Текст книги "Утка, утка, Уолли"

Автор книги: Гейб Роттер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Тема 22

Мы поехали к дому Рамоны. Поначалу Винни был бодр и весел, но когда я передал ему инструкции, полученные от Джерри, его настроение заметно испортилось. И стало совсем уже мрачным, когда я разъяснил ему ситуацию со Сью. Пока я говорил, он достал из кармана свой пузырек-с пилюльками и съел еще одну таблетку.

«Интересно, – подумал я, – что с ним такое? Может быть, сердце. А может, желудок…» Как бы там ни было, Душка Винни явно злоупотреблял медикаментозными препаратами.

Рамона назвала Кевину свой адрес. Как оказалось, она жила в Силверлейке. Всю дорогу она крепко держала меня за руку – так крепко, что я начал всерьез опасаться, как бы там не нарушилось кровообращение. Ноя знал, что Рамона тревожится за меня, и это было приятно. Несмотря на то (в сущности, незначительное) обстоятельство, что из-за этой тревоги я мог лишиться нескольких пальцев.

Мы остановились у дома Рамоны. Здание впечатляло. Старый добрый Голливуд: совершенно безумная смесь броской яркой Испании и дешевого средиземноморского шика. Огненно-оранжевые стены, ядовито-зеленая отделка, белые колонны, красная дверь, черепичная крыша.

– Я тебя провожу до квартиры, – сказал я.

– Нет, Уолли, не надо. Ты же торопишься. Поезжай. Я сама.

– Нет, я тебя провожу. Хочу убедиться, что с тобой все в порядке.

В подъезде пахло точно так же, как пахло в доме моей бабушки. Мы вошли в крошечный древний лифт. Если честно, я опасался туда заходить.

– Не бойся – сказала Рамона с улыбкой. – Он редко когда застревает.

Мы поднялись наверх. Рамона притихла. Мне тоже было не по себе. Мы оба знали, что сейчас нам предстоит расстаться. В лучшем случае на пару дней. Может быть, больше. Может быть, навсегда.

Рамона жила на пятом этаже. Держась за руки, мы подошли к ее двери.

– Блин, – нахмурилась Рамона. – У тебя есть кредитка?

– А что?

– Я забыла ключи у тебя. Нам пришлось уходить в такой спешке, что я все оставила у тебя. Сумку, ключи… вообще все.

– Вызовешь слесаря? – спросил я, отдавая ей кредитную карточку.

– Нет, сама справлюсь. – Она засунула карточку в щель между дверным косяком и замком, слегка надавила, и замок открылся. – Ну, вот! – улыбнулась Рамона, возвращая мне карточку. Если бы в это мгновение мне сказали, что сегодняшний день еще не исчерпал свой лимит неприятных открытий и убийственных откровений и что через пару минут меня ждет очередной «милый» сюрприз, я бы ни за что не поверил. Потому что так не бывает.

Но, как выяснилось, бывает. Однако не будем забегать вперед.

Мы с Рамоной вошли в ее крошечную квартирку. Мебели было мало, но смотрелась она очень стильно: огромный мягкий диван, накрытый бледно-розовым покрывалом, небольшой синий журнальный столик на колесиках, сделанный в форме фасолины, черный книжный стеллаж с полками, расположенными в шахматном порядке. Неброские декоративные безделушки, несколько совершенно потрясных картин в тонких рамках. Как говорится, простенько, но со вкусом.

Лично мне очень понравилось.

– Вот тут я живу, – сказала Рамона.

– У тебя очень здорово. – При других обстоятельствах я бы с удовольствием задержался тут на подольше, но сейчас мне надо было бежать.

Я сжал руку Рамоны.

– Я тебе позвоню. Сразу, как будет возможность.

Она погладила меня по руке, а потом притянула к себе и порывисто обняла:

– Я не хочу, чтобы ты уходил.

Это было как в сказке. А потом все изменилось, буквально в одну секунду.

Я случайно взглянул поверх плеча Рамоны. Дверь на кухню была открыта, и я увидел там на столе… Нет, ничего сверхъестественного там не было. Я вообще удивляюсь, как я заметил такую мелочь.

– Береги себя, Уолли, – прошептала Рамона, но ее голос донесся откуда-то издалека. Как будто я спал и услышал его сквозь сон. Меня уже не было рядом с Рамоной, я весь устремился туда, на кухню.

– Уолли?

Я ничего не ответил. Рамона растерянно отстранилась.

– Что случилось? – спросила она.

А случилось вот что: там, на кухонном столе, стояла бутылка. Очень знакомая бутылка. Длинная, узкая, с голубой пластмассовой крышкой и ярко-красной надписью курсивом по кругу: «Гласьяль». У меня в голове зазвучал голос Джерри: «Она еще не продается. По крайней мере у нас в Америке. Мне прислали из Канн пару ящиков, и я выдаю по бутылке всем моим клиентам. Мм-мм. Волшебный напиток!»

Я смотрел на эту голубую бутылку, и в моих перегруженных мозгах что-то переключилось. Какой-то важный рычажок. В мыслях сразу же прояснилось, и многое встало на свои места.

В Штатах она еще не продается. Джерри прислали всего пару ящиков, и он выдает по бутылке своим клиентам. Так сказать, приобщает к волшебному напитку.

Вот бля…

– Уолли? Что с тобой? Что случилось?

Я застыл как истукан, впившись взглядом в бутылку.

– Уолли?

Я попятился к двери, наткнулся на стул. Кое-как обошел его и продолжал пятиться к выходу, не сводя глаз с бутылки «Гласьяль» на кухонном столе. Рамона обернулась, проследив за направлением моего взгляда.

– О господи, Уолли. Это не то, что ты думаешь. Уолли, нет. Я пыталась тебе рассказать…

Чтобы не расплакаться, как девчонка, на глазах у Рамоны, мне пришлось развернуться и выбежать из квартиры. Рамона бросилась следом за мной, и я захлопнул за собой дверь, чтобы задержать ее на лишние две-три секунды. Потому что каждая секунда была на счету. Лифт стоял на этаже. Я влетел в кабину, нажал на кнопку первого этажа и сразу же – на закрывание дверей. В щели между закрывающимися дверями показалось испуганное лицо Рамоны. Лифт вздрогнул, издал тяжкий натужный стон и поехал вниз.

Я лихорадочно думал, пытаясь сообразить, что происходит. Еще одна ложь. Еще один подлый обман. Рамона знакома с Джерри. Как такое возможно?! И что это значит? Ну, первое, что приходит на ум: наша якобы случайная встреча в баре в тот первый вечер была не случайна. Это он все подстроил, Джерри. Он был там в тот вечер! Он наблюдал! Все, что было у нас с Рамоной… Получается, это был чистой воды обман. Меня опять обманула женщина, которая, как мне казалось… ну хорошо, пусть не любит, но все же питает ко мне хоть какие-то чувства. Настоящие чувства! Но это все была ложь. Мне стало горько и больно. По-настоящему больно. Даже больнее, чем со Сью.

Но тут было что-то еще… Еще более тревожное, чем ложь Рамоны. Когда я увидел эту злосчастную бутылку в кухне у Рамоны, у меня промелькнула какая-то мысль. Как раз после того, как мне вспомнились слова Джерри. «Волшебный напиток». Где-то на периферии моих затуманенных мозгов забрезжил слабенький лучик света. К несчастью, у меня просто не было времени, чтобы как следует все обдумать. Но одно я знал точно: нельзя доверять никому! Никому! Ни Сью, ни Рамоне, а теперь, может быть, даже и Джерри. Внутренний голос подсказывал: БЕГИ.

Я выскочил из лифта и услышал, как Рамона несется вниз по скрипучим деревянным ступеням и зовет меня. В ее голосе слышалось отчаяние. Настоящее отчаяние.

Но я уже никому не верил.

Я не мог выйти на улицу через переднюю дверь. Мафиози заметили бы меня сразу. А мафиози работали на Джерри. Надеяться мне было не на кого. Теперь я остался один, и выбираться придется своими силами. Я решил улизнуть через заднюю дверь (при условии, что таковая имелась). Я рванулся в ту сторону, где, как мне представлялось, должен быть пожарный выход. В дальнем конце длинного коридора. Мне повезло. Запасный выход действительно был. Но, как оказалось, дверь стояла на сигнализации, на что недвусмысленно указывала табличка под надписью ВЫХОД: «ОТКРЫВАТЬ ТОЛЬКО В ЭКСТРЕННЫХ СЛУЧАЯХ! ПРИ ОТКРЫТИИ СРАБОТАЕТ СИРЕНА ТРЕВОГИ!» Последняя фраза, конечно же, удручала. Но я все же решил, что мой случай – самый что ни на есть экстренный. Я навалился на дверь всей своей запыхавшейся тушкой, больно ударившись бедром о стальную задвижку. Дверь распахнулась, и буквально через мгновение включилась пронзительная сирена. Звук был настолько противным и резким, что у меня заложило уши.

Я выскочил в переулок и побежал в направлении ближайшей улицы, где были люди. Потенциальные свидетели. Я не думал, что делаю. Во мне включился звериный инстинкт выживания. Я бежал, прячась за мусорными контейнерами, лавируя между машинами, перепрыгивая через урны и пожарные гидранты, и постоянно оглядывался, нет ли погони.

Как Форрест Гамп, я бежал и бежал. Просто бежал и вообще ни о чем не думал.

А когда более или менее пришел в себя, даже не сразу сориентировался, где я. Кварталы богемного Силверлейка остались позади. Я оказался в районе, больше похожем на маленький филиал Мексики. Все вокруг говорили по-испански, у всех мужчин были усы. Я был уверен, что за мной больше никто не гонится, и поэтому остановился и попытался придумать, что делать дальше. Моя машина была далеко, и вообще я подумал, что мне сейчас лучше не возвращаться к себе домой. Это может быть небезопасно. И поэтому я решился на отчаянный шаг. С моей точки зрения, это было смерти подобно. Но у меня просто не было выхода.

Я сел в автобус! А в Лос-Анджелесе это действительно смерти подобно!

Мне нужно было добраться до дома Сью. Да, Рамона и гангстеры наверняка сообразят, что я именно туда и поеду, но у меня было одно очень существенное преимущество: я знал, где живет Сью. А им еще требовалось узнать ее адрес. Я был уверен, что успею доехать дотуда и спокойно уйти, прежде чем там появится «вся королевская конница и вся королевская рать». Я же не собирался задерживаться. Я собирался забрать Доктора, сказать Сью пару ласковых и сразу свалить. Куда? Я еще не придумал. Но, как говорится, надо сначала добраться до берега, а потом уже думать, как переправиться через реку.

Я вышел на остановке за пару кварталов до дома Сью. Она жила в двухэтажном здании с огороженным двором. Я не был у нее больше месяца, но помнил код на домофоне. Набрал нужные цифры. Домофон даже не пискнул. Я попробовал еще раз. Похоже, домофон умер. Я проверил все имена в списке. Да, вот она. С. ШЕЙДЕНФРЕЙД, кв. 105. Я набрал код еще раз, рядом с именем Сью, и домофон ожил. Звонок был похож на телефонный. Он звонил, и звонил, и звонил.

– Ну, давай, Сью, открывай, – проговорил я вслух, нервно переминаясь с ноги на ногу.

Включился автоответчик:

– Привет! Вы обратились в собачий массажный салон «Песье ранчо»! Если хотите оставить сообщение для Сью, говорите после сигнала «гав». ГАВ!

– Сью, это Уолли. Я тут, внизу. Открой. Пожалуйста. Я к тебе поднимусь.

Ответа не было. Замок не открылся. Я попробовал еще раз. Ничего. Либо Сью не было дома, либо она решила меня не пускать. Черт возьми, Сью. Я просто хочу забрать своего пса! Она не ответила ни на третий, ни на четвертый, ни на пятый звонок. Я уже начал отчаиваться. Стоял, сверлил взглядом ворота. Домофон располагался не у двери подъезда, а на воротах. Кажется, я уже говорил, что дом Сью был огорожен забором из вертикальных железных прутьев высотой футов восемь, с заостренными кончиками наверху, наподобие наконечников средневековых копий. «Вот же стерва, – думал я. – Ну, ничего. Я все равно заберу Доктора, и ничто меня не остановит!». Я обошел дом и свернул в боковой проулок. Там вплотную к забору рос высокий кустарник, за которым можно было укрыться, так чтобы меня не было видно с улицы. Я схватился обеими руками за верхнюю перекладину и попробовал подтянуться. В памяти всплыли школьные уроки физкультуры: маленький толстячок Уолли Москович пытается лезть по канату под сдавленный хохот своих одноклассников. Но теперь все будет иначе. Теперь у меня есть мотивация. Очень серьезная мотивация. Я мертвой хваткой вцепился в горизонтальную перекладину и даже уже подтянулся где-то до середины, как вдруг услышал тихое жужжание. Это открылась боковая калитка. Я обернулся в ту сторону и увидел, как во двор входят парень и девушка. Я отпустил перекладину, умудрился спрыгнуть на землю и не упасть, и одним прыжком преодолел расстояние до калитки – футов шесть, может, чуть меньше. Мне пришлось навалиться на нее с разбега, иначе она бы закрылась. Меня вынесло вперед, я упал и проехался по асфальту коленями и ладонями, но тут же вскочил и бросился к двери в квартиру Сью, располагавшуюся на первом этаже.

Я постучал в дверь. Мне никто не ответил. Я позвонил. Та же фигня.

– Сью?! Ты дома? В ответ – тишина.

Нет, нет, нет! Только не говорите мне, что она сбежала с моей собакой!

Только не это!

– Док! – Я подергал за ручку. Дверь была заперта. Я постучал еще раз. – Сью! Это Уолли! Открой дверь! – Тишина. – Сью!

Даже если она была дома, она явно не собиралась меня впускать. На мгновение я растерялся, но потом твердо сказал себе: «Нет. Я пришел забрать Доктора, и я его заберу!». Еще вчера я бы просто ушел, смирившись. Но сегодня я был уже новым Уолли, который сметает все на своем пути, и ничто его не остановит.

Я отступил на пару шагов для разбега, рванулся вперед и со всей силы пнул дверь. Боль прошла по ноге и ударила в спину. Я едва не упал. Дверь издевательски усмехнулась, типа «Надо же, как мы умеем». В первый раз в жизни я пробовал вышибить дверь. В первый раз! Так что будьте ко мне снисходительны. Это только в кино все легко и просто: один пинок, и тяжеленная дверь услужливо срывается с петель. Ноя был настроен весьма решительно. Опять отошел для разбега, примерился… Мыслительный процесс разделился на два параллельных потока: «Может, хватит изображать из себя супермена? Если ты снова ударишь по двери ногой, ты ее так отобьешь, что потом еще долго не сможешь ходить» и «Бей ближе к ручке. Твоя задача – не вынести дверь, а сломать замок». А потом мозг отключился, и я начал действовать по наитию, повинуясь каким-то глубинным инстинктам. Вскинул обе руки над головой, медленно поднял одну ногу и на секунду застыл в некоем подобии позы журавля а-ля Малыш-каратист. Сделал глубокий вдох и ударил ногой по двери. Вложив в этот удар всего себя. Деревянная рама хрустнула, и дверь распахнулась.

Я ворвался в квартиру. Пронесся, как вихрь, по всем комнатам. Никого. Ни Сью, ни Доктора. Блин, и что теперь делать?! Я присел на диван в гостиной и обхватил голову руками.

А потом я услышал какой-то скребущийся звук, доносившийся из коридорчика рядом с кухней.

Я сорвался с дивана и бросился туда. Звук стал громче, потом затих. Я как раз проходил мимо бельевого шкафа и на мгновение остановился, прислушиваясь. Звук раздался снова. Кто-то скребся как раз в шкафу! Я распахнул дверцу, и…

Да!

Мой малыш. Мой единственный друг в целом мире. Доктор Барри Шварцман. Живой и здоровый.

– Док! – Я присел на корточки, подхватил его на руки и прижал к себе. Он буквально дрожал от счастья и радостно тявкал. Он со мной разговаривал, я уверен. «Папа! Где же ты был?! Я так скучал, так скучал!» Я даже расплакался, честное слово. Наклонился к нему и поцеловал в макушку. Он принялся облизывать меня, возбужденно похрюкивая и пуская слюни. От него так вкусно пахло. Наверное, Сью его выкупала. Я подумал: «Сью, конечно, изрядная сука. Но с собаками она обращаться умеет». – Ладно, малыш. Нам пора. – Я поставил его на пол, похлопал по загривку и встал.

«Интересно, – подумал я, направляясь к выходу. – А почему Дока закрыли в шкафу? Сью, при всей ее закоренелой стервозности, любит животных. Она никогда бы не закрыла Доктора в шкафу. Разве что…»

Разве что для того, чтобы спрятать. Но от кого? Почему?! Я решил еще раз осмотреть квартиру. Заглянул в спальню. На первый взгляд – все нормально. Но потом я заметил несколько мелких, но значимых деталей: выдвинутые ящики комода, открытые дверцы шкафа, пустая верхняя полка, где Сью – я уверен – хранила свой красный чемодан. С туалетного столика убрана вся косметика. Фена тоже нет на месте.

Похоже, Сью в спешном порядке бежала из дома.

Я пошел в кухню. На столе лежал одинокий листок, прижатый солонкой. На листке было что-то написано. Ладно, посмотрим. «ТОМУ, КТО ЭТО ПРОЧТЕТ. ВСЕ, С МЕНЯ ХВАТИТ. Я УЕЗЖАЮ. НЕ МОГУ ЗДЕСЬ ОСТАВАТЬСЯ. МОЖЕТ БЫТЬ, Я ВЕРНУСЬ. МОЖЕТ БЫТЬ, НЕТ. ЦЕЛУЮ, СЬЮ».

«Подлая, трусливая сука», – подумал я. Не могла подождать, пока я не приеду за Доктором? Наверное, ей было стыдно смотреть мне в глаза… Я бросил записку на стол. И куда, интересно, она поехала? Может быть, к маме? Хотя это вряд ли. Ее несносная, монументально-противная маменька жила в столь же монументально-противном особняке в предместье Майами. Опять же донельзя противном. Сью ненавидела мать и ее особняк. Она никогда бы не бросилась за утешением к матушке. Но куда еще она может поехать? Я перечитал записку. «Тому, кто это прочтет». Какое-то странное обращение. Она знала, что я собираюсь приехать за Доктором. Почему она не написала, к примеру: «Дорогой, Уолли»? Или ладно, пусть просто «Уолли», без «дорогого»? Я попытался сосредоточиться. Значит, так, когда Сью мне позвонила, она билась в истерике. Записка написана ровным и аккуратным почерком, который совсем не вязался с безудержными истеричными рыданиями. Мне было как-то сомнительно, что Сью за пару секунд успокоилась, собрала вещи и отбыла в неизвестном направлении, не забыв оставить записку. Написанную, как я уже говорил, ровным и аккуратным почерком, чуть ли не печатными буквами. Я знал почерк Сью, он был совсем не похож на этот шедевр каллиграфии… Может быть, это писала вообще не она?! Или ее принудили силой?! Под конец разговора Сью вела себя очень странно. Вообще куда-то пропала, как будто… как будто у нее отобрали телефон. Я еще раз внимательно оглядел кухню. А потом кое-что вспомнил и бросился обратно в спальню. У Сью была одна вещь, которую она непременно взяла бы с собой, если бы действительно собиралась уехать из города – по собственной воле. Папа Сью умер, когда ей было всего десять лет. И незадолго до смерти он подарил ей плюшевого медведя по имени Фоки, с которым Сью не расставалась вообще никогда.

Я влетел в спальню.

Фоки сидел на кровати. Черт!

Доктор истошно залаял. Я обернулся.

У меня за спиной в дверях спальни стояли Душка Винни и двое его молодцов.

Тема 23

Драться или бежать. Такова первая, бессознательная реакция человека на опасную ситуацию.

Первобытный инстинкт, память предков.

Но со мной этот инстинкт не сработал.

Я вдруг понял, что у меня совершенно нет сил: ни физических, ни моральных. Я себя чувствовал леденцом с лакрицей, с которого уже слизали верхний карамельный слой, так что остался лишь темный и липкий центр.

Как будто мне было мало предательства Сью и Рамоны.

Неужели и Джерри тоже?!

Да, в тот момент я был готов сдаться.

У меня просто не было сил сопротивляться.

Но у Доктора, очевидно, были свои соображения на этот счет. А я привык доверять его компетентному мнению. В конце концов, он же Доктор. А доктор плохого не посоветует. Он угрожающе зарычал. Я в жизни не слышал, чтобы он так рычал. У него первобытный инстинкт сработал безотказно. Он прошел чуть вперед и встал между мной и зловещей троицей в дверях. Мой герой.

Я посмотрел в глаза Винни.

– Она здесь? – спросил Винни.

Я покачал головой и спросил:

– Что вам нужно?

Доктор сердито залаял.

– Слушай, может, утихомиришь зверюгу? Чтобы мне не пришлось запулить в него конским транквилизатором. – Коротышка Лу распахнул пиджак, демонстрируя серебристый ствол, небрежно заткнутый за пояс брюк.

– Нет, – сказал я и сам поразился собственной наглости. – И если вы подойдете ближе, кому-то из вас точно неслабо достанется. Он кусается.

– Да неужели? – Лу взялся за пистолет.

– Лу, хватит паясничать, – сказал Винни.

Лу посмотрел на него как-то странно, чуть ли не вызывающе, но все-таки убрал руку с оружия и запахнул пиджак. Винни обернулся ко мне:

– Уолли, нам надо поговорить. Это не то, что ты думаешь.

– Уже верю, – ответил я.

– Честное слово.

– Тогда чего вы сюда притащились? Почему вы меня преследуете?

Винни склонил голову набок.

– Иди сюда, – бросил он через плечо.

В дверях за спиной у бандитов показалась Рамона. Кевин и Лу расступились, как две половинки театрального занавеса, явив Рамону во всей ее сногсшибательной красоте. Должен признаться, мое сердце дрогнуло. Только уже не от нежности, а от обиды, и горечи, и чувства невосполнимой потери. Я ведь действительно думал, что у нас с ней намечается что-то большое и светлое…

Я отвел взгляд.

Я не мог на нее смотреть.

– Уолли, – прошептала она. Я промолчал. – Уолли, пожалуйста. – Я смотрел на грязные шнурки у себя на кроссовках. – Уолли, посмотри на меня.

Я посмотрел на нее.

Это было ошибкой, большой ошибкой.

В ее глазах я увидел все: нашу глубинную взаимосвязь. Глубину наших чувств. Страх потерять то, что есть между нами. Я увидел все это в ее глазах – настоящее, искреннее. Но во мне что-то сломалось. И я знал, что уже ничего не поправишь.

Все прошло. Безвозвратно.

В ее печальных глазах читались мольба, боль и горечь. Я вдруг понял, что это – зеркальное отражение моих собственных чувств, и попытался изобразить непроницаемый суровый взгляд.

– Думаешь, стоит меня поманить, и я тут же к тебе прибегу? Ну, уж нет. Ты такая же лгунья, как и все остальные. Уходите. Все уходите.

– Уолли, нет.

– Уходите! – закричал я. Мое раздражение передалось Доктору, и он снова принялся лаять и фыркать.

– Уолли! – Рамона тоже повысила голос. – Выслушай нас! Я тебя очень прошу! Это важно! Это не то, что ты думаешь!

«Это не то, что ты думаешь». – Она в точности повторила слова Винни.

О чем это они?! Что вообще происходит?! Я наклонился к Доктору и положил руку ему на загривок, чтобы его успокоить.

– Ладно, я слушаю.

– Это не то, что ты думаешь, – повторила Рамона.

– Это я уже слышал. Теперь хотелось бы поподробнее.

– Я говорю…

– Давай лучше я объясню, – перебил Винни. – Наглядно.

– Пожалуйста, – улыбнулась Рамона. Я так и не понял, что ее так позабавило.

Винни снял пиджак. Спустил с плеч подтяжки. Развязал галстук. Расстегнул три верхних пуговицы на рубашке. Взлохматил свою прилизанную набриолиненную шевелюру. Я смотрел на него в полной растерянности, не понимая, что происходит. У него даже лицо изменилось: в нем появилась какая-то интеллигентная мягкость, которой раньше не наблюдалось. Как будто он снял с себя маску.

Буквально у меня на глазах крутой мафиози превращался в доброго, немного чудаковатого дядюшку.

– Что за фигня? – пробормотал я растерянно.

– Вот такие дела, дружище. – Винни почесал нос, подслеповато прищурившись, и стал еще больше похож на доброго милого дядюшку. Он откашлялся, прочищая горло. – Я не Винни. – Теперь он говорил безо всякого акцента. Его голос звучал мягко и… очень душевно.

Теперь в нем уже ничего не осталось от прежнего мафиозного Дона.

– Что? – спросил я, хлопая глазами. Остальные сдержанно захихикали в ответ на мою в общем-то предсказуемую реакцию на столь радикальное преображение Винни.

– Я не Винни, Уолли. Я не итальянец. Меня зовут Марри. Марри Штейнбергер.

Он запустил руку за пазуху и достал золотую цепочку с кулоном в виде звезды Давида.

– Что?!

– Марри Штейнбергер. Это мое настоящее имя. Consigliere Душка Винни – это всего лишь роль, хотя я играю ее почти десять лет. Я актер, Уолли.

– Что?!

Да, это было уже четвертое «Что?!» подряд. Но я был не в том состоянии, чтобы думать о разнообразии и образной выразительности своей речи.

– Я тебе расскажу, как все было. Я приехал сюда из Нью-Йорка. Я был уже в возрасте. Пятьдесят лет – не шутка. Я был толстым, бедным и одиноким. На грани отчаяния. В полной депрессии. Я хотел начать жизнь заново. Хотел стать актером. Я прожил здесь полгода, но не смог получить ни одной роли, даже самой паршивой. Здесь просто не было ролей для толстых и пожилых-евреев. Потом я познакомился с Джерри Сильвером. Ему понравился мой типаж. Он сказал, что у меня фактурная внешность. И что он берется меня «протолкнуть». Но у него было одно условие: я не еврей, а итальянец. Не жалкий толстый неудачник, а крутой мафиози. И тогда у меня будут роли. И знаешь что? Он был прав! Я слегка изменил свою внешность, выучился говорить с итальянским акцентом, прикупил пару пафосных костюмов, и да – мне почти сразу же предложили работу. Потом – еще. И еще. Когда надо было сыграть мафиози в рекламе или в каких-то телесериалах. Я не стал знаменитым, но меня знали на студии. Меня приглашали. Я не сидел без работы. А потом со мной начали происходить странные вещи. Я вдруг обнаружил, что меня окружают настоящие итальянцы – даже когда я не на работе. Диаспора тут небольшая, но сильная. Я говорю о настоящих крутых парнях. Типа Лу и Кевина. – Он указал на них, ткнув большим пальцем себе за плечо. Кевин схватился двумя руками за воротник, изображая процесс удушения, а Лу с угрожающим видом почесал подбородок.

– То есть Кевин и Лу – не актеры? – спросил я.

– Ни разу, нах, не актеры, – сказал Кевин.

– Мы как раз настоящие, без дураков, – подтвердил Лу. – Вин, ты только не обижайся.

– Я и не обижаюсь, – продолжал Винни-Марри. – Да, Уолли, они настоящие. Без дураков. В этом, собственно, и заключалась моя проблема. Я создал себе новую личность. Придумал целую историю о своей жизни в Нью-Йорке, и все ее «скушали». Да. Эти ребята знали, что я снимаюсь в кино. Но это было нормально. Это Лос-Анджелес, здесь еще и не такое бывает. Они меня уважали. Им нужен был опытный лидер из настоящей «семьи». И я был таким лидером. По крайней мере они так считали. Но я устал врать. И особенно мне не хотелось обманывать этих ребят. Честно признаюсь, мне было страшно. Мне не хотелось влезать в это дело по самые уши. Не хотелось, чтобы настоящие серьезные люди в Нью-Йорке узнали, как я тут «выступаю». Я хотел просто играть в кино. Так что где-то через год я сказал Джерри, что выхожу из игры. Но Джерри не согласился. Сказал, что это разрушит мою карьеру. Что мне не дадут ни одной роли. У меня еще не было больших ролей, но на эпизоды меня приглашали часто. И все – стараниями Джерри. Он был хорошим агентом. И еще он сказал, что все будет. Что у него на меня грандиозные планы. «Марри мертв, – сказал он. – Забудь про него. Его нет!». И я постарался забыть.

– И давно они знают? – спросил я, кивнув в сторону двух бандитов.

Марри небрежно махнул рукой:

– Давно.

– Он нам как отец, – сказал Кевин.

– Это правда, – подтвердил Марри. – Я за них глотку перегрызу, и они это знают.

– Нас это не парит, – сказал Лу. – Пока люди верят, что Винни страшен и крут, Винни страшен и крут. Это же Голливуд!

– Эти двое – самые лучшие, – сказал Марри с подлинной гордостью за своих «подопечных». – Как бы там ни было, прошло еще два года, мне по-прежнему не предлагали больших ролей, но работа была всегда, и мы с Джерри делали хорошие деньги. Плюс к тому он использовал мои связи… в определенных кругах… для решения своих проблем. Мы помогали ему убеждать потенциальных партнеров заключать выгодные для него сделки. Типа если приходишь на переговоры в сопровождении серьезных ребят, это очень способствует быстрому взаимопониманию. Мы угрожали особенно несговорчивым. И охраняли его друзей. Как тебя, например. Но мне это не нравилось. У меня потихоньку сдавали нервы. Начались неврозы, панические атаки. – Он достал из кармана свой пузырек с таблетками. – Я глотаю ксанакс, как апельсиновый «тик-так». Каждые два часа. У меня полное нервное истощение! Я опять пошел к Джерри. Сказал, что я выхожу из игры. Что у меня просто нет сил. И вот тогда он прижал меня по-настоящему. Он стал меня шантажировать, Уолли. Сказал, что если я сделаю то, что задумал, он подключит своих людей, и я могу попрощаться с актерской карьерой. Хуже того: он пригрозил сообщить «семьям» в Нью-Йорке, что в Лос-Анджелесе появился некий самозванец, который действует якобы от их имени. Если бы он это сделал, меня бы грохнули в тот же день. Потому что именно этим я и занимался. Изображал из себя Джона Готти! Так что он крепко взял меня за яйца. Это было пять лет назад. И я продолжаю работать на Джерри. А что мне еще остается делать?! Но я устал, Уолли. Я страшно устал… А когда я узнал, что Джерри проделал с тобой то же самое… и с тобой, и с Рамоной… что-то во мне изменилось. Как будто что-то переключилось в мозгах. Я хочу помочь тебе, Уолли. И тебе, и себе. Его надо остановить. И мы это сделаем. Вместе.

Я уже ничего не понимал. Кого надо остановить? О чем он вообще говорит?! Когда он узнал, что Джерри проделал со мной то же самое… Со мной никто ничего не проделывал! Со мной никто ничего…

И тут до меня вдруг дошло.

Джерри.

Как же я раньше не догадался?! Джерри! Это он всем управляет! Бутылка «Гласьяль» у Рамоны на кухне – вот ключ к разгадке! В голове вдруг прояснилось. Как будто трубы в мозгах засорились, а теперь в них залили целый флакон «Драно» с усиленной формулой. Или как будто я принял изрядную дозу «брейн-о-флекса», известного средства для усиления мозговой деятельности, если вдруг кто не знает. Еще когда я увидел бутылку, мне сразу вспомнились слова Джерри: «М-мм. Волшебный напиток». Цитата из фильма Тарантино. Теперь я понял, что меня так тревожило в записке о выкупе, которую получил Лайонз. Я ведь сразу почувствовал, что там что-то такое есть, что-то очень знакомое… Только никак не мог сообразить… И теперь я понял, что именно.

Последняя строчка: «Все замечательно, как никогда, и лучше уже никогда не будет». Вот оно! Та самая пресловутая кость в горле! Теперь я вспомнил, где я это слышал. Кристофер Уокен сказал эту фразу Деннису Хопперу в фильме «Настоящая любовь».

По сценарию Квентина Тарантино.

Джерри Сильвер написал обе записки. Джерри Сильвер! Этот лживый, бесчестный, жадный до денег мерзавец! Как такое возможно?! Добрый дядюшка Джерри! Джерри – большой и уютный. Как плюшевый мишка!

Я думал, я знаю этого человека…

Я думал, я его знаю…

А я совершенно его не знал!

Кстати, это многое объясняло. Теперь я понял, почему Джерри так разъярился, когда большой секрет Лайонза стол достоянием общественности. Джерри лишился возможности вытянуть из Лайонза деньги! Десять миллионов долларов! И тут я понял кое-что еще.

– Мы с вами ехали не на встречу с каким-то там колумбийцем. Вы собирались отдать меня Лайонзу, – сказал я. Это был не вопрос, но Марри все равно печально кивнул, подтверждая мою догадку. Видимо, Джерри решил получить «утешительный приз». Вознаграждение за мою голову. Как говорится, пустячок, а приятно. Раз уж не удалось срубить десять лимонов…

– Вот это меня и добило, – сказал Марри. – Ты хороший человек, Уолли. Я не мог просто так взять и отдать тебя этому убийце. Я сразу понял, чем это закончится.

Вулкан осознания продолжал извергаться у меня в мозгах. Исчезновение Доктора вкупе с тем обстоятельством, что Лайонз взъярился на меня и временно отстранил От работы, стало для Джерри поистине благоприятным «расположением звезд». Он обвинил Лайонза в похищении Доктора, и я где-то даже ему поверил, потому что Лайонз действительно был зол на меня и мог сотворить что-то подобное. Это был беспроигрышный вариант: Джерри знал, что я буду молчать и не пойду «разбираться» с боссом. А Джерри тем временем шантажировал Лайонза, пытаясь вытянуть из него десять лимонов. Причем обставил все так, чтобы Лайонз подумал на меня.