьеры – всегда интересно.

– Акт третий, начало. – Картер указал на левую часть авансцены, где в начале акта должен был провозгласить себя величайшим фокусником в истории человечества. – Раньше дьявол появлялся в клубах сернистого дыма. Существует новое устройство, которое позволит мне вызвать его при помощи хрустального шара. Я пока не говорил вам, как оно работает. Так вот, сегодня мне нужно открыть сейф. Кто вызовется мне помочь? Особых умений не требуется, достаточно внимания и наблюдательности. Руки, пожалуйста.

Поскольку артисты любили Картера и приключения и поскольку среди них были настоящие жулики, руки подняли все – от мадам Клео до немногословного Вилли.

– Спасибо, – сказал Картер. – Я искренне тронут. Со мной пойдет Карло.

На краю сцены что-то зазвенело. Все повернулись; даже Ледок поднял глаза от кроссворда. Джеймс уронил стол, графин упал и разбился.

– Джеймс, с тобой что-то неладно?

– Со мной все отлично, Чарльз, – крикнул Джеймс из-за кулис. – А с тобой? – Он начал собирать осколки стекла.

Ошалевший от радости Карло подошел к Картеру, тот похлопал его по плечу.

– Отлично. Всем быть в полной боевой готовности. Мы только-только успеем отрепетировать самые трудные места.

Он витиевато взмахнул рукой, изобразив султанское прощание, и труппа начала расходиться. Последним ушел Ледок, держа газету перед глазами и покусывая кончик карандаша. Джеймс пытался поймать его взгляд, но Ледок удалился, бормоча: «П-у-с-т-я-к, шесть букв». Картер, Джеймс и Карло остались втроем.

– Карло, – сказал Картер, глядя тому в огромные карие глаза. – У тебя есть машина?

– Да. – Карло пригладил волосы. – Во всяком случае, я могу взять у подружки.

– Иди и возьми, а заодно переоденься. Я соберу инструменты. Встречаемся здесь через тридцать минут. Чао! – Картер от души хлопнул его по спине.

Эхо стукнувшей двери раскатилось по залу. Картер и Джеймс остались вдвоем.

– Так, значит, обедаем у тебя в четыре?

– Ты окончательно спятил? – заорал Джеймс.

– Пошли со мной, я устал.

Они вошли в гримерную. Картер принялся наполнять чайник, Джеймс быстро заговорил:

– Зачем втягивать Карло? Мне казалось, вы – ты и Ледок – разговариваете с Фило уже несколько недель. Думал, он всё вам рассказал.

Картер несколько раз провел пальцами через газовое пламя под чайником.

– Фило мало что рассказывает.

– Скрытничает?

– Хуже. Он приходит в мастерскую, мы с ним говорим о том о сем, или они с Ледоком беседуют о физике – всё отлично. А стоит спросить его об изобретении – он отключается. Больно на него смотреть. Мне так здорово, у меня больше иллюзий, чем нужно, я думал, на него это подействует заразительно.

Джеймс вспомнил сложнейшую аппаратуру, которую видел в Беркли, и взглянул на часы.

– Учитывая, что всё погибло…

– Ну нет, дела не настолько плохи. Ледок видел планы, тогда, у себя дома. И присутствовал на демонстрации. Он сумел восстановить почти всё. Мы не знаем только, как изготовить плоскую с торца вакуумную трубку, в которой получается изображение. Описание у Буры в сейфе.

Джеймс снова взглянул на часы.

– Зачем было оставлять это на последний момент?

– У нас в труппе есть шпионы. Как только что-нибудь бы появилось, нагрянули бы грабители. Бура ничего с чертежами не делает – он умеет выжидать время. Так почему было не оставить их там?

Он бросил заварку в две чашки.

– М-мм. – Конечно, замысел красивый – сберечь планы на вражеской территории, однако Джеймс был зол и сейчас вспомнил почему. – Разве мы не подозреваем, что Карло – шпион? Он продаст тебя тем самым людям, которых мы опасаемся.

– Две недели назад я расклеил в центре города огромные афиши, на которых держу в руках телевизионный аппарат. Думаю, это успешно донесло до властей всю необходимую информацию. Чаю?

– О Господи! Знаешь, что у тебя вместо мозгов? Филигранная паутина с отдельными каморками, в которых дрессированные мартышки играют на органе.

Однако, договорив, Джеймс поднял глаза и увидел, что лицо брата переменилось: с него сошел весь бойцовский задор. Картер с усталым вздохом опустился на стул.

– Извини, – сказал он. – Я о стольком сразу думаю… ты точно не хочешь чаю? Я налил две чашки. И мы ведь обедаем в четыре, да? В тихом уютном кругу?

Джеймс кивнул. Он молча взял чашку и, как только дыхание пришло в норму, подул, отгоняя клубы горячего пара.

Картер сморщился.

– Кошмарный стул. – Он вскочил и постучал по сиденью. – Небось немцы делали. Нужна подушка.

– Пожалуйста, продолжай.

Картер сел за гримировальный стол, держа чашку в ладонях.

– Ледок говорит, когда он получит планы, то изготовит трубку в несколько минут. Потом надо будет ее закалить и остужать примерно в течение часа перед использованием, иначе она загорится. Я о том, что…

– Извини, но…

– Я о том, что сперва хотел использовать телевидение для спиритического шкафа, но не знаю, я очень переменился. Надоели мне все эти спиритические трюки. Телевидение куда интереснее. Я подумал было использовать его в течение всего представления, для разных иллюзий. Но это уже будет перебор – зрителям надоест. И тогда я принялся фонтанировать идеями, – он в быстром ритме защелкал пальцами, – сочиняя всё новые и новые иллюзии для нынешней премьеры.

– Да, есть довольно интересные эффекты.

– Что до телевидения – остальные иллюзии станут к нему подготовкой. Мы используем его, чтобы вызвать дьявола. Я не вижу лучшего способа помочь Фило.

Джеймс, всё время думавший о том, как сбить с толку врагов, понял, что смотрел совершенно не в ту сторону.

– Помочь Фило, – повторил он.

– Это его подбодрит.

– Успешная публичная демонстрация, – проговорил Джеймс, как будто пелена спала наконец с его глаз. – Да. Конечно. Разумеется. Но Карло тебя заложит – армия кого-нибудь пришлет.

– Отлично.

– Отлично?

– Джеймс, тебя не усыпляли хлороформом и не бросали в залив. Пусть Карло сообщает, кому хочет. Это мой театр. Я справлюсь. – Картер спрятал чашку в ладонях, раскрыл их – чашка исчезла. На ее месте сидела голубка, она вспорхнула, закружила по комнате и села на вешалку для одежды. Джеймс взглянул на голубку, которая тут же принялась оправлять перышки, потом снова на брата – тот, как ни в чем не бывало, попивал чай.

Джеймс понял, что спорить бесполезно. Он давно смирился с тем, что ни брата, ни его магию не понять.

– Ладно. Поосторожнее, когда будешь с Карло. – Он поставил чашку с блюдцем на стол.

– Насчет Карло у меня очень специфические планы. – Картер взглянул на вешалку. – Шляпу не забудь.

– Спасибо.

Джеймс взял шляпу, стараясь не напугать сидящую на ней голубку, и взглянул на брата, словно пытался первый раз в жизни его увидеть. Он смутно помнил себя семилетним, когда Чарли казался ему великим героем. Однако подробности стерлись, осталось только какое-то не вполне понятное уважение.

– Верю, у тебя всё будет хорошо, – сказал Джеймс. – И тем не менее будь осторожен.

Касса театра «Орфей» открывалась в полдень. Бывший кабинет Мердока давно превратили в склад бутафории. Знаменитое окно, из которого он смотрел на очередь, заколотили досками.

Очередь в день премьеры была внушительная, но не феноменальная. Несколько пешеходов, остановившись, читали рекламные щиты, расставленные вдоль тротуара. В вечерних газетах должна была появиться очень симпатичная заметка о замечательных новых иллюзиях Великого Картера. Джеймс, стоя перед театром, куря сигарету за сигаретой и считая головы, отчаянно надеялся, что основной наплыв зрителей – впереди.

Когда очередь рассосалась, Джеймс принялся оглядывать улицу и быстро понял, что выглядит смешно. Затоптав ногой последний окурок, он вернулся в театр.

Кассирша – у нее было превосходное периферическое зрение – заметила, что он ушел, и вернулась к статье про Валентино в ежемесячном кинообозрении.

На газету легла тень, и девушка подняла глаза. Перед кассой стоя крупный, совершенно лысый мужчина – он смотрел на рекламные щиты, на афиши и на саму кассиршу с презрительным видом богатого иностранца в бедной стране.

– Один билет в партер, пожалуйста, на магическое шоу, – произнес он тоном, подразумевающим, что шоу недостойно такого названия.

– Восемь долларов, пожалуйста.

– Восемь… долларов… Да, может быть, это и впрямь магическое шоу. Барышня, сэкономьте мне восемь долларов, посмотрите контрамарки, меня должны были пригласить.

– Хорошо. Кто вас пригласил?

– Мистер Карло Руди.

Девушка, зевая, зашуршала листками бумаги.

– Он никого не приглашал. Может, кто-то другой?

Лысый господин продолжал пристально на нее смотреть.

Девушка испугалась, что он так и будет стоять, и ей придется читать газету под его взглядом.

– Тогда самый дешевый билет.

– Балкон, третий ярус. Пятьдесят центов.

– Отлично. – Господин протянул пять десятицентовиков.

Девушка вынула стопку билетов на третий ярус галерки и протянула один в окошко.

– Театр открывается в семь тридцать, представление начинается ровно в восемь. И… вы знаете, что с животными приходить нельзя?

– Простите?

Ей на мгновение показалось, что господин держит на руках крохотного песика, но теперь она ясно видела, что в руках У него ничего нет.

– Хм, – сказала кассирша и заученным голосом добавила: – Просьба не разглашать подробности последнего акта, в котором Картер побеждает дьявола.

Лысый господин щелкнул каблуками.

– Ваш слуга, – сказал он.

Глава 3

У подружки Карло, вернее, у ее мужа, был отличный новехонький «кадиллак». Темно-синий корпус блестел многочисленными слоями лака, который слуги накладывали безропотно, потому что хозяин часто уезжал из города, счетчик пройденного расстояния легко снимался, а до Сансет-бич было рукой подать.

По дороге к Арбор-вилле Картер дважды похвалил мягкую подвеску и легкость в управлении. Оба раза Карло отвечал: «Да, славная машинка».

Всю дорогу он терялся в догадках: что именно подозревает Картер? Впрочем, что такое жизнь фокусника, как не сплошной обман? И чем, в таком случае, хуже доносчик? Хочешь жить, умей вертеться – вот взял же он «кадиллак», и ничего. Эта была необременительная философия, и она в общем-то неплохо послужила ему в оставшиеся несколько часов жизни.

В конце Четвертой авеню они съехали с дороги. Картер забросил на плечо кожаную сумку и похлопал ее – как сказал, «на счастье». Дальше пошли пешком. Дом Буры, к которому они направлялись, не был совсем безмолвным: щебетали птицы, лаяли собаки, слышались скрипы и стоны, как будто усадьба на глазах проседает от старости.

– Это его дом? Не такой и большой, – прошептал Карло. Они с Картером стояли футах в ста от усадьбы на старой проселочной дороге.

– Два часа дня. Бура в церкви, всех своих забрал с собой. У нас есть по меньшей мере сорок пять минут, но всё равно коттеджи обойдем стороной – там кто-нибудь мог остаться. Подойди-ка на минутку. – Картер прислонился к пальме и запустил руку в карман пиджака. – Как они тебе?

Карло взял у него восемь листков папиросной бумаги, плотно покрытых чертежами и уравнениями.

– Да тут написано «телевидение»! У вас уже есть планы!

– Спасибо, превосходно. – Картер сунул листки в сумку.

У Карло был лишь один способ продемонстрировать восхищение – оттопырить нижнюю губу и наморщить лоб, словно в глубокой задумчивости. Это выражение он сейчас и принял. Подложить фальшивые планы. Умно. Умно.

Картер сошел с дороги и двинулся через корявые корни тиковых деревьев с острова Борнео. Ни один сучок не хрустнул под его ногой. Обойдя очередную кучку шуршащих листьев, Картер глянул через плечо и улыбнулся, увидев, что Карло тоже ее обогнул.

Таким образом они выбрались к западному крылу Арбор-виллы. Солнце никогда не заглядывало в этот темный уголок – его полностью скрывали кроны финиковых пальм. Соседские дети давно выбили почти все стекла. Картер поискал, где войти, и выбрал окно, забитое заплесневелым стеганым одеялом. Оно держалось на нескольких обойных гвоздях, которые разом вылетели, стоило посильнее дернуть.

Когда глаза привыкли к темноте (Бура из экономии, уходя, выключал свет), Картер и Карло прислушались. В доме никого не было, только вдалеке кричали павлины, их неприятные голоса еще более подчеркивали атмосферу запустения. Они стояли в нежилого вида гостиной. Пол был застлан вытертыми турецкими коврами, по стенам располагались шкафы с книгами и висели картины с изображением парусников. Пахло плесенью.

Карло покачал головой.

– Богатому человеку стоило бы завести замки понадежнее.

– Тс-с-с.

– Где сейф?

Картер приложил палец к губам и показал, чтобы Карло следовал за ним шаг в шаг. Они через приоткрытую дверь вышли в сырой коридор, где по стенам стояли в нишах доспехи; казалось, их алебарды сейчас опустятся на голову проходящему. Карло нервничал. Путь лежал через столько похожих комнат и коридоров, что у него закралось подозрение: может быть, Картер вовсе не ищет сейф. Может быть, он хочет запереть его, бедного Карло, в какой-то из комнат, а то и вовсе убить. Всякий раз, как Картер совал руку в карман, у Карло перехватывало дыхание; успокаивался он, только поняв, что шеф очередной раз достал часы.

Наконец они оказались в плохо освещенной гостиной – уж не в той ли, через которую забрались в дом? Картер подошел к книжному шкафу, потом с тревогой обернулся через плечо.

– Будь другом, Карло, посмотри в окно, нет ли там кого?

Карло поглядел на окно – оно было завешено совершенно другим одеялом – и ничего не увидел. Он повернулся к шефу.

– Нет, там одеяло…

В то мгновение, что он смотрел на окно, Картер нажал скрытую пружину, и шкаф повернулся. За ним была серая комнатка с цементными стенами.

– Ой… я и не видел, – простонал Карло. – Вы не показали мне, как это случилось.

– Очень жаль, Карло. Идем.

Высокие серые стены не выглядели гнетущими лишь благодаря высоким окнам и трогательным сувенирам, которыми их украсил Бура: здесь были фотографии друзей, памятные таблички от оклендской мэрии, явно дилетантские масляные картины с изображением птиц, детей и цветов.

– У нас примерно двадцать пять минут. – Здесь, в толстых стенах, Картер говорил обычным голосом. – Я буду открывать сейф, ты смотри и слушай, вдруг кто-нибудь вернется раньше времени.

Они задвинули шкаф на место, оставив дюймовую щелочку. Карло стоял рядом с ней, напряженно всматриваясь и вслушиваясь, но при этом одним глазом косил на Картера. Он никогда не видел, как вскрывают сейфы. Рассказы, правда, слышал. Когда Картер начнет спиливать ногти наждаком?

Картер провел ладонью по рельефной металлической дверце, бормоча про себя: «Puerorum spectatorum operatque studio[51]51
  «Мальчиков зрителей трудами и стараниями» (лат.).


[Закрыть]», и добавил: «Заклинание», хотя на самом деле это были слова из старого спортивного гимна Тетчер-скул.

Стенной сейф, «Шлаге» 1917 года, был вмурован в стену. Картер придвинул два стула, на один положил сумку, на другой сел сам. Потом расстегнул сумку и вынул не стетоскоп, как ожидал Карло, но бутылку вина.

– Как вы открываете сейф при помощи бутылки?

Картер достал штопор. Откупорил бутылку, поставил на стул. Вытащил газетный сверток, развернул – внутри оказался бокал, который он и водрузил рядом с бутылкой.

– Красному вину надо восемь минут подышать, – объявил Картер, разглядывая свои ногти. – Бура несколько раз показывал мне этот тайник. Он им очень гордится. – Он правой рукой повернул диск – легко, словно ребенок, вращающий волчок. Его синие глаза были устремлены не на сейф, а на Карло. – Бура никогда не подпускал меня настолько близко, чтобы я видел, какую он комбинацию набирает – вероятно, считал, что ничем при этом не рискует. – С этими словами Картер нажал ручку и открыл дверцу. Послышалось легкое гидравлическое шипение. Карло смотрел на него, оттопырив нижнюю губу.

Картер налил себя вина, посмотрел на часы и нахмурился.

– Я думал, это займет шесть минут, но… – Он приподнял бокал, словно салютуя Карло, и бросил взгляд на сейф. Слова, казалось, застряли у него в гортани.

– Зараза!

– Шеф? – Карло был уверен, что ослышался.

Картер смотрел в сейф. Он поставил бокал.

– Что? – Карло отошел от щелочки и заглянул Картеру через плечо. – Хм, там еще один сейф.

Внутри действительно был второй сейф, поменьше, вмурованный в первый.

– Бура, – прошептал Картер, – где ты раздобыл «Олсон»?

– А в чем дело?

Картер поднял ладони и застыл. Он буквально затаил дыхание. Карло глядел то на шефа, чье лицо медленно багровело, то на сейф.

Смотреть было, собственно, не на что: простая металлическая дверца с грубым рельефом из дубовых листьев. Слева располагалась ручка, справа диск, сверху – старомодного вида эмблема, название модели на знамени, обрамленном канделябрами.

– Отлично. – Картер одним глотком выпил вино. – Мы вляпались.

– В нем не слышно, как щелкает механизм?

– Это наименьшее из наших затруднений.

– Стетоскопа не прихватили, а?

– Стетоскоп для взломщика – вроде волшебной палочки для фокусника. – Картер достал из кармана маленький кожаный блокнот и принялся перелистывать страницы, исписанные его ровным чертежным почерком. Ведя пальцем по колонкам цифр, он начал объяснять, в чем затруднение. Вскрытие сейфов – красивая легенда. Если не взрывать его динамитом, то весь вопрос упирается в терпение и теорию вероятностей.

– Сейфы не обидчивы. Если ввести неправильную комбинацию, ничего плохого не случится. – Он покачал головой. – И как правило, до этого дело не доходит. Большинство людей покупают очень дорогие сейфы и никогда не меняют фабричные установки. – Помахал блокнотом. – Здесь записаны известные мне установки. «Олсон», разумеется, норвежская фирма. Вот оно. По серийному номеру можно установить, какие были заводские установки, потом заглянуть вот в эту таблицу. Значит, для этой модели установки пять, пятнадцать, двадцать. – Сглотнул, продолжая смотреть на диск. – «Шлаге» точно стоял на заводских установках, так что есть шанс…

Карло смотрел с той же терпеливой полуулыбкой, что и во время репетиций. В первую минуту ему бывало интересно, но как только дело доходило до подробностей, внимание улетучивалось.

Картер объяснил проще:

– Этот сейф создан для того, чтобы отвадить грабителей. Правильную комбинацию надо ввести с трех раз, не больше.

– А если перебирать дальше?

Картер не ответил. На самом деле, если какой-то идиот четвертый раз вводил в «Олсон» неправильную комбинацию, дверца раскрывалась сама по себе и склянка с серной кислотой падала на пластину, покрытую бертолетовой солью и сахаром. Взрыв уничтожал всё содержимое сейфа. Эта конструкция первоначально создавалась для русской знати, живущей в постоянном страхе, что семейные документы попадут в руки взбунтовавшихся крестьян. Сейчас такие сейфы заказывали в основном дипломаты из тех стран, где считается, что покончить с собой лучше, чем попасть в плен. В Америке они были запрещены: их не любили даже бутлегеры, которые часто открывали свои сейфы, будучи в изрядном подпитии.

– Будем надеяться… – Картер подался вперед и повернул диск на пятерку, – на лучшее. И на леность Буры. – Он повернул диск влево, на пятнадцать, затем вправо на двадцать. Где-то на огромных нестриженых газонах дважды прокричал павлин. Картер потянул рукоятку вниз. Ничего не произошло.

– Черт. – Он налил еще вина и отхлебнул. – Своего дня рождения Бура не знает, так что это исключается.

– Какое-нибудь счастливое число?

– Может быть, но Бура – человек сентиментальный. Он бы выбрал дату, которая ему что-нибудь говорит. – Картер щелкнул пальцами. – 16 марта 1875 года, день, когда к нему обратился Бог.

– Чего-чего?

– Карло, ты мне не помогаешь. – Картер повернул диск – на шестнадцать, потом на три, потом на семьдесят пять – больше, чем на пол-оборота. Взялся за ручку и сильно потянул ее вниз.

Ничего. Картер выпрямился, потянулся, вздохнул, сжал и разжал кулаки, сложил руки на груди. Потом заходил, разглядывая картины и фотографии на стенах, как в музее.

– Нужно третье число, – пробормотал он.

– Его день рождения? – быстро подсказал Карло.

Картер взглянул холодно.

– День рождения жены?

– Был женат дважды. Любил обеих.

– Шестнадцать минут, – заметил Карло.

– Это уже не важно. Нас так и так здесь не будет.

Карло прислонился к стене и стал вытаскивать застрявшее между зубов кукурузное зернышко. Картер несколько раз покосился на него, как будто он делает что-то дурное, поэтому Карло выпрямился и спросил:

– Могу я чем-нибудь помочь?

– Да. Вот слушай. К дому ведут две дорожки, одна спереди, другая сзади. Задняя расчищена, по ней обычно ходит Бура, но если девушки несут его в кресле, они иногда подходят с фасада. – Он точно объяснил, как дойти до холла, повернуть направо, подняться на один лестничный пролет – там будет маленький коридорчик, из которого видно обе дорожки до самого шоссе. – Иди быстро и возвращайся еще быстрее.

Карло отодвинул шкаф и легко, как танцор, выпорхнул в комнату. Лестничные ступени посередине часто скрипят, поэтому он ступал по самому краю выцветшей ковровой дорожки. Южные окна в холле третьего этажа смотрели на дорожку, ведущую к заднему крыльцу, северные – в сторону Четвертой авеню. Далеко за сплетением ветвей и осенней листвой неслись по бульвару грузовики и легковые автомобили.