Текст книги "Тень Галилеянина"
Автор книги: Герд Тайсен
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Герд Тайсен
Тень Галилеянина
Предисловие к русскому изданию
Когда двадцать лет тому назад вышла «Тень Галилеянина», я не подозревал, насколько доброжелательно читатели примут мою книгу. Она встретила понимание и сочувствие, преодолев множество границ. Я имею в виду не только географические границы. Первая границадля всех книг проходит между людьми с академическим образованием и теми, кто такого образования не имеет. «Тень Галилеянина» написана, для того чтобы сделать историческую работу по реконструкции жизни Иисуса доступной для тех, кому непонятны сложные историко-критические методы. Герой книги – молодой человек, путешествующий по следам Иисуса. Его странствия – это изображение работы историка, который ищет Иисуса и тщательно оценивает все источники, сообщающие о нем. При этом он сам все больше попадает под влияние предмета своего исследования и в результате втягивается во все более серьезные конфликты. Книгу необходимо было написать, чтобы она читалась с интересом. Многие говорили мне, что открыли ее вечером, а закрыли лишь поздней ночью, дочитав до конца.
Другая границадля книг по религии проходит между людьми верующими и теми, кто не связан с религией. Для одних Иисус – Сын Божий, для других – «юродивый». Люди религиозные недооценивают динамику социальной и политической реальности, без которой жизнь Иисуса понять трудно. «Слово стало плотью», а это значит, что Оно стало частью нашей земной реальности со всеми ее конфликтами. Эти конфликты я и хотел отобразить в книге. В то же время человек нерелигиозный часто не в силах понять динамики веры. Через веру люди вступают в интенсивный диалог с основой жизни, выходящей за пределы всякой политики. Я всегда радовался, когда узнавал, что и неверующим людям эта книга помогает понять религиозное послание Иисуса.
Третья границаразделяет иудеев и христиан. Иисус был иудеем, а вера учеников сделала его основателем христианства. Если мы хотим понять его жизнь и его смерть, мы должны понять иудаизм. Если мы хотим понять, почему Иисус стал основателем новой религии, мы должны понять и его конфликты внутри иудаизма, не превращая их в конфликты с иудаизмом. Поэтому книга была написана, в частности, для того чтобы вызвать симпатию к иудаизму как религии, из лона которой вышло христианство. Здесь описаны предрассудки, существовавшие в отношении иудеев еще в античности, и показано, как эти предрассудки рассыпаются при непредвзятом рассмотрении реальных фактов. Я всегда радовался, когда получал одобрительные отзывы на свою книгу от еврейских читателей.
Четвертая границаразделяет христиан прогрессивных и христиан консервативных. И те, и другие хотят сделать Иисуса своим союзником – и часто союзником против других. Для прогрессивных христиан Иисус – представитель религиозного гуманизма, для консервативных – представитель вневременного откровения. Книга адресована и тем, и другим. Возвращение к новозаветным рассказам, сближающим тех и других, помогает преодолеть богословские противоречия лучше, чем абстрактная аргументация. В книге отстаиваются позиции историко-критического исследования, поэтому можно считать, что она исходит из прогрессивного лагеря. Но она не касается тайны личности Иисуса Христа. Главного героя книги в конце ее увлекает судьба Иисуса, он превращается из исследователя в члена его общины, подобно автору книги, который сам не только ученый-библеист, но и член его общины и пастор его церкви.
Пятая граница– между старым и новым поколением. В современном мире старшим бывает трудно передать свою веру молодым. К этому добавляется то, что долгое время религия отвергалась, и это чудо, если она обновляется и продолжает существовать вопреки такому отвержению. Я начал писать книгу, работая учителем истории религии в школе, а закончил, когда преподавал уже в университете. В школе моими адресатами были подростки, в университете ими стали и взрослые люди. Первыми моими читателями были двое моих сыновей. Всем этим людям мне хотелось передать нечто из того, чем я постоянно занимаюсь в качестве библеиста и что стало для меня важным в Иисусе.
Шестая граница– между языковыми и культурными пространствами. Книга переведена на полтора десятка языков. Порой люди из других стран находили в ней то, что пережили на собственном опыте. Один читатель думал, что я много лет прожил на Ближнем Востоке, потому что описанные в книге конфликты напомнили ему о современных конфликтах в этом регионе. Но я был там всего лишь один раз и очень недолго. Люди, испытавшие гнет диктатур, читая книгу, вспоминали о пережитом ими. Я действительно использовал в сцене допроса в начале книги собственный опыт: меня допрашивали на границе теперь уже не существующей ГДР. Там я познакомился с тем, как происходит перекрестный допрос, и одновременно узнал, насколько люди, ведущие такие допросы, то бывают на удивление человечными, то вдруг снова становятся равнодушными и переходят к угрозам. Все это продлилось для меня только полдня, потом я вернулся на свободу.
Я ожидал множества критических отзывов от моих коллег-ученых. Чтобы предупредить эту критику, я поместил в саму книгу некий ее рупор. Между главами вставлена переписка, в которой я отстаиваю свою точку зрения перед «коллегой Кратцингером» и обсуждаю с ним вопросы, которые и на самом деле обсуждаю со своими коллегами. Многие небезосновательно полагают, что имя «Кратцингер» служит намеком на кардинала Ратцингера, ставшего в 2005 г. папой Бенедиктом XVI. В восьмидесятые годы, будучи руководителем Конгрегации вероучения, он выразил свое возмущение некоторыми моими тезисами о первых последователях Иисуса. Он обнаружил эти тезисы в популярно написанной книге одного ученого-католика. Ввиду того что в таких книгах не требуются ссылки на источники, происхождение этих тезисов осталось кардиналу неизвестным. Мой коллега, автор той книги, ответил на вопросы, заданные ему в Конгрегации, и инцидент был исчерпан. Намеренная ирония в том, что научная критика вложена в уста «инквизиции», призванной оберегать догматы. Этим я хотел сказать, что и в науке есть свои догматы, которые нужно постоянно подвергать проверке и менять.
Я признателен Марии и Вадиму Витковским за перевод книги, а издательству «Флюид» – за ее публикацию. Я рад, что моя книга издана теперь и на русском языке, и ее смогут прочесть жители страны, богатые культурные и духовные традиции которой имеют большое значение для всего христианства.
Герд Тайсен Гейдельберг, перед Рождеством 2005 г.
Оливеру и Гуннару
Вместо предисловия
Уважаемый коллега Кратцингер,
Большое спасибо за письмо. Слухи, дошедшие до Вас, истинная правда: я ив самом деле пишу роман об Иисусе. В своем письме Вы заклинаете меня раз и навсегда отказаться от идеи его опубликовать. С одной стороны, Вас заботит моя репутация как ученого, с другой, – Вы беспокоитесь о том, чтобы не потерпел ущерба авторитет экзегезы Нового Завета. Если бы речь шла о такой книге про Иисуса, где фантазия автора дополняет то, о чем молчат источники, а историческая достоверность приносится в жертву сюжету, я полностью разделил бы Ваши сомнения. Однако возьму на себя смелость Вас успокоить: я всячески избегаю писать об Иисусе хоть что-либо, что бы не основывалось на документальных свидетельствах. В моей книге не сказано ни единого слова, которое я постеснялся бы произнести с университетской кафедры.
Что касается остального действия, то оно, напротив, целиком вымышлено. Главного героя, Андрея, никогда не существовало, но такой человек вполне мог жить во времена Иисуса. В основу рассказа о нем положены многие исторические источники. Знакомя читателей с его приключениями, я хотел показать, что на самом деле происходило тогда с людьми в Палестине.
Вы, наверное, спросите: «А сможет ли читатель проникнуть в это хитросплетение «правды и вымысла», окажется ли он в состоянии отличить выдумку от исторических фактов?» Чтобы у читателя была такая возможность, текст от начала до конца снабжен примечаниями, в которых цитируются используемые мною источники. Разумеется, каждый читающий свободен при желании пропускать эти примечания.
Вы спрашиваете, зачем вообще решил я писать эту книгу. Причина по сути одна: я хотел, используя жанр повествования, набросать такой портрет Иисуса и его времени, который, хотя и соответствовал бы современному уровню исследований, был бы в то же время понятен нашим современникам. Рассказ должен строиться так, чтобы на свет явился не только результат, но и сам процесс исследовательской работы. На романе я остановил свой выбор, потому что хотел сделать научные открытия и аргументы ближе и тому читателю, который лишен всякого представления о труде историка.
Вы, вероятно, не будете против, если я, в подтверждение своих слов, вышлю Вам текст первой главы. Буду очень рад, если, прочтя ее, Вы более благосклонно взглянете на мою затею.
С пожеланиями всего наилучшего,
искренне ВашГерд Тайсен
Глава I
Допрос
В камере было темно. А ведь только что люди в ужасе теснились вокруг меня. Теперь я был один. Голова гудела. Руки и ноги болели. Солдаты выглядели такими безобидными. Они шли с нами в одной колонне и выкрикивали лозунги. Никому и в голову не пришло, что это провокаторы, – до той минуты, когда они вытащили спрятанные дубинки и бросились на нас. Большинство сразу бросились бежать. Кого-то затоптали насмерть, кого-то забили дубинками солдаты.
У меня не было причин спасаться бегством. Мы с Тимоном и Малхом вообще оказались там случайно. Не демонстрация была мне нужна. Мне был нужен Варавва, которого я заметил в самой гуще толпы. Я как раз собирался протиснуться к нему, когда началась давка, и все потонуло в хаосе криков, брани, свистков и топоте бегущих людей. Когда я пришел в себя, то был уже в тюрьме. Как и Тимон. Удалось ли Малху сбежать?
И вот теперь я сидел, скорчившись, в этой темноте. Все тело ломило. И не только побои и веревки причиняли боль. Руки и ноги сводило от мысли о насилии и унижении, которым я подвергся. И еще от страха, что эти унижения могут повториться, а я не в состоянии ничего предпринять.
Снаружи за стеной ходила стража. Шаги то удалялись, то приближались. Раздались голоса. Кто-то отпер, дверь. Меня, не развязывая, потащили на допрос – в одну из комнат резиденции римского префекта. Напротив меня сидел офицер. Писец вел протокол.
– Ты говоришь по-гречески? – был его первый вопрос.
– У нас все образованные люди говорят по-гречески, – ответил я.
У человека, который допрашивал меня, было тонкое породистое лицо. Взгляд ясных глаз словно видел тебя насквозь. При других обстоятельствах он мог бы даже вызвать у меня симпатию.
– Как тебя зовут?
– Андрей, сын Иоанна.
– Откуда ты родом?
– Из Сепфориса в Галилее.
– Занятие?
– Торговец фруктами и зерном.
Офицер помолчал, подождав, пока писец скрипучим пером запишет мои слова.
– Что тебе понадобилось в Иерусалиме? – продолжал он допрос.
– Я пришел сюда на праздник Пятидесятницы.
Он поднял взгляд и посмотрел мне прямо в глаза:
– Почему ты участвовал в демонстрации против Пилата?
– Я не участвовал в демонстрации. Я попал в колонну случайно.
Сказать ему, что я узнал в толпе одного старого знакомого? Нет, ни в коем случае! Варавва – убежденный враг римлян. Скорее всего, он давно находится в розыске. Нельзя, чтобы для них я был как-то связан с ним.
– Итак, ты утверждаешь, что не кричал вместе со всеми: «Не давать денег Пилату!»?
– Я даже не знаю, о каких деньгах речь, – солгал я.
Чиновник неприязненно усмехнулся. Любой из бывших тогда в Иерусалиме знал, что имелись в виду те самые деньги которые Пилат задумал взять из казны Храма. На них он собирался строить для Иерусалима новый водопровод. [1]1
Ср.: Флавий Иосиф.Иудейская воина 11,9,4 (= 2.175–177): «…». Далее: Иосиф Флавий – сокращенно И.Ф. Иудейская война – сокр. Война: Иудейские древности – сокр. Древности: Жизнеописание – сокр. Жизн.: Против Апиона – П.А. (Прим. перев).
[Закрыть]
– Тебе следовало знать, что нужно держаться подальше от демонстрантов.
– Среди них не было людей с оружием. Митинг проходил мирно, пока не вмешались солдаты, – торопливо сказал я.
– Но демонстрация-то была антиримской. Это должно настораживать. Ты раньше никогда не участвовал в потасовках между евреями и неевреями? Мы с тобой не встречались?
– Что за потасовки?
– Я говорю о беспорядках в наших городах, во время которых молодые сорвиголовы, вроде тебя, кидаются друг на друга. Начинается с глупых выходок, а заканчивается резней на улицах, как в Кесарии! [2]2
Иосиф Флавий сообщает о беспорядках в Кесарии незадолго до начала Иудейской войны, т. е. в 66 г. н. э. (И.Ф. Война II, 14,4сл, = 2.284–292). Хотя город был основан иудеем Иродом, но он построил там языческие храмы, и не-иудеи по этой причине также заявляли притязания на этот город. Известно, что споры о гражданских правах велись в 50-е гг. н. э. (ср.: И. Ф. Война II,13,7–2.266–270), но возникли они, вероятно, значительно раньше.
[Закрыть]
– Мой родной город Сепфорис – спокойный. Большинство жителей – евреи, но мы все получили греческое воспитание.
– Ты говоришь. Сепфорис? А что, в Сепфорисе всегда было спокойно? А как же мятеж, вспыхнувший сразу после смерти Ирода? Ваш город оказался настоящим гнездом террористов! [3]3
О восстании в Сепфорисе ср.: И.Ф. Война 11,4,1 (= 2.56): о разрушении города и обращении его жителей в рабство Квинтилием Варом ср.: И. Ф. Война 11,5,1 (= 2.68).
[Закрыть]– обрушился он на меня, не ожидавшего такого поворота.
– Это неправда! Тридцать три года назад восстание против римлян и династии Иродов шло по всей Палестине. Не успели мы глазом моргнуть, как восставшие захватили наш город и силой заставили нас вступить в войну. Мы заплатили за это дорогую цену. Римский военачальник Квинтилий Вар послал против Сепфориса войска. Они захватили наш город, сожгли его, а людей кого убили, кого продали в рабство. Это была страшная трагедия для нашего города!
Что бы такое придумать, чтобы он сменил тему? Не всех римляне убили тогда и не всех продали в рабство. Кое-кому удалось бежать. Среди этих последних был отец Вараввы. Варавва не раз рассказывал мне об этом. Неужели из-за него они сейчас допрашивают меня? Но откуда им знать о нашей дружбе? Как бы там ни было, а я должен увести разговор в сторону от всего, что как-то связано с Вараввой. И я снова повторил, на этот раз с еще большим жаром:
– Все жители Сепфориса поплатились за свой мятеж – и Вар не ушел от судьбы: очень скоро он сгинул в Германии вместе с тремя легионами!
– И в Сепфорисе все радовались! – в его голосе по-прежнему звучала злоба.
– Там-то радоваться было некому. Кто не умер, тех угнали в рабство. Город лежал в руинах. Ирод Антипа, сын Ирода, заново отстроил наш город. Он поселил в нем людей, сочувствовавших римлянам. В числе других перебрался тогда в Сепфорис и мой отец. Мы – совсем новый город. Спроси наших соседей, галилеян, и всякий скажет, что наш город поддерживает римлян. Я из этого, нового Сепфориса. [4]4
В отличие от практически всей остальной Галилеи Сепфорис во время Иудейской войны поддерживал римлян; ср.: И.Ф. Жизн. 65 (= 346).
[Закрыть]
– Все это мы проверим. Еще один вопрос: какое положение в городе занимает твоя семья?
– Мой отец – декурион, член городского совета.
Наш город управлялся по образцу греческих городов. У нас было общее собрание граждан, совет, выборы и должностные лица. Я сознательно пытался на этом играть, потому что знал: римляне поддерживают республиканские города, а в них – богатых людей.
– Твой отец, должно быть, состоятельный человек, если он – один из декурионов. Чем он занимается?
– Как и я, торгует зерном.
– С кем он торгует?
– Галилея поставляет продукты сельского хозяйства в города, расположенные на побережье: в Кесарию, Дор, Птолемаиду, Тир и Сидон. Я продавал зерно в том числе и для римских когорт в Кесарии.
– Это легко проверить. Ваша семья ведет дела с Иродом Антипой?
– Конечно! Ему принадлежит больше всего земли в Галилее. Раньше его резиденция находилась в Сепфорисе. Мне довольно часто приходится встречаться с его управляющими.
– Я заметил, что при упоминании Ирода Антипы офицер оживился:
– Что говорят в Сепфорисе об Ироде Антипе?
– На нас, городских жителей, он всегда может положиться. Но вот по деревням к Иродам и по сей день относятся с предубеждением.
Римлянин взял в руки свиток. Бегло просмотрел его, потом бросил на меня любопытный взгляд и продолжал:
– Тут у меня протокол допроса твоего раба Тимона. Кое-что здесь расходится с тем, что говоришь ты. Я правильно тебя понял, ваша семья поддерживает Ирода Антипу?
Я испугался. Так они допрашивали Тимона! К рабам применяют пытки. Тимон мог рассказать что угодно обо мне и моей семье. Я почувствовал, как кровь ударила в голову, а тело сковал страх.
– Ну, хватит притворяться! Чем вас не устраивает Ирод Антипа?
– Мы поддерживаем его власть. Все состоятельные люди в Сепфорисе и Тивериаде поддерживают его, – клятвенно заверил я.
– Почему же тогда у вас дома смеются над ним?
– То есть как?
– Ваш раб говорит, между собой вы называете Ирода Антипу вырожденцем, колеблющимся тростником и лисой!
У меня отлегло от сердца, и я рассмеялся:
– Когда-то он должен был стать единственным наследником Ирода. Но Ирод много раз менял свое завещание, В результате Антипа не получил ни трона, ни царства, ни даже самой большой и лучшей его части. Четверть – вот все, что ему досталось. Галилея и Перея.
– А, значит, теперь он мечтает наверстать упущенное? В комнате вдруг стало тихо. Даже писец перестал писать и уставился на меня.
– Может быть. Во всяком случае, было такое время, когда он об этом мечтал, – ответил я.
– А что значит «колеблющийся тростник»?
У меня возникло чувство, что Антипа для них важнее, и я несколько успокоился. Вдруг чиновник собирает информацию именно о нем? Когда я заговорил, голос мой звучал чуть более уверенно:
– «Колеблющийся тростник» – это у нас так говорят. Десять лет назад, когда Антипа перенес свою столицу в Тивериаду – город, который он основал и назвал в честь императора, – повсюду слышались недовольные голоса. Это и понятно: мы в Сепфорисе не обрадовались, когда другой город стал главным. В столице торговля идет лучше, чем в провинции. Поэтому многие в Сепфорисе были тогда настроены против Антипы.
– И причем же тут «колеблющийся тростник»?
– Это было вот как. Антипа отдал приказ в своей новой столице чеканить монету. На монетах обычно изображают правителей. Но еврейский-то закон запрещает создавать образы животных и людей! Тогда Антипа решил взять какой-нибудь безобидный мотив, что-то, что выделяло бы его столицу среди других городов: камыш, наприме, тростник, колеблющийся на ветру. И вот на его первых монетах, в том месте, где должен быть его профиль, оказался этот самый тростник. Из-за него Антипу и стали в шутку называть «колеблющимся тростником». Вот и все. [5]5
Нa монетах в честь основания Тивериады действительно изображен тростник, служивший знаком Ирода Антипы.
[Закрыть]
– Между кем колеблется Антипа?
– Он колеблется между Сепфорисом и Тивериадой.
– Только между городами?
– Между женщинами он тоже колеблется!
– Ты намекаешь на историю с Иродиадой!
– Да. На его колебания между первой женой, набатейской принцессой, и Иродиадой.
– А не колеблется ли он уж заодно между набатеями и римлянами? Женился же он на дочери царя набатеев!
Ага – так вот, оказывается, почему римлянам интересен колеблющийся Антипа! Я ответил совершенно спокойно, и в моих словах не было ни тени притворства:
– Нет! Антипа, как и отец его, Ирод, – верный союзник римлян.
– А как это вяжется с тем, что он одновременно строго соблюдает еврейский закон? К примеру, ты же сам говоришь, что он отвергает любые изображения.
– Так делают все евреи.
– Да неужели? А вот ваш раб, Тимон, поведал нам, что у вас в доме, в одной из пристроек, стоит статуя языческого бога!
– Эту статую подарил один наш компаньон, язычник. Нам не хотелось обижать его, отказываясь от подарка, – стал оправдываться я.
– Но ведь как интересно: вы, значит, прячете в своих домах кумиры богов!
– Даже у Антипы в его дворце есть изображения животных! [6]6
Изображения животных во дворце Ирода Антипы в начале Иудейской войны были разрушены восставшими. Эти изображения считались скандальными, и Иосифу было поручено в Иерусалиме устранить их. Когда он явился в Тивериаду, то обнаружил, что другие группы восставших его опередили (И.Ф. Жизн. 12 = 65 сл.).
[Закрыть]А его брат, как вы знаете, даже велел изображать на монетах Цезаря!
– Как ты говоришь? Изображения животных? Это что, правда?
– Видел своими глазами. Они у него в Тивериаде, в его новом дворце. У себя в домах богатые люди не такие ревнители еврейских законов, как на публике.
– Да, интересно, что бы на это сказал народ: Антипа втайне поклоняется кумирам! А кое-кто из жителей Сепфориса ничуть не лучше!
– Статуи – не боги. Статуи ваяют ремесленники. Они всего лишь вещи среди прочих вещей. Если такая «вещь» есть у нас в доме, это еще не означает, что мы поклоняемся кумирам.
– Я не понимаю тебя. Весь мир поклоняется богам в образе статуй.
– Мы никогда не станем поклоняться тому, что создали люди. Бог невидим. Его нельзя нарисовать или высечь из камня.
Наступило молчание. Офицер задумчиво смотрел на меня. Ну, разве не глупость в моем-то положении заострять внимание на том, что отделяет нас, евреев, от других народов от этого римского офицера, стоящего передо мной? Помолчав, он, впрочем, заговорил вполне спокойно:
– На этот счет, если уж речь зашла о вашем боге, который не имеет образа, я слышал вот какую историю: очень давно, когда в Египте разразилась страшная эпидемия, фараон обратился к оракулу бога Аммона за советом. Оракул поведал, что фараон должен очистить свою страну от вашего проклятого богом народа, и тогда мор прекратится. Всех евреев, живших в Египте, выгнали в пустыню, предоставив своей судьбе. И вот толпы их побрели, деморализированные, по пустыне. Но потом один из вас, его звали Моисей, внушил им, что они не должны ждать помощи ни от богов, ни от людей. Ведь боги-то покинули их. Они должны поверить в себя и сами справиться со своей бедой. [7]7
Эта антисемитская версия истории исхода еврейского народа из Египта существует в нескольких вариантах. Тот вариант, который вольно пересказан здесь, содержится у Тацита (История V.3).
[Закрыть]Когда я услышал эту историю, я спросил себя: верите ли вы вообще в бога?
Зачем понадобилась ему эта пародия на историю, рассказанную в Библии? Он что, думает вывести меня из себя? Или ему интересна наша религия? Вряд ли! Что же ответить ему? Сказать что-нибудь уклончивое, неопределенное? Да, именно: что-нибудь про невидимого Бога, которого никому не понять и не постичь включая его и меня. Которого никто не знает. Что-то такое, что увело бы нас в сторону от главного. Но тут меня внезапно осенило: если получится втянуть его в философский спор, подумал я, тогда он уж точно не станет спрашивать меня о Варавве. В следующее мгновение я уже слышал собственный голос, упрямо говоривший:
– Наш Бог не такой, как боги язычников. Незримый Бог никогда не становится на сторону сильных. Он с несчастными, которых выгоняют в пустыню.
Я увидел, как офицер в ответ на мои слова пожал плечами:
– Что же? Ты сомневаешься, что боги благоприятствуют Риму? Иначе как власть Рима распространилась бы на столько земель? Как из одного маленького города смогла бы получиться огромная держава?
– У всех народов считается, что боги всегда на стороне победителей. И только мы знаем: незримый Бог может быть на стороне побежденных!
Офицер непонимающе воззрился на меня. Несколько сдавленным голосом он произнес:
– Что-то есть в вашей вере такое, что противится всякой земной власти. Но и вам, как и всем другим, придется найти себе место в Римской империи. Поскольку мы видим свою задачу в том, чтобы внести порядок в мирное сосуществование народов, являя милость побежденным и смиряя непокорных [8]8
Этими словами (pacique imponere morem, parcere subiectis et debellare superbos) римский поэт Вергилий (в 70–19 гг. до н. э.) описывает всемирно-историческую миссию Римской державы (Энеида, VI,852 сл.).
[Закрыть]– в этой стране и повсюду в мире.
Немного помолчав, он прибавил:
– Твое дело потребует какого-то времени. Мы проверим все, что ты здесь говорил, и затем решим, будет ли против тебя выдвинуто обвинение.
На том меня отпустили. Я снова был в своей камере. Теперь мне оставалось одно: ждать! Сколько дней еще пройдет, пока они соберут информацию обо мне? Говоря откровенно, в самом исходе дела я не сомневался. Я происходил из уважаемой семьи, известной своей дружбой с римлянами. Но было и кое-что, внушавшее мне опасения: о чем еще рассказал им Тимон? Хватило ли у него ума не проболтаться насчет Вараввы? Видеть он его никогда не видел. Но он мог слышать разговоры. Если наружу не выплывет моя связь с Вараввой, вряд ли со мной может случиться то-то плохое – если только не выплывет!
Меня мучило дурное предчувствие. Собственная судьба виделась мне предвестником страшных бед, в недалеком будущем должны были обрушиться на весь наш народ. Напряженность в отношениях между евреями и римлянами, которая привела к демонстрации против Пилата, будет только возрастать – пока не выльется в открытое восстание против господства Рима. Несказанные бедствия ждут тогда нашу страну – бедствия, связанные с войной и порабощением. [9]9
Тень войны действительно часто нависала над страной. Когда император Гай Калигула пожелал в 40 г. н. э. установить свою статую в храме, многие евреи взялись за оружие. Войну предотвратила лишь внезапная смерть императора в январе 41 г. Крупное восстание началось в 66 г. н. э. После первых поражений, нанесенных восставшими сирийскому легату Цестию Галлу, Веспасиан и Тит предприняли против них последовательно два похода, в результате чего бунт был подавлен. В 70 г. н. э. был взят Иерусалим, в 73 (или 74) пала Масада, последний оплот восставших. Иосиф Флавий участвовал в событиях этой воины сначала в качестве одного из руководителей еврейского восстания, а после того как попал в плен, – в лагере римлян. Впоследствии он написал об этих событиях большое сочинение «De bello judaico» (Иудейская война).
[Закрыть]По сравнению с грядущим несчастьем, моя собственная беда, мой арест, казался мне пустяком. Но в этом я находил лишь слабое утешение. В темном застенке Пилата ожидание тянулось для меня бесконечно. Это было трудное время.
* * *
Многоуважаемый господин Кратцингер,
Большое спасибо за Ваш отзыв о первой главе. Вы не можете понять, какое отношение описываемые в ней события имеют к Иисусу. Прошу Вас, подождите немного! Если до Иисуса мне понадобилось сначала нарисовать исторический фон, то тут я всего лишь следую своему долгу историка, стараясь сделать историческое явление понятным из его контекста. Для Иисуса такой контекст – это общественная и религиозная жизнь евреев.
Здесь Евангелия представляют картину лишь с одной стороны. Они написаны в ту эпоху (около 70– 100 г. н. э.), когда из внутриеврейского движения за обновление, сплотившегося вокруг Иисуса, возникла религия, которая впоследствии вступила в соперничество с религией, породившей ее. Евангельский текст часто дает искаженную картину иудаизма. Поэтому из него читатель Библии не может получить ясного понимания того, насколько глубоки корни, связывающие Иисуса с иудаизмом.
Евангелия, кроме того, представляют дело так, словно бы фигура Иисуса стояла в центре тогдашней истории Палестины. С исторической точки зрения, однако же, Иисус был явлением второго порядка. Начав изучать историю Палестины первого века нашей эры, мы далеко не сразу встречаем его следы. Этим опытом историка я и хочу поделиться с читателем. Но Вам я даю слово: в моем романе еще будет много следов, ведущих к Иисусу.
Из Вашего письма я понял, что окончательно свое мнение о моей книге Вы сможете сформулировать только тогда, когда прочтете больше. Должен ли я из этого сделать вывод, что могу посылать Вам и следующие главы? Я тем временем как раз успел закончить вторую.
С пожеланиями всего наилучшего,
искренне Ваш,Герд Тайсен