Текст книги "Травести"

Автор книги: Глеб Исаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Глава 11

За мелкими событиями, в повседневной суете, пролетели две недели. Преобразившийся Степанович в доме появлялся редко. С раннего утра, ностальгически вздыхая по раздолбанному "жигуленку", усаживался в новенький автомобиль и исчезал. На вопросы отмахивался: – Какие дела, Олюшка, мои дела – доски для "домовины" сушить. Так... суета мелкая. Однако в этот день старик изменил своему правилу. Разбудил ученицу чуть свет: – Вставайте, маркиза, вас ждут великие дела, – пошутил старик, заглядывая в спальню. – Сегодня у нас выход в свет. Оля подняла голову: – Куда? Дед смутился: – Ну, в общество. Местный, так сказать, бомонд. Короче, вставай, дел много, и почти все приятные, по крайней мере, я так думаю. Он спустился в столовую и, пока Оля приводила себя в порядок, заварил кофе. – А что это за дела? – заинтригованно поинтересовалась девчонка, когда он закончили завтракать. – Нас пригласили на прием. По случаю приобретения контрольного пакета акций завода, о котором я тебе уже говорил. А сейчас мне нужно выступить, так сказать, в качестве свадебного генерала. Поверь, отбивался от этой роли до последнего. Пробовал даже взбрыкнуть, результатом стало известное событие, – не стал акцентировать дед. – Иными словами. Сейчас настоящие собственники хотят придать факту покупки недостающий глянец. Пресса, а ее, несомненно, пригласят, должна будет представить меня в новом качестве. Так сказать, засветить владельца. И уже во вторую очередь, кукловоды хотят представить меня всем более-менее весомым лицам городского террариума. Оля посмотрела на непривычно говорливого старика: – Степанович, а ведь тебе это не нравилось, – наконец произнесла она. – Так зачем? Может лучше уехать? Собеседник неслышно глотнул кофе. Поморщился. Она поразилась его преображению. Куда делся кондовый дедок с ухватками сельского домового. Сейчас перед ней был жесткий, расчетливый делец. А Степанович, подумав, ответил: – В таких вопросах желание не спрашивают. Если клиент отказывается, клиент исчезает. А с ним вместе и возможность пролить свет на вопрос. Мне и не страшно. Я больше за тебя опасаюсь и, кроме того, не люблю, когда... – он вдруг отодвинул чашку в сторону. – Не люблю, когда меня держат за скот. Может, я и не великого ума и возможностей человек, только жизнь, как смог, прожил, и единственное, что осталось, это свобода воли. Не хочу умирать с пониманием, что оказался кирпичиком в строительстве кем-то, считающим себя выше и достойнее, своего, и при том довольно дрянного пасьянса. Дед усмехнулся: – Не поверишь, такая ерунда, а вот... Хотя, что у нас в жизни есть, кроме смешных, порой глупых, принципов? Оля, не обращай внимания... дед шутит. Короче, не хочу и все. Я тебе предлагал уехать, ты отказалась. Теперь предложение другое. Я намерен поломать им игру. Не скажу, что это безопасно, но сейчас и в метро ездить страшно. Оля пожала плечами: – Я готова. Только чем? Михаил Степанович невесело улыбнулся: – Ничего особенного. Сыграть роль Мата Хари местного масштаба. Один из этих... кукловодов, да ты его знаешь, невзначай предложил тебе работу. Помнишь? Т я и хочу, чтобы ты пошла работать туда. Да не в цех, конечно. – Заметив , как изменилось лицо Оли, успокоил он. – В заводоуправление. Бумажки перебирать. Дело в том, что делает этот завод, в числе прочего, блочки для управления ракетами. Ерунда, ничего секретного. Техника прошлого века. Известна всем, кому только можно. Я, кстати, провел небольшое исследование, – Степанович налил себе еще одну чашку крепкого кофе. – Душераздирающее зрелище... – невесело пошутил он.– То, что мы делаем, не конкурентоспособно по определению. А сделанное в те, дореформенные года уже выслужило все мыслимые сроки. Вот пример, – Степанович помолчал, припоминая. – Разговаривал на днях с не последним человеком в этой области. Ракеты, которые стоят на дежурстве, изготовлены двадцать лет назад. И лежат в контейнерах. Переписываются только бирки. А что такое двигатель ракеты? Это запал и бак с топливом. Так вот, резиновые уплотнители уже давным-давно высохли. Представь себе резиновые сапоги... Стоят в углу. Год, два, три. Потрескаются, скукожатся. А там, ко всему, агрессивная среда. И что? Попробуй запустить такое чудо? Да она, эта ракета, грохнется через пять минут полета. Как только крошки забьют фильтр, так и рухнет. А самолеты? "Двадцать девятые" на две трети непригодны к эксплуатации. Это по официальным докладам. И никто не виноват... Да, я понимаю, хаять легче всего... Но, Оля, когда мне летчики, что работали недавно на Кавказе, рассказали, как перед полетом на свои деньги покупают приемники GPS, приматывают изолентой к колену и летят. А их сбивают нашими же ПВОшными комплексами, потому как нет систем противодействия. Что уж говорить про последние разработки паразитов? – Некому, не на чем и нечем. "Колосс на глиняных ногах", – дед выговорился и сердито замолчал. – Но, если все так плохо, и ситуацию изменить невозможно, то зачем эта канитель с заводом? – удивленно произнесла слушательница. -Не знаю, – развел руками Степанович. – Слишком мало информации. Варианты, конечно, есть. Но, скорее, в качестве версий. Может быть, хотят сорвать контракт. Хотя... Не слишком ли мелко? Гораздо проще проплатить чиновникам и замотать дело согласованиями. А может быть, третья сторона. Это когда нет возможности продать, а хочется. Идут по кругу, продают транзитом, а контрагент уже поставляет товар стране-покупателю. – Возможно? Пожалуй. Но тоже не факт. И еще десяток вариантов. Короче, именно это я и хочу выяснить. И, по возможности, сорвать им задумку. И не потому, что патриот. Возможно, для страны эта операция и не несет особого вреда. Нам, по определению, уже мало, кто может навредить больше, чем мы сами. Причина во мне и в них. Не ту ширму выбрали ребята. Ошиблись. И в эту ошибку я и хочу ткнуть носом этих... капитанов жизни. Хватит того, что меня один раз использовали. За то самой большой, что в жизни есть, мерой заплатить пришлось. Теперь мой ход. – Произнес это Степанович почти без эмоций. Как давно и твердо решенное. Но от этого спокойствия слова звучали куда весомей и тверже. – Хватит о грустном, – поднялся Степанович из-за стола. – Одевайся, поедем тратить деньги. Мне за зиц-председательство небольшой куш отвалили. Вот и потратим. Роскошная, сияющая бриллиантовым блеском шуба стоила, как самолет, но смотрелась шикарно. Оля замерла перед зеркалом примерочной. Что ни говори, женщина всегда остается женщиной. И красивая вещь не может оставить ее равнодушной. Черное платье и белоснежная шевелюра, над которой добрый час колдовали в лучшем салоне, смотрелись убийственно. – Как бы нам, Оля, не переборщить... – задумчиво глядя на спутницу, усаживающуюся в салон авто, пробормотал Степанович. – Только дуэлей не хватает. А судя по тому, что даже я, старый пень, глаз отвести не могу, до этого недалеко. Об одном прошу. Не сломай никому ничего. Пока, хотя бы. Я, конечно, не думаю, что дойдет до каких-то вольностей. Даже уверен. Но, на всякий случай... Доверь мне. Я быстро научу вежливости. Оля повернула точеный профиль, сверкнув капельками бриллиантов в крохотных сережках. – Я постараюсь, – она задумчиво глянула на мелькающий за окном пейзаж вечернего проспекта. – Странно видеть себя красивой, живой. Я ведь уже, по всем раскладам... должна была умереть. Дед слегка пристукнул по педали тормоза, сбивая минорное настроение: – Прекрати немедленно. А то развернусь и поеду обратно, – он даже рассердился. – Что это за настроение? Мы обязаны быть сильными. А с таким подходом хорошо капитуляцию подписывать. Все, я сказал, – голос его стал размеренно монотонным: – Ты самая сильная, самая привлекательная. Никто не смеет тебя обидеть, и все в твоих силах, – небольшой сеанс внушения подействовал. Оля затихла и даже словно придремала. Однако, едва автомобиль въехал на парковку перед ярко освещенным, реставрированным в стиле восемнадцатого века особняком, вскинула голову: – Мы победим, – задорно тряхнула короткой прической. – И всех покорим, и очаруем, – она улыбнулась. Блеснули в полутьме салона глаза. – Ведите, капитан, и да пребудет с нами сила, – она рассмеялась и, не дожидаясь, когда портье отворит дверцу, выскользнула наружу. Запахнув длинные полы переливающегося палантина, оглядела похожее на дворец здание, десятки замерших поодаль представительских авто, и двинулась к ступеням. Строгий костюм похожего на заботливого опекуна Михаила Степановича подчеркивал красоту и молодость его спутницы куда лучше света прожекторов. Они вошли в заполненный гостями холл. Сверкнули вспышки репортерских камер. Что и говорить, на фоне разодетых и увешанных драгоценностями жен и потертых заботами о приумножении доходов "бизнесвуменш", одетая в элегантное своей простотой вечернее платье гостья смотрелась куда предпочтительнее. Однако, если у женской половины присутствующих ее появление вызвало легкую панику, то мужская часть светской вечеринки замерла в восхищении. Первым пришел в себя губернатор. Он облизал внучку старого паяца алчным взглядом и, нацепив на одутловатое лицо маску радушного хозяина, разлился в комплиментах прекрасной спутнице делового партнера. Замешательство, вызванное появлением виновника торжества, улеглось, и допущенные к сановной кормушке вернулись к светскому общению. Губернатор поздравил Михаила Степановича с подписанием документов и незаметно перевел беседу в практическое русло. – Позвольте представить моих друзей, – с многозначительной интонацией произнес он. – Это новый владелец завода, господин Степанов, – кивнул в сторону Михаила Степановича, визави, – а это Альберт Вениаминович Караев. Мой хороший товарищ. Он крайне интересовался вашим приобретением. Возможно, вам будет интересно пообщаться, – "Губер" ловко подхватил под руку Олю и повел ее знакомиться с супругой. Степанович пожал протянутую незнакомцем ладонь. – Весьма... – пророкотал названый Альбертом и в свою очередь поманил пальцем кого-то из толпы. Выскользнувший на зов, не ожидая представления, сунул деду сухую плотную руку. – Василий, – скрипнул прокуренным голосом он. – Вася, значит? А как по отчеству? – усмешливо отозвался Степанович. Мужичок едва приметно вздрогнул и поправился: – Василий Петрович. Если Альберт походил на большую, слегка зажиревшую, но от этого не ставшую менее опасной, акулу, то спутник его напомнил Михаилу Степановичу хрестоматийного шакала из детского мультика про Маугли. "А мы пойдем на север", – едва не произнес дед вслух присказку. Помешал Альберт. Он вальяжно приобнял своего протеже за плечи и произнес: – Петрович – клад. Руководитель от бога. Имей я такого управленца, не знал бы никаких забот. Кстати... Я слышал, вам на завод требуется главный инженер. Рекомендую... Присмотритесь. Он глянул внимательно и со значением. "Ясно, лошадь, коль с рогами, – усмехнулся про себя Степанович. – Он уже прекрасно понял, что общается с истинным хозяином завода. И слова его следует понимать как руководство к исполнению". Принимая правила игры, покивал, соглашаясь с разумностью предложения шапочного знакомого. Но не удержался от колкости: – А вы сами, Арнольд, простите, Альберт Вениаминович, чем кормитесь? Акуленыш дрогнул бровью, переваривая сказанное, но, обманутый интонацией, счел возможным не заметить вызова. – Я финансист, – веско отрекомендовался он. – Банк "Омега", финансовая группа "Одиссей", ну, и по мелочи... "Что ж, вот ты и проявился", – Степанович протянул раздумчиво: – Совет такого человека дорогого стоит... Думаю, следует прислушаться, – он повернулся к потертому спутнику олигарха: – Вы позвоните мне, а еще лучше, обратитесь сразу к директору завода. Я с ним поговорю. Степановичу вовсе не улыбалось вновь общаться со скользким субъектом. Альберт расплылся в белозубой улыбке: – Вот, сразу видна хватка... Ну все, Василий, считай, дело сложилось... С тебя магарыч. Степанович поднял голову, поискал глазами Ольгу. Заметил в другом конце зала. "Губер" уже испарился, а возле нее крутился водочный король губернского масштаба. Дед замер, прикидывая, нет ли реальной угрозы, но, поскольку "спиртовик" еще не успел набраться продукцией своего завода, посчитал вмешательство преждевременным. Михаил Степанович вновь прислушался к продолжающему извергать поток словесной шелухи Альберту. А тот, уже составив мнение о недалеком отставнике, с легкой издевкой оценивал перспективы развития бизнеса. Резанула ухо брошенная вскользь фраза о возможном кредитном вливании. "А вот это уже конкретика, – заключил Михаил Степанович. – Деньги, вложенные в намеченное для разгрома предприятие, заведомо пропащие. Что следует? Финансист желает встать в очередь кредиторов? Но после зарплаты и налогов, ему достанутся только крохи, и то, неизвестно когда. Неужели и впрямь хочет вложить деньги? Тогда все еще более запутывается. Либо я сделал ложный вывод, и все с точностью до наоборот. Приобретать высокотехнологичную, компьютеризованную линию? Кто может поставить такое оборудование? Только супостаты. А как быть с запретом на поставку?" Степанович слегка озадачено выслушал банкира, скрестил руки, всем видом, показывая неготовность к разговору. – А знаете... – сбавил обороты делец. – Давайте обсудим после... Мероприятие продолжалось. Заиграл, приглашенный для создания соответствующей атмосферы, оркестр, двинулись через зал официанты, разнося напитки. Народ отмяк и принялся методично надираться дармовой выпивкой. Вскоре атмосфера вовсе Голоса, стремящиеся перекричать музыку. Вынырнул успевший принять на грудь губернатор. Он едва заметно перебросился многозначительным взглядом с Альбертом и, пользуясь правом главного распорядителя, разбил компанию: – Михаил Степанович, ваша внучка сразила всех. Изумительная девушка, – он пошевелил губами, припоминая. – Кстати, Оля мне на вас пожаловалась. Вы держите ее взаперти. А она вовсе не прочь пойти работать. Я предложил ей должность в администрации. Жаль, если не захочет. Чего ей делать на этом заводе? Скукота. Но, чем бы дитя не тешилось... Вы уж дайте команду. Поработает, а потом я все-таки не оставляю надежды переманить ее в свою администрацию. Степанович понимал, что стремление пристроить девочку в свой управленческий аппарат вызвано вовсе не природной филантропией чиновника. Зацепить не имеющую опыта девчонку проще простого. А это – лишняя петля для страховки на случай внезапной непонятливости деда.

Глава 12

Выход на работу впечатления на Ольгу не произвел. Ну что сказать? Контора, бумажки. Осторожные, но явно заинтересованные взгляды. Хотя, когда, в первый рабочий день, отсидев положенное, вышла на продуваемую всеми ветрами улицу, возле подъезда ее ожидал дед. Он коротко посигналил, но из машины не показался. "И правильно, не кавалер ведь", – Ольга опустилась в теплое нутро салона. – Вот и началась твоя рабочая биография, – пошутил старик, выруливая на проспект. – Как впечатление? – Скука, – призналась девчонка, – зеленая и поросшая тиной... – Работа всегда скучна, – отозвался Михаил Степанович. – Хоть у токаря, хоть у артиста. Тебе это, как никому, известно. Но тебе скучать не придется... Гарантирую. Сейчас я не буду забивать голову деталями, просто обживайся. А по ходу дела будут и задания. Тогда и вспомнишь, как жаловалась на скуку. – Не пугай... Пуганая, – выпятив подбородок, спародировала Оля техасского рейнджера... – Иначе мой кольт заставит тебя пожалеть о своей невежливости... – Кстати, – рулевой словно вспомнил о чем-то. – Вот тебе подарок. Как говорится, в честь начала трудовой деятельности, – он вынул из бардачка деревянную коробочку. – Держи... Пассажирка изобразила полнейшее безразличие. Только пробормотала: – Спасибо, да стоило ли... – но не сдержалась и нажала маленькую кнопочку, открывая лакированную крышку. И выдохнула. На темном, почти бордовом, бархатном подкладе лежал вороненый пистолет с необычно коротким, словно обрезанным, стволом. Притягивала взгляд потемневшая от времени резная ручка, сделанная из ценных пород дерева. – Красота какая... – Ольга нерешительно прикоснулась пальцем к холодному металлу. – Вот еще... – дед подал тяжеленькую коробочку. – Патроны, снаряжение... И самое главное... – он протянул ей зеленоватую корочку. Ольга, забыв на секунду про оружие, раскрыла документ. Ее фото, печать, узорчатый вензель на гознаковской бумаге. – Это удостоверение личности... – пояснил Михаил Степанович. – Ты главное на пятой странице смотри. Вот, пункт десять. Разрешено ношение оружия. Оля прочитала выведенную неизвестным каллиграфом надпись в разделе "Система, серия и номер оружия": – Пистолет Вальтер P.38 K, GH 8484947, когда выдано, номер войсковой части, и подпись. – Вот так, а ты думала ... – дед усмешливо глянул на соседку. – У нас все по-взрослому. А то решишь еще, что я тебя в клубную самодеятельность выступать зову? – А зачем мне он? – удивленно спросила Оля. – Я и стрелять не умею, да и куда мне его деть? По заводу носить? Сосед согласно поддакнул: – Ага, и по лампочкам стрелять... – Нет, девочка, ствол этот тебе лишним не станет. Дай бог, конечно, чтобы не пригодился. Но раз тебя в наши игры тащу, пусть все будет, как полагается. А пистолет этот – вещь не только оригинальная, но и дорогая. Его мне в восемьдесят девятом году Павел Анатольевич Судоплатов подарил. Слыхала о таком? Я в комиссии по реабилитации участвовал. Попросил оформить как наградной. А ствол этот – настоящий Вальтер, да не простой, а бывший на вооружении германских спецподразделений, а именно – СД и СС. Оля с опаской покосилась на тупорылую игрушку. – Да не гляди ты так... – Степаныч глянул в зеркало заднего вида, сворачивая с трассы. – Этот пистолет был изготовлен для награждения высших офицеров разведки, но так со склада и не ушел, наши захватили, и хозяина себе он у немцев не имел. Игрушка хоть и грубая, но мощная. Подыскал бы тебе что-то более подходящее, но с этим оружием у меня много воспоминаний связано. Решил дарю. Оля, наконец, переборола себя и вынула пистолет из коробочки. Тяжелый.– Удивилась она. Когда вернулись на заимку и поужинали, дед поманил квартирантку за собой: – Пойдем, начнем нашу науку, – он вышел в коридор, достал пластиковую карточку и приложил к деревянной панели. Плотно сбитые доски плавно ушли в сторону, а в проеме стали видны ступени, ведущие в подвал. – Что? Еще один? – выдохнула Ольга, с любопытством заглядывая в темноту. Дед пошарил ладонью возле косяка, вспыхнул неяркий свет. – Вот, теперь, пошли, – он двинулся вниз, мягко ступая подшитыми валенками по деревянным же, но идеально подогнанным, ступеням. – Грешен, люблю дуб, – вздохнул проводник и потрогал облицовку. – Все сам. -Хотя, нет, подземелье это, конечно, и раньше было, я про отделку говорю, – пояснил пенсионер. Наконец, спуск окончился, и они оказались в длинном узком помещении. Впрочем, никакого запаха сырости, тепло и сухо, как наверху. Дед приблизился к рубежу стрельбы и включил рубильник. В дальнем конце тира зажегся яркий свет. – Стандартный, тридцатиметровый, – пояснил он. – Правда, и тут кое-что я доделал. Автоматизировал и звукоизоляцию доработал, – он включил стоящий на столике монитор. – Это камеры с ворот и с периметров. – Прежде чем приступать к стрельбе, ты должна привыкнуть к оружию. Сегодня просто обзорная экскурсия. Ну, и стрельнем пару раз, для опыта, – Михаил Степанович сноровисто зарядил магазин. – Восемь девятимиллиметровых патронов. Подходят и Макарычевы, но лучше родные. Немцы ГДРовские эту игрушку до середины пятидесятых на вооружении держали, да и сейчас кое-где в мире как табельное оружие используют. Смотри, – поднял он руку с зажатым в ней оружием. – Хотя, нет. Возьми наушники. А то с непривычки оглохнешь. Протянул громадные, похожие на первые советские ТДС, наушники. – Гильзы у него выбрасывает налево, – предупредил стрелок, – так что вставай, внучка, вот тут. Приглушенно грохнуло, потянуло острым запахом пороха. И еще раз. – Поняла? – дед вложил теплую рукоять в ее ладонь. – Не страшно, по-первости сам ничего не понимал. – Это предохранитель, это спусковой крючок. Мушка, совмещаешь с прицелом, задерживаешь дыхание. Руку напрячь, – приказал он. – Без рывков, плавно. Жми. Снова бахнуло, но теперь с приличной отдачей в руку. Ольга посмотрела на слабый дымок, струящийся из ствола: – Можно еще? – Давай, – дед прищурился, глядя на мишени. Грохнуло еще пару раз. – Ого? – старик удивленно вгляделся в круги. – Неужели попала? – Дай-ка, – он выщелкнул магазин и положил оружие на стол, – идем, глянем. Всмотревшись в мишень, Ольга увидела два неровных отверстия. Восемь и семь. – Эй, подружка, да ты молодец... – не сумел сдержать улыбки наставник. – Но все это ерунда. Полдела. На прицеливание тебе времени никто не даст. Стрелять нужно на интуиции. Это не просто, но вполне реально. В движении, на отходе, по-всякому. Они вернулись к началу тира. – Интуитивно? – Оля склонила голову, глядя на мишень. – Как это? Дед поднял оружие, повертел, вернул на место: – Я уж лучше своим, привычнее, – он распахнул полу меховой безрукавки. На поясе у него обнаружилась открытая кобура, из которой торчала рукоять пистолета. Он провел рукой, рисуя траекторию: – Показываю. Выдергиваем, пока ствол идет к груди, левая рука взводит курок, – инструктор плавно передернул затвор, – проходим центр, огонь. – Держа пистолет в горизонтальном положении, замер.– Теперь в темпе. Собственно движения Оля не заметила. И если бы дед предварительно не показал все этапы, то и не поняла бы, что он делает. Рука стрелка нырнула к поясу, и тут же прозвучал выстрел. – Зачетное время выполнения – полсекунды... – Степанович спрятал оружие. _ Не плохо. Но, по сути, первым все равно будет тот, у кого ствол уже в руке. Ученица прищурилась, пытаясь увидеть, куда попала пуля. – Иди, глянь, – со скрытой гордостью разрешил стрелок. Оля подбежала к мишени, покрутила головой и, сняв листок, пошла назад. -А тут и нет ничего, – чуть смущенно проинформировала она снайпера. – Это ведь ничего страшного? – добавила уже успокаивающим тоном. – Может, случайно промахнулся? Дед сдернул перемотанные изолентой очки. – Как промазал? – он смутился. – Да ты что? Но тут Ольга не выдержала и расхохоталась: – Не волнуйся ты так, Михаил Степаныч, в "яблочко". Она протянула мишень: – Десятка. Как в аптеке. Дед вздохнул: – Шутить изволите? Ну-ну. Теперь, слушай команду. Снаряжение будешь носить на поясе. Чуть левей. И постоянно, повторяю, постоянно, пока ты дома, тренируешься вынимать. Выдернула, снимаешь с предохранителя и наводишь, стреляешь. Все. Обойму, конечно, вытащи. А так, крути сколько угодно. Можешь даже спать с ним. Необходимо, чтобы рука привыкла. Сборку и разборку мы изучим после. Они сидели возле камина. – И все же, не понятно... – Оля вновь вынула удостоверение... – Это что, липа? Дед покосился на корочки: – Что за выражения? Скажем так, документы прикрытия. Однако, исполнены по высшему разряду. И, в случае необходимости, на запрос из общего отдела придет ответ с подтверждением, что в "оружейке" этой части лежит карточка – заместитель, с твоей фамилией. Все как полагается. – Так это офицерское? – Оля глянула на страничку с присвоенным званием. – Контрактник? – она чуть разочарованно вздохнула. – Ну и ладно... Вернулась к изучению пистолета. – А почему именно такой? – вновь поинтересовалась помощница. Дед усмехнулся: – Конечно, "Макаров" было оформить проще, но... во-первых, вес. Триста пятьдесят грамм – это не много, а для скрытого ношения удобно. Кроме того, у меня ведь их не склад... А этот – особый. – Его Павлу Анатольевичу сам Берия вручил. Оля задумалась: – Ой, это который сатрап? Ох, и упырь был... – передернулась она. Михаил Степанович взглянул на собеседницу: – Оля, я уже давно никого не осуждаю, хотя и восхищаюсь редко. Но, как человек, который имел доступ к документам и свидетелям, могу сказать: – Не ангел был, да. Но, кто без греха? Однако, в отличие от тех "пламенных революционеров" и "верных Ленинцев", которых в тридцатые репрессировал Сталин, он сам никого в подвалах не пытал. В отличие от всех этих Лацисов, Петерсов, Кедровых. Поверь, то, что творили в первые годы гражданской войны эти чекисты и простые красноармейцы, не для нормальных людей. Какая там инквизиция. Да Калигулы и прочие де Сады им в подметки не годились. Упыри. И их, как перед этим собак-людоедов, нужно было отстреливать. Или взять войну... Просто попалась мне бумага 44 года, официальная, не для общего пользования. Правдивая. Читаю. На 20 октября за годы войны задержано 354 тысячи бывших в плену и окруженцев. Так вот, из них 249 тысяч возвращены в Красную армию, 51 тысяча в стадии проверки, в промышленность ушло 36630 человек. А "Смершем" арестовано 11566 человек. Остальные в госпиталях и на лечении. Умерло 5347 человек. И что – это террор? "Смерш", которым детей пугают? Да только в Киеве за первые годы после революции минимум сто тысяч человек без суда и следствия постреляли, или в Днепре, связав колючкой, потопили. А мы этих Урицких и Тухачевских в жертвах числим. Вот, кто душегубы были... – старик хрустнул веткой, которую крутил в руке. – Этот хотя бы экономику поднял. И атомный проект осуществил. Не оправдываю, объясняю. А пистолет этот... – Дед помолчал, словно решаясь, но продолжил. – Когда узнал, что моих там... всех. Состояние было, как у тебя на мосту. Из него и стрелял. Вот. – Михаил Степанович приподнял голову, и Оля увидела, грубый шрам. – Не судьба. То ли рука дрогнула, то ли еще как. Выходили. После госпиталя все, что со старой жизнью связывало продал ил роздал, а ствол этот отчего-то оставил. Не мне судить... – Произнесла Ольга. – Но вы же сами мне говорили, что не правильно так.– Она кивнула головой на отметину. А сам... – Ох, девочка. Исправить можно все, кроме смерти. А выбор я свой осознанно сделал. Ладно... Давай отдыхать. А уж осваивать тонкости стрельбы начнем завтра. Занятия проводил ежедневно. По два часа в день. Изучение основ теории и практические занятия дед вел вовсе по-своему. Он коротко и доходчиво объяснял, что нужно делать. И почему. – На прямых ногах только ковбои в вестернах стреляют, и то в плохих. Ноги должны быть полусогнуты. И никак иначе. Запомни. Стрелять придется не в тире... И в тебя будут стрелять. Потому стоять по стойке смирно, а тем более выцеливать, никто не позволит. Дед усмехнулся: – Не пугаю. Но в зачетных стрельбах я сам на том конце тира засяду. И такую тебе дуэль устрою. Мама не горюй. Оля прицелилась в стоящий на полочке подсвечник: – Ну не могу я тебя, дед, понять. То ты меня отговариваешь, то сам все сделал, чтобы "Рембо в юбке" воспитать. – C Рембой ты еще не сравнилась, – добродушно сковеркал дед. – Еще попотеть придется. А про оружие так скажу: – Коли я тебя в эти игры втянул, то и отвечаю за тебя. Кстати, – он поднялся и с некоторой даже торжественностью произнес: – Раз у нас что-то вроде команды, то нужен тебе и позывной. Быть тебе, как бывшей актрисе и вообще особе не самых габаритных размеров ... или, может, сама придумаешь? Оля замерла: – Ты это серьезно, Степаныч? – Как же, – дед кхекнул. – Я на шутника похож? – А у самого, какое прозвище? – Оля хитро глянула на командира. Дед помялся: – Смеяться не станешь? – он погладил бритый затылок. – А, ладно. "Викинг" у меня позывной был. – Ну, вот, – едва заметно насупился старик. – Это я сейчас такой, пень трухлявый. А в молодости о-го-го был. Блондин, два метра ростом. Про остальное умолчу. Не для девичьих ушей. – Ладно тебе, я же не со зла, – поправилась Оля. – А меня в детстве Дюймовочкой звали. – Не пойдет... – с сомнением глянул инструктор на пигалицу. – Слишком явно, и к тому же длинное. Прозвище должно быть коротким и произноситься легко. Как говорится, к языку липнуть. -Ну, тогда? "Травести", – предложила она. – Это амплуа в театре... Михаил Степанович усмехнулся: – Оленька. Дед, конечно, дикий, но не настолько. Что ж. Травести, – он повторил. – Длинновато, но... сойдет. Итак. С крещением, "Травести". Хорош болтать. В стойку. Продолжим. Стреляла Оля много. И в неподвижную мишень, и по всплывающей в различных углах коридора. Постепенно появились результаты. Но главное, она начала понимать, что имел в виду дед, говоря об интуиции. – Нутром должна чуять. А для того, представь, что в средней точке, чуть выше пупка, аккурат в солнечном сплетении, у тебя центр. И все движения твои идут из этой точки. Представила, и теперь делай все, что до того делала, но контролируя ощущение. А когда привыкнешь, попробуй выстрелить, помня об этом чувстве, – Степанович потер переносицу, на которой остались следы от тугих очков. – Сложно? Не думай. Просто делай. И по шажочку дойдешь к цели.

На работе все было по-прежнему. Делами ее никто особо не загружал. Памятуя о родственных отношениях с владельцем фирмы, задевать тоже опасались. Да и как тут подкусить своенравную девчонку, которая вовсе не держится за свое место? Но, к слову сказать, поводов для претензий Оля не давала. Она добросовестно исполняла все, что ей поручали, не спорила, не пререкалась. Постепенно ее начали воспринимать не как глаза и уши хозяина, как обычного работника. А вечером начиналось мучение. Степанович ежедневно задавал десятки самых невероятных, вопросов. Порой вовсе непонятно было, что хочет выяснить старый разведчик. Наконец спросила в лоб. Дед помолчал: – Никакого недоверия. Там, на той стороне, тоже не дураки сидят. Уверен, проверяют тебя. Да так, что ни в жизнь не догадаешься. Этому их учили, и опыт имеют. Потому, если тебе дам задание, а ты, не дай бог, этот интерес проявишь, раскусят вмиг. А так безопаснее, хотя и медленнее. В конце концов я ниточку нащупаю и тебя не подставлю. Поняла? Оля улыбнулась: – Смешно. Будто в детскую войнушку играем... Однако игры закончились куда скорее, чем она ожидала.

Случилось это в пятницу. Предпраздничный день ознаменовался небольшим "корпоративом". И, как не пыталась Оля избежать этого мероприятия, пришлось участвовать. Как водится, после торжественной части народ слегка расслабился. Приняв на грудь, как говорят сатирики, по сто пятьдесят "с прицепом", служащие чуть ослабили тормоза. Разговоры крутились вокруг нескольких моментов. Личности главного инженера и внедрения последнего заказа в производство. Если по поводу первого пункта все однозначно выразились с некоторым максимализмом, но в целом верно, назвав суетливого живчика козлом, то по второму возникли противоречия.