Текст книги "Ярый Рай (СИ)"

Автор книги: Гера Серебро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Он наспех перемыл посуду. Взял с дивана плед. Настроился, решился. Выдохнул, вдохнул. И пошел во двор.

Столкнулся с Лизой на крыльце. Снаружи стемнело, с неба смотрели звезды и огромная луна, сверчки пели из цветов. Вечер дышал прохладой. А девушка встала напротив и голову чуть-чуть склонила. Рон замешкался, засмотрелся, но решительности не растерял.

– Спасибо, Рональд, мне не надо. Я спать уже пошла, – сказала она, увидев плед в его руках.

– А, спать… Лиза, пообещайте, пожалуйста, что Грэгору ничего не скажете.

– Что – не скажу?

– Вот это. Лиза, ты мне очень нравишься. Очень сильно, – сказал Рон, с силой прижимая плед к груди и на всякий случай крепко зажмурив веки, чтобы не видеть, как она рассмеется.

– Ой, правда?.. – услышал он совсем не смех. Несмело приоткрыл глаза. – Спасибо, мне это так приятно… слышать.

И тут Рон понял, что она сама – растерялась. И что Лиза на самом деле смущена.

– И ты мне тоже очень нравишься, – вдруг добавила она, смотря в его глаза. Поднялась на ступеньку выше и поцеловала в щеку. – Спокойной ночи, Рональд. И Грэгору я ничего не расскажу, не переживай.

– А, а, а… – к такому он оказался совершенно не готов. Хотел что-нибудь сказать, но что тут скажешь, когда сердце в груди так сильно разошлось, что и дыхание перехватило, и голос онемел? То, что она вслух произнесла, не могло быть правдой, потому что такой волшебной правды не бывает никогда; а щека, говоря об обратном, огнем горела. Рональд стоял, судорожно вцепившись в плед, и боялся шелохнуться, чтобы не вспугнуть слишком хорошее мгновение; и с раскрытым ртом смотрел, как Лиза прошла мимо, открыла дверь, сделала шаг в дом – замерла – и напоследок обернулась.

И посмотрела хитро, как лисичка. И улыбнулась. Искренне, по-правде. И ямочки на щеках предназначались не чудовищу лесному, а ему. Ему. Ему!

Глава 13
Образы, коты и лисы

– Он сказал! Сказал! Сам, сказал, Ярый, он подошел и сказал! – парила Лиза среди облаков на огромных белоснежных крыльях. Черного кота она бережно прижимала к себе, и кожей чувствовала его урчание.

– Сказал. Да, сказал, – подтвердил кот раз, наверное, двадцатый. Но девушка все никак не могла успокоиться, ее распирало от счастья, ей хотелось слышать подтверждение своих слов еще, и еще раз, и еще. – Ты справилась. Он сказал. Подошел и сказал. Так все и было, – прочитав намеренно открытые мысли, добавил кот.

– Я же правильно все сделала? Я не давила? Не давила, да?

– Давила. Причем сильно давила. На этот раз повезло, но если продолжишь в том же духе, то все испортишь.

– То есть? – пыл Лизы немного охладился.

– Он может откатиться назад и окончательно закрыться в себе. К нему нужен очень мягкий подход. Неторопливый. Ненавязчивый. А ты напираешь, как лавина.

– Что значит – «откатится назад»?

– А ты подумай, и поймешь.

– Ну Ярый!

– Девочка, хватит вопросов. Спустись с небес на землю. У нас много дел.

– Конечно, котик, – Лиза спикировала вниз, на зеленую поляну, сложила крылья за спиной. Хотела выпустить кота – но тот уткнулся мордочкой в подмышку, выпустил коготки и, мурлыча, мягкими лапами массировал плечо, щекотливо и приятно. Девушка непроизвольно улыбнулась. Большой контраст между тем, что представлял Ярый из себя снаружи и тем, каким он был внутри, ее сильно удивлял. Она погладила его по шерстке, почесала шею, пузо – кот урчал громче, сильнее, пока, полностью удовлетворенный, не спрыгнул вниз.

Вот только превратился он не в Ярого, а в Лизу. Вторая девушка потянулась и отошла в сторону. Потом вернулась. Развернулась на месте и опять пошла.

– Ярый, ты чем сейчас занят? – спросила Лиза, наблюдая за перемещениями второй самой себя по зеленой поляне.

– Хожу, – ответил он. – Почему ты меня так называешь?

– Но ты же Ярый, а не я. А тебя зовут Ярый. Ведь так?

– Верно. Я просто выгляжу. Как ты. И да, вы именно так меня и называете.

– А Ярый – это твое настоящее имя?

– Девочка. А твое имя – настоящее?

– Ну а какое же оно?

– Ты его сама выбирала? То, которое захотела?

– Нет.

– Ну вот, видишь. Так и у меня. То имя, что мне дали они – не мое.

– Кто – они?

– Люди из вашего мира. Когда они увидели меня в первый раз, то решили, что я зверь. Яростный. Злой. Так и прозвали. Ха.

– А какое твое настоящее имя?

– Как тебе хочется меня назвать?

– Эм… Кот?

– Хорошее имя.

– Ты запутал меня… И хватит в моем образе ходить, мне так не сосредоточиться никогда!

– Хороший образ. Мне нравится, – Лиза номер два игриво повела плечом; Лиза номер один сдвинула брови.

– А мне не нра… ну, то есть, нравится, но…. Да нечестно так! – совсем запуталась девушка. – Я думала, мы сегодня продолжим обучение, а ты не пойми чем занимаешься!

– Мы уже обучаемся. Образы. Сегодня мы разбираемся в образах. Садись и слушай.

Лиза послушно приземлилась на мягкое кресло, удобно расположилась и навострила уши.

– Итак. Запомни. Для того, чтобы чему-то научиться, тебе нужно понять, что ты – это не твой привычный образ. Не тот дом, в котором ты живешь. Не твоя оболочка. У души нет четкого образа, и обычно я выгляжу вот так…

Лиза номер два расплылась бесформенным облаком, которое распылилось по пространству и исчезло. После частицы сгруппировались, слились друг с другом – и перед Лизой предстал Ярый в привычном ей виде.

– У души нет ни формы, ни пола, ни возраста. То есть, ты можешь стать той, кем захочешь. Или никем. Все то, что ты видишь сейчас, девочка – это я. Трава под ногами. Кресло. Образ меня, который говорит с тобой. Это все – я, здесь везде я. Перед вами я предстаю в конкретных образах потому, что вам так привычнее. Вы привыкли придавать оболочке слишком большое значение, для вас вы – это она и есть. Возраст оболочки, вид оболочки, пол и происхождение оболочки, контакты с другими оболочками, оболочки, оболочки. Оболочки. Оболочки.

– Хватит.

– Увлекся. Поэтому вам сложно предстать здесь не теми, кем вы являетесь там. Я понятно объясняю?

Лиза кивнула.

– Образы бывают двух типов. Первые – бессознательные. Это ты. Твоя одежда. Крылья. Они не зависят от твоего сознательного желания. По бессознательным образам можно многое понять о человеке. Ты, например, приходишь всегда разная. Разного возраста, размера…

– Разного возраста?!

– Посмотри на себя.

Перед Лизой возникло большое овальное зеркало в резной раме. Точно такое же висело в гостиной. Девушка соскочила с кресла и подбежала к нему, внимательно всматриваясь в отражение. Опять та самая клетчатая рубашка, застегнутая на три нижние пуговицы; короткие штаны; волосы собраны в тугой пучок на затылке. Но она была молодая, своего возраста.

– Я такая же.

– Это сегодня ты помолодела. А вот такой ты была в прошлый раз, – изображение переключилось, и Лиза увидела себя примерно тридцатилетней. Пронзительный взгляд серьезных глаз, ни намека на детскость в лице, сформированная фигура. Картинка сменилась на день первого посещения, и Лиза увидела себя старухой.

– Это получается, что… – медленно протянула она.

– Обычно ты чувствуешь себя старше. Лекарь чувствует себя моложе. Вот так он выглядел в первый раз. Смотри.

Отражение Лизы в зеркале всколыхнулось, зашевелилось, расплылось на крупные цветные пятна, которые быстро перестроились и сложились в другую картину – в молодого Грэгора, лет двадцати пяти на вид, с такими же живыми глазами, как обычно. Он был в светлой одежде и с белоснежными волосами. А позади него сидело огромное бесформенное существо болотного цвета. Тянущее к телу тонкие подвижные щупальца с присосками на концах. Девушка не успела удивиться, как Ярый переключил изображение.

– Таким он был во второй раз. Таким в третий. В четвертый…

Картинки замелькали угрожающе быстро, девушка не успевала отследить перемены при всем желании. Впрочем, этого и не потребовалось – изредка менялся только цвет одежды, от белого к светло-песочному, да существо позади постепенно уменьшалось в размерах, но так и не исчезло полностью.

– Что ты можешь о нем сказать? – повернулся к ней Ярый.

– Эм, ну… Судя по цвету одежды, он и сам светлый человек. Ведь так?

– Именно. Что еще?

– Ты называешь его лекарем. Я раньше думала, что это потому, что он доктор. Но дело-то в другом? Верно? Он в другом смысле лекарь?

– Так и есть. Он умеет выправлять не только тело, но и душу. У него талант.

– А я почему девочка?

– Ты еще не нашла себя. Ты только формируешься. Поэтому пока ты девочка. И, не отвлекайся. Смотри на лекаря.

– А что это за существо его преследует?

– Думай, девочка, думай. На что оно похоже?

– Так, так, так… – напряглась Лиза. – Цвет у него неприятный, грязно-зеленый. Это тоска?

– Думай еще.

– Хм… Оно его преследует, оно явно что-то неприятное. Не знаю.

– Девочка. Это вина.

– А из-за чего она возникла?

– Я не могу сказать.

– А…

– Вот сломанный. Смотри.

Лиза мигом закрыла рот и припала к зеркалу, в котором появился Рональд. И был он там точно такой же, как и обычно. Та же одежда, та же татуировка, тот же возраст, те же волосы, выражение лица, всё – один в один.

– Почему ты так странно его называешь? Почему он никак не изменился?

– Думай, девочка. Ду-май, – по слогам произнес Ярый и сложил руки на груди.

Лиза поняла, что прямого ответа не услышит, и прошлась вокруг зеркала. Посмотрела на заднюю деревянную стенку, потрогала ее. Зажмурила глаза, открыла глаза. Почесала кончик носа и задумалась о степени настоящести носа, о том, как он вообще смог зачесаться, если здесь, по сути, он не совсем реальный, а спроецированный ею по аналогии с миром настоящим…

– Не о том думаешь, – вмешался Ярый. Лиза спохватилась и перекрыла мысли.

– Так. Хорошо. Если и здесь, и там он одинаковый, следовательно, он и внутренне себя ощущает ровно так, как и снаружи. Верно?

– Верно.

– Он чувствует себя… невольником?

– Ему внушили, что он должен таким быть. И он поверил. Это его правда. Как думаешь, как выглядит его душа его глазами?

– Наверное, она… я не знаю. Но очень хочу знать.

– Она сломана. Закована в цепи. Внутри себя он выглядит вот так, – Ярый посмотрел на Лизу, и тот час ее руки, ноги, все тело целиком оказалось закованным в звенящие цепи и тяжелые кандалы. Металл давил на грудь так, что стало тяжело дышать, от холодных прикосновений звеньев по телу побежала дрожь.

Лиза выдохнула, закрыла глаза, подняла руки, встряхнула их – и цепи с грохотом упали вниз.

– Но их же легко сбросить, – заметила она.

– Тебе легко. А он – не ты. В него они вросли. Они – его часть. Он их сбросит. Он их уже сбрасывает. По кусочку. Звено за звеном. С кусками душевной плоти. А это больно, девочка.

– Почему ты ему не поможешь?

– Этим занимается лекарь. Я могу только подтолкнуть. Я подталкивал. Но до выздоровления еще далеко.

– Почему?

– Потому что основную работу он должен проделать сам. Но он не хочет. Не может. Не верит, что сможет – он уверен, что не сможет. Он не готов.

– А как его подготовить?

– Так же, как я готовлю тебя. Постепенно. Чтобы со временем он сам захотел сбросить их.

– А как именно?

– А ты подумай, может, и придумаешь.

– Порой ты очень вредный кот! – в сердцах возмутилась Лиза.

– Так и есть, – Ярый равнодушно пожал плечами. – Вернемся к образам.

– Да-да. Конечно. Продолжай.

– Второй тип образов – сознательные. Те, которые ты создаешь сама, по желанию. Давай потренируемся. Открой мне мысли. Ненадолго. И попробуй представить что-нибудь. Я создам образ того, что ты представишь.

– Цветок можно?

– Что хочешь.

– Так, хорошо… пусть это будет роза. Хотя нет, не роза, а ромашка.

На белом пространстве вырос цветок. Лиза присела рядом с ним и поморщилась – ромашка больше походила на детский рисунок, разве только что объемный. Белая, с идеально симметричными лепестками, с гладким желтым кружком посередине и на прямом, ярко-зеленом, стебле.

– Девочка. А листья у ромашек есть?

– Есть, – на цветке выросли листочки.

– Они точно похожи на идеально ровные капли? И прямо из стебля растут? А прожилки у них есть? Края? Рваные или вот такие? Или они совсем не такие?

– Я… не помню.

– А стебель? Он у нее гладкий или шершавый? Покрыт волосками или шипами? Прямой или извилистый? Или она кустом растет? И точно ли такого зеленого оттенка? А лепестки? Однослойные или нет? Тычинки? А запах у ромашки какой?

– Как же все непросто… – Лиза всеми силами старалась вспомнить, как именно выглядит ромашка, но цветок почти не изменился.

– Просто будь внимательнее снаружи. Смотри вокруг, трогай предметы, запоминай. Создать свой мир непросто. Надо точно знать, как выглядят предметы, примечать мелочи. Вода. Какая она?

– Прозрачная. Мокрая. Она течет, – неуверенно ответила девушка. Перед ней разлилась лужа. Девушка вспомнила кое-что еще, и на поверхности воды появилось рябое отражение и ее, и Ярого. Девушка потрогала ее пальцем – и постучала, как по стеклу. Добавила еще одно свойство, и палец погрузился в лужу.

– Уже лучше. Теперь, смени свой привычный образ на другой. Можешь закрыть мысли. Со своим образом во мне ты можешь делать что угодно. Он целиком твой и от меня и моего желания не зависит.

– Прямо сейчас?

– Да.

– А я готова?

– Готова. Это просто. Надо знать, что у тебя получится, и хотеть этого. Приступай.

– А во что?..

– Во что хочешь. Давай, – он исчез, появился за спиной девушки и прижал ее к себе за плечи. – Закрой глаза. Расслабься. В первый раз не всегда получается сразу. Это нормально. Представь то, чем ты себя ощущаешь. Четко. Представила? – Лиза едва заметно кивнула. – Теперь перестройся. Просто знай, что у тебя получится. Ты – то, что ты представляешь. Давай. На счет три открой глаза. Готова? – Лиза еще раз кивнула. – Три.

Лиза выгнула трубой хвост, пошевелила усами и раскрыла глаза. В зеркале напротив отражалась рыжая лисичка с бусинками-глазами, маленькая, слишком пушистая и слишком яркая, как игрушечная, и девушка поверить не могла, что там она и есть.

– У тебя получилось, – вальяжно прошел вокруг нее кот.

Лапкой Лиза поиграла с его хвостом. Шерсть кота встала дыбом и он грозно зашипел, выпустив когти. Лисица рассмеялась и отскочила назад, скаля острые, как иглы, зубы, а после быстро юркнула в высокую траву. Кот поступил умнее – он просто убрал всю поляну, и спрятавшаяся было лиса недовольно проворчала:

– Так нечестно! – и приняла привычный образ.

– Что ты почувствовала?

– Это очень странно, но… ничего. Как будто ничего не изменилось. Ну, то есть, я хотела идти и шла на четырех лапах, перебирала ими так, как нужно, и не путалась в ногах, а еще хвост, но… все равно чувствовала себя собой.

– Ха. Так и должно быть. Ты не превратилась в лисицу. Ты просто приняла ее образ. Ты – не лисица. Ты – не то, что сейчас сидит передо мной. Ты понимаешь?

– Наверно, да.

– Завтра потренируемся еще. Поэтому, будь внимательнее снаружи. Рассмотри уже мир, в котором живешь. Если создашь хороший образ, а не вот такую жалкую ромашку – перейдем к заданиям посложнее.

– А что это за задания?

– Я же сказал. Сложные, – кот уморительно закатил глаза. – Хватит вопросов. Тебе пора.

– Нет, ну какой же ты порой… вредный! – наигранно сердито ответила Лиза. – Я хочу выйти!

И нехотя ушла.

Глава 14
Подари мне цветы!

Рональд работал во дворе и неотрывно смотрел в сторону леса. Она ушла туда с утра. Она ушла сразу после завтрака, вместе с лесным чудовищем. Ей не терпелось в лес уйти. Она весь завтрак улыбалась. Всем. И ему, и Грэгору, но чаще всего – супругу. Она сияла.

«Почему так долго? Что они там делают?..» – то и дело всплывали колющие мысли, а глаза упорно смотрели не на то, что руки делают, а в лес. И Рональд понимал, что еще немного, еще чуть-чуть – и он не сможет делать вид, что с ним все хорошо. Он выдаст себя с головой. И хозяин обо всем догадается. И тогда… тогда…

Что сделает Грэгор, если узнает? Оставит ли он потенциальную преграду на пути к важному делу в доме? Преграду, которая может все испортить? К которой девушка тянется сама, возможно, и забавы ради, но все же? Которой она говорит прекрасные слова? Которая от таких слов теряет голову и хочет к девушке прикоснуться, обнять, прочувствовать ее, пригладить волосы, убрать за ухо прядь?..

Рональду хотелось плакать. Он чувствовал себя как на минном поле: сделай один неверный шаг – и все рухнет в одночасье. На месте трудно устоять, идти вперед – опасно. Он только представил, что когда-нибудь потеряет голову и все-таки ее обнимет, и вдруг их увидит Грэгор, и все поймет, и… и… додумать дальше не получалось, там все было перетянуто леденящей мглой.

Рон посмотрел вокруг себя. Любимый дом, любимый двор, Грэгор, промелькнувший у окна, Биззи на поляне, цветы, ворота. Он прикипел к дому всей душой, знал каждый куст и каждый камень, любил Грэгора всем сердцем, и вдруг представил, что может всего лишиться, по собственной вине. Вот так вот, сразу, раз – и все. Его здесь нет. И так ему стало жутко, что холод по нутру разлился. Он не мыслил себя без этого места, врос в него, стал его частью.

А потом Рон представил, что больше никогда не увидит Лизу. И стало еще страшнее, до одури.

Она незаметно стала для него всем, смыслом жизни, ему безумно нравилось делать что-то для нее, заботиться о ней, готовить то, что она любит, выносить ей зонтик, плед, убирать волосы с расчески, заваривать утром чай с сухими ягодками земляники и многое, многое другое; и без нее, без ее приятных слов, без сказанного вслух «спасибо», без ямочек на щеках, без хитрого лисьего взгляда – для Рона весь мир бы померк и рухнул. Мир уже рушился. С тех пор, как он вышел на крыльцо и в первый раз ее увидел. Испуганную, хрупкую такую, с серьезным взглядом, с кровоподтеком на щеке. Он ненавидел того, кто посмел ее тронуть. Он ненавидел Ярого, которому она предназначалась. Себя он тоже ненавидел, за то, что так тянулся к ней.

Рон чувствовал себя в смертельной западне.

С огромнейшим трудом прогнал прочь гнетущие мысли, умылся ледяной водой, попробовал отвлечься на дела. Собрал груш и яблок к столу – потому что она их любила, и потому, что, по словам Грэгора, в ее положении полезно есть побольше фруктов. Помыл, отрезал все лишнее, сложил в красивую вазочку и поставил напротив того места, где она сидела. Пока еда не приготовилась, быстро собрал белье с веревки, сложил в аккуратные стопки. Земля у гербер пересохла, и между прочим Рон набрал из колодца ведро воды и выставил его на солнце – чтобы нагрелась для полива.

Подумав, добавил в вазочку с фруктами ягод. Без клубники. Потому что Лиза клубнику разлюбила. Наверное, не стоило тогда набирать целое ведро и ограничиться тарелкой, но кто же знал, что она за вечер её съест…

Перед тем, как поставить чайник на огонь, отлил из него немного воды. Чтобы разбавить чай ей – она не любила горячий.

Зеленое полотенце повесил на ее стул. Она всегда пользовалась именно им, потому что у Лизы любимый цвет – зеленый. У нее и крохотная заколка в волосах, удерживающая непослушную прядь – зеленая. И большая часть одежды. И глаза. Красивые, зеленые глаза.

Услышал, как хлопнула входная дверь. Услышал ее звонкий голос. Обрадовался так, что чуть не обжегся об раскаленную плиту. Подхватил с полки стопку посуды. Вся белая, а одна тарелочка – с зеленой каемкой. Единственная уцелевшая из тех, что он умудрился перебить в первые дни переезда, извлеченная из-под груды обломков. Она много значила для него, навсегда осталась особенной, символом чего-то светлого и большого.

Как можно более красиво расставил все на столе, ей – ту самую тарелочку; долго вспоминал, по какую сторону кладутся вилки, по какую ножи, к огромному огорчению так и не вспомнил. Разложил еду. Позвал всех обитателей обедать.

Она пришла и села напротив. И девушка на Рона внимания почти не обращала, скользила равнодушным взглядом, мимолетно, задумавшись о чем-то, накручивая на палец прядь; и как-то странно себя вела. Щупала скатерть, долго смотрела на вилку, словно в первый раз ее увидела; проводила по гравировке ногтем, украдкой попробовала металл на зуб. И переговаривалась с супругом молча, тот опять жесты подавал.

Лиза так сильно погрузилась в себя, что вожделенное «спасибо» в конце обеда не сказала. Просто встала, перекинула косу через плечо и ушла.

Расстроенный Рональд убрался на кухне, прихватил острый ножик, новые ленты и вышел во двор. Перенес к цветам ведро с согревшейся водой, взял ковшик, сел на землю, полил герберы. Задумался. Обычно уход за клумбами отвлекал его и Рон забывал обо всем на свете, но сегодня отречься от мыслей никак не получалось, и в голове прочно стояла она. «Зачем Лиза сказала, что я ей нравлюсь?..» – спросил он ближайшую лиловую герберу, покачивающуюся на ветру. Та в ответ промолчала, как обычно, и стало еще грустнее.

«Да и что я могу ей дать?» – с тоской подумал Рональд. У него ничего нет, не было и не будет. Его судьба – всю жизнь зависеть от Грэгора, надеяться на его милость. А хозяин не вечен и ему уже немало лет. Что будет дальше? Неизвестно. Да и потом, Рональд проигрывает Ярому во всем: тот свободен, независим, грамотен, умен, силен и умеет делать волшебные вещи, неподвластные Рону, он странный и загадочный. И если с Грэгором что-то случится, то Лизу с Ярым ждет, как минимум, не безнадега. Чудовище не мечено лицом и сможет что-нибудь придумать; а что может предложить невольник с хищной татуировкой, маленький и низкорослый, которому никогда не стать свободным? Грэгор с трудом научил Рона читать хотя бы по слогам, писать он так и не научился; освоил счет, а складывать или вычитать не очень получалось; у него нет особых способностей и знаний, нет перспектив, возможностей. Шаткое будущее. Удивительно, что девушка на него, такого, вообще внимание обратила.

Рональд только сейчас понял, в каком плачевном положении находится. Единственное, что он может предложить – самого себя, а нужно ли оно Лизе? Смешно. И потом, девушка просто сказала, что он ей нравится, а мало ли, что именно она имела в виду? Это каким же нужно быть наивным глупцом, чтобы сидеть и строить какие-то планы, из-за пары оброненных слов!.. Да его за одни только мысли, что он думает сейчас, следует выпороть хорошенько и выбить дурь из головы, чтобы не мнил о себе много; отправить работать на поля, где он и родился, заставлять пахать с утра и до ночи, до изнеможения, чтобы…

– Привет. А что ты делаешь? – раздался мелодичный голос за спиной. Рон от неожиданности облил себя водой и выдернулся в реальность. Позади стояла девушка и с любопытством на него смотрела. Он тут же обо всем забыл, в голову закралась эйфория.

– Я… я букет хочу собрать.

– Вот из этих маленьких подсолнухов и больших ромашек? – присела Лиза рядом.

– Да нет же, – улыбнулся он. – Это не подсолнухи и не ромашки. Это герберы.

– Я в них не очень разбираюсь. Ну то есть розу я еще узнаю, а остальное не совсем, – она задорно прищурилась. – А можно мне посмотреть, как ты его будешь делать?

– Конечно можно. А давайте по вашему вкусу соберем тогда? – воодушевился Рональд. – Тебе какие больше нравятся?

– Вот эти, желтые, – указала она на «маленький подсолнух» и удобнее села на траве, поджав под себя ноги.

Рональд взял ножик и подрезал сочный стебель. Еще один. Еще. Еще.

– Из всех желтых не очень красиво будет, разбавить бы. Белыми или красными. Тебе какие больше нравятся? – поднял на нее глаза.

– Давай белые, – хитро улыбнулась девушка. И ямочки на ее щеках мигом прогнали недавнюю хандру.

Рональд срезал три белых цветка. Сел с ней рядом, разложил на траве цветы, и, подхватывая по одному, быстро сложил букет, укладывая герберы по спирали, несколько раз повернув их вокруг оси в левой руке.

– А-а, смотри, он как цветочный шарик! – восторженно ахнула девушка.

– Стебли голые, их бы прикрыть. У нас только папоротник растет, – Рональд поднялся, подошел к забору, срезал три крупных листа. – А под них можно чуть-чуть мелких цветов добавить, можно даже и ромашек, вот этих, кустовых, вам что больше нравится, ромашки или вот, хризантемы?

– Ромашки.

– Хорошо. Сейчас, – он сорвал три тонкие ветки с ромашками, вплел их между стеблями, обложил листьями папоротника, расправил, зубами зажал ленту, белую, отмотал с пол метра, разрезал ножиком – и надежно перевязал весь букет аккуратным бантом. Подровнял стебли, показал результат Лизе.

– Как красиво! Какой ты молодец! – в восхищении выдохнула она. – Где ты так научился?

– Меня садовник научил, в том доме, где я раньше жил. Теперь их надо в вазу, воды главное много не наливать, иначе стебли гнить начнут, и в вашу комнату поставить. Они долго не вянут. У нас на кухне как раз есть подходящая, – растерянно ответил Рональд. А внутри него все пело.

– А ты знаешь, – девушка поднялась с земли и встала напротив. – Мне ни разу не дарили цветы. Давай ты мне не просто его дашь, а подаришь?

– Подарить? А я ни разу не дарил, – смутился он порядком.

Рональд посмотрел на дом, пробежался взглядом по всем окнам – не видит ли Грэгор? – и решил попробовать. Она же просит. Стоит напротив, смотрит на букет восторженными глазами и ждет. А разве ей можно отказать? Вот только Рональд слабо представлял, как это делается, и в чем разница между подарить и просто дать, а еще его одолели сомнения – ведь подарить ей что-то, это уже не молча обожать. Это считается ухаживанием, открытым. Это под строжайшим запретом. Такое с рук уж точно не сойдет. Подобное хозяин подавно не простит.

А Лиза стояла, смотрела и ждала. Среди цветов, в его рубашке.

И Рональд улыбнулся, галантно протянул букет, склонил голову и сказал:

– Лиза, это тебе. Самой прекрасной девушке на свете.

– Спасибо! – приняла она букет и тут же зарылась в цветы носом, вдыхая сладкий аромат. – Мне это так… приятно очень, – девушка опять растерялась, как и тогда, на крыльце под звездами, и так же мило улыбнулась.

И Рональд понял, что тает. И что ради блеска этих глаз и ради ямочек волшебных соберет хоть тысячу букетов. И ни один не даст! А все до одного – подарит.