Текст книги "Цари-жрецы"
Автор книги: Ги Раше
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
– Если так, то я слушаю и повинуюсь, мой господин, – сказал Хети, который, конечно же, был доволен тем, что сможет совершенствовать свои навыки в обращении со змеями.
К тому же такое поручение открывало перед ним все двери: он мог свободно бродить, где ему хотелось, под предлогом поиска растений и других необходимых компонентов зелий.
Подростки, жившие при дворце, подали праздничные блюда. Царь рассказал гостям, что этих мальчиков выбирали из числа городских жителей и правила отбора были весьма строгими. Для семьи было большой честью, если ребенок попадал во дворец.
На стол подали множество блюд, среди которых были жареные гуси и утки с гарниром из чечевицы и лука – обычного и лука-порея. Были также паштеты из зайчатины и запеченное мясо. Как только все большие деревянные блюда с кушаньями были расставлены перед собравшимися, Магдиль, словно мимоходом, заметил:
– Надеюсь, друзья мои, что употребление в пищу этих прекрасных животных не противоречит вашим убеждениям. Я слышал, что исмаилиты и некоторые другие народности Ханаана их не едят, – мол, они нечисты. Одни нечисты, потому что жуют жвачку и копыта у них не разделены на две части, а другие – потому что у них-то копыта разделены, но жвачку они не жуют.
– Что до меня, – сказал Кушар, – хоть я и горжусь тем, что ханааней, я не гнушаюсь есть это мясо.
Затем все гости, демонстрируя отменный аппетит, съели каждый свою долю из стоящего на столе. Казалось, они на деле хотят доказать, что не принадлежат ни к одному из народов, погрязших в предрассудках и запретах, которые жители Содома считают глупыми.
Вечер продолжился представлением с танцами. В нем приняли участие молодые женщины, жившие при храме богини Анат. Каждому из присутствующих было предложено выбрать себе одну из них или любого из прислуживавших за столом мальчиков, чтобы провести в удовольствиях остаток ночи.
Впервые со дня исчезновения своей супруги Исет Хети провел ночь с женщиной.
Солнце только-только начало свой бег по небосклону, когда Эрум разбудил Хети.
– Хети, господин мой, поспеши применить свою магическую силу, тем более что в случившемся есть и твоя вина! – торопливо сказал он. – Молодая женщина, иеродула, вошла в храм богини, где мы оставили подаренных тобою змей, и одна из змей ее укусила в пятку. А теперь никто не осмеливается войти в святилище, потому что одна из ваз, в которые мы поместили змей, должно быть, упала и разбилась. В рассветных сумерках страшно входить в помещение – змея может броситься и укусить. Мы даже думаем, что освободилось несколько змей. Конечно, это произошло по воле Анат, которая… решила тебя испытать.
Несмотря на быстрые сборы, Хети не забыл взять с собой дорожный мешок, в котором хранил некоторые из своих снадобий. Вслед за Эрумом он побежал к храму. Царский слуга ввел его в открытый зал, где лежала укушенная змеей девушка. Рядом с ней, положив руку ей на грудь, сидел Абеданат. Девушка дрожала, а ее тело время от времени изгибалось от судорог. Этих симптомов Хети хватило для того, чтобы поставить диагноз.
– Ее укусила змея ререк, – сказал он. – У нас в облике этой змеи предстает злой бог Сет, которого можно сравнить с богом ааму Сутеком.
Он опустился на колени перед девушкой, рассмотрел рану, потом расширил ее острым лезвием своего кинжала и высосал яд. Затем заставил девушку выпить какую-то жидкость, после чего ту вырвало белой пеной. Что он делал потом, мы не знаем – эти секреты древней египетской магии до нас не дошли.
Закончив процедуру, он напоил больную другим снадобьем, на этот раз это был отвар, приготовленный из мака. Ей стало лучше, и вскоре она спокойно уснула.
Абеданат предложил Хети войти в храм. Надо сказать, что все то время, пока Хети провел возле больной, жрец внимательно следил за всеми его действиями, но не задал ни единого вопроса о составе лекарств, которые Хети доставал из своего мешка. Храм представлял собой строение прямоугольной формы. По обе стороны от парадной двери стояли два высоких необработанных камня. Хети не понял, то ли это были колонны, то ли эти камни имели иное предназначение. Позже ему рассказали, что камни эти, называемые ханаанеями массеботами[13], символизировали богиню в двух главных ее воплощениях, коими были любовь и война. «Богиня Анат толкает мужчин и женщин друг к другу в объятия, – пояснил ему жрец. – Благодаря любви, которую она селит в наших сердцах и наших чреслах, рождается вожделение к другому существу; и она же, Анат, заставляет нас участвовать в смертельных схватках. Умирая, люди оказываются в стране теней, где она царит, как царит и на небе, и под землей, потому что она – вместилище мира во всем его многообразии».
Дверь в святилище была заперта, по словам Абеданата, затем, чтобы освободившаяся из заточения змея или змеи не смогли выбраться в сад и вызвать панику. Жрец приоткрыл дверь, приглашая Хети войти, а затем быстро закрыл за ним дверь, благоразумно оставшись снаружи.
Хети очутился в помещении скорее широком, чем длинном, очевидно, служившим преддверием храма. В нишах были расставлены масляные светильники, от которых исходил скупой мерцающий свет. В глубине комнаты, напротив входа, находился проход в другое помещение, полускрытый тяжелым пурпурным занавесом. Хети отодвинул занавес и проник во второй зал, в святая святых храма. Углы помещения были погружены во мрак, однако Хети понял, что попал в наос – перед ним, освещенное множеством ламп, стояло изваяние божества. В то время как в Египте на каменных постаментах обычно размещали статуи божеств, например статую Амона, как в его величественном храме в Городе Скипетра, в этом храме с возвышения взирала бронзовая кобра. Ее тело было приподнято, капюшон расправлен, как это бывает, когда змея, как нам кажется, приходит в ярость. Из пасти выглядывал раздвоенный язык, а глаза, вырезанные из темного сверкающего камня – темно-красного рубина – были сделаны так, что казалось, будто змея не спускает своего божественного взгляда с посетителя, стоящего перед изваянием.
Статуя богини находилась на длинном и узком каменном карнизе, на который служители поставили несколько глиняных урн. По обеим сторонам от изваяния кобры были установлены два глиняных барельефа. На одном была изображена обнаженная женщина. Треугольник между ее бедрами был испещрен маленькими точками – углублениями в глине, а ее руки, казалось, поддерживали груди. За плечами у женщины были крылья, на голове – корона, похожая на шлем с укрепленными на нем в ряд рогами быков. Женщина стояла, выпрямившись, на льве. На другом барельефе было запечатлено существо женского рода, но его половая принадлежность угадывалась только по вертикальной черте под лобком. У этого существа не было крыльев, но вместо ног были когтистые лапы хищной птицы, а волосы представляли собой клубок взбудораженных змей. Ее руки были полураспахнуты, и в каждой – поднявшаяся змея.
Первым делом Хети приподнял крышку на каждой из четырех ваз, стоявших на столе, который служил алтарем. В каждой вазе было по две змеи – очевидно, те самые, что он преподнес в подарок царю. Присмотревшись, на полу он увидел черепки пятой вазы.
Он рассудил, что и в этой вазе было две змеи. Потом, проверив, какие змеи остались на месте, он методом исключения определил, какие из них освободились.
Хети сел на землю, поджав под себя ноги, и стал постукивать раскрытыми ладонями по плитам пола. Его ожидание не было долгим: скоро обе змеи уже были рядом с ним. При виде Хети они замерли на месте.
– Друзья мои, – обратился к ним Хети, – вы напали на бедную молодую женщину, иеродулу, которая пришла возложить жертву на алтарь богини Анат, вашей повелительницы. За такой проступок вам стоило бы вырвать ядовитые зубы. Приблизьтесь ко мне, чтобы я рукой мог до вас дотянуться. Я уберу вас из святилища, в котором вы посеяли страх.
Хети ударил в ладоши, и змеи, словно они слышали и понимали каждое его слово, подползли еще ближе. Он схватил их под головами, приблизил к своему лицу и сказал:
– Вы знаете, что я – не только ваш друг, но и повелитель. Мне не известно, кто из вас укусил бедняжку, но она очень испугалась. Я настоятельно советую никогда так больше не поступать. С завтрашнего дня я стану приносить вам полевых грызунов, которых вы, змеи, так любите. А пока я положу вас в одну из уцелевших ваз. Какое-то время вам придется пожить в тесноте в компании двух ваших товарок.
Когда он поднялся на ноги, то увидел, что за спиной стоит Абеданат.
– После всего, что я видел, я не осмелюсь отрицать, что ты воистину Повелитель змей! Я восхищаюсь твоим умением общаться со змеями и приказывать им, тогда как они повинуются тебе, как верные слуги.
Словно желая подтвердить, что он не ошибается, Хети позволил обвить свою шею одной из змей, в то время как свободной рукой клал другую в вазу. Первая змея вскоре очутилась в той же вазе. Движения его рук были точными и одновременно мягкими. Эту манеру он перенял у деда: змеи чувствовали себя в безопасности и не пытались укусить руку, которая обращалась с ними столь бережно.
Хети тихонько постучал по каждой из ваз, проверил, устойчиво ли они стоят на карнизе, а потом обернулся к жрецу. Тоном, в котором звучали сомнение и удивление, он спросил:
– Как могла одна из ваз упасть на пол? Она устояла бы, даже если бы ее обитатели подрались, как два пьяных солдафона! Посмотри, они стоят крепко, и ни одна не сдвинута к краю…
– Вне всякого сомнения, виноват слуга: водружая вазы на алтарь богини, он торопился и поставил их слишком близко к краю. Поэтому одна из ваз соскользнула на землю и разбилась.
– А зачем было слуге торопиться? – удивился Хети.
– Он, наверное, боялся, что одна из змей может выскочить из вазы и укусить его, – предположил Абеданат.
– Как такое возможно? Глиняная крышка слишком тяжела для того, чтобы бедная змея могла ее поднять! Скажи, а кто перекладывал их из мешка в вазы?
– Я сам. Я тоже умею брать их так, чтобы они не могли укусить. Для этого достаточно простой осторожности. А когда змеи сплетаются друг с другом, я разделяю их палкой с раздвоенным концом. Ты, очевидно, заметил, что я разложил их по парам, в зависимости от вида, потому что, как и ты, умею различать змей разных видов.
Словно желая сменить тему разговора, жрец взял Хети под руку и сказал:
– Я хотел поговорить с тобой о богине Анат. Как ты уже знаешь, в городе один-единственный храм, и мы поклоняемся одному-единственному божеству. Мы изгнали из своего города всех остальных богов, и в первую очередь верховного бога ханаанеев Эла[14], которому не по нраву наши замечательные законы. Как бы то ни было, все эти божества не чувствовали себя в нашем городе уютно, и только Анат у нас хорошо. Если бы это было не так, боги, которых мы прогнали, отомстили бы нам, верно? Разве не обрушили бы они проклятия на наши головы? Раз все идет хорошо, значит, Анат сильнее их всех.
Однако Хети не разделял его уверенности. Он не захотел огорчать человека, с которым ему предстояло много дней работать бок о бок. Он только кивнул и заверил Абеданата (а в этом он действительно был уверен), что Анат, или Изида, безусловно, могущественная богиня, и правит она всем миром.
6
Беседа со жрецом не избавила Хети от подозрений, что именно он нарочно столкнул одну из ваз, чтобы змеи выползли на свободу. Зачем? В надежде, что случится то, что случилось. Кому как не Абеданату было знать, что каждое утро на рассвете одна из иеродул приносит в святилище цветы и мед и ставит у подножия алтаря три кувшина – с водой, вином и молоком, чтобы позднее жрец мог совершить жертвенные возлияния и поднести богине дары. Змея укусила ее, когда она закончила все свои дела. Хети подумал, что Абеданат, желая проверить, действительно ли он, Хети, является Повелителем змей и умеет исцелять укушенных, нарочно выбрал змею, укус которой считается очень опасным, но не смертельным.
Если он не ошибся, то жрец остался довольным результатом испытания: уже на следующее утро молодая женщина встала с постели и, по-видимому, не ощущая никаких последствий укуса, принялась за свои обычные дела.
Случай с исцелением иеродулы придал Хети дополнительного веса не только в глазах его товарищей хабиру, но и в глазах приближенных царя. Прошло немного времени, и слава о нем распространилась по всему Содому. Его друзья хабиру решили вместе с Хети посетить храм богини Анат и принести ей дары.
Хети, указывая на крылатый прообраз богини, пересказал своим друзьям то, что услышал от Абеданата:
– На этом барельефе Анат предстает в облике вавилонской богини Иштар. Здесь она – повелительница львов, а ее головной убор, украшенный рядом рогов, символизирует мужскую силу богини, которая воплощает в себе двойственную природу человека.
– Ты говоришь правду, – подтвердил Тарибатум. – Именно так у нас представляют богиню Иштар. Она словно предлагает свои наполненные молоком груди – символ божественной любви к людям и всему живому на свете, дающий им также и пищу; из ее чресл истекает плодовитость самок животных и наших женщин. Ее крылья напоминают, что перед нами богиня, которая правит небом; когти символизируют ее воинственность и качества хищника; лев говорит о том, что она – властительница диких животных, какими они были, пока человек не приручил их, а значит, живой природы в целом.
– Что до меня, – заговорил Ява, – я вижу, что богиня со змеями, изображенная на втором барельефе, – это Великая Мать, которую почитают живущие на моем острове. Жрицы в ее храмах умеют обращаться со змеями, а богиню изображают так же – держащей по змее в каждой руке.
– Абеданат объяснил мне, что богиня со змеями – это Ашера. Ее еще называют Великой Матерью Чрева, откуда проистекают жизнь и наслаждение. Именно поэтому так четко обозначена черта, разделяющая ее вульву, которая вызывает влечение у мужчин и приглашает к соитию, благодаря чему сохраняется все живое в этом мире – ведь такова воля богов. Ее символизирует бронзовая змея, находящаяся в наосе. Абеданат думает, что у некоторых племен, например у шасу, в почете бог грозы Яху[15], а его супруга и женское воплощение – Ашера. Своего бога они представляют в виде камня, а его супругу – в виде змеи. В палатке, которая служит святилищем, они воздают почести изваянию змеи, изготовленному из меди или бронзы. А когда у них нет ни того ни другого металла, они вырезают изваяние из дерева и хранят его в ларце, который служит им передвижным святилищем. В тех кланах племени шасу, где я бывал, почитали Анат, но изображали ее в виде золотой коровы. У нас в Египте в образе золотой коровы представляют богиню Хатор.
Когда Хети в сопровождении друзей вышел из храма, молодая иеродула, излеченная им от змеиного яда, упала перед ним на колени, облила его ноги душистым маслом и стала целовать их со словами:
– Господин, ты спас мне жизнь, благодаря тебе я выздоровела и больше не боюсь змеиных укусов. Ты воистину Повелитель змей, а теперь и мой повелитель. Я – твоя прислужница, я сделаю для тебя все, что пожелаешь, и выполню любое твое приказание.
Хети помог ей подняться и ответил так:
– Ты приписываешь мне заслуги и достоинства, которыми я обладаю лишь отчасти. Мне ничего от тебя не надо и я никогда не стану тебе приказывать.
– Господин мой, я желаю прислуживать тебе, и ты обидишь меня отказом.
– Если так, тогда служи мне, но делай только то, что тебе по душе. Я не стану прогонять тебя, но и не стану заставлять тебя делать то, что тебе неприятно.
– Господин, все, что исходит от тебя – для меня удовольствие.
Вот так Абиша (так звали молодую женщину) стала служанкой Хети, хотя он этого вовсе и не желал. Она последовала за ним во дворец, где он жил с товарищами.
Абиша была старшей из потомства бедной содомской семьи. Ее отец трудился в соляных копях. Он был сыном раба, не знавшего своих корней. В свое время жители Содома приняли закон, согласно которому стали свободными не только нравы, но и люди, ранее пребывавшие в рабстве. У отца Абиши не хватало денег, чтобы прокормить семью, поэтому старшую девочку решено было отдать в иеродулы, и теперь она жила при храме богини. Молодых иеродул, или «священных служительниц богини», обучали пожилые женщины, ранее бывшие иеродулами, но со временем получившие освобождение от исполнения этой одной из священных обязанностей – отдавать свое тело во славу великой Анат. Помимо обучения хорошим манерам им давали уроки танцев, музыки и любовного искусства. И конечно же, их обучали прислуживать богине, выполняя все необходимые ритуалы культа.
От Абишы Хети узнал, что у ханаанеев, некоторых кланов племени шасу, амалекитян и исмаилитов существовал обычай посвящать богу Элу – верховному божеству этих народов – первенца каждой семьи, а также первого детеныша домашнего скота, а если племя оседлое, то и часть нового урожая. Со временем некоторые из них отказались от жестокого обычая – ритуальных убийств – и стали отдавать первого рожденного в семье ребенка, мальчика или девочку, в услужение божеству. Так стали поступать все живущие в Сиддимской долине, а первыми отказались от убийств жители Содома. С тех пор кто бы ни родился в семье первым – мальчик или девочка – он становился со временем служителем храма. Для девочек это было судьбоносным решением, потому что раньше отцы часто приносили в жертву дочерей, спасая тем самым сыновей, – мол, кто как не сын сможет впоследствии прокормить семью и ублажать семейные божества.
– Несмотря на преданность нашим богам, – сказал Абеданат, – наши отцы признали чудовищным обычай приносить в жертву детей под предлогом, что таково желание бога. По их мнению, ни один бог не может быть настолько жестоким, чтобы требовать пролить кровь новорожденного.
Еще Хети узнал, что в свое время между почитателями бога Эла, убежденными, что установленный богом обычай приносить в жертву детей не может быть изменен людьми, и почитателями Анат, считавшими, что с этим пора покончить, развязалась настоящая гражданская война. Те, кому покровительствовала Анат, стали в этой войне победителями. Им удалось обратить часть почитателей Эла в свою веру, остальных они изгнали, а имя жестокого бога запретили даже упоминать в пределах своего города. Тем более что почитатели бога Эла пытались навязать содомитам свои законы, согласно которым женщины, уличенные в прелюбодеянии, или мужчины, предававшиеся любовным утехам друг с другом, должны подвергаться смертной казни. Разве могли жители Содома принять такие законы? Они считали, что одно из основных прав человека – это возможность выбирать возлюбленного без оглядки на божества, общественные и семейные устои, ведь от этого выбора зависит, обретет ли человек свое счастье.
– Теперь ты знаешь, почему у других народов о нас ходит дурная слава, – сказал жрец. – Они обвиняют нас не только в том, что мы за свободу в любви, но и в том, что отказываемся почитать Эла, их верховное божество. А мы ведь знаем, что не он, а великая Анат правит этим миром…
7
Два месяца, считая с дня прибытия в Содом, стали одним из самых приятных периодов в жизни Хети. Он был назначен одним из советников царя и в конце концов получил во дворце отдельную комнату, окна которой выходили в сад. Большую часть дня он проводил с Абеданатом, обучая его секретам повелителей змей. Они вместе бродили по полям и холмам, обрамлявшим долину, в поисках трав и минералов, начиная с простого мака, используемого в большинстве снадобий, и, конечно, змей, которых потом преподносили в подарок богине. Поднимаясь с каждым разом все выше, Хети узнал, что воздух наверху намного холоднее, чем в долине. Он с трудом переносил холод, ведь из одежды на нем была одна набедренная повязка. Когда он сказал об этом Абеданату, тот пояснил:
– Богиня благословила нашу долину. Воздух и вода в Соленом море остаются теплыми круглый год. Солнце долго стоит высоко в небе, поэтому иногда жара становится невыносимой. А на возвышенностях в холодное время года, которое как раз наступило, властвуют холод и дожди. В иной год случаются такие холода, что дождь превращается в ледяные хлопья. Они падают с неба, укрывая землю белым одеялом. Теперь ты понимаешь, почему люди, живущие там, где заходит солнце, в Ханаане, в это время года носят платья из плотных тканей и покрывала большого размера. Однако сезон холодов быстро заканчивается, и бог, которого вы в Египте называете Ра, возвращает жару.
В течение первого месяца жизни в Содоме Хети довольствовался такими прогулками по долине и окрестным холмам. Благодаря Тарибатуму он постиг некоторые секреты вавилонской кухни: ежедневно вавилонянин обучал его чему-нибудь новому. Хети понял, что, в отличие от египтян, предпочитавших жареную домашнюю птицу другим видам мяса, тоже жареного, жители Вавилона любили овощи и мясо, сваренное в жирном бульоне, приправленном для запаха тмином и кориандром. Они варили бульоны из ягнятины и даже из оленины с добавлением чеснока, лука-порея и различных овощей, которых в долине Нила не знали.
Между тем по долине распространились слухи, что цари городов набирают наемников. Желающие стекались в города со всех сторон, и было их неожиданно много. Не прошло и месяца, как Жакен оказался во главе армии, насчитывающей почти тысячу воинов. Единственная проблема – ни один их этих новоявленных солдат никогда ни с кем не сражался, исключая случайные драки в кабаках. К тому же городской арсенал мог обеспечить оружием разве что половину солдат. Пришлось признать очевидное: богатство страны позволяло прокормить армию, а вот дать в руки каждому воину бронзовое оружие – нет. Кроме того, новобранцев следовало приучить к дисциплине и научить владению оружием. Именно поэтому и хиттиту Лупакку и Хети Жакен присвоил звание младшего командира и назначил их наставниками новобранцев. В свое время Хети получил прекрасную военную подготовку и мог с одинаковой легкостью выживать в пустыне и сражаться с закаленным в боях противником.
Не сказать, чтобы это было для него приятным времяпрепровождением, однако Хети радовался – в противном случае он мог совсем раскиснуть в этом «озере удовольствий», на которое стала похожа его жизнь. Никто не забывал об нависшей над долиной угрозе нападения армии царя гиксосов, пусть даже он никоим образом не напоминал о себе. А ведь его посланцы вернулись восвояси – без луков, стрел и бараньей шкуры. Через своих посланцев цари передали Шареку, что не желают войны, напомнили о том, что уже заключили с ним договор о союзе и не видят причин для пересмотра условий этого договора. Еще они не видели причин платить дань гиксосам, тем более что размер этой дани был настолько велик, что они просто были не в силах ее собрать. Отсутствие ответа царя Шарека обрадовало Магдиля: он заявил, что, встретив решительный отпор царей долины, гиксосу пришлось пойти на попятный и отказаться от плана захвата долины силой.
– Теперь я уверен, – сказал он на совете, обращаясь к своим командирам, в числе которых были и Хети с Лупакку, – что Гиксос хотел нас взять на испуг. Он ожидал, что мы сдадимся, даже не попытавшись сопротивляться. По правде говоря, я думаю, что он нас сначала недооценил, а теперь понял, с кем имеет дело.
Магдиль добавил, что, по его мнению, он зря поддался панике. Он предположил даже, что та армия, которую он набрал, а теперь кормил и обучал, затратив на это немалые средства, больше городу не нужна. Командиры и старейшины не были настроены столь оптимистично. Не отрицая правоты своего господина, они настаивали на том, что следует продолжать обучать солдат военному мастерству, пусть даже только для того, чтобы доказать этому Гиксосу, что цари долины не собираются разоружаться и не позволят захватить себя врасплох.
– Поскольку у нас достает средств содержать армию и это не слишком отражается на нашем благосостоянии, – от имени совета старейшин заявил один из наиболее видных его представителей, – с нашей стороны было бы большой глупостью лишиться возможности демонстрировать нашу мощь и поднять свой престиж. Времена изменились. Раньше горстки царских гвардейцев было достаточно, чтобы обеспечить порядок в городе и окрестностях и защитить царя. Сегодня всем уже ясно, что гроза может прийти с любой стороны, и мы должны быть готовы за себя постоять. Если Гиксос не решится напасть на нас завтра, он может сделать это, когда подчинит себе Египет. Мы все знаем, что он твердо решил завоевать эту страну, которая пришла в упадок и напоминает старый, готовый рассыпаться дом. К тому же Египет уже наполовину завоеван ханаанеями, расселившимися на его землях.
Совет старейшин единогласно одобрил речь своего представителя, и неудивительно – ведь бремя содержания всей этой оравы наемников в виде нового налога легло на плечи простых людей – крестьян, ремесленников и торговцев.
– Я уверен, что царь Магдиль тешит себя опасными иллюзиями, – сказал Кушар Хети, когда тот передал своим друзьям хабиру суть сказанного на совете. – Я хорошо знаю нравы гиксосов и ханаанеев. Мне кажется, Шарек еще не чувствует себя достаточно сильным для того, чтобы напасть на царей долины. К тому же в ханаанских горах сейчас стоят холода. Как только придет весна, войска гиксосов придут в долину. Весна – лучшее для этого время. В этих краях летом слишком жарко, и Гиксос об этом знает, как знает и то, что привычная для местных жителей жара станет дополнительным испытанием для его солдат.
– Если так, что ты советуешь предпринять? – обеспокоенно спросил Хети.
– Ничего. Нужно ждать. Вкушать от всех удовольствий, которые предлагает нам этот край. Будем вести разгульную жизнь, станем каждый вечер навещать милых иеродул, служительниц доброй богини, а остальное предоставим богам. Время все расставит по своим местам. А что еще мы можем сделать? Я не говорю «что нам лучше сделать», потому что здесь нам уготована сладчайшая из жизней, какую только могут вести бедные странники… Я спрашиваю лишь о том, что мы можем сделать такого, чего еще ни разу не делали с момента прихода в этот город. Мы не собираемся, вооружившись дротиками и кинжалами, штурмовать крепости гиксосов! И мы не отправимся, ведомые глупым геройством, в приграничные горы, чтобы организовать там наблюдательные пункты и следить за передвижением возможного противника, а в случае необходимости устроить ему засаду. Если же противник так и не появится, то мы можем и умереть там – не от вражеской стрелы или кинжала, а от холода и скуки! Давайте возьмем от жизни все, что она может нам дать. Мы непременно узнаем, что готовит нам завтрашний день… Вот и солнце катится к горизонту: пришло время отправиться в один из трактиров нашего гостеприимного города – в тот, где мы еще не бывали.
8
За два месяца изучив городские трактиры и часть тех, что располагались в ближайшем пригороде, Хети и его товарищи решили развлечься в Гоморре – городе, расположенном по соседству. Побывать там пару-тройку раз довелось только Хети в компании Абеданата, когда они искали компоненты для снадобий. Однако на этот раз их намерениям не суждено было осуществиться: по городу прошла молва, будто в новом трактире у городских ворот танцует, обнажаясь, молодая красавица-вавилонянка. Хозяйка трактира – надо сказать, что в этих краях, как и в Вавилоне, трактиры часто держали женщины – привела с собой в Содом несколько вавилонских девиц, среди которых блистала Вати – благодаря своему очарованию, грациозности, зажигательности своих танцев, страстности и чувственности. Такой набор женских прелестей не мог оставить равнодушным самого осмотрительного мужчину. Что до Содома, то в этом свободном городе ничего подобного и днем с огнем было не сыскать.
Трактир размещался в большом доме, сложенном из дерева и необожженного кирпича. Стены этого здания были отштукатурены известью. Здесь, как и в большинстве домов Сиддимской долины, имелась крытая терраса. Перед комнатой для посетителей располагалась передняя – открытое помещение с крышей, представлявшей собой деревянный каркас, покрытый пальмовыми листьями. Каркас опирался на четыре угловых деревянных колонны, выполненных в виде стволов финиковых пальм. Пол в обоих помещениях был покрыт циновками, сплетенными из растительных волокон. На этих циновках устраивались посетители.
На улице начинало темнеть, когда Хети со своими шестью товарищами хабиру пришли в трактир и уселись, поджав под себя ноги, перед большим деревянным помостом. Женщина не первой молодости, которая, однако, могла похвастаться не только мощным задом, но и прекрасным здоровьем, вышла, чтобы поприветствовать гостей. На ней было узкое разноцветное платье с длинными, свисающими до самых босых ног рукавами.
– Добро пожаловать, добро пожаловать, господа! – воскликнула она на ханаанейском наречии с сильным акцентом.
Услышав ее речь, Тарибатум подтвердил: с таким акцентом обычно говорят вавилоняне. Все нашли это вполне естественным, принимая во внимание рассказы трактирщицы о том, что она с девушками пришла из Вавилона.
В зале посетителей оказалось немного. Было как раз то время дня, когда те, кто намеревался провести вечер в трактире, ужинали у себя дома, а остальные – те, кто зашел сюда еще днем, в послеобеденное время, чтобы утолить жажду освежающим питьем, – сидели на крытой террасе. Тарибатум слышал, что в этом трактире подают не только напитки, но и еду, приготовленную как в Вавилоне, поэтому предложил товарищам там и поужинать.
Стоило Тарибатуму заговорить с трактирщицей по-вавилонски[16], как улыбка озарила ее лицо.
– Да благословит тебя богиня Иштар! – воскликнула трактирщица. – Ты тоже родом из Вавилона?
– Это так! – подтвердил Тарибатум. – И я очень рад и благодарю Мардука за то, что он подарил мне встречу с соотечественницей. Знай же: я покинул родные края двадцать лет назад и с тех пор ни разу там не был.
– Что до меня, то я ушла из Вавилона чуть меньше года назад… Меня зовут Сидури. Или, скажем так, я хочу, чтоб меня так называли. А как тебя зовут?
Тарибатум отказался назвать свое имя, но, удовлетворяя просьбу Сидури, рассказал свою историю, не утаив и причины, по которой он лишился трактира.
– Уж не ты ли великий Тарибатум, владелец трактира, куда люди ходили отведать лучшей стряпни в Вавилоне? – поразилась Сидури.
– Я тот, о ком ты говоришь, – скромно подтвердил вавилонянин.
– Тогда знай, что я приходила в твой трактир, когда была юной девушкой, вместе со своими родителями. И могу тебя уверить, моим отцу и матери очень нравилась твоя еда. Благодаря тебе я узнала, что такое хорошая кухня, и стала трактирщицей. Если бы ты знал, как мы сожалели, что ты покинул город из-за козней этой бесчестной женщины!
