Текст книги "Чаша терзаний"

Автор книги: Gita Ogg

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава 7

Проснулась я от того, что кто-то светил мне в лицо. Я поморщилась и открыла глаза. Это оказался всего лишь солнечный луч, пробившийся сквозь неплотно закрытые ставни. Всё моё существо наполняла непривычная лёгкость. Я потянулась, прогоняя от себя остатки сна, и попыталась вспомнить, что произошло ночью. Память злорадно выдала несколько картинок, и её сменило чувство стыда. Вдобавок картинок явно не доставало, чтобы завершить паззл. Я осмотрелась – всё указывало на то, что это моя собственная комната. Как же я здесь оказалась? Но память не дала ни единого шанса, так что оставалось только смириться. Коря себя за слабость, и несдержанность я поплелась умываться. Во время этой процедуры, раздался тихий стук в дверь, я накинула мантию и открыла. На пороге стоял неприятный старик.

«Филч!» – крикнул разум.

Филч оглядел меня с ног до головы и заискивающе поклонился,

– Меня зовут Аргус Филч, я здесь, э-э-э, по хозяйственной части.

– Очень рада знакомству, мистер Филч, – соврала я, никто и никогда не был рад Филчу, и это уже сделалось его визитной карточкой.

Рот Филча растянулся в подобие улыбки, при этом кривые жёлтые зубы так торчали в разные стороны, что, казалось, они замерли в каком-то апокалипсическом танце.

– Профессор Дамблдор ждёт Вас у себя, миледи, – Филч ещё раз отвесил горбатый поклон и удалился.

В этот раз я решила плотно застегнуть мантию. Поскольку времени на разглядывание себя в зеркале не оставалось, я махнула на это рукой, наспех прочла простенькое заклинание, и мои волосы заплелись в любимую тугую косу. Оглядев эту косу, насколько могла, я решила, что сойдёт и отправилась к директору.

В кабинете, кроме директора находилось ещё несколько преподавателей, двое из них мне были знакомы, остальных я видела впервые.

– Вот, позвольте Вам представить, – сказал Дамблдор, и все повернули головы в мою сторону. – Наш преподаватель магической живописи, Элизабет Аттист.

Я была так обескуражена пристальным взглядом профессоров, что неожиданно для себя сделала реверанс. Все заулыбались и склонили головы в знак приветствия, кроме профессора Снейпа, он продолжал сидеть с каменным выражением лица. Я топталась в дверях, чувствуя себя глупо, и старалась избегать встречаться взглядом с преподавателями, пока Дамблдор представлял их. Первым отозвался старенький профессор Флитвик, рост которого был в два раза ниже, чем у всех присутствующих,

– О, Мерлин, директор, – сказал он, улыбаясь. – Таких юных преподавателей у нас ещё не было.

– Вы ошибаетесь, – ответил Дамблдор, жестом предлагая мне присоединиться к остальным. – Мисс Аттист шестнадцать лет назад закончила Бэльстек, имеет богатый опыт преподавания и является мастером своего дела.

Он посмотрел на меня и хитро прищурился.

– И в чём же заключается мастерство мисс Аттист? – ледяным тоном осведомился Снейп.

– Я покажу, – весело сказал Дамблдор. – Вы же не против, Элизабет?

– О, конечно нет, – я чувствовала, что готова провалиться сквозь землю.

У Дамблдора в руках появилась одна из моих картин. Я даже вспомнила точное число, когда она была написана, в тот день я в последний раз открыла «Прорицатель» в своей тесной французской квартирке. На картине был изображён куст сирени, большая часть его веток была сломана и обуглена, но одна большая ветка всё ещё цвела махровыми гроздьями, на которых переливались капельки росы.

«Странно, – подумала я. – Почему именно эта картина?».

В кабинете воцарилась тишина. Все смотрели на картину.

– Я уже и ранее замечал, что у профессора Аттист весьма необычное представление об эстетике, – сказал вдруг Снейп. – Но до сих пор полагал, что магическая живопись, это нечто отличное, от того, что Вы нам предлагаете.

В разговор вмешалась профессор МакГонагалл.

– А я полагаю, профессор Снейп, что картина весьма глубока, и создать её мог только по-настоящему талантливый человек.

Снейп хмыкнул.

– Спасибо, профессор МакГонагалл, – улыбнулась я и сразу почувствовала себя не в своей тарелке под её чересчур внимательным взглядом. – Но позвольте мне доказать профессору Снейпу, что он прав лишь частично и делает немого поспешные выводы.

Я взяла картину из рук директора, который с выражением предвкушения протянул её мне, повернулась к Снейпу и впервые за это утро взглянула ему в глаза. Он принял невозмутимый вид. Не отводя взгляда, я расположила картину так, чтобы все могли видеть происходящее, протянула к ней руку и, сорвав с куста сирени одну цветочную гроздь, передала её Снейпу. Он, словно околдованный, взял её, и его ладонь осыпали мелкие капли росы. С минуту в кабинете было слышно только шум лёгкого ветерка, гуляющего под потолком, затем воздух взорвался аплодисментами. Аплодировали все, а Снейп крутил в руках ветку сирени, осматривая со всех сторон. Вскоре Дамблдор жестом попросил тишины.

– Я думаю, – сказал он. – Это означает, что Вы, мисс Аттист, приняты в наш коллектив.

Все начали жать мне руку и поздравлять.

– Увидимся за завтраком, – сказал Дамблдор учителям, и они один за другим покинули его кабинет. – Останьтесь ещё на пару слов, Элизабет.

Я смотрела вслед уходящим преподавателям и радовалась, что первая встреча прошла много лучше, чем я смела ожидать. Последним к двери подошёл Снейп, в его руках уже не было моей сирени, наверняка она была ему неприятна, и он поспешил от неё избавиться. Неожиданно Снейп обратился ко мне,

– Что же, – сказал он. – Я сделал всё что мог. Вероятно, некоторые из наших студентов будут очень рады, что вместо очередного предмета, они получат весьма эффектное развлечение.

Окинув меня саркастичным взглядом, он удалился. Я растерянно посмотрела на Дамблдора, тот смеялся.

– Прими мои искренние поздравления, Эни, тебе удалось впечатлить самого непробиваемого из наших преподавателей.

– Что-то не похоже…

– Уж можешь мне поверить, – Дамблдор с довольным выражением лица устроился в кресле. – Отлично выглядишь!

– Вы льстите мне.

– Ничуть. Как настроение?

Я прикрыла глаза и прислушалась к своим ощущениям, потом немного порылась в памяти и снова прислушалась. Я сохранила все свои воспоминания, но они больше не причиняли мне боли, скорее я чувствовала только грусть, это и испугало, и обрадовало одновременно.

– Спасибо, – сказала я, и почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза.

– Ну-ну, – Дамблдор подошёл ко мне и чуть приобнял за плечи. – Снейп сказал, вчера ты держалась молодцом.

– Вы же не сказали ему, профессор?

– Ты и сама знаешь ответ.

– Тогда откуда ему было известно, как я должна «держаться»?

– Хм. Ну, ты же пила кофе и наверняка заметила, что в него добавлен не только сахар. Концентрированное зелье восстановления оказывает неприятное побочное действие, но надо же было как-то ставить тебя на ноги.

Он помолчал.

– Скажи, чего бы ты хотела сейчас больше всего?

Я немного подумала.

– Чего-нибудь съесть, – улыбнулась я. – И подшивку «Прорицателя» за десять лет.

Дамблдор искренне рассмеялся.

– Завтрак скоро будет готов, а по поводу газет я распоряжусь.

– Спасибо, – ещё раз поблагодарила я и покинула кабинет.

Уже подходя к двери своей комнаты, я вспомнила, что так и не узнала, куда Дамблдор столь внезапно исчез вчера ночью.

Глава 8

Я поставила большой холст на подставку посреди своего кабинета и принялась за работу. Я впервые писала картину такого размера, но для осуществления задуманного это было обязательным условием. Сделав несколько первых мазков, я задумалась, что же мне предложить студентам в первый день занятий, чтобы заинтересовать.

Вскоре подошло время завтрака, и я спустилась в общий зал. Все преподаватели уже были на месте, не хватало только Дамблдора и Снейпа. Подойдя к столу, я услышала, как профессор МакГонагалл зовёт меня,

– Мисс Аттист, я думаю, здесь Вам будет удобно, – она показала на стул возле себя, я села. – Ваша сирень была весьма впечатляюща.

– Благодарю Вас.

В этот момент к столу подошёл Снейп. Если бы его взгляд был материален, меня бы уже отскребали от стула. Свободным оставалось только одно место слева от меня, но профессор явно занял его с неохотой. Я уставилась в свою тарелку. Это же насколько я была ему отвратительна, что он даже не желал сидеть со мной рядом.

Профессор МакГонагалл кашлянула.

– О, простите, – я повернулась к ней.

– Расскажите мне о Вашей картине, – попросила она.

– Что же Вам рассказать?

– Например, почему не весь куст цветёт?

– Потому что кто-то уничтожил его.

– А как случилось, что одна ветвь всё же расцвела?

– Ей удалось спастись.

– В вашей жизни тоже было так, мисс Аттист? – тихо спросила она.

Я заметила, что Снейп оставил завтрак и прислушался.

– Каждый художник в своих картинах отражает какую-то часть своей жизни, – уклончиво ответила я.

Она помолчала, позволяя мне приступить к трапезе, потом вновь спросила,

– Вам нравится наша школа, Элизабет? Директор сказал, Вы приехали неделю назад.

– Да, мне очень нравится здесь.

– И Вам не мешают наши безумные лестницы?

– Нет, профессор, они даже забавны.

– А в Бэльстеке тоже было так?

Я похолодела, я же никогда не была в Бэльстеке.

– Нет, – ответила я.

– Вы, наверное, скучаете по своей школе?

– Я довольно давно закончила её, но иногда – да.

– Расскажите мне о ней…

Я замешкалась, но меня спас Дамблдор, который в этот момент поднялся из-за стола. Я была настолько встревожена вопросами профессора МакГонагалл, что, размышляя над тем, как бы не наломать дров, пропустила его появление. Все разговоры за столом прекратились.

– Как все Вы, наверное, уже знаете, – сказал Дамблдор. – Вчера ночью на Чемпионате мира по квиддичу произошёл некий инцидент. После матча, в самый разгар веселья, устроенного болельщиками победившей команды, в палаточный городок проникли маги, одетые в униформу Упивающихся Смертью и устроили там погром.

Я закашлялась. Снейп бросил на меня быстрый подозрительный взгляд, но я сделала вид, что не заметила.

– Но настораживает даже не это, – сказал Дамблдор. – Настораживает то, что кто-то был настолько дерзок, что послал в небо знак, который вам всем также хорошо известен.

Преподаватели зашептались. Я убрала руки под стол, так как не смогла справиться с дрожью.

– Мы помним, что никто не позволял себе такого уже давно, поэтому вчерашнее происшествие нельзя считать обычной хулиганской выходкой. Я прошу вас проявить особую бдительность в этом году, тем более что нам предстоит провести у себя Турнир Трёх Волшебников.

В зале наступила полная тишина, потом раздались возгласы удивления, одобрения и радости и, казалось, все забыли, о чём директор говорил до того. Но мне было не до веселья. Турнир Трёх Волшебников конечно очень важное мероприятие, однако то, что произошло на Чемпионате мира куда важнее. Я предчувствовала, что знак – это только начало. Не в силах справиться с накатившим унынием, я извинилась и покинула общий зал.

Войдя к себе в кабинет, я сняла повязку, уже ставшую обязательным атрибутом и посмотрела на своё запястье.

«Может быть зря всё это», – подумалось мне.

В дверь постучали, я поспешно вернула повязку на место и открыла. На пороге стояла профессор МакГонагалл.

– Вы не против, если я войду, мисс Аттист?

– Конечно, проходите, – я пропустила её внутрь.

Она посмотрела на холст, установленный недавно.

– Будет что-то грандиозное да, Эни?

– Да не так чтобы, – засмеялась я и осеклась.

– Да, я узнала тебя, – сказала профессор. – Ты ведь была одной из моих учениц.

Я поняла, что врать и отпираться бесполезно.

– Простите, – сказала я упавшим голосом. – Садитесь.

Она села. Я налила ей чаю, подвинула кресло и села напротив.

– Профессор Дамблдор тогда сообщил нам, что ты погибла, Эни, – начала она.

– Значит, у него были на то свои причины, – тихо отозвалась я.

– Где же ты была?

– В разных местах…

– Почему вернулась?

– Дамблдор позвал.

– Это его идея?

– Да, он хотел, чтобы никто не узнал.

– Значит никто и не узнает, – сказала она и поднялась, собираясь уходить.

– Профессор МакГонагалл, – позвала я.

– Да?

– Я очень рада Вас видеть.

– И я очень рада, веточка, которая выжила.

– Всё не так…

Я хотела ещё кое-что объяснить, но она улыбнулась и вышла.

Глава 9

Следующий вечер был суматошным. Все с нетерпением ждали прибытия учеников. В коридорах Хогвартса то там, то здесь я встречала взволнованных, куда-то спешащих преподавателей. Наконец, все приготовления были завершены и мы собрались в общем зале.

Когда Дамблдор объявил, что на новое место преподавателя по «Защите от сил зла» приглашён Аластор Грюм, я испугалась не на шутку. Я хорошо знала этого человека и в моём списке тех, кем бы я не хотела быть узнанной, он не то что стоял на последнем месте, он вообще был вынесен за скобки.

До сих пор я не проявляла чудеса изворотливости: и при Хагриде неоднократно опростоволосилась, и Снейп уже что-то явно подозревал, а МакГонагалл, так вообще узнала. Но если Хагрид и МакГонагалл меня не страшат, а Снейпу я без того отвратительна, то Грюм церемониться не станет. Он сначала открутит мне голову, а потом уже побежит с ней к Дамблдору, спрашивать не обознался ли часом. К некоторому облегчению, Грюм во время пира вообще не обращал на меня внимания.

«Как директору могла прийти мысль позвать его сюда? – возмущалась я про себя. – Этот человек абсолютно сумасшедший».

Весть о Турнире Трёх Волшебников дети восприняли с большим восхищением, а вот о введении моего предмета с явным скепсисом, так что в класс я вошла сама не своя от волнения.

На меня с огромным любопытством смотрели несколько пар детских глаз. Я осмотрела класс, дети были очень разные и ожидали от этого урока, по-видимому, тоже каждый своё. За партой у окна примостилась чудная троица, два мальчишки и девчонка, которые живо что-то обсуждали, склонившись друг к другу.

– Приветствую вас, юные маги и волшебницы, – торжественно произнесла я, продолжая наблюдать за ними.

Кто-то толкнул рыжего мальчишку в бок, и все трое уставились на меня. Я обомлела, лицо одного из них было удивительно знакомым. Я подсчитала в уме – всё совпало. Я уже выстраивала тактику общения с ним, когда в чувство меня привёл голос девочки.

– Мы просим прощения, профессор, – видно она решила, что я замолчала из-за их болтовни.

– Принимается, – сказала я и отвела глаза. – Итак, не буду нагонять на вас скуку, представляясь и обсуждая название нашего предмета, я уверена, вы все давно прочитали эту информацию в расписании.

Я подмигнула им и продолжила,

– Скорее всего, вы удивлены, почему я не указала в списке необходимых материалов ни одного учебника. На это есть две причины: во-первых, достойных учебников я пока не встречала, истинные художники не большие любители писанины, а во-вторых, я и сама не могу дать Вам точное описание того, чем мы будем заниматься.

Девочка, сидевшая в середине недавних болтунов, подняла руку.

– Да мисс…

– Грейнджер.

– Да мисс, Грейнджер?

Она поднялась и тоном строгого учителя сообщила,

– Я смотрела на каникулах книги по Вашему предмету. Там есть чёткие определения относительно магической живописи.

– И что же они гласят? – осведомилась я.

Девочка отбарабанила заученный текст,

– Магическая живопись представляет собой изображение предметов, мест, людей и животных в движении в определённый момент времени.

Я улыбнулась.

– Вам нравится это определение?

Она в замешательстве уставилась на меня.

– Мисс, Грейнджер, – сказала я спокойно. – Что Вы чувствуете, когда произносите эти слова?

Она покраснела и нахмурилась. Я поблагодарила её и жестом попросила сесть.

– Как вы сами думаете, – обратилась я классу. – Чем нам предстоит заниматься?

– Рисовать бородатых стариков и толстых тётенек, которые умеют бегать с картины на картину, – сказал рыжий мальчик, класс отреагировал дружным смехом.

Я лишь чуть усмехнулась.

– Зачем? Этого добра и так полно в нашей школе, – отозвался с заднего ряда мальчишка залихватского вида, класс снова засмеялся.

– Видите, Вы уже веселитесь, – сказала я. – Значит, картины заставили вас что-то чувствовать.

– Так мы будем рисовать стариков, – жалобно протянул пухлый мальчик.

– Нет, – я покачала головой. – Мы будем учиться самой главной вещи в жизни – претворять свои мечты в реальность.

Некоторые зашушукались, некоторые глянули с недоверием.

– Я покажу Вам, – я достала картину, которая после встречи с профессором Дамблдором могла похвастаться только одним яблоком.

– Вы, – я указала на трогательного «пухлика» и замолчала, предлагая ему представиться.

– Невил Лонгботтом, – дрожащим голосом сообщил он.

Улыбка сползла с моего лица. В памяти живо воскресла страшная картинка случившегося с его родителями. Я не стала звать его к доске, а сама подошла к нему, выставила перед собой картину и сказала,

– Угощайтесь!

Он в панике уставился на картину.

– Ну, смелее, протяните руку и возьмите!

Нехотя, он всё же потянулся к картине и через мгновение уже восхищённо рассматривал яблоко в своей руке.

– Вы можете съесть его, когда пожелаете, – ласково сказала я Невилу и вернулась на своё место.

– Ух ты, – закричал кто-то. – А можно я нарисую себе тысячу галлеонов?

– Можно, – я заулыбалась. – Но, боюсь, единственное, на что они сгодятся это служить Вам эдаким развлечением. Например, Вы можете высыпать их себе или товарищу на голову. Будет больновато, но, ручаюсь, этот душ и Вы, и он запомните на всю жизнь.

Девчонки, сидящие за первой партой, захихикали.

– Тогда какой смысл? – протянул тот же мальчик.

– А какой смысл мистер…

– Спаркс.

– Какой смысл, мистер Спаркс, мечтать о них?

– Нууу, мне нравится.

– Правильно, Вы испытываете радость, когда живо представляете себе эту огромную кучу денег. Моя цель, заставить вас вызвать у самих себя настолько яркие ощущения, чтобы научиться черпать из своих картин силы для новых свершений.

– Как это связано? – холодно осведомилась мисс Грейнджер.

– Я поясню, – я дружелюбно посмотрела на неё и затем обратилась к сидящему рядом.

Мне тут же услужливо сообщили, что его зовут Рон Уизли.

– Вот Вы, мистер Уизли, о чём мечтаете?

Тот покраснел,

– Выиграть кубок по квиддичу.

Сидящие на задней парте хохотнули. Я не обратила на них внимания, достала пустой холст и стала быстрыми мазками наносить на него краску. Через несколько минут кубок был готов.

– Вам нравится, Рон?

– Я сотни раз видел изображение кубка, – разочаровано проговорил тот.

Я дописала на кубке «Рональду Уизли за наивысшие заслуги», схватила его и протянула Рону. Тот дрожащими руками взял кубок и стал рассматривать его, поглаживая надпись.

– А теперь Вам нравится?

– Ещё бы, – произнёс он, не отводя восхищённого взгляда от кубка.

– Но Вы же понимаете, – осторожно начала я. – Что он ненастоящий.

– Да это сразу видно, – выкрикнул кто-то.

– Спасибо, – сказала я крикуну. – Это действительно видно, если присмотреться. Так что же, мистер Уизли?

– Понимаю, – сдавленно ответил Рон.

– И понимаете, что даже если мы дадим Вам десяток таких кубков, Вам всё равно не ощутить триумфа победы.

Рон убито кивнул.

– Отлично, тогда верните его мне, – я протянула руку.

Он неохотно отдал, я прикоснулась к кубку палочкой, и тот исчез с громким хлопком. На лице Рона отразился весь спектр чувств, которые он испытывал: ему было жалко кубок, он злился на меня за его безжалостное уничтожение, и не понимал, зачем я вообще всё это устроила.

– Мистер Уизли, – начала я. – Прошу меня простить за хладнокровное «убийство» Вашего кубка, а сейчас соберитесь и скажите нам, что Вы ощущали, когда он был у Вас в руках.

Рон молчал.

– Давайте я помогу. Вы испытывали удовольствие от исполнения мечты, хотя и осознавали, что кубок фальшивый.

Рон кивнул.

– Теперь скажите, чего Вам сейчас хочется, кроме того, чтобы наслать на меня порчу, – я улыбнулась.

– Снова держать его в руках! – воскликнул он.

– И Вы будете рады, если я верну его?

Класс затаил дыхание.

– Нет, – тихо ответил Рон. – Я хочу настоящий.

– Тогда дерзайте! Вы ведь теперь точно знаете, что это за чувство и понимаете насколько хотите испытать его в полной мере.

Я оглядела класс.

– Вот для чего нужны картины. Чтобы вы могли понять, чего хотите на самом деле, чтобы вы могли почувствовать это и получить силу для реализации ваших надежд и желаний. Только не забывайте, – я взглянула на мальчишек хищно потиравших руки. – Вы не должны изображать ничего такого, что приносит вред. Прежде всего, это сработает на вас самих. Я, конечно, могу успокоить, ничего страшного не произойдёт, но массу неприятных ощущений гарантирую.

Мы ещё некоторое время обсуждали секрет написания подобных картин, потом я задала задание – попытаться нарисовать самые любимые фрукты, чтобы мы вместе смогли попробовать их на следующем уроке, и отпустила детей. Они покидали класс, живо обсуждая услышанное.

Только, один студент остался за партой. Я подошла к нему и присела рядом.

– Гарри, верно?

– Да, – сказал он без особого удивления, потом, запинаясь, добавил. – Профессор Аттист, а можно научиться так писать картины, чтобы встретиться с изображёнными на них людьми?

– К сожалению, – грустно сказала я. – Я не смогу научить Вас этому, потому что сама никогда подобного не могла. Люди и животные не поддаются моей кисти.

– Но Вы пробовали?

– Да, я как-то раз написала птицу, – я глубоко вздохнула. – Однако когда я достала её из картины, она была мертва. С тех пор я не повторяла попыток. Наверное, нам не дано постичь природу жизни, Гарри.

– Простите, – сказал он и вылетел из класса.

Я печально посмотрела ему вслед и подумала: «Ты себе просто не представляешь, насколько я хотела бы того же».