Текст книги "Утка, утка, Уолли"

Автор книги: Гейб Роттер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Дядя Вилли ест котов

Уолли Москович

Мой дядя Вилли – парень будь здоров.

Но, кажется, он кушает котов.

Я рад бы не верить, но как отрицать,

Своими ушами довелось услыхать.

Мы дядюшку Вилли видим нечасто,

Он младший брат папы, играет в канасту.

Большой, волосатый, с животиком тряским,

И предков моих вгоняет он в краску.

Мама сердита, когда он приезжает.

Говорит, много жрет, унитаз засоряет.

Гостит месяцами, ужасный бездельник,

Работать не хочет, в кармане нет денег.

Но Вилли смешной и веселый верзила.

Меня зовет «боссом» и даже «громилой».

Мы ходим в кафе, где пьют воду и пиво,

Они все похожи, но там так красиво.

Там можно на стульях вертеться юлой

И время занять на бильярде игрой.

Мне дядя дает отхлебнуть из стакана

И всем представляет меня «капитаном».

Мы как-то пораньше вернулись из бара,

Он встретил там толстую тетю – Клару.

Она целовалась с ним, счастья не пряча,

И мне говорила, что Вилли «горячий».

Я дома остался, а Вилли уехал.

Он что-то бубнил про «ночные утехи».

Утром я понял: с ним что-то неладно,

Селедкой усы провоняли изрядно.

Он кашлял, плевался – я даже спросил:

«Что стало с тобой, дорогой дядя Вилл?»

Он мне улыбнулся, ответил: «Пустое!

Я волос вчера проглотил за едою.

Ужин вчера получился изрядный,

Мне пришлось попотеть, не поймите превратно».

Он отцу подмигнул и заржал громогласно,

А я отошел – а вдруг это заразно?

Так как же узнать мне, что съел ночью дядя?

Как разобраться мне в этой шараде?

Это, наверно, редчайший обед,

Мед, шоколад или с кремом рулет.

Я решил погулять, но, когда уходил,

Услышать успел, что сказал папе Вилл.

Не верю, не верю! Ведь так не бывает!

Неужто наш Вилли котов поедает?!

Но я это слышал, я был очень близко:

Признался он сам, что всю ночь лизал киску.

Из сборника «Недетские стихи»

Тема 4

Мне приснился чудесный сон, но досмотреть его не получилось. Меня разбудил звонок. Спросонья я даже не сразу сообразил, что это звонит телефон. Кажется, в кухне. Я ломанулся туда и, разумеется, не успел.

На стене висела бумажка с номером для проверки моей голосовой почты. Я набрал этот номер и прослушал сообщение, начитанное напряженным высоким голосом Рене, молоденькой секретарши из «Godz-Illa Records». Большой босс Авраам Лайонз по прозвищу Денди хотел меня видеть. «Блин, пиздец». Это была моя первая мысль. Кажется, я уже говорил, что Денди Лайонз – суровая личность. Страшный человек. Свирепый, безжалостный и беспощадный. По сравнению с ним Орал-Би – Микки Маус. Нет, Минни Маус. Я сейчас расскажу о своей первой встрече с Лайонзом. Я сидел у него в приемной, и вдруг дверь в его кабинет распахнулась, и оттуда выскочил белый парень. Выскочил с воплями. Держась за голову. У него были длинные темные волосы, и среди них хорошо выделялось голое ярко-розовое пятно. Кровящая лысина. Следом за парнем в приемную вышел Лайонз. Спокойный, как слон. В кулаке он сжимал толстую прядь длинных темных волос. Положив свежевыдранный локон на стол секретарши, он сказал: «Выбросьте это куда-нибудь, Рене. – А потом посмотрел на меня. – Вы, наверное, мистер Москович. Проходите». Я очень надеялся, что предыдущий товарищ приходил не по поводу трудоустройства на ту же должность, на которую нацелился я.

Я лихорадочно размышлял. Наверное, Дизи все-таки побывал у большого босса. Иначе с чего бы вдруг Лайонз возжелал меня видеть? Такое случалось нечасто. В последний раз, когда он вызывал меня для разговора, это было стотысячное предупреждение, что если я проболтаюсь о том, для кого пишу тексты, и в чем заключается моя настоящая работа, он самолично оторвет мне яйца, зальет их золотом и будет носить на цепочке на шее. Такие беседы у нас с ним случаются регулярно, примерно раз в год, и каждый раз Лайонз красочно живописует картины болезненных процедур, которым он собственноручно подвергнет меня, если я не оправдаю возложенного на меня доверия. В Денди Лайонзе нет вообще ничего от утонченного «денди». Денди Лайонз – это такой оксюморон. Сочетание несовместимых понятий.

Но прежде чем ехать к Лайонзу, мне надо было дождаться механика из AAA  [4]4
  AAA – Американская автомобильная ассоциация.


[Закрыть], чтобы он заменил мне спущенную шину, а в десять утра у меня была назначена встреча с моим самозваным литературным агентом, даже, я бы сказал, суперагентом Джерри Сильвером, или дядюшкой Джерри, как он любил, чтобы его называли. У него свое маленькое агентство в Лос-Анджелесе. С изобретательным оригинальным названием «Агентство Сильвера». Дыра дырой, если честно. Но это все-таки лучше, чем вообще ничего. Джерри утверждает, что он представляет интересы некоторых довольно известных актеров, актрис и сценаристов, хотя я ни разу не видел живьем ни одного из его остальных клиентов. Офис агентства располагается в старом задрипанном здании в Беверли-Хиллз, но единственное, что в нем есть привлекательного – это элитный почтовый индекс.

Я не знаю, насколько успешно идут дела Джерри. Деньги у него есть, это точно. Он ездит на очень пристойной машине. Ну, хорошо, может быть, «очень пристойной» – это сказано слишком громко. Но его тачка всяко получше моей. Серебристый «корвет» 1996 года выпуска. С номерным знаком: «ДЯДЯ СИЛЬВЕР». «Сильвер» значит «серебряный». Я часто задумываюсь: это его настоящее имя, или его так прозвали из-за количества серебра, которое он носит на себе и собирает вокруг себя?

Я познакомился с Джерри лет десять назад, через приятеля моего друга. Тогда у меня еще были друзья. Мы пошли в гости по случаю чьего-то дня рождения, и я был немного нетрезв. Мне сказали, что Джерри – литературный агент, и я рассказал ему о своих книжках. В редком приступе храбрости. Джерри понравилась моя задумка. На следующий день мы с ним встретились и подписали договор о сотрудничестве. Это было давным-давно (десять лет назад), и пока что нам не удалось пристроить ни одной моей книги. Но он в меня верит. И, наверное, это о чем-то говорит.

Я вошел в кабинет Джерри, и запах его одеколона ударил мне в нос посильнее, чем кулак Дизи. Я едва не упал, но Бет, молоденькая секретарша, стройная очаровательная афроамериканка, подхватила меня под локоть. Она смешно сморщила нос и помахала рукой у себя перед лицом:

– Я вот тоже никак не привыкну…

Я согласно кивнул. Джерри был занят, разговаривал по телефону. Он махнул мне рукой, мол, я уже скоро закончу. Присаживайся.

Джерри Сильвер, одетый, по своему обыкновению, в строгий костюм с яркой, броской рубашкой, сидел за массивным дубовым столом, отполированным до зеркального блеска. Его тучная задница была так плотно втиснута в кресло – больше похожее на царский трон, стыренный из дворца, – что у меня было стойкое ощущение, что сейчас кресло развалится, не выдержав напряжения. Из-под рубашки, расстегнутой на груди, торчали жесткие черные волосы, в которых практически терялись толстые серебряные цепи. Влажная и в то же время вечно дымящаяся сигара, перманентно свисавшая из уголка его рта, грозила поджечь рубашку, пропитанную одеколоном и крепкими спиртными напитками. Джерри Сильвер – человек резкий, где-то даже бесцеремонный и грубый. Но при этом он очень славный. На самом деле.

– Все, Ричи, хватит! Я сказал, хватит! Послушай меня! ПОСЛУШАЙ! – орал он в трубку. – Нет, теперь говорить буду я! Если уж ты оказался в глубокой жопе… Я сказал, СЛУШАЙ МЕНЯ! Если уж ты оказался в глубокой жопе, так хотя бы потом помойся… Да, Ричи! Да! И не хозяйственным мылом, а нормальным гелем для душа! Да! А не можешь купить себе нормальный гель, так вообще не высовывайся! Погоди! Да! Потому что тебе не хватает мозгов. У тебя есть хотя бы одна идея, которую можно продать?! Хорошо тебе! Да! Ричи, таких, как ты, я съедал по десятку на завтрак. Хорошо. Давай пообедаем. В пятницу, в полдень. На «Фабрике плюшек». Все, до свидания! – Он бросил трубку. – Какие люди! Уолли Москович! Единственный в мире ганста из иудейской диаспоры! Рад тебя видеть, дружище! Дай я тебя поцелую. – Он встал, перегнулся через стол и звонко чмокнул меня в щеку. Мне пришлось задержать дыхание, чтобы случайно не вдохнуть его едкие токсичные пары. – Ну, рассказывай, как жизнь молодая? Судя по твоему бледному виду, не очень?

– Ну, это долгая история. А что ты так взвился на этого Ричи?

Джерри Сильвер занимается не своим делом. Ему надо было становиться актером. Он – очень милый и славный, настоящий плюшевый мишка, но об этом знают немногие. Только самые близкие люди, которые его хорошо знают. И я отношусь к их числу. Ему нравится изображать из себя брутального дядьку, неприятного, мерзкого, громкого и свирепого – когда он считает, что так будет лучше для бизнеса. И у него получается мастерски. Джереми Пайвену есть чему поучиться у Джерри. Иногда это его «раздвоение личности» граничит с клинической шизофренией, но Джерри мне нравится. Со мной он всегда искренний и честный.

– Да ничего я не взвился. Просто играю на публику. – Джерри взял со стола бутылку и отпил из горлышка. Бутылка была необычная: высокая, узкая, без этикетки, с голубой пластмассовой крышкой и ярко-красной неразборчивой надписью курсивом по кругу. – Мм-мм! Волшебный напиток! Держу пари, ты такого еще не пробовал. И даже не слышал!

– А что это? С виду обычная минералка.

– Это и есть минералка, дружище. «Гласьяль». Чистая, как лед в ледниках на вершинах гор. Про нее все сейчас говорят. Восхитительная вода!

– Все говорят об обычной воде?

– Да, о воде. Но она не обычная, – сказал он без тени улыбки. – Самая чистая из всех. Чище уже не бывает.

– Да? А на вкус она как?

– «Эвиан» по сравнению с ней – поносная жижа, разлитая по бутылкам.

Я рассмеялся.

– А знаешь, что будет, если прочитать «Эвиан» наоборот? «Наив». Вот. А «э» не считается.

– Ага. – Он улыбнулся и отпил еще глоток.

– И все-таки, что в ней такого волшебного, Джерри?

– Дядюшка Джерри, – поправил он. – Помяни мое слово, малыш, не пройдет и полгода, как весь наш бомонд будет пить только «Гласьяль». И ты в том числе.

– Ну, хорошо. Убедил.

– Да, и ты в том числе. Кстати, держи. – Он пошарил рукой под столом, достал непочатую бутылку и вручил ее мне. – Она еще не продается. По крайней мере у нас в Америке. Мне прислали из Канн пару ящиков. Один друг-дистрибьютор. И я выдаю по бутылке всем моим клиентам. – Он отпил еще. – Мм-мм. Волшебный напиток! – повторил он, цитируя реплику из фильма Квентина Тарантино. Джерри постоянно цитирует фильмы Тарантино, и это было бы даже прикольно – я люблю Тарантино, – но Джерри утверждает, что он не видел ни одного тарантиновского фильма. Меня это бесит. И Джерри так делает постоянно.

– Ладно, солнце мое, ты давай расскажи, что у тебя стряслось. Вид у тебя совершенно убитый. Что-то случилось? Расскажи дядюшке Джерри.

– Да все то же самое. Я ненавижу свою работу. Я – законченный неудачник. И вообще жизнь не сложилась.

– Да ладно, Моско. Кончай прибедняться. Какой же ты неудачник?! Ты – победитель. Слышишь меня? Победитель! Иначе ты бы тут не сидел. Я не работаю с неудачниками. – Он сурово нахмурился. – Или ты думаешь, я работаю с неудачниками?

– Нет, Джерри. Ты не работаешь с неуда…

– В самую точку, Моско! Я не работаю с неудачниками. Джерри Сильвер никогда не работаете неудачниками! Слышишь меня? Повтори.

– Джерри Сильвер никогда не работает с неудачниками.

– И кончай прибедняться, Моско. У тебя есть мозги. Слышишь меня?

– Тогда почему мы не можем опубликовать ни одной моей книги, Джерри? Творцу нужно признание, правильно? А так у меня опускаются руки…

– Уолли, ты закончил всю серию два года назад! Два года – это не срок! Вот ответь мне, пожалуйста. Можно было построить Эмпайр-стейт-билдинг за какие-то два года?!

– Вообще-то, насколько я знаю, его построили за год и сорок пять дней.

– Вы, нью-йоркские евреи, воплощение вселенского пессимизма. Слушай меня! Мы тебя напечатаем. Я обещаю! Вот скажи, я бы стал тебе врать?

– Джерри…

– И не надо мне «джеррить». Слушай правильный ответ: «Нет, дядюшка Джерри. Ты никогда бы не стал мне врать».

– Хорошо, дядюшка Джерри.

Я не мог не улыбнуться. С Джерри просто нельзя по-другому.

– «Хорошо, дядюшка Джерри» – что?

– Ты никогда бы не стал мне врать.

– Все правильно, Уолли. И давай уже договоримся: никакой больше вселенской скорби. Я не твой психиатр, и не буду тебя лечить. Ты – умный мальчик, и сам все понимаешь.

– Да, Джерри. Прошу прощения.

– Никогда не проси прощения. Только слабые просят прощения. Кстати, а сколько времени? У меня назначена встреча на 10.30.

– А зачем ты хотел меня видеть?

У меня было стойкое ощущение, что меня вежливо прогоняют.

– А, ну да. – Он протянул мне большой конверт из плотной желтой бумаги. Я открыл его и просмотрел содержимое. Сплошные письма с отказами из разных редакций.

– Замечательно. Как раз то, что нужно для поднятия настроения.

– Привыкай, малыш. Это не первые и не последние.

– Да я уж привык…

– Моско, не надо отчаиваться. На каждую историю успеха приходится миллион неудач…

Это я уже слышал.

– Джерри, не надо меня уговаривать. Я все знаю.

– А, ну хорошо. Кстати, надо бы нам обсудить одну вещь, – сказал он, глядя в стол.

– Какую вещь? – У меня сразу возникло предчувствие, что мне не понравится то, что он сейчас скажет.

– Я хочу поменять тебе имя.

– В каком смысле?

– Мне кажется, все дело в имени. Оно тормозит весь процесс. Я думаю, надо его поменять.

– Типа как взять псевдоним?

– Да, что-то типа того.

– Нет, Джерри. Я не согласен. Мне нравится мое имя. Нормальное имя, не хуже любого другого.

– Честно сказать, оно слишком еврейское. Москович. Звучит, как фамилия какого-нибудь раввина или… ну, я не знаю… дантиста. Я просто подумал, что читатель не клюнет на автора с такой фамилией.

– Что?

– Я пытаюсь продать твои книги!

– Нет, Джерри! Я не согласен… Кстати, а как твоя настоящая фамилия? Сильверштейн?

– Да! И я ее поменял! Подумай как следует, Моско. Красивое звучное имя – это уже полдела! Вот хотя бы Кэтрин Зета-Джонс. Без «Зеты» у нас остается банальная Кэти Джонс. Так что подумай.

Я подумал, и мне показалось, что это глупо. В конце концов, я ведь не порнозвезда.

– Нет, Джерри. Я не хочу.

– Уоллис Кью Москоу. – Он мечтательно уставился куда-то вверх, словно рассматривал большую афишу на премьере своего первого фильма, в котором сыграл главную роль. – Без точки после Кью. По-моему, очень даже неплохо, да?

– Нет.

– А мне кажется, да.

– Нет, – повторил я с нажимом.

– Да, да, да. Уоллис Кью Москоу. Да, как раз то, что надо.

– Нет, Джерри. Пожалуйста. Я тебя очень прошу, не надо менять мое имя. Я не хочу.

– Поздно, дружище.

– Что значит, поздно?

– Я его уже поменял.

– Что?!

– Да. Поменял. В последней рассылке твои вещи ушли по издательствам уже под новым именем.

– Джерри…

– Ты доверяешь мне, Моско?

– Надо было сначала спросить у меня…

– Ты мне доверяешь?

– Джерри…

– Ты… мне… доверяешь? Просто ответь.

Я раздраженно вздохнул.

– Да, Джерри, я тебе доверяю, но…

– Ну, вот и славно. Дело сделано. Сделанного не воротишь. – Он деловито хлопнул в ладоши. – Теперь ты у нас Уоллис Кью Москоу. Мои поздравления, Кью. Кстати, отныне и впредь я так и буду тебя называть. Кью.

Я схватился за голову, закрыл глаза и принялся раскачиваться на стуле.

– Ой, мама родная.

– Ну вот. Опять ты со своими еврейскими штучками. Кстати, а как у тебя на работе? Все нормально? Ганста не обижают? – Джерри явно хотел сменить тему.

– Я сегодня встречаюсь с большим боссом.

– Это с кем? С Лайонзом?

– Да.

– А по какому такому поводу?

– Я так думаю, по поводу того, что я обоссал одного из его сотрудников.

– Что ты сделал?!

– Обоссал одного парня. Случайно.

– Что-то я не понимаю…

Я рассказал ему всю историю. Он озадаченно хмурился, качал головой и цокал языком.

– Господи, Уолли, – сказал он, когда я закончил. – Это нехорошо. У тебя могут быть неприятности. Лайонз – тот еще отморозок. Бешеный, как ядерный взрыв. – Еще одна цитата из Тарантино. – Кстати, ты с ним говорил о повышении зарплаты? – Он опять сменил тему.

– Нет. И уж точно не буду сегодня!

– Давай я ему позвоню и решу это дело?

– Ага, а потом ты потребуешь пятнадцать процентов моей зарплаты в качестве комиссионных? Спасибо, Джерри. Но я справлюсь сам.

– Ты у нас самостоятельный мальчик.

– Ага.

Джерри задумчиво посмотрел на меня, а потом улыбнулся своей белозубой радушной, слегка снисходительной улыбкой, как улыбался всегда, когда собирался меня выгонять.

– Ладно, Моско. Давай иди, а то что-то мы заболтались. И напиши мне еще пару сборников своих гениальных творений от Уоллиса Кью Москоу, а уж я их пристрою в ведущие издательства. Можешь не сомневаться. Да, и непременно передавай привет своей очаровательной подруге. – Он подмигнул мне и усмехнулся. Зазвонил телефон. Джерри взял трубку. – Джерри Сильвер. Это кто? Винни!!! Жутко рад тебя слышать!

Я потихонечку встал и ушел.

Тема 5

Когда я шел к машине, у меня зазвонил мобильный. Это была Сью.

– Привет, солнышко, – сказал я самым нежным и ласковым голосом, какой сумел изобразить.

– Привет, – вяло отозвалась она.

– Ты как, малышка?

– Нормально. А ты? – Мне нравится эта игра. Как будто рвешь больной зуб. Ясно, что Сью совершенно не хочется разговаривать. Я даже не знаю, зачем она мне позвонила. С какой такой радости.

– Тоже вроде нормально.

Весьма содержательный разговор.

– Ты где? Очень шумно. Тебя плохо слышно, – сказала она раздраженно. Вот видите. Я умудрился ее рассердить уже тем, что нахожусь в не совсем подходящем месте как раз в тот момент, когда она мне позвонила!

Я прикрыл телефон рукой и повернулся спиной к проезжей части.

– Я… э… в Беверли-Хиллз.

– А что ты там делаешь? – спросила она тем несносным тоном, который всегда меня бесит. Все-таки жалко, что нельзя умертвить человека по телефону, а то бы я точно ее придушил.

– Я встречался с Джерри.

– О, милый дядюшка Джерри. – Сью и Джерри питают друг к другу острую обоюдную неприязнь. Она ненавидит его просто за то, что он мой агент, а он ненавидит ее просто за то, что она хладнокровная стерва. Причины, надо сказать, уважительные. Джерри пытается уговорить меня бросить Сью. Он считает, что она душит мои творческие порывы. – Есть такие-то новости?

– Нет. Все то же самое. Сплошные отказы.

– Ой. Ну, ничего, солнце мое. Не расстраивайся. Тебя обязательно напечатают. Я даже не сомневаюсь. Я тебя очень люблю и знаю, какой ты талантливый. – Ну, хорошо. Она ничего этого не говорила.

На самом деле она сказала:

– Ага. Замечательно.

– Да. У тебя есть какие-то планы на вечер? Может быть, вместе поужинаем?

– Мм-мм. Может быть. Еще не знаю. Я позвоню ближе к вечеру. Сегодня много работы. – Мне показалось, что ее голос звучит как-то странно. Даже не знаю… нервно?

– У меня тоже много работы. И мне еще надо встретиться с Авраамом Лайонзом.

– Как там Доктор? – спросила она, в первый раз за все время беседы с искренним интересом, совершенно не обращая внимания на то, что я ей сказал. Сью любит Доктора Шварцмана гораздо сильнее, чем меня.

– Доктор отлично. Но он по тебе скучает. И я тоже скучаю.

– Да, я знаю. Но у меня была сумасшедшая неделя.

– Понятно.

– Я позвоню ближе к вечеру.

– Хорошо. Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, милый. Очень сильно люблю! Я, наверное, не дождусь вечера. Знаешь, может быть, ну его, этот ужин, давай я сразу приеду к тебе и сорву с тебя одежду зубами!

Ну, хорошо, хорошо.

На самом деле она сказала:

– Ага. Ну, пока.

Неужели нельзя было сказать хотя бы «Я тоже тебя люблю»?! Мне стало обидно и горько. Сердце сжалось в тугой комок. У меня даже живот заболел от расстройства.

«Godz-Illa Records». Агрессивное, зловещее сооружение в западной части города, состоящие из ломаных линий, углов и затемненных зеркал, оно угрожающе возвышается над другими постройками района, заявляя свои безоговорочные права на все окружающее пространство. Зданием владеет Авраам Лайонз. Первые двадцать три этажа арендуют компании, в которых Лайонз имеет свою долю. Например, на этажах с пятнадцатого по восемнадцатый располагается модельный дом «Денди: пошив одежды высокого класса». «Голодные львы», видеокомпания «только для взрослых», которой Лайонз владеет на пару со своим младшим братом Дарреллом, занимает несколько нижних этажей. И так далее. Самая главная кормушка, студия «Godz-Illa Records», располагается на этажах с девятнадцатого по двадцать четвертый.

Главный офис не поражает блескучей кричащей роскошью, которую можно было бы ожидать от представительства компании, занимающейся производством рэп-музыки. Здесь царит строгий минимализм в индустриальном стиле. Голые цементные полы, открытые вентиляционные шахты, провода, проходящие прямо по потолку, большие высокие окна, много света. На стенах висят платиновые диски, оправленные в изящные рамки, выполненные с большим вкусом. Большинство этих дисков было записано стараниями Орал-Би. В общем, стильное место. Но наиболее впечатляющие помещения располагаются на самом верхнем, двадцать пятом этаже.

Кабинет Лайонза занимает весь пентхаус. Если офис Джерри Сильвера – это типичный образчик заурядной дизайнерской посредственности, то кабинет Авраама Лайонза – это подлинное произведение искусства. Первое, что приходит на ум: «Потрясающе, изумительно». Да, я знаю, звучит несколько педиковато, но по-другому никак не скажешь. Стены приемной выкрашены в ослепительно белый цвет. Такой яркий и чистый, что я бы нисколько не удивился, если бы мне сказали, что их каждый день красят заново. Диваны в приемной – белее, чем самое белое облако в голубом небе (еще одна замечательная аналогия). Пол выложен плитками из выбеленной древесины. Стол секретарши сделан из белого дерева. Даже сама секретарша выглядит так, как будто ее долго вымачивали в отбеливателе. Ее кожа – такого же мертвенно-белого оттенка, как и обивка диванов. У нее такие светлые волосы, что я всегда жду, что она заговорит со скандинавским акцентом. На самом деле она из Джерси. Ее вообще было бы не видно посреди этой слепящей белизны, если бы не маленькая черная шляпка «Кангол», которую она носит слегка сдвинутой набок. Господи, я бы очень хотел быть таким же крутым и стильным! Но, как говорится, каждому свое…

Вам, наверное, интересно, как меня вообще занесло в эту компанию, и как получилось, что я пишу тексты для самого понтового и знаменитого ганста-рэпера в мире. История действительно забавная. Когда я окончил университет, у меня были все данные для жалкого, безрадостного существования: я был одиноким, безработным, бедным и меланхоличным. Я жил один и писал свои книжки. У меня даже не было телевизора. Потому что не было на него денег. Я снимал комнату-студию. У меня был матрас и компьютер. И, собственно, все. Каждый месяц мама переводила мне деньги, чтобы я мог платить за квартиру и хоть как-то питаться. Вместе с чеком мне приносили еврейскую газету, на которую меня подписала матушка, «The National Jewish Times», и там на последней странице был обширный раздел «Знакомства». Мама была абсолютно уверена, что именно в этом разделе мне попадется некое судьбоносное объявление, и я встречу хорошую еврейскую девушку своей мечты. Меня, разумеется, никак не прельщало встречаться с девушкой, которой, чтобы найти себе парня, приходится давать объявление в разделе «Знакомства» в еврейской газете, так что газеты я сразу выкидывал. Не глядя.

И вот как-то раз у меня приключился понос. Совершенно кошмарный понос. А туалетной бумаги не было.

Было действительно стремно подтираться религиозной газетой, но что мне еще оставалось делать?! Беднякам выбирать не приходится, и я был уверен, что Бог меня простит. Я рассудил так: если Богу плевать на то, что я не могу наскрести денег на рулон туалетной бумаги, то пусть тогда и не обижается. Я оторвал полосу от страницы «Работа» и уже собирался использовать ее по назначению, как вдруг мой взгляд совершенно случайно упал на крошечное объявление в рамке: «ТРЕБУЕТСЯ ТАЛАНТЛИВЫЙ ПИСАТЕЛЬ. ОПЫТ СОЧИНЕНИЯ ПОЭТИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ ПРИВЕТСТВУЕТСЯ. УМЕНИЕ РИФМОВАТЬ – ОБЯЗАТЕЛЬНО. ОБРАЗЦЫ СОЧИНЕНИЙ – ОБЯЗАТЕЛЬНО. ПОЛНАЯ ЗАНЯТОСТЬ. НАЧАЛЬНАЯ ЗАРПЛАТА $20000. РАССМОТРИМ ТОЛЬКО СЕРЬЕЗНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ».

Надо ли говорить, что я сразу заинтересовался. В последние месяцы я только и делал, что писал стихи. Так что умение рифмовать у меня было. Равно как и опыт поэтических сочинений. Я уже не говорю про образцы. Так что эта работа как раз для меня. Тем более двадцать тысяч – это хорошие деньги. На тот момент для меня это было вообще богатство.

Иными словами, надо попробовать.

Как говорится, попытка – не пытка.

Я позвонил по номеру, указанному в объявлении, и мне назначили время собеседования. Когда я приехал по указанному адресу и увидел, что предполагаемое место работы – это студия «Godz-Illa Records», я слегка прифигел.

Потом, как вы помните, я стал свидетелем устрашающей сцены, когда из кабинета Лайонза выскочил белый парень, прикрывавший ладонью кровоточащую лысину на голове, а следом за ним вышел сам Лайонз, держа в руках клок выдранных волос. Так что на собеседование я шел с опаской. Однако Лайонз принял меня на удивление радушно и проявил искренний интерес к моим сочинениям. Я просидел у него где-то около получаса. Лайонз так и не объяснил толком, в чем конкретно заключается моя будущая работа – если, конечно, меня на нее возьмут, – но сказал, что оставит мои стихи, чтобы почитать их повнимательнее, и что в течение нескольких дней он обязательно мне позвонит.

Он позвонил мне на следующий день и попросил приехать. Я приехал, и Лайонз ввел меня в курс дела. Как оказалось, я должен был писать тексты для восходящей звезды рэпа – нового кумира, которого Лайонз сейчас создавал в буквальном смысле из ничего. Мне нравился рэп (ну, где-то как-то), мне нравилось писать остроумные прикольные стихи, и я был не в том положении, чтобы быть слишком разборчивым. Это был шанс. И я вовсе не собирался его упускать. В общем, я согласился.

Под конец разговора я задал Лайонзу только один вопрос:

– Мистер Лайонз, а можно спросить, почему вы дали объявление в еврейской газете?

– Хороший вопрос, мистер Москович. И я отвечу предельно честно.

Я молча кивнул.

– Тут дело такое: мой врач – еврей. Мои два бухгалтера – евреи. Мои семь адвокатов – евреи. Мой архитектор, дантист, инвестиционный менеджер, четыре агента, специалист по рекламе, мой фондовый брокер, дизайнер по интерьеру и гинеколог моей жены – они все евреи. Понимаете, что это значит? Когда мне нужны умные, знающие специалисты, я знаю, где их искать. И такого еще не случалось, чтобы кто-то меня подставил. Так сказать, не оправдал доверия. И я очень надеюсь, что вы тоже меня не подставите.

Я тоже очень на это надеялся.

И вот теперь спустя почти десять лет я сидел в ослепительно белой приемной, страшно нервничал и боялся, что, может быть, сам того не желая, я все же подставил большого босса. Ну, то есть не то чтобы прямо подставил… но все-таки дал повод во мне усомниться. Я сидел как на иголках и жутко переживал, что мои джинсы (не стиранные неделю) оставят уродливое пятно на ослепительно белой обивке дивана. Наконец призрачная секретарша сказала, что мистер Лайонз готов принять меня прямо сейчас. Я поднялся и украдкой взглянул на диван. Никаких пятен не было.

Ну, хоть какая-то радость в жизни.

Кабинет мистера Лайонза был обставлен со вкусом. Я не особенно разбираюсь в декоре, но я бы назвал этот стиль стилем японского минимализма. Приглушенные тона: черный, серый, коричневый. Тщательно продуманные вкрапления бамбука. Огромная белая орхидея в каменной вазе на уголке стола – в таком месте, которое я никогда бы не выбрал сам, но которое, я более чем уверен, полностью соответствует правилам фэн-шуй. В помещении было прохладно, и я подумал, что если бы я снял ботинки, то ногам сразу стало бы холодно на сером цементном полу. Конечно, мне бы и в голову не пришло снять ботинки. Если бы я учудил что-то подобное, меня бы прибили на месте. Кто-то (а может быть, и оба сразу) из этих гориллообразных громил в черных костюмах, стоявших по обе стороны от входной двери.

Строгая элегантность убранства и атмосфера спокойной, уверенной в себе силы, царившая в кабинете, говорили о многом. Лайонз сидел за черным бамбуковым столом. Когда я вошел, он не встал, чтобы со мной поздороваться. На самом деле, он даже не поднял глаза, чтобы удостоить меня уничижительным взглядом. Впрочем, я был даже рад. Потому что когда Авраам Лайонз смотрит тебе в глаза, у тебя возникает такое чувство, как будто он смотрит тебе прямо в душу. Пробирает изрядно. Я так думаю, медосмотр прямой кишки с помощью ректального зонда – это было бы гораздо приятнее.

Лайонз был в темно-сером костюме, который наверняка был придуман и сшит той же командой, что занималась дизайнерским оформлением кабинета – так безупречно он вписывался в окружающую обстановку. Тонкие светлые полоски на ткани гармонировали с едва различимыми прожилками на темных обоях и на поверхности бамбукового стола. Черная кожа Лайонза пребывала в абсолютном согласии с общей цветовой гаммой помещения. Как человеческий экземпляр Авраам Лайонз был поистине великолепен.

– Садитесь, – сказал он своим мягким раскатистым баритоном.

Я сел. Лайонз молчал. Я тоже молчал. Ждал, что он скажет. Так прошло минут пять. Лайонз внимательно изучал какую-то бумагу, лежавшую на столе. Или, может быть, просто собирался с мыслями. Или даже медитировал.

– Вы зассали одного моего сотрудника, – наконец вымолвил он, по-прежнему не поднимая глаз.

– Не зассал, а обоссал, – сказал я с улыбкой и сам испугался. Что на меня вдруг нашло? С чего бы я так расхрабрился? Фраза вырвалась сама. Наверное, я подсознательно надеялся, что мне удастся его рассмешить и тем самым снять напряжение. Лайонз не рассмеялся. Я вообще сомневаюсь, что смех входит в его репертуар эмоций. Но он поднял голову, и у меня все внутри оборвалось, когда взгляд его черных пронзительных глаз пробуравил меня, как электродрель – дыню.

– Шутки, стало быть, шутим?

Мое сердце ухнуло вниз и едва не вывалилось через задницу. Под кем-то из нас скрипнуло кресло, и я невольно поморщился. Звук прошелся по нервам почище напильника.

– Н-нет, м-мистер Лайонз. Прошу прощения, – выдавил я, заикаясь.

Лайонз сдержано кивнул двум гориллам у входа. Я был уверен, что это сигнал, означающий команду: «Проломить ему череп». Но они просто вышли за дверь. Видимо, Лайонз не захотел лишать себя удовольствия проломить мне череп собственноручно. В конфиденциальном порядке. Собственно, я его понимаю. Я тоже предпочитаю проламывать черепа тет-а-тет, без свидетелей.

– Мистер Москович, это совсем не смешно. И меня удивляет ваше легкомысленное отношение. Вы помочились на одного из моих сотрудников.